Вредина для мажора

Алекс Коваль, 2023

– Зачем ты вернулся, Макс?! – зло бросает Виолетта. – Ради тебя, вредина. – Говорю чистую правду. – Зачем? – Ты до сих пор не поняла? – Я же все еще для тебя мелкая, глупая Летта! Та, с которой ничего не будет и быть не может! Так зачем?! Виолетта не планировала снова встретиться с Максом Стельмахом, смирившись с тем, что он давно её забыл. А Макс не собирался снова влюбляться в кареглазую Виолетту Гаевскую, предпочитая думать о ней как о вредной младшей сестренке. Но разве возможно противостоять чувствам, что тянут друг к другу, сметая все на своем пути? Совершенно точно нет! И двум упрямцам придется рано или поздно это понять.

Глава 3. Сим

В сердце что-то колет, отдаваясь тупой болью.

Не изменилась.

Совершенно.

Вот вроде выросла. Ан нет. Средний палец на виду у доброй половины универа.

Да уж, Летта. Девочка-война.

Остается только ухмыльнуться такой наглости и фантастической дерзости и перестать пялиться на закрывшуюся за ней дверь, отпуская ее фигурку из виду с каким-то извращенным сожалением.

Знаю, что она терпеть меня не может. И, признаю, есть за что.

Припарковав своего коня, ставлю на подножку и вешаю шлем на ручку.

Конечно, плохо сиять своей короной, но в этом универе у меня сложились прекрасные отношения почти со всем преподами, с которыми пришлось столкнуться почти за шесть лет обучения. Еще бы! На цветы я денег никогда не жалел, да и придраться ко мне, откровенно говоря, было негде. Спортсмен, отличник: школа с золотой медалью, диплом красный без пяти минут в руках — да и слава, пронесшаяся по стране после игр в прошлом году за сборную страны, прочно укоренила в головах многих мой образ как золотого идеального мальчика.

Пока иду до универа, с добрый десяток раз раздаю рукопожатия знакомым парнями и расточая соблазнительные улыбки знакомым девчонкам. С кем-то спал, с кем-то так… мимо мелькает множество знакомых лиц, но как бы прозаично ни звучало — перед глазам другое. В общем, здравствуй родные пенаты!

Последний год — он трудный самый — говорят. Но для меня он, пожалуй, обещает стать трудным не из-за приближающегося диплом, а из-за нее…

— Кому это ты там так уверенно салютовал? — появляется в поле зрения слегка помятый после вчерашнего загула Марат, похлопывая по плечу. — Не успел приехать, уже девчонок клеишь?

— Если бы, — ухмыляюсь и качаю головой.

Трудно сказать, чего я ждал от этой встречи и как я ее себе представлял, но точно не ее, бросившуюся ко мне в объятия от того, что соскучилась. И все равно такая реакция, как средний палец, немного задевает, хоть это и вполне в стиле Летты. Что семнадцать, что девятнадцать — она все та же. И приходится снова себе напомнить, что переболел. Ведь так? Странное и противное, ноющее в груди чувство, которое два года назад подтолкнуло к переезду и смене команды, буквально гоня меня как можно дальше от девчонки, прошло. Не сразу, но прошло.

Я ее бешу до звезд в глазах, она меня ненавидит лютой ненавистью. По крайней мере, именно так мне сказали однажды. Извращенная дружба у нас такая.

Захожу в холл главного здания, и тут сегодня чертовски многолюдно, но это не мешает заметить сразу же фигурку мелкой. И без раздумий ноги сами несут в ее сторону.

— Лекции на втором, — тормозит меня голос друга.

— Скоро буду. Замолви там за меня словечко, если задержусь, — отступая вперед спиной, киваю другу, мордаха которого расплывается в довольной улыбке. Явно он уже себе напридумывал.

— Ну, давай-давай… — слышу гогот себе вслед и снова перевожу взгляд на девчонку, которая не воспользовалась моментом, чтобы смотаться.

Не могу сказать, что я был удивлен, когда увидел Виолетту Гаевскую в том же универе, где учусь и я, так как на днях Тёмыч обмолвился об этом, но удивлен был произошедшими разительными переменами в ее внешнем виде.

Так как вся жизнь прошла бок о бок, а родители — лучшие друзья уже тучу лет, естественно, что мы с ней не могли не видеться и довольно часто. Тем более дома почти по соседству. Она росла практически на моих глазах, и именно это и стало для меня во многом губительно. Эта привязанность со временем начала трансформироваться во что-то большее, что ни мне, ни уж тем более ей не нужно было.

И эти два года я буквально запрещал себе даже вспоминать о Летте. Этот перерыв был нужен мне, как воздух. Моя нездоровая тяга к “подруге”, что столько лет рядом и непременно сует свой любопытный носик везде, куда не следует, уже начинала пугать. Я не спрашивал у предков, как у нее дела, в разговоре с братом Виолетты старался вообще тему его сестры не поднимать и уж тем более не следил за соцсетями девчонки. И сейчас… годы прошли, но в моем отношении к ней, как оказывается, ни черта не изменилось. Все хочется так же задевать, язвить и подкалывать, выводя на эмоции. И, черт побери, быть рядом. Я, увы, все тот же.

Но зато изменилась она. Преображение видно невооруженным взглядом.

Повзрослела.

Это уже не маленькая девочка, которая носилась вместе со мной и ее братом во дворе и скакала по деревьям. Не та задира, что вечно таскала мои конфеты и потом спирала на меня раскиданные по дому фантики, спрятавшись за углом. Не та девчонка, которую можно просто подойти и щелкнуть по носу или дернуть за косичку.

Выросла.

Девушка.

До одури красивая, надо сказать. Вообще дочурка Гаевских никогда дурнушкой не была, но сейчас исчезли всякие намеки на подростковую угловатость, трансформировавшись в приятные женские формы с крышесносными изгибами и размерами там, где оно нужно. Длинные темно-шоколадные волосы, что с детства слегка вьются и манят, уже почти до поясницы и лежат пышной копной.

Она стоит, насупившись, и стреляет в меня темными от злости глазами. В джинсах и джинсовой рубашке с этим кожаным рюкзачком на одном плече и угрожающе сложенными на груди руками. Всем взглядом говоря: не смей ко мне подходить, индюк.

Три ха-ха, дорогая.

— Вредина, — улыбаюсь самой обезоруживающей в своем арсенале улыбкой и обнимаю за плечи, дурея от сногсшибательного аромата ее волос. — Скучала?

— Индюк! — что и требовалось доказать! Смотрит на меня снизу вверх, дуя губы, эльф, что почти на две головы ниже меня и, ткнув острым локотком по ребрам, скидывает руку со своих худеньких плеч.

— Да ладно, Летт, — деланно обижаюсь, разводя руками, — два года меня не видела и даже не скажешь привет?

— Привет, — подозрительно щурятся большие, чарующие глаза за веером охрененно густых ресниц. Черт, любая моя ночная пассия позавидовала бы таким глазам.

— Я соскучился.

— Ха, так я и поверила, Стельмах, — Летта резко разворачивается и припускает вон по коридору, но ноги у меня длинные, и шагать быстро я тоже умею.

— Да нет, это ты должна была сказать, мелкая, — обгоняю девчонку и, шагая вперед спиной, щелкаю по аккуратному носику и подмигиваю. — Как дела? Как первый день?

— А сам не догадываешься, “как”? — она явно на меня зла. Да, собственно, всегда зла. Это уже ее любимая тактика поведения в моем обществе. — И я не мелкая, — бьет меня ладошкой по руке. — И лучше скажи, какого черта ты вылез из своего Питера, Сим?

— Возможно, соскучился по тебе, нет? Не рассматривала такой вариант? — полуправда, полуложь — идеально.

— Ты не умеешь скучать, — ухмыляется девчонка, как мне кажется, обиженно, и притормаживает около одной из аудиторий. — Да и в таком случае мог бы позвонить, двадцать первый век, умник.

— Я был занят.

— Все два года?

— Типа того, — пожимаю плечами, бросая взгляд на табличку. — Юрченко М.В? История искусств? — удивленно вскидываю бровь и смотрю на девушку, провожающую взглядом студентов, которые косятся на меня. Да уж, вот почему она так взбеленилась. Наша маленькая Летта не любит быть в центре всеобщего внимания, а я, практически, оно и есть. — Художка, что ли?

— Что тебя так удивляет?

— Ты умеешь рисовать?

— Ну, уж явно лучше, чем ты. За те рисунки в школе, что ты мне рисовал на ИЗО, стыдно до сих пор! — дергает за ручку двери Летта и улыбается. — У тебя сегодня зачет по физподготовке?

— Кажется, — удивлен такому перескоку с темы на тему, — а что? Уже успела заглянуть в мое расписание, вредина?

— Не льсти себе. Знакомый учится на одном с тобой потоке. Так что… — дергает ручку двери девчонка. — Я опаздываю.

— Хорошего дня, мелкая.

— Чтобы ты провалил зачет, Стельмах, — желают мне от души в ответ в сопровождении высунутого языка.

— И я рад тебя видеть, заноза, — бросаю вдогонку и слышу ее тихий смех за закрывшейся дверью.

Нет, определенно не изменилась. Все такая же упрямая и вредная до звезд в глазах.