Актуальные проблемы Европы №2 / 2018

Коллектив авторов, 2018

Рассматриваются особенности партийных систем в странах Западной Европы и России в XXI столетии. Анализируются изменения структуры политического пространства и новые тенденции в партийном строительстве. Исследуются особенности избирательных кампаний последних лет.

Введение

Закончилась историческая эпоха, когда у власти в Западной Европе чередовались, сменяя друг друга, традиционные партии, политические карьеры делались в течение десятилетий, а партийный аппарат определял, кто будет представлять партию на выборах. В настоящее время традиционные партии переживают кризис, несистемные приобретают статус системных, в ряде государств, где на протяжении десятилетий действовала двухпартийная система, формируется многопартийность. В обществе растет разрыв между обществом и властью, сформировался запрос на новые лица в политике. Результаты выборов становятся неожиданными, эксперты всë чаще определяют их как «невиданные» и «беспрецедентные».

Избрание 39-летнего Эмманюэля Макрона президентом Франции показало, что в наше время можно стать главой государства, не имея за спиной поддержки сильной политической партии, а за плечами опыта пребывания на выборных должностях и даже не будучи известным политиком. Феномен Макрона не является исключением. В большую политику в западноевропейских странах приходят молодые динамичные люди. На досрочных парламентских выборах в Австрии (октябрь 2017 г.) победила Австрийская народная партия, а канцлером стал самый молодой, когда-либо занимавший этот пост политик 31-летний Себастьян Курц, до этого в 27 лет он стал самым молодым министром иностранных дел. В Италии заместителем председателя палаты депутатов является ровесник австрийского канцлера — Луиджи Ди Майо. В «Движении 5 звезд» его рассматривают как возможного кандидата на пост премьер-министра. В ФРГ одним из наиболее перспективных политиков считается 37-летний Йенс Шпан — в прошлом заместитель министра финансов и, как считают в Христианско-демократическом союзе, возможный преемник Ангелы Меркель.

Потребность в смене элит возникала и прежде — бурная история Европы ХХ в. тому свидетельство. В конце 1960-х годов недоверие к политическим институтам и элитам захлестнуло часть западного общества. В отличие от событий последней трети XX в. в настоящее время отторжение представителей правящего класса приобретает массовый характер. Потребность в смене правящих элит или, по меньшей мере, радикальном обновлении их политического представительства возникла не случайно.

Во-первых, в основе новых политических тенденций — сдвиги в социальной структуре общества, происходящие под влиянием глобализации. В 1980–1990-е годы в западном обществе на глобализацию смотрели с надеждой и оптимизмом. Однако уже к началу 2000-х годов проявились последствия глобализационных сдвигов, которых никто (или почти никто) не ожидал. В новом мире традиционная социальная структура, для которой характерно деление на рабочий класс, буржуазию и средний класс, разрушается; размежевание происходит не между классами / социальными группами, а внутри них по линии адаптированности / неадаптированности к глобальным переменам.

«Проигравшими» от глобализации становятся не только неквалифицированные или малоквалифицированные работники физического труда, но и представители буржуазии, индивидуальные предприниматели, представители средних классов, интеллигенция. Глобализация и иммиграционные волны, захлестнувшие Европейский континент в последние пять лет, у широких слоев населения порождают чувство страха. Люди перестали узнавать мир, в котором привыкли жить, и не находят своего места в том, который приходит ему на смену. У них, считает болгарский политолог Иван Крастев, социокультурная тревога выражена сильнее, чем страх потерять работу. Исчезновение привычного мира вызывает у людей «моральную панику»¹, порождает чувство наступающей катастрофы. В европейском обществе растет недоверие к традиционным политическим партиям, которые не в состоянии защитить людей от «несчастливой глобализации».

Во-вторых, в условиях интеграции в рамках Европейского союза происходила частичная утрата его членами национального суверенитета. Конкуренция европейских стран с быстро развивающимися экономиками Китая и Индии заставляет их сворачивать государственные расходы в социальной сфере, вводить непопулярные меры жесткой экономии. У одних людей это приводит к снижению общественного доверия к государственным и политическим институтам. У других — возникает желание вернуться в «утраченный рай», в котором существовало сильное государство, которое шло навстречу требованиям своих граждан, проводя активную социальную политику.

В-третьих, в последние три десятилетия многие традиционные политические партии попытались расширить свою социальную базу. Социалистические и социал-демократические партии с 1990-х годов переориентировались со своей традиционной базы — рабочего класса — на средние городские слои, заявив о себе как о партиях, которые отстаивают интересы всего населения. Одними из первых на этот путь ступили английские лейбористы во главе с Тони Блэром и немецкие социал-демократы во главе с Герхардом Шрёдером. В начале XXI в. к ним присоединились французские социалисты. Однако новая стратегия не оправдалась, поскольку социальная структура общества изменилась, средние слои стали более фрагментированными и многие их представители утратили прежний социальный статус. Размывание среднего класса стало подлинной трагедией для традиционных левых и левоцентристских партий, многие из которых в европейских странах оказались на грани выживания.

На этом неблагоприятном фоне окрепли праворадикальные и леворадикальные популистские партии и движения, которые обещают «остановить время»² (статья А.В. Белинского). Для многих европейцев голосование за популистов стало формой протестного голосования, кто-то поддерживает их из идеологических соображений. Последние выборы в странах Западной Европы свидетельствуют о росте их популярности. Этим вопросам в выпуске журнала уделяется большое внимание. Укрепление позиций правых радикалов в странах Западной Европы способствовало общему сдвигу политического спектра вправо. В Австрии ксенофобия и национализм, которые отстаивает Австрийская партия свободы, фактически легитимированы. На парламентских выборах в октябре 2017 г. победила Австрийская народная партия, в ходе предвыборной кампании значимо усилившая антииммигрантскую риторику.

Завоевывают новые позиции на политической арене и леворадикальные партии. В январе 2015 г. к власти в Греции пришла партия «Сириза», созданная на основе троцкистской и коммунистической партий. Ее лидер 40-летний Алексис Ципрас возглавил правительство, которое находится у власти по сей день. Под впечатлением успехов «Сиризы» в Испании объединились крайне левые, троцкистские, антикапиталистические партии и движения. Они создали партию «Подемос» («Мы можем»), которая представлена в парламенте. Во Франции под влиянием испанского и греческого опыта Жан-Люком Меланшоном была создана Левая партия, а накануне президентских выборов — сетевое движение «Непокоренная Франция». В первом туре выборов за Меланшона — небывалый рекорд для крайне левых — проголосовала пятая часть избирателей.

Усилилось влияние националистических, сепаратистских, борющихся за автономию своих регионов политических партий. В Каталонии в октябре 2017 г. по инициативе сепаратистов, возглавивших правительство автономии, и вопреки запрету центрального правительства был проведен референдум о независимом статусе региона (статья С.М. Хенкина). В Италии в октябре 2017 г. в двух регионах — Ломбардии и Венето — состоялись консультативные референдумы в поддержку бо́льшей автономии областей. За автономию Венето высказались 98,1%, за автономию Ломбардии 95,3% проголосовавших (статья Т.В. Зоновой).

С начала XXI в. праворадикальные и леворадикальные партии во многих странах Западной Европы из несистемных превратились в системных политических акторов. Конвертация несистемности в системность в различных странах происходила по-разному, а где-то и вовсе не произошла. На сегодняшний день сложно представить, чтобы в ФРГ праворадикальная «Альтернатива для Германии» вошла в политическую коалицию с другими партиями. В стране, которая в 1930-е годы прошла через опыт фашизма, союз с правыми радикалами недопустим по политическим и моральным соображениям. Однако в будущем не исключено, что «стеклянный потолок» может быть разбит: сегодня депутаты от «Альтернативы для Германии» уже заседают в бундестаге, на выборах 2017 г. за АДГ проголосовали 12,6% избирателей.

В Австрии, в отличие от Германии, где масштабная денацификация не проходила, подобных политических и моральных ограничений не существует. Австрийская партия свободы возникла в 1950-е годов, и в обществе к ней относятся как к обычной партии. В декабре 2017 г. в стране создано коалиционное правительство, в которое вошли ее представители. Национальный фронт во Франции в начале 2010-х годов стал той партией, которая услышала чаяния социальных сил, оставленных на произвол судьбы всеми другими политическими структурами. Президентские выборы показали, что препятствия на пути Ле Пен к вершинам власти пока сохраняются, но при этом всë большее число французов рассматривают НФ как обычную партию.

Появление новых акторов на политической арене меняет конфигурацию политического пространства. В ряде стран Западной Европы, где существовала двухпартийная система, происходит переход к многопартийности. Площадкой политического эксперимента стала Италия, где переход от однопартийности к многопартийности начался еще в 1980-е годы. Значительно позже, в 2015 г., на парламентских выборах в Испании «Подемос» получил 21% голосов. Появились и другие политические партии и движения, успешно выступающие на выборах. «При этом, — пишет С.М. Хенкин, — реальная многопартийность не окрепла, партийно-политическая система находится на перепутье». К концу второго десятилетия XXI в. двухпартийная политическая система была сломана во Франции (статья Н.Ю. Лапиной). Одновременно появился шанс у центристов, которые на протяжении истории Пятой республики пытались найти собственное место в политическом пространстве (статья Д.В. Шмелëва).

На этом фоне исключением является Великобритания, хотя в последние десятилетия партийно-политическая структура и здесь была подвержена изменениям. В 1970-е годы в результате расширения прав регионов и побед, одержанных региональными партиями на выборах, жесткая биполярность эволюционировала в сторону бо́льшего плюрализма. При этом партийно-политическая система Великобритании продемонстрировала «способность приспосабливаться к стремительно меняющимся реалиям современного этапа развития» и остается достаточно устойчивой (статья И.Г. Ковалева). Двухпартийная система сохраняется и в Португалии, несмотря на то что начиная с 2011 г. в стране развивались мощные гражданские движения протеста и появились новые партии (Г.И. Кутырев).

С переходом от двухпартийности к многопартийности политическая неопределенность возрастает, всë сложнее партиям-победителям после выборов сформировать устойчивые правительственные коалиции. В Италии в течение десяти месяцев партии, победившие на парламентских выборах, не могли создать правящую коалицию. В ФРГ, где выборы в бундестаг прошли в сентябре 2017 г., создать правительственную коалицию к концу года так и не удалось. Несмотря на стремительные перемены, происходящие на политическом пространстве Западной Европы, вопрос о верности демократии не ставится. Даже правые и левые радикалы сегодня подчеркивают свою привязанность к существующему политическому порядку.

Российский опыт политического строительства сложно сравнивать с партийно-политической структурой западноевропейских стран. «Определяя точку развития, в которой находится партийная система сегодняшней России, придется констатировать, что мы не доросли до той стадии, которую страны Центральной и Восточной Европы переросли еще в 1990-е годы», — пишет Ю.Г. Коргунюк. Анализируя пространство противостояния в современной России, автор подчеркивает, что если в странах Европы социально-экономические вопросы «постепенно уступают место вопросам глобализации и международной интеграции, то наша повестка дня смотрит не в будущее, а в прошлое». А главное — в России до сих пор нет окончательного решения вопроса о том, по какому пути развиваться стране — демократическому или авторитарному (статья Ю.Г. Коргунюка).

Материалы журнала «Актуальные проблемы Европы» позволяют говорить о том, что политические процессы становятся всë более многомерными и непредсказуемыми. В политическом пространстве действуют новые акторы, тяготеющие к разнообразным формам социальной и политической активности. Политическому аналитику, чтобы понять новый меняющийся мир, нужны новые подходы и схемы анализа, которые на сегодняшний день находятся в стадии разработки.

Н.Ю. Лапина

Примечания

1

Цит. по: Krastev I. Pourquoi tout a changé // L’Obs. — P., 2017. — 15–21 juin, N 2745. — Р. 92.

2

Цит. по: Krastev I. Pourquoi tout a changé // L’Obs. — P., 2017. — 15–21 juin, N 2745. — Р. 92.