После тебя только пепел

Алекс Хилл, 2022

Алена Миланович привыкла подчиняться чужой воле и терпеть издевательства. Вся ее жизнь – сплошные страдания. На этот раз ее наказанием стал Волковский колледж – пристанище для беспризорников и малолетних преступников. Сможет ли она ужиться на новом месте? Помощь приходит неожиданно от того, кого боготворят студенты и кем восхищаются даже самые строгие преподаватели. Но помощь ли это? Наставник суров, опасен, очарователен и непредсказуем. Его методы жестоки, маски разнообразны, игры безумны, а мотивы скрыты под мраком тайны. Он – пожар в ее жизни. А после пожара… остается только пепел. Новинка от автора бестселлеров «Передружба. Недоотношения» и «Поймать свободу» Алекс Хилл. «После тебя только пепел» – остросоциальный роман о поиске себя, преодолении страхов и ежедневном выборе, который определяет нашу жизнь.

Глава 5

POV: Алена

Готовлюсь к худшему. Даже к тому, что полечу из окна вслед за телефоном Мнаца, но ничуть не жалею о содеянном. Использовать Машу? Такой подлости я не ожидала, даже от него. Мое тяжелое дыхание замедляется, вспышка силы потихоньку угасает. Мнац не двигается с места и ничего не произносит, по всей видимости, переваривая мою выходку. Жду продолжения борьбы, как вдруг удивление на его лице сменяется… Радостью? Что?!

Сверкают белые зубы, на гладких щеках появляются неглубокие ямочки. Мнац запрокидывает голову и громко смеется. Низкий веселый смех заполняет крохотное пространство комнаты и заставляет поверить в невозможное. Неужели ему действительно понравилось то, что он увидел? Бред. Снова чувствую себя идиоткой.

Вдоволь насмеявшись и спалив пару десятков моих нервных клеток, Мнац опускает подбородок и смотрит так, будто видит впервые. Если раньше этот взгляд чуть ли не резал кожу, то теперь кажется, что меня обнимает родной и близкий человек. С теплом и непонятно откуда взявшейся гордостью.

— Это было круто. К такому я не был готов. Молодец, Алена.

Он хвалит меня за то, что я выбросила его телефон в окно? Ну точно больной!

Мнац шагает вперед, и я отшатываюсь в сторону, освобождая ему дорогу. Он открывает окно шире и с интересом выглядывает во двор:

— Далеко улетел?

— Не знаю… — тихо отвечаю я.

— Хороший бросок, — говорит он, разворачиваясь, и опирается одной рукой о подоконник. — Ты меня уделала. Вот это сюрприз. Я думал, что уже все разгадал, но на самом деле… — Он разочарованно вздыхает, и озорная улыбка исчезает с его лица.

Так и знала. Все это его забавляет, но не останавливает. Молчание Мнаца вновь вызывает панику. Ему нужно запретить думать на законодательном уровне, потому что после таких пауз обычно следуют выводы, раскалывающие меня на части.

— Ты так рвешь жопу за других, — монотонно произносит он, голос сквозит то ли огорчением, то ли сожалением. — Тогда вступилась за брата, теперь — за подругу. А ты, Алена? Как же ты? Почему не защищаешь с такой уверенностью себя? В чем причина этой ненависти и безразличия? Я считал, что ты не можешь себе помочь, но это не так. Ты не хочешь.

Прижимаю подбородок к груди, его слова слишком тяжелые. Они давят на затылок и плечи, так и норовя поставить на колени. Слышу шаги Мнаца, чувствую поток воздуха, что ударяется о мое дрожащее тело. Теплая ладонь ложится на плечо, обрывая дыхание.

— Чего ты пытаешься добиться этим, Алена? Ждешь медаль, как самый порядочный человек на этой планете? Почему ставишь других выше себя?

Открываю рот, пересохшие губы с трудом отлипают друг от друга. Не знаю, как ему объяснить. Тот, кого любят столько людей и кто постоянно окружен вниманием, не поймет, каково это… когда тебя не любит никто.

— Пожалуйста, уйди. Я верну деньги за сломанный телефон. Не знаю когда, но попытаюсь как можно скорее.

— Я ничего не говорил о деньгах, и мне плевать на этот чертов телефон.

— Тогда просто оставь меня в покое.

Он отступает, и я поднимаю на него взгляд, мысленно умоляя сделать то, что прошу. Эмоции легко читаются на его лице, он даже не пытается их скрыть. Презрение в искривленных губах, злость в напряженной челюсти и холодная ненависть во взгляде.

— Я тебя услышал, Алена. Надеюсь, и ты сможешь меня услышать. Ничего не изменится, пока ты не поменяешь себя. У кого-то уже нет такой возможности, а у тебя есть, но… ты просираешь свою жизнь, вместо того, чтобы жить.

Отворачиваюсь и обнимаю себя за плечи, не желая принимать его наставления. Я знаю, что делаю, и верю, что когда-нибудь это должно сработать.

— Мне жаль, — непонятно зачем произносит Мнац, но фраза разливается обжигающей болью по сердцу.

Он гасит за собой свет и закрывает дверь. Сгибаю окаменелые ноги, присаживаясь на кровать. Интуиция подсказывает, что на этот раз я все-таки победила, но не потому, что сильнее его. Он мне позволил. Скорее всего, решил, что игра больше не принесет ему удовольствия. Но это выход. Все закончилось.

В руке вибрирует телефон. Маша проснулась. Теперь нужно придумать, как доходчиво объяснить подруге, на кого она нарвалась, не рассказывая всей правды. Мнац предупреждал, что о нем лучше не болтать лишнего. Думаю, будет разумно придерживаться этой позиции и дальше.

POV: Мнац

Мелкие капли дождя приятно охлаждают кожу, вечерняя тишина дарит простор для мыслей. Поверить не могу, что увидел именно это. Снова! Черт возьми, опять эта наитупейшая и бесполезная черта характера — жить ради других, для их комфорта и безопасности. Теперь понятно, почему с Аленой все изначально пошло наперекосяк.

Это провал. Полнейший и оглушительный.

Вытаскиваю из лужи телефон, экран вдребезги. Далеко Алена его зашвырнула. На это сил хватило, а на помощь себе нет? Даже смешно. Поднимаю взгляд на окна женского общежития. Стремно признавать, но это не моя игра. Я не могу ей помочь. Поведение Алены — не слабость, а выбор. Ее выбор.

Возвращаюсь в свою комнату и стягиваю через голову вымокший лонгслив. Разбитый телефон раздражает, и я рывком открываю ящик письменного стола. Шарю рукой в ворохе проводов и стараюсь разглядеть содержимое в тусклом свете уличного фонаря, что заглядывает в окно. Достаю мобилу, которую выиграл в покер не так давно, вставляю сим-карту и подключаю зарядное устройство. Падаю поперек кровати, оставив ноги на холодном полу, и массирую пальцами глаза, в которых скопилось слишком много напряжения. Да, конкретно я облажался, но других вариантов не вижу. Пока не вижу.

Желания людей зачастую довольно примитивны: деньги, слава, свобода, любовь, самореализация. Простые, казалось бы, истины: не останавливайся и все получится. Но есть вещи, которые не поддаются контролю, как бы сильно ты ни старался. Когда ты неистово чего-то желаешь и все твои действия сводятся к тому, что ты пытаешься пробежать стометровку по воде и не утонуть, это выводит из строя. Невозможно! Как же я ненавижу это слово! Оно убивает лучше, чем нож или пистолет. Медленно и мучительно. И не только тебя, но и людей, которым ты дорог.

Ненавижу!

И эта ненависть — моя верная спутница вот уже три года.

Ровно в восемь вечера звонит телефон. Номер не определен, но это и не обязательно. Только один человек звонит мне точно по часам.

— Алло, — принимаю вызов.

— Привет, сын.

— Привет. — Сухость в горле мешает говорить, и я жду слов от отца, но он молчит.

Догадываюсь, что это значит. Хороших новостей нет.

— Какие прогнозы? — спрашиваю я, опуская ладонь на лицо.

— Мы можем продлить срок, но не… — Окончание фразы тонет в его горестном вздохе.

— Как долго?

— Год, в лучшем случае два.

— Когда мы ее повезем?

— Когда она согласится. Дань…

— Я знаю, — отвечаю, с трудом сохраняя спокойствие. — Я попытаюсь.

— Хорошо, — обреченно произносит отец. — Как у тебя дела? Как в колледже?

— Это имеет хоть какое-то значение?

— Конечно, имеет, — строго заявляет он. — Учеба — это важно.

В нос бьет едкий запах гари, вызванный воспоминаниями. Так же, как и в ту ночь, отчетливо ощущаю адский жар, что жжет нос и забивает легкие. Тело каменеет, ярость выходит из спячки. Нет ничего важнее жизни.

— Когда ты возвращаешься? — выплевываю я резко.

— Через пару месяцев.

— К этому времени я ее уговорю.

— Поторопись…

— Знаю! — перебиваю я, потому что не хочу снова слышать об этом кошмаре и о том, к чему все идет. — Пока.

Поспешно кладу трубку и давлю пальцами на закрытые веки.

Лучше бы это был я.

Не могу заснуть. Сигареты и дождь за окном составляют мне компанию. Мысленно то и дело возвращаюсь в прошлое, сегодняшняя стычка с Аленой подсыпает пороха в самодельную бомбу. Какого черта люди так стремятся убить себя поскорее тупыми правилами и принципами? Я не могу этого понять. Пристрелите меня! Не могу!

Будь хорошим для всех! Терпи! Никого не обижай, но если обидят тебя… Терпи! Помоги другому, но не проси о помощи… Терпи! Будь честным, но готовься к обману… Терпи! Проявляй понимание, но никто не обязан понимать тебя… Терпи!

Мир гребаных терпил, на которых ездят все остальные!

Распаляюсь до критической отметки. Прилив норадреналина заставляет вскочить с кровати и ударить кулаком в стену. Самое приятное в такие моменты то, что боль почти не ощущается. Она приходит потом, но это уже детали. Взгляд мечется по комнате в поисках того, что можно расколотить. Приходится схватить гнев за горло и душить, пока еще не до конца потерян контроль.

Нужно сменить фокус. Доза другого гормона подойдет идеально. Дофамин получить проще всего, хоть он один из самых опасных и обманчивых гормонов, даже несмотря на то, что вроде как вызывает лишь положительные чувства.

Существует понятие «дофаминового обмана», на котором базируется одна из современных теорий возникновения шизофрении. Дело в том, что этот гормон вырабатывается в организме еще в процессе приближения приятного события. То есть человек наслаждается предвкушением. И если приятным событием является выпивка или наркотики, то после определенного количества повторов слезть с этой иглы удовольствия будет трудно. Ведь одни мысли уже вводят в ощущение эйфории. Именно поэтому я держусь подальше от подобных соблазнов или тщательно контролирую их количество, а вот секс… На мой взгляд, замечательная альтернатива и безвредная разгрузка. Главное — правильный партнер и качественная защита.

Незнающие люди скажут, что все это бред. Секс без чувств не имеет смысла. Алло! Народ! Секс — и есть чувства. То, что тебя физически кто-то привлекает — уже чувства. Да, не долгоиграющие, но разве это важно? На самом деле это уже давно выявлено и прописано. Человек ищет удовольствие в моменты стресса, и у каждого оно свое.

Хватаю телефон и, благодаря хорошей памяти, набираю нужный набор цифр. Ждать ответа долго не приходится.

— Привет, — отвечает звонкий женский голос.

— Привет. Встретимся у меня?

— Что-то случилось?

— Да.

— Я сейчас на заброшке. Буду минут через двадцать. Привезти что-нибудь?

— Себя мне привези.

— Хорошо.

— Жду.

POV: Алена

К концу недели понемногу возвращаюсь в обычное состояние. Можно даже сказать, радуюсь каждому дню, а если точнее, тому, что меня больше никто не трогает и не пытается втянуть в сомнительные игры, называя их помощью.

Последняя пара в пятницу заканчивается в половине третьего. Шагаю по залитой ярким осенним солнцем спортивной площадке и прикидываю в мыслях план на выходные. Заняться учебой, возможно, выбраться на встречу с Машей. Она, как я и думала, довольно быстро отошла от выверта Мнаца и уже общается с новым ухажером под лозунгом: «Запретные фотки только после свадьбы». Телефонный звонок застает меня на подходе к зданию общежития. Думаю, что это Маша, и вынимаю из сумки мобильник, но радость испаряется, осыпая лицо колючими холодными брызгами, когда я вижу имя на дисплее. Отвечаю на звонок и прижимаю телефон к уху:

— Здравствуйте, дядя Слава.

— Сегодня приезжает бабушка. Чтобы через час была дома!

— Хорошо. Но у меня…

Дядя кладет трубку, так и не дослушав. Тяжелый вздох слетает с губ, солнце уже не кажется таким ярким. Денег на проезд нет, а пешком я и за два часа не доберусь. Но разве есть выбор?

Бегом поднимаюсь в комнату и хлопаю дверью так, что Зоя подскакивает в постели.

— Ты нормальная?! Кто за тобой гонится?! Я вообще-то тут к тусовке готовлюсь!

— Извини, — стыдливо произношу я и распахиваю шкаф.

Со скоростью кометы переодеваюсь в треники и толстовку, а джинсы и водолазку запихиваю в небольшой рюкзак. Одежда есть. Что еще мне нужно? Зубная щетка, учебники. Ношусь по комнате, уговаривая мозг соображать быстрее.

— Эй, шальная! — зовет Зоя. — Куда это ты собралась? Сбегаешь?

— Конечно, нет. Просто бабуля приезжает…

— И везет сокровища со времен царя Гороха? Чего ты так скачешь?

Оборачиваюсь, стоя на кровати, так и замерев с книгой в руке:

— Мне нужно в «Черемушки», а идти туда часа три.

— Пешком?

— Ну-у-у… — растерянно тяну я. — Да.

— Тю, идиотка. — Зоя закатывает глаза и достает из-под подушки телефон. — Ща все будет!

Спрыгиваю с постели, с трудом закрывая забитый до отказа рюкзак, и слушаю разговор Зои по телефону.

— Привет, Женек. Нужна одна услуга… Ну, естественно, не просто так! Да соседку мою до дома отвезти. Красивая? — Она смотрит на меня и строит смешную рожицу. — Красивая, но не для тебя. Просто отвезти. Сделаешь? Спасибо. Через десять минут у главного входа. Ага. Да поняла я, подстригу!

Зоя сбрасывает звонок и выжидающе смотрит на меня, приподняв брови.

— Спасибо, — выдыхаю я с облегчением.

— Пожалуйста. Только это… осторожней с ним, ладно? Женя вообще нормальный пацан, но бабник тот еще. Поэтому, если начнет яйца подкатывать, сразу бей. Ну, в том смысле, что не ведись и отшивай.

— Поняла, — послушно киваю я.

— Тогда дуй, Золушка. Синяя «девятка» сегодня твоя карета.

— Спасибо! — повторяю я еще раз и бегу к двери.

— Бабуле привет!

Отыскать рычащее синее нечто оказывается несложно. Уверенно направляюсь прямиком к автомобилю, что припаркован недалеко от пропускного пункта, но вдруг сбиваюсь с шага под гнетом негативной энергии, летящей в меня градом призрачных камней. Чуть поодаль синей «девятки» стоит черный джип, а рядом его хозяин. И так каждый раз, когда мы с Мнацем попадаем в поле зрения друг друга, но есть и плюсы. Больше он ко мне не подходит. Хочет ненавидеть? Пожалуйста! Если эта пассивная ненависть касается только меня, то я готова ее терпеть.

Из открытого окна «девятки» мне машет светловолосый конопатый паренек:

— Привет! Ты подруга Зю?!

— Привет. Да, я ее соседка.

— Узнал тебя по прическе, — задорно улыбается он, дернув носом. — Если живешь с этой подстригальщицей, долго с длинными волосами не проходишь. Запрыгивай! Довезу с ветерком!

Немного смущаясь, возвращаю ему улыбку и сажусь на переднее сиденье. Тяну дверь на себя, но она никак не хочет закрываться.

— Сильнее хлопай, а то выпадешь по дороге. Не волнуйся, эта тачка все выдержит, — весело лопочет Женя.

Повторяю попытку, прикладывая больше силы. Металлическая дверь оглушающе хлопает, стекла дрожат.

— Во-о-о! Молодец! — Женя показывает мне большой палец.

Его неприкрытое дружелюбие позволяет немного расслабиться, но ремень безопасности на всякий случай пристегиваю. Мало ли что.

— Ну что? Куда едем? — спрашивает Женя.

Называю адрес, мотор внушительно ревет, но машина не успевает сдвинуться с места, потому что в окно со стороны водителя заглядывает Мнац и просовывает руку в салон. Инстинктивно вжимаюсь в спинку сиденья, настроение тут же меняет полюс, смешиваясь со свежим ветром, несущим осеннюю горечь и печаль.

— Здорово, Жека!

— Здравствуйте, ваше величество, — отвечает Женя и пожимает предложенную ладонь.

— В лоб хочешь? — с доброй насмешкой спрашивает Мнац.

— Никак нет!

— Тогда не пори чушь.

Парни перекидываются еще парой общих фраз и снова смеются. Удивлению нет предела. Почему все вокруг относятся к Мнацу так хорошо? Студенты, преподаватели, все его любят. Ах да, конечно! С ними он ведет себя как славный малый, а не как бешеный черт с вывернутым наизнанку мозгом. Чем же я заслужила его особое отношение?

— У тебя новая подружка, Жек? — с интересом спрашивает Мнац, и мое лицо мгновенно вспыхивает.

— Может быть. Мы только познакомились. Кстати… — Женя поворачивается ко мне. — Как тебя хоть зовут?

— Алена, — произношу тише, чем хотелось бы.

— Я Женя, а это… — Он стучит пальцами по рулю, изображая барабанную дробь. — Это великий и могучий Даниил Магнецкий! Прошу любить и не жаловаться!

— Можно просто Мнац, — поправляет великий и могучий. — Приятно познакомиться, Алена.

Не могу ответить тем же, но все же выдавливаю:

— Взаимно.

— Ты выбрала себе отличную компанию, Алена. Ну, удачи вам, ребятки.

— Спасибо, — кивает Женя и опускает руку на рычаг коробки передач.

Мнац отходит от машины, позволяя нам наконец-то отъехать. Чем дальше я от этого местного короля, тем легче становится дышать. Даниил, значит? Нет уж, Мнац подходит ему больше.

— Почему я тебя раньше не видел? — спрашивает Женя, заглушая мои мысли. — Такую хорошенькую девушку я просто не мог пропустить.

Так, что там Зоя говорила? Душить заигрывания в зародыше? Так и поступим. После парочки сухих ответов Женя понимает, что я не любительница флирта, поэтому оставшуюся часть пути мы болтаем об учебе и предстоящей сессии. В скором времени синяя «девятка» останавливается напротив моего дома. Поспешно выбираюсь из машины, бормоча слова благодарности, и изо всех сил захлопываю дверь.

— Не за что, Аленка! Обращайся! — бросает на прощание Женя и под дикий рев мотора уносится прочь.

Глубоко вдыхаю и шагаю к крыльцу, молясь про себя, чтобы мне не так уж сильно влетело за опоздание. Открываю дверь, нос чует аппетитный аромат домашней еды: печеное тесто, жареный лук и мясо с травами. Это может значить только одно — бабуля привезла фирменный мясной пирог и уже поставила его в духовку. Бросаю рюкзак возле двери и делаю несколько шагов в глубь дома.

— Аленушка, а мы тебя уже заждались! — вскрикивает тетя Рита, выходя в коридор.

Ее русые волосы с серебряными нитями седины собраны в аккуратный пучок, губы и ресницы накрашены. Белое длинное платье оттеняет бледность ее кожи и подчеркивает хрупкость фигуры.

— Здравствуй, милая, — ее голос по матерински нежный, но глаза не лгут. В них холодный металл непробиваемой стены с налетом пренебрежения и нетерпимости.

Я прекрасно знаю, что это всего лишь спектакль для самого старшего и весомого члена нашей семьи, но обожаю эти моменты и жадно смакую их сладость, стараясь забыть о правде жизни.

— Здравствуйте, тетя Рита. Простите. Я торопилась, как могла.

Тетя раскидывает руки для объятий, и я бросаюсь в них, точно в омут забвения. Прожить вечер своей мечты. Разве это не счастье?

— Ничего. Проходи скорее, — говорит тетя и подталкивает меня ко входу в гостиную, обнимая за плечи.

Пропускаю мимо ушей ее тихое замечание по поводу моего внешнего вида, потому что вижу родные глаза и любимую сердцем улыбку. Бабушка Надя не без труда поднимается из кресла, протягивая ко мне трепещущие от нежности руки:

— Внученька…

Не сдерживая порыва, подбегаю к ней, чтобы обнять. Зажмуриваюсь и вдыхаю знакомый до слез пудровый аромат ее духов. Крепко прижимаю к себе полную старушку и оставляю поцелуй на ее мягкой щеке.

— Привет, бабуль, — говорю я, нехотя отстраняясь.

— Привет-привет… — отвечает она, сжимая мои ладони. — Алена! Что с волосами?! Что за ужас?! Где твоя коса?!

Усилием воли заставляю себя не смотреть на дядю и произношу беззаботно:

— Так сейчас модно. Ты не переживай, это ведь всего лишь волосы.

— Понятно, что не зубы! И все равно! — не унимается бабушка. — Как ты себе мальчика-то найдешь?!

По телу бегут неприятные мурашки от взглядов дяди и тети, но я не разрешаю себе на них реагировать. Пока бабушка здесь, мы играем в семью. И это моя любимая игра.

— Брось, мам! — говорит дядя Слава. — Какие мальчики? Ей об учебе думать нужно!

— Не мамкай мне тут! — строго отрезает бабушка. — Учеба — это одно, а счастье молодости — другое. Себя с Сашкой вспомни. Сколько моих нервов вы угробили? И скажи мне сейчас, что это было не лучшее время в твоей жизни.

Упоминание о моем отце дядя Слава принимает, как пулю промеж глаз. Эту тему в нашем доме может поднимать только бабушка на правах матери, все остальные не смеют даже заикнуться о моих родителях, потому что обычно это заканчивается припадком. Дядя так и не смог принять и пережить смерть брата. А то, что он был еще и моим отцом, его не волнует.

— А давайте-ка садиться за стол, — по-хозяйски предлагает тетя Рита. — Пирог уже, наверное, готов.

— А давайте, — соглашается бабушка. — Лешка-то где? Зовите этого оболтуса!

Бабушка с тетей уходят на кухню. Шагаю следом, но дядя Слава останавливает меня у двери, схватив за руку:

— Рот свой не открывай. Поняла? Мы ей сказали, что на Лешку хулиганы напали. Не хватало нам, чтобы ты еще раз бабушку довела своими выходками.

— Я не…

— Рот, я сказал, закрой!

С трудом сглатываю и смиренно опускаю голову. Дядя толкает меня в плечо, и я делаю шаг, изображаю улыбку на лице.

Когда мне было двенадцать, я убежала к бабушке после первой серьезной и осознанной ссоры с дядей. Я рассказала ей обо всем. Как со мной обращаются, как относятся. Всю ночь я лежала у нее на коленях и тихо плакала, искренне веря в то, что она меня защитит. Я была ребенком и даже не представляла, какие последствия могут быть у моего поступка.

На следующий день бабушка примчалась к сыну разбираться, но все закончилось тем, что уехала она на машине «Скорой помощи», заработав инсульт. Так я снова оказалась здесь, запертая в комнате наверху, вся в ссадинах и синяках. Когда бабушку выписали и сошли следы моего наказания, пришлось сказать, что я все это выдумала. Мне было слишком страшно потерять единственного человека, который хоть немного, но заботится обо мне, ведь дядя и тетя очень доходчиво объяснили, как хрупка жизнь пожилого человека. С тех пор главной радостью были ее редкие визиты, потому что только в эти дни я могла представить, что жизнь на самом деле не так ужасна. Что у меня есть семья и я ее неотъемлемая часть.

С удовольствием слушаю рассказы бабушки за ужином и с большим аппетитом уплетаю все, что попадается под руку. Мясной пирог, салат из свежих овощей, ароматная картошка с салом. Как же давно я не ела чего-то настолько вкусного.

— Кушай-кушай, Аленушка, а то совсем отощала, — приговаривает бабушка. — Рита, чего же ты не следишь за ребенком?

— Она уже не ребенок, — кисло отвечает тетя. — Сама отказывается.

— Да? А сейчас вот мечет за обе щеки.

Понимаю, к чему все идет, и опускаю вилку на салфетку, прижатую к столу краем тарелки. Не создавать конфликтных и спорных ситуаций — правило этого дома номер тысяча один.

— Я на диете сидела, — отзываюсь я, подражая Машкиной манере разговора. — Фигура — это важно.

— Конечно, важно, только где фигура-то? И подержаться не за что, — цокает языком бабушка. — Лешка! А ты чего не ешь? Невкусно?

— Жевать тяжело, — бубнит брат, стреляя в меня озлобленным взглядом.

— А нечего шаблаться непонятно где. Будешь знать в следующий раз. Твой отец с братом тоже все время побитые приходили, но ни разу не скулили, как ты. Будь мужиком!

И снова внимание родственников сходится на мне, ведь, по их мнению, во всем виновата именно я. Только это неправда! Твердо решаю обсудить этот вопрос позже. Лешка здесь, пусть скажет родителям, что я ни при чем. Брат понуро опускает нос, залепленный хирургическим пластырем, и с усердием давит вилкой ломтики запеченной картошки, а я с грустью смотрю на последний кусок мясного пирога.

Когда тарелки пустеют, взрослые с чаем перемещаются в гостиную, оставляя меня наедине с Лешей и указанием вымыть посуду.

— Что сидишь? Мой! — командует брат.

Безропотно поднимаюсь из-за стола и принимаюсь за дело, пока Леша пялится в телефон.

— Как ты? — спрашиваю я, опуская стопку тарелок в раковину, и включаю горячую воду.

— Как я? Зашибись! Разве не видно? Хочешь так же? Давай я и тебе нос сломаю!

Скользкая керамика не хочет задерживаться в руках, но я успеваю поймать тарелку, не дав ей разбиться.

— Леша, — вздыхаю я, — мне жаль, что так вышло. Я пыталась его остановить.

— Фигово пыталась!

— Ты так говоришь, словно это из-за меня…

Леша бьет кулаком по столу, ножки стула скользят по плитке с бурчащим скрежетом.

— Это и есть из-за тебя! — Яростное дыхание брата обжигает затылок. — Ты проиграла ту партию! Ты и должна была отвечать!

Сжимаю тарелку так сильно, что она едва ли не трескается в моих руках. Не могу поверить, что он говорит это мне. Да если бы не я… он ведь сам меня заставил… он…

— Скажи родителям, как все было на самом деле, — решительно произношу я.

— Че-е-е? — тянет Леша недоуменно. — Тебе батя вместе с волосами и мозги выбрил? Ты где дерзости нахваталась? В новом колледже? Да тебя там затаскают, как шваль! Как тебе Мнац, а? Ты его потом отблагодарила за то, что он меня отделал?

Кровь ударяет в голову. Каждое слово брата взрывается во мне снарядами с кислотой. Я же его защитила! Отвезла в больницу, нажила кучу неприятностей, а он… Ему плевать. Он не считает меня сестрой, даже за человека не принимает. Сколько еще я буду себя обманывать и верить в то, что когда-нибудь это изменится?

Тарелка дрожит в руках. Кажется, я могу раскрошить ее одним нажатием или одним резким движением подправить Лешке лицо еще немного. И почему-то второй вариант принимается с большим воодушевлением, но здравомыслие все еще при мне.

— Почему ты ко мне так относишься?

— А как я должен к тебе относиться? — едко произносит Леша. — Тебя нам подкинули, но никто не спросил, хотим ли мы этого. От тебя одни только проблемы.

Ложь. От меня никогда не было проблем.

— Леша! Алена! Проводите бабушку! — кричит тетя Рита.

— Пошли, — бросает Леша. — Потом закончишь.

Выходим с братом в коридор и по очереди обнимаем бабушку Надю. Я последняя, поэтому позволяю себе задержаться в кольце ее нежных рук, чтобы впитать в себя как можно больше человеческого тепла.

— Жаль, что ты уже уезжаешь, — говорю я, с трудом сдерживая слезы, причин для которых слишком много, чтобы выделить только одну.

— Да я что-то нехорошо себя чувствую, — отвечает бабушка и отступает назад, касаясь холодными пальцами моей щеки. — Как ты похожа на отца с этой прической, — печально смеется она, и на ее светлых глазах появляется влажная пелена.

— Спасибо… — шепчу я, горько улыбаясь, и отхожу в сторону.

— Ну пока, семейство! Ведите себя хорошо! — дает последний наказ бабушка и выходит из дома.

Никто не двигается с места. С улицы доносится хлопок металлической двери и звучит двигатель машины.

Три…

Два…

Один.

Меня буквально прижимает к стене волной враждебности. Дядя, тетя и брат смотрят, как настоящие волки. Вот где они живут. И я всегда была среди них, но не с ними.

— Что ты с собой сотворила? — с омерзением морщится дядя. — Кто разрешил тебе покрасить волосы? Не поняла, что это было наказание?!

Смотрю на Лешу, умоляя его сказать правду. Что я не виновата. Что меня не за что наказывать. Что я помогала ему! Но брат с безразличием отводит взгляд.

— Знаешь, на кого ты похожа? — продолжает дядя Слава. — На дешевую шлюху! Матери подражаешь? Я тебя вообще налысо побрею!

— Тогда она себе татуировку сделает. Прямо на черепе, — смеется Леша, а тетя Рита тихо хмыкает.

Нет. Нет, нет, нет… Неужели и правда ничего не изменится? Никогда? Сколько бы я ни старалась? Колени подкашиваются от тяжести реальности. Я сдаюсь. Сдаюсь! Они не полюбят меня. Не примут. Они на это не способны. Я думала, надеялась, что если буду вести себя так, как говорят, то они смогут… смогут меня… В носу щиплет. Качаю головой, шагая спиной к двери. Я всего лишь хотела иметь семью. Как у всех. Разве это так много? Я не сделала им ничего плохого. Так почему?..

— Куда собралась? — спрашивает дядя, выгибая темную бровь. — А ну марш в свою комнату!

Тянусь за рюкзаком, не сводя глаз с дяди Славы.

— Ты что? Не поняла? Я сказал…

Но мне плевать на его приказы. Выбегаю из дома, даже не закрыв за собой дверь. Несусь, кажется, быстрее, чем ветер, поймав его направление. Слезы застилают взгляд, сердце нестерпимо стонет. Мир рушится, и надежда на его восстановление все-таки умирает. Не знаю, что на меня находит и что влияет так сокрушительно. То, что произошло сейчас, не было чем-то новым, но… кого я обманываю? Я прекрасно понимаю, в чем кроется причина.

«Чего ты пытаешься добиться? Ждешь медаль, как самый порядочный человек на этой планете? Почему ставишь других выше себя?»

«Ничего не изменится, пока ты не поменяешь себя. У кого-то уже нет такой возможности, а у тебя есть, но… ты просираешь свою жизнь, вместо того, чтобы жить».

Король «Волков» прав, я ждала эту медаль. Старалась ее заработать и верила, что однажды они все поймут. Что я хорошая, и им есть за что меня любить. И я пыталась любить их вопреки всему. Считала семьей. Какая же я глупая и слабая. Ущербная. Мнац, черт возьми, во всем прав! Я не умею по-другому, но и так, как есть, больше не могу. Остается только два варианта: смириться и сгнить заживо или бороться и вырваться из этих сетей, которыми я сама себя окутала за столько лет.

Чувство, которое я так долго в себе подавляла, расправляет крылья и возносит к небесам. Ненависть. Я терпела издевательства слишком долго. Слишком…

Добираюсь до заброшки и практически не чувствую ног. Солнце стремительно клонится к горизонту, окрашивая небо малиновым и желто-оранжевым свечением. Старый сетчатый забор мерцает бликами заката, а за ним слышна громкая музыка и гул голосов. Я обещала никогда сюда не возвращаться, но мне попросту некуда больше идти. Может быть, мое место действительно здесь, и я одна из них? Или могу ею стать?

Ступаю на тропинку из примятой жухлой травы и шагаю по территории, но чем ближе подхожу к игорному клубу, тем меньше уверенности остается. Что я творю? Это на меня совсем не похоже. Резко сворачиваю влево, подгоняемая внезапной паникой. Я ведь и здесь никому не нужна. Истерика протягивает ко мне тонкие когтистые пальцы и раскрывает пасть, желая поглотить. Ускоряю шаг, глядя под ноги. Нужно найти тихое место, чтобы перевести дух и успокоиться.

Перехожу на бег, залетая за угол ангара, и вдруг врезаюсь в преграду, вскрикивая от боли в носу. Рюкзак слетает с плеча, и я, зажмурившись, теряю равновесие. Жесткое падение выбивает воздух из легких, новый вдох забивает нос резким пряным ароматом духов.

— Прости, — шепчу я сквозь сбившееся дыхание и пытаюсь подняться с человека, в которого врезалась, упираясь ладонями в колючую землю.

— Да ты сногсшибательна, Алена. Кто бы мог подумать?

Разгибаю локти, страдальчески выругавшись вслух, но ловкие руки Мнаца прижимают меня обратно к крепкому торсу. Он ослепительно улыбается, будто лежит сейчас на песчаном пляже Тихого океана, а его голубые глаза неистово смеются.

— Вообще мне нравится, когда девушка знает, чего хочет. Это так… будоражит. Раз, и завалила. Мощь!

Пара слезинок срывается с моих ресниц и падает на лицо Мнаца. Он в миг теряет веселье, выпуская все то же недовольное презрение. Плевать! Я больше не боюсь, и на этот раз точно знаю, что хочу ему сказать.

— Я согласна!

— Что? — недоверчиво хмурится Мнац.

Собираю волю в кулак и произношу настолько жестко и непоколебимо, насколько это возможно:

— Ты ведь не глухой. Не придуривайся, тебе не идет. Я согласна на твою помощь. Вот так это делается. Ты даешь человеку принять решение, а не принимаешь его вместо него. И теперь это мое решение.

— А кто тебе сказал, что предложение еще в силе?

Да ладно?! Какой же козел!

— Я не стану тебя упрашивать, — рычу я, брыкаясь. — Отпусти!

— Ты недослушала, Алена. Я ведь не сказал «нет». Но раз уже теперь это не мое предложение, а твоя просьба, то бесплатной она не будет.

— У меня нет денег.

— А речь и не о деньгах.