Невиданные чудеса Дивнозёрья

Алан Чароит, 2023

Сборник сказок. Юная ведьмочка Тайка и её друг – коловерша по кличке Пушок продолжают расследовать загадочные истории. Кто, кроме них, сможет помирить Бабу Ягу и Водяного, раскрыть секрет Пиковой Дамы или узнать, чего на самом деле хотят духи зимы? Но в прошлом Дивнозёрья, оказывается, тоже есть немало тайн. Почему Тайка стала ведьмой, а её мама отказалась от волшебства? Как Пушок очутился в мире смертных? Кто такая царевна Несмеяна и почему она стала повелительницей ночных кошмаров? Как приручить симаргла? Давайте отправимся в волшебный край на поиски ответов!

Тот самый день

Радосвет понял, что заклятие опять подействовало как-то не так, когда земля с небом несколько раз поменялись местами, к горлу подступила тошнота, а потом — бах! — из груди будто бы выбили весь воздух…

Эх, ну почему учебные чары всегда получались нормально, а в настоящих все опять пошло наперекосяк?

Царевич сел, потер свеженабитую шишку на затылке и огляделся. Над его головой шелестели листья вяза, сплошь увитого диким виноградом. Сочные длинные лозы переползали и дальше — на большие, выше человеческого роста, коробки, сделанные из металла. Кажется, кто-то из путешественников между мирами, описывая это место, упоминал про некие «гаражи»? Интересно, что это вообще такое?

Радосвет встал, расправил плечи и поморщился от боли — ох, кажется, он здорово приложился спиной о раздвоенный ствол. Ладно, по крайней мере, ему удалось миновать Границу и оказаться в таинственной стране смертных — а значит, все уже было не зря. Его давняя заветная мечта сбылась! Оставалось надеяться, что новое приключение не окажется столь же разочаровывающим, как то, детское, когда он решил полюбоваться зимой в Навьем царстве. В тот день заклятие перемещения тоже сработало не слишком точно, и маленький Радосвет едва не угодил в плен к самому Кощею… впрочем, об этом он вспоминать не любил.

Ныне Кощей был мертв, война закончилась, но ходили слухи, что следующая уже не за горами. Радосвет видел, как его отец, царь Ратибор, становился все мрачнее с каждым днем. А матушка, царица Голуба, так и вовсе каждое утро просыпалась в слезах. Родители привыкли оберегать юного царевича от дурных вестей, однажды ему пришлось даже повысить голос, чтобы добиться от них правды:

— Я уже не ребенок, мне скоро сотня! — В сердцах он ударил кулаком по столу, заставив подпрыгнуть глиняные кружки. — И наследник престола к тому же! Я должен знать, что нас ждет впереди.

Царица Голуба, опустив глаза, пробормотала что-то вроде «как же быстро дети становятся взрослыми» и тронула мужа за рукав расшитого златом и серебром кафтана. А царь Ратибор вдруг кивнул:

— Твоя правда, Волчонок. Я и не заметил, как ты вырос. Пора тебе научиться быть правителем. Потому что если со мной что-то случится…

Мать бросила на него тревожный взгляд, и он осекся.

— Значит, мир долго не продлится? — Радосвет горестно вздохнул.

Он родился во время войны, можно сказать, даже привык к ней и почти не знал другой жизни. С детства видел слезы вдов, слышал стоны раненых и прятался с другими дворцовыми мальчишками и девчонками в подземельях, когда над столицей пролетали старые Кощеевы приятели змеи горынычи, плюющиеся огнем. Потом прятаться перестал и начал помогать взрослым тушить деревянные терема, которые вспыхивали, как трут, от огненного дыхания чудища…

Когда же Кощея победили, Радосвет еще несколько лет подряд просыпался ночью в холодном поту: ему снилось, что царские палаты охвачены яростным огнем.

Но потом кошмары оставили его, и новая — спокойная — жизнь пошла своим чередом. Царевич всей душой полюбил это время, когда больше не нужно было прятаться и дрожать от страха, слыша над головой свист кожистых крыльев. Но самое главное — никто больше не умирал: дивьи люди не ведали ни болезней, ни старости — в мирные дни они могли жить почти вечно…

— Новая война лишь дело времени. — Царь Ратибор сдвинул кустистые брови к переносице. — Наши соглядатаи донесли, что Кощеев сын Лютогор собирается продолжить дело своего отца, но пока копит силы. Значит, нам тоже следует готовиться…

— В следующий раз я буду биться рядом с тобой!

Радосвет не спрашивал, а утверждал.

Он же наследник! А наследник престола не может быть трусом, отсиживающимся в теремах за чужими спинами, пока остальные сражаются не на жизнь, а на смерть.

Заслышав эти слова, мать побледнела как полотно, но перечить не стала. Лишь молвила тихим голосом:

— Только прошу тебя, сынок, — мечом, а не колдовством…

Царевич вздохнул. Чародей из него и впрямь был не шибко умелый. Многие его сверстники ушли далеко вперед в познании магических искусств, а он все топтался на месте, то и дело ошибаясь в словах заклятий. Но как же ему хотелось преуспеть именно в том, что никак не давалось…

— Ладно, мам, — буркнул он, ковыряя ложкой кашу.

Радосвет легко мог спорить с отцом — даже ссориться, — но расстраивать кроткую мать не смел. Голуба всегда была ранимой, хрупкой, тоненькой, как тростинка, и очень беззащитной. Она до сих пор выглядела девчонкой, так и не скажешь, что двоих детей царю выносила: Радосвета и его старшую сестрицу Ясинку…

Порой царевичу хотелось совершать глупости: убегать в поля и валяться в высокой траве, уставившись в бездонное небо, или скакать галопом на белом жеребце, не разбирая дороги, — без седла и уздечки, далеко за самый окоем. Но еще больше хотелось хоть одним глазком увидеть волшебный мир смертных. В старых книгах говорилось, что в Дивьем царстве можно найти вязовые дупла, которые открываются по Ту Сторону, в Дивнозёрье, где живут люди-искры, чья жизнь сияет ярче, чем пламя костра, но быстротечна, как падающие звезды. Поэтому смертные торопятся жить и за год успевают совершить столько славных деяний, сколько дивий человек не успеет и за десяток лет. Взрослели они тоже быстро. Вот, например, Радосвету скоро исполнялась сотня, а по меркам смертных это было бы лет шестнадцать, не больше. Время в их мире тоже текло иначе…

Когда царевич размышлял о грядущей войне, прежние страхи возвращались с лихвой. Ночные кошмары снова начали терзать его. Порой он спрашивал себя, что будет делать, если Лютогор победит. И не находил ответа…

Однажды Радосвету приснилось, что столица пала. Отец погиб в бою, а несчастная мать, обезумев от горя, бросилась с Сияющей башни — той, что с зеркальной черепицей, самой высокой в их белокаменном дворце. Подданные же, рыдая, пришли к нему, пали на колени и молвили:

— Теперь ты царь. Спаси нас от неминучей гибели!

Если бы не этот сон, царевич, может, и не стал бы искать дорогу в волшебный мир смертных. Но хорошему правителю следовало предусмотреть, куда вести людей, если (ему было страшно произнести это даже мысленно) они проиграют войну.

Из сказок каждому дивьему ребенку было известно, что вязовые дупла не только приводят на Ту Сторону, но и позволяют в случае чего вернуться обратно. Но если придется уходить быстро, сколько человек успеют туда протиснуться? Несколько десятков? Может быть, сотня. Но никак не тысячи…

Радосвет не мог ни есть, ни спать, пока вновь не вспомнил заклятие мгновенного перемещения — то самое, что использовал в детстве, когда сдуру отправился в Навь. Ему показалось, что это отличный выход — послать в новый чудный мир всех разом. Но сперва стоило довести заклятие до ума, чтобы не вышло как в прошлый раз.

Он провел несколько опытов перемещения между комнатами дворца, которые счел удачными, и лишь тогда решил — пора!

Написал записку для родителей, запалил нужные травы, сказал заветные слова — и сияющий проход распахнулся перед ним во всей красе, осыпав юного чародея колючими золотыми искрами.

Радосвет с замиранием сердца шагнул вперед — так он и оказался на пустыре возле старого вяза, увитого диким виноградом. Вот только проход за его спиной тут же захлопнулся, а новый не открывался, сколько ни заклинай. Опя-я-ять!

Выходит, пройти сюда толпой не получится: один человек — одна дорога… царевич чуть не плакал: его гениальная затея провалилась с треском. Ох, видать, права была матушка — надо прекращать занятия чародейством, пускай колдуют те, у кого хоть какой-то талант имеется. Не дано — значит, не дано.

Царевич поднял руки (под лопаткой больно хрустнуло — аж до слез) и принялся обрывать лозы дикого винограда в поисках вязового дупла. Не то чтобы он собирался отправиться домой прямо сейчас: ведь, если уж занесла судьба в чудесный край, стоило хотя бы осмотреться. Но делать это было бы намного спокойнее, зная, что он может в любой момент оказаться дома.

* * *

— Эй, ты что, потерялся?

За его спиной вдруг раздался звонкий девичий голос, и Радосвет вздрогнул от неожиданности. Кого еще там принесло?

Он обернулся и увидел высокую стройную девицу с темными косами. Та была одета очень странно, и царевич слегка покраснел, разглядев ее голые ноги под слишком короткой — всего лишь до колен — юбкой.

— Нет, конечно! — Радосвет поспешно вытер глаза: пускай смертная не думает, что он какой-нибудь плакса. — Я ищу вязовое дупло. Ты не видела?

Девица шагнула ближе, беззастенчиво разглядывая Радосвета и тем самым смущая его еще больше. Интересно, ей не говорили, что неприлично вот так пялиться на незнакомых парней? Он едва поборол желание закрыть руками лицо: щеки Радосвета с рождения были усеяны частыми веснушками, из-за этого его дразнили «конопатым». Эх, ну почему он не пошел в мать? У той кожа всегда была чистая, будто фарфоровая…

Он шмыгнул носом и разозлился сам на себя за эти дурацкие мысли. Ну и где же его хваленая уверенность? Еще царевич, называется! Нет уж, он не будет стесняться какой-то там странной девицы, пусть даже из другого мира.

Радосвет расправил плечи, тоже сделал шаг вперед, заглянул в ее полные удивленного любопытства зеленые глаза, — и его вдруг словно ледяной водой окатило.

Девица что-то спросила, он ответил, не слыша собственных слов из-за громкого стука сердца. Кажется, нес какую-то чушь — но лишь потому, что не мог вспомнить, как дышать.

Мать всегда предупреждала — однажды это случится. Мол, всему волчьему племени на роду написано любить лишь раз и навсегда, а дивья царская семья не зря считалась побратимами белых волков. Еще мать говорила: когда встретишь ту самую — сразу узнаешь. И впору было посмеяться над своим злосчастьем: ну почему его суженая оказалась смертной девицей с Той Стороны? Разве могут быть вместе те, кого разделяет Граница?

Мысли лихорадочно метались в голове, а щеки полыхали огнем. К союзам со смертными в краях, где Радосвет родился и вырос, всегда относились настороженно, если не сказать враждебно. Считалось, что дети, рожденные от такой связи, могут стать великими чародеями, но также несут в себе семена зла. Вот Лютогор, Кощеев сын, как раз был таким полукровкой, и в его случае зло уже дало мощные всходы…

Царевич ущипнул себя за руку. Так, о чем он думает вообще?! Он даже имени этой девицы еще не знает!

А незнакомка все говорила и говорила, но до ушей Радосвета доносились лишь обрывки фраз:

— Знаешь, сколько у нас всего интересного?! Можно пойти в лес за орехами. Или искупаться. Или развести костер и испечь картошку. А Федька нам на гитаре сыграет, если попросим. Про желтую подлодку.

Признаться, царевич, не понял, что такое «гитара» и эта загадочная «подлодка», но на всякий случай изобразил живой интерес (ведь наверняка это было что-то очень волшебное!), а потом, набравшись смелости, выпалил:

— А подаришь мне что-нибудь на память?

Матушка наставляла: в тот самый день, когда встретишь свою нареченную, — сразу же попроси у нее что-нибудь в дар — лучше еще до того, как вы назовете друг другу свои имена. Ежели не откажет — это добрая примета. Значит, быть вам вместе рано или поздно.

Девица, покопавшись в кармане, достала монету с дырочкой, дыхнула на нее и протерла рукавом.

— Вот, держи. Счастливый! Я с ним алгебру на пять написала.

Монета была немного теплой на ощупь, и Радосвет крепко сжал ее в ладони. Хм… значит, это был оберег от какой-то ужасной «алгебры». В Дивьем царстве о подобных чудовищах и не слыхивали…

— Зачем же ты тогда такую важную вещь мне отдаешь? — настороженно спросил он и просиял, услышав ответ:

— Не беспокойся, у меня второй есть. Точно такой же. Кстати, я Таисья, — она протянула руку. — Но ты можешь звать меня Тайка, если хочешь.

— Радосвет. — Он осторожно коснулся пальцами ее ладони, не совсем понимая, чего от него хочет эта… Тайка.

Девица хихикнула:

— Странное у тебя имя! Никогда такого раньше не встречала. И уши такие забавные — острые! Ладно, идем… — Она схватила его руку и потащила за собой — прочь от пустыря.

* * *

Они провели вместе целый день, и Радосвет едва не сошел с ума от восторга — никогда прежде он не видел столько чудес! Запах невиданных цветов кружил голову, а в синей вышине пели птицы, имен которых он не знал. Еще Тайка показала ему волшебных животных: собаку и корову. Про коров царевич даже читал: в сказках говорилось, что они дают молоко. Однажды в детстве отец принес ему попробовать этот загадочный напиток с Той Стороны, и Радосвет до сих пор помнил его чарующий вкус.

Позже к ним присоединился Тайкин приятель Федор с гитарой (это оказался такой музыкальный инструмент, наподобие гуслей), и они до самой темноты пели хором. Спустя пару часов царевич так осмелел, что принялся подпевать громче — в удивительном мире смертных музыка тоже была необычной («Это ж классика “Битлз”», — так сказал Федор, и Радосвет сделал вид, что все понял).

А загадочные иномирные яства! Чего стоила одна печеная картошка. Пальчики оближешь… А черный хлеб! А шоколад! Словами не передать, какая вкуснотища.

Однако, если бы пришлось выбирать, Радосвет легко отказался бы от всех этих лакомств ради одного взгляда прекрасной Таисьи — суженой, что была предназначена ему самой судьбой.

Глядя на нее, он забывал о тревогах, о грядущей войне и даже о долге царского сына — в Дивнозёрье он мог быть обычным мальчишкой: петь, смеяться, делать любые глупости и ни о чем не сожалеть. Жаль, что все это не могло длиться вечно…

Федор хоть и был искусным игрецом и скоморохом, но все же мешал. Как говорится, третий лишний. Похоже, музыкант и сам все понял, потому что ушел вскоре после наступления темноты, а Тайка осталась.

Они вместе разглядывали незнакомые чужие звезды на небе, и девица-красавица указывала пальцем на созвездия, называя их по именам, но Радосвету больше нравилось смотреть в ее глаза, потому что те были ярче любых звезд всех миров…

Царевич сжимал в кулаке заветную монету («пятак», так вроде сказала Тайка?) и думал: а что будет, если прямо сейчас обнять нареченную и поцеловать? Обрадуется она или, может, отпрянет, негодуя? Чувства не всегда оказывались взаимны даже у волков. Была ли в ее сердце хотя бы толика той нежности, что расцветала в груди царевича? Порой ему казалось, что да. Но пока не попробуешь — наверняка не узнаешь, так ведь? А потом еще до конца жизни не простишь себе, коли струсишь. Хватит сомнений: он уже не волчонок, а юный волк, достойный сын своего рода. Волки не должны бояться отказов…

Набравшись смелости, Радосвет привлек ее ближе. Сперва коснулся губами прохладного виска — там, где из косы выбивалась тонкая смешная прядка, потом, осмелев, взял за подбородок и развернул лицом к себе.

— Мне кажется, я знал тебя всегда… — шепнул он прежде, чем прижать уста к устам и почувствовать ее ладони на своей спине.

Определенно, этот день стал лучшим в его пока недолгой — всего-то столетней — жизни. Кто бы мог подумать, что одно неудачное заклятие обернется таким безумным, почти невозможным счастьем? Радосвет знал, что спустя долгие годы будет помнить эту ночь — одну на двоих — так же ясно, как будто все случилось вчера.

И ему всей душой хотелось верить, что это только начало пути…

А потом их сморил сон — прямо там, в полях

* * *

На заре Радосвет проснулся первым. Он немного полюбовался спящей Тайкой, поправил сползший с ее плеча плед, потом натянул рубаху, нащупал в росной траве свои сапоги и, обувшись, зашагал к лесу.

Всего пару часов назад он был до одури счастлив, но теперь с глаз будто спала пелена и в его голове, словно злые пчелы, роились тревожные мысли. Царевич по-прежнему был готов хоть сейчас идти с любимой под венец. Он знал, что ни отец, ни мать возражать не станут — уж они-то понимали, что такое любить раз и навсегда. Вот только это означало, что ему придется привести невесту в край, где скоро грянет война. Сможет ли она прижиться в самом обычном Дивьем царстве после безмятежного волшебного края? Может, лучше будет ему остаться тут? Тем более, что вязовое дупло он пока не нашел…

Но колдовской лес, похоже, решил посмеяться над чужаком. Стоило только вспомнить про вязовое дупло — как оно и появилось, легкое на помине.

Радосвет сполз спиной по стволу дерева, обхватив голову руками. Может, притвориться, что он ничего не видел? Нет, так поступать нельзя. Он же царевич, наследник, у него тоже есть долг перед страной… Да и разве станет прекрасная Таисья любить труса? Нет, решено — они должны вернуться вместе!

Чудесный пятак в кулаке потеплел, будто бы соглашаясь с его решением. Со всех ног Радосвет бросился обратно: туда, где еще не остыла зола их вечернего костра и где тихим безмятежным сном спала его единственная любовь.

Царевич волновался зря: на предложение руки и сердца Таисья согласилась с радостью — наверное, тоже почувствовала их связь. Но Радосвет так и не смог ей признаться, что по ту сторону вязового дупла их ждет не только супружеское счастье, но и горести долгих военных лет. Просто язык не повернулся сказать всю правду…

* * *

Наверное, за это он и поплатился. Проклятое дупло легко открылось для Радосвета, а вот Таисью не выпустило. Она осталась с Той Стороны одна: обиженная, брошенная… Царевич обернулся, но сильный порыв ветра толкнул его в спину, и он, на свою беду, не успел ухватиться за Тайкину ладонь. Все было напрасно: судьба свела их и, словно смеясь, опять развела в стороны. Уж он и кричал, и звал, а потом по-волчьи выл, разбивая кулаки о кору старого дерева.

Оставалось последнее средство: с трудом вспомнив слова заклятия, Радосвет попытался снова открыть сияющий проход — пусть даже без верных трав, — но тут его схватили за руки. Царевич яростно дернулся, силясь стряхнуть обидчиков, те охнули, но удержали.

— Тише-тише, родной мой, — над ухом раздался встревоженный голос мамы, и лишь тогда царевич поднял воспаленные глаза.

Царица Голуба порывисто обняла его, уткнувшись лицом в плечо. Ее руки тряслись, а рубаха Радосвета вмиг намокла от материнских слез.

— Уже и не чаяла… — всхлипнула она. — Мы с ног сбились, тебя разыскивая. А ты… был в Дивнозёрье, да?

Отпираться было бессмысленно, и Радосвет кивнул:

— Мам, я там кое-кого встретил. Она чудесная, просто самая лучшая на свете! Знаешь, мы…

Но мать, не дослушав, приложила палец к его губам:

— Прости, дорогой, сейчас не время для свадеб. Сегодня ночью Лютогор перешел границу. Твой отец уже созывает войска.

Царевич, как ни старался, все-таки не смог сдержать разочарованного возгласа.

Неужели это к лучшему, что Таисья осталась на Той Стороне? Пожалуй, да… Судьба решила, что лучше быть в вечной разлуке с любимой, чем привести ее прямо в объятия войны. Нет, лучше пусть живет в своем безмятежном мире. А место Радосвета, конечно, было здесь, плечом к плечу с отцом и его дружиной, с мечом в руках.

— Век смертных так недолог… — Эти слова дались царевичу с трудом: казалось, будто каждое из них было пропитано полынной отравой. — Увидимся ли мы еще когда-нибудь? Я не знаю, смогу ли жить, когда оставил сердце по ту сторону вязового дупла…

— В Дивнозёрье время идет быстрее, — мать взъерошила его светлые волосы, утешая. — Может статься, что здесь пройдет всего несколько месяцев, а она уже состарится. Но не кручинься, я попробую помочь твоему горю. Вы сможете видеться во снах — это лучше, чем ничего. Надо будет только добыть одну редкую вещицу — навье зеркало. У нас, увы, таких не делают…

— Я добуду! Даже если ради этого потребуется выпотрошить самого Лютогора! — Радосвет до хруста сжал кулаки.

Царица Голуба поцеловала сына сначала в одну щеку, потом в другую:

— Вот тебе мое материнское благословение. И запомни: если любящим сердцам суждено быть вместе, никто не разлучит их — даже сама судьба. Просто верь, что счастье еще ждет вас впереди. Только уберегись на войне, не геройствуй почем зря.

— Дай мне прядь своих волос на добрую удачу. — Радосвет украдкой вытер уголки глаз.

Время слез миновало. Ему нужно было научиться быть сильным.

* * *

Уже будучи в своих покоях, он сплел из золотистых волос царицы Голубы крепкий шнурок, продернул его сквозь дырочку и повесил на грудь счастливый Таисьин пятак. Потом надел кольчугу, опоясался мечом и вышел во двор — туда, где громко ржали ретивые кони, а молодые воины бряцали оружием, — навстречу своей судьбе.

Юному белому волчонку настало время превратиться в матерого волка.