Сказки Бабушки Ёжки. 10 с половиной Сказок

Алекс Т., 2020

Сколько сказок есть на свете? А главная бабушка всех ежей – по имени Ёжка – знает их все! И ещё несколько. Только людям она их не рассказывает, это ежиные сказки. Писатель Алекс Т. их подслушал (не специально, потому что подслушивать нехорошо) и пересказал нам. Читайте замечательные, добрые и поучительные истории в книге «Сказки бабушки Ёжки. 10 с половиной сказок»!

3. Мёд

— И куда же я бегу, и куда же я бегу… — в ритм своим бегущим лапам приговаривал Рюша. — Загорать на берегу! — выскользнула из какого-то закутка в его голове неожиданная рифма.

Ёжик встал как вкопанный: «Интересно, каким это местом я могу позагорать?» Только Рюша собрался поискать ответ на этот занимательный вопрос, как ему послышался голос где-то неподалёку. Он узнал голос медведя. Убедительным басом Миша кому-то внушал:

— Делиться надо, делиться!

— Да кто ты такой, чтобы с тобой делиться?!

«Ничего себе… — подумал ёжик, подбираясь ближе, — кто это такой смелый?» Выглянув из-за куста можжевельника, он увидел крупную мохнатую шмель Таиз. Она дерзко вращалась вокруг медвежьего носа, ожидая ответа на свой вопрос. Спор происходил возле большой пышной липы, потерявшей когда-то давно тяжёлую нижнюю ветвь. Ночная гроза порывом ветра вырвала её, а на месте утраченной ветви в липе образовалось дупло, где семья лесных шмелей устроила гнездо и хранила благородный цветочный мёд.

— Да я самый большой зверь в нашем лесу! Меня подкармливать надо… особенно мёдом!

— Вот ещё! — фыркнула Таиз. — Почему это тебя подкармливать надо, да ещё и мёдом?

— Потому что большой…

— Большой-то большой, — крайне недоброжелательно прожужжала шмель, — насколько большой, настолько и бесполезный. Ишь, мёд ему подавай! А ты опылял, а ты собирал, а ты приносил? — всё больше распалялась шмель.

Миша возмущенно зарычал:

— Это я-то бесполезный?!

— Да, ты! Вот скажи, какая от тебя польза?

— Да я, я… Я всю зиму сплю!

«И я всю зиму сплю… — подумал ёжик. — Только что-то не соображу, в чём тут польза…»

— Вот невидаль! И мы всю зиму дремлем, зато всё лето работаем! — гордо прожужжала шмель. — А ты пришёл грабить наши запасы!

— Так поделитесь мёдом, и я уйду.

— Как же, щас-с! Тогда нам самим мёда на зиму не хватит. И половина наших деток не выживет… И тогда следующим летом мы соберём вдвое меньше мёда. Снова поделимся с тобой. И опять нам на зиму не хватит, и опять половина наших деток умрёт… — Таиз на мгновение умолкла и с надрывом закончила: — Наконец нас совсем не останется!

«Ну, шмель даёт! Это ж натурально шмелиный апокалипсис…» — подумал ёжик.

— И не будет ни нас, ни мёда! — нагнетала шмель. — Только ты и останешься… в расцвете своей бесполезности. — И, подводя черту полемике, шмель воскликнула: — Вот скажи, какая от тебя польза?!

В наступившей тишине витало ощущение, что моральная победа осталась за шмелью. Медведь стоял молча, понуро склонив большую косматую голову, не зная, что возразить или сделать. В тёмных медвежьих глазах блеснула печаль. Он медленно развернулся и побрёл прочь… Вид у медведя был такой расстроенный, что ёжику тоже сделалось грустно. И вдруг! Ему мучительно, нестерпимо захотелось мёда…

Меж тем Таиз нагнала медведя, победоносно описала над ним круг почёта самой себе и нечаянно подумала: «Эх, какой красавец! Ему бы крылья… и лететь вместе, лететь!» Шмель аж опешила от такой идеи — как бы прервала свой полёт и пошла пешком по воздуху. Через несколько шагов спохватилась: «О, нет-нет-нет! Сёстры меня не поймут. Жуткое зрелище — медведь с крыльями! И… летит! Из украшения нашего леса этот прекрасный экземпляр превратится в наш кошмар… — она подивилась своей фантазии: — Говорят, что красота — великая сила. Надо же, как я этой силе поддалась».

Шмель заложила эффектный вираж к самому уху медведя и мягко прожужжала:

— Эй, Миша, ладно уж, пойди возьми медку немножко. В дупле слева. Да возьми на кончик коготка, не больше! Я скажу сёстрам, чтоб тебя не трогали.

Медведь остановился и недоверчиво уставился на шмель. Подумал: «На медвежонка с крыльями похожа, и как я раньше не замечал…»

— Это тебе на здоровье, чтоб не хворал и жил долго! — пояснила шмель.

— Спасибо… — растерянно пробасил медведь.

— И польза от тебя тоже есть. Это я так, вгорячах… что бесполезный ты… — уже слегка извиняющимся тоном жужжала шмель.

— Так скажи, не таи, что за польза от меня? — просительно пробурчал Миша.

— А польза от тебя эстетическая…

— Не понял…

— Ну, что скрывать, ты — украшение нашего леса, — чуть смущенно жужжала шмель, — прекрасен, в общем, ты…

— Правда? — изумился медведь. — Хотя на вкус и цвет…

— Правда, конечно! — перебила его Таиз и на мгновение замялась. — Главное, чтоб у тебя крылья не выросли…

— Крылья? У меня? — переспросил медведь.

— Ну да, крылья… В этом случае я за себя не ручаюсь.

— Покусаешь, что ли? — уточнил медведь.

— Не-ет, хуже…

— А что может быть хуже?

— Ой, Миша, отстань, тебе это знать ни к чему. Плохо спать зимой будешь…

— Ну скажи, не томи! Любопытно мне…

— Вот ведь пристал! Ну, как тебе сказать… в общем, полюбить я тебя могу…

— Ого! И что, я от этого спать зимой не буду?

— Есть один нюанс… Если полюблю тебя я, то полюбят и все мои сёстры. Так уж мы устроены. Коллективное, понимаешь, у нас сознание. — Медведь озадаченно молчал, а шмель продолжила: — А на зиму мы к тебе в берлогу переселимся. Стесним, конечно, не без этого. Но будем тебя обихаживать, мёдом прикармливать…

Миша наконец пришёл в себя:

— А заодно расскажете, ворочаюсь я с боку на бок, когда сплю, или нет. Я-то не помню, а узнать страсть как хочется.

— Ой, не переживай, мы тебя сами переворачивать будем, чтоб бока не отлежал и шерсть не попортил.

— Стало быть, любовь, она как мёд… — раздумчиво бормотал медведь, — и почему бы мне не согласиться на такую любовь?

— Мёд — да не мёд… — наставительно прожужжала Таиз. — Любовь, она хотя и бескорыстная, но, знаешь, очень требовательная.

— Не пойму, о чём ты…

— Я о том, что внимание надо уделять предмету любви. А будешь не внимателен, да не ласков с каждой, так иная из сестёр и ужалить может.

— А как же ваше коллективное «я»? Одну обласкал — все довольны…

— Сознание-то у нас коллективное, а ласки каждое тело в отдельности хочет!

— Не хочу, чтоб меня спящего жалили! Кошмары снится будут…

— Не обещаю. Любовь… Она вся соткана из эмоций. А эмоции контролировать трудно… Чуть что не так — и уже обида! — шмель на мгновение задумалась и с пафосом договорила: — От любви до ненависти один взмах крыла!

— Послушай, шмель, пойду я, пожалуй… — Миша разочарованно фыркнул. — Чую, не готов я к большой любви. Мёд люблю, это да! А вот шмелей полюбить пока не готов, уж не обессудь. Спасибо за мёд и… привет сестричкам!

Меж тем ёжик, наблюдая, как медведь осторожно берёт мёд из дупла, перестал прислушиваться к разговору, а стал прислушиваться к своим ощущениям. Ну, точно, ему по-прежнему неодолимо хотелось попробовать мёда. Ёжик глядел, как медленно и со вкусом медведь облизал свои медовые когти и потопал прочь, задумчивый и умиротворённый. Тут Рюша спохватился, свернулся в клубок и покатился догонять медведя. Тропинка под уклон закончилась, и ёжик расправился, побежал со всех лап, пока не настиг медведя.

— Миша! — еле переводя дух, окликнул Рюша. Миша остановился, озираясь по сторонам.

— Кто, где, что? — запросил координаты медведь.

— Я здесь, внизу, у ваших лап… — подсказал ёжик и попросил: — Уважаемый Миша, медку попробовать дадите?

— Ёжик, ты что, заболел? — первым делом поинтересовался медведь.

Он осматривал ёжика с видом заправского доктора. Потом хмыкнул и самокритично проговорил:

— Я, конечно, не самый умный зверь в лесу, а просто умный, и то знаю, что ёжики мёд не едят.

— Так и я знаю, что мёд не ем! Только мне вдруг так захотелось мёда…

Миша, склонив голову, сочувственно вглядывался в ежа. А Рюшу осенило: «Возможно, в прошлой жизни я был медведем?..» Он уже готов был сообщить Мише о своей догадке, да спохватился — а как обидится, не так поймёт. Достаточно того, что шмель ему надысь наговорила. Наверное, всё ещё переживает.

Молчание прервал медведь:

— Послушай, дружок, ты часом в прошлой жизни не медведем ли был? — он укоризненно покачал головой. — Чаю, нагрешил ты тогда…

— Почему?.. — вымолвил ёжик, изумлённый медвежьей прозорливостью.

— Так чего бы из медведей да в ёжики разжаловали!

Рюша даже не сразу понял, что Миша его обидел, и не без запальчивости возразил:

— А я думаю, что ёжиком быть лучше, чем медведем!

— Да ну! Это отчего так?

— Пчёлы ёжиков не кусают! И шмели тоже!

— Ишь ты, подсёк! Поди, не кусают… — пробасил Миша.

— А ещё я в пищевой цепи не самое аппетитное звено, и это залог моего долголетия.

Миша отмахнулся:

— Я в этой цепи вообще не звено.

Но ёжик не унимался:

— А ещё, если захочу, то на каждую мою иголку может сесть по шмелю. Рассядутся и будут их опылять. Или обеспыливать, что, в общем-то, неважно…

— Что делать?..

— Иголки мои! Представьте, какое феерическое зрелище! Сотня шмелей опыляет ёжику иголки!

— Слушай, пытаюсь, не получается… — честно признался медведь и пробурчал себе под нос: — Ну, ёж дает, еще мёду не лизнул, а уже как понесло.

— Во-от, — протянул ёжик, — стало быть, с воображением у вас не очень. А без воображения, сами понимаете, жизнь скучна. Так что желаю вам в следующей жизни родиться ёжиком! — подвёл черту Рюша и, не теряя инициативы, попросил: — Ну так медку дадите попробовать?

— Эх, рисковый ты зверёк! — воскликнул медведь. — Люблю таких! На вот, здесь, на мизинчике, я чуток оставил, пробуй.

Медведь подставил Рюше свой крайний, размером с ёжкину мордочку, коготь, и ёжик старательно его облизал. Вкус мёда ёжика не порадовал. Сначала он боролся с искушением выплюнуть эту сладкую гадость, но… потом пришло послевкусие, и Рюша растворился в томных ароматах трав и цветов. Ему казалось, что он летит над многоцветьем полян, примечая кукушкин горицвет и пижму, синие ковры медуницы и сиреневые пятна сон-травы. Далее полёт продолжился над топкими болотами, над медленной рекой, сквозь высокий сосновый бор… В Рюшиных ушах мелодично посвистывал ветер, пока… он с лёту не уткнулся в коричневый косматый бок.

— Мама… — тихо вымолвил Рюша, а в ответ послышалось ласковое ворчание медведицы, и Рюша снова прошептал: — Мама…

К нему склонилась большая бурая голова, она пахла нагретой солнцем медвежьей шерстью… и на Рюшу снизошла благодать маминой любви…

…И вдруг внутри Рюши, перекрывая все звуки и мысли, раздался строгий голос бабушки Ёжки:

— Похоже, дружок, у тебя аллергия на мёд. Гляди, попадёшь до срока в мой мир!

— А я сейчас где?

— Ты сейчас аккурат на тонкой границе миров. И быть тебе здесь нельзя!

Ёжик весь сжался, он никогда не видел бабушку такой строгой.

— Давай-ка, вытряхайся отсель! Отшлепать бы тебя хорошенько! Жаль, не получится — в разных мы с тобой измерениях… — и она, округлившись в прозрачный фиолетовый шар, звонко лопнула и исчезла. Хлопок получился громкий, как выстрел.

Рюша как ужаленный подскочил на всех четырёх лапах и ошарашенно оглядел опушку, где давеча разговаривал с медведем. Медведя, однако, и след простыл.

«Бросил одного, в трансе… — с обидой подумал ёжик. — Вот она, медвежья солидарность! А лет сто назад, наверное, друзьями были. Хотя… как знать? — ёжик засомневался. — Может, Миша и не был медведем в прошлой жизни…»

Рюша глубоко задумался, а его лапы, повинуясь внутреннему компасу, сами собой направились к старой липе — обители Великой Баси. После медового потрясения он брёл рассеянно, не глядя по сторонам, не замечая голосов и ароматов леса. Ёжик миновал яркие голубые колокольчики. Обычно он подолгу ими любовался, иногда тихонько покачивал, прислушиваясь к глубокой бархатной вибрации. Рюша не слышал гула массивных шмелей и оводов, не ощущал прикосновений тёплого ветерка… Мир словно отдалился за толстую прозрачную, похожую на воду, перегородку… Незаметно он оказался в тени огромной старой липы. Негромко позвал:

— Уважаемая Бася, дома ли ты?

В светлое время Бася нечасто покидала свой дом. Вот и сейчас она не сразу выглянула из дупла, а выглянув, долго и сердито мигала на ёжика круглыми жёлтыми глазами. Потом неохотно перебралась на толстую, истёртую её когтистыми лапами ветку. Внимательно оглядев Рюшу, заметила:

— Какой-то ты взъерошенный, сам не свой… Поведай, что тебя привело.

— Вот думаю и думаю, и ничего мне не понятно с этими прошлыми жизнями… — невпопад ответил ёжик.

— Ну, положим, мне тоже не всё ясно… — спокойно молвила сова, словно они уже добрых полдня об этом говорили.

— А ещё я мёд попробовал! — опять невпопад выпалил Рюша.

— Ну, ты даёшь… И что?

— Мне кажется, я в прошлой жизни был медведем…

— О как!

— Меня куда-то понесло после мёда, понесло… и я даже увидел медведицу… в смысле мать мою.

— Твою мать?.. — переспросила сова, глаза её сделались огромными, как две луны.

— А потом меня оттуда вынесло! То есть бабушка Ёжка выпроводила. И теперь мне хочется узнать, какие они — прошлые жизни. Мучительно так хочется. Знаешь ведь, уважаемая Бася, как любопытство мучает зверушку. Вот, к тебе пришёл… Узнать!

— Тогда давай внесём ясность. — Важно отвечала сова. — Если ты хочешь знать — это одно, если хочешь обдумать — это другое. Для меня, например, путь, чтобы узнать, это — медитация.

— Медитация? Что-то слышал, но не уверен, что понимаю…

— Ты можешь бодрствовать, а можешь спать. И ещё ты можешь медитировать. — Так обрисовала Бася три возможных состояния для ёжика.

— Спать и бодрствовать я умею хорошо. А медитировать не пробовал.

— Медитация — это такое состояние, когда Одуванчик твоей души становится главнее твоего ума. — Великая Бася знала толк в медитации.

— А я могу научиться?

— Это просто. Останови свои мысли, и тебя поведёт Одуванчик твоей души.

— Куда поведёт?

— Одуванчик твоей души приведёт тебя в Эфирный Дом Отца Небесного. Там можно взять любые знания, какие захочешь. — Сова умолкла, и ёжик спросил:

— А Отец Небесный не будет против?

— А ты знаешь ли кто Он?

— Отец Небесный создал наш мир.

— Верно, и потому в Его Эфирном Доме покоятся все знания нашего мира.

— Медитация — это что-то вроде сна? — уточнил ёжик.

— В каком-то смысле — да. Сон, понимаешь ли, ума. — Сову развеселила её фраза, и она пару раз негромко ухнула.

— А если что-то обдумать надо?

— Тогда надо умом подумать. Своим желательно. У-гу!

— Умом подумать? — переспросил Рюша. — А чем ещё можно думать?

— Случается, что зверушки думают иными частями тела. Например, ноги опережают мысли, когда зверушка спасается от опасности, и ноги сами выбирают путь в ночи или в тумане. А когда дело касается любви, то у зверушек ум вообще в отключке…

«Ещё раз про любовь…» — подумал ёжик и пробормотал:

— Слышал я сегодня диспут о любви и мёде.

— Однако мы отвлеклись, — строго молвила сова. — Когда-то моя бабушка, мудрая Ауна, наставляла меня: «Ты, милая Бася, умом думай. Не ленись ум загружать! Медитация — хорошо, а ум — лучше!» Практичная была птица.

Великая Бася глянула вниз на ёжика:

— Я с ней была не согласна тогда и сейчас не согласна. — Великая Бася распушила перья и стала как будто больше. — Медитация превыше ума! Так думаю я, Великая сова Бася.

— Ага, всё-таки думаете! — ухватился за слово ёжик, а про себя подумал: «А с самомнением у неё полный порядок». — И не очень уверенно проговорил:

— Кажется, это называется парадокс…

— Ишь, поймал на слове! Молодец! — сова одобрительно ухнула.

— У тебе, Рюша, я полагаю, аналитический склад ума. Ну, может, не склад, тут я слегка погорячилась, а так, складик, но ты способен сам разобраться в любой ситуации. Уверена!

— Спасибо за доверие… — ввернул Рюша, а сова невозмутимо продолжала:

— А теперь вывод: хочешь жить спокойно — не углубляйся.

— Это как?

— А так! Например, ты узнал, что был медведем в прошлой жизни. Ну и хорошо… И забудь!

— Забыть? — переспросил Рюша. — Узнать и забыть?

— Вот именно! В твоей нынешней жизни медвежьи дежавю ни к чему. Мешать только будут.

Бася искоса глянула вниз и, смутившись, спросила:

— Мёд-то хоть вкусный? Знаешь, ни разу не пробовала.

— Гадость, но… — ёжик замялся, подбирая слова.

— Что «но»?

— Что-то в нём есть… Сны наяву, наверное…

— Галлюцинации… Вот как это называется.

— Они меня немного напугали.

— А вот это знание забывать не надо. — Бася выдержала паузу и добавила со значением: — Запомни и в рот больше не бери! Понял, заяц?

— А почему заяц?

— А я что, «заяц» сказала? Ну, извини, оговорилась. Днём со мной такое бывает, днём-то я сонная. Для меня главное — ночью кого-нибудь с кем-нибудь не перепутать. Впрочем, Отцу Небесному не столь важно, заяц ты или ёжик.

— А что Ему важно?

— Чтобы ты или заяц, или ещё какая зверушка побольше радовались, а Ему от этого тоже радостно и хорошо.

— Но мы ведь не всегда радуемся…

— Верно. Только без грусти и печали какая ж радость? Как ты узнаешь, что радость — это радость? С чем сравнить? — Великая Бася развела крылья, глаза её сверкнули. — Всё познаётся в сравнении, и Отец Небесный это знает… — сова взглянула на ёжика. — Ну что, не наговорился ещё?

— Наши радости и печали поднимаются к Нему, как утренний туман, — тише шёпота проговорил ёжик.

— Да ты, мой друг, поэт. У-гу! — Бася рассмеялась. — Пиши стихи, поэт Иголкин! Как тебе псевдоним? — и смех ещё пуще разобрал сову.

Ёжик не решил, смеяться ему или обижаться. Спросил:

— А вы с зайцем тоже дружите?

— Не ревнуй, не дружу. — Бася улыбнулась. — Как с ним дружить? Разговоров долгих он не любит, а скакать с ним мне мудрость не велит. И анатомия не позволяет.

Сова неуклюже подпрыгнула на ветке, и листья липы неодобрительно зашелестели.

— Моего приятеля ворона что-то сегодня не видно…

— Наверное, простудился… — предположил Рюша. — Разве можно так много холодной воды пить? Сам видел, как он вчера чуть весь ручей не выпил.

— Его холодной водой не проймёшь. Думаю, он за реку улетел. Любит, знаешь ли, путешествовать. Всё ищет что-то, ищет…

— А что он там ищет?

— Вчерашний день. У-гу. — Ухнула сова, решив ещё немного посмеяться.

Переждав её веселье, ёжик вскинул голову, спросил:

— Уважаемая Бася, скажи, а прошлые жизни, они где?

Сова вздохнула и молвила:

— Да, Рюша, практическим умом ты явно жить не хочешь. — Она задумчиво прикрыла глаза. — Что ж, я и сама такая…

— Так интересно ведь!

— Прошлые жизни находятся в прошлом! — возвестила сова. — Логично?

— Логично, — подтвердил ёжик.

— Там они превращаются в символы — такие квантовые картинки, которые отпечатываются во Времени… А Отец Небесный, если заскучает, откроет файлы прошлых дней, вспомнит, погрустит немного… Ностальгия называется.

— Квантовые символы… — проговорил ёжик. — Никогда не слышал.

— Такие крошечные картинки, похожие на мозаику, составленную из лепестков света. Люди называют их фотонами. Фотоны вроде бы есть, а вроде бы их и нет. Они несут свет, но ничего не весят и не оставляют следов.

— Несут свет… — как эхо повторил Рюша.

— Такие картинки из прошлого могут нам привидеться. Вот они-то и называются дежавю.

А в голове ёжика яркой вспышкой возник вопрос:

— А выбрать себе воплощение в следующей жизни можно?

— Быстро ты добрался до этого занимательного вопроса…

— Так можно?

— Ну, чисто теоретически…

— Это как?

— Медитируй и рисуй в своём воображении образ, в который ты хотел бы воплотиться в следующей жизни. Например, сову или филина… — глаза Великой Баси улыбались. — Этот образ отпечатается в солнечном Одуванчике твоей души. Настанет миг, когда ты потеряешь свою тень и покинешь наш лес. Тогда Одуванчик твоей души доставит Отцу Небесному файл с этим образом.

— А дальше?

— А дальше… На усмотрение Отца Небесного. Может исполнить, а может предоставить воле Великого Случая.

— Даже если я пожелаю стать человеком?

— В мирах Отца Небесного возможно всё.

Бася вздохнула своим большим пуховым вздохом, который словно укутывал ёжика и волшебным образом погружал в сон. Вот и сейчас глаза его сами собой закрылись, дыхание замедлилось и… ёжик уснул. Сова посмотрела вниз и покачала головой:

— Да уж… не учла. Ну и ладно, ты, малыш, поспи, это никогда не лишнее…

А ёжик уже плыл в своём сновидении. Он плавно опустился под сень грациозных колокольчиков и легонько качнул ярко-голубой цветок, прислушиваясь к его нежной вибрации. Только ёжик собрался качнуть цветок посильнее, как прямо перед его носом возникла большая мохнатая шмель.

— Привет! — сказала она. — Бери крылья! — и шмель протянула ёжику красивые прозрачные крылья. Они были такие прозрачные, что Рюша едва различал их на фоне неба. А ещё он очень смутился и неуверенно спросил:

— А-а… зачем они мне?

— Как зачем? Ты же тот медведь, который в прошлой жизни очень хотел летать? Так что на, держи мечту!

А ёжик подумал: «Значит, я всё же был когда-то медведем! Чудеса-а!..» Однако спохватился и возразил:

— Послушайте, уважаемая шмель, я вообще-то не медведь, а ёжик…

— Да ладно! Ты своё отражение давно видел? — шмель переливчато зажужжала. — Насмешил! Тоже мне — ёжик нашёлся! Бери крылья, полетаем!

Ёжик осмотрел себя и обнаружил, что… шмель права — он действительно медведь… Не успев как следует удивиться, Рюша спросил:

— Ладно, допустим, я реально медведь. Только я одного не пойму, зачем нам вместе летать? Ты — шмель, я — медведь. Что у нас может быть общего? Кроме мёда, конечно…

— Вот как раз таки мёд у нас не общий! — наставительно заявила шмель. — Зато мы оба изумительно мохнатые и изысканно округлые! А ещё ты мне очень нравишься, большой такой, сильный…

— Лестно, однако… — Рюша горделиво улыбнулся.

— А ещё у тебя ушки есть, о-о!.. Чудные! И тоже круглые-мохнатые! — изливала шмель. — А у меня вот нету…

И тут в Рюшино сознание вплыла здравая мысль: «Это уже не сон, а бред какой-то! Видно, мёд ещё гуляет в моей голове…» — Рюша резко подскочил, пыхнул три раза — пых-пых-пых, как умеют только ёжики, и… шмель выпустила крылья из цепкой лапки:

— Точно — ёжик… — растерянно прожужжала она. Крылья незаметно истаяли в тёплом летнем воздухе. Шмель, расстроенно жужжа, тоже растворилась среди цветов.

Ёжик в недоумении покрутился на месте и вдруг увидел бабушку Ёжку. Она, слегка склонив голову, рассматривала колокольчики:

— Да… когда-то и я их очень любила. А мой возлюбленный ёж Филипп читал для меня стихи под сенью этих голубых цветов:

Как ёж ежу не прожужжу,

А пропыхчу я свой изысканный сонет,

Букет грибов к ногам не положу,

А наколю — иголок в мире лучше нет,

Чем иглы девушки моей.

Колючки пёстрые люблю

И всю её боготворю!

В точности не помню, но что-то в этом роде.

— Как я рад тебя видеть, бабушка! Стишок, правда, так себе…

— И я рада тебя видеть, Рюша! — бабушка всплеснула лапками. — Что же ты переживать меня заставляешь!

Она оттолкнулась от травы и закачалась в воздухе:

— Уж и не думала, что могу переживать. Вот скажите на милость, разве видения-привидения переживают?

Ёжик не понял, к кому обращается бабушка, и на всякий случай сказал:

— Прости, бабушка, я не хотел тебя расстроить.

— А зачем мёду нализался?! — бабушка Ёжка неодобрительно покачала головой. — Едва не вернул Отцу Небесному Одуванчик своей души.

Ёжик вздохнул и начал оправдываться:

— Соблазн был велик, больше меня… — Рюша замялся и виновато добавил: — А теперь я чувствую, что снова хочется…

— Надо держать свои желания в узде!

— Зачем?

— Искушения и соблазны разрушают Одуванчик твоей души. Если ты подчинил их, твоя душа становится сильнее, а вместе с ней и ты. А если они подчинили тебя, то ты становишься их рабом, слабым и безвольным, как тля у муравья.

— Но я же только попробовал…

— Этого бывает достаточно, чтобы стать рабом. — Бабушка Ёжка надвинулась на Рюшу и скомандовала:

— Давай, дружок, просыпайся! Не надейся, что Великая Бася будет всю ночь караулить твой сон. Ей, между прочим, на охоту пора.

— Скажи, бабушка, а на кого она охотится?

— На разных… э-э… нет, ты сам у неё спроси. А сейчас просыпайся и топай домой. И помни мою сказку про мёд!

Бабушка воспарила выше. Сквозь неё пролетали бабочки и голубокрылые стрекозы.

— Да присказку не забывай: сказка ложь, да в ней намёк! Добрым ёжикам урок.

— Ладно, бабушка, я больше не буду… — бубнил Рюша.

— Тебе решать — мёд или не мёд, — бабушка чуть поблёкла: — Знаешь, сделать правильный выбор — самое трудное в жизни.

«Да уж, бабушкам только дай повоспитывать…» — тише тихого подумал Рюша и сказал:

— А медитация, наверное, произошла от мёда…

— Не уверена… Скорее, наоборот… — и бабушка померкла.

…Рюша проснулся. Вокруг было сумеречно и тихо. Ёжику стало неуютно и зябко. Из последних бликов уходящего сна до него долетел едва различимый голос бабушки Ёжки:

Конец ознакомительного фрагмента.