Кай

Алекс Анжело, 2023

Кай не похож на других жителей своего городка. Его глаза голубые, точно лед, а само существование окутано тайной и предрассудками. Много лет назад он единственный выжил в ночную метель, и теперь настало время вернуть долг зиме. Герда, любящая красные розы и Кая. Кай, ставший художником и ищущий правду о своем прошлом. Дева Льда, чьи руки испачканы в крови… Она явилась забрать то, что уже давно принадлежит ей – сердце Кая. Новая книга от Алекс Анжело, автора цикла «Мир Дэвлата», – законченная история-однотомник. Новый взгляд на историю Кая и Герды – и таинственной Снежной Королевы. Что сделало ее такой жестокой? Да и правда ли она так холодна и беспощадна или это люди приписывают ей злодеяния, не желая нести ответственность за свои поступки? Дева Льда в новом образе, более хрупкой и более юной. Ее жизнь переплелась в жизнью Кая, который полон загадок, – недаром глаза его холодны как лед. Потрясающее оформление книги – от обложки до страниц с текстом – поможет полностью погрузиться в историю и считать намеки, оставленные автором.

3

В ту ночь Кай долго не мог уснуть. Он лежал в постели, подложив руку под голову и невидящим взглядом смотря в потолок. Он повстречал настоящую Деву Льда, но чувствовал себя идиотом. Мысли в его голове кружили беспорядочным роем, с которым Кай никак не мог совладать.

В конце концов он не выдержал, поднялся, направившись к книжному шкафу. Провел рукой по корешкам, словно не зная, за чем обратился к книгам. А после достал один из своих дневников, спрятанных за фолиантами. Пролистал страницы, видя мельтешение мотыльков — насекомые словно ползли по бумаге. Кое-где на страницах встречались соцветия роз. Белые розы опасливо вились по краю листов, будто не желая занимать больше места, чем им отведено.

Отыскав свободные страницы, Кай вернулся к кровати и, как и в прежние времена, стал заполнять их. Он всегда помнил, как начинал рисовать, но после забывался в процессе и приходил в себя лишь позже, когда несколько страниц вновь были заполнены странными, немного пугающими рисунками.

— Дитя ледяных вод, не страшны ей ни пламень, ни острые мечи, — неожиданно прошептал Кай слова одной песни. А услышав собственный голос, замер, и кончик грифеля завис в воздухе, так и не нанеся следующий штрих.

У Кая проблемы — ему грозила смерть. Дева точно желала его убить. В их прошлую встречу в лесу, когда ему было всего девять, она тоже говорила об убийстве, но совсем иначе. В то время она лишь раздумывала о его судьбе, а ныне приняла решение. Сомнение и уверенность. Все равно что опавший лист, несомый ветром, и выстрел из ружья.

Запрокинув голову и отвлекшись от дневника, Кай задумался. И вновь почувствовал себя идиотом. Наверняка и выглядел он так же, когда увидел ее.

Он вспомнил Йона, который точно так же вел себя, будто сам не свой, рядом с одной девушкой — она была на год старше его, и это заставляло беднягу еще больше нервничать. Но ситуация Кая была иной. Он бы определил свое оцепенение как восхищение произведением искусства. Словно перед ним ожила картина…

Но больше всего Кая интересовало его прошлое, которое было неразрывно связано с Девой Льда. Кай верил: как только он узнает тайну той ночи шестнадцатилетней давности, то наконец-то освободится. И тогда сможет покинуть этот город. При условии, что к тому моменту останется жив.

Взгляд мазнул по портрету на полу, прислоненному к стене. Он вытащил его из сундука сразу же, как вернулся домой.

«Могу ли я спросить напрямую?» — задался он вопросом, словно мог получить от девушки на холсте ответ. Нет, это безумие. Даже на холсте Дева выглядела опасно — в глазах застыл враждебный блеск.

Кай отчетливо помнил, как наносил каждый мазок краски, обращаясь к далеким воспоминаниям внутри себя. А после, словно захваченный ими, подолгу мог не пить и не есть, работая над своим творением.

Герда злилась, когда заставала его в таком состоянии — разжигала камин, ругалась из-за приоткрытого окна, а после боялась, что он заболеет.

«Что ты с собой творишь?» — говорила она, а Кай не знал, что ответить.

Тогда Герда называла его упрямым болваном и через некоторое время уходила, громко хлопая дверью.

Так и не отыскав ответа на свой вопрос, Кай вновь убрал полотно в сундук и лег в постель, пряча ноги под одеялом. Прикрыл глаза, засыпая под завывание ветра. И, смотря в окно, он видел, как покрываются инеем стекла в рамах, — на их поверхности расцветали ледяные цветы.

На следующий день Кай зашел в лавку семьи Герды. Был выходной день, и отец Герды стоял за прилавком, подменяя жену. Господин Хакон был высоким, широким в плечах и с пышными темными усами. По словам Герды, усы — это единственное, что позволила ему госпожа Летиция. Она беспокоилась, что если он отрастит бороду, то однажды непременно волосы с нее попадут в тесто.

Запах свежего хлеба витал всюду. Казалось, он навечно впитался в дерево, которым были обшиты стены помещения.

Во взгляде господина Хакона промелькнуло узнавание, стоило ему поднять голову.

— Тебе как всегда? — поприветствовав Кая кивком, показал он на противень неподалеку, прикрытый белой салфеткой, под которой хранились булочки.

— Да, спасибо, — отозвался тот, отсчитывая монеты, когда дверь в лавку вновь открылась, впуская внутрь нескольких мужчин, бурно обсуждавших последние новости.

— Говорю же, небо было чистое, ни облачка! Откуда было взяться метели? — убежденный в своей правоте, вещал один из жителей, прижимая к груди шапку.

Ладонь Кая на мгновение застыла. Преступная заминка. Ему показалось, заметь вошедшие его реакцию, и непременно свяжут происшествие с ним.

Деньги звякнули, коснувшись поверхности стола.

А вокруг никто ничего так и не заметил.

— Хватит, может, не будем… — начал один из его собеседников, явно желая избежать неприятной темы.

— Это наверняка Снежная Ведьма, — убежденно заявил Вигге. Кай крепко сжал сверток с выпечкой. Господин Хакон, сведя брови, слушал чужой разговор.

— Быть не может! — возразили ему.

— Ты с самого утра об этом трезвонишь, — осуждающе проронил господин Хакон.

— А ты думаешь, это все ложь? — оскорбился тот. Кай посторонился, пропуская Вигге к стойке.

— Какое нам дело? Зачем народ пугать? — отмахнулся отец Герды, наваливаясь всем весом на стойку. Он обладал внушительной фигурой и силой, как нельзя лучше подходящей для работы в шахте. Но характер имел мягкий и мирный.

— Пугать? Надо быть настороже! Мало ли что случиться может. Еще ведь не известно даже, может, кто-то и погиб.

— Погиб? — вмешался Кай, заинтересовавшись.

Вигге взглянул на него, будто впервые увидел, и его взор уперся в лицо Кая. Он тяжело сглотнул.

— Говорят, что там, в центре метели, видели двоих. И если первая Ведьма, то второй… — Он сделал красноречивую паузу. — Соответственно, человек. Никто из тех, кто встречал ее, в живых не оставался. — Уголок губ Вигге дернулся вверх. Кай прекрасно понимал, на что он намекал.

Но лишь покачал головой, делая вид, что удивлен услышанным.

«Никто в живых не оставался…» — у этих слов было доказательство, в достоверности которого Кай не сомневался.

В городской церкви на протяжении уже двух веков велись записи всех необычных смертей. Возможно, выбор места странный, но даже священники-лютеране признавали существование Ледяной Девы. Башня церкви была самой высокой в городе, и, возможно, по этой причине именно на ее верхушке Ледяницу непременно раз в десяток лет кто-нибудь да замечал.

Имя матери Кая тоже было начертано в тех стенах. Он знал, что записи с описанием трагедии хранились на верхнем этаже той самой башни.

— Но, возможно, мы все же скоро найдем новую жертву, — продолжал Вигге упрямо гнуть свое.

— Хватит. Город маленький, все друг друга знают. Давно бы поняли, если бы кто-нибудь умер, — потеряв терпение, вмешался отец Герды. Он разозлился, и так мощный, и словно стал еще выше.

Кай негромко попрощался. Господин Хакон махнул ему, сразу продолжив спор.

Кай вышел наружу, вдыхая морозный воздух. На входе он наткнулся на деда Йона, который сидел на лавочке, припорошенной снегом, опираясь на свою трость.

— Господин Йенсенн… — начал Кай, помня, что дед имел непростой характер. И, словно подтверждая его мысли, тот тут же вспылил, вскинув голову резко, как свиристель, сидящий на ветке:

— И ты туда же? Тоже будешь всякие небылицы рассказывать?

— Вам не холодно? — почти одновременно с ним спросил Кай, отчего старик замялся.

— Нет, — хмуро выдал он. — С самого утра только и слышно, как судачат о ней. Лучше бы делом занялись.

Кай едва сдержал улыбку — дед Йона был похож на нахохлившуюся птицу. Он был вспыльчив, но отходчив и довольно прямолинеен. Хотя иногда его речи звучали слишком грубо.

Даже в Хальштатте находились те, кто относился к рассказам с недоверием, несмотря на доказательства. И дед Йона был из таких. Йон подшучивал, что если даже что-то необычное случится у дедушки под носом, тот с большей вероятностью притворится слепым, чем заставит себя поверить в «чепуху». По этой же причине еще с тех самых времен, когда Кай был мальчишкой, господин Йенсенн относился к нему совершенно так же, как и к любому ребенку в городе.

В течение дня Кай еще не раз слышал рассказы о новом появлении Девы Льда — слухи будоражили человеческие умы. Об этом болтали и прихожане церкви, куда он пришел, чтобы поработать над фреской.

Городская церковь стояла на самом берегу озера Хальштеттер — строгий силуэт, состоящий из геометрических линий, где даже башня выглядела, словно вытянутая пирамида, увенчанная шпилем. Зимой, не укрытая вязью плюща и не украшенная посаженными у фасада розами, она смотрелась особенно мрачно на фоне вздымающихся на горизонте гор.

Придерживая на плече ремень сумки, Кай миновал низкую ограду, сразу попав на маленькое кладбище. Могилы жались друг к другу, из-за чего каждый кусочек свободного пространства земли был на вес золота.

«Или пуда соли», — не раз думал Кай, рассуждая об этом. Сразу за кладбищем была часовня с костницей, где хранились черепа почивших жителей. Всегда, когда взгляд падал на дверь, за которой хранилась смерть и память, Кай чувствовал пустоту, непонимание и какое-то отторжение.

Смотреть на черепа своих родных, которые когда-то жили, как и он, было тяжело. Ныне пустые глазницы взирали на мир с полок, словно книги со шкафов.

Сделав крюк, Кай коснулся припорошенного снегом креста на одной из могил. Беззвучно поздоровался и почти сразу попрощался — там уже два года лежала женщина, вырастившая его и одарившая любовью. Но останки его бабушки, как и других усопших, не пробудут долго в земле, еще восемь лет — и они тоже окажутся в костнице.

Пройдя кладбище, Кай с силой толкнул дверь и вошел в небольшое помещение для священнослужителей — строгое и аскетичное, с бело-серыми стенами, двумя длинными деревянными лавками и высоким узким шкафом. Несколько деревянных балок пересекали потолок, упираясь в стены.

Фреска, над которой работал Кай, находилась в главном зале, но краски, купленные для работы, он хранил здесь. Забрав все необходимое, Кай вышел в коридор. Его взгляд, как всегда, коснулся лестницы, ведущей на верх башни. Те стены выглядели древнее, чем в зале с алтарем, — щербатый светлый камень не был покрыт штукатуркой, как нижние помещения.

— Кай? — окликнул его священник. Герхарда и Кая разделяли всего семь лет, но, облаченный в черные одежды, с бородой и широкой, словно бочка, грудью, он казался куда старше своего возраста. Он пошел по стопам отца, который заведовал приходом этой церкви, видимо, в будущем собираясь окончательно перенять семейное дело.

Герхард заметил, куда был направлен взор Кая. Но тот уже отвел взгляд, поздоровался и обменялся парой фраз о фреске — ее сложный сюжет был наполнен библейскими мотивами. Кай уже больше года работал над ней.

Вскоре, притаившись за колонной и приготовив краски, Кай тихо продолжил свою работу. Часы пролетали незаметно, и вот уже солнце зашло за горы, а остатки дня с трудом рассеивали дымку, обнимающую темные вершины.

Засмотревшись в окно — вытянутое, с изогнутой вверху рамой, — за которым на небе уже виднелась первая звезда, он понял, что пора собираться домой.

Но перед тем как Кай покинул стены церкви, его вновь окликнул Герхард. Весь день Кай ловил на себе его взгляды.

— Ты слышал о метели вчера вечером? — воровато оглядевшись, прямо поинтересовался священнослужитель.

— О метели? — переспросил Кай безмятежно, тогда как на самом деле его сердце опустилось в пятки. — Конечно. Об этом судачит весь город.

— Прошу простить за вопрос, но что ты делал вчера в это время? — Серые глаза Герхарда внимательно смотрели на Кая.

— Рисовал… Как обычно, — пожал тот плечами.

— На улице? Я видел из окна башни, как ты вернулся в город, когда стемнело.

— Да, я был в лесу. Делал наброски, — отозвался Кай, вновь невольно бросая взгляд на лестницу, ведущую на самый верх. — Вы меня в чем-то подозреваете?

Все это время у него в голове повторялся раз за разом лишь один вопрос: что бы он ответил, если бы скрывать ему было нечего? Как бы повел себя, если бы узнал о Ледянице, как все, с чужих слов?

Возможно, он бы разозлился? Да. И его бы раздражало чужое подозрение? Определенно.

Но ирония в том, что ему не позволено было показывать свою ярость. Легкая улыбка скрывала многие его эмоции. Исполняла роль щита. Если бы он выходил из себя каждый раз, когда кто-то оскорблял его чувства и гордость, Хальштатт сломал бы его.

Одиночество пугало Кая. И этот страх пришел за ним из детства.

— Нет-нет. Я лишь беспокоюсь, — поспешил заверить его Герхард. — Ты ведь знаешь, как заведено в нашем городе? Мы стараемся держаться в стороне от всего, что неподвластно законам Божьим. И если замечаем что-то неестественное, то предпочитаем не привлекать к этому внимания. — Голос священника стал совсем тихим, когда он добавил: — Любое столкновение с ней грозит лишь бедой.

Кай кивнул его словам, прежде чем спросить:

— Я не понимаю, зачем вы говорите мне все это?

— Думаю, все же понимаешь, Кай. Ты отмечен зимой и поэтому должен быть еще более осторожным. И еще — благодарным. Мой отец пошел на риск, когда позволил престарелой Ребекке оставить тебя.

«Тебе бы не позволили жить среди нас…»

— Ты ведь не знаешь, что до Хэстеинов несколько поколений назад шахтой владела другая семья? — вдруг добавил священник.

— Нет, я об этом не слышал.

— Верно, ведь наши предки предпочитали не вспоминать о том случае. Прежним владельцам не посчастливилось столкнуться с ней. Почти вся мужская половина того семейства оказалась убита, и им пришлось продать замок и шахту. Вот что происходит, когда Ледяница сталкивается с жителями города. Случается смерть.

— Это все содержится в записях башни? — вдруг поинтересовался Кай, игнорируя последние слова Герхарда.

— Да, — подтвердил священнослужитель, растерянно моргнув. Кай кивнул, понимая, что нет смысла просить показать те страницы — откажут.

— Я ценю вашу заботу обо мне. Но ваши предостережения… Я не думаю, что они уместны. — Попрощавшись, он стремительно направился прочь, желая скорее выйти на свежий воздух.

А когда выскочил под яркое око луны, лицо обожгло студеным воздухом.

«Не спорь. Будь к людям добрей и в ответ увидишь добро от них», — так говорила Каю бабушка, когда он был мал. И он не мог сказать, что она была не права, скорее, она не предупредила, что его все равно будут подозревать. Этим самым не позволяя позабыть о том, о чем он даже не помнил, — о дне, когда его глаза изменили цвет.

Все детство он был белой вороной среди своих сверстников. И так продолжалось до тех пор, пока ему не исполнилось девять лет. В первые месяцы той зимы Кай почти поддался отчаянию, а в неминуемо наступившее лето словно излечился, практически избавившись от этого чувства. Это произошло одним жарким месяцем, в июле. В то время Петтер — мальчик, живший на соседней улице, — в очередной раз решил развлечься. Он со своими друзьями постоянно находил Кая и проверял на прочность, пытаясь вывести его на эмоции. Но в то время гадости о себе Кай выслушивал уже весьма стойко, пропуская их мимо ушей. Тогда обидчики нашли новый способ издеваться над ним — стали оскорблять его мать. Назвали ее падшей женщиной, бросившей своих родителей и уехавшей в другой город, а после поплатившейся за грех смертью. В тот день Кай не выдержал и бросился в драку. И в конце концов его побили, ведь он был один против четверых. Побили не сильно, опасаясь взрослых, но глумливый смех еще долго стоял в ушах Кая. Пусть он сумел надавать тумаков в ответ, прежде чем его обездвижили, но все равно сути это не меняло.

Именно тогда, сидя прямо на земле через дорогу от своего дома, Кай познакомился с Гердой. Она первая заговорила с ним, выглядывая из-за низкого заборчика, который огораживал крохотный садик, полностью засаженный алыми розами, — уже тогда она ухаживала за цветами самостоятельно. Сказала, что считает все сказанное глупостями и что ее мама думает так же. Кай же не знал, что ответить, и вместо этого невпопад спросил про розу, росток которой протиснулся сквозь щель между досками в заборе. Расцветший на ней нежный бутон был миниатюрным и настолько изысканным, что даже Кай смог преодолеть себя и назвать его красивым, — в то время к нему уже приходили сны, наполненные смертью, белыми мотыльками и нежными цветами. Взгляд Герды загорелся, и она стала рассказывать ему про свой сад, а найдя в нем покорного слушателя, пригласила войти. Вскоре Кай узнал, что каждое растение Герда посадила сама, что она обожает алый цвет и что каждому цветку дает имя. Так и началась их дружба, а девятилетний Кай не мог поверить в происходящее. Герда была первой, кто разговаривал с ним вот так, по-простому, и именно она словно разбила стену отрешенности вокруг Кая.

Тот день Кай помнил отчетливо, он засел в голове. И сейчас почему-то промелькнул в памяти стремительным ворохом снежинок, что, касаясь кожи, колют холодом и быстро тают.

Тряхнув головой, Кай постарался избавиться от надоедливых мыслей и сосредоточиться на том, что действительно важно. Во-первых, ему необходимо было написать картину, во‐вторых — разговорить Деву Льда, затронув события прошлого, и в‐третьих — не умереть.

Кай поднял взгляд к небу.

Луна ярко сияла, словно до блеска начищенная серебряная монета. Мелкие снежинки зависли в воздухе, мерцая под ее светом. В руках и ногах Кай чувствовал усталость, но знал, что она непременно отступит, стоит ему вновь взяться за кисть.

Ему хотелось поразить Деву Льда, создать нечто особенное. Но он понимал, что картина, написанная человеком, вряд ли сможет ее восхитить.

По дороге к дому Кай решил сделать крюк и пройти вдоль озера. Застывшее и покрытое слоем свежего снега, оно выглядело умиротворяюще. Кай задумался, взор его тонул в мириадах звезд — те сияли, как драгоценные камни.

— Звезды словно цветы, только на небе… — прошептал он себе под нос, наблюдая, как внезапно пришедшие из-за гор облака упрямо наползают на луну, скрывая ее сияние, серебрившее снег.

— На вершине гор их видно лучше, — внезапно раздался тягучий и глубокий голос за его плечом.

Кай вздрогнул и инстинктивно едва не вскинул руку, защищаясь. Заметив его реакцию, Дева изогнула рассеченную бровь. Она шла вровень с ним, а когда Кай остановился, успела пройти несколько шагов вперед и теперь обернулась.

— Ночью в горы лучше не ходить, — отозвался Кай, жадно смотря на нее. Открыто появившаяся посреди города, она выглядела лишней в этом месте. Хотя нет, скорее, все остальное казалось чужеродным.

Забывшись, он приблизился к ней в несколько шагов.

— Ты у всех на виду. — Голос Кая звенел.

Но за кого он боялся? За себя? В этом Кай был не уверен. В голове лишь пульсировала мысль о неправильности происходящего.

— Я знаю, Кай. — С мрачной улыбкой она подняла руку, касаясь пальчиками его скул. Холод, опаливший кожу, отрезвил. Блестящие льдистые глаза смотрели прямо на него. Они словно поглощали его сознание целиком.

Кай попятился, чувствуя, как один лишь ее взор дурманит разум. Сердце учащенно забилось, а его неуверенность вернулась.

— Не волнуйся. — Она взметнула ладонь, ее изящный белый палец показывал на небо. — Луна за облаками. Никто меня не видит.

— Видно только при луне? — едва шевеля пересохшими губами, спросил он.

— При лунном свете и на закате, — скучающе поделилась Дева, закатывая глаза. — Ну и при сильном снеге. Все же я не бесплотная. Снежинки облепляют.

— А еще следы на снегу, — заметил Кай, склонив голову и понемногу приходя в себя. Но едва успел он договорить, как перед его глазами тело Ледяницы захватила резкая и короткая вспышка света. От неожиданности Кай отшатнулся.

Перед ним стояла все та же Дева, но в этот раз и правда целиком и полностью высеченная изо льда. Одежда обратилась тонким слоем белого снега, покрывающим ее ледяную кожу. Кая достигла волна холода, что сковала горло и заморозила дыхание.

В этот миг он услышал хруст снега — мимо проходил мужчина.

— Только в человеческой форме, — сказала Дева Льда, и прохожий дернулся от звука ее голоса. Мужчина заозирался — это был один из тех, кто приходил в лавку господина Хакона сегодня днем.

— Ты что-то сказал? — спросил он.

— Нет, — покачал головой Кай, понимая, что замер посреди дороги без видимой причины, и медленно побрел вдоль берега озера.

Мужчина, видимо решив, что ему показалось, тоже направился по своим делам.

— Он тебя слышал, — произнес Кай с укором. К этому моменту он уже почти свыкся с присутствием Ледяной Девы, украдкой рассматривая линии, сплетающиеся на ее руке. Они, словно рукав одежды, покрывали кожу от запястья до плеча.

— Естественно, люди ведь не глухие.

— Мы и не слепые, но почему-то без лунного сияния остальные тебя не видят.

— Это иное.

Кай прибавил шаг, и Ледяница осталась позади. Здесь, вблизи, почти не используя свою силу, она выглядела слишком юной. Если бы не глаза — холодные, острые, глубокие, — Кай мог бы забыть, с кем имеет дело.

За его спиной сверкнуло. На мгновение тень Кая, лежащая на дороге перед ним, вытянулась на несколько десятков футов.

Он задумался: «Неужели и этот свет тоже видим остальным?»

— Ты слишком беспечна. Неудивительно, что в городе о тебе знают. — Неприкрытое осуждение прозвучало в его голосе.

— А я не думала, что у меня появилась нянька. Быстро меняешь роли, — с насмешкой заметила она.

— Может, ты меня вынуждаешь ею стать? — сказал он, удивляясь своей дерзости и откровенности. Его поражали собственные речи, но, несмотря на колкие слова, ему было комфортно. Кай чувствовал себя в своей тарелке.

— Совсем меня не боишься… — Дева оказалась прямо перед ним так внезапно, что Кай застыл, задержав дыхание. Уголок ее губ приподнялся, глаза блестели. Холодное дыхание, вырывающееся из ее рта, задевало его скулы. — Готова ли картина?

— Нет, еще слишком рано, — нахмурился он, выдерживая ее взгляд. Вся она была соткана из противоречий — нечеловеческая красота, надменная и смертельная, но неминуемо манящая к себе. Как оружие с драгоценными камнями и перламутром, что не утратило свою способность убивать.

— Рано? Сколько тебе понадобится времени? — Белые брови Девы сошлись на переносице.

— Мне надо пару месяцев, чтобы создать что-то стоящее.

— Нет, столько у тебя нет… — тихо изрекла она, на ее лице не осталось места для улыбки.

Кай шумно выдохнул, вновь пятясь от нее и едва различая свои ноги в сгустившейся тьме.

— Отчего же? Все еще собираешься меня убить? — спросил он, как и в былые разы, не ощутив тревоги, когда ответом ему стала тишина.

Не глядя на Деву, он обошел ее. Взгляд зацепился за ледяные туфли, которые покрывали мертвые цветы с острыми, словно лезвия, лепестками, и белые ленты, оплетающие щиколотки. Она не проваливалась в снег, словно парила над ним, оставляя лишь едва заметные следы.

— Сколько времени тебе необходимо, чтобы уйти без сожалений? — раздался позади голос с глубокими бархатистыми нотками.

— Может быть, год? Да, года было бы достаточно, — решил он, останавливаясь и убирая руки в карманы.

— Нет, это слишком долго, — категорично отозвалась Ледяница.

— Почему? — На губах Кая появилась неуместная улыбка. — Разве ты не великая и всевластная королева снегов и льда?

Дева Льда сощурилась, смотря на него.

— Пустая бравада. — Ее глаза сверкнули, ладонь легла на его плечо, и даже сквозь одежду Кай почувствовал сковывающий холод. Она улыбалась, шепча ему: — Я убью тебя, Кай. Внутри тебя то, что принадлежит мне.

— Так забери, — сказал он совершенно искренне.

— Пока ты жив, не могу.

— Тогда дай год. Мне нужен год, чтобы оставить хоть что-то после себя. Всего год. Позволь не остаться ничем. И тогда я смирюсь со смертью, — завороженно шептал Кай, сам шагнув навстречу ей. Встав так близко, что уже во взгляде Девы Льда мелькнуло что-то странное, и она отступила, когда он произнес: — От твоей руки смерть даже покажется мне благородной.

Его голубые глаза блестели. А Дева Льда молчала. Она застыла, словно обратилась в ледяную скульптуру. Только складка между бровей выдавала в ней жизнь.

«Откуда это у такой, как она?» — в который раз спросил себя Кай, рассматривая короткий шрам, пересекающий край левой брови. Единственный изъян на идеальной коже. У него должна быть история.

Кто-то окликнул Кая по имени — это Йон нес на плече тушку лисы. Видимо, вновь ходил на охоту в Малервег.

— Я подумаю, — донеслось до Кая тихо.

Он не обернулся, не отвел взора от друга, но уголок его губ дернулся.

«Все прямо как тогда», — промелькнула мысль, прежде чем он сделал первый шаг навстречу Йону.

— Ты над фреской… — заговорил Йон, приблизившись, и тут же оборвал сам себя: — Ого, как у тебя ресницы заледенели. На улице же не так холодно.

Кай поднял руку, касаясь глаз, а когда отвел ее, на пальцах его быстро таяли мелкие снежинки.