Мактуб. Книга 1. Ядовитый любовник

Алекс Д, 2020

В Нью-Йорке происходит серия громких убийств молодых девушек. Убийца, получивший в прессе прозвище «Ядовитый любовник», бросает вызов общественности, выкладывая в сеть страшно-красивые снимки своих жертв. К резонансному расследованию присоединяется молодой агент Эрика Доусон, чья подруга оказалась в числе убитых. На первом же задании Эрика сталкивается с неожиданной преградой в лице загадочного художника Джейдана Престона, по ряду причин попавшего в список подозреваемых. Запретное влечение, возникшее к возможному убийце, может стоить ей карьеры и жизни. Жертвами «ядовитого» маньяка, становятся исключительно девушки с восточными корнями: он украшает их брильянтами, обнажает тела и скрывает лица масками, оставляя на коже арабскую вязь, значение которой предстоит расшифровать Эрике Доусон. Каково это осознавать, что в плену роковой страсти, каждый вдох может стать последним? И почему, ей кажется, что за маской циничного художника может скрываться еще более опасный хищник? В книге присутствует нецензурная брань!

Глава 1

Двое в пустыне пытаются отыскать не только друг друга, но и оазис, где они могут быть вместе.

Джон Фаулз. Коллекционер

14 лет назад

Кемар^[3], поселение Аззам

Мелодичный азан муэдзина разносился из галереи высокого минарета над Аззамом. Полуденное знойное солнце стояло в зените, золотые лучи отражались в изогнутом полумесяце, венчающем купол мечети, и рассыпались сияющими бликами по белокаменным стенам. На удивление мощным и красивым голосом слепой юноша Абдула, стоя лицом к Мекке, нараспев читал молитву, восхваляя Аллаха и призывая на Джуму^[4] собирающихся возле небольшой мечети прихожан. Его лицо было охвачено безмятежным одухотворением и покоем, а незрячие глаза прикрыты в блаженном умиротворении. Мужчины и женщины в праздничных одеждах с чистым и открытым сердцем, оставив все дела и устремив мысли к Всевышнему, спешили совершить пятничный намаз, являющийся главным событием недели в небольшом и бедном поселении.

С босыми ногами и праведными мыслями мужчины устремлялись занять места сразу за имамом Ибрагимом, готовящимся читать пятничную проповедь, в то время как женщины смиренно занимали самые дальние ряды за деревянной перегородкой, разделяющей молитвенный зал. Дочери усаживались на бордовые толстые ковры рядом с матерями, сыновья — с отцами. Никто не кричал, не суетился, не толкался, не предавался пустой болтовне. Даже самые неугомонные маленькие ребятишки робко опускали головы, проникаясь атмосферой благочестия и торжественной святости.

Пронзительный, приятный и ласкающий слух голос слепого муэдзина прозвучал в последний раз с украшенного узорчатой кирпичной кладкой минарета, возвышающегося над Аззамом. Почти все жители поселения собрались на Джуму сегодня, за исключением больных, беременных, малолетних детишек и немощных стариков. Не больше ста двадцати человек насчитал зорким взглядом имам, начиная молитву.

Джамаль, тринадцатилетний сын местного реставратора Омара Камаля — набожного, бедного и уважаемого человека, пришел в мечеть в числе первых вместе с отцом. Омар помогал имаму Ибрагиму с мелкими поручениями от чистого сердца и не брал за свою работу никакой платы. Орнаментная вязь, богатые узоры на михрабе^[5] и слова из священного Корана были выведены сильной и уверенной рукой истинно верующего мусульманина Омара Камаля. И если где-то краски выцветали и трескались, то он или Джамаль первыми спешили исправить малейшее несовершенство в мечети. Омар Камаль каждый день возносил молитву Аллаху за то, что сын разделил его талант к творчеству, крепкую веру и стремление вести благочестивую жизнь, и молился о его душе больше, чем о своей собственной. И тому были веские причины, о которых не знал ни Джамаль, ни даже самые близкие родственники Омара.

Заняв свое привычное место и окинув взглядом молитвенный зал, юноша увидел, как отец вместе с другими верующими склонил колени. Его мать Сара и две сестры должны были прийти чуть позже. Юноша никогда не молился рядом с отцом, выбирая самый последний ряд. Никто не удивлялся, зная, что Джамаль так поступает, чтобы быть поближе к маленьким сестрам и матери. Сара гордилась, рассказывая подругам, каким защитником растет ее единственный сын.

Но правду знал только Джамаль, испытывая глубокую вину и стыд за то, что его мысли были далеки от благочестия и святости, прививаемых отцом с раннего детства. Вовсе не забота о матери и сестрах держали мальчика в крайнем ряду перед ограждением, за которым молились женщины, а голубые глаза девочки в черной абайе^[6] и плотном хиджабе с прорезями, сквозь которые она смотрела на мир и на него… Джамаля Камаля.

Девочка приходила в мечеть с отцом и братьями, которые молились отдельно. Одинокая, скромная, маленькая, редко поднимающая с пола робкий взгляд, но когда это случалось, Джамаль от волнения забывал слова молитвы и смотрел только на нее, нарушая все запреты, пытаясь не пропустить короткие мгновения, запомнить каждый оттенок небесной лазури, чтобы потом запечатлеть в своих набросках, которые прятал в укромный уголок подальше от глаз родителей. Но сколько бы юноша ни рисовал голубоглазую незнакомку, работы получались незаконченными, не отражающими всей той красоты и хрустальности, которые он видел во время краткого пугливого обмена взглядами во время молитвы. Всему виной хиджаб, скрывающий от него оставшуюся часть лица, не менее красивого (он был в этом абсолютно уверен), чем большие миндалевидные небесные глаза с неспокойной рябью, рассыпавшейся серебристыми точками по голубой радужке. Светлые, насыщенные, бездонные, несвойственные аззамским девочкам, они заколдовали, заворожили Джамаля, навевая мысли о прозрачных чистых водах глубоких далеких морей и бушующих океанов, которые он никогда не видел. Про себя Джамаль называл ее Эйнин. Ему казалось, что это имя идеально подходит девочке.

Каждый раз она робко опускала ресницы, встретив его прямой настойчивый взгляд, но, когда он украдкой опять оборачивался, поднимала снова. И, наверное, точно так же стыдилась интереса, который пробуждал в ней черноволосый высокий мальчик с темно-синими выразительными, пронзительными глазами, являющимися редкостью в здешних местах. Но только Джамалю приходила в голову мысль нарисовать глаза Эйнин, чтобы сохранить их лазурный, чистый небесный свет на бумаге и в памяти.

Если бы отец нашел его папку с работами, то прибег бы к самым жестким мерам, может быть даже к порке розгами. Джамаль выдержал бы любое наказание со смирением, потому что заслужил его. И он и голубоглазая девчонка поддались соблазну в самом неподходящем для греховных мыслей месте, нарушили запрет.

Даже не оборачиваясь, Джамаль угадывал, когда Эйнин занимала свое место за перегородкой, и за молитву позволял себе обернуться не больше двух-трех раз, чтобы не навлечь подозрения других женщин. И девочка, осознанно или нет, помогала ему (или являлась испытанием для его веры), вставая рядом с матерью и сестрами Джамаля. Именно поэтому Сара Камаль думала, что сын оглядывается, чтобы посмотреть на нее. Вот и сейчас быстро повернув голову, Джамаль утонул в бездонных глазах девочки. Плотно сжал губы, стараясь сдержать зарождающуюся в уголках губ улыбку. С трудом оторвавшись, скользнул вправо в поисках мамы и сестер, но их места до сих пор оставались пустыми, хотя имам уже заканчивал проповедь. Сара Камаль никогда не опаздывала на пятничную молитву, которую ждали целую неделю, как редкий праздник в Аззаме.

Нехорошее предчувствие шевельнулось внутри, но Джамаль отогнал прочь дурные мысли, прислушался к словам имама Ибрагима, присоединяясь к молитве. Благочестивое песнопение оборвалось внезапно. Первый хлопок раздался прямо перед михрабом. Некоторые молящиеся даже не успели встать с колен, пораженные искореженными осколками самодельной бомбы. Когда они умирали, их губы все еще шептали слова молитвы.

Следующий взрыв прогремел через несколько секунд с правой стороны, вспыхнули и задымились ковры; по мечети пополз сизый едкий дым, началась паника и крики, надрывно плакали дети, кашляя и задыхаясь. В оба входа мечети ворвались вооруженные мужчины с обернутыми вокруг лица платками и без разбора начали палить из автоматов по пытающимся выбраться людям. Все происходило стремительно, быстро; взрывы, стрельба, хаос.

Крепкий мужчина, громко крича имена своих близких, толкнул Джамаля и рванул вперед, но тут же упал, остановленный автоматной очередью, и больше не шевелился. В панике мужчины и женщины, подхватив на руки детей, бежали к выходу, но там их ждали пули повстанцев. Джамаль скрипнул зубами от отчаянья. Мысль об отце мелькнула в сознании алым всполохом, и он метнулся вперед, в самую гущу кровавой бойни, не думая о собственной жизни. Сделав пару шагов, он споткнулся о тело одного из погибших, которое не рассмотрел в дыму, упал сверху, испачкав лицо и одежду в крови. Открытые мертвые глаза смотрели с изуродованного смертельным ранением лица, и застывший в них навечно ужас передался Джамалю. Стирая рукавом рубахи чужую кровь с щеки, юноша заставил себя подняться и внезапно увидел сжавшуюся у стены Эйнин, голубоглазую девчонку. В шоке и ужасе она смотрела на него обезумевшим отчаянным взглядом, ее голые маленькие ступни были поранены и кровоточили, в пальцах она нервно сжимала четки. Бездонные озера слез взирали на него, но не умоляли о помощи, нет… Они оба в этот момент ничего не осознавали. Звуки выстрелов, яростные крики мятежников, отчаянные мольбы умирающих…

— Пригнись, — Джамаль схватил девочку за руку, дернув вниз так, что она неловко приземлилась на четвереньки.

Черный дым становился плотнее, укрывая юношу и девочку от безжалостных взглядов убийц. Белая краска на стенах мечети обуглилась и потемнела. Многочасовые труды Джамаля и его отца были уничтожены за несколько минут. Всюду смерть, боль. Крики громче, выстрелы чаще.

— Нам туда. Ползти сможешь? — стиснув зубы от охватившего его гнева, спросил Джамаль, показал в сторону задней стены и, дождавшись кивка Эйнин, пополз первым, постоянно оглядываясь, чтобы убедиться, что девочку не ранили и она не отстала. Немногие из прихожан знали, что там, под полом, находился лаз, ведущий наружу, прямиком в специальные комнаты для совершения омовений. Имам Ибрагим, Омар Камаль и другие работники мечети знали о подземном ходе, и Джамаль тоже… Если бы он окликнул остальных, то никто бы не спасся. Смертельная давка и поголовный расстрел — вот каким был бы результат.

— Сюда, — загибая край ковра, Джамаль дернул за медное кольцо, поднимая металлический люк, откуда пахнуло влажной землей и плесенью.

— Там папа, мои братья… нет, — отрицательно замотав головой, впервые заговорила девочка, упрямое выражение отразилось в голубых глазах.

— Сначала ты, потом они, — Джамаль показал пальцем на нее, а потом на мечущихся в ужасе людей, скрытых от них плотной пеленой черного тумана. — Я вернусь сюда и помогу кому успею. Хорошо? — Он дал обещание, которое знал, что, возможно, не сможет сдержать. — Ты мне веришь?

Шмыгнув носом, девочка снова кивнула, но не двигалась, не сводя с него глаз.

— Быстрее, давай же, — прикрикнул на нее парень. Совсем рядом в стену вошла пуля, отрикошетив в паре сантиметров от его головы. Длинное неудобное одеяние мешало девочке, сковывало движения, и, потеряв терпение, Джамаль толкнул Эйнин прямо в лаз и спустился следом, закрыв люк. Оказавшись в кромешной темноте, на земляном полу, девчонка отчаянно и в голос зарыдала. Нащупав ее руку, он крепко сжал ледяные пальцы и помог подняться.

— Я знаю, куда идти. Не бойся. Я выведу тебя.

Она тряслась от шока, пока он уверенно вел ее за собой. Ему тоже было страшно. Не меньше, чем хрупкой маленькой Эйнин, но Джамаль не мог плакать, не мог позволить себе быть слабым. В ушах стояли крики детей, которых он не успел и уже не успеет спасти… Впереди замаячила полоска света, и Джамаль остановился. Взял оцепеневшую, дрожащую в нервном ознобе Эйнин за плечи и встряхнул, пытаясь привести в чувство.

— Видишь свет? Там выход в комнаты для омовения, а прямо за ними пустыня Махрус. Беги туда и не оглядывайся, — проговорил решительным непреклонным голосом. Она подняла голову, и ее глаза, похожие на цветущие оазисы, сверкнули от слез.

— Нет, я дождусь тебя здесь, — надорванно возразила девочка, тряхнув головой. Ее длинные мокрые ресницы слиплись и прогнулись от обилия влаги.

— Военные Кемара спасут тебя. Не жди меня. Беги, — прикрикнул на нее Джамаль, разворачивая и толкая вперед. — Беги. Быстро!..Нет, постой, — схватил за запястье и резко дернул на себя, что-то тяжелое и прохладное сунул в раскрытую ладонь. — Сохрани. Для меня. Если суждено, я выживу и найду тебя.

Она горько заплакала, глядя в синие глаза спасшего ее юноши. В мечети остались ее отец и два брата. Если она убежит, то никогда их больше не увидит. И его тоже. Они оба это понимали.

— Беги. Времени мало, — надломленным, измученным голосом проговорил Джамаль. В его глазах мелькнули боль и отчаянье. Белая праздничная рубаха порвалась в нескольких местах, запачкалась копотью и кровью. Красивое, но совсем еще мальчишеское, скуластое лицо исказило яростное выражение. — Беги же, глупая!

— Возьми, они тебя защитят, я сама их сделала, — пролепетала девочка, снимая обернутые вокруг запястья четки. Неидеальные и неровные разноцветные бусины, нанизанные на шелковую нить, опустились в его ладонь. Прищурившись, он смотрел в прекрасные глаза Эйнин, осознавая, что, возможно, никогда не сможет вернуть ей ее сокровище. — Я буду молиться за тебя.

— Беги, я сказал! — Сунув четки в карман, зарычал он. — Спасайся! — И снова толкнул ее в спину, показывая рукой в сторону слишком яркого для этого страшного черного дня света, а потом развернулся и скрылся в темноте.

— Как тебя зовут? — спохватившись, крикнула она ему вслед, но так и не дождалась ответа.

В одиночку Джамаль добрался до люка гораздо быстрее и через пару минут уже снова был в мечети — в самом пекле преисподней. Гарь, пламя, смрад и зловещая тишина, десятки мертвых обезображенных тел и прохаживающиеся между ними мятежники с кислородными масками на лице и поднятыми наготове автоматами. Сердце Джамаля окаменело в неверии, когда среди повстанцев он увидел стройную женщину. Во время бойни платок слетел с ее волос, которые рассыпались по бесстыдно облегающему тело черному костюму. Один из убийц в маске окликнул ее, показав на шевельнувшегося в проходе мальчика. Джамаль с упавшим сердцем узнал его. Слепой муэдзин Абдула. Сирота, одаренный и добрый мальчик, с удивительным красивым голосом, он не совершил в своей набожной жизни ни одного греха. Подняв руки, он умолял пощадить его. Оглушительный щелчок отбросил мальчишку к стене. Слепота не позволила Абдуле увидеть, что в него стреляла та, что должна рожать детей, а не убивать их. Он умер быстро, и Джамаль надеялся, что его смерть тоже не будет мучительной и долгой.

Закрыв глаза, Джамаль опустился на колени, но не для молитвы или мольбы о спасении. Силы оставили его, угарный газ заполнил легкие, в голове разливалась звенящая пустота.

— Кто тут у нас? — Ускользающее сознание юноши уловило насмешливый женский голос. Он успел увидеть склонившееся над ним лицо, не скрытое паранджой. Красивое и жестокое, с правильными выразительными чертами и смуглой совершенной кожей. Несмотря на близость смерти, взгляд художника подмечал, запоминал малейшие детали. Стальные серебристые подведенные глаза, изящные изогнутые брови, ярко накрашенные губы, длинные густые локоны, змеящиеся до пояса. Если глаза Эйнин напоминали ему цветущие оазисы, влекущие и безмятежные, то глаза этой женщины — разверзнувшуюся бездну ада, ледяные пустые колодцы с ядовитой водой, на дне которых кишат змеи.

Если бы выпал шанс, он бы запечатлел на холсте их обеих. Чистота и мерзость. Но последнюю рисовал бы мертвой, в каждом оттенке и мазке отражая ее истинную сущность. Жизнь и смерть, пепел и дым, уродство и совершенство, грязь и красота, грех и искупление…

* * *

— Я дождусь, — прошептала девочка, разжимая ладонь.

Слезы капали на грязные пальцы, омывая перстень, инкрустированный сияющими драгоценными камнями и выбитым замысловатым оттиском змеи в центре. Стиснув кольцо в кулаке, она зажмурила глаза, приказав себе не плакать.

— Я сохраню его, — поклялась она самой себе. Присела на корточки, обхватив вздрагивающие плечи руками, и начала молиться, раскачиваясь из стороны в сторону, но ее веры оказалось недостаточно, чтобы спасти и защитить. И девочка винила себя в этом, потому что позволила греху проникнуть в мысли. Она раньше всех из сестер надела платок, но все равно не избежала соблазна. Отец не раз говорил, что ее лицо создано, чтобы искушать и вводить мужчин в грех и безбожие, и она скрывала его, из-за всех сил стараясь быть такой же смиренной и благочестивой, как младшие сестры.

Встав на ноги, девочка посмотрела в черноту, в которой скрылся спасший ее юноша, подарив и одновременно забрав надежду. Высокий, красивый, с чеканными чертами лица и высокими скулами, он много месяцев смотрел на нее опасными, пронзительными глазами, сверкающими на смуглом лице подобно аметистам. Такой юный, но уже отважный, смелый. Он бросился на помощь не раздумывая, а потом ушел спасать остальных. Говорят, что у принцев Анмара, сыновей короля Махмуда тоже светлые глаза. Может быть, это просто слухи, но девочка верила в них, как и многие другие в ее возрасте, предаваясь сказочным фантазиям. Возможно, она никогда больше не увидит своего загадочного спасителя, но в далеком будущем синеглазые мужчины всегда будут привлекать ее женское начало, бередить душу и взывать к покрытым пеплом воспоминаниям.

Каждая новая минута тянулась как вечность, разрывая отчаянно колотящееся сердце в детской груди. Она неотрывно смотрела в темноту, в которую шагнул синеглазый мальчик. Сейчас оттуда вырывались языки пламени, горячий жар опалял кожу.

Все кончено. Они погибли. Все до единого. Сизый едкий туман распространялся все быстрее и быстрее. Легкие сжались, отравленные угарным газом, ноги онемели, и даже боль в пораненных ступнях затихла. Сердце застыло, слезы высохли, надежда угасла, оставив последнюю молитву незаконченной. И только когда стена огня и дыма приблизилась почти вплотную, девочка побежала. Она бежала, не чувствуя, как горит под ногами земля, не отрывая воспаленного взгляда от приближающегося слепящего пятна света. Она бежала навстречу спасению, но еще не подозревала, какой ад ее ждет впереди…

Примечания

3

Кемар — отсоединившийся регион Анмара, после внутренней революции объявивший о своем суверенитете.

4

Джума́-нама́з (араб. صلاة الجمعة‎ — «пятничная молитва») — обязательная коллективная молитва мусульман. Совершается в пятницу во время полуденной молитвы в мечетях. Совершение джума-намаза предписано в Коране.

5

Михра́б (مِحْراب) — ниша в стене мечети, часто украшенная двумя колоннами и аркой. Михраб указывает направление на Мекку (киблу) и чаще всего расположен в середине стены. Михраб предназначен для того, чтобы в нем молился имам мечети (руководитель намаза), который во время молитвы должен находиться впереди остальных молящихся.

6

Аба́йя (араб. عباءة; произносится ʕabaːja или ʕabaːʔa) — длинное традиционное арабское женское платье с рукавами; не подпоясывается. Предназначена для ношения в общественных местах. Обычно черного цвета, но встречаются также разноцветные. Часто абайя обильно разукрашена вышивкой, бисером, стразами. В некоторых арабских странах — обязательная одежда для мусульманок и иностранок, надеваемая вместе с хиджабом или никабом.