Варлорд. Северное Сияние. Том I

Алекс Делакруз, 2020

Четвертая книга саги о варлорде Артуре Волкове. Удивительно знакомый и в то же время чужой мир. Мир, где не было Второй мировой, и где в 2020 году высокотехнологичные армии корпораций спорят за мировое господство с владеющими магией аристократами. Там ему было тридцать пять. Здесь нет и пятнадцати, зато проблем на все сто – ненависть неожиданных родственников, перечеркнутый бастардной перевязью герб, презрение окружающих и запретный дар, применение которого грозит смертной казнью.

Глава 5

Я стоял на небольшой площадке на самой вершине горы. Куда ни кинь взор, по сторонам расстилалась красная пустыня, изрезанная шрамами глубоких каньонов. Единственное заметное движение вокруг — демон, парящий над пропастью в нескольких сотнях метров ниже. Изредка он взмахивал широкими перепончатыми крыльями, набирая потерянную высоту. Но и парящего демона, если смотреть вскользь, можно было принять за темную мушку в глазу или колебания плавящегося от жара воздуха.

Да, за моей спиной еще лежал труп профессора темных искусств. Но его за компанию считать никак не получалось — оживать фон Колер определенно не собирался. Как и (почему-то) не собиралось развеиваться в прах его тело.

Профессор был мертв гарантированно: как только здесь приземлились, я снял с его руки массивный перстень с черным пауком на печатке. У одаренных (одержимых) его уровня ранговый перстень настолько един с телом и Источником, что снять его можно лишь по желанию владельца. Или с мертвого, бездушного тела. Это Аверьянову хватило пары ударов для разбитой концентрации, после чего я смог сдернуть у него с пальца его ранговую печатку.

Происходящее, вернее ничего не происходящее, с профессором навевало самые плохие мысли: ведь если фон Колер обладает слепком души, он должен был или уже воскреснуть, или отправиться на перерождение к прикрепленному алтарю. Не думаю, что настолько сильный одержимый, как он, нуждается в помощи для самостоятельного воскрешения — как было со мной после того, как умер от рук Степана.

Если фон Колер не может воскреснуть или отправиться на перерождение, то смогу ли это сделать я, если погибну? Не могу сказать, что я вот прямо сейчас собирался умирать, но времени оставалось мне не так много. Адреналиновый шок схватки давным-давно прошел, и я чувствовал себя как предварительно обжаренный кусок мяса в процессе тушения на медленном огне. Жарко здесь было, как в сухой финской сауне. А горячий ветер, изредка задувающий сюда, на вершину горы, вовсе создавал эффект открытой дверцы в раскаленной духовке. И ни воды, ни еды поблизости не наблюдалось.

Демон насчет последствий физической смерти именно здесь ничего дельного подсказать мне не смог. В этом мире он раньше не появлялся и, в каком из нижних планов мы находимся, даже не предполагал — с определенностью заявив только, что мир мертвый. Но у меня было подозрение, что Василий что-то явно недоговаривает. Возможно, для того, чтобы поберечь мои нервы и сохранить душевное спокойствие.

Мир — мертвый. Есть у мертвого мира изнанка? Вот и я не знаю. А если я сейчас нахожусь здесь и физически, и в виде астральной проекции, не окажется ли моя физическая смерть здесь истинной, окончательной?

Пришедшая на ум догадка оказалась проста как три копейки. Настроение подобные мысли совсем не поднимали — и думать об этом мне совершенно не хотелось. Не хотелось думать и о том, как приходится остальным, оставшимся на арене в защитных коконах. Но я держал в уме, что им гораздо хуже, чем мне. Сам я хотя бы обладаю иллюзией свободы, они же там как в клетках и в полной неопределенности. Хорошо еще местного солнца не видно: ведь если разлитый по небу багрянец — это признак вечера или ночи, то даже не знаю, что за ад будет здесь тогда, когда наступит день.

В очередной раз я попытался сглотнуть. И в очередной раз не получилось, настолько пересохло горло. В этот момент треснула верхняя губа, и я почувствовал на языке солоноватый вкус крови. Вариант со смертью казался все реальнее — воды вокруг нет, жар такой, что все плывет перед глазами, а от кровопотери накатывает болезненная слабость. С которой помогает справиться только адски саднящая боль от ран и ожогов.

Силы у меня, если честно, были уже на исходе. Но страх варианта возврата в родной мир через смерть подстегивал, пугая. Не до отчаяния — моя душа все же связана с родовым алтарем, и есть обоснованная надежда, что именно на алтаре я смогу возродиться. Но в этом случае я не смогу забрать перстень фон Колера — который останется здесь вместе с моей одеждой и телом. А именно по перстню любой опытный навигатор может навестись на труп фон Колера здесь.

О том, где и как буду искать навигатора, причем в сжатые сроки, я пока не думал. Надо сначала этот мир покинуть, а потом уже решать остальные вопросы.

Закрыв глаза, я облизал губы и глубоко вздохнул. Широко размахнулся, собираясь в очередной раз зашвырнуть кукри в пропасть. Мог бы сказать — из последних сил, но из последних сил уже было попыток десять назад. В этот момент на лицо дохнуло горячим воздухом, и я открыл глаза.

«Господин», — чуть склонил волчью голову подлетевший ближе Василий. Говорил он, используя мыслеречь, так что клыкастая пасть оставалась неподвижна.

Сам демон помочь мне с перемещением через границу ничем не мог. С обычным, в пределах этого мира, — без проблем. Мы с ним и так достаточно пролетели под багряными облаками, удаляясь от замка с ареной, где погиб фон Колер. Но лететь куда-то в неизвестность, чтобы найти здесь работающие врата или навигатора… это, учитывая мертвую скалистую пустыню вокруг, за хороший план спасения и поиска выхода точно не считалось. А за все преодоленные по воздуху километры пейзаж снизу не менялся — мертвая скалистая пустыня. И пытаться отыскать здесь оазис с едой и водой тоже казалось глупой идеей.

Демон был существом более низкого порядка, чем одаренные или одержимые люди, и открытие границ ему было неподвластно. Тем более что Василий был подчиненным демоном, а клятва привязывала демона ко мне. Он даже самостоятельно пересечь границу без меня не мог, найдя открытые врата — разрывая нашу связь в пределах одного мира.

Вот у меня ситуация другая — для меня собственная реальность открыта, тем более что частичка моей души привязана к алтарю рода Юсуповых-Штейнберг и работает как яркий маяк. И кроме того, возвращаться в родной мир гораздо легче, чем открывать ворота в чужой, — именно поэтому я раз за разом пытался сделать это, не теряя надежды на успех.

— А? — выдохнул я почти беззвучно, с вопросом глянув на Василия.

В этот раз ответил мне демон уже не мыслеречью, а мыслеобразом. В замедленной раскадровке картинок я увидел, как демон показывает мне то, что я пытаюсь сейчас сделать. А пытался я пробить ткань изнанки. Сделать это, при умении, было возможно — вспомнить хоть, как фон Колер выкинул змееглавую плетку во время первой демонстрации этого плетения седьмого ранга, просто разорвав ткань реальности.

Василий (язык не поворачивался назвать дракона с волчьей головой Васей) показал мне сейчас образами то, как я пытаюсь покинуть этот мир. Как в процессе воплощения в новом месте, когда происходит телепортация, я, одновременно войдя в скольжение, пытаюсь в этот же момент разорвать ткань реальности, чтобы окончательно воплотиться уже в другом мире.

— И? — едва слышно прошептал я, чтобы не тратить лишние силы.

Желтые волчьи глаза демона пристально на меня посмотрели. Вновь он использовал передачу мыслеобразов, и еще раз в замедленном отображении я увидел картину, как перемещаюсь в пространстве с кукри в руке и стараюсь поймать тот краткий миг, когда еще не полностью воплотился, перекинув себя в этот момент за границу мира. И еще, уже в третий раз, я снова увидел передаваемые демоном мыслеобразы. В которых происходящее сейчас концентрировалось на том, как именно я телепортируюсь — а делал я это, представляя себя с кукри в руке. По аналогии создания простейшего плетения из элементарной школы темных искусств.

«Ты это к чему?» — мысленно спросил я.

В ответ на это демон показал мне новую череду образов. Прикрыв глаза, теперь я наблюдал воображаемую картину, как одинокий клинок, медленно вращаясь, в полете прорезает ткань реальности. Кукри в демонстрируемых Василием мыслеобразах прошел через границу миров к алтарю рода Юсуповых-Штейнберг, и только после пересечения границы ножом я должен был воплотиться в другом мире следом за ним.

Сразу я даже не понял, что мне хочет сказать и показать демон. Как связать себя с клинком и тем более как отправить кукри в другой мир и потом перенестись к нему, я не соображал. Только после еще нескольких замедленных показов уяснил для себя — необходимо перемещаться не с представлением о клинке в руке — как делал я до этого, а банально самому стать клинком.

— Давай попробую, — негромко произнес я, пытаясь собраться и сконцентрироваться.

Замерев, решил предварительно прокрутить порядок действий. Оказалось непросто — мысли путались, продираясь через вязкую паутину накатывающей слабости; в голове шумело, и сосредоточиться оказалось очень и очень непросто.

До этого момента я раз за разом кидал кукри в пропасть и пробовал телепортироваться в наш мир. И раз за разом у меня не получалось. Но, как спортсмен, упорно пробующий взять высоту, я повторял и повторял, впав в своеобразный транс и не прекращая попыток. Круживший ниже демон каждый раз меня подхватывал и возвращал обратно на скалу, после чего я с обреченным упорством начинал снова. Без этого — без полетов, было никак не обойтись. Потому что телепортация к клинку, уж не знаю почему, у меня получалась только в тот момент, когда нож находился в движении.

Широко размахнувшись, я крепко зажмурился и бросил кукри вниз. Рукоятка ножа соскользнула с ладони, словно прощаясь, а я — выждав секунду, потянулся к клинку. Не представляя его в кулаке, как до этого момента, а стараясь самому стать ножом. Получилось неожиданно легко — я перестал чувствовать тело, появилось… странное чувство тяжелой легкости; я ощущал себя стиснутым внутри клинка, который летел, стремительно вращаясь.

Осознав, что у меня получилось воплотиться в клинке, я отогнал испуг — а вдруг останусь в таком виде? Страх иррациональный — разумом я понимал, что управляю телом и клинком настолько хорошо, что стоит представить нож в руке, как вернусь к своей естественной форме.

Испуг мелькнул и исчез, а я потянулся в мыслях к алтарю рода Юсуповых-Штейнберг. И вдруг, словно по наитию, подумал о юной прекрасной девушке с веснушчатым носом — матери Олега. Сразу меня потянуло прочь от себя, появилось чувство невесомости, будто оказался в скоростном лифте; нет, не так деликатно — скорее, как в чаше распрямившегося рычага катапульты. Меня перекрутило словно в бурлящей воронке водопада, и я на краткий миг отчетливо осознал момент пересечения границы миров.

Едва чувство пересечения границы ушло, как инстинктивно потянулся прочь из плена в клинке, воплощаясь в собственном теле. Зря — здесь я все еще летел, кувыркаясь как брошенный нож.

Пролетел, правда, совсем недолго: почти сразу врезался в камень спиной, причем в положении вниз головой. Из груди вышел весь воздух, и я даже не успел сгруппироваться, когда съехал вниз по камню дольмена алтаря. Так, как и влетел в него, — ногами кверху. Но падал вниз недолго, потому что приземлился вниз головой в бассейн алтаря, сложившись как гуттаперчевый мальчик.

Я как раз в этот момент настроился что-то сказать — в подобной ситуации промолчать сложно. Погруженный в бассейн алтаря, я попытался выбраться — но сделать это вверх ногами оказалось невероятно сложно. Я извернулся, пытаясь встать, и непроизвольно хлебнул воды… нет, не воды. Даже застыл, ошеломленный, — потому что никаких неудобств не испытал и у меня без проблем получилось дышать здесь. Жидкостное дыхание — даже в нашем немагическом мире такое возможно, слышал об этом.

Более того, попадание в бассейн сработало как обезболивающее — приятная прохлада обволокла все тело, пропало саднящее жжение на спине, где кожа была подпалена демоническим пламенем и перестала зверски болеть нога, поврежденная при приземлении на дне пропасти.

Продолжая дышать под водой, я наслаждался ни с чем не сравнимым блаженством ушедшей боли, прекратившейся жары, забытой тяжести обреченного отчаяния. Позволил себе даже расслабиться. Правда, совсем ненадолго — о том, что пять человек сейчас находятся на сковородке трибун арены в чужом мире, я не забывал.

Когда выбрался из алтаря, заполняющая бассейн жидкость сошла с меня словно пленка — ни капли не осталось на одежде. Спрыгнув на ведущую к дольмену алтаря каменную дорожку, я расправил плечи и глубоко вздохнул. Покинув пекло чужого мира, вновь обретя свободу здорового тела, чувствовал упоение и наслаждался каждым своим движением — точь-в-точь как знаменитый в моем мире шерстяной волчара, пробивающий через сугробы дорогу остальной стае.

Неуклюжесть болезненной слабости, которая сопровождала меня в падении, ушла как не было — я был свеж, здоров и полон сил. Алтарь рода, в который я уже два раза полностью сливал свою силу, вернул мне вложения сторицей. Не знаю и даже не представляю, каким образом это произошло, но все мои раны исчезли как не было, а тело оказалось полностью восстановленным.

Подняв руки, я сейчас рассматривал ладони. Обе целые; ни следа глубоких порезов на фалангах от копья мутанта, ни красноты ожогов. Одежда только кое-где порванная, но ткань алтарь восстановить точно не мог.

Вспомнив вдруг о перстне, я засунул руку в карман — с содроганием волнения, и облегченно вздохнул. Печатка фон Колера оказалась на месте. Я достал массивное кольцо с раскинувшим лапы пауком и, бросив на него короткий взгляд, положил обратно. Перстень источал тяжесть могильного холода, даже держать в руках неприятно.

Убрав обратно в карман кольцо фон Колера, оглянулся по сторонам. Алтарный зал с момента моего последнего визита ничуть не изменился. Просторное помещение в красно-черной гамме освещено красноватым сиянием — сейчас был активным обелиск, олицетворяющий стихию Огня. Но вряд ли он так остался еще со времени предыдущего визита. Княгиня Анна Николаевна ведь тоже оперирует Огнем, как и я — если брать мое отношение со стихийными силами элементарной магии.

Осмотревшись, я прошел по приподнятой каменной дорожке, покидая Круг Стихий. Находиться без приглашения у дольмена родового алтаря мне казалось в некотором роде святотатством. И очень не хотелось бы, чтобы меня заметили именно рядом с ним. Мне вообще не хотелось бы, чтобы меня здесь заметили, если честно, но надеяться на это довольно сложно.

Внутренний радар я сейчас не активировал. Решение просилось, конечно. Но даже если озаренная целительница еще не знает, что я здесь, стоит мне только просканировать окружающее пространство, она, несомненно, это почувствует. А с ней я точно не хотел бы сейчас общаться.

Поднявшись по лестнице, я положил руку в выемку в виде круга с четырехлучевой звездой и подождал, пока откроется массивная дверь. После того как проскрежетавшая створка распахнулась, осторожно выглянул. Сделал это непроизвольно, сразу догадавшись о бесполезности — потому что, если в кабинете кто есть, вряд ли не заметил и не услышал открывающиеся ворота в подземелье алтарного зала. Скрежетало, кстати, прилично — петли никто так и не смазал.

Кабинет Петра Алексеевича, моего «папа́», был пуст. Миновав помещение, я направился по пустым коридорам к рабочему кабинету княгини. Шел спокойно, без суеты. Сейчас я, конечно, выполнял роль незваного гостя и очень бы не хотел быть увиденным, но передвигаться перебежками от угла к углу точно было бы перебором.

Для начала направился на верхний этаж, в «выставочный» кабинет княгини, где она принимала меня в самый первый раз. Пока шел, ни одного человека из обслуживающего персонала не встретил. Впрочем, странного в этом не было — с того времени, как Анастасия покинула усадьбу, здесь вряд ли кипела жизнь.

В том, что меня еще не обнаружили и не подняли по тревоге службу безопасности, ничего экстраординарного не было — во-первых, охранный периметр я не пересекал и появился в самом сердце поместья; во-вторых, мой статус и допуск, открытый еще озаренной целительницей, никто не изменял и не ограничивал. Не будь этого, я бы не вышел из подземелья алтарного зала. Нет, вышел бы, конечно, но это было бы гораздо более громко, а потом еще и стыдно за подобное поведение.

Когда постучался в кабинет, с трудом сдерживал волнение. Если княгиня здесь, вернее если она не одна… ситуация не очень хорошая. Но выбора у меня не было — время утекало, как песок сквозь пальцы. Время, от которого зависели жизни тех, кто остался в пекле чужого мертвого мира.

В кабинете никого не было. По крайней мере, на стук никто не откликнулся. Осторожно повернув ручку, я зашел внутрь и осмотрелся. Так и есть, пусто. И это радует.

Быстро пройдя и усевшись за рабочий стол княгини, активировал меню выхода в Сеть. Не управленческое меню рода, к которому у меня все еще был незакрытый доступ, а обычное. Знаний обитателя протектората хватило мне для того, чтобы довольно быстро сориентироваться и качественно запутать следы, оказавшись на неотслеживаемой глубине Сети, и уже оттуда связаться с Элимелехом. Воспользовавшись одним из анонимных контактов, которые он мне передавал как раз для таких случаев.

Подумав немного, я активировал окно текстовой связи и быстро напечатал на виртуальной клавиатуре:

«Я отдыхаю в том самом месте, где погибла твоя игрушка, а две другие выжили чудом. Очень хочется домой, только никому об этом не говори».

Даже несмотря на то, что я был уверен — на такой глубине Сети меня никто не найдет, писал шифром. Но Элимелех поймет. Наверняка он вспомнит, как и где снайпер уничтожил его секс-куклу, загримированную под Шиманскую. Остальное вообще в расшифровке не нуждается: почти прямым текстом сказал, что действовать необходимо как можно быстрее и сохраняя при этом конфиденциальность.

Отставив меню текстового чата в сторону, активировал уже управленческое меню княжеского рода. Чекнул местонахождение всех членов рода, после чего увидел, что Анна Николаевна находится сейчас в Николаеве с рабочим визитом.

Просто прекрасно — теперь главное, чтобы и ее сестры целительницы здесь не было. Хотя кого я обманываю — если озаренная светом белая дама пожелала бы меня увидеть, она бы это давно сделала. Елена Николаевна не человек, а существо более высокого порядка и живет в более широком моменте времени, чем обычные люди. Это я к тому, что о моем прибытии в поместье она наверняка узнала заранее. И сейчас знает, что я здесь.

С такими мыслями я и открыл защищенную внутреннюю почту рода. После чего уставился в белое полотно экрана, пугающее своей чистотой. Белое поле, которое сейчас необходимо было заполнить буквами, складывающимися в краткие и все объясняющие фразы. В другой ситуации, наверное, думал бы долго, но сейчас меня подстегивало воспоминание об оставшихся на арене крепости. Поэтому текст накатал достаточно быстро:

«Анна Николаевна, добрый вечер.

Сегодня вечером, по стечению обстоятельств непреодолимой силы, я случайно оказался в подземелье алтарного зала. Прошу простить за совершенный без предварительного предупреждения визит.

В результате непреднамеренного визита я ненадолго воспользовался вашим гостеприимством, и в момент, когда вы читаете это письмо, поместье я уже, скорее всего, покинул. Прошу вас…»

Тут я задумался, споткнувшись на формулировке. Необходимо было прямо попросить княгиню держать произошедшее в тайне. Но как это сделать сухо и скупо, так чтобы и не объяснять подоплеку событий, и не казаться слишком наглым?

В этот момент мигнуло оповещение — появилось ответное письмо от Элимелеха. Почти не думая о том, что пишу, я быстро закончил послание княгине.

«…Прошу вас оставить факт моего визита в тайне. Вопрос не только моей безопасности, но и безопасности всего рода Юсуповых-Штейнберг.

С уважением, Артур Волков».

Письмо отправлять не стал. Оставил активным висящий над столом экран — княгиня, когда в кабине появится, мимо точно не пройдет и обязательно прочитает.

И только после того как поставил точку, перевел взгляд на сообщение от Элимелеха.

«Брачный комиссар, собачья упряжка, 15».

Он, черт его дери, прикалывается там, что ли? Ладно я ему квестами пишу — у него голова большая, с ходу все понимает, но со мной в обратную сторону это не очень работает. Да и как он вообще может дать такую информацию о Елисаветграде, причем на русском языке и… Понятно как — Анастасию мог позвать, вдруг догадался я. Пошел процесс, хоть что-то понял. А значит, думай, голова, думай — напрягся я так, что кулаки сжал.

«15» здесь самое простое, это пятнадцать минут. Собачья упряжка? Просто никаких мыслей и догадок. Брачный комиссар… тоже никак вообще. Ясно, что одно или второе — это привязка к местности. А что я здесь, в Елисаветграде, знаю? Даже по городу толком погулять не успел, только с Зоряной в Пассаж и японский ресторан выбрался да и катался каждый день туда и обратно в гимназию. Туда-обратно в гимназию ездил… мимо памятника графу Румянцеву на площади — вспомнил я.

А граф Николай Петрович Румянцев, как я узнал на лекциях уже этого мира, был именно тем человеком, который подыскивал жен Александру и Константину — внукам Екатерины Великой, один из которых стал императором Российской Империи и правил из Петербурга, навсегда оставшись в мировой истории. А вот второй, по замыслу царственной бабушки, тоже должен был править, но из Константинополя. Не сложилось, к сожалению, — досталось ему не право возродить Византийскую Империю, а всего лишь Царство Польское. Это я тоже только здесь узнал, в этом мире.

«Принял» — быстро написал я сообщение в ответ. Закрыв все окна — с соблюдением необходимых действий по сохранению инкогнито визита в Сеть, оставил только черновик сообщения для княгини. Оглянувшись по сторонам, поправил ее высокое рабочее кресло и вышел из кабинета.

По пути в гараж все же встретил несколько человек из персонала поместья. Но никто на меня пристального внимания не обращал, ограничиваясь дежурными вежливыми приветствиями. Мое недавнее (почти двухмесячной давности) бегство выглядело бегством только для ограниченного числа лиц. Среди которых были княгиня, ее озаренная сестра и Анастасия — которая приехала якобы по поручению матери вслед за мной в Архангельск, да так там и осталась.

В гараже я взял машину, на которой приехал после памятного прыжка в поместье Власова. Когда визит к князю обернулся совсем не так, как я ожидал, — хотя не могу сказать, что я сильно от этого расстроился.

За несколько минут доехал до площади с круговым движением, на которой располагался памятник графу Румянцеву. По пути размышлял о том, что значит «собачья упряжка», и параллельно настроил автопилот с заездом в три точки и возвращением автомобиля в гараж усадьбы — нечего имуществом разбрасываться.

В тот момент, когда машина вырулила на площадь, я не сдержался и восхищенно выругался. «Собачья упряжка, значит». И как раньше не догадался? — неподалеку от памятника, на брусчатке с газонной решеткой, стоял угловатый черный внедорожник на ребристых колесах.

Domini Canis, Псы Господни — частная военная компания, в последнее время работающая на инквизицию. Ни к Доминиканскому ордену, ни к Святой Инквизиции прямого отношения не имеющая. Эта ЧВК была создана довольно давно, пару десятков лет назад, задолго до того, как даже слухи появились о возрождении Инквизиции. Работали Псы Господа, кстати, по контрактам в основном с атлантами, причем в Латинской Америке, где католиков лишь чуть меньше, чем состав населения.

Сейчас, с возрождением инквизиции, с этой ЧВК на первый взгляд все выглядело так, что «не можешь предотвратить — возглавь». И возвращавшая силу и влияние организация просто по случаю эксклюзивно подписала контракт с ЧВК с таким говорящим названием. Хотя допускаю, что, с умением в этом мире играть вдолгую, компания непосредственно под Инквизицию и создавалась. Очень удобно иметь карманную армию, которая может выполнять самую грязную работу в твоих интересах, не будучи при этом официально принадлежащей к основной организации. И, как следствие, никак не могущую запятнать репутацию основного нанимателя и интересанта.

Пока машина подъезжала ближе, я рассматривал белый глаз на двери внедорожника инквизиторов. Думал о том, что частных наемных компаний в этом мире значительно больше, чем в моем, но планета все равно круглая — так что совсем неудивительно, что Элимелех смог так быстро подрядить цепных псов инквизиции на небольшой контракт по доставке меня из Елисаветграда в Архангельск. Даже без согласования с главным штабом организации, наверняка через региональных офицеров провернул, еще и с надбавкой за срочность. Наверняка такого размера, что оставит ощутимый шрам в моем бюджете.

Покинув машину, я быстрым шагом прошел по парковке и, не оборачиваясь, заскочил в приоткрывшуюся дверь черного внедорожника с белым всевидящим оком на дверях. И только после этого посмотрел, как удаляется мой автомобиль с активировавшимся автопилотом.

Без лишних слов и вопросов инквизиторы привезли меня на частный аэродром, где уже ждал небольшой самолет. Он был в нейтральной ливрее и к ЧВК не принадлежал — что и неудивительно. Не думаю, что инквизиторы спокойно летают по Конфедерации без предварительных согласований. Пусть даже они в этом мире больше связаны не с религией, а действуют под эгидой ООН — выполняя резолюцию по темным искусствам, подписанную всеми цивилизованными странами. Забавно получается — спасать одержимых, пусть и опосредственно, помогают сейчас именно те, кому официально надлежит с ними бороться.

Предупредительно-вежливая стюардесса между тем проводила меня в салон, где я — естественно, оказался единственным пассажиром. Едва за мной поднялся трап, как самолет уже порулил по взлетной полосе. На мою порванную форму гимназиста стюардесса, кстати, никакого внимания не обратила, восприняв столь вызывающий вид как должное. Ну да, судя по всему, моя транспортировка стоит столько, что она не удивилась бы, увидев меня и в национальном зулусском костюме.

Еще более забавной оказалась ситуация с прет-а-порте принтером. Я столкнулся с ограниченным выбором — логиниться под своим айди не собирался, а без авторизации выбор мужских нарядов был весьма скуден. Фрак и деловой костюм мне точно не подходили, как и пижама и спортивный костюм. Зато в списке присутствовал вариант полевой формы частной армии инквизиторов. Его я и выбрал — гулять так гулять. Костюм напоминал форму службы безопасности рода Юсуповых-Штейнберг, в котором я был похож на темного рыцаря-джедая, только в этом варианте цвета были не черно-красные, а черно-белые.

Когда самолет оторвался от земли и набирал высоту, я уже переоделся и расположился в небольшом кабинете. Как раз сейчас смотрел на озадаченного Элимелеха по другую сторону экрана. Ну да, я вроде в гимназию уходил с утра в Архангельске, а к вечеру в Елисаветграде оказался без предупреждения, тут любой удивится. Даже уже привыкший к общению со мной танцор.

— Мне нужно поговорить с Самантой Дуглас, — вместо приветствия произнес я.

Эффект сказанного оказался посильнее, чем от неожиданного ведра воды на спину. Танцор на несколько секунд подвис, размышляя. В тот момент, когда он уже кивнул, я сумел его удивить еще раз.

— Связь нужна так, чтобы Андре об этом не знал.

Андре Смирнофф, если ему верить, работает в первую очередь на русского Императора и только потом выполняет обязательства контракта с британской разведкой. Ситуация же сейчас складывалась такая, что огласка мне нужна меньше всего — тем более с первым державным лицом.

После того как Элимелех провел еще пару секунд в раздумьях, он снова кивнул — намереваясь что-то сказать. Не успел — я нанес последний, добивающий удар.

— Связь нужна прямо сейчас.

В этот раз танцор подвис не меньше чем на полминуты.

— Без Андре я этого сделать не смогу, — выдал наконец Элимелех.

— Тогда найди мне способ переговорить с каким-нибудь высокопоставленным чином из… из королевской Секретной Службы, — вспомнил я, кто именно у англосаксов занимается внешнеполитическими делами.

В этот раз танцор думал совсем недолго и совсем скоро кивнул, подтверждая возможность.

— Только пусть это будет достаточно высокопоставленный офицер, но не совсем с Олимпа. Чтобы с ходу меня не послал, — добавил я, уточняя.

После нескольких мгновений Элимелех еще раз кивнул и посмотрел на меня.

— Действуй, — ответил я на вопросительный взгляд, после чего танцор отключился.

С трудом удержавшись от желания перекрестить погасший экран, я уставился в иллюминатор. Мы как раз поднялись над ковром облаков, подсвеченных красным закатным солнцем. Картина вызвала у меня не очень приятные ассоциации, но другой, к сожалению, за иллюминатором не показывали.

Звук оповещения раздался неожиданно быстро. Обернувшись к экрану, я увидел значок соединения связи. Так скоро, неожиданно, и что самое главное — я еще ведь не придумал до конца, что буду говорить.

Без задержки ответив на вызов, на другой стороне экрана я увидел холеного пепельноволосого мужчину с черными, не тронутыми сединой бровями. Вопреки ожиданиям, он оказался совершенно нетипичной для англосаксов внешности. Скорее уж, американца напоминал — и манерами, и видом.

— Меня зовут Волков Артур. Вы знаете, кто я? — произнес я с самым высокомерным видом, на который был способен.

Судя по виду, не знает. И ответить офицер английской госбезопасности не успел, потому, опережая его, я заговорил снова.

— Не знаете, — расстроенно дернул я уголком рта. — Но ничего, еще узнаете. Вам необходимо срочно связаться с Самантой Дуглас и передать ей…

— Послушайте, я не понимаю…

— И передать ей, — повысил я голос, — что ее ищет лорд Артур. Сделать это необходимо прямо сейчас. Имейте в виду, что озвученная мной информация совершенно секретна, и связаться вы должны напрямую с леди Самантой, не ставя больше никого об этом в известность.

Замолчав, на краткий миг я закрыл глаза. В этот момент собеседник начал что-то говорить, с интонациями надменного возмущения, но, едва я открыл глаза и поймал его взгляд, он осекся. Еще издал звук, словно только что хлебнул обжигающе горячего чая.

Могу его понять — когда на тебя смотрит человек с полностью черными, заполоненными мраком глазами, зрелище не из приятных. Я, когда себя в таком состоянии видел в зеркале, мне очень не понравилось.

— Сделаете это — получите орден и премию, не сделаете — я вам не завидую. Действуйте, — еще раз повысил голос я, обращаясь к опешившему офицеру секретной службы, и прервал связь.

Ну а что еще мне можно было сказать? Ничего лучше на ум просто не пришло в столь сжатые сроки.

Времени себе на ожидание дал час. До Архангельска лететь часа четыре, так что, если в течение часа Саманта со мной не свяжется, надо будет искать другие пути решения. А их всего два — Андре и ротмистр Демидов. Но оба они не одержимые, в этом главная проблема.

«Это атака не на тебя», — сказала мне мать Олега. Поэтому я не знаю, поможет мне обращение к этим людям или нет. Тем более я не знаю и не могу узнать, кто именно заинтересован в том, чтобы персидский принц и сибирская царевна — если это атака не на меня, отправились в нижний мир без обратного билета.

Но даже не это было главной причиной моего опасения. Я очень хорошо помнил сказанные мне фон Колером слова о том, что одержимых гораздо меньше, чем стихийных одаренных. Но благодаря тому, что одержимые сильнее, они все еще существуют, не уничтоженные стихийными магами. И в ситуации, когда возникла опасность для всех одержимых — когда я появился в поместье Юсуповых-Штейнберг после визита в Высокий Град тронутый истинной Тьмой, профессор ведь в первую очередь действовал как адепт темных искусств, а не как высокопоставленный чин Собственной Его Императорского Величества канцелярии.

И, может быть, правящему Императору, как стихийному одаренному, будет гораздо более выгодно разом избавиться от пятерых потенциально сильных одержимых? Раз уж представился такой удобный случай? Нет, конечно, будут предприняты все возможные меры для спасения и задействованы максимально возможные ресурсы… но все всё понимают, и даже никому прямой приказ не будет нужды отдавать.

Да, паранойя. Да, скорее всего, я в корне не прав. Но одно знаю сейчас доподлинно — что единственный человек в этом мире, к кому я прямо сейчас могу обратиться за помощью без опаски — это Саманта Дуглас. Пусть не за помощью, хотя бы за советом.

Оповещающий о входящем вызове звук коммуникатора раздался через час и три минуты — когда я уже распрощался с надеждой и лихорадочно думал о том, с кем связываться — с Андре, чтобы он сообщал по инстанциям о случившемся через имперские ведомства, или с Демидовым, связанным с темными искусствами через Академию ФСБ.

Приняв вызов, я с облегчением взглянул в пронзительно голубые, холодные, как январское солнце, глаза леди Элизабет Саманты Мари-Софии, герцогини Родезийской. Или, как ее называли, «черной принцессы» — наравне со мной потенциально одной из самых сильных одержимых в мире.

Да уж, а тренировки у нее сейчас не менее интенсивные, чем мои, — отметил я, глядя на влажные волосы, прилипшие к лицу, подметив крайне утомленный вид и грязную экипировку Саманты. Видимо, на сеанс связи она прибыла прямо с марш-броска. Может, даже с маршрута вывозили в срочном порядке.

Брови прекрасной смуглянки при виде меня взметнулись в крайнем недоумении. Я сначала не понял, в чем дело, и лишь через пару мгновений догадался, что подобную реакцию удивления вызвал мой полевой наряд инквизитора с белым всевидящим оком на груди.

— Так получилось, — пожал я плечами, извиняясь.

Усмехнувшись, Саманта посмотрела мне в глаза, взглядом давая понять, что всерьез заинтересована происходящим и как можно скорее ждет объяснений.

— Прости, что оторвал от важных дел, но мне нужна твоя помощь, — без обиняков произнес я.

— Почему ты думаешь, что я тебе помогу? — совершенно спокойно поинтересовалась Саманта.

— Потому что я знаю волшебные слова, — как само собой разумеющееся ответил я.

— Да? — вновь удивленно-насмешливо взметнулись брови.

— Да, — с легкой улыбкой облегчения кивнул я и отчетливо произнес следом за Редьярдом Киплингом, вложившим эти слова в уста мальчика Маугли: — We be of one blood, thou and I.

«Мы с тобой одной крови, ты и я».