Загадочная история в Совете Земли

Александр Абрамов, 2019

В 2996 году раса людей находится на пике своего развития и влияния во Вселенной, где правит мудрый и справедливый искусственный интеллект. Доктор Брандт и полковник Санди, уже не раз решавшие самые трудные загадки современной Земли, столкнулись с историей, в которой практически нет ни улик, ни свидетелей, а все вокруг считают, что жертва умерла своей смертью…

Глава 4. Церемония прощания

— Бота просто разорвало своим же лучом, — сказал доктор Брандт, когда они летели в аэромобиле домой. — Своим же собственным лучом. Свет, что он посылал, возвратился обратно с огромной скоростью. От переизбытка суэт-энергии в нем прожгло дыру и повредило его внутренний мозг. Охотники что-то нашли, Филипп. Хотите — верьте, хотите — нет.

— Может быть, бот был слишком старый? Когда последний раз он у вас проходил профилактику?

— Бот был абсолютно новый.

— Значит, еще слишком сырой, и в нем что-то перемкнуло, — стоял на своем полковник Санди.

— Вы не хотите воспринимать очевидных фактов, да? Охотники нашли истинную причину смерти советника Дудика, и тем самым мы обнаружили себя. Оно уничтожило охотников, развернуло суэт-энергию в скан-бот и использовало связь с охотниками, чтобы оглушить меня. Разве это не очевидно?

— Доктор Брандт, я не хочу показаться грубым, но, по-моему, вы до сих пор не отошли от шока.

— Вы упрямы, как баран, друг мой. Советник Дудик был убит оружием неземного происхождения. И остается еще большой вопрос, каким путем его провезли на Землю.

— У вас пока нет никаких доказательств, кроме собственных догадок и взорванного бота.

— Собственных догадок мне достаточно.

— К сожалению, их недостаточно для комиссара Перье.

— Озвучивать их я буду далеко не ему.

Дома они плотно поужинали вкуснейшим гаспачо из шавочильских помидоров, после чего доктор Брандт, как всегда в это время, заперся у себя в лаборатории, где свершались все его грандиозные открытия и конструировались великие изобретения. Филипп, наконец, мог использовать эту возможность, чтобы расслабиться и подумать о произошедшем за день во время игры на своем любимом инструменте.

«Машина ужаса», или «аппарат смерти», или «самое ужасное изобретение человечества» — это лишь часть эпитетов, которые доктор Брандт подбирал для старого оригинального рояля Бехштейн, практически раритета, стоящего в общем зале на втором этаже. Филипп просто обожал его и не упускал ни одной лишней минуты, чтобы посидеть и посочинять за ним новые музыкальные произведения. Мир музыки перевернуло появление огромного разнообразия инструментов со всех обитаемых планет Вселенной. Представители рас, уже давно вступивших в состав Империи, объединялись в оригинальные группы, пытаясь найти то самое звучание, которое хорошо бы ложилось на ухо любого народа, но слишком разный диапазон слуха делал эту задачу не такой уж простой. И вот сегодня утром появилось сообщение о том, что какая-то группа нашла именно то звучание. Что ж, нужно еще посмотреть, что из этого вышло.

Пока остальные гнались за модой и технологиями, Филипп консервативно отдавал предпочтение старой доброй классике. На эту тему у них постоянно возникали споры и разногласия с доктором: тот категорически не переносил звуки фортепиано в своем присутствии, мотивируя это своей детской психологической травмой. Якобы его мать, известная на всю Вселенную пианистка Кассандра Брандт, еще с малых лет заставляла его ежедневно по несколько часов в день упражняться на этом «аппарате смерти», и с тех пор у него выработалась на него стойкая аллергия. Долгие споры привели лишь к одному компромиссу — Филипп может сколько угодно музицировать в отсутствии доктора Брандта в доме, и лишь шесть часов в неделю, когда он находился дома. По его словам, это тот предел, который его уши способны стерпеть. Однако Филипп был великолепно осведомлен о расписании доктора Брандта, и спокойно предавался любимым звукам фортепиано, когда тот находился вне зоны досягаемости — у себя в лаборатории или во время променада в саду.

Он увлекся игрой на добрых два часа, как услышал проносящееся мимо громогласное «Ла-ла-ла-ла!». Филипп замер в ожидании, задержав пальцы над клавишами, и, спустя лишь пару минут начал снова осторожно играть. Как тут же в ответ раздалось то же самое «ла-ла-ла», а мимо него из одного конца зала в другой пронесся доктор Брандт, заткнув уши пальцами. Это был верный признак надвигающегося скандала. Филипп закрыл крышку рояля и спустился вниз.

Он застал доктора у самого выхода, тот куда-то собирался.

— Что за детский сад вы там устроили? — спросил полковник Санди.

— Не хотел, чтобы всякий смрад проникал в мои уши.

— Вы что, уходите, доктор Брандт?

— Да, сегодня должен состояться интересный вечер в «Мантолин-Рай».

— Я думал, вы останетесь дома, порефлексировать над сегодняшним днем.

— Над ним я уже поразмыслил, мой дорогой друг. Я бы и рад поделиться с вами своими умозаключениями, но, во-первых, вы, как всегда, поднимете на смех все мои доводы, а, во-вторых, у меня появились неотложные дела, поэтому отложим все разговоры до завтра, — сказал доктор Брандт и приторно улыбнулся.

— Неотложные дела в «Мантолин-Рай»? Это же обычная вечеринка.

— Точнее, вечер встреч господ и дам, кто хочет провести его в приятной компании за интересной беседой.

— Называйте это как хотите. Но могли хотя бы ради приличия позвать меня с собой.

— Чтобы снова услышать вежливый отказ? Такие места созданы не для вас, друг мой, там слишком много женщин. До встречи.

И, быстро кивнув, доктор Брандт выскочил из дома.

Он был удивительно обаятельным человеком, способным очаровывать и влюблять в себя, невероятным, магнетическим образом действуя на женщин! При всей своей карикатурной внешности — невысокого роста, с залысиной, сутулый и с внушительных размеров животом — он был фантастически притягательным человеком, излучавшим обаяние интеллекта. В интеллигентном обществе он слыл роковым мужчиной, не раз уводившим завидных красоток из-под носа типичных эталонов мужской красоты. При этом с каждым своим новым увлечением он обходился крайне учтиво, стараясь подарить хотя бы толику своей любви, и всегда расставался только на положительной ноте.

«Наверняка и сегодня доктор Брандт отправился за новым объектом вожделения», — с завистью подумал Филипп. В этом плане они были абсолютными противоположностями. Хотя полковник обладал и харизмой, и внешностью, и ростом настоящего мужчины, ему удивительным образом не везло с женщинами. К своему стыду, в свои годы он робел и уходил в себя, оказавшись рядом с мало-мальски симпатичной особой. Было ли это связано с его прошлыми неудачами на любовном фронте, или природной особенностью, или же ими вместе взятыми, могло быть известно лишь психологам, к которым полковник упорно отказывался идти.

Пользуясь отсутствием своего гениального друга, Филипп решил провести время в свое удовольствие: наигрался вдоволь на рояле, гулял с собаками, которых у него было аж пять штук. Пять австралийских овчарок удивительных окрасов скрашивали его мысли в минуты хандры. Вот и в этот раз полковник вернулся домой в приподнятом настроении, закрылся в кабинете доктора Брандта, налил себе виски со льдом и закурил кассабарийский табак.

Так и не дождавшись доктора, уже за полночь он лег спать. А наутро застал того с вечно-сияющим и свежим лицом за обеденным столом, поглощающим свой завтрак.

— Вы опять курили эту отраву вчера, Филипп, — провозгласил доктор, едва заметив его. — Каспер всю ночь проветривал комнаты, и все равно не смог избавиться от этого омерзительного запаха. Словно тысячи маленьких противных фей лезут ко мне в нос с такими же маленькими острыми топориками и устраивают там войну за господство над моим обонянием.

— Вы преувеличиваете, доктор Брандт, — улыбнулся полковник, садясь за стол. Каспер тут же поставил перед ним тарелку с дымящимся завтраком.

— Ничуть, — возмутился доктор Брандт. — Если бы вы не курили эту гадость, сами бы так же говорили. Это невыносимо.

— Как прошел вчерашний вечер в «Мантолин-Рай»? — быстро сменил тему Филипп.

— Замечательно, — улыбнулся доктор Брандт и замолчал.

Филипп смотрел на него в ожидании, а тот даже и не думал начинать свой рассказ. Подобное поведение было несомненной местью за их с Каспером насмешки, которые они постоянно лили на него.

— Бог мой, рассказывайте, доктор Брандт! — воскликнул Филипп. — Я же вижу, вам не терпится все нам поведать.

Доктор Брандт смерил его взглядом, и, видимо, решив прекратить притворяться обиженным, сказал:

— Я встретил там Эмили Гриссом.

— Какая неожиданная встреча! Так это поэтому вы так резко собрались и отправились в «Мантолин-Рай», даже не позвав меня, — догадался полковник Санди. — Посмотрели в жайкай, где она будет этим вечером, и, забыв обо всем, отправились туда?

— Нет, увидел приглашение на ее рабочем столе. О, Филипп, я восхищен этой женщиной, — закатил глаза доктор Брандт.

— И что, на этот раз она вас узнала?

— Мы очень мило побеседовали, и я проводил ее до дома, — пропустил колкость мимо ушей доктор Брандт.

— Вот как. А как же та ваша ученая, с которой вы даете эпистолярному жанру вторую жизнь?

— С Женей мы даже ни разу не виделись. Она превосходный человек и женщина великолепная, но мне ее поведение кажется крайне подозрительным. Уже три месяца она не может найти время для нашей встречи. Сильно сомневаюсь, что у геологов такой напряженный график работы. В этот раз она улетела куда-то в туманность Аш-син и не выходит на связь уже несколько дней.

— Может, перебои в жайкай, говорят, за пределами пояса Киаметерчи сеть появляется от случая к случаю, — предположил Филипп. — Так она геолог?

— Именно.

— Теперь понятно, почему она так заинтересовалась вами.

Доктор Брандт вопросительно посмотрел на него.

— Ей очень интересен песок, который уже давно сыпется с известного детектива, — захохотал Филипп.

Доктор Брандт не сдержал улыбку.

— Тем не менее, — поспешил он сменить тему. — Эмили оказалась прекрасным человеком и весьма начитанным собеседником. Она знаток своего дела, настоящий профессионал и, похоже, души в нем не чает. Что, впрочем, странно, учитывая, чем она, по сути, занимается. Постоянно иметь дело с трупами. Боюсь, в выборе этой профессии кроется масса комплексов.

— И загадок, — не преминул вставить слово Филипп, намекая на его страсть к загадкам.

— Я уверен, она окажется еще более интересным человеком, если копнуть глубже, — с удовольствием произнес доктор Брандт.

Филипп и Каспер настороженно замерли.

— И пригласил ее в гости в воскресенье, — закончил доктор Брандт.

— Снова за свое, — пролепетал Каспер.

— Вы неисправимы, доктор Брандт, — воскликнул Филипп.

— Возражения не принимаются, — самодовольно улыбался тот. — Каспер, у нас осталось еще мизурийское вино и те скользкие твари с Ваххаммета, которых ты уже давно грозился зажарить на углях, уверяя нас, что это чертовски вкусно?

— Вина нет, сэр, — невозмутимо ответил андроид. — Но я сделаю заказ, хоть наш месячный лимит практически иссяк. А цикули, именуемые вами скользкими тварями, лежат в камере и ждут своего часа.

— Как это иссяк? Еще даже половина месяца не прошла, — удивился доктор Брандт.

Каспер растерянно посмотрел на полковника Санди. Тот пожал плечами и уткнулся в тарелку с десертом.

— Филипп, вам бы пора сокращать дозы принимаемого горячительного. Наши месячные лимиты тают на глазах, как видите. И это при том, что они рассчитаны на двоих.

— Ой, вы все равно не почти не пьете, доктор, — отмахнулся Филипп. — Честно говоря, порядком раздражают все эти лимиты. Уже даже до такой степени, что хочется снова вернуться к товарно-денежным отношениям.

— Увы и ах, мой дорогой друг, — улыбнулся доктор Брандт. — Деньги канули в небытие уже четыре века назад. Чему я несказанно рад, кстати говоря.

— Чему же тут радоваться? Мы едим ровно столько, сколько нам разрешают. И если даже что-то очень хочется, придется ждать до нового заказа через три дня. А я не хочу через три дня. Я вот прямо сейчас хочу.

— Ну, в этом случае, вы всегда можете сходить в ресторан.

— Да, но тоже только один раз в день. Эти электронные паразиты по жайкай в ту же секунду оповещают все рестораны, что мне на сегодня уже хватит. А я, может быть, еще хочу.

— А это уже жадность и расточительство.

— Как ни называйте, а мы не свободны в собственных желаниях. Раньше в этом плане было проще, согласитесь. Пошел на работу, получил деньги, потратил, на что захотел, и счастлив.

— А вот это как раз и породило жадность и расточительство, — покачал головой доктор Брандт. — Увы, не соглашусь с вами, Филипп. Вы, видимо, забываете, какой ценой порой доставались эти деньги, и куда из-за них ушла человечность из людей. Свободы не должно быть так много, особенно, когда она — лишь иллюзия. Да и вообще, вспомните, каким был мир тогда. И каким он стал сейчас. И благодаря чему это все произошло, и что случилось бы, если бы не упразднение товарно-денежных отношений. Да человечество же воспряло после этого.

— Оно воспряло после создания Евы, — поправил Филипп.

— Нет. Ева стала лишь способом решения проблемы. Тем самым правителем, которому люди смогли всецело довериться. Идеей, если хотите. Идеей, которая вдохновила всех повернуть свою жизнь на правильный путь, на истинный путь развития и процветания. И посмотрите — это сработало.

— Роботизированной идеей, — вскинул брови вверх полковник Санди.

— Бросьте, Филипп, — отмахнулся доктор Брандт. — Я знаю, вы не из тех змееголовых, кто кричит на каждом углу, будто правительство искусственного интеллекта — это унижение человеческой расы, скудоумие, потеря нравственности и вообще страшный смертный грех. Человечество еще никогда не было так высоко в своем развитии, как сейчас. И рост влияния ни на секунду не замедляется, а развитие с каждым новым годом набирает все большие темпы.

— Кстати, она сегодня будет на церемонии прощания с советником Дудиком, — хоть как-то попытался сменить тему Филипп, уже жалея, что затеял весь этот разговор.

— Кто? Ева? Откуда такая уверенность?

— Прочел в утренних новостях. Вам пора бы тоже начать их читать, доктор. Хоть будете в курсе последних событий.

— Если я начну читать их, зачем мне будете нужны вы, Филипп? — ехидно заулыбался доктор Брандт.

— Ну, спасибо, доктор. Весьма любезно с вашей стороны, — засмеялся в ответ полковник.

— Нам тоже следует туда пойти.

— Не сомневался, что вы так скажете.

— Отдадим дань уважения прекрасному человеку, а заодно посмотрим на того, кто осмелился поднять на него руку.

— Даже если предположить, что советника действительно убили, неужели вы думаете, что он настолько глуп, чтобы появиться на похоронах своей жертвы?

— Уверен, что это кто-то из его ближайшего окружения. К сожалению, его ближайшее окружение — это весь руководящий состав Земли, подозреваемых более чем достаточно. Поэтому мы просто обязаны держать свои глаза открытыми, и убийца непременно покажет себя.

Церемония прощания проводилась, как и обычно, в сквере Единства Народов, который располагался на окраине Борнеша. Это был редкий, но высокотехнологичный лесок, пронизанный узкими улочками и дорожками. Сплошь и рядом он был усеян скейтроллами, которыми любой мог воспользоваться для прогулки между деревьев. Всезнающие статуи, которые отвечали на любой твой вопрос, дроиды для игры в Ксенах, исматеатры для просмотра фильмов на свежем воздухе, андроиды, сочетающие в себе мима, фокусника и акробата, и многое другое. Усыпанный фонтанами, мягкими лавочками и памятниками величайшим людям Империи, сквер раскинулся на десятки километров. Но стоило только леску заредеть, как взору представлялась главная достопримечательность — монумент Единства Народов. Столп человеческой, арканийской и нарьям-кар архитектуры. Три параллельных земле круга переплелись между собой, образуя в центре трилистник, и парили в воздухе, превозмогая силу тяготения. На каждом круге светилась надпись, какой из трех рас он принадлежит. Этот символ создавал основу для остальной конструкции. На него можно было подняться, прогуляться, потрогать светящуюся обонезийскую сталь. Колечки же поменьше обвивались вокруг контура каждого круга, не задевая его края, и так же парили в воздухе, но перпендикулярно земле. Таких колечек была масса, на каждом стояла светящаяся гравировка одной из рас Империи, тех из них, что были открыты первыми. Когда места на контуре основных колец не осталось, открытые вновь расы стали цеплять к уже имеющимся. Так выстроилась череда цепей, уходящая высоко в небо, напоминая всем о том, как безгранична Вселенная и велика Империя.

Довольно часто в сквере проходили концерты, народные гуляния и особо важные мероприятия, будь то митинг в поддержку жителей Мииры или, к примеру, прощание с одним из любимейших людей в Совете Земли среди народа. Во время них трилистник, образовывающийся в трех кругах, вздымался вверх, образуя сцену для выступлений. Сегодня в середине этой сцены стояла капсула с телом советника. Окутанная белыми портьерами, она парила в воздухе и кружилась вокруг своей оси, показывая всем тело и лицо лежавшего внутри советника Дудика.

Людей было очень много. Они полностью заняли три основных кольца монумента, а те, кто не поместился, наблюдал издали, с пригорков и холмов. Еще больше было скан-ботов, которые целым роем летали над сквером «Единства народов». Такое событие ни один новостной канал ни одной из галактик пропустить не мог.

Первым делом доктор Брандт выпустил трех скан-ботов, чтобы они записали всю церемонию с разных ракурсов. Неподалеку они заметили комиссара Перье с верным помощником Донтелло. Они стояли поодаль от основного скопления людей и пристально всматривались в толпу.

— Что они пытаются там увидеть? — нахмурился полковник Санди.

— У меня есть предположения на свой счет, но думаю, что лучше спросить у них самих, — проговорил доктор Брандт.

Не успели они сделать и двух шагов, как за их спинами послышался приглушенный голос.

— Доктор Брандт и полковник Санди! Каждая встреча с вами для меня — подарок судьбы.

Друзья обернулись. Перед ними стоял посол народа нарьям-кар на Земле, Шахр Заби Кунхтар-сан. Высокий, с коричневой жесткой кожей, усыпанной большими трещинами, как на сухой земле. Глаза ярко-зеленые, волосы густые и мягкие, длинные, заплетенные в косу.

— Посол Кунхтар-сан, — прищурился доктор Брандт.

— Если бы вы родились на нашей планете, вас бы носили на руках. И она всегда готова принять вас в свои сыны, — чарующе улыбнулся посол, протягивая ему руку.

— Боюсь, не смогу даже посетить вашу великую планету, — извиняющимся тоном произнес доктор Брандт, пожимая его ладонь. Она была очень шершавой и сухой. — У меня космофобия, мне становится плохо еще на вылете из стратосферы.

— Нарьям-кар чтит героев, которые способны побороть свои страхи, — не унывал Шахр, протягивая шершавую ладонь полковнику Санди, но даже не посмотрев на того.

— Не сочтите за оскорбление, но доктор Брандт даже ночное небо переносит, с трудом сдерживая рвотные рефлексы. А быть героем посмертно — удовольствие почетное, но малоприятное, — весело обратил на себя внимание полковник Санди. Его всегда забавлял этот тип. Каждый раз, когда они натыкались на посла нарьям-кар, он зазывал их поселиться на его родной планете. Видите ли, он считал, что такие гении, как доктор Брандт, непременно должны находиться на «величайшей планете Вселенной». Доктор Брандт тем временем постоянно находил отговорки от этого мероприятия. Сегодня вот причиной стала космофобия.

— Не претендую на ваши мировоззрения, — тут же успокоился посол Кунхтар-сан. — Но не сказать вам этого моя совесть не позволила.

— У вашей совести всегда развязывается язык при виде нас, — не унимался полковник Санди. — Не переживайте, мы привыкли.

Шахра не так легко было смутить. Народ нарьям-кар всегда и везде верил в собственную правоту, переубедить их в чем-то было очень сложно. Что им до шуток каких-то людей.

— Она говорит, потому что она есть, полковник Санди. Прошу меня простить, господа, но меня ждут на сцене. Мы могли бы переговорить после церемонии?

— Всенепременно, — улыбнулся доктор Брандт.

— О, только если вы этого хотите, — кивнул полковник Санди.

И посол, коротко кивнув, удалился.

— Вы постоянно над ним подтруниваете, Филипп! — строго сказал доктор Брандт.

— Он на это даже внимания не обращает.

— Но все запоминает.

— И, надеюсь, никогда не забудет.

— Осторожнее, друг мой. Нарьям-кар мстительны по природе своей.

— На Земле мне ничего не грозит, а на их планету я пока не собираюсь. Был там, и не раз, скучное место и сухое, как их кожа. Б-р-р. Так что, боюсь, послу Кунхтар-сан придется в одиночестве давиться собственным холодным блюдом.

— Вы же знаете, что он предлагает мне, а вас зовет только потому, что вы всегда рядом.

— Ах, простите. Вам он может предлагать сколько угодно, пускай только от меня отвяжется, — задорно улыбнулся Филипп.

Тем временем, церемония прощания была близка к своему началу. Народ прибывал. И вскоре к сцене с капсулой умершего невозможно было протиснуться. Совет Земли в полном составе вместе с родственниками советника Дудика расположился непосредственно рядом с капсулой, перед широкой прозрачной трибуной. Послы с других планет, кто лично, а кто через исму, образовали ближний круг, вперемешку с культурными и известными общественными деятелями Земли. Прямо за ними, без какого-либо разделения, стояли простые люди, кому судьба советника была небезразлична. Среди них было очень много и подданных арканийской империи. Арканийцы и советник Дудик сразу нашли общий язык, его часто называли «мостом» между Аркари-рарирай и Землей.

— По традиции, все желающие будут произносить прощальную речь. По той же самой традиции, их наберется немало. Ставлю на главу Совета Такано, — хитро прищурился полковник Санди. Они заняли место поодаль от монумента Единства Народов, на возвышении, откуда открывался великолепный вид на всю церемонию. Слышно и видно было предельно четко — основное действо проектировалось в увеличенном масштабе прямо над сценой, среди уходящих в небо цепей монумента.

— Это будет господин Сорбо, друг мой, — прищурился доктор Брандт, продолжая разглядывать толпу. Ни одна из мельчайших деталей обычно не могла укрыться от его глаз. И сейчас его взор был устремлен на трибуны, к ближайшему окружению советника. — Слишком глубоко его задела смерть друга. Помните, как рьяно он рвался стереть в порошок убийцу в кабинете.

— Пустые угрозы — последствие шока, — пожал плечами полковник Санди, внимательно всматриваясь в главу Совета Такано. — Видите, как нервничает Закари? Хотя подобные церемонии ему не впервой, он активно потеет и не знает, куда деть руки. Прямо как мальчишка. Весьма подозрительно, не находите?

— Господин Такано явно из-за чего-то переживает, — кивнул доктор Брандт. — И объяснение тут может быть только одно — появление Евы на церемонии.

— А причем тут она? — удивился Филипп. — Регулярное общение с ней — это часть его работы.

— Это единственное разумное объяснение, — пожал плечами доктор Брандт. — И спорю на что угодно — его нежелание встречаться с Евой вызвано пропажей записей из Капитолия. Кто это слева от капсулы?

— Та, что приложила к ней руку, как будто хочет взять Дудика за руку? — уточнил Филипп. — Его дочь, Гарезинда Дудик. А справа от нее — ее мать, бывшая жена советника, Селестин Дудик.

— Ее-то я как раз знаю. Весьма миловидная женщина, в юности имела громадный успех у мужчин, я полагаю. Но Гарезинда… — доктор Брандт запнулся. — Как вы и говорили, Филипп, полностью соответствует своему имени. Даже удивительно, как у столь прекрасной женщины и такого статного советника могла вырасти она.

— Думаю, они сами не ожидали, — усмехнулся полковник Санди. — Кстати, вы в курсе, почему они с советником развелись? Причем так тихо, что я узнал об этом спустя лишь полгода.

— А информации нигде и не было. Тайна, которая до сих пор тревожит всех. Кроме меня. Кстати сказать, я думаю, она начнет тревожить народ с новой силой ввиду последних событий. Даже удивительно, что никто так и не догадался. Это настолько очевидно. Я думал, разговоры пойдут уже сразу. Ан нет! Даже вы не поняли, мой дорогой Филипп.

— Так вы все-таки знаете, — осуждающе посмотрел на него полковник. Доктор Брандт лишь пожал плечами и загадочно улыбнулся. — Но откуда?

— Всего лишь заметил несколько деталей. А потом спросил у советника, и он подтвердил мою догадку.

— Тогда скажите и мне!

— Двадцать часов выжимания звуков ада из вашего, так называемого, инструмента минусом, и я расскажу вам все тайны семьи Дудик, которые знаю, — засиял доктор Брандт.

— Это шантаж! — возмутился Филипп. — Обойдусь без подробностей, пожалуй. Но знайте, что вы поступаете как минимум бессовестно!

— По-другому было бы неинтересно, — прищурился доктор Брандт.

Заиграла прощальная музыка, и тихие голоса в толпе стихли, а взгляды устремились на трибуну. Как из ниоткуда по левой лестнице стал подниматься женский силуэт в облаке синего света, исходящего из серебристой овальной исмы. Народ замер в благоговейном трепете. На трибуну вплыла Ева, так редко балующая своим реальным присутствием простой народ. Впрочем, реальным такое присутствие можно было назвать лишь с натяжкой, все-таки она была проекцией исмы. Но другого, кроме как виртуального, вида у нее не было и быть не могло. Она была одета в длинные белые одежды, а густые золотистые волосы спускались до поясницы и были заплетены в огромное количество кос. Острый подбородок и правильные черты лица наделяли ее божественной красотой. Лицо и тело традиционно были человеческими. Отдавая дань своим создателям, она появлялась в образе человека Земли всегда и везде, даже в отдаленных уголках Вселенной, на встречах с другими расами. Чтобы каждый понимал, что хоть она и руководит действиями Империи, создана она была людьми с Земли.

Ева поднялась на сцену и встала рядом с советником Такано, что-то ему шепнув. Тот угрюмо кивнул в ответ. Публика смогла оторвать взгляд от Евы, только лишь когда к трибуне вышел Соломон Мехта, помощник Голоса Народа советника Сорбо. Молодой парень лет тридцати, с печальным взглядом, от которого его лицо становилось самым доверительным из всех, какие только можно было встретить. Он встал перед трибуной и обвел взором народ, собравшийся у монумента Единства Народов. Ни Филипп, ни доктор Брандт, не угадали — церемонию открывал он, и всем не терпелось узнать почему.

— В этот печальный день я хочу поприветствовать всех вас здесь и сказать вам спасибо, — спокойно произнес Соломон Мехта. — Вас так много! Спасибо за то, что вы все сегодня пришли почтить память этого замечательного человека. Я знал его еще с моей учебы в академии, и мне до сих пор не верится, что больше не услышу его мудрых речей. Именно он научил меня терпимости. Как и многие, в юности я считал оскорбительным активное присутствие арканийских подданных в наших родных краях. Именно Пелкер Дудик раскрыл мне глаза и перевернул мое мировоззрение. Когда я впервые его увидел, то тут же рассказал о своих изысканиях, о том, что арканийцы пытаются просочиться в Совет, разрушить влияние землян во вселенной, перетянуть одеяло на себя и стать самой могущественной расой в Империи. Он ответил: «Нельзя верить в то, что ты только видишь. Земляне и арканийцы неразрывно связаны друг с другом с самого начала. И сколько длится наша дружба, столько ведутся разговоры о разрушении этих прочных связей». Я тогда очень оскорбился, назвал советника идиотом, раз он не видит очевидного у себя под носом, прямо в Совете Земли. Я был зол на него, отчасти из-за этого я пошел на факультет языкознания. Ничуть об этом не жалею, но за ту злость мне стыдно до сих пор. Даже после того, как мы узнали друг друга лучше, после того как я просил у него прощения за свою опрометчивость, мне было стыдно за это и стыдно до сих пор.

Соломон Мехта всегда говорил прямо и открыто, ничего не боясь. Как настоящий Голос Народа, он передавал мысли и идеи общественности как есть, на злобу дня. Только в нем все видели будущего преемника советника Сорбо, только ему прочили его место.

— Я не зря вызвался выступать первым, — продолжил Мехта. — Эта почетное право принадлежит главе Совета Такано. Но мы с ним переговорили и решили, что будет лучше, если я выступлю в самом начале, так будет честнее по отношению к Пелкеру и к вам. Я готов исполнить его последнюю волю и встать на место исполняющего обязанности советника внешней политики до тех пор, пока не пройдут выборы в Совет. А пока обязуюсь до конца оставаться преданным своему народу и добросовестно выполнять возложенные на меня обязанности.

Мнение присутствующих разделилось. Они стали изредка переглядываться, кто-то одобрительно кивал, кто-то морщился и мотал головой, а некоторые, коих было меньшинство, не отреагировали ровным счетом никак.

Конец ознакомительного фрагмента.