В поисках Бога

Алгебра Слова, 2015

Весна. Четверг. Полдень. Я остановился у железнодорожного переезда. Вылез из машины размять затекшие ноги. Иногда жизнь круто меняется под давлением обстоятельств. Чаще неблагоприятных. Болезнь, потеря близкого человека, бедность, горе и прочее. Я считал, что прожил свою жизнь, как можно правильнее. В кадре – честная служба, благополучная семья, две дочери, успешная военная карьера… Но я не достиг ни счастья, ни удовлетворения. И я сам повернул свою судьбу вспять, не дожидаясь пинка от нее. Я начал новую жизнь. В траве под ногами что-то блеснуло. Нагнувшись, я поднял серебристую флешку с надписью: «Zaragosa». Отпив минеральной воды из бутылки и кинув флешку в бардачок, я тронулся дальше. Как жаль, что я не посмотрел тогда, что находится на съемном носителе. Осень. Четверг. Ранее утро. За кадром – рождение сына, о котором я не подозревал, и сломленная мною жизнь первой и единственной любимой женщины. Судьба все-таки успела ударить, сделав так, что я узнал об этом слишком поздно. – Ксюш, достань-ка мне карту, пожалуйста, – попросил я, когда мы направлялись на железнодорожную станцию, надеясь на один единственный рейс со странным названием. – А это что? – Ксения держала на ладони флешку. – Не знаю. На дороге подобрал давно. Поставь, может, там музыка есть, все равно радио не ловит. Следующие часы прошли в гробовом молчании. Мы слушали захлестываемый эмоциями, прерывающийся голос своего сына, которого потеряли, когда ему не было и шести. Он рассказал нам о том, как прошел путь от беспризорного детства до руководителя крупного предприятия в Испании, о том, как жил все эти годы без нас. Когда запись остановилась, я продолжил рассказывать историю. Ведь дальше я находился рядом с сыном несколько месяцев, не зная о том, кем он приходится мне. Мне очень хочется стереть часть жизни и помочь моему пацану найти того, кого он искал.

Глава 2

Посетители разошлись поздно, часам к четырем утра. У меня уже слипались глаза, радовало только то, что сегодня пятница и завтра завода не будет. Я шел по ночному городу, еле волоча ноги. Мне хотелось только одного — спать, спать и спать. Меня знобило от недостатка сна и шатало от усталости, тошнило от запаха сигарет, туманом которых были окутаны мои ночи среди пьяных клиентов. Это было обычное состояние после ресторана. Мечтая о том, как я вытянусь сейчас в чистой постели, я подбадривал себя тем, что ночь была крайне удачной в материальном плане. Я мысленно помогал сам себе: «Вот еще три дома до поворота, пустырь… Еще чуть-чуть».

Калитка не закрыта. А дверь в дом и вовсе распахнута. Я вошел в коридор. Прохладный рассвет сочился в окна, слабо освещая разбросанные вещи и разломанную мебель. Гардины были сорваны, все вещи выброшены на пол, цветы сброшены с подоконников, стол и стулья поломаны. Кривой комод зиял слепотой выдранных ящиков. На нем не было телевизора и видеопроигрывателя, а также и цветка, под которым я хранил все свои деньги. Это вряд ли были воры, они не стали бы ломать мебель. Тут с молотком или топором в руках прошлась остервенелая скотина, которая смачно раскрошила каждый кусочек моего дома. Диван стоял с распоротым сиденьем, у кровати — вырвана боковая часть. Под моими ногами лежали нежнейшие тончайшие шторы. Изодранная белоснежная ткань еще местами отражала падающий свет. Алкина гордость. Ей не было и двенадцати, когда она всю зиму терпеливо расшивала нижние края штор огромными переплетающимися снежинками из бесцветного бисера и стекляруса. Вечерами под лампой он сверкал и переливался как запотевший бриллиант. И даже мы с Виталькой признали это произведением искусства, кропотливо перерисовывая рисунки на тетрадные листки, а потом высчитывали раппорт снежного изображения на краях штор, закалывая отмеченные места английскими булавками…

Я вышел на крыльцо и сел, зажав голову руками. Вдалеке поднимался край солнца, подкрашивающий синее небо в розовый цвет. Ветер шевелил безжизненные оборванные провода, болтающиеся на столбе. А у меня текли по щекам соленые слезы.

* * *

Я отчетливо видел, как щербатый громил мой дом. С каким зверством он швырял все на пол. Он был не один. Я увидел еще трех ребят, которые с азартом крушили все, что попадалось под руку. У меня были закрыты глаза, но двигающаяся картинка становилась все четче. Я услышал их разговор. Затаившись, я боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть видение. Оно было настолько ярким, что, казалось, я заговорю, и они услышат меня.

Вот они смахнули горшок с комода, щербатый сдернул салфетку, и, злорадствуя, спрятал деньги во внутренний карман куртки… Закончив, они упаковали телевизор, плейер, мой старенький ноутбук в широкую сумку. Я медленно пошел за ними.

— Сережа! Сереж! — я с трудом открываю глаза, видение растворяется, и я не понимаю, кто трясет меня за плечо.

— Что случилось? — Ника тревожно заглядывает в открытый дверной проем и переводит взгляд на меня. — С тобой все в порядке?

— Да, — выдавливаю из себя. На секунду опять закрываю глаза и вижу ее. Ту девушку с длинными каштановыми волосами. Она стоит спиной ко мне и оглядывается. Улыбается и кивает. Мне становится тепло. Уходит тревога и пропадает злость.

Я часто их вижу в последнее время. Его, здорового, крепкого. У них обоих светлые и грустные глаза. У него на правой руке массивное кольцо с сапфиром на безымянном пальце. Мужчина и женщина приходят ко мне по одному и вместе. Иногда стоят рядом. Но я чувствую их отдельность. Они не знакомы друг другу. Они не видят друг друга, несмотря на то, что находятся рядом. Мужчина часто мечтательно смотрит куда-то в небо, а девушка нередко хмурится. Я уже привык к ним. К странности их появления в моей голове…

— Надо позвонить в милицию, — Ника достает телефон.

«Лучше в дурдом, — мысленно отвечаю ей. — Похоже, я просто-напросто схожу с ума».

— Не надо никуда звонить, — совершенно успокоившись, говорю Нике. Но ей не нравится мой безразличный тон. Я поднимаюсь с крыльца и захожу в дом, поднимая разбросанные вещи.

— Тут все разбито! Кто же это сделал? Тебя ограбили! Надо вызвать милицию. Не трогай ничего! — кричит Ника. — Я звоню!

— Нет, я сказал, — впервые я повышаю на нее голос. Она замолкает. Я чувствую запах ее духов. Но почему-то Ника сейчас кажется очень далекой, хотя стоит рядом.

— А ты чего приехала? — я смотрю на часы. Стрелка только приближается к пяти утра.

— Соскучилась, — растерялась она, и я вспомнил, что вчера вечером Ника была в гостях, и мы не виделись.

— Прости, — я извинился за грубый вопрос, удивившись самому себе.

— Виталик, ты не мог бы подъехать срочно? У нас беда, — Ника все-таки позвонила.

— Кто тебя просит? — раздражаюсь я. — Чего ты лезешь не в свое дело?

Но Ника не слышит и снова набирает номер:

— Алла! Алла, извини за ранний звонок. Приедь, пожалуйста, к Сергею. Да, сейчас.

— Да ты обалдела, что ли?

— А что делать? Мне страшно! — Ника начинает всхлипывать и, подойдя ко мне, утыкается мне в грудь. Я обнимаю ее и оглядываю комнату, думая о том, с какого угла начать разгребать.

Через полчаса бесполезного стояния с Никой, которая не отпускала меня, обнимая за шею, приехал Виталька с Аллой.

— Ничего себе, — почесывая в затылке и перешагивая через предметы, Виталька обходил дом. — Это вообще, что?

Алка без лишних вздохов быстро сориентировалась и, командуя Никой, стала прибираться в комнатах.

— Это щербатый, — рассказывал я Витальке, когда мы пытались собрать кровать. — Помнишь ту драку в спортбаре? Я ему зубы выбил. А он на заводе в одном цехе со мной. Выследил и отомстил.

— Вот сука! — Виталика захлестнула злоба. — Ну не жилец он теперь. Я ему все руки вырву! Я их шайку пэтэушную знаю.

— Ты кровать держи! — я еле успел убрать ногу, потому что Виталька, размахивая рукой, бросил тяжелую боковину. У меня не было злости. Оцепенение давно прошло, и вернулась смертельная усталость. Мне было досадно. И хотелось спать. Сон мне сейчас казался верхом блаженства. Ломило спину и ныло тело. Я был готов умереть, лишь бы только лечь и не слышать, и не видеть больше ничего.

— И денег нет? — Алка подошла к нам. — А я говорила тебе! Ведь я предупреждала!

— Вот и накаркала, — пробормотал Виталька. — Они все равно бы нашли. Тут все перевернуто!

Ника молча ходила из угла в угол. Растерянно она поднимала какие-то вещи, не зная, куда их положить. В ожидании подсказки смотрела то на Алку, то на меня, потом клала вещь на какую-нибудь поверхность и снова оглядывалась вокруг, не понимая, что делать.

Алка села у пустого подоконника с листком бумаги и ручкой, подсчитывая убытки.

— Все надо! Они даже постельное белье изодрали! Ну что за звери? — причитала она вполголоса, записывая колонку цифр.

— Смотри с позитивом! — я подбодрил ее. — Хорошо, что дом не подожгли.

Алка охнула, Ника выронила из рук последнюю уцелевшую тарелку, которая со звоном разбилась.

— На счастье! — буркнул Виталька. — Ника, может, ты просто сядешь и посидишь? От тебя толку никакого нет.

— Виталик, — зашипел я, видя, как Ника остановилась посреди комнаты и часто заморгала.

— Ну тысяч пятьдесят надо, — закончила подсчеты Алка. — На самое-самое. Замок в двери, окна, посуда, одежда…

Виталик выругался. Возникла пауза. Мне в тот момент было все равно. Я не думал о том, что дом, то есть необходимые для существования предметы надо каким-то образом восстанавливать или покупать. Я словно оказался опять в детстве, когда у меня ничего не было. Но сейчас имелись опыт, руки и голова. Поэтому мое положение представлялось мне не таким ужасным на данный момент, но очень нежелательным. Ведь мне предстояло несколько месяцев зарабатывать, а потом тратить деньги на то, что у меня исчезло за одну ночь. При том, что меня быт абсолютно не интересовал, если обладал комфортным минимумом. Но в глазах друзей я видел ужас и жалость, и от последнего мне делалось не совсем хорошо на душе.

— Что же делать? — глаза Ники были полны слез.

— Что делать, что делать, — проворчал Виталик. — У папочки своего попроси.

— Он мне не даст столько, — Ника развела руками. Я знал, что ее отец хотел, чтобы Ника училась и становилась ему полноценным помощником в семейном бизнесе или чтобы она вышла замуж за сына его партнера. Поэтому он постепенно урезал все ее расходы, сведя их на нет, надеясь на то, что Ника образумится. Но она и не думала двигаться ни в какую сторону, спокойно сидела в своем отделе кадров и бегала ко мне.

— А ты хорошо попроси, что ж твоему любимому без окон, без дверей оставаться? — не унимался Виталька. — Машину продай.

— Перестань, не надо ни у кого ничего просить, я выкручусь, — остановил я его. Я не понимал, почему Виталька так раздражен. Возможно, что в случившемся он винил себя, как зачинщика драки в спортбаре, и поэтому срывал зло сейчас. — На работу уже пора.

— Вечером встретимся, — решила Алка. — Подумаем.

— Я придумал, — Виталька собрал с пола ножки от стульев. — Я кредит возьму, понемногу выплатим.

— Ты же за машину выплачиваешь, — возразила ему Алка, сгребая с пола землю из цветочных горшков картонкой.

— Да нормально все, — сказал Виталька. — У меня зарплата хорошая, и с завода еще можно подтвердить доход. Дадут небольшой кредит.

— Но там такие проценты, — покачала Алка головой.

— А вот если Ника перестанет бегать по всем магазинам, то Серега быстро все отдаст, — на этих словах Ника, не выдержав, выскочила из дома на улицу. Виталик удовлетворенно продолжил: — И я с ребятами поговорю, надо разобраться с этим беззубым. Хорошо надо разобраться, чтобы он с процентами вернул.

— Не вздумай, — твердо проговорил я. — Я не хочу никакой войны. Мне это противно.

— Боишься? Христианин какой милосердный. Свечку ему еще поставь за здравие.

— Не надо меня на слабо брать и к чести взывать, — сказал я устало. — Мне не нужны эти тараканьи бои за справедливость. К черту все. Мне ничего не надо. Сможешь, кредит взять — спасибо, я отдам. Хоть тысяч двадцать, мне на первое время. Нет — не надо. Ты и так для меня много делал. Но никуда, слышишь, никуда не ходи.

— Во дурак… — Виталька не успокаивался.

— Сережа правильно говорит, — Алка сдернула болтающуюся половину гардины. — Ни к чему это. Это не люди, а волки. Зачем грызться с ними? Да они потом еще хуже сделают. Ты чего Нику обидел?

— Поделом ей. Пусть деньги считает. У нее семья богатая, а она с Серегой порхает, как бабочка. Ах, мне на усики пыльцу надо золотую… Ах, мне на машину диски новые надо…

— Я сам, — обиделся я за Нику.

— Сам, не сам. Она что, не видела, как ты днями и ночами пашешь? Пусть бы из отца тянула.

— Да не тянула она!

— А то я не видел, — не согласился Виталик. — В кафе-то и в магазины она часто тебя звала. Пришла б вон, как Алка, наварила бы картошки, да покормила бы любимого своего и друзей своих. А вместо платьев и духов лучше бы в дом что принесла!

— Да не лезь ты! Ника не умеет жить так, как живу я.

— И на фига она тебе такая? Стоит сейчас, ручками разводит, ни подмести не может, ни дельного ничего предложить? Сам дурак, значит, бабки на нее тратил.

— А куда их еще тратить, если не на жизнь? — удивился я. — Значит, сам дурак. Закрыли тему. Отстань от нее.

— Да отстал. Поехали, сейчас справку возьми с работы, сразу кредит оформи. Возле рынка я видел коммерческий банк, в день обращения дают. А у меня еще остались с работы документы, когда машину брал. Они еще не истекли.

Ника стояла у своей машины, пиная мыском туфли запачканное землей колесо. Увидев нас, она сразу села на переднее сиденье. Виталик бросил на нее сердитый взгляд. Я толкнул его в плечо. Он махнул рукой.

* * *

Мы с Никой зашли в отдел кадров, она распечатала мне справку о доходах и поставила печать. Когда я вышел на улицу, Виталька разговаривал по телефону, что-то возбужденно крича в трубку. Потом подскочил ко мне:

— Давай ты сам, быстренько. Отпросись у мастера на час. Вот паспорт и документы. У меня тут по работе срочные дела. Возле рынка банк, рядом с мастерской.

— Может, потом? — мне не хотелось сейчас никуда бежать и ни о чем думать. Бессонная ночь сейчас туманом облепляла мои мысли.

— Сейчас. Потом выходные. Давай, мне пора, позвонишь. Алла, садись, я тебя подброшу. Поехали быстрее, мне некогда.

— Езжай, — сказала подошедшая Ника. — А я пока к мастеру сбегаю, скажу, что ты чуть-чуть опоздаешь. Иди.

— Ладно, — вяло согласился я, убирая документы в карман.

— Сереж! — окликнула она меня, когда я отошел от проходных. Я остановился, она подбежала. Волосы ее светились на солнце, а глаза искрились. Я с удовольствием поцеловал Нику. — Я тебя люблю!

— И я люблю тебя, — склонил я голову набок, улыбаясь ей. Ника убежала, а я смотрел ей вслед. Небо заканчивалось где-то в конце улицы. Мне стало очень легко. Я почувствовал себя настолько большим, больше этого города, больше мира. Я почувствовал вечность. Что-то такое, чего ни отнять, ни украсть нельзя. Но этим очень хочется поделиться. С кем-нибудь таким родным, как Никины глаза.

Через полчаса я вышел из банка. Быстро заполнив все документы, они пообещали перезвонить через пару часов. На завод я шел в приподнятом настроении, стараясь не думать о разрушенном доме. Во-первых, я вспомнил, что сегодня должны выплатить зарплату, во-вторых назавтра был выходной, а значит днем можно будет отоспаться, и в-третьих, я все-таки решил уйти с завода и не истязать себя за копейки. А в-четвертых, сегодня, то есть завтра на рассвете, после ресторана, наверное, прибежит Ника и, мы утром долго не встанем с постели…

Я проходил мимо палатки с горячими пирожками и ароматным запахом кофе.

«Ладно, не маленький, — сглотнув слюну, прошел мимо. В кармане была последняя тысяча рублей. — Обойдусь».

Проскользнув в цех, я по привычке взглянул в сторону. Щербатого не было. Его станок стоял выключенным.

«Вот и хорошо. Не готов я его сейчас видеть. А больше и не увижу. Если повезет, в понедельник напишу заявление об уходе и уйду без отработки. Лучше другую работу поищу».

Монотонный шум мгновенно вгонял меня в сонное состояние. Я тер уши ладонями, мотал головой и поднимал руки вверх время от времени, пока мастер не стал странно поглядывать в мою сторону. В обед я есть не стал, несмотря на одолевавший голод. Я испугался, что после еды разморит так, что усну стоя.

Самой заветной мечтой сейчас было упасть и закрыть глаза, которые от напряжения начинали слезиться.

Зарплату выдали, и я прикидывал, что мне необходимо в первую очередь сделать. Рассчитал, что после завода можно будет поспать часа четыре до ресторана. Я раздумывал о том, пойти ли домой или остаться на проходных у сторожа в его каморке. Старик был добрый, и я часто пользовался его узкой кроватью, застеленной лоскутным одеялом, чтобы не тратить время на дорогу. Перезвонили из банка, сообщив одобрение на семьдесят тысяч.

— Виталий! — подошел ко мне мастер, и я от неожиданности не сразу вспомнил заводской псевдоним. — Не успеваем. Сегодня двое у меня не вышли на работу.

— И? — опешил я. Задерживаться я никак сегодня не мог. Перед рестораном кровь из носу нужно было поспать, потому что в пятницу там и народу много, и гуляют почти до утра, а я не спал уже больше тридцати четырех часов. — Я остаться не могу.

«Вот, в сторожке теперь не останешься, увидят, — завладело мной недовольство. — Что за жизнь?»

— Завтра выходишь на полдня, двойную поставлю за день.

«Отсыпание завтра тоже отменяется, — раздражение мое лилось через край. — Что следующее?»

* * *

— Сережка! — Ника посигналила мне, когда я вышел с завода. — Куда едем?

— В банк, потом ко мне. Я посплю перед работой.

— Ты в ресторан сегодня? — разочарованно спросила она. — Я думала, мы поедем за город. Наши сняли коттедж возле прудов на два дня, там карпы есть. Можно и поплавать. Весело будет!

— Ника, я не могу. Езжай одна.

— Я хотела с тобой побыть.

— Тогда оставайся и жди меня. Я утром приду.

— В разбитом доме? Там окон нет! И дверь взломана!

— Ника, мне больше нечего предложить.

— А давай я уеду вечером, а утром приеду за тобой?

— Давай, — согласился я, туго соображая. — Нет, не давай. Мне завтра на завод утром.

Ника отвернулась в окно. Я видел, как сильно она расстроилась. Наверное, так же, как и я. Мы ехали молча и думали об одном и том же. О том, что сегодня не наш день, о разбитом доме, о ночи, которую не провести вместе, о зарплате…

— У тебя есть деньги, мне заправиться надо? — спросила Ника. Я вытащил пятьсот рублей и протянул ей. — А то зарплату выдали, а я в обед бегала с Ленкой за мороженым, а там джинсы привезли. И прямо мой размер, и карманы прорезанные, и внизу заужено. Очень классные джинсы. Как раз для пруда сегодня! Я так вовремя их взяла! Такая модель была единственной! Сейчас покажу!

— Не надо, оденешь потом, я посмотрю…

Последнее, что я помню, как дома Ника крутилась передо мной в новеньких джинсах, которые ладно облегали ее стройные ноги, и у меня шевельнулось что-то внизу живота. Она припала ко мне, прижимаясь всем телом, и я вырубился.

* * *

— Ой, Сереж, извини, я тебя разбудила? — открыв глаза, я увидел Алку. Она нечаянно задела стоящий у стены ящик комода, который с грохотом упал, разбудив меня.

— Ничего, — отмахнулся я. Достав телефон из кармана, я посмотрел на дисплей. Было около восьми. Голова гудела, ноги и руки были ватными. Поднялся, как столетний старец, беззвучно скрипя телом. В глазах потемнело, я прошел на кухню и плескал холодную воду на лицо.

— Деньги дали? Давай, кофе согрею.

— Дали, — я вытащил купюры. — Вот это из банка, вот зарплата. Вот документы, Витальке отдашь. Я пошел на работу.

— Иди, — Алка с сочувствием поглядела на меня.

— А Ника была? Ты во сколько пришла?

— Не было ее. Мы с работы сразу к тебе. Замок в дверь уже врезали. А Виталька за стеклами уехал. Ты иди, не беспокойся. Ключи новые возьми. Сегодня, может, успеем вставить стекла. А завтра займемся остальным. Ой, Сережка, у тебя глаза краснющие. Ты ел хоть?

— В ресторане поем.

С улицы донесся шум машины.

— Давайте стекла выгрузим, — зашел Виталик.

— Кофе попейте, мальчики, — Алка поставила две чашки на стол. Насыпала кофе и налила из чайника вскипевшую воду. Сама отвернулась к окну, протирая подоконник. Движения рук были скованными, спина — чуть сгорбленной, голова грустно опущена. А подоконник-то был чистым…

— Дай еще чашку мне, — оживленно потребовал Виталька, доставая бутылку из-за пазухи. Он, напротив, был в радостном возбуждении.

— Ты меня подбросишь сначала, алкаш?

— Ну подброшу. Дворами и проедем. И ты выпей — взбодришься немного.

— Я тоже буду, — неожиданно Алка поставила на стол железную кружку. — Чашек больше нет, все перебито остальное.

— А что произошло? — я поразился Алкиному выражению лица. — Из-за меня такие лица? Или что-то еще случилось?

— Ничего страшного. Наливай, Виталь, — отмахнулась Алка, не желая продолжать разговор. Я перехватил бутылку и спрятал ее за спину.

— Ну-ка говори, что стряслось. Я жду.

Алка сложила руки на коленях и отвернулась, глубоко и прерывисто вздохнув.

— Ну? — потребовал я.

— Приехала его мама несколько дней назад, узнала, что Толик бросил училище и ничем толком не занимается, а отец совсем ни за что не отвечает и беспробудно пьет.

Конец ознакомительного фрагмента.