Ката – дочь конунга

Алекс-Мари, 2018

Студентка Маша поддалась на уговоры друга и согласилась участвовать в исторической реконструкции. Во время перерыва уставшая девушка торопится уйти от внимания навязчивых туристов и зрителей. В глубине парка она набредает на небольшое озерцо, а возле него встречает молоденькую девушку, которая представляется Катой, дочкой Олафа, короля Норвегии. Может это звучало бы не так безумно, если бы в той самой реконструкции Маша не изображала Кату, дочь беглого норвежского короля…

3.

Слезы прыснули из глаз, и она, чтобы не разреветься в голос, часто задышала, стараясь проглотить горячий ком в горле. Вот влипла так влипла! Маша пнула тяжелую деревянную дверь, потом еще раз, с размаху, яростно, высоко поднимая ногу и врезаясь в доски тонкой подошвой сапожка. Дверь только глухо постукивала, видно все же где-то примыкала не очень плотно. Маша пинала дверь пока не обессилела. Наконец она выдохлась, на последнем издыхании выругалась от души и присела на корточки у стены.

Так, надо отсюда валить и побыстрее. Хватит приключений, сейчас кто-нибудь войдет, сразу бить между глаз и выскакивать наружу. Главное, чтобы не мужики. С этими древними качками она не справится точно, а тот, которому она ляжку проткнула, и вовсе злой, пришибет на месте. Когда тащил, так сжимал предплечье, что аж рука по локоть отнялась. С бабой она справится…

Но никто не приходил. Неизвестно, сколько прошло времени, по ощущениям часа два. Устав сидеть на корточках, она села прямо на земляной пол и положила голову на колени. Чтобы чем-то себя занять, Маша завела руки за голову и начала распутывать кокошник, туго привязанный к волосам. Постепенно распустила узлы, сняла дурацкую корону и положила рядом с собой. Когда будет сматываться отсюда, не забыть бы прихватить.

Голове сразу стало легче. Маша мысленно восстанавливала в памяти, путь, по которому шла, чтобы потом не метаться из угла в угол. Потом вспомнила девчонку. Интересно, что ей сказали? Наверное, что Маша ушла. И она ведь поверит! Похоже, она всему верит, такая забавная.

Дверь загремела, и Маша вскочила на ноги. Но ни ударить, ни метнуться к выходу не успела, потому что в двери проникла маленькая пожилая женщина в темном платке, закрывавшем всю голову и плечи. Бабуля держала в руках что-то темное и что-то светлое, очевидно, одежду для Маши.

— Ну, здравствуй, красавица, — поздоровалась она, — вот ты какая!

— Какая? — растерянно спросила Маша. Она досадовала, что сразу не решилась бежать, теперь придется общаться с этой бабкой.

— Да про тебя весь терем судачит! Мол боевая девка, на Миловида с копьем кинулась, еще бы маненько и убила!

Маша хмыкнула.

— Нужен мне ваш Миловид! Сказала же — не подходи, а он лезет!

— Ты, девонька, снимай одежу-то, — ворковала старушка, — Доброгнева велела снять с тебя чужие вещички. Да не волнуйся, вот тебе взамен, голая сидеть не будешь!

— Не буду я снимать! — заупрямилась Маша, — вот еще! С чего вы взяли, что это чужие? Может мои?!

— Да откуда у тебя, голуба, такие наряды? — искренне изумилась бабка, — будь ты боярышней или купеческой дочкой… И то, не у каждой боярышни такой венчик и понева расписная, расшитая. Значит точно украла.

Бабкина логика была железная, даже возразить нечего.

— Да ну вас, — с досадой ответила Маша, — переодеваться не буду, сказала же!

— Не упрямься, — все так же спокойно произнесла старуха, — сама не будешь, придут люди, разденут, опозорят. И колечки снимай! Завтра княгиня приедет, судить тебя будут, накажут, пальцы-то отрубят на одной ручке, будешь знать, как чужое брать.

— Да вы чего тут, озверели все?! — со слезами в голосе воскликнула Маша, — бабуль, ну отпусти ты меня! Поверь, не воровка я, и никто, уйду, и больше вы меня не увидите!

— Нет, милая, негоже от княжеского суда по лесам бегать, — ворковала старуха, — ты уж давай, не мучь меня, старую, раздевайся скорее.

Паника разлилась в голове, сердце бешено колотилось, хотелось пристукнуть велеречивую бабку. Так… Может и правда, переодеться, если что, бежать будет проще, никто внимания не обратит, ну девка и девка.

— Ладно, — Маша кивнула, — давай сюда свое барахло!

Бабка протянула ей одежду, сама терпеливо сложила руки на животе. Маша кое-как стянула через голову сарафан, бросила на землю, следом полетела вышитая рубаха. Стоя в трусах и лифчике, она натянула длинную, почти до щиколоток, светлую рубаху грубой ткани с завязками на рукавах. Повернувшись к старухе спиной, она не заметила, с каким изумлением наблюдала та за переодеванием. Второй частью комплекта была какая-то темная тряпка. Маша крутила ее в руках, не зная, куда приспособить. Потом решила, что это юбка, намотала вокруг бедер и закрепила веревочным пояском. Как бы эта красота с нее не свалилась в дороге…

— И обувку снимай, — командовала бабка, — на-ка вот тебе!

Она протянула лапти. Настоящие плетеные лапти, правда нереально большие.

— Ну и куда мне их? — недовольно спросила Маша, воззрившись на обувь, — это лыжи, а не тапки!

— А ты привяжи к ножке-то, и не потеряешь! — старуха, кряхтя нагнулась, собрала с земляного пола вещи, подхватила Машины сапоги. — Колечки давай, не нужны они тебе!

Маша нехотя стянула с пальцев три перстня и положила в бабкину заскорузлую лапку.

— Ну, не балуй тут! — предостерегла старуха, — по нужде стучи, задок недалеко, проводят тебя. Ну, а еды не жди, чужая ты, никто не подаст.

С этими словами старая вышла, дверь захлопнулась. С той стороны явно кто-то был на подхвате, хитрая бабка побоялась идти одна.

Маша снова села на пол, подоткнула под себя плотнее странную юбку. Одежда была непривычно жесткой, похожей на мешковину. Неужели они все в таком ходят?! Ужас! Она долго сидела, и, наверное, задремала. Проснулась оттого, что завалилась на бок. Было темно. Где-то далеко слышались голоса, значит еще не ночь. Она вдруг ощутила, что очень хочется в туалет, вспомнила бабкины слова и забарабанила обоими кулаками в дверь.

— Чего стучишь? — спросил с той стороны мужской голос.

— Мне это… в туалет надо! Ну, в задок по-вашему!

За дверью не ответили, она уже собиралась справить нужду в дальнем углу комнатки, как вдруг дверь распахнулась, в проеме стоял ребенок лет шести с лучиной в руке, а за ним взрослый мужчина, точнее парень лет двадцати.

— Иди, — проговорил парень, — Мал проводит.

На мальчишку страшно было смотреть. Он таращил глазенки, лучина дрожала так, что могла в любой момент упасть и погаснуть. Он явно боялся пленницу.

— Ну, веди, — ласково проговорила Маша и хотела погладить мальчишку по вихрам, но тот отдернулся от ее руки, как от чумной и отбежал на пару шагов.

— Прибьешь — не велика потеря, — бросил вслед парень, — кому он нужен, сирота приблудная, только жрет, никакой пользы от него.

Маша ужаснулась словам, но ничего не сказала в ответ. Мальчишка шел, опасливо оглядываясь, то и дело спотыкался.

— Не бойся меня, — сказала Маша, — я хорошая!

— Ага! — дрожащим голосом ответил мальчик, — бабы в кухне говорили, что ты боярыню убила и наряды ее забрала, а еще Миловида убить хотела! И боярышню Катерину Владимировну бы убила, да бог отвел!

— Что за чушь! — возмутилась Маша, — никого я не убила, врут твои бабы!

— Правда не убила? — оживился мальчишка.

— Правда, правда! — кивнула Маша.

— А наряды откуда?

— Это мои!

— Разве бывает, чтобы у черной девки такая красота была? — удивился мальчишка, — бабы на кухне долго любовались, рубаха мягкая, что шелк, сапожки гладкие! А уж каменья какие яркие на венце! Чисто княжеский наряд! Доброгнева к себе в горницу утащила, припрячет наверно. Она злая и жадная, Доброгнева-то.

Возвращаясь обратно, Маше очень хотелось сделать что-нибудь этакое, чтобы напугать того мужичонку, который вместо себя пацана отправил. Может гавкнуть на него? Но передумала. А то еще, не дай бог, свяжут. Они тут помешанные все. Поэтому она спокойно вошла в свою импровизированную камеру, махнув напоследок любопытно заглядывающему Малу. Щеколда грохнула и снаружи все затихло.

Маша сидела, поджав колени, и прислушивалась, как бурчит в животе. Интересно, она совсем не боялась завтрашнего дня, хотя старуха наговорила ей ужасов, которые непременно произойдут. Маша была уверена, что она сумеет сбежать, только бы выбраться из этого деревянного лабиринта комнатушек и закоулков. Тут, в ее временном узилище, было на удивление тепло, возможно, где-то рядом печка. Но люди за дверью не ходят, значит далеко от жилых помещений. Там, немного направо лестница. По ней девять ступеней наверх и небольшая дверца, ведущая во двор…

Она услышала шорох и испуганно сжалась. Здесь можно ожидать чего угодно, в том числе огромных плотоядных крыс, которые обгрызут ее, не дожидаясь княжеского суда. И ведь темно, ни черта не видно! Маша подняла руку и помахала перед глазами. Нет, все же немножко видно. Шорох шел от двери. Маша сняла один лапоть, зажала его в руке, готовая врезать, как только заметит шевеление, и подобралась к двери. Шуршание продолжалось, а вместе с ним Маша услышала напряженное сопение. Она совсем близко подошла к двери и увидела, как под створкой, у самого пола, орудуют маленькие пальчики. Мал!

Мальчишка настойчиво ковырял землю, наконец, когда его кисть хорошо проходила, просунул в дыру что-то маленькое.

— Мал, это ты? — шепотом спросила Маша.

— Я тебе хлеба принес, — так же шепотом ответил мальчуган.

— Спасибо! — Маша пошарила у двери и подняла кусочек черного, в земле и пыли, хлеба.

— Я не верю, что ты злодейка! — прошептал снова Мал, — я чувствую, когда люди плохие. А ты не плохая.

— Мал, — Машино сердце затрепетало от возродившейся надежды, — открой дверь!

— Нельзя! — было слышно, что парнишка испугался просьбы, — узнают, меня выпорют!

— Никто не узнает! — уверяла его Маша, — ну открой! Только тихо!

Она с замиранием сердца ждала, но мальчишка все не решался. Но и не уходил.

— Мал, — прошептала Маша, — хочешь я тебе тайну расскажу?

— Хочу! — он пододвинулся к самой двери, чтобы лучше слышать.

— Я — колдунья, понимаешь? Но добрая! Прилетела к вам из другого мира, чтобы посмотреть, как вы живете.

— Правда что ли? — протянул Мал заворожено, — а почему ты тогда не наколдуешь, чтобы стены развалились? Почему огнем не сожжешь?

— А я не могу злые дела делать, даже если окажусь в беде. Мне просто надо вернуться туда, где я перейду в свой мир.

Ты правда колдунья? — переспросил ребенок.

— Правда, правда! Открой дверь, а?

Мал еще посопел немного, и вдруг Маша с радостью услышала, как двигается щеколда-заслонка. Мальчишка был слишком низкорослым, чтобы нормально ухватиться, и он сдвигал палку сантиметр за сантиметром, то и дело оглядываясь. Маше казалось, что он создает такой шум, что сейчас сюда сбегутся все, кто спит в соседних помещениях.

Прошло минут десять. Мал с упорством двигал и двигал засов, наконец он сделал последний рывок и дверь отошла. Маша, до этого топтавшаяся в волнении, с тихим восторгом подхватила ребенка на руки и поцеловала в чумазую щеку. Ребенок от неожиданности замер, а потом вдруг обхватил ее за шею и прижался так крепко, что стало тяжело дышать.

— Спасибо, тебе, мой хороший! — Маша погладила щуплого спасителя по спинке и поставила на пол, — мне пора идти. Да и ты беги, чтобы никто не заметил нас вместе! Мальчишка кивнул и исчез в темноте коридоров.

Маша закрыла дверь подклета, задвинула засов, сняла и бросила в угол ненужные, по своему размеру, лапти, и на цыпочках двинулась туда, где, по ее предположению, был выход. Она помнила дорогу, по которой Мал провожал ее в отхожее место. Выйдя на улицу, Маша радостно вдохнула воздух и пошла вокруг дома, и вдруг, в двух шагах от нее, тихо возник огромный черный пес. Он не лаял, но и не вилял хвостом, а смотрел напряженно.

— Собачка, — испуганно заблеяла Маша, чтобы хоть что-то сказать, — хорошая собачка! Умная собачка! Иди спи, чего ты вылез? Фу, говорю тебе! Место! Иди спать!

Пес скорее всего ее прекрасно понимал, но он был на службе, поэтому приблизился и слегка потянулся носом, пытаясь понять, что за человек тут ходит в ночи. Маша помнила откуда-то, что нельзя показывать страх. Она протянула псу развернутую ладонь и даже немного зажмурилась, представляя, как хрустит ее рука в зубах страшного зверя. Однако, пес не проявлял агрессии.

Маша начала тихонько двигаться к изгороди, и тут пес взял ее зубами за подол. Естественно, импровизированная юбка начала падать, и Маша схватилась за нее двумя руками. Пес пошел, не выпуская ткани, Маше деваться было некуда, и она семенила за ним. Так они перешли весь двор. Оглядываясь, Маша увидела, что в разных концах двора еще сидели собаки, но они были на цепях. Похоже, этот был главным. Черный пес довел ее до ворот и отпустил юбку. Маша не верила, что ее просто проводили, и стояла столбом, опасаясь резких движений. Тогда пес ткнулся носом ей в коленку. Маша взялась за ворота и с трудом отодвинула тяжелую створку. Пес смотрел на нее. Тут она почувствовала что-то в руке, и вспомнила, что до сих пор держит в кулаке хлеб, принесенный Малом. Она протянула собаке смятый кусок, тот понюхал, обнажил огромные зубищи и легонько взял хлеб с ладони.

— Пока, собачка, — прошептала Маша, и вышла за ворота, не веря тому, что осталась жива. Она отошла десять шагов, и тут пес залаял. А вместе с ним и остальные зашумели, загремели цепями. Маша что есть сил рванула вдоль по улице, уже не видя, как во дворе забегали, засуетились люди с факелами.

Она помнила, какими путями притащила ее Ката в этот недобрым словом помянутый город. Через центральные ворота идти было опасно, там стояли стражники. Пришлось снова лезть через кусты и лаз, очевидно кем-то именно для этого приспособленный. Интересно, как его обнаружила девчонка?.. За пределами города было уже совсем не страшно, и только добежав до озера, Маша вспомнила упоминания нянюшки про лихих людей и волков. Дрожь пробежала по позвоночнику, но бояться было уже поздно. От озера она двинулась туда, где почувствовала дурноту. Ходила долго, кругами, но, почему-то, прохода не было. Маша то углублялась в лес, в надежде увидеть современные строения города над парковыми деревьями, то возвращалась назад. Тщетно. Проход не открывался.

Небо начало светлеть, Маша, уставшая, голодная, села под куст и заревела первый раз. В голос, с подвываниями, вкладывая в рев все свое отчаяние и горечь. Она совсем не хотела провести остаток жизни в этом веке, в этом городе, в этом лесу. Она хотела домой! Наплакавшись, Маша залезла глубже в кусты, долго крутилась там, от сырости и утренней прохлады, потом размотала дурацкую юбку, укрылась ею, как покрывалом, и уснула тревожным сном.

Машу разбудили голоса. Она вздрогнула, разлепила опухшие глаза и тут же дернулась от страха. Напротив нее стояли двое мужчин. молодые, светловолосые, похожие друг на друга лицом, оба при оружии. И они в упор смотрели на Машу.

— Она или не она? — спрашивал один близнец второго, — вроде она, но одета странно.

— Тебя как зовут? — обратился к Маше второй.

— Маша, — прохрипела Маша и прокашлялась.

— А, ну точно, она, — кивнул первый, — вылезай, Маша, пошли!

— Куда? — Маша, наоборот, отползла поглубже в куст, — никуда не пойду!

— Не бойся, пошли! Ката тебя потеряла! Сказала нам, где искать.

— Почему я должна вам верить? — спросила тревожно Маша.

Второй нахмурился, а первый, похоже, более разговорчивый из двоих, обиженно проговорил:

— Мы — честные воины, давали клятву верности блюсти честь и интересы нашей госпожи. Исполняем ее приказ!

Это звучало убедительно.

— И притом, мы тебе никогда не врали, — добавил первый, — у тебя нет причин нам не верить!

Выбора все равно не было. Маша вылезла из куста, одернула длинную рубаху, полотнище юбки намотала как попало, все равно красивее не стала бы.

— Ну пошли, — вздохнула она.

Второй все так же хмуро осмотрел босоногую помятую растрепанную девушку, снял с себя плащ и накинул ей на плечи.