Невеста на уикенд

Алекс Коваль, 2020

Никогда не ведитесь на заманчивое предложение начальства! Даже если перед вашим носом «машут» чеком с крупной суммой денег. Даже если «предложение» сулит вам пару дней в высшем обществе, куда не каждому суждено дотянуться. И уж тем более если ваш босс невероятно сексуальный тип! Ну, а если уж умудрились так бездумно вляпаться, как это сделала я, согласившись сыграть роль невесты босса перед его аристократами родителями, то помните – главное держать лицо. Ах, нет! Прошу прощения! Главное не влюбиться в своего начальника, от одного взгляда которого дрожат коленки, а сердце бросается вскачь. И это мы еще даже не начали играть в «глубоко влюбленную друг в друга пару»… Содержит нецензурную брань.

Глава 11. Настя

— Такой огромный дом… — бубню себе под нос, с остервенением развешивая в гардеробной вещи с ценниками, прямиком из магазина. — Неужели нельзя было выделить мне отдельный скоромный угол? Да и, в конце концов, тут сотня спален! А мы спим в одной!

— Десять, — слышу за спиной и подскакиваю, роняя изящный кремовый костюм. Дверь открылась так тихо, что я за своим праведным гневом даже не заметила. Тут вообще есть петли и знают ли жильцы этого замка, что, если эти петли не смазывать, у некоторых левитирующих по воздуху Сокольских не будет шанса явиться неожиданно?

— Что? — поворачиваюсь к зашедшему Илье, который за эти пятнадцать минут, что мы не виделись, кажется, серьезно посмурнел. Хмурые брови и заостренные скулы говорят об урагане, что бушует внутри. Обычно в рабочее время это значит: “сейчас будет а-та-та”. Но тут… И почему мне опять его жалко?

— Спален, говорю, тут десять, — кидает мужчина, попутно стягивая с себя рубашку, и бесстыдно сверкает идеальным телом, заставляя мои щеки запылать и поспешно отвести взгляд от манящих кубиков.

— Отлично. Но это не меняет того, что ты спишь на диване, — говорю в стену, кусая губу и с усилием вытравливая из головы сногсшибательную картинку голого начальника. Ну ладно, не совсем голого… на ногах-то брюки. А вот если бы… нет. Нет, Настя! — Ты точно спишь на диване! — выдыхаю возмущенно, злясь сама на себя.

— Нет.

— Да! — уверенно стою на своем.

Тут всего взгляд, а если потрогать? А если провести пальчикам по каждой впадинке? Что со мной произойдет, если я с этим аполлоном, словно высеченным из камня, в одной кровати окажусь? Хоть она и, кажется на вид, метра четыре, не меньше, но я не могу гарантировать, что мое изголодавшееся по мужским ласкам тело само к нему не поползет. Нет, нельзя, однозначно!

— Раз уж ты эту кашу заварил, тебе и отдуваться. И я девочка, мне нужно уступать.

— А я не джентльмен. Поэтому и не подумаю.

— Диван, Илья.

— Нет, — слышу уже совсем близко, буквально в паре сантиметров от своего уха. Волоски на руках встают дыбом, когда его горячее дыхание обжигает мою щеку. — Настя, мы же с тобой взрослые люди. Давай не будем разводить балаган? — приклеивается ухмылка к соблазнительным губам мужчины, и только я собираюсь снова отвести взгляд, как его длинные пальцы сжимают мой подбородок, останавливая. — Есть проблема?

— Есть, — говорю сквозь зубы, — я не сплю с незнакомыми мужчинами.

— Мы уже два года работает бок о бок.

— Тем более!

— Настя-Настя, — приторно тяжко вздыхает Илья, убирая свою руку. — Я сплю на кровати, а ты, как хочешь. Видишь ли, мне моя спина еще нужна, а после сна на этом диване мой позвоночник рискует высыпаться в трусы, — одаривает меня снисходительной ухмылкой Сокольский и, откинув рубашку на кровать, скрывается за дверью в ванную комнату, демонстративно громко хлопнув.

Буквально доли секунды — и из душевой слышится шум воды, а это означает жирную точку в нашем диалоге.

Отлично. Супер. Замечательно просто.

Устало присаживаюсь на софу, которую, на самом деле, и диванчиком-то не назвать, и, прижав к сердцу, как родного ребенка, дорогущий шелк нового костюма, пытаюсь смириться со сложившейся ситуацией. В конце концов, Сокольский прав. Я девочка большая и смогу себя контролировать. А он взрослый мальчик, у которого, помимо меня, куча женщин, и в мою сторону, в постельном плане, он, уверена, даже не взглянет. А значит? Значит, что волноваться мне незачем. Соберу всю волю в кулак и как-нибудь переживу его храп на соседней подушке. Хотя нет! Сокольский же человек из высшего общества. Такие не храпят и вообще простые мирские слабости им чужды.

Пока Илья освежался с дороги, я успела развесить весь свой внушительный гардероб, которого явно много для пары дней, и в сотый раз осмотреться вокруг, особенно прилипая взглядом к окнам. Они здесь высокие, как и во всем доме, и занимают всю стену, за которой открывается потрясающий вид на отвесную скалу с плещущимся и бьющимся о скалы морем. Вода пенится и с новой силой накатывает на гору, ударяясь, не в силах покорить этого исполина. Завораживающее зрелище. Особенно когда стоишь в прохладной комнате с кондиционером, прячась от жаркого палящего солнца.

Ну что ж, наверное, все не так плохо и страшно. Приняли, не могу сказать, что сильно радушно, но зато совестью за вранье мучиться точно не буду. Эмма Константиновна — тот еще фрукт. “Девушка” с характером, и уж она потреплет нервишки, даже не сомневаюсь. А вот Сергей Денисович вполне себе приятный мужчина.

— Сокольский, — стучу в дверь ванной комнаты, за которой слышу возню. — Я могу взять твой телефон?

— Загорская, тебе, может, еще пароль от банковской карты сказать? — слышу с той стороны недовольный бубнеж.

— Мне нужно позвонить подруге и сказать, что мы долетели.

— А со своего? — приоткрывается дверь, и показывается Илья.

И зачем я только пронаблюдала путь капельки воды, что с его темной шевелюры упала на грудь, и покатилась все ниже… ниже… и ниже… туда, где крепкий торс заканчивается и…

— Эм… так, — машу головой, сгоняя наваждение, но кажется, мое “любование” незамеченным не осталось.

— Я могу выйти весь, — смеется Сокольский своим рокочущим низким смехом и дергает дверь, — у меня есть еще на что посмотреть, Загорская. — И опять это протяжное и рычащее “р-р-р”.

Ар-р-р-р! Можно уже быстрее закончить эти выходные? Хочу обратно в свою скромную квартирку, где сердце не ухало в пятки и обратно по сотне раз за час!

— Знаешь, я поняла, почему ты все еще не женился, — отворачиваюсь и кидаю ему сдернутое с кровати покрывало.

— Ну-ка, просвети?

— Да вас же ни одна женщина не вытерпит, господин большой босс! Такого жадину, вечно занимающегося самолюбованием. У тебя, наверное, по всей квартире зеркала висят, я права? Девицы, наверное, поэтому так часто меняются в твоей постели? Сбегают, бедненькие, — посмеиваюсь, довольная своей колкостью, и приготовилась ловить удар в ответ. В какой-то степени такие пикировки — это уже что-то привычное и неотъемлемое в наших “отношениях”.

Но Илья молчит.

Я не слышу даже его любимого издевательского смешка в ответ. Вообще ни звука. Поэтому даже приходится обернуться и, воровато бросив взгляд на Илью, уловить его задумчивое выражение на лице. Черные глаза Сокольского смотрят не мигая. Пригвождая к месту и едва ли не перетирая в порошок.

— Я не женат, Настя, — чеканя каждое слово, — потому, что, может, я и гад, но у меня тоже есть сердце. — Голос ровный, но кулак, что держит обмотанное вокруг узких бедер покрывало, сжат с такой силой, что костяшки побелели, а чуть выступающие вены на руках вздулись. — Я однажды сделал такую дурость, как предложение. Закончилось это скверно.

Я растеряна.

В ступоре. И даже не знаю, что на это ответить.

Он был влюблен? Хотел жениться?

Да ладно…

И что это за минута откровения? Его так сильно задели мои слова?

— П-п-прости, если… обидела, — морщусь, так как дурных мотивов за душой точно не держала. И вообще, язвительность — моя маска. Мое любимое оружие, чтобы скрыть страх и неуверенность. — Я хотела пошутить… не более.

— Телефон на тумбе, звони, куда нужно. Через пятнадцать минут освобожу тебе ванную, — бросает и уходит, оставив меня все в том же “зависнутом” состоянии.

Кажется, я, сама того не осознавая, задела очень и очень болезненную для Сокольского тему. И будь я чуть смелее, возможно, даже пристала бы с вопросами, но думаю, мое любопытство явно будет неуместным.

Сгребаю мобильник Ильи, выхожу из спальни и спешу на задний дворик, который заприметила по дороге. Торопливо набираю номер Ксю, и уже через пару гудков слышу жизнерадостный возглас подруги на том конце провода:

— Долетала? Ты в раю? — конечно, она сразу поняла, кто ей набирает, потому что предусмотрительная я перед отлетом отправила подруге номер Ильи, чтобы в случае чего мой хладный труп знали, где искать.

Шутка.

— Первое — да, а вот второе, пока не поняла, к чему ближе, — понижаю голос до шепота, — но, скорее, ад.

— Все настолько плохо?

— Да не то, чтобы да, но и нет.

— Так! Настя, хватит говорить загадками, можешь выложить спокойно?

— Не могу, — шиплю в трубку, — здесь в любой момент кто-то может подслушать, единственное, что могу сказать, эта Эмма Константиновна такой невестке совсем не рада. А вот Сергей вроде ничего, — делюсь с подругой, прогуливаясь по дорожке вдоль пальмочек и неожиданно выходя к бассейну, что, кажется, завис на самом краю поляны.

— Вауч!

— Что там?

— Потом скину фотки. Я пока без своего телефона. Но ты бы только знала, какая тут красота, Ксю, — вздыхаю, невероятно жалея, что лучшая подруга всего этого увидеть не может и, наверное, не сможет, просто потому, что нам с ней такая роскошь, скорее всего, и не светит никогда. — Да ладно, в общем, — отгоняю от себя печальные мысли. — Ты там как?

— Работаю, — прозвучало без особого энтузиазма. — Сегодня опять с Костиком покусались. Вот не пойму, почему я его с баром до сих пор не послала лесом?

— Влюбилась.

— Нет.

— Да, — ухмыляюсь, присаживаясь на диванчик, примостившийся под навесом у бара. Перед глазами проносятся с десяток наших с Ксю посиделок и перетираний косточек нашему мужскому окружению. Боссы были для нас обеих своеобразной “больной темой”. Костик — директор бара, в котором Ксюша работает, и по совместительство молодой парень, к которому эта упрямица неровно дышит. — Ты слишком остро на него реагируешь и часто о нем говоришь, — подмигиваю в пустоту, хитро улыбаясь.

— Ой ли! Никого не напоминает? С тем же успехом я могу сказать, что ты втюрилась в Сокольского, — фыркает на том конце провода собеседница, а у меня второй раз за день почти сердечный приступ.

— Чушь! — завопила, подскакивая с места, но тут опомнившись, понижая голос до уровня шепота. — И ты прекрасно знаешь, какие у нас отношения. Он совершенно не в моем вкусе и…

— Кхм-кхм… — слышу за спиной и резко оборачиваюсь, встречаясь с колючим взглядом “свекрови”.

— Я перезвоню, — бросаю слишком торопливо и скидываю. — Эмма Константиновна, простите, я вас не…

— Настя, — перебивает меня статуя Эмма, сложив руки на груди. — С кем ты разговаривала? — нет, не спрашивает, требует ответ женщина.

— С… подругой, — морщу носик, уже заранее предчувствуя нерадостный финал нашего первого диалога.

— Да? — выгибает идеальную бровь мать Ильи и делает ко мне шаг. Пугающе. Очень. — Дай-ка мне… — тянет руку и перехватывает мою правую ладошку, в которой зажат мобильный Сокольского. — Что-то я не пойму, это новая мода такая?

— О чем вы?

— Кольцо. Где твое кольцо?

— Какое коль… — начинаю и тут же замолкаю. Вместе с Эммой, как дура, пялюсь на свой безымянный палец правой руки. Кольцо. Помолвочное. И правда… черт, Илья! В авантюру втянул, а продумать, как следует все, не соизволил.

— Эм… так я после перелета сняла с себя все украшения, — показываю на голые запястья и шею, где нет ни одного украшения, которые я и правда сняла, оказавшись в спальне. Остается только уповать на то, что при первой встрече хозяйка дома не смотрела на мои руки.

— В нашей семье считается плохой приметой снимать помолвочные кольца, — выдают мне тоном строгого учителя, — немедленно надень.

— Да, конечно, хорошо, — вымучиваю улыбку и уже хочу убежать и выдать Илье очередную порцию гадостей за подставу, но женщина перехватывает мое запястье и заставляет обернуться.

— Я хочу, чтобы ты знала, Анастасия, — чеканит каждое слова Эмма, — ты не устраиваешь меня в роли невестки, — удар номер один. — Моему сыну нужна более умная и смелая особа, — удар номер два. — И я не верю в твои чувства, — финальный. Между нами устанавливается молчание и упрямое бодание взглядами. Мне только и остается, что поджимать в недовольстве губы и молча проглатывать обиду.

Собственно, мне мои же мысли и озвучили. Вот только в глупости и трусости меня еще никогда не обвиняли.

— Я вас поняла. Эмма Константиновна, — стоит неимоверных трудов и полной мобилизации запасов силы воли. — Простите, — сама не понимаю, за что извиняюсь: за то, что, выдернув руку, ухожу, цокая каблуками по брусчатке, или за то, что не оправдала ее ожиданий как невеста.

Плевать.

Три дня, и я буду дома. И с этой высокомерной дамочкой больше никогда не увижусь!