Россия и Израиль: трудный путь навстречу

Алек Эпштейн, 2011

Израиль – единственная страна мира, с которой Советский Союз дважды за несколько десятилетий разрывал дипломатические отношения, восстановленные лишь в 1991 году. Однако, несмотря на некоторые сложности, в самые последние годы российско-израильские отношения отличаются существенным сближением, как в политической, так и в гуманитарной сферах. Израильское руководство полностью поддержало российских коллег в важных для них идеологических вопросах, касающихся формирования исторической памяти, а также передало России контроль над Сергиевским подворьем в центре Иерусалима. Ни одна из стран Запада не делала в последние годы подобных жестов по отношению к России, и это предопределило существенное улучшение двусторонних отношений, выразившееся, в частности, и в отмене визового режима и резком увеличении туристического потока между государствами. Предлагаемая вниманию читателей книга – первая, в которой на основе огромного количества российских и израильских источников подводится «предварительный итог» двадцати годам отношений между странами в постсоветскую эпоху.

Глава 1

История и историография российско-израильских отношений^[1]

Изучение российско-израильских отношений (в том числе и в советский период) имеет едва ли не более длинную историю, чем сами эти отношения. Перед нами достаточно редкий в политологии случай, когда историография событий имеет куда более длинную хронологию, чем сами описываемые события, ибо дипломатические отношения между СССР и Израилем разрывались дважды (в сумме — на без малого четверть века), в то время как изучение Израиля в СССР, равно как и изучение Советского Союза/России в Израиле не прекращалось ни на один год.

В 1990–2000-е годы количество опубликованных работ по истории отношений между СССР/Россией и Израилем выросло в разы, что связано как с общим резким увеличением количества научных публикаций в последние десятилетия, так и изменением политического климата в двусторонних отношениях. Возникла насущная потребность проанализировать богатейший опыт двусторонних связей, что и стали делать российские и израильские (а также некоторые американские) исследователи. В России уже были защищены несколько кандидатских диссертаций как по истории политики СССР/России на Ближнем Востоке в целом, так и конкретно на израильском «направлении».

Доступ в архивы открыл возможность опубликовать весьма объемные сборники документов по истории отношений СССР и Израиля, которые еще долго будут служить для востоковедов и историков-международников основной источниковой базой по истории отношений между двумя странами. Проблема, однако, состоит в том, что пока документы позволяют заглянуть лишь в эти отношения в первые годы израильской государственности. Через призму опубликованных архивных документов можно проанализировать только первые два десятилетия отношений между Советским Союзом и Израилем до их разрыва в 1967 году, причем если период до 1953 года отражен с должной полнотой в двухтомном издании, вышедшем в 2000 году^[2], то события 1953–1967 годов отражены в опубликованных сборниках документов (прежде всего в двухтомнике «Ближневосточный конфликт»)^[3] лишь частично. Изначально предполагалось, что первый двухтомник станет началом широкомасштабного издательского проекта, однако, хотя с момента его появления прошло уже десять лет, какой-либо двусторонний договор о рассекречивании и опубликовании документов последующего времени так и не был подписан, из-за чего работа фактически прекращена. Несмотря на то что от событий 1950–1960-х годов нас отделяет сорок лет и более, многие документы, касающиеся выработки и реализации советской политики по отношению к Государству Израиль, остаются засекреченными до сих пор.

Официальные документы, касающиеся публичной советской политики по отношению к Израилю и Ближнему Востоку в целом в годы, когда дипломатические отношения между двумя государствами были разорваны, были опубликованы МИДом СССР в 1989 году^[4]. Однако в распоряжении исследователей до сих пор нет документов о том, кем, как и по каким причинам реально принимались ключевые решения. Некоторые документы, касавшиеся политики советских властей относительно еврейской эмиграции из страны, были опубликованы в сборнике, подготовленном Борисом Морозовым^[5], однако и в нем нет ни одного свидетельства о согласии на выезд десятков тысяч человек ежегодно. Максимальная квота, фигурирующая в наиболее релевантном документе по этому вопросу — записке Ю.В. Андропова и А.А. Громыко в ЦК КПСС от 10 июня 1968 года — 1500 человек^[6], — была превышена в 1979 году вдвое, в 1971 году — в девять, а в 1972 году — более чем в двадцать раз (в 1972 году из СССР по «еврейской линии» выехали 31 681 человек, в 1973-м г. — 34 733 человека). Возвращалось ли высшее руководство СССР к этой теме, были ли определены какие-то новые предельные цифры числа эмигрантов, либо же ситуация развивалась преимущественно стихийно, под давлением стремившихся покинуть СССР еврейских активистов — недвусмысленного ответа на этот вопрос дать пока, к сожалению, невозможно. Как нет в распоряжении историков и какого-либо документа, из которого бы вытекало решение советского руководства приостановить выдачу выездных документов евреям, что фактически свернуло эмиграцию в начале 1980-х годов. Хотя красной нитью через всю историю отношений Израиля и СССР/России проходит тема иммиграции советских/российских евреев на «историческую родину», едва ли не центральная роль Вашингтона в этом вопросе российскими исследователями практически не рассмотрена. Вместе с тем именно американские власти на протяжении многих лет «холодной войны» использовали эти проблемы как важнейший фактор в их давлении на руководство Советского Союза^[7].

В обзорно-мемуарных книгах А.Е. Бовина и Е.М. Примакова говорится о тайных дипломатических контактах между советскими и израильскими представителями (в частности, оба автора признаются, что в 1970-е годы побывали в Израиле, Е.М. Примаков подробно рассказывает о своих встречах с высшими руководителями еврейского государства^[8]), причем говорится о том, что конфиденциальный канал связи между государствами продолжал существовать до декабря 1991 года, т. е. непосредственно до восстановления официальных отношений. При этом опубликованы лишь отдельные документы конца 1980-х годов, касающиеся дискуссий в советском руководстве относительно возможностей восстановления двусторонних отношений^[9]. Весь же пласт документов, касающихся тайной дипломатии 1970 — 1980-х годов, до сих пор скрыт от исследователей. О том, что происходило в 1990 — 2000-е годы, мы можем судить только по официальным коммюнике, однако дежурные протоколы и стереотипные заявления для прессы являются лишь вершиной айсберга отношений между Россией и Израилем, что, конечно, не позволяет понять всю специфику существующих контактов. В настоящее время немало аналитических статей и обзоров публикуется «по горячим следам», да и мало какая информация может на самом деле быть сохранена в тайне, если хотя бы одна из вовлеченных сторон заинтересована сделать ее достоянием гласности. И все же нельзя не отметить, что имеющаяся в распоряжении исследователей документальная база совершенно недостаточна для глубокого, всестороннего анализа. Остается надеяться, что архивы обоих государств откроются в максимально ближайшем будущем, чтобы дать понять исследователям, каких проблем касались две страны, когда переговоры и контакты велись за закрытыми дверями.

Мемуарные источники по истории дипломатических отношений Москвы и Иерусалима представлены исключительно воспоминаниями советских и израильских посольских работников^[10]; к сожалению, на русский язык не переведена крайне познавательная мемуарная книга Мордехая Намира, сменившего Голду Меир на посту посланника в СССР^[11]. Опубликованы также мемуары советских офицеров и солдат, воевавших в Египте против Израиля в ходе Шестидневной войны и Войны на истощение (в 1967–1970 гг.)^[12]. Однако мемуары, дневники, воспоминания послов (и тем более — военных) отражают понимание событий лицами, которые были лишь исполнителями чужой воли, так как, за редчайшими исключениями, не посольские работники и не офицеры среднего и низшего звена принимают решения по поводу того или иного курса внешней политики своей страны в данном регионе — они лишь «винтики» бюрократической машины государства, где последнее слово — за правящей элитой (будь то президентом, главой правительства, Генеральным секретарем правящей партии или каким-либо другим высокопоставленным должностным лицом). Именно правящая верхушка принимает решение устанавливать или разрывать дипломатические отношения, углублять или замораживать их, поддерживать материально (а порой и оружием) те или иные силы внутри страны, проводить пропаганду против существующего режима, вербовать своих агентов и т. д. Как уже отмечалось, для нас остается загадкой, кто именно был инициатором разрыва дипломатических отношений с Израилем в 1953 и 1967 годах. Лично Сталин и лично Брежнев? Но их мемуаров или дневников, позволяющих ответить на этот вопрос, в нашем распоряжении нет. А может быть, оба советских руководителя находились в этом вопросе под влиянием кого-нибудь из своего ближнего окружения? И если это так, кто именно был тем, кто настаивал на разрыве отношений с еврейским государством? Были ли эти решения спонтанными реакциями на отдельные события (в феврале 1953 года — на взрыв на территории советской дипломатической миссии в Тель-Авиве, в июне 1967 года — на израильскую военную операцию против Сирии на Голанах), или же они были тщательно и заранее продуманы, а данные события стали только поводом для реализации решений, которые так или иначе были бы реализованы в любом случае? К сожалению, ни в первом, ни во втором случае мы не можем дать удовлетворительный ответ на этот вопрос. Хотя изданы мемуары Н.С. Хрущева, Д.Т. Шепилова, М.С. Горбачева и ряда других обитателей советского политического олимпа, пока нет работ, посвященных проблеме отношения к Израилю руководства СССР (как и современной России) на основе их личных документов.

Нет и таких же работ об отношении израильских руководителей к СССР. Отдельные издания воспоминаний Хаима Вейцмана, Шимона Переса, Менахема Бегина и Биньямина Нетаньяху, выпущенные и в переводе на русский язык, не позволяют нам составить комплексное представление об их отношении к Советскому Союзу. Хотя выходцы из Российской империи внесли огромный и разносторонний вклад в создание израильской государственности^[13], почти все высшие руководители Государства Израиль на протяжении всего периода его существования — уроженцы территорий, входивших в состав Российской империи, и российская политическая культура оказала огромное влияние на сионистское движение и менталитет его лидеров^[14], политико-психологического исследования этого феномена в исторической перспективе так и не было проведено. Хочется верить, что эта лакуна будет заполнена в обозримом будущем.

Не забудем и о том, что израильское руководство смотрело на СССР/Россию как на важнейший источник для изменения демографической ситуации в Палестине/Эрец-Исраэль, как на огромный резервуар для иммиграции, который необходимо открыть для Израиля. Значимость миграционного фактора в двусторонних отношениях в полной мере осознается израильскими исследователями^[15], однако в российской литературе эта тема пока не получила должного отражения. В целом значимость «израильского фактора» во взаимоотношениях советских евреев с властями собственной страны лишь становится объектом научного изучения^[16].

Вышеизложенные критические замечания не должны затмить главное, а именно — читатель, заинтересованный составить адекватное представление о различных периодах советско-, а затем российско-израильских отношений, в целом вполне может сделать это^[17]. Оригинальных монографических исследований, касающихся советско-/российско-израильских отношений, пока, увы, в России не издано, однако большое количество статей, а также литература на иностранных языках позволяют заполнить многие лакуны. Серьезные работы посвящены и формированию политики СССР по палестинскому вопросу^[18], и вкладу Советского Союза в само создание Государства Израиль^[19], и каждому из трех периодов двусторонних дипотношений: первому (до их разрыва в феврале 1953 года)^[20], второму (с июля 1953 по июнь 1967 гг.)^[21] и в меньшей степени третьему (с декабря 1991 года по настоящее время)^[22]. Корпус опубликованных работ, посвященных этой тематике, к настоящему времени значителен и непрерывно пополняется.

В последние годы работы об Израиле советского периода принято просто игнорировать, и слова нижегородского исследователя Игоря Рыжова, подготовившего краткий обзор литературы по этой теме, звучат еще сравнительно деликатно: «Можно сказать, что именно в 1960–1970-е годы в СССР были заложены основы советского израилеведения. Но всплеск действительно научных исследований совпал по времени с процессом восстановления дипломатических отношений Советского Союза с Израилем и последовавшего вскоре развала социалистической системы на рубеже 80–90-х годов ХХ века»^[23]. Представляется, однако, что тезис о заведомой «ненаучности» всех трудов предшествующего периода должен быть рассмотрен более пристально.

Характер советского израилеведения в 1970-е и 1980-е годы, тематику, наиболее часто затрагиваемую советскими авторами в рамках этого направления, а также цели, которые авторы ставили перед собой, невозможно понять вне связи с исторической и социальной ситуацией. Поскольку именно эпоха определяет коллективное мышление, в рамках которого формируются индивидуально дифференцированные взгляды отдельных ученых, необходимо «вписать» советское израилеведение в два принципиально важных контекста.

Первый контекст, в рамках которого необходимо рассматривать израилеведение в СССР, — научно-институциональный. В 1974 году в Институте востоковедения был создан отдельный сектор изучения Израиля, из которого вырос существующий ныне отдел Израиля и еврейских диаспор. К тому времени Галиной Никитиной (1924–1982) была защищена первая в СССР докторская диссертация об Израиле, в 1968 году изданная отдельной книгой. Несмотря на раздражающие своей неуместностью многочисленные цитаты из тех или иных документов израильской Коммунистической партии, а также однобокие обличения «агрессии Израиля против арабских государств в июне 1967 года», читать эту монографию небесполезно и сегодня: целый ряд идей, которые были изложены в Израиле и в США постсионистски ориентированными т. н. «новыми историками» и «критическими социологами» в 1980—1990-е годы, уже отчетливо представлены в ней.

Во-первых, Г.С. Никитина отмечает искусственность сконструированной разными авторами концепции преемственности еврейской политической истории от еврейского государства в Палестине в древности до его возрождения там же в 1948 году. «Авторы упомянутых концепций фальсифицируют историю: в действительности лишь в настоящее время в Израиле формируется еврейская нация и речь может идти лишь об определенной религиозной и отчасти языковой преемственности»^[24]. О том, что процесс формирования единой нации в самом Государстве Израиль, собственно, только и начался, тогда как в странах диаспоры евреи с трудом представляют собой лишь конфессиональную общность, «новые историки» и «критические социологи» заговорили куда позднее советской исследовательницы.

Во-вторых, вполне в духе радикальных постсионистских авторов 1990-х (Баруха Киммерлинга, Гершона Шафира, Ури Рама и других сторонников т. н. «колонизационной парадигмы»^[25]) Г.С. Никитина пишет, опередив их на четверть века: «Нетрудно понять, какого рода планы скрываются за рассуждениями о “преемственности”, если учесть, что во всех случаях при такой постановке вопроса вольно или невольно, откровенно или завуалированно подразумевается “Палестина в исторических границах”, значительно превосходящих территорию современного Израиля. Экспансионистская сущность этих наукообразных “концепций” очевидна»^[26]. Эта коллизия — утверждение о неразрывной преемственности между современным и библейским Израилем при декларируемом признании границ государства, сложившихся после окончания Войны за независимость в 1948–1949 годах, вследствие которых важнейшие с точки зрения библейской истории города и районы оказались вне еврейского государства, — была очень проблематичной для общества, а ее частичное разрешение в ходе Шестидневной войны, когда под контролем Израиля оказались Старый город Иерусалима и Хеврон, воспринималось большинством еврейского населения страны как эпохальное чудо^[27]. Прошло около двух десятилетий после 1967 года, пока (во многом — в связи с началом первой палестинской интифады) считающиеся радикальными израильские мыслители повторили утверждения об «экспансионистской сущности» концепции исторической преемственности, равно как и о том, что она способствует эскалации остроты арабо-израильского противостояния.

В-третьих, задолго до считающихся «критически» настроенными израильских социологов и демографов Г.С. Никитина выдвинула тезис о том, что еврейская иммиграция в Израиль объясняется в большей мере выталкивающими факторами в странах исхода, а не притяжением Земли обетованной. «Анализ потоков иммиграции евреев в Палестину показывает, что приток еврейского населения в страну извне на протяжении почти семидесяти лет стимулировался главным образом внешними причинами, такими, как преследования евреев в царской России, тяжелые условия жизни и безработица в Польше, политика массового уничтожения евреев, проводившаяся в нацистской Германии, и пр., — отмечала Г.С. Никитина. — Менее всего иммиграция была вызвана распространением сионистских идей среди еврейских масс и их тяготением к “земле предков”. Характерно, например, что с 1881 по 1930 гг. в США въехало 3,2 млн. евреев, а в Палестину за тот же период только 120 тыс. человек, т. е. в 27 раз меньше»^[28]. В самом Израиле в то время доминировало совсем иное восприятие динамики миграционных процессов: утверждалось, что только ограничения, накладываемые на иммиграцию евреев (в частности, британскими мандатными властями в догосударственный период, советскими руководителями, державшими евреев «за железным занавесом», и т. д.), препятствовали «собиранию диаспор» в Эрец-Исраэль. Почти не писали в то время и о еврейской эмиграции из Израиля, а если писали, то в крайне негативных тонах. (В 1970-е годы в Израиле не писали даже и о вынужденной внутренней миграции; считалось неправильным сообщать о том, что жители Кирьят-Шмона в массовом порядке покидали город из-за ракетных обстрелов с территории Ливана, ибо это якобы свидетельствовало о недостаточной крепости их духа^[29].) Г.С. Никитина писала и о мизерном количестве еврейских иммигрантов, прибывавших из благополучных стран Запада, и о эмиграции из Израиля, и о политике селективной (выборочной) иммиграции, введенной правительством Израиля в 1952 году и остававшейся в силе до конца 1954 года^[30].

В-четвертых, Г.С. Никитина критически анализировала декларируемые и реальные цели политического руководства страны касательно иммигрантов и их интеграции в обществе, отмечая: «Наблюдается разница в условиях жизни новых иммигрантов и “ветеранов”. В целом вновь прибывшие иммигранты, особенно на начальной стадии, занимают экономическое положение более низкое, чем коренное население. <…> Очень редко можно наблюдать отношения действительной дружбы между европейцами и североафриканцами или между европейцами и иммигрантами с Ближнего Востока. <…> Экономическая интеграция иммигрантов в Израиле сопровождается переквалификацией переселенцев, иначе для них нет работы. <…> Расселенные в сельской местности иммигранты были заняты… на таких тяжелых работах, как мелиорация, лесонасаждение, ирригация, осушение болот, строительство дорог. <…> К этому прибавляется обязательное духовное перевоспитание иммигранта, в чем важную роль призван играть Гистадрут [Федерация профсоюзов]. Кроме того, иммигрантов «готовят в солдаты… они также воспитываются идеологически как граждане израильского государства»^[31]. Г.С. Никитина цитировала и сказанные в 1952 году слова Д. Бен-Гуриона: «Первостепенный решающий фактор нашей безопасности — это массовая и максимально интенсивная иммиграция». «Далее он разъяснял, что созданные с помощью иммигрантов пограничные поселения должны служить первой стеной обороны государства, причем “стеной не из камня, а из плоти и крови”»^[32]. Израильские «критические социологи» (Шуламит Карми, Генри Розенфельд, Двора Беренштейн, Шломо Свирски, а затем и другие^[33]) только в конце 1970-х впервые озвучили тезис о том, что руководство страны было заинтересовано в иммигрантах потому, что иначе некому было заселять пустынные земли на периферии, годами получая очень небольшие деньги и живя в крайне тяжелых условиях в брезентовых палатках. Вопрос о том, что таким образом решалась и проблема комплектации армии, был поднят еще позднее: в 1968 году, сразу после победоносной Шестидневной войны, вооруженные силы имели в Израиле настолько непререкаемый статус, что прошло более пятнадцати лет, пока Сами Самуха впервые поднял вопрос о роли армии в конструировании этносоциального неравенства в стране^[34].

К сожалению, эти полезные (хотя, естественно, далеко не бесспорные) для анализа израильского общества направления чем дальше, тем больше вытеснялись оголтелой демагогической риторикой, имевшей все меньше отношения к действительности. С конца 1960-х до середины 1980-х публикуются многочисленные книги об Израиле, в которых отдельные осмысленные замечания и положения тонут в потоке обличительной пропагандистской злобы^[35].

Нужно сказать, что изучение «враждебных» стран, не входивших в социалистический блок, и публикация работ о тех или иных их проблемах не были чем-то экстраординарным для советской науки. Даже полный разрыв дипломатических отношений не означал прекращения изучения страны. Так, в 1956 году Советский Союз отозвал своего посла из ЮАР в знак протеста против режима апартеида, однако книги об этой стране (резко критические), написанные Л.А. Демкиной, А.Ю. Урновым и другими, продолжали выходить; после революции 1965–1968 годов в Индонезии все контакты с этой страной были заморожены, хотя формально послы отозваны и не были, меж тем исследования, посвященные этой стране, редко, но издавались.

Таким образом, израилеведение в этом контексте представляло собой часть советских регионоведческих исследований. Конечно, чисто научный компонент такой работы дополнялся идеологической «необходимостью для советской науки вести непримиримую борьбу с империализмом на политическом и идейном направлениях» (как это сформулировал тогдашний главный идеолог КПСС М.А. Суслов^[36]), поэтому израилеведческие работы, издававшиеся в СССР, чем дальше, тем больше приносили научность в жертву идеологии.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Отдельные фрагменты данной главы были написаны совместно с Р.Р. Сулеймановым (Казанский государственный университет), которому мы выражаем искреннюю благодарность.

2

См.: «Советско-израильские отношения». Сборник документов в 2 книгах (Москва: «Международные отношения», 2000).

3

См.: «Ближневосточный конфликт» (Из документов Архива внешней политики Российской Федерации), отв. ред. — В.В. Наумкин. Том первый, 1948–1956; том второй, 1957–1967 (Москва: международный фонд «Демократия», 2003). См. также вышедший на английском языке сборник Yaacov Ro’i, «From Encroachment to Involvement: A Documentary Study of Soviet Policy in the Middle East, 1945–1973» (New York and Jerusalem: John Wiley and Israel Universities Press, 1974), включавший преимущественно открытые документы из советской печати.

4

См.: «СССР и ближневосточное урегулирование. Документы и материалы» (Москва: МИД СССР — Издательство политической литературы, 1989).

5

См.: «Еврейская эмиграция в свете новых документов», под ред. Б. Морозова (Тель-Авив: издательство «Иврус», 1998).

6

См. там же, стр. 62.

7

См. на эту тему выпущенную в США книгу израильского профессора Ф. Лазина: Fred Lazin, «The Struggle for Soviet Jewry in American Politics» (Lanham: Lexington Books, 2005).

8

См.: Александр Бовин, «5 лет среди евреев и мидовцев, или Израиль из окна российского посольства» (Москва: Захаров, 2000), стр. 49–52; Евгений Примаков, «Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами» (Москва: «Российская газета», 2006), стр. 268–276 и 287–298.

9

См.: «Нами проводится линия на постепенное и дозированное развитие контактов с Израилем…» (К 15-летию полного восстановления дипломатических отношений с Израилем), предисловие и публикация А.Е. Локшина // «Лехаим», № 10 (2006), стр. 21–26.

10

См.: Голда Меир, «Посланник в Москве» // «Моя жизнь», пер. с иврита Р. Зерновой (Иерусалим: «Библиотека Алия», 1993), стр. 273–313 [издание на иврите было опубликовано в 1976 г.]; Михаил Попов, «Тридцать семь лет на Ближнем Востоке. Записки дипломата» (Москва: МГИМО, 2002), стр. 9–69; Дмитрий Чувахин, «Записки советского посла в Израиле. 1964–1967» // «Новая и новейшая история», № 5 (1996).

11

См.: Мордехай Намир, «Миссия в Москве» (Тель-Авив: «Ам овед», 1971 [на иврите]).

12

См.: «Тогда в Египте… Книга о помощи СССР Египту в военном противостоянии с Израилем» (Москва: Институт стран Азии и Африки — Совет ветеранов боевых действий в Египте, 2001); Г.Б. Харитонов, главы из книги «Служил Советскому Союзу» (К 40-летию Шестидневной войны в Египте) // «Военно-исторический архив», № 6 (2007), стр. 7–21.

13

См.: Гершон Свет, «Русские евреи в сионизме и в строительстве Палестины и Израиля» // «Книга о русском еврействе от 1860-х годов до революции 1917 г.» (Нью-Йорк, 1960; переиздание — Москва/Иерусалим: «Мосты культуры», 2002), стр. 239–275; Ицхак Маор, «Сионистское движение в России» (Иерусалим: «Библиотека Алия», 1977, пер. с иврита); Анна Симонова, «“Русские” сионисты во всемирном сионистском движении» // «Judaica Rossica», № 1 (2001), стр. 61–79; Анна Симонова, «Сионистское движение в Советской России в 20-е годы» // «Российский сионизм: история и культура» (Москва: «Дом еврейской книги», 2002), стр. 278–287; А.Б. Цфасман, «Евреи Палестины и Советский Союз в годы Второй мировой войны: становление сотрудничества» // Материалы Восьмой ежегодной международной междисциплинарной конференции по иудаике, том 1 (Москва, 2002), стр. 115–126; «Идемте же отстроим стены Йерушалаима. Евреи из Российской империи, СССР/СНГ в Эрец-Исраэль и Государстве Израиль», том 1, под ред. Ю.Д. Систер и М.А. Пархомовского (Иерусалим, 2005); том 2, под ред. Р. Пархомовской (Иерусалим, 2006).

14

См.: Зива Галили, «Советский опыт сионизма: экспорт советской политической культуры в Палестину» // «Ab Imperio», № 4 (2003), стр. 329–376.

15

См., в частности: Yaacov Ro’i, «The Struggle for Soviet Jewish Emigration, 1948–1967» (Cambridge: Cambridge University Press, 1991); Yaacov Ro’i, «Soviet Policy towards Jewish Emigration: An Overview» // «Russian Jews on Three Continents: Migration and Resettlement», ed. by N. Lewin-Epstein, Y. Ro’i and P. Ritterband (London: Frank Cass, 1997), pp. 45–67.

16

См.: Д. Шехтман, «Советская Россия, сионизм и Израиль» // «Книга о русском еврействе, 1917–1967» (Нью-Йорк, 1968; переиздание — Москва/Иерусалим: «Мосты культуры», 2002), стр. 325–353; Алек Д. Эпштейн, «Народная дипломатия и ее последствия: посланник Израиля Голда Меир в Московской хоральной синагоге в сентябре — октябре 1948 года» // «Московская хоральная синагога. 100 лет», под ред. А.Е. Локшина (Москва: «Дом еврейской книги», 2006), стр. 177–203; Михаил Мицель, «Еврейство Украины в его связях с Государством Израиль в 1948–1958 годы» // «Евреи в России: История и культура», под ред. Д.А. Эльяшевича (Санкт-Петербург: Петербургский еврейский университет, 1998), стр. 253–262.

17

Наиболее большой хронологический период покрывает статья: Владимир Носенко, «Характер и этапы советско-израильских отношений (1948–1990)» // «СССР и третий мир: новый взгляд на внешнеполитические проблемы» (Москва, 1991), стр. 65–104. На иврите издана очень содержательная монография Моше Зака «Сорок лет диалога с Москвой» (Тель-Авив: «Маарив», 1988), к сожалению, не переведенная на русский язык.

18

См.: Михаил Агапов, «СССР и палестинская проблема в 1920–1943 гг.» (Диссертация на степень кандидата исторических наук, Тюмень, 2004). На иврите вышла фундаментальная монография Биньямина Пинкуса «Особые отношения. СССР и его союзники и их отношения с еврейским народом, сионизмом и Государством Израиль, 1939–1959» (Сде-Бокер: Институт наследия Бен-Гуриона, 2007).

19

См.: Ю.И. Стрижов, «Советский Союз внес весомый вклад в создание Государства Израиля» // «Азия и Африка сегодня», № 5 (1998), стр. 45–49; Ю.И. Стрижов, «СССР и создание Государства Израиль» // «Международная жизнь», № 11/12 (1995), стр. 94–97.

20

См.: М. Сидоров, «Первые годы. Отношения между СССР и Израилем в конце 40-х — начале 50-х годов» // «Нева», № 10 (1991); Г.Г. Исаев, «Уроки истории: советско-израильские отношения в 1948–1951 гг.» // «Политическая экспертиза», № 3 (2006), стр. 114–130. К сожалению, так и не была переведена на русский язык фундаментальная книга Yaacov Ro’i, «Soviet Decision Making in Practice: The USSR and Israel, 1947–1954» (New Brunswick: Transaction, 1980), а также монография Arnold Krammer, «The Forgotten Friendship. Israel and the Soviet Bloc, 1947–1953» (Urbana: University of Illinois Press, 1974). К сожалению, невозможно всерьез рекомендовать изданное массовым тиражом журналистское сочинение Леонида Млечина «Зачем Сталин создал Израиль?» (Москва: Эксмо, Яуза, 2005).

21

См.: Йосеф Говрин, «Израильско-советские отношения 1953–1967» (Москва: «Прогресс», 1994, пер. с иврита А. Варшавского); И.В. Рыжов, «СССР и Государство Израиль. Трудная история взаимоотношений» (Нижний Новгород, 2008), а также: Светлана Гасратян, «Религиозный фактор во взаимоотношениях Израиля и СССР: роль иудаизма (50—60-е годы)» // «Восток», № 4 (1996).

22

См.: И.В. Рыжов, «Особенности развития взаимоотношений России с Государством Израиль в 90-е годы ХХ века» (Диссертация на соискание степени канд. ист. наук, Нижний Новгород, 1999); Стефани Гоффман, «Российско-израильские отношения в последнее десятилетие» // «Общество и политика современного Израиля», под ред. А.Д. Эпштейна и А.В. Федорченко (Москва/Иерусалим: «Мосты культуры», 2002), стр. 313–334; Михаил Агапов, «СССР и палестинская проблема в 1920–1943 гг.» (Диссертация на степень кандидата исторических наук, 2004); Владимир Морозов, «Русскоязычная иммиграция в Израиль как фактор в развитии российско-израильских межгосударственных отношений» (Диссертация на степень кандидата исторических наук, Москва, 2009).

23

И.В. Рыжов, «Государство Израиль в системе международно-политических координат в период “холодной войны”: обзор отечественной историографии» // «Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского», № 3 (2007), стр. 166.

24

Г.С. Никитина, «Государство Израиль» (Москва: «Наука», 1968), стр. 4.

25

См.: Uri Ram, «The Colonization Perspective in Israeli Sociology: Internal and External Comparisons» // «Journal of Historical Sociology», vol. 6, no. 3 (1993), pp. 327–350.

26

Г.С. Никитина, «Государство Израиль», стр. 7.

27

См.: Алек Д. Эпштейн, «В плену прошлого: генезис коллективной памяти как фактор эскалации палестино-израильского конфликта» // «Исследования по прикладной и неотложной этнологии» (Москва: Институт этнологии и антропологии РАН, 2009), № 214, стр. 20–22.

28

Г.С. Никитина, «Государство Израиль», стр. 212.

29

См.: Моше Негби, «Свобода прессы в Израиле» (Иерусалим: Институт изучения Израиля, 1995), стр. 44 [на иврите].

30

См.: Г.С. Никитина, «Государство Израиль», стр. 213–217.

31

См. там же, стр. 220–221.

32

См. там же, стр. 223.

33

См.: Sammy Smooha, «Three Approaches to the Sociology of Ethnic Relations in Israel» // «Jerusalem Quarterly», no. 40 (1986), pp. 31–61; Uri Ram, «The Changing Agenda of Israeli Sociology» (Albany: State University of New York, 1995), pp. 131–142 («The Mizrahi Predicament: The Development of Underdevelopment»).

34

См.: Сами Самуха, «Межобщинные отношения и армия в Израиле» // «Государство, власть и международные отношения», № 22 (1984), стр. 5–32 [на иврите]; пер. на русский язык в книге: «Национальная безопасность и демократия в Израиле», под ред. Б. Нойбергера, И. Бен-Ами и А.Д. Эпштейна (Раанана: Открытый университет Израиля, 2009), том третий, стр. 119–166.

35

Среди таких книг: Ю.С. Иванов, «Осторожно: сионизм. Очерки по идеологии, организации и практике сионизма» (Москва, 1969); Н.П. Блищенко и В.Д. Кудрявцев, «Агрессия Израиля и международное право» (Москва: «Международные отношения», 1970); В.В. Большаков, «Сионизм на службе антикоммунизма» (Москва, 1972); Л.А. Рувинский, «Сионизм на службе мировой реакции» (Одесса: «Маяк», 1984); «Сионизм: теория и практика», под ред. И.И. Минца) (Москва: Издательство политической литературы, 1973); Л.А. Рувинский, «Сионизм: реакционные цели и преступные средства» (Одесса: «Маяк», 1980); Н.Г. Пода, «Сионизм — орудие империалистической реакции» (Киев: «Радянська школа», 1981); В.А. Стефанкин, «На службе агрессии: политическая система и политика Израиля» (Киев: Издательство политической литературы Украины, 1985); В.А. Семенюк, «Сионизм в политической стратегии империализма» (Минск: «Беларусь», 1981); Н.В. Покормяк, «Израиль: курсом милитаризма и агрессии» (Москва: Военное издательство Министерства обороны СССР, 1982); Л.Е. Беренштейн, «Сионизм — враг мира и социального прогресса» (Киев: «Наукова думка», 1984) и другие.

36

Цит. по: Н.Г. Пода, «Сионизм — орудие империалистической реакции», стр. 5.