Смертельная белизна

Алекс Норк, 2005

Эскадра во главе с американским суперкрейсером после военного эксперимента в центральной Атлантике двинулась домой. Неожиданное исчезновение задержавшегося на месте судна заставляет вернуться. Что-то странное и одновременно страшное начинает твориться в этом регионе: гибнут люди, сбит палубный истребитель, трагедия постигает чудесный курортный остров. Неуловимый враг начал тотальную войну.

Непонятная находка

— Марк, там у ребят что-то случилось!

Профессор услышал, как за бортом судна застрекотал мотор их быстроходной лодки и, выскочив на палубу, увидел, как она уже сорвалась и мчится, оставляя за собой пенистый хвост.

— Акулы?!

— Скорее всего. — Его постоянный помощник по экспедициям Кристиан указал рукой в направлении лодки. — Ребята всплыли вдали от судна и начали звать на помощь.

— Дьявол, неужели опять тигровые акулы?! Говорил же я, нельзя резко идти наверх в таких случаях!

— Не волнуйся, пожалуйста, лодка уже на месте.

— Нога может оказаться не на месте, Крис! Ты сам прекрасно знаешь! Где бинокль?!

— Постой, я и без бинокля вижу… оба уже грузятся в лодку. Вон, их ласты мелькают в воздухе.

Лодка сделала полукруг и совсем успокоила тем, что стала возвращаться назад на малой скорости.

— Не распекай их очень-то, Марк. Они ведь еще неопытные студенты.

Лодка приблизилась и только успела выключить двигатель, чтоб подойти вплотную к судну, а аквалангисты — открыть свои рты, чтоб объясниться, как профессор Таккерт, схватившись за борт руками, уже во все горло орал:

— Я вам десять раз говорил, нет, я вам двадцать раз говорил! От акул уходить можно только двигаясь по дну! С вертикальным корпусом! Пока не окажетесь под днищем судна! Там клетка! В нее, и вас поднимут! Разве неясно?! Я вам двадцать раз говорил, а надо — сто двадцать?!

— Там нет никаких акул, профессор, — пока тот набирал воздух, сумел проговорить один из аквалангистов.

Марк Таккерт застыл, уставясь сверху на них, а затем спросил негромким и совсем спокойным голосом:

— Тогда зачем весь этот балаган?

— Вас бы на наше место, профессор, — обидчиво произнес второй аквалангист.

— Благодарю покорно, но лучше я останусь на своем.

— Там страшный скелет на дне, — снова заговорил первый, — во сне закричишь, если такое приснится.

— Скелет пирата, который охраняет сундук с золотом?.. Да говорите же толком!

— Мы толком не разобрались, потому что сразу решили всплыть. А скелет существа огромных размеров. Челюсть одна чего стоит!

— Очень толковое объяснение. Постарайтесь сохранить этот замечательный стиль до будущих экзаменов.

Таккерт посмотрел на улыбавшегося Кристиана.

— Наши акваланги и камеру! Ты, конечно, запомнил, на каком расстоянии от судна они всплыли?

Можно было и не спрашивать. Он давно уже перестал удивляться фантастической остроте зрения и глазомеру своего помощника.

Назад они вернулись не скоро.

А когда лодка пришвартовалась к судну, лица у обоих выражали задумчивость.

— Во-первых, — взбираясь на палубу, объявил профессор, — я поздравляю вас с тем, что вы не узнали скелет кашалота.

Но упрек, против обыкновения, прозвучал совсем не агрессивно.

— А во-вторых, случай, сам по себе очень забавный. Поэтому приглашаю всех в кубрик.

Через несколько минут, когда четверо студентов сидели вокруг в вежливом ожидании, Таккерт, переглянувшись с помощником, вместо слов почесал свою клочковатую жесткую бороду.

— Ну-с, — после некоторого молчания все-таки начал он, — я сказал уже, что случай весьма необыкновенный?

— Нет! — возразил ему тот маленький задира, который уже пытался грубить из лодки.

— А как я сказал?

— Дескать — «какой-то там кашалот, и вам просто смешно!»

— Да, спасибо тебе за точность. — Он опять почесал бороду. — Действительно, очень смешно, потому что мы с Кристианом совершенно не понимаем, что произошло с этим гигантским кашалотом.

— Гигантским?

— Не менее двадцати метров в длину, — сообщил помощник. — Это огромный, а значит чрезвычайно сильный самец.

— Умер от старости и лежит здесь уже много лет? — предположил кто-то.

— Нет, — профессор оставил в покое бороду и заговорил уже быстро и энергично. — Скелет обглодан, и обглодан, что называется, до косточки. Это само по себе удивительно, и я еще скажу почему. Но прежде всего другое: мы обследовали хрящевые соединения и межкостные связки. Поручиться можно, что кашалот был жив, во всяком случае, еще тридцать шесть часов назад. И кроме того: хрящи и связки свидетельствуют, что это животное находилось в расцвете сил.

— Ну и что? Полакомился кто-то, — снова вмешался маленький смутьян и посмотрел на часы. — Нам тоже положено регулярно питаться. Время второго завтрака, между прочим.

— Полакомился?! А не скажешь ли мне — кто вообще способен лакомиться кашалотами.

— Из ваших впечатляющих лекций, уважаемый профессор, я, конечно, запомнил, что кашалоты охотятся главным образом на кальмаров, а очень крупные кальмары могут, оказав сопротивление, смертельно уязвить кашалота.

— Умница ты у нас, — поощрительно улыбнулся Крис. — Только когда я был учеником нашего профессора, то запомнил еще челюстное строение и пищеварительные характеристики кальмаров.

— Не ты один! Я тоже знаю, что мощный клюв кальмара имеет такой же сильный челюстной аппарат, которым он одновременно бьет и терзает жертву. И слопал он, разумеется, не всего кашалота, а небольшую часть. Остальное разъели акулы, а мелочь на костях — прочие рыбы.

— И это все примерно за сутки? — вмешался кто-то еще.

— А что, я свой бифштекс съедаю за пять минут.

— Конечно, если бы там потрудилась сотня таких обжор, как ты…

— Тихо, тихо, угомонитесь! Давайте лучше поговорим о размерах, и многое станет ясно. Размеры — вот что тут главное.

— Простите, профессор, — вежливо попросил слова один из студентов. — Вы сами рассказывали, что судя по двухфутовым следам от присосок кальмаров, которые обнаруживались на туловищах кашалотов, в глубинах наверняка проживают суперкальмары величиной в двести футов. Две трети из этого — щупальца. Почему такой гигант не мог одолеть кашалота?

— Мог, тем более, имеются основания подозревать наличие в океане кальмаров и даже существенно больших размеров. Но вспомни, где обитают такие гиганты? В глубинах. Даже не самые крупные особи в сорок-пятьдесят футов редко появляются на мелководье. Поэтому кашалот и охотится за ними даже на глубине около мили. И там, действительно, сам может превратиться в жертву супергиганта.

Профессор оглядел молодежь и продолжил:

— Друзья, вы упустили из внимания самое главное: борьбу, которая при этом происходит. Семидесятитонный кашалот чрезвычайно подвижен, а гигантский суперкальмар — еще более. Их смертельная борьба длится не одну минуту. При этом они перемещаются вверх и вниз на многие сотни футов. Особенно это важно для победы кальмара.

— А наш скелет лежит всего на двухстах, — докончил уже Кристиан, тем тоном, которым объясняются с маленькими детьми, — теперь смекаете? Такому кальмару здесь просто не развернуться.

— Понятненько! — маленький задира посмотрел на него презрительным взглядом, а заодно подарил такой же профессору. — Значит, я один среди вас помню океаническую карту местности. Недалеко отсюда двухмильная впадина. Так? Вот там и случилась схватка кашалота с кальмаром. Потом смертельно раненный кашалот дотащил сюда свою задницу и на радость акулам издох… Я заслужил свой бифштекс, профессор?

— Ты можешь даже взять половину от моего.

Довольная молодежь высыпала на палубу, и кто-то поинтересовался у сообразительного нахала:

— А что ты сделаешь, если кальмар накинется на наше судно?

— Плюну ему в глаза, вот что я сделаю!

— Марк, тебе кажутся его слова правдоподобными?

— Что он плюнет в глаза? Я не сомневаюсь! И кашалот действительно мог приплыть сюда после схватки, но только в случае, если бы сам очень серьезно поранил кальмара. Иначе тот бы его не выпустил. Однако скелет, Крис…

— Уж больно чистый? Я тоже этого не могу понять. Акулы, конечно, сплылись бы и оборвали мясо за два три часа, но мелкие остатки на костях не для их зубов. Так что прочая ерундовая рыба кормилась бы тут еще целую неделю.

— Вот это и странно!

В середине дня они увидели флагманский крейсер.

Даже за много миль отсюда, лишь только глаз схватывал его контур, становилось понятно, что движется нечто большое и очень сильное. Что этому движению в океане нет и не может быть никакой преграды, и об его высокую остро-изогнутую грудь разобьются и разлетятся мелкими брызгами даже самые сильные штормовые волны.

А еще через полчаса профессор, поднявшись по спущенной к самой воде лесенке, оказался в объятиях своего младшего брата.

— Еще раз поздравляю, мой мальчик! Очень рад за тебя, очень!

Потом он поздоровался за руку с десятком красивых загорелых офицеров в такой элегантной и безупречно отглаженной форме, что можно было подумать — они приготовились к участию в дорогом телевизионном шоу.

И сам крейсер, по которому ему устроили получасовую экскурсию, оказался фантастическим произведением техники.

Брат показывал и объяснял…

Невидимый под средней кормовой частью защитный ракетный комплекс был готов уничтожить все, летящее в воздухе в радиусе нескольких сотен миль.

— Два таких крейсера способны перекрыть доступ с воздуха на всем Атлантическом или Тихоокеанском побережье страны, — довольно сообщил Пит.

— А сколько крейсеров этого класса всего?

— Пока еще только один. Но скоро будет больше.

Наступательный комплекс, распределенный сразу в нескольких частях огромного судна.

— Он может полностью уничтожить все стратегические объекты ну, например, Ирака и Сирии вместе взятых. Не только военные: электростанции, мосты — на все это тоже хватит.

— Пит, вы уже попали один раз в бомбоубежище с детьми в Ираке.

— И это послужило очень серьезным основанием для дальнейшего совершенствования точности. Ни одна пущенная отсюда ракета уже не отклониться от цели. Не думай, пожалуйста, Марк, что в жилах у военных течет другая, чем у остальных людей, кровь. — Генерал взял брата под руку и, чуть понизив голос, очень довольно сообщил: — Открою тебе один секрет. Теперь, после испытаний, которые мы проводили недалеко отсюда, крейсер обладает еще одним феноменальным оружием. Ни одна подводная лодка противника не сможет приблизиться, для того чтобы нас атаковать. Она будет обнаружена раньше, но что самое главное — будет уничтожена уже через несколько минут особой управляемой ракетой. Причем со стопроцентной вероятностью, то есть — наверняка.

— Ракеты научились не только летать, но и плавать под водой?

— Они умели это делать и раньше. Однако сейчас лодка от них не способна уйти.

— Будет взорвана?

— Нет. Направленное поражение экипажа гамма-лучами. Техника не пострадает, а люди погибнут почти мгновенно.

— Мне, биологу, очень приятно об этом слышать.

— А вот любой подводник, будь он русский или китаец, отреагировал бы иначе.

— Обрадовался бы, что ли, Пит?!

— Не горячись. Да, обрадовался бы, представь себе. Смерть на воде ведь гораздо страшнее, чем смерть на суше. А еще страшнее — под водой. Потому что при обычном поражении субмарина не погибает вся сразу. Трагедия в том, что наверх ей уже не выбраться. А во многих отсеках остаются живые люди. Я мог бы тебе рассказать, что видят потом те, кто осматривает поднятую погибшую лодку, но ни за что не стану этого делать.

Профессор задумчиво пощипал свою бороду…

— Мне трудно судить, братик, но послушать тебя, Пентагону скоро дадут Нобелевскую премию за гуманизм и любовь к человечеству. — Внезапно, о чем-то подумав, он вскинул голову с потемневшими от гнева глазами. — А океан?! Вы только что испытывали какие-то страшные гадости!

— Не беспокойся, пожалуйста. Да, в радиусе полумили твои рыбешки подверглись жесткому облучению. Но это значительно меньше, чем одна капля в стакане воды. К тому же, вспомни, твои коллеги в лабораториях безжалостно режут для опытов мышей и кроликов. Другие обрекают добрых и безответных дельфинов на неволю в океанариумах. Ну, и так далее.

— Мы делаем это ради… э…

— Ха! Пойдем теперь ко мне. Мы делаем свою работу ради того же самого, уверяю тебя.

— Ладно, — примирительно произнес профессор. — Значит все тут у вас — супер?

— Решительно все! Этот корабль дороже и современней любой космической программы НАСА.

Каюта-салон генерала тоже оказалась — «супер».

— Уж здесь бы могли поберечь деньги налогоплательщиков, — осмотрев этот «люкс», проворчал профессор.

— У нас даже матросы имеют комфортабельное жилье. Поверь, Марк, в действительности здесь нет ничего лишнего. Люди месяцами должны жить в океане. И работать с чрезвычайно сложной и очень опасной техникой. Мы не можем допускать даже малейшую психологическую усталость, а тем более — раздражение от бытовых неудобств. — Генерал нажал какую-то кнопочку, и меньше чем через минуту стюард вкатил накрытую салфетками тележку с тарелками и шампанским в серебряном ведерке посередине. — Давай теперь выпьем за нас. Нет, — он взглянул на фотографию на стене, — сначала — за папу.

Время, как же его не хватает на все хорошее.

Вот, нужно уже расставаться.

— Пит, а мне нельзя дозаправить у тебя свое суденышко? Тогда бы не пришлось через неделю заходить в какой-нибудь местный островной порт.

— Топлива у меня сколько угодно, но, знаешь, с крейсера его перекачивать слишком уж неудобно. А всего в двадцати милях отсюда наш небольшой корабль. Продолжает кое-какие эксперименты. Я дам приказ, они вас обеспечат.

Потом профессор помахал брату из лодки, направляясь назад к болтавшейся невдалеке их скромной посудине. И стало грустно…

А в детстве он никогда не испытывал этого чувства. Наверное, потому что нужно было все время помогать отцу, заботиться о младшем брате, учиться как можно лучше, чтоб поступить в университет. И там быть среди самых первых, не отягощая, благодаря стипендии, уже пожилого родителя.

Когда же у него стала появляться вот эта непонятная грусть? После смерти отца?..

Нет, если старые люди уходят, вот так, с чистой совестью, со спокойным приготовившим уже себя к другому миру сознанием, их смерть вызывает у окружающих совсем не такое чувство. Иное… которое удается иногда испытывать и здесь, в океане. Оно пронизывает вдруг ощущением того, что жизнь не может исчезнуть. Что истинный мир гораздо больше того, в котором люди по привычке находятся, вцепившись в маленькие кусочки сиюминутного, и этим глупо и безнадежно себя ограничивают. Он тоже нередко такое за собой замечает, а с возрастом эта путаница большого и малого начинает навевать грусть.

— Ты о чем-то все время думаешь, Марк, — заметил Кристиан, когда они вечером допивали в кубрике чай. — Об этом странном скелете?

— И о нем в том числе…

— А у меня он просто из головы нейдет. Помнишь, как мы два года назад оттаскивали в океан самку голубого кита?

— Которая выбросилась на берег?

— Ну да. Оттащили, а она потом все равно стала дохнуть на такой же вот примерно глубине. Акулы ее очень быстро разъели, но мы же потом шесть дней наблюдали всякую сплывшуюся кормиться мелочь. И сколько получили новых данных, какие чудесные экземпляры удалось отловить.

— Добавь сюда, Крис, та самка значительно уступала своими размерами этому кашалоту, — весьма рассеянно, впрочем, добавил профессор. — И любопытно было бы посмотреть на кальмара, который с ним справился…

Его помощник не очень довольно пожал плечами:

— Нет, Марк, ты все-таки думаешь о чем-то другом.