Двуглавый Орден Империи Росс. Одна Магическая Длань

Алекс Нагорный, 2021

«В середине мая в Челябинске гораздо теплее, чем в Армагорске. Особенно днём. Но окна в просторном кабинете генерал-губернатора были закрыты. Ни к чему давать возможность, хотя и призрачную, но всё же возможность, подслушать разговор Светлейшего князя с его посетителем. Вряд ли за особняком, в котором размещалась резиденция Челябинского генерал-губернаторства, не следил ни один шпион Филарета. Во всяком случае, со стороны шпионов это было бы неправильно…»

Глава вторая

Проводить нас до гостиницы вызвался Ерёмин. Всю дорогу он то упрашивал нас научить его драться так же как мы, потому что уже слышал и о моей схватке с Трофимом, то рассказывал о своей мечте стать вахмистром заместа Шемякина, потому что тот хочет стать офицером и выслужить себе дворянство. А то начинал расписывать, как славно учат в местной чародейской школе, и что он, когда выйдет в сержанты, непременно женится на какой-нибудь ворожее, ну, так, чтобы по хозяйству чего полезного умела.

Иногда он начинал рассказывать про то, какой правильный командир Горбунов, и что когда Латышев в статскую службу выйдет, то надобно чтоб непременно Горбунова на его место и поставили. В такие моменты его напарник, которого, кстати, звали Устином (совсем как удава из детской сказки про таинственного гиппопотама), громко соглашался с ним и заверял, что мы ещё увидим, как он в генералы выйдет. Он, конечно же, имел ввиду при этом дядю Колю, а не себя. Хотя, на мой вопрос не видит ли Устин и себя генералом, ничуть не смутившись, ответил: «А хтош ни хочит в гиниралы? Токма шо он!» и ткнул пальцем в Ерёмина. Судя по тому, как они оба расхохотались, вопрос этот не раз уже обсуждался в узком кругу ограниченных лиц.

Пользуясь случаем, я снова попытался выяснить для себя причину крутого поворота в судьбе Горбунова. Ерёмин с Устином наперебой повествовали, про то, как доблестный дядя Коля, выявив затесавшегося в захребетные князья вражину, шпионившего в пользу Филарета, не чинясь, срубил ему башку. «А оно-то вишь как, бригадиры-то князьям головы самоуправно рубить не моги, токмо гиниралам дозволяется!». «Князья-то взбунтовались, дескать, эдак-ту скоро и майоры с капитанами головы самочинно рубить зачнут. А гиниралы такой укорот им дали, что ежели кто шпиён супостатный, тому не то что поручик, а и ефрейтор пущщай без требуналу манифест выдаст!» «А государь-то наш, Тагир-то Борисыч, за самоволие такое осирчал на него люто, и вофси уж в самые солдаты хател, да токма гиниралы его упросили. Царь-то батюшка он ведь у нас хоть и крут, а всё ж отходчив, как ни крути не простой князь, а лазутчик, стало быть, правильно казнил. На том они с министрами и порешили, чтоб посерёдке, значится, ни князьям, ни гиниралам. Так вот, стало быть, значится, и стал Николай-то Михалыч из бригадиров прям в поручики».

Пипец какой-то! История мутная до невозможности. Кого не спроси, каждый свою версию озвучивает. Одно понятно, дядя Коля кого-то не того мочканул. Хотя, может, и того, но не вовремя. А с другой стороны, если он уж совсем бы всё не правильно сделал, то не был бы сейчас старшим майором. Хрен бы ему дали снова из лейтенантов, считай в подполковники выбиться. Ладно, война план покажет, а время имеет способность всех по местам расставлять, вот тогда и увидим, кто из ху.

Однако, приехали. Мы распрощались с обоими нашими провожатыми, но Ерёмин, сославшись на мучительную жажду в пересохшем горле, пошёл с нами. Устин напутствовал его словами: «Смотри не засиживайся!»

Я посмотрел на небо и попробовал по примеру Акимыча по его цвету определить время. По форме и скорости движения облаков, я заключил, что три уже было, а шести ещё нет. Когда мы вошли в фойе, оказалось, что и Лерку мучал тот же вопрос, но она его задала Аннушке, обретавшейся на рецепшене. Та практически сразу выдала:

— Четыре, пятый.

Лерка поблагодарила её, и мы пошли наверх.

— Что с майором делать будем? — спросила она у меня, когда дверь за нами закрылась.

— Не знаю пока, а что?

Лерка, бросив на стул свою треуголку и, плюхнулась в кресло.

— Вот что я думаю, — начала она. — Михалыч — крутой мужик, но вляпался в какую-то нездоровую фигню. Сдается мне, что он завалил какого-то перца, только не по понятиям завалил, а тот хоть и важный пельмень был, но тоже лихо накосорезил. Ну, а поскольку сам-то Михалыч не из простых, то нашёл способ снова приподняться. Да и главный… этот… Борисыч… царь короче, тоже, видишь, как решил: и вашим, и нашим. Вроде как бы и приструнил, и лазейку оставил. Вот майор сейчас и будет носом землю рыть, да каждый шанс использовать.

— Ага! И мы для него как раз ещё один шанс?

— Да, и нехилый. — Подтвердила Лерка. — Только надо всё основательно продумать, чтобы и для нас это тоже шансом оказалось.

— Не знай, не знай! — усомнился я. — Пока что на джек-пот не тянет.

— А нам сейчас джек-пот и не нужен.

— Это почему? — я реально не понял, с чего бы нам от джек-пота отказываться.

— Пользы, знаешь ли, не будет.

— Чёй-то не будет? — спросил я и, сняв пинжнак с карманами, уселся на диване.

Лерка сразу не ответила, поёрзала в кресле, откашлялась.

— Саня, а вот скажи, сколько у нас с тобой сейчас денег?

Я задумался, поприкидывал. Выходило, что рублей эдак пятьсот-шестьсот. Так и сказал сестре.

— То есть точно не знаешь? — съехидничала та.

— Ну, а когда считать-то было? — возмутился я. — Давай щас посчитаем!

— Пусть даже и пятьсот, — почему-то быстро согласилась на мою прикидку Лерка. — А как, по-твоему, Саша, это много или мало?

— Много! — выдал я, хотя и сомневался в таком ответе.

— А на сколько много? Что купить себе сможем? Квартиру или целый дом?

Я задумался. Получалось, что не знаю. А Лерка ждала. Я пожал плечами.

— Видишь! Трудно сказать что-то определённое. А почему? — снова спросила она.

Я опять пожал плечами.

— Лер, мы же цен ни хрена не знаем! И вообще… — я не договорил.

— Во-о-от! — обличительно ткнув в меня указующим перстом, произнесла она. — А если горячку не пороть, понаблюдать за ситуацией, пообтереться? Что тогда?

Я задумался. А правда, если всё потщательней обмозговать, то можно с Батлером и поторговаться. Только и предложить надо что-то такое, от чего он ну просто не захочет отказываться.

— Я смотрю, до тебя доходить стало. — Заулыбалась Лерка.

— Ну да, ну да! Пообтереться — это твоя правильная мысль. Заприкинуть чё почём… А то как бы не получилось, что за гнилые сухари будем работать.

Лерка засмеялась.

— Ладно, чем займёмся? — спросила она.

— Сейчас или вообще? — уточнил я.

Лерка хмыкнула.

— В принципе меня интересует, что ты думаешь по обоим поводам.

Прикольно. То есть опять всё мне придумывать? Так значит? Карашо.

— Сейчас нам нужно заняться тем, что спланировать наши дальнейшие действия! — ловко выкрутился я.

Лерка снова засмеялась. В этот раз уже менее добродушно.

— И как ты представляешь себе процесс планирования? — катнула она мяч на мою половину поля.

Этот словесный пинг-понг мог бы ещё долго продолжаться, но под лежачий камень вода не течёт, так что надо переходить к чему-то серьёзному.

— Лер, а у нас вот прямо сейчас какое положение сложилось? Вот прямо к этой минуте?

— Ты о чём, братец?

— Ну, вот смотри, Лер, — Начал я. — Жить у нас пока есть где. Так? — Дождавшись от Лерки утвердительного кивка, продолжил: — И на что жить, пока тоже есть. Если с нашими деньгами сравнивать, у нас никак не меньше миллиона.

— Я думаю, не меньше двух. — Уверенно заявила напарница.

Я не разделял её оптимизма, но вслух сказал:

— Тем более!

— А дальше?

— Да! Вот сейчас деньги у нас есть, а дальше? Дальше мы их, где будем брать? Не драться же постоянно. Ну, покажем мы народу ещё пару трюков, типа двое на одного, а ну как не выйдет? Вдруг двоих не ты, не я не завалим, тогда что? Выйдут два Трофима, или Емельян с Шемякиным, и всё, привет!

— Постоянно драться — это не вариант! А вот учить других… — Взгляд у Лерки стал каким-то блуждающим, как у человека, у которого мысли в голове гопака пляшут.

— Ты сейчас про местных вояк? Думаешь, дядя Коля нам бабла широкой лопатой отвалит?

Вместо ответа сестра вдруг расхохоталась, да так задорно, что я даже удивился.

— Ты чё? Представила целый «КамАЗ» местных баксов? — спросил я у неё.

— Не-е-ет! Просто вспомнила, как эти двое рассказывали, что прорабам князей без разрешения убивать нельзя.

— Кому-у??? Прорабам?!

— Ну, или кем там Горбунов был?

— Бригадиром!

— Ну, уж если прорабам нельзя, то значит, бригадирам вообще без вариантов! Са-а-ань, а кто такие бригадиры? Это круче чем старший майор?

— Круче! Бригадир — это бригадный генерал по-нашему.

— А у нас чё? Реально бригадные генералы есть?

— Нет! У нас нет. У нас комбриги были.

— Сань, а комбриги — это кто? — Лерка спросила так, как будто я над ней издеваюсь.

— Ты фильмы про начало войны смотрела?

— Шутишь?! Конечно!

— Ну, вот там у военных знаки различия не на погонах, а на петлицах. — Сказал, а сам подумал, что про петлицы она тоже может не знать.

— На чём?

— На петлицах. Это такие штуки на воротниках. У кого кубари, у кого шпалы, у кого треугольники. А у комбригов было по одному ромбу.

— Это типа круто?

— Комбриг, он же бригадный генерал, он же бригадир — это такое звание, чин по-здешнему, между полковником и генерал-майором.

— А он старше чем, полковник?

— Старше.

— То есть он — старший полковник? Или младший генерал?

— Лер, вот ты смеёшься, а в китайской армии сейчас есть такое звание — старший полковник.

— Надо будет у Шена поспрашивать.

— Блин! Не сейчас здесь, а там в нашем времени!

— А-а-а-а-а… И типа дядя Коля был здесь таким вот старшим полковником?

— Да. Ну, и как тебе? Круто? Между прочим, Ольга в этих всех чинах разбирается.

— Конечно! Ей же партию выбирать надо!

— А тебе, Лерочка, как будто не надо? Или чё? Бригадиры — это ни о чём? Нам мещанам неровня?

Лерка скорчила мордашку:

— Бригадиры — это стрёмно, им князей без спросу убивать нельзя!

Ну да, ну да! Это важный фактор. Просто основополагающий.

— А вот Татьяне Лариной не в падлу было.

— Так она же за генерала вышла! — Проявила Лерка знание классики.

— Вышла-то она за генерала, а вот отец у них с Ольгой бригадиром был. — Продемонстрировал я ещё более глубокую осведомлённость. — Смиренный грешник Дмитрий Ларин господний раб и бригадир под камнем сим вкушает мир.

Лерка покивала головой, с понтом впечатлилась.

— Ладно, бригадир, что делать будем? — осведомилась она.

— С Горбуновым? — переспросил я.

— Ну, с ним в целом понятно. Надо помочь, только надо придумать как. Я про остальное. Деньги и правда, как-то зарабатывать нужно. Бизнес какой-нибудь замутить?

— Наверное, да. Батлер тоже про бизнес говорил, когда про недвижимость рассказывал. — Вспомнил я.

— Батлер — это Горбунов что ли? — Наморщилась Лерка.

— Ага! Дядя Коля!

— Ты поосторожней кликухи раздавай, а так и будешь: дядя Коля да дядя Коля.

— Ну, да! Ольга же его так называла.

— Сань, ну, где ты, и где графиня Морозова?

— А ты, кстати, не её ли дедушку ликвидировать собиралась, когда распрягалась, что бригадиры — лохи, и им князей мочить нельзя?

— Ну, он мне пока ещё ничего плохого не сделал, а то ведь я не посмотрю кто там кому князь, а кто бригадир.

— Да-а-а! А ты оказывается совсем бескровопощадная. — Придумал я определение леркиному взгляду на жизнь.

— А вот разных толерастных пацыфёров не спрашивают! Сходи лучше вниз и добудь пару листов бумаги, а то карандаш у нас есть, а писать не на чем. Не на карте же.

Я встал.

— И это… если опять любовь свою встретишь, не задерживайся.

Получив подобное напутствие, хочется сделать всё с точностью до наоборот, но это уж как выйдет. Для начала я сам вышел из номера и пошёл вниз. Внизу я встретил всё ту же Аннушку и…

— Агата Григорьевна, да вот он сам идёт! — указала на меня Аннушка.

Увидев, что у дежурной горничной уже есть «посетители», я, было, остановился, но коль скоро речь зашла обо мне, всё же продолжил спускаться.

— Здравствуйте, Александр Константинович! — сделав лёгонький книксен, поприветствовала меня шатенка Лариса. — Рады Вас видеть!

— Добрый день, милые барышни! — сказал я, изобразив некое походное подобие поклона.

Лариса с Агатой переглянувшись хихикнули. Блондинка Агата тоже весело книксанула и без каких бы то ни было упоминаний про доброе время суток и вообще перешла сразу к делу:

— Александр Константинович, а вы с сестрой на ужин сегодня придёте?

— Агата! — одёрнула её шатенка.

— Приходите-приходите! — весело защебетала блондинка Григорьевна. — Нашего полку прибыло! Шестеро сегодня из Исетьевска приехали, а вчера два молодых человека из Самары.

Тва-аю ма-а-ать!!! Земляки! Хреновастенько! Но я улыбаюсь, как будто заинтересовался.

— Из Самары? Скажите, пожалуйста! — удивляюсь я совсем как по-настоящему.

Хотя, какой к чёрту КАК?! Изумление совершенно реальное. Судорожно начинаю соображать, чем нам это грозит. На всякий случай делаю вид, что перепутал:

— Самара — это же аж за Тобольском? Нет?

— Что Вы! — смеётся Агата. — Самара — это совсем в другой стороне!

— Да, — говорит Лариса. — Это на Итиле, на самой границе с Русией. Представляете?

Ещё бы я не представлял, где Самара. Я вот где Армагорск представляю себе только примерно, а где Самара я лучше них понимаю. Но им пока что, знать об этом ни к чему.

— Мы вас вчера ждали-ждали, а вы не пришли. — Как бы упрекая, проговорила Агата.

— Агата! — опять одёрнула её Лариса. — Верно, Валерии Константиновне отдохнуть понадобилось после такого. — Она так выделила голосом слово «такого», что я заподозрил об их осведомлённости на счёт махача с Трофимом. Да и про Шемякина им тоже уже могли рассказать.

Я подумал, что рано или поздно, но рассказать всё равно придётся, как что лучше уж сами, чем они всяких слухов наслушаются, простите за тавтологию.

— Наверное, придём, — сказал я, чтоб отвязаться. — Сейчас с сестрой поговорю. Аннушка, а нет ли у вас в хозяйстве бумаги? Нам бы листочков штук пять-десять.

— Десять? — глаза у Аннушки округлились, да что у Аннушки, у Ларисы с Агатой и то выражения на лицах были такие, как будто я не знай чё попросил. — Я скажу Дмитрий Францевичу, может и есть. — Сказала она неуверенно.

Тут я подумал, что у них тут с бумагой дефицит какой-нибудь может быть, а я такой: «Листов десять». И что характерно, мимоходом так.

— Глаша вернётся, я схожу к Дмитрий Францевичу, — заверила меня Аннушка.

— Приходите. Мы вас ждать будем! — с радостной надеждой произнесла блондинка Агата.

— Хорошо. — Улыбнулся я и пошёл назад.

— Чё с бумагой? — приветствовала меня сестра.

Я снял сюртук и подумал про тапочки.

— Слушай, завтра в городе надо что-нибудь типа шлёпанцев купить, — сказал я в ответ.

— Угу, — согласилась Лерка. — Халатик и пижанку.

— Я серьёзно.

— Да нет проблем! Купим.

Я уселся на диван. Лерка повторила свой вопрос:

— Так чё с бумагой?

— Это… Я там внизу Агату встретил, ну, помнишь, блондинка такая, всё с вопросами разными лезла?

— Помню, и чё?

— Ну, вот они там с Ларисой спрашивали, придём мы сегодня ужинать или нет.

— Не охота, если честно, — лениво ответила Лерка.

— Лер, они говорят, там два парня из Самары приехали.

Лерка задумалась. Побарабанила пальцами по подлокотникам.

— Сань, ну приехали и приехали. Нам-то чё?

— Так это… типа земляки.

— Да какие они земляки? Про что мы с ними говорить-то будем? Про институт, про наш? Или про чё? У нас ведь нет никаких общих знакомых, там же даже улицы по-другому называются. Не-е… — махнула она рукой.

Я попытался осмыслить её слова и найти хоть какие-то аргументы против, но по всему выходило, что права Лерка, никакие они не земляки. Так… и тоже мысленно махнул рукой.

— Лер, я вот что подумал, — начал я. — Нам ведь, наверное, нужно сказать им, что мы теперь не дворяне. Это же важно в этом мире. Как думаешь?

— Надо, конечно, только они и так скоро узнают.

— Лер, давай лучше мы сами скажем, а то будет как с Горбуновым.

— В порутчики разжалуют? — усмехнулась сестра.

— Нет, я не об этом. Вот мы, сколько ни спрашивали, нам всё время разное рассказывают, то дуэль какая-то, по версии Татьяны вообще из-за женщины, а то он шпиона поймал, то князя казнил, то графа на куски изрубил, то генерала, то ещё что-то, а за что разжаловали не понятно.

— Шен приедет, спросим, — сказала Лерка, и сказала-то так, словно ей вообще пофиг.

— Лер, да я не про то. Просто если сами не расскажем, то и о нас будут всякие небылицы сочинять. Тебе это надо?

Лерка вздохнула, с понтом устала очень:

— Сань, да они хоть так хоть так сочинять будут. А вообще… ты, наверное, прав: так хотя бы меньше.

— Что мы им скажем? — Спросил я, чуть помолчав.

Вместо ответа Лерка просто пожала плечами.

— Сань, а с бумагой-то чё? — спросила она после пяти минут молчания.

— Аннушка сказала, что узнает у Мозеля.

— Капец! — воскликнула Лерка. — Даже с бумагой проблемы!

Она покачала головой в знак своего искреннего разочарования. И снова наступила тишина.

— Слушай, Лер, а может у них тут её ещё не изобрели? — обрадовался я возможности что-нибудь «открыть».

— Ты чё? С дуба рухнул? Я же вчера в этом… — Она пощёлкала пальцами. — В ателье. Я там, на бумаге рисовала!

Блин! Точно! Плохо. Одной надеждой меньше.

— А ты чё? Хотел типа изобрести что ли? — усмехаясь, осведомилась напарница по приключениям.

— Ну, была мыслишка. — Не стал запираться я.

— А ты типа бумагу делать умеешь?

— Нет. Так только общую идею знаю.

— Так ведь этого, братец, всё равно не хватило бы! Хха! Идею! Тут, знаешь ли, весь процесс знать надо. И уметь. — Тоном нотации увещевала она.

— А ты типа умеешь?! — обиделся я.

Лерка подобралась и серьёзным тоном сообщила:

— Ты можешь мне не поверить, но я-то как раз умею. — Она посмотрела мне в глаза, ожидая реакции.

В моём взгляде, наверное, отразилось полнейшее недоумение, потому что, не дождавшись от меня ни слова, она сама всё объяснила:

— Когда училась рисованию, нас учили делать бумагу.

— За каким? — сейчас я поминал не намного больше.

— Да, ни зачем особо-то.

— Ну, если ты и вправду умеешь делать бумагу, то давай прикинем, может, это на бизнес потянет.

— Да нет… — Сморщилась Лерка. — Нас же бумагу-то учили делать из макулатуры, так что на бизнес никак не потянет. Да и качество там было соответствующее, как ты понимаешь. — И тяжело вздохнув, развела руками.

Ладно. Нет, так нет.

— Лер, а этим что говорить будем?

— Дак, а что мы им скажем…

Она не договорила, потому что в дверь постучали. Я встал и пошёл открывать. На пороге стояла Татьяна. В руках она держала несколько листов сероватой бумаги, примерно формата А2.

— Только четыре листа нашлось. — Сказала она, как бы даже извиняясь. — Больше нет. Только если послезавтра в городе купить.

— Да нам хватит. — Успокоила её Лерка, вставая навстречу.

— По две копейки. — Сообщила посетительница.

— По две так по две, — легко согласилась Лерка. — Саша, заплати, пожалуйста.

Я кивнул и полез за деньгами, параллельно размышляя о какой-то странности ситуации, которую почувствовал, но никак не мог осознать.

Приняв от меня гривенник, Татьяна промолвила что-то вроде: «Я сейчас», и удалилась. А я, глядя ей в след, про себя отметил, что все эти заботы настолько выбили меня из колеи, что я даже о девушках думать перестал.

— Не грусти! — донеслось из-за спины. — Щас вернётся твоя зазноба. Со сдачей. Поворкуете. Стихи ей почитаешь. А я к себе.

С этими словами она и вправду удалилась, оставив вопрос об ужине в обществе будущих сокурсников нерешённым.

Я посмотрел на бумагу. Такое качество в нашем мире имела только упаковочная бумага: серая, грубая, шероховатая, ни в один принтер не пошла бы точно. Я проверил её на предмет пропорций сторон, то есть взял и сложил пополам длинную сторону, слегка придавил, чтоб посмотреть какой размер получится у листа А3. Получалось, что если большой лист, ну, тот который принесли, разрезать надвое, то половинки будут казаться вытянутыми. Ага! Значит, у большого листа нестандартные пропорции. Я задумался. А что мне это, собственно даёт? Нестандартные и нестандартные, и чё? Кстати, совершенно не обязательно, что те листы, которые нам принесла Татьяна, стандартные по местным меркам, могли быть уже кем-то подрезаны до нас. Да и до Мозеля тоже.

Интересно, а Лерка сможет делать такую бумагу? Хотя, две копейки за лист… так миллионов не наживёшь. И тут я понял, что меня смутило в самом начале. Стоп-стоп-стоп! Это по меркам нашего мира две копейки — это копейки и есть, а тут на две копейки мы с Леркой два дня с полным пансионом можем номер в отеле господина Мозеля снимать. Так что тут это отнять не мелочь! Пятьдесят листов — это рубль, а пятьсот — золотой! Круто! Круто? Я задумался. А по сколько листов в день мы сможем делать? Если по пятьдесят, то и начинать не стоит. Но с другой стороны, рубль в день — это триста шестьдесят пять рублей в год, то есть тридцать шесть с половиной золотых. Как раз на оплату за обучение одного из нас.

Ну что ж, всё не так уж и безнадёжно, надо будет с Леркой ещё разок поговорить про бумагу. Я уже начал мысленно развивать производство, нанимать работников, изобретать станки, когда в дверь постучали. На пороге стояла Татьяна. Вручив мне сдачу, она не стала сразу убегать, а мельком оглядев комнату, спросила:

— Александр Константинович, а правда что сестрица Ваша Трошку-драчуна до смерти побила?

Да… земля слухом полнится!

— Нет! — говорю. — В смысле не до смерти, но зато три раза.

На лице у Татьяны удивление сменяется восхищением, потом ещё чем-то. Она снова спрашивает:

— И стрельцов тоже всех побила?

— Нет, только Шемякина. Да и его не сильно, так упал и всё.

— А его-то за что? — изумлённо вопрошает Татьяна.

— Татьяна Андреевна, Вы может, присядете?

— Нет-нет-нет, Александр Константинович, дел у меня много. Побегу я. — И разворачивается.

— Татьяна Андревна, Вы давеча про Шемякина спрашивать изволили…

Как ни странно, но моя попытка остановить её таким образом, увенчалась успехом, причём сразу же. Татьяна развернулась ко мне, и в глазах у неё пылало любопытство. Я помедлил секунд пять, собираясь с мыслями, и начал рассказ:

— Понимаете, Горбунов со своими не успел к поединку Валерии с Трошкой и поэтому… — Я подумал, что, в общем-то, не обязательно именно это было причиной их пари, и добавил: — Или ещё почему, но только он предложил ей померяться силами с Шемякиным.

У Татьяны даже глаза расширились.

— Вот. — Продолжал я. — Даже восемь золотых на него поставил.

— Восемь золотых! Да это же… — Она не договорила, прикрыв рот рукой.

— Что? Очень много? — не понял я значения такой реакции на мои слова.

— Это половина его годового жалования, — произнесла моя собеседница.

Оба на! Ничёсе! Полугодовая зарплата за пятисекундное шоу! Охренеть!

— Шемякин тоже не верил, что она его свалит, — тут я счёл необходимым прокомментировать: — Они же спорили, что Лерка его с ног сбить не сможет. Во-о-от… А она его в два удара свалила. Тот даже дёрнуться не успел.

— Не верил? — повторила Татьяна. — Я бы тоже не верила. Да никто бы не поверил, наверное… — И она о чём-то задумалась.

— Ну, так вот, Шемякин не поверил на столько, что тоже два золотых поставил.

— И проиграл??? — всплеснула руками Татьяна.

— Ну да, — я не понял, чего это она.

А она закрыла рот уже обеими руками, и сокрушённо покачала головой с выражением лица сильно напоминавшим ужас. Я понял, что чего-то не понимаю, и решил расставить все чёрточки над Ё:

— Да что случилось-то?

Татьяна ещё немного «посокрушалась», а потом всё-таки рассказала о причине такой своей реакции:

— Так ведь и он тоже половину годового жалования… — и она безнадёжно махнула рукой.

— И-и-и?

— Так ведь семья у него.

— А у Горбунова, что нет? — на всякий случай спросил я.

— Нет. У него нет. Да и из поместий ему присылают. Он не обеднеет, а вот Шемякины теперь как? — и снова она покачала головой.

Мне сразу как-то неловко стало, типа малых деток обездолил. Хотя, кого я там обездолил?! Ну, во-первых, не я. Во-вторых, он сам предложил. А в-третьих… в-третьих… А вот нехрен тогда падать было, раз так в себе уверен, что…

— Татьяна Андреевна, я думаю, он не последние деньги поставил. Я бы, во всяком случае, на последние деньги спорить не стал бы. Думаю, и он знал, что делает. — Этими словами я сам себя успокоил окончательно.

Татьяна в задумчивости покивала и нехотя проговорила:

— Наверное, Вы правы, не последние…

— Ерёмин, тот тоже от имени остальных три золотых поставил на Шемякина. Вот привёз сегодня.

— Пишка?! Он-то куда?! — казалось, что это известие удивило её сильнее всего. — Надо же! Ерёмин! Пойду Глашке скажу. — Она быстро развернулась и удалилась быстрыми шагами.

Так. И вот что это было? Пишка? Глашка? Что у них тут вообще происходит? Дурдом на гастролях!

Я пошёл к Лерке. Постучал и, дождавшись приглашающего «Да-а-а…», открыл дверь.

— Ну, как? Почитал стихи предмету вожделения? — осведомилась сидевшая на стуле у окна Лерка.

Я не ждал такого вопроса и ответа на него не заготовил. Постояв немного, я решил на эти подколки пока не реагировать, а рассказать о новостях более насущных:

— Прикинь, а дядя Коля с Шемякиным тебе вчера по половине годовой зарплаты проспорили!

— Да ладно! — похоже, моё сообщение поставило её в тупик.

С полминуты мы просто смотрели друг на друга. Хотя, нет, не просто. Мы тупо смотрели друг на друга. «Тупо» — это очень правильное в нашем случае слово.

— Чё делать будем? — спросила меня сестра.

Я и сам не знал, но одна мысль у меня всё-таки имелась:

— Ну, я думаю, деньги возвращать им точно не стоит. Знали, на что шли.

Лерка согласно покивала.

— И это… — Мысль рвалась наружу, но ещё не оформилась. — А наш майор-то, он оказывается помещик.

— О-о-о. — Протянула Лерка, старательно делая вид, что ей не пофиг.

— Неженатый помещик, — постарался сказать я как можно более многозначительно. Хотя, на кой мне это?

— И-и-и? — предложила мне Лерка продолжить мысль.

— Ну, и вот! — сказал я в значении, сама, мол, думай, чё там И-и-и…

Мы снова поиграли в гляделки.

— Ладно. Чё? Чем займёмся? — спросила сестра.

Я пожал плечами.

— Ты бумагу просила? Принесли.

— И-и-и?

— Чё «И-и»? Просила? Принесли. Чё дальше? Для чего бумага-то?

— А-а-а… — Лерка как будто всё вспомнила и, вставая, произнесла: — Пойдём планы на жизнь строить!

Один из листов дефицитнейшей в нашей гостинице бумаги мы разрезали на четыре части. Пополам и ещё раз пополам. Получилось некое подобие листа привычных размеров. Вот на одном таком привычном листе мы и начали составлять план на оставшуюся жизнь.

Лерка сказала, что кексы — это разновидность бисквитов. Сами бисквиты здесь есть, по крайней мере, в ассортименте выпечки мадам Антонины они присутствовали. Если ей подсказать несколько нехитрых рецептов, то дальше с ней можно уже и на коммерческой основе повзаимодействовать. Точно здесь не должно быть безе и сгущёнки. Ну, то что их нет — это ещё не повод радоваться, а вот тот факт, что Лерка знала, как их делать — это уже кое-что. К слову сказать, хорошее такое кое-что.

Напарница также предположила, что здесь может не быть таких вещей как эклеры и шарлотка. Ну, с шарлотки нам прибыток небольшой, потому как её в принципе даже я бы смог испечь, а уж местные в момент бы наловчились. Так что на неё ставку делать точно не будем, разве что тоже подарить рецепт как шаг доброй воли. Ладно, поживём, увидим, как выгодней.

Когда настала моя очередь «изобретать» полезные вещи, я вспомнил, что фрезерный станок придумали значительно позже токарного. То есть, здесь и сейчас его точно нет, да и сам токарный станок перенёс глобальную модернизацию именно при Петре Первом, которого тут могло и не случиться.

Лерка аккуратно занесла эти понятия в список, а потом поинтересовалась, как именно я собираюсь воплощать в жизнь столь наукоёмкие проекты. Не то что бы я не знал, просто очень рассчитывал на сообразительность и природную смекалку Роман Григорича. Сестра похмыкала, но спорить не стала. А я всерьёз задумался, не отказаться ли от упоминания таких мегапроектов, как доменная и мартеновская печи. Общее устройство и принцип действия домны я знал. Ну, как знал? В школе по химии готовил пространный доклад на эту тему. Про мартен знал совсем уж в общих чертах, поэтому на мартене решил не останавливаться.

Ещё под это дело я решил отказаться от продвижения идеи унитарного патрона. Тут, походу, вообще шансов не было. Как он выглядит, я, понятное дело, знал, но понятия не имел о том, как и из чего его делать.

Сошлись на том, что завтра походим по городу и попытаемся выяснить на счёт выпечки. За одно и подумаем, где и как можно наладить её выпуск в промышленных масштабах.

Больше в голову пока ничего не приходило. Нет, приходило, конечно, только всё из разряда невыполнимого, типа паровоза. Его хоть и изобрели аж при царе Горохе, но мне кажется, времена самого Гороха ещё не наступили. Да и как устроена паровая машина, я помнил плохо, а Лерка так и вообще никогда не знала.

По всему получалось, что начинать надо с выпечки. Вот опять получается, Лерка при деле, а я — не пришей кобыле хвост. Хреново. В смысле, ощущать себя ненужным — это хреново. Ладно, может, ещё чего-нибудь соображу.

— Чипсы! — вдруг вспомнил я.

— Сань, ты чё? Забыл что ли? — Лерка только что пальцем у виска не покрутила. — Не вышло же!

— Лер, так вы же их тогда на рынок носили, надо было в пивную. Ну, как закуска к пиву. Понимаешь?

— Сань, к пиву я бы лучше сухариков солёных наделала бы. Вот только надо сначала понять, нужны они тут или нет. Понятно?

Понятно! Как не понять?! Ещё и почтальон Печкин вспомнился со своим нетленным: «Они бы ещё с чемоданом пошли!» Да уж! Хотя…

— Лер, слушай, а ведь чипсы их же… их же дети любят.

Лерка задумалась. И не зря:

— Сань, а как мы их упаковывать будем?

Блин! Точно. Они же не на развес продаются, а в пачках. Стоп! А кто сказал, что на развес нельзя?! Так и говорю.

— Сань, — немного подумав, произнесла напарница. — Давай с чипсами, потом попробуем, когда хоть что-то получаться начнёт.

— Хорошо. — Пожал я плечами. Не спорит, уже неплохо.

Надо будет попозже ещё и над мультиками подумать, их ведь и на бумаге делать можно. Мы в школе в тетрадках делали.

Комиксы! А как печатать? Да и про чё комиксы-то? Да-а-а… Пока не катит.

Время есть, будем думать. А пока…

— Лер, мы на ужин-то пойдём?

— Не охота…

— Лер, надо!

— Тогда пойдём, раз надо, — соглашается, потягиваясь Лерка.