Медовый Спас

Александр Абалихин, 2016

На Земле массово погибают пчёлы, поражённые смертоносным вирусом. Умирающий от неизлечимой болезни городской житель находит спасение в глухой таёжной деревне, где сохранилась пасека. В тех местах происходят странные явления.

Глава 3. Звон-остров

Павел и Игорь передали Анатолия широкоплечим бородачам, а потом сами выбрались из лодки.

— Несите раненого в нашу избу. У нас есть место. Отец с матерью не будут против, — предложила Фотиния.

Игорь и Павел направились к большой избе, стоявшей возле причала. Туда же бородачи, которые были очень похожи друг на друга, понесли не подававшего признаков жизни Анатолия.

Фотиния направилась к сараю, вокруг которого росли высокие кусты отцветшей сирени.

Седобородый старик с выцветшими серыми глазами и кареглазая старушка, голова которой была повязана белым марлевым платком, встретили гостей на крыльце.

— Заходите, добрые люди! — пригласил хозяин.

В просторной избе было несколько комнат. Игорь и Павел зашли в самую большую комнату с двумя окнами. Обстановка здесь была простая — длинный стол, две скамьи, пара табуреток, шкаф, комод и покрытая белым покрывалом железная кровать, на которой лежал пушистый чёрный кот. В углу белела печь с лежанкой. На стене висели две винтовки.

Павел обратил внимание, что в избе не было электрических светильников.

— Прими раненого, Фёдор, — обратился к хозяину Игорь. — Фотиния сказала, что его можно к вам доставить.

— Где раненый-то? — спросил Фёдор.

— Его сейчас принесут, — сказал Игорь.

— Покорми гостей, Арина! — попросил хозяин старуху и обратился к гостям:

— А вы присаживайтесь за стол.

Хозяйка стала греметь кастрюлями за стеной, где располагалась кухня, а старик сел напротив Павла и внимательно посмотрел ему в глаза. Павел выдержал этот взгляд.

— Фёдор, — перестав глядеть гостю в глаза, представился старик.

— Павел, — ответил гость.

— Откуда родом будешь?

— Я москвич.

— Ясно, — проговорил Фёдор, но что именно ему было ясно, Павел не понял.

Бородачи внесли Анатолия в избу и положили его на кровать.

— Фёдор Петрович, мужик-то, похоже, собрался помирать. Спасать его надо! — забеспокоился один из бородатых мужиков.

— Пасечника уже ищут. Его недавно видели возле мастерских. Успеет ли он? — спросил второй бородач.

— Успеет. А вы ступайте. Раненому вы не поможете, а Родиону только мешать будете, — сказал старик.

Бородачи ушли, а вскоре в комнату зашла Фотиния.

— Пасечника уже позвали. Родион скоро сюда придёт, — сообщила девушка, мельком взглянув на Павла большими голубыми глазами.

— А где живёт пасечник? — поинтересовался Павел.

— В центре острова. Там у него пасека.

— Как быстро его известили, а я слышал, что у вас тут мобильников нет, — удивился Павел.

— У нас тут своя почта работает. Голуби быстро летают. Фотиния на пасеку голубя отправила с запиской, — объяснил старик.

— А вы сами здесь давно живёте? — поинтересовался Павел. — Вроде как говорите вы по-городскому.

— Угадал. Я не из коренных обитателей Звон-острова. Да и большинство из старожилов уже по-старому не говорят. А я со своей женой Ариной сюда тридцать пять лет назад перебрался. Вот и Фотинию здесь родили, — хозяин кивнул на смутившуюся и зардевшуюся девушку.

— Гляжу, у тебя, дед, красивая дочь. Только вот имя у неё странное, старинное, — сказал Павел.

— По святцам так вышло, — сказал Фёдор и попросил дочь:

— Фотиния, выйди ненадолго. Мне с гостем нужно поговорить. Да и при лечении раненого тебе здесь находиться необязательно.

Как только Фотиния вышла из комнаты, хозяин набросился на Павла:

— Какой я тебе дед?! Мне ещё нет пятидесяти лет.

— Простите, — сказал Павел.

— Да, видно старит меня борода. Пора мне её сбрить. Это у нас отец Савелий придумал, чтобы мы бороды не брили. Отец Савелий строгий, — сказал Фёдор. — Говорят, давным-давно он в глаза стал осуждать своего церковного начальника за то, что тот ездит на дорогом импортном автомобиле. Да и денежки приходские пустил на строительство своего загородного дома с золотыми люстрами и с бассейном.

— Эка невидаль! Да у нас так многие чиновники поступают, — махнул рукой Павел.

— А священник — это не чиновник, мил человек! Он духовное лицо. Люди смотрят, как он живёт — добродетельно или нет. Оттого в городах и сёлах многих у нас бардак и творится, что многие истинную веру утратили, в церковь только для вида ходят и свечки ставят так, чтобы их другие прихожане заметили — мол, и они — как все, значит, в Бога веруют, как положено. Изредка к нам приходят новые люди и рассказывают, что мало что меняется в лучшую сторону на Большой Земле.

— Я считаю, что вера в Бога должна быть в душе человека.

— Так в этом никто и не сомневается. Вот представится у тебя возможность — поговоришь на эту тему с отцом Савелием. Он тебя наставит на путь истинный и подлечит. Вид у тебя, гляжу, нездоровый, — заметил Фёдор и спросил:

— Как же вы в наших краях очутились?

— Летели на самолёте, который потерпел крушение. Мы выжили. Потом вышли к избушке на берегу Уклейки, а там нас Игорь подобрал, — рассказал Павел.

— Я вовремя подоспел. Его друга — Анатолия сильно рысь порвала, — сказал Игорь.

— К нам всякие люди попадают — и больные, и здоровые, и добрые, и не очень. Вот, например, километрах в восьмидесяти от нашего острова три человека выжили после падения легкомоторного самолёта. Случайно они вышли к Светлому озеру. Мы их к себе жить взяли. А иные люди сюда намеренно приходят, чтобы обосноваться на Звон-острове. У нас есть друзья в городах, которые помогают таким людям.

— Здорово, мужики! Где раненый? — раздался громкий голос.

Павел оглянулся. В дверях стоял могучий широкоплечий седобородый мужик в синей рубахе, подпоясанной красным широким кушаком, и в белых штанах. В правой руке он держал холщовую сумку.

— Здорово, Родион! — приветствовал его хозяин.

— Здравствуйте! — сказал Павел, удивившись росту и стати пасечника, которому, судя по количеству морщин на лице, было много лет.

Родион посмотрел на Павла и сказал:

— Гляжу, ты вроде не раненый, но болеешь. Бледный ты и хлипкий. Тебя надо подлечить.

— Ты сначала Анатолию помоги. Ему сейчас хуже, чем Павлу. Без сознания он. Помирает, — сказал Фёдор и кивнул на кровать, где лежал Анатолий.

— Какой он толстый! — удивился Родион. — Вы решили меня удивить? Ну и гости к вам пожаловали — один тощий, как жердь, а другой жирный, словно кабан.

Пасечник подошёл к кровати, на которой лежал Анатолий и, мгновенно сменив шутливый тон на серьёзный, поинтересовался:

— Кто его так?

— Рысь, — ответил Павел.

Родион пододвинул табуретку к кровати, на которой лежал раненый, извлёк из своей сумки вату, бинты, острый нож, иглу, суровые нитки, бутылку с завинчивающейся пробкой, баночки с завинчивающимися крышками, наполненные тёмно-коричневыми жидкостями и мазями. Всё это пасечник разложил на чистом полотенце, которое хозяин постелил на стол. Родион открыл бутылку, смочил ватку спиртом и тщательно протёр ладони. Потом он снял с плеча раненого окровавленную тряпицу, промыл рану и стал её зашивать. Когда лекарь уже заканчивал работу, Анатолий застонал и приоткрыл глаза.

— У вас есть антибиотики? — поинтересовался Павел.

— Антибиотиков нет. Но у меня есть кое-что лучше, — уверил Родион.

Он порылся в сумке и вытащил банку, наполненную тёмной массой. Пасечник откупорил крышку и смазал тёмно-коричневым веществом рану Анатолия.

— Это прополис, — пояснил Родион.

Потом пасечник высыпал из другой банки себе на ладонь мелкие гранулы.

— А это — перга. Ему надо съесть несколько этих крупинок. Помогите мне — приподнимите ему голову, — попросил пасечник.

Павел поднял голову Анатолию. Тот снова приоткрыл глаза и разжал губы. Родион положил ему в рот несколько крупинок перги, а Фёдор протянул раненому стакан с водой. Анатолий сделал несколько глотков. Затем пасечник дал ему отвар из целебных трав и перебинтовал рану. Анатолий прикрыл веки и уснул.

— Он поправится, — уверил Родион. — Главное, чтобы спал жар. Сейчас у него высокая температура.

— Уже вечереет. Поедим, и надо спать ложиться, — сказал Фёдор. — Сейчас Арина щи принесёт. Угостим гостей. Супруга моя наваристые щи готовит.

— Спасибо, но у меня много дел, — сказал Игорь и вышел.

— Оставайся Родион! — попросил Фёдор.

— Нет. Пожалуй, и я пойду. Дел на пасеке много, — сказал пасечник, складывая в сумку свои вещи.

— А пчёлы не болеют? Не гибнут? Не набрасываются на людей? — заинтересовался Павел.

— Иногда болеют, однако ни на кого не набрасываются и не погибают, — ответил пасечник. — Как обычно, клещ их досаждает. Дымом его вывожу. Пчёлки после выздоравливают. В общем, ничего серьёзного с пчёлами не бывает. А вот ты сам болеешь серьёзно. Вид у тебя неважный.

— Болезнь у меня неизлечимая — рак, — сказал Павел и содрогнулся, словно получил удар током от произнесённого им же самим страшного слова.

— Не произноси это слово! Я тебе скажу: не бывает неизлечимых болезней. Бывают неизлечимые люди. Не захочешь лечиться — не вылечишься, — сказал Родион.

— Так ты этим нашим гостем и займись завтра, — попросил Фёдор.

— Отчего же не заняться? Завтра отведи его ко мне на пасеку. Вижу, что тяжело болеет мужик. Весь высох! Но полечить надо. И эту страшную болезнь можно победить.

— Ты его угости своими настоями, — предложил Фёдор.

— Сам знаю, что делать. Но тут одними настоями не обойдёшься, — сказал Родион.

Пасечник ушёл, а спустя несколько минут в комнату вошла Арина и принесла на подносе горшок со щами и миски. Вернулась в комнату и дочь хозяев.

Хозяева ели молча. Не разговаривал за столом и Павел. Когда поели, Арина и Фотиния собрали и унесли посуду. И тут проникновенно и величаво зазвонили колокола.

— Красиво колокола звонят, — отметил Павел.

— К вечерне колокола зовут. Звонарь у нас умелый. Серёжей звать. Всю душу вкладывает в свою работу. А душа у него добрая, хоть и невеликого ума этот человек. Уже тридцать лет ему, а ведёт себя, как дитя малое. Да и внешне он особенный. Он от рождения серьёзно болен. Но не только звонарь у нас талантливый. Сами колокола словно живые. Их отливал наш местный умелец — Григорий Агапов — рассказал Фёдор.

— Гляжу, вы тут всё сами делаете, без цивилизации обходитесь.

— Легко обходимся, — сказал Фёдор.

— А вы в церковь ходите? — спросил Павел.

— Нечасто ходим. Работы много, — ответил Фёдор.

— Слышал, отец Савелий, тоже людей лечит.

— Молитвами он врачует. Редко когда Савелий сам ходит по больным. Они сами к нему идут. Или немощного приносят к храму, если тот идти не может. А назад порой на своих ногах больные уходят. Отец Савелий наверняка уже в курсе, что вы объявились на нашем острове. Он сейчас молится за тебя и твоего товарища. После, когда рана у Анатолия начнёт подживать, он его обязательно подлечит. Да и тебе не мешало бы на службу сходить, — предложил Фёдор.

— Устал я. Прилечь хочется, — признался Павел.

— Ну, как знаешь! Тогда хоть в баньку сходи. Она уже натоплена. А потом в сарае на сеновале заснёшь. Идём! — позвал гостя Фёдор.

Хозяин и Павел вышли из избы и направились к бане, которая стояла на самом берегу озера, метрах в ста от избы Фёдора. В бане было прорезано маленькое незастеклённое окошко.

Павел с удовольствием попарился в пропахшей берёзовой листвой и хвоей бане, после чего Фёдор и Павел окунулись в прохладную озёрную воду.

Хозяин выдал Павлу белую рубаху и широкие серые штаны, пообещав, что его грязную одежду постирает хозяйка. затем Фёдор отвёл гостя в сарай, в котором под самым потолком было несколько маленьких окошек, затянутых марлей.

— Я сам, когда стоят тёплые ночи, ночую на сеновале. Воздух здесь свежий. Чтобы комары ночью не донимали, я оконца затянул марлей, — сказал Фёдор.

— Хорошо, что здесь окошки маленькие. В них медведь или рысь не заберутся, — заметил Павел.

— Не бойся. На острове вообще не водятся крупные хищники, — уверил его Фёдор.

— А мелкие хищники обитают?

— Этих много — куницы, хорьки и мыши.

— Мыши — это грызуны, а не хищники, — поправил хозяина Павел.

— Всё равно, мыши могут укусить. Умолкни, москвич! Ложись на сено и спи.

— Умолкну я скоро и надолго, — вздохнув, произнёс Павел.

— Никогда не произноси такие нехорошие слова, и долго жить будешь, — сердито произнёс Фёдор и вышел.

Павел закрыл дверь на щеколду и по приставной деревянной лестнице забрался на сеновал, под крышу сарая. За стеной, в пристроенной к сараю голубятне, некоторое время ворковали голуби. Когда на улице стемнело, голуби угомонились и затихли.

В сарае, как и в избе, электричества не было.

«При свечах живут, бедолаги. А ведь, если у них есть свои металлурги, охотники, звонари и священники, то должны быть и электрики. Уж ветряную электростанцию вполне могли бы соорудить», — подумал Павел.

Он с наслаждением вдыхал аромат душистого сена и прислушивался к мерному шуршанию накатывающихся на берег волн, к шелесту перебираемых ветром листьев. К этим звукам вскоре присоединился гул комаров, собравшихся возле затянутых марлей окошек. Под эти баюкающие звуки Павел заснул.

Проснулся он посреди ночи из-за светившего ему в глаза лунного света, проникшего через окошко. Павел повернулся на другой бок, но заснуть уже не смог. Павел окончательно разгулялся и спустился с сеновала. Отряхнувшись от налипшего сена, он распахнул дверь и вышел на улицу. Ночь была звёздной и прохладной. Назойливые комары набросились на Павла.

Он вышел на берег, где свежий ветерок прогнал гудящих маленьких кровососов. Шагая по покатым валунам, он добрался до кромки воды. Волны накатывались на огромный валун, на котором он стоял. Павел посмотрел на освещённый бледным светом луны причал, возле которого на волнах покачивались лодки, и увидел белую женскую фигуру. Не склонный к мистике Павел, тем не менее, вздрогнул. Эта фигура показалась ему бесплотной. Он отошёл от воды и поспешил к сараю. Однако что-то заставило его оглянуться. Павел снова увидел на причале женский силуэт и узнал стоявшую женщину. Это была Фотиния. Имя Фотиния, по мнению Павла, не подходило этой юной красавице. Он нисколько не удивился бы, если бы так звали монахиню или древнюю старуху, но дочь Фёдора и Арины была совсем юной.

Павел направился к ней. Фотиния оглянулась и вздрогнула.

— Вы меня напугали! — испуганно произнесла девушка.

— Не спится? — спросил Павел.

— Да. Я люблю смотреть на озеро ночью, когда светит луна. Очень красиво блестит вода.

— Тебя отец не будет ругать?

— Нет. А за что?

— Не опасно одной находиться ночью возле озера?

— Нет. Ведь на острове не водятся хищники. Жила, говорят, очень давно, на другом краю острова, в берлоге медведица с медвежатами, да застрелили их уже давно. А другие хищные звери на Звон-остров не идут. Людей боятся.

— Не очень-то они боятся, — возразил Павел, вспомнив про вышедших к потерпевшему крушение самолёту медведей и напавшую на Анатолия рысь.

— Вы о вашем раненом друге сейчас подумали?

— Да.

— Так ведь вы были в тайге без оружия.

— Оружие у меня было. Я топором рысь убил.

— Вообще-то сильный хищный таёжный зверь только ружья боится.

— А где вы берёте оружие?

— Некоторые люди сюда со своим оружием приходят. А несколько лет назад военный вертолёт упал в тайге. В нём оружие было и ящики с патронами. Пилоты погибли. Правда, это случилось далеко отсюда. Наши мужики замучались оружие на Звон-остров доставлять. Теперь у нас даже четыре автомата есть. А ещё раньше по реке Уклейке плыла пустая моторная лодка со сломанным двигателем. Хозяин видно утонул или звери его задрали, а двигатель в моторке был сломан. На дне лодки лежали канистры с керосином. Их мужики доставили на Звон-остров. Мой отец одну канистру у нас в сарае схоронил.

— Значит, вы тут крепко обосновались.

— Крепко. Я тут с самого рождения живу. На острове всегда было спокойно. А вот когда меня отец с собой в тайгу брал, я сильно волновалась. В тайге звери — хозяева. Отец меня учил, что нельзя хищного зверя пугаться. Зверь чувствует, когда его не боятся и уходит.

— А зимой по льду на остров звери не забредают?

— Разве что кабаны. Те никого не боятся. А волки, росомахи, рыси и медведи не идут на наш остров. Звон-остров дымом и человечьим духом пропах. Зверь это чует. К тому же, теперь у нас колокола часто звонят — зверь из-за их звона тоже нашего острова сторонится.

— Отец твой сказал, что у вас тут только куницы, хорьки, да мыши водятся.

— Ещё на острове зайцы и белки живут. А ещё из живности — домашние овцы есть, небольшое коровье стадо, куры, утки и кролики. Говорят, кроликов с Большой земли завезли давным-давно. Некоторых длинноухих выпустили на волю. Теперь они много нор нарыли на другой стороне острова и вблизи Медной горы.

— Озеро здесь словно живое. И ночь словно живая, — сказал Павел. — Не пойму, откуда-то слышится нежный шёпот. То ли это шелестят листья на деревьях, то ли волны шуршат, набегая на камни, то ли звёзды что-то шепчут.

— Вы рассуждаете так же красиво, как дядя Лёня. Он сочиняет стихи и музыку и поёт задушевные песни. У него есть старая гитара. А ещё он рожки делает.

— Значит, он талантливый человек.

— Дядя Лёня — охотник. Всем остальным он для души занимается. Он сам так говорит. А ещё у нас есть звонарь Серёжа. У него здорово получается в колокола звонить. А вы сами ничего не сочиняете?

— Нет.

— Жаль. А ведь, наверное, можете. Ведь вы так красиво говорите, — разочарованно сказала Фотиния.

— Сам не знаю, с чего это я так заговорил? Возможно, из-за приближения моей жизни к финалу?

— Зачем вы так говорите? Вы ещё молодой! Мы вас тут вылечим. Даже ваш раненый товарищ выживет.

— Устал я всем рассказывать, что серьёзно болею.

— А что у вас болит?

И вдруг Павел понял, что у него сейчас действительно ничего не болит. Боль ушла вместе с его прошлой жизнью. Он удивился этому, но не обрадовался, зная коварство страшной болезни.

— Знаешь, Светлана, мне не хочется обсуждать мою болезнь.

— Ну и не надо. А почему вы меня так чудно назвали?

— В переводе с греческого Фотиния — означает светлая. В городе тебя бы звали Светланой.

— У нас на острове женщин с таким именем нет. Ну, я, пожалуй, пойду домой, — хрустальным голосом произнесла девушка.

— Я тебя провожу, — предложил Павел.

— Зачем? — искренне удивилась девушка. — Какой вы странный! До избы вздумали провожать, когда до неё рукой подать.

Фотиния направилась к своей избе. Павел проводил её взглядом. Вскоре в одном из окон избы Фёдора загорелся слабый дрожащий огонёк. Как догадался Павел, Фотиния зажгла свечу. Вскоре свеча погасла. Павел ещё немного постоял на причале, а потом вернулся в сарай, закрыл дверь и забрался на сеновал. Лунный свет уже не светил в окошко. Павел немного поворочался и крепко уснул.

Спал он мало. Едва забрезжил рассвет, как закричали петухи. Павел вышел на улицу и осмотрел местность, погружённую в синие утренние сумерки. Село начиналось от берега и занимало нижнюю часть склона холма, на вершине которого располагался храм. Избы стояли среди старых высоких яблонь, рябин, берёз и елей. Приусадебные участки были разделены низкими некрашеными заборчиками с редким штакетником. Между участками вились уходившие вверх узкие тропки.

Павел направился на причал. Над озером стелился рваный туман. Его молочно-белые клочья висели и над лесом. В озере несколько раз плеснулась крупная рыба.

Налюбовавшись озером, Павел решил прогуляться по селу и изучить окрестности. По узкой тропке между заборами он проследовал мимо двух соседних изб и вышел на более широкую дорожку, проложенную между двумя рядами утопавших в зелени бревенчатых домов. Огородов возле домов он не приметил. Когда Павел проходил мимо одной из изб, во дворе забрехала собака.

Павел ощутил умиротворение от осознания своего единения с природой, спокойствием и тишиной. Он поднимался вверх по дорожке на удивление легко, словно не был тяжело болен. Дома по обе стороны от тропы закончились. Теперь с двух сторон к дорожке подступал густой смешанный лес. От этого светлого, просвечиваемого утренними лучами солнца леса исходило спокойствие, а не гнетущее ощущение постоянной опасности, как это было в тайге. Звон-остров показался Павлу оазисом среди дикой тайги, подступавшей со всех сторон к Светлому озеру.

Вскоре дорожка разделилась на две узкие тропки. Павел выбрал более широкую из них, и пошёл дальше. Когда впереди, за деревьями, уже просматривался деревянный храм, он остановился перед очередной развилкой. Одна вытоптанная дорожка вела вверх, к церкви, а вторая, едва заметная тропка, терялась в траве и уходила вниз, к небольшому оврагу, по дну которого протекал журчащий ручей. Павел решил сначала спуститься к ручью. Он сбежал в овражек и остановился возле ручья, через который был перекинут узкий мостик из посеревших от времени и воды брёвнышек. Вдоль ручья росли мелкие голубые цветы, похожие на незабудки. Павел долго стоял, радуясь прекрасному утру. Потом он опустился на колени, склонился над и опустил ладони в ледяную прозрачную воду. От его тени бросились врассыпную блеснувшие мелкие рыбёшки, словно льдинки, проскользнувшие между его пальцев. Павел зачерпнул пригоршню воды и выпил живительную влагу, ожёгшую его язык и горло холодом. Он припал к воде и стал жадно пить.

Затем Павел встал и прислушался к своим ощущениям. Он не чувствовал привычной Боли в желудке. Павел подумал, что Боль, возможно, никогда не вернётся к нему, если он останется жить на Звон-острове. Он с восторгом посмотрел на нежно-зелёные листья склонившейся над ручьём ольхи, которые просвечивали под солнечными лучами, пробившимися сквозь кроны высоких деревьев, и подставил лицо под капельки влаги, падавшие с ветвей нависавшей над мостиком плакучей ивы. Капельки приятно щекотали его щёки.

Он вспомнил своё детство и летние каникулы, которые проводил в деревне у бабушки. Всякий раз, когда Павел приезжал в деревню, он знал, что впереди его ждут три месяца счастья, которые будут тянуться долго, словно целая жизнь. Его и сейчас переполняло ощущение глупого счастья.

Над овражком разлились торжественные гулкие звуки. Зазвонили колокола. Павлу показалось, будто он попал в сказочный мир, приветствующий его и радующийся его появлению. Он выбрался из оврага и направился к стоявшей на вершине холма церкви. Павел приблизился к каменной полутораметровой ограде. Пройдя немного вдоль ограды, он упёрся в кованую калитку. Павел открыл её и прошёл на территорию храма.

Снова раздался громкий колокольный звон. Павел запрокинул голову и посмотрел на колокольню, на которой маячила сутулая фигура нескладно сложенного человека, который бил в восемь небольших колоколов, выводя необычайно красивый звон. А потом звонарь несколько раз ударил в большой колокол, висевший в центре колокольни. Гулкий металл мерно загудел, и величественные звуки растеклись по плотному, пропахшему запахами полевых цветов, травы, сена и хвои, пряному воздуху. Павел словно вошёл в резонанс с этими звуками и даже стал мерно покачиваться в такт движениям звонаря, который, ухватившись за верёвку, примотанную к тяжёлому металлическому языку, бил им по колоколу. В тело Павла вливался звон, и его ослабленный болезнью организм наполнялся энергией радости и жизни.

Звон прекратился, отозвавшись несколько раз гулким мелодичным эхом, и Павел услышал голоса людей, приближающихся к церкви. Вскоре показались направлявшиеся к храму взрослые мужчины, женщины и несколько подростков. Мужчины были одеты в белые рубахи и широкие штаны, а женщины — в белые сарафаны или длинные платья, головы их были покрыты белыми платками. Среди этой процессии Павел заметил своих знакомых — Фёдора, Арину и Фотинию, которая, проходя мимо, лишь мельком взглянула на Павла. Сегодня на Фотинии было белое платье.

Не обращая внимания на Павла, люди зашли в церковь. Павел последовал за ними. Просторный храм был заполнен. Внутри пахло ладаном. Свечи отбрасывали трепещущие блики на иконы. На амвоне стоял высокий полный русобородый священник в чёрной рясе, читавший молитву.

Павел терпеливо отстоял службу и вышел из церкви, когда началось причастие.

Возле калитки Павел дождался Фёдора с семьёй. Фотиния шла следом за родителями. Павел подошёл к ним.

— Здравствуй! — приветствовал Фёдор Павла и пожал ему руку.

— Доброе утро! — сказал Павел.

— Тебе хорошо бы причаститься, — посоветовал Фёдор.

— Не готов я пока к причастию. А почему не все в церковь пришли? Вот и пасечника не видно.

— Многие сельчане в церковь вообще не ходят. А Родион постоянно работой занят, поэтому в храме редко бывает, как и литейщик Агапов. Они только по большим праздникам посещают службу. А пасечник, как и многие другие жители Звон-острова, ещё старинные языческие обряды исполняет. Вот и молодёжь стала отмечать языческие праздники. Вот Ивана Купала скоро праздник состоится, — хмуро посмотрев на смутившуюся Фотинию, ворчливо произнёс Фёдор. — Я считаю, что не годится такие праздники отмечать. А отец Савелий при всей его строгости уверен, что запрещать их нельзя. Люди сами должны к истинной вере прийти.

— Скажешь, отец, что и Медовый Спас, который скоро будет, нельзя отмечать? — спросила Фотиния.

— Это ещё почему? — удивился вопросу дочери Фёдор.

— Так ведь молодёжь купается на Медовый Спас в озере вечером, девушки своих женихов маком обсыпают. И скотину старики купают в Светлом озере. А ведь эти обычаи имеют языческие корни. Но никто из стариков и даже отец Савелий не противится таким праздникам.

— Ещё пироги и пряники с освящённым мёдом на Медовый Спас следует печь, — включилась в разговор немногословная супруга Фёдора.

— Главное, что вода на Медовый Спас освящается. Смываются разные грехи и хвори. Испокон веков в этот день в воде купаются. И вовсе это не язычество. Ведь в освящённой воде омовение происходит. И в тот день бывает крестный ход к воде под колокольный звон. Старые колодцы чистят, а новые в этот день освящают, — сказал Фёдор.

— Судя по всему, Медовый Спас вы тут все празднуете — и старые, и молодые, и посещающие церковь и те, кто на службу не ходит, — заметил Павел.

— Это так и есть. Медовый, Яблочный и Ореховый Спас все празднуют, впрочем, как Рождество, Пасху, Троицу и другие праздники, — согласился Фёдор.

Когда все прихожане вышли из церкви, к беседующим вышел кареглазый священник.

— Молодцы, что вы одного из наших гостей в храм привели, — сказал священник.

— Павел сам пришёл, — сообщил Фёдор.

— Это славно, — проговорил отец Савелий и обратился к Павлу:

— Ты чаще заходи в церковь. Молитвы да богоугодные дела часто людей излечивали от тяжёлых болезней. А ты болеешь сильно, судя по твоей худобе. А как здоровье раненого гостя?

— Анатолий под утро в себя пришёл. Ему лучше стало. Он даже есть попросил. Съел несколько ложек овсянки с мёдом, — сказал Фёдор.

— Зря вы раненого одного оставили, — покачал священник. — Я с вами сейчас к нему схожу, — решил отец Савелий и крикнул, обращаясь к сутулому молодому белобрысому человеку, который вышел из храма:

— Серёжа, оставайся в церкви! Приберись.

В сутулом юноше Павел узнал звонаря. Сгорбленная фигура звонаря, его немного выпирающий живот, детские черты лица, серые невыразительные глаза, приоткрытый рот, резкие движения рук и непроизвольные нервные кивки головой вызвали у Павла чувство жалости. Он удивился — откуда только взялся талант звонаря у этого нескладно сложенного больного молодого человека?

Звонарь скрылся за дверью храма.

— Как ловко этот юноша управляется с колоколами! — сказал Павел. — Сразу и не скажешь, что это он сейчас был на колокольне.

— Сергей уже не молод. Просто внешность у него такая. Болен он с самого рождения. Лицо у него детское. Разговаривает он мало, зачастую — сам с собой. Зато Серёжа исполнителен и не чурается никакой работы. Талант у него от Бога. Вот сегодня он свою музыку на колоколах наиграл, — отметил отец Савелий.

— Не может быть! — изумился Павел.

— Он часто наигрывает свою музыку. И вот что интересно: не только молитвы, но и звон от церковных колоколов исцеляет душу и тело. Проверено. Несмотря на то, что Сергей часто не духовную музыку исполняет, а свою. Хотя по праздникам он так Благовест играет — заслушаешься! А трезвон и перезвон исполняет — просто душа замирает от счастья.

— Серёжа играет так, словно душа его с небес спустилась, — добавила Арина.

— У нас на Звон-острове всё целебное — и колокольный звон, и воздух, и ароматы хвои, трав и цветов, — с гордостью произнёс Фёдор. — Пасечник говорит, что неспроста мёд на Звон-острове такой ароматный и вкусный. Да и лечебными свойствами он обладает небывалыми. Родион считает, что мёд такой славный из-за душистых местных полевых цветов. А я полагаю, что сам наш Звон-остров — святое чистое место, а мёд такой из-за того, что пчёлы слушают небесную музыку, которую Сергей наигрывает на колоколах. Действительно, колокольный звон пчёл успокаивает. Я это замечал, когда бывал на пасеке у Родиона. Когда колокола звонят, он даже дымом пчёл не обкуривает. Спокойно они себя ведут. Здесь, на Звон-острове, место особое — травы и ягоды лечат тяжёлые хвори.

— У нас живёт много бывших горожан, которые сюда попали больными, и вскоре выздоровели, — взглянув на Павла, сказала Фотиния.

— Только Родион считает, что это он мёдом со своей пасеки, прополисом и пергой, а также земляникой, собранной на Медной горе, тех больных вылечил. А я думаю, что больные поправились, потому что никакого лечения не чурались и в выздоровление своё верили. Вот и ты, Павел, не отказывайся от Божьей и людской помощи, и верь в своё выздоровление, — посоветовал Фёдор.

— А я и не отказываюсь. Наоборот, чувствую себя здесь, на Звон-острове, намного лучше, нежели в городе. Даже про свою болезнь уже стал забывать, — признался Павел.

— Павел, вы к нам придёте завтракать? — спросила Фотиния.

— Приду, — с готовностью согласился Павел.

— Только сначала ты сходи к пасечнику. Родион тебя ждёт, — сказал Фёдор.

— Можно я провожу гостя на пасеку? — спросила Фотиния.

— Проводи, — разрешил Фёдор.

— Я вас всех жду на вечернюю службу, — пригласил отец Савелий и направился к храму.

Фёдор с супругой пошли по дорожке к селу, а Фотиния повела Павла через овраг по узкой тропке. Они перешли по мостику ручей, выбрались из оврага и стали подниматься на соседний высокий холм, склоны которого поросли высокой шелковистой травой, в которой прятались спелые крупные ягоды земляники. Над мелкими розовыми гвоздиками, разбросанными среди травы, кружили мерно гудевшие шмели и пчёлы. Местные пчёлы были настроены миролюбиво, и Павлу показалось, что он попал в прекрасный иной мир.

Павел и Фотиния поднялись на вершину холма, на которой росли редкие берёзы и кусты орешника.

— Это и есть та самая Медная гора? — спросил запыхавшийся из-за крутого подъёма Павел.

— Нет. Медная гора далеко отсюда, за пасекой, — пояснила Фотиния.

Она набрала пригоршню спелой душистой земляники и протянула Павлу пряные сочные тёмно-красные ягоды. Павел с наслаждением съел ароматные ягоды и сказал:

— Никогда не ел такой вкусной земляники.

Он посмотрел на плывшие по небу кучевые облака, подсвечиваемые золотистыми лучами поднявшегося над островом солнца. Затем Павел перевёл взгляд на бирюзовую гладь озера, лежащего посреди тёмно-зелёной тайги.

— Правда, хочется подняться в небо и полететь над озером? — спросила Фотиния.

Павел кивнул и с восхищением посмотрел на девушку. Фотиния была красива. В столице он уже давно не встречал таких красавиц. Белое платье подчёркивало её стройную фигуру. Павла восхищали её бездонные синие глаза, светлые волосы, прядка которых выбивалась из-под платка, милая улыбка и ямочки на щёках.

Он взял её за руки, притянул к себе и поцеловал её в мягкие губы, которые пахли мёдом и земляникой. Фотиния отстранилась.

— Какая же ты красивая, Светлана! — сказал Павел.

— Почему ты меня снова так назвал? — удивилась Фотиния.

— Мне кажется, будто это твоё настоящее имя. Оно больше тебе подходит.

— Странно. Именно так хотела назвать меня мама. Однако отец настоял, и при крещении меня наименовали Фотинией.

— Фотиния тоже хорошее имя. Я тебя так буду называть при людях. А Светланой стану называть, когда мы будем наедине.

— О чём ты говоришь? У нас так не принято… Я и так удивилась, что меня отец с тобой отпустил. Видно он считает тебя больным, а ты, я гляжу, выздоравливать начал.

— У вас тут суровые обычаи?

— Нет. У нас тут не суровые обычаи. Просто тебе слишком много лет.

Павел грустно посмотрел на Фотинию.

— Прости, я не хотела тебя обидеть. Хотя, мне ты очень нравишься и мне наплевать на разницу в возрасте. Вот только если узнает Пётр…

— Это кто такой? — поинтересовался Павел.

— Сын Игоря, который тебя сюда привёз. Пётр за мной давно ухаживает. Все считают его моим женихом.

— Вот как? — грустно произнёс Павел.

— Но я его не люблю. Он скучный. Пётр никогда не будет долго стоять на берегу озера, смотреть при свете луны на набегающие на берег волны и рассуждать, как шепчут звёзды, — сказала Фотиния и попросила:

— Пожалуйста, назови меня ещё раз Светланой.

— Светлана, нам ещё долго идти?

— Нет. Спустимся с холма, пройдём по мосту, переброшенному через узкий залив, а там, за перелеском, находится пасека, от которой недалеко до Медной горы. Мост можно и обойти, но в тех местах сплошные заросли кустарника, да и идти в обход далеко.

Они пошли дальше.

— Я слышал, ваш литейщик из руды, добытой в Медной горе, отливает колокола.

— Да. Все колокола для церкви он вместе с подмастерьями делал. Агапов не только колокола отливает, но и всякий инвентарь изготавливает — лопаты, грабли, вилы и топоры.

— А подковы он куёт?

— Зачем? Лошадей на острове нет.

— Что ж не завели?

— Откуда мне знать? У нас на острове есть три поля, которые засеиваем пшеницей, рожью и овсом. А пашет у нас дядя Игорь.

— Так он не только охотник?

— Не только.

— И что же, он сам с плугом ходит?

— Нет. Зачем сам? У него лось для этого есть.

— Лось — это фамилия или прозвище?

— Лось — это животное.

— Так он на сохатом пашет? — изумился Павел.

— Ну, да.

— Чудно тут у вас — на диких животных пашете.

— Этот лось ручной. Однажды поздней осенью звонарь Серёжа подобрал на берегу озера маленького лосёнка, который по льду добрался до Звон-острова. Видно его мать волки задрали или она просто умерла.

— И как же сохатого пахать заставили? Ведь лоси дикие животные.

— Серёжа особые слова знает. Он лосёнка Дружком назвал, как пса, а собаки верны человеку. Вот лосёнок и выполнял команды звонаря, а точнее — просьбы. Командовать Серёжа не умеет. Добрый он очень, чтобы командовать. Серёжа своего Дружка пахать научил. Сначала Дружок маленький плуг таскал, почти игрушечный. Для них это была игра. А потом дядя Игорь это приметил и уговорил Серёжу ему Дружка отдать для работы.

— Интересно взглянуть, как лось пашет, — улыбнулся Павел.

— Ещё увидишь.

В этот момент послышался громкий хлопок, за которым последовал шумный протяжный вздох. Павел насторожился и посмотрел на серебрящееся под солнечными лучами озеро.

— Это озеро снова вздохнуло. У нас так об этом явлении говорят, — сказала Фотиния.

— Что это за явление? — удивился Павел.

— Этот звук на самом деле больше похож не на вздох, а на стон. А наши рыбаки называют эти звуки зовом озера. Иногда на поверхности озера можно заметить большой пузырь, который потом лопается с хлопком.

— Из-за чего тот пузырь появляется?

— Разное говорят. Мой отец считает, что это бывает, когда со дна озера поднимаются газы. Но никто точно не знает, из-за чего так бывает. Ведь это же не болото — вода в озере чистая. Откуда в озере газам взяться? Да ты этими пузырями, гляжу, заинтересовался. Только знай, что к такому пузырю приближаться опасно. Лет десять назад три рыбака далеко от берега ставили сети. Люди с причала видели, как возле рыбацкой лодки появился большой пузырь, который лопнул, хлопнул — и всё! — Фотиния безнадёжно махнула рукой.

— И что же случилось с рыбаками?

— Пропали вместе с лодкой. Утонули, наверно. Среди них был Пахом — родной брат Игоря, который тебя сюда доставил. Пахом — дядя Петра.

Павел нахмурился.

— Не обижайся — я постараюсь как можно реже упоминать о Петре, — пообещала Фотиния.

Они подошли к мосту, переброшенному через узкий залив, глубоко вдающийся вглубь острова.

— Давай искупаемся, — предложила Фотиния.

— Ты собираешься плавать в одежде?

— Я обычно так купаюсь в озере возле села.

— А пузырей не боишься?

— Возле острова их не бывает. К тому же, известно: если недавно пузырь взорвался, следующего несколько дней не будет.

— А где мы спустимся к воде?

— Мы не станем спускаться. Давай прыгнем с моста!

Павел покачал головой.

— Или ты боишься? — спросила Фотиния. — Тут не расшибёшься — залив глубокий и камней на дне нет.

— Да ничего я не боюсь, — сказал Павел и вдруг вспомнил, что преследовавшая его Боль отступила. На этом острове он ощущал себя здоровым.

Фотиния ступила на мост, сложенный из шести длинных брёвен, связанных канатами. Павел последовал за ней. Они вышли на середину моста.

— Здесь до воды метров десять будет, — сказал Павел, стараясь ничем не выдать своего волнения.

— Я уже не раз прыгала с моста в воду. Мальчишки тут часто ныряют.

Фотиния подошла к краю моста, прыгнула и ушла под воду. Вскоре она выплыла на поверхность и помахала рукой Павлу.

Павел, зажмурился и шагнул…

Он ушёл под воду и вокруг него забурлили мелкие воздушные пузырьки. От холодной воды у него перехватило дыхание.

«Как же неудобно плавать в одежде!» — подумал Павел, вынырнув на поверхность

Неподалёку он увидел Фотинию. Она весело засмеялась, закричала: «Догоняй!» и быстро поплыла к берегу. Павел не смог догнать её. Когда он вышел из воды, Фотиния уже стояла на берегу.

— Мы поступили безрассудно. Теперь надо сушить одежду, — сказал Павел.

— Зачем? — удивилась девушка. — Сегодня жаркий день. Одежда на нас быстро высохнет.

— Думаешь, не простудимся?

— Не простудимся. Ведь сейчас не зима. А ты смелый, — сказала Фотиния. — А вот Пётр испугался — не смог с моста прыгнуть.

— Опять этот Пётр! — в сердцах воскликнул Павел.

В это время над озером послышался нарастающий гул.

— Что это? — заволновалась Фотиния.

Павел поднял голову и посмотрел ввысь. Над озером, в сторону Звон-острова, летел небольшой белый вертолёт. С ужасом в глазах Фотиния смотрела на приближающуюся винтокрылую машину.

— Ты не боишься прыгать с моста, а испугалась обыкновенного вертолёта? — удивился Павел.

— Отец и дядя Игорь рассказывали мне про упавшие в тайге вертолёты, но я никогда не думала, что такая штуковина может прилететь к нашему острову

Вертолёт приблизился к острову в районе причала и скрылся за деревьями. Стрекотание винтов стихло.