Рождённые из пепла

Акили, 2023

Прошло три года с Ночи Пепла, когда была убита королевская семья, а пожар унёс жизни самых видных представителей дворянства. Некоторые после этих событий высоко поднялись, и есть подозрения, что они причастны. И пока они рассуждают о политических причинах, простые люди просто хотят справедливости. Но все решают одну и ту же загадку:«Люди собрались на торжество. Один притворится, что торжество настоящее. Другой сказал бы правду. И лишь для одного торжество воистину радость. Кто есть кто?»

Глава 1. Из пепла

Церемония не требовала слов. И хорошо. Один из них непременно бы солгал, другой сказал бы правду. Вопрос времени понять, кто был бы первым, а кто вторым?

Короля и королеву повенчали под зловещую тишину беломраморного храма. С улиц и в домах ещё не смыли кровь и пепел. Во дворце распахнули окна, впустили свет, чтобы прогнать с серых камней тени.

Капельки святой воды с кисти Верховного Жреца брызнули на королевскую чету, на пол под их ногами, на лордов, что свидетельствовали за этот союз, на белоснежные статуи богов-покровителей у алтаря. На Богиню милосердия капель не попало.

Коронованные монархи медленно повернулись к своим подданным. Ни у кого из них по отдельности нет прав на престол, и их соединили. Разбавленная кровь станет сильнее в их потомках. Благословенная кровь.

Именно её без счёту сгинуло в недавнюю ночь.

Город полнился слухами о перевороте, погубившем в одночасье королевскую семью и все благородные дома, чьи семьи состояли в родстве с королями. В ту ночь всех потомков извели под корень. Кроме этих двоих, что стоят ныне в коронах спиной к алтарю, а боги смотрят им вослед.

Никто из них не имел прав на престол, но больше не осталось никого. И столица рыдала. Недолго.

Церемония коронации закончилась. Шумно и торжественно запели трубы. Возрадовались вместо плача. Но кого они должны оплакивать: мертвых или живых? По всей столице трубы слушали со смешанными чувствами. Лишь один человек ощущал в душе явное торжество. Вопрос времени понять — кто?

* * *

Три года спустя

Ивор шагал по главной улице, увлекаемый нарядной толпой. Стук множества шагов по мощёным камням, скрип ставен, шумная болтовня взволнованных прохожих, долетавшие издалека звуки музыки. На сегодняшний день возлагали большие надежды. Его заранее объявили переломным — днём конца траура, конца испытаний и тревог.

«Как будто можно закончить траур там, где его не начинали», — проворчал про себя Ивор.

Три года положено оплакивать умершего короля. Не проводить пышных празднеств, не устраивать пиров. Дозволено только короновать наследника. Но с королём умерли все его дети, племянники, дальние родственники. Никто в Адаманте больше не носил королевскую фамилию Канвальд. В одну ночь не стало даже их дочерей, ушедших в другие семейства, — погибли в пожарах.

Никогда ещё Адамант не видел столько крови и огня. Так и назвали: День Крови, Ночь Пепла.

Преступников нашли быстро. Говорят, всему виной какой-то мелкий лорд или рыцарь, оскорблённый на пиру погибшим королём. На его казнь тогда собрался посмотреть весь город.

«Какая чушь!» — подумал Ивор. Мелкий лорд или рыцарь имел столько влияния, что утопил столицу в крови? Извёл под корень королевский род? Бросьте! Те, у кого есть голова на плечах, всё понимали, только вслух боялись произносить. Остальным… остальным сошло любое объяснение.

Пусть о прежнем короле Асвальде народ не говорил ни очень хорошо, ни очень плохо, но смерти ему не желал. А вот о тех, кто так быстро взошёл на трон по кровавым ступенькам, ходило много слухов. И слишком уж убедительно слухи звучали.

Толпа стала кучнее. К шествию присоединялись всё новые горожане. Выходили из тесно построенных двухэтажных домов с вытянутыми чердаками, что с высоты выглядели как опята на корнях дерева. Из окон высовывались дети, женщины махали платками с балкончиков, между которыми через улицу протянули верёвки с цветными флажками.

Все надели свои лучшие наряды, и по ним легко угадывался достаток. Кто побогаче, сверкали брошками на шляпках и шаперонах, хвалились идеально белыми воротниками. Кто победнее, хвастался цветными накидками, чепцами и шапками, незамысловатой вышивкой на платьях и жилетах. Ивор с сомнением оглядел свою сплошь заштопанную рубаху и потёртую кожаную куртку, махнул на этой рукой и пошёл дальше.

Несколько раз сквозь толпу на главной улице протискивались кареты. Увязали как листья в речной тине. Возница щёлкал кнутом то ли лошадей, то ли мешавших прохожих. И всем приходилось прижиматься к обочине, чтобы пропустить очередную знатную шишку вперёд. Многие девушки пытались заглянуть в окна кареты, но оставались разочарованы, увидев лишь занавески или неясные силуэты.

А дорога постепенно уходила вверх к горе, на которой высился королевский дворец. Народу сегодня обещали празднество — конец траура… в котором не скорбели.

Ивор дошёл до площади с общим «течением». Там было не протолкнуться, а нагретый солнцем воздух, несмотря на весну, припекал непокрытую голову. Сверху площадь, должно быть, напоминала цветную мозаику, а люди — её неподвижный узор, так плотно они стояли. Радостно шумели, как прибой.

Над башнями дворца колыхались знамёна с изображением трёх снежных гор — герб страны и королевского рода. Над самой высокой горой парила золотая корона. Говорят, сначала это были просто горы из легенды, а корону добавил позже какой-то честолюбивый монарх.

Трубы торжественно запели. Над людной площадью пролетела стая голубей и скрылась в слепящем солнце. Люди подняли головы вверх к большому балкону. К перилам вышел король Адаманта — их король.

Издалека его можно было разглядеть лишь смутно. Ярко выделялся только лазурный камзол и светлые короткие волосы. Ивор достал из внутреннего кармана увеличительное стекло и сквозь царапины на линзе присмотрелся внимательнее. На лице молодого короля играла довольная улыбка. Он махал толпе рукой, наслаждаясь её шумом, словно это был не обычный городской гвалт, а хвалебные песни лично ему.

На солнце блеснуло серебро, и Ивор увидел чуть позади короля женщину, которую не заметил сразу. Тонкая и миниатюрная, она стояла с безупречной осанкой. Зелёное платье было настолько тёмным, что сошло бы и за траурное, вот только сегодня траур официально окончен.

Король воспользовался этим всецело и издалека напоминал экзотическую птицу, королева же походила на тонкую юркую змею, что прячется в траве. Если бы не серебряная диадема в её туго стянутых в причёске тёмных волосах, то Ивор вовсе не признал бы в женщине монаршую особу.

Затем они скрылись с балкона, и народ отправился к турнирной площади по другую сторону замка. Там уже расставили цветные шатры для поединщиков, музыкантов и танцоров, трибуны и пиршественные столы для знати. Простой люд мог лишь поглазеть на действо издалека и всё же стремился туда попасть, словно там раздавали бесплатные пироги. Не раздавали. Да и попасть смогли не все — слишком много людей пришло сегодня ко дворцу и продолжало прибывать из города внизу.

Ивора зажали с трёх сторон, а впереди маячила чья-то потная шея. Солнце сегодня палило, и липкие капли стекали за шиворот. Ивор уже жалел, что решил прийти. Что он ожидал увидеть? Короля с королевой? Сидят на своих высоких трибунах. Не видел бы их до скончания веков. Довольную толпу? И чему они так радуются? Три года назад все охали, а сейчас забыли. Никто не напомнил о трёхлетней трагедии.

Все предпочли забыть. Но только не те, кто потерял в Ночь Пепла родных. Ведь вместе с благородными семьями сгорели все, кто им служил — стражники, слуги, кухарки, гувернёры, прачки — все. Гости тоже не выжили. А огонь всё жёг. С ветром он перекинулся на соседние дома. Жадно поглотил и их. Треть столицы обратилась в пепел.

Сейчас все празднуют так, словно ничего не было. Но Ивор помнит.

Он высвободил прижатую в толпе руку и снова посмотрел через увеличительное стекло. В просветах между головами, шляпами и чепцами виднелись фигурки пляшущих танцовщиц в ярких нарядах. Из них особенно выделялась одна: в расшитой голубыми цветами юбке она танцевала словно порхающая бабочка. Её движения и жесты подчёркивали достоинства фигуры: вот танцовщица скользнула рукой по тонкой талии, очертила ладонью пышную грудь, опустила руку к покачивающимся в такт музыке бёдрам. Чёрные до пят волосы отливали на солнце синевой. На загорелом до бронзы лице игриво подмигивали зрителям тёмные глаза-угольки.

Любой бы засмотрелся на такую красавицу. Король так вообще не отрывал от неё взгляда. Следил за каждым движением, как зверь за добычей. Королева смотрела на это, поджав тонкие губы.

Но Ивору безразличны и танцы красавиц, и разлады в королевской семье.

«Ирика. Если б ты была жива, то танцевала бы краше. Спи спокойно, любовь моя. Я отомщу за тебя».

Ивор вернулся домой поздним вечером. Как бы ни хотелось уйти с площади раньше, густая, как кисель, толпа не собиралась выпускать его так просто. Пришлось смотреть и на награждение поединщиков, и на цветные огоньки фокусников и слушать бесконечные тосты короля и лордов. Впрочем, всё равно их слова было не расслышать.

— Ну что, развлёкся? Мог бы и меня с собой взять.

На пороге Ивора встретила девушка с озорными глазами, вздёрнутым носом и россыпью веснушек на лице. Она держала в руке поварёшку, словно собиралась кого-нибудь ей огреть, но Ивор понял, что она просто мыла посуду и вышла навстречу, увидев его в окне.

— Талия, я не развлекался там. Ты же знаешь.

— Да ну? А зачем тогда пошёл?

— Увидеть… что-нибудь. Понять.

— Ага, — со знанием дела прищурилась Талия. — И много ты там важного увидел в экзотических танцах прелестниц?

Ивор с улыбкой хмыкнул. Талии до совершеннолетия в семнадцать оставался ещё год, но любой посчитал бы её младше. Она любила принимать вредный вид и с пристрастием допрашивать парней. Талия была обожаемой младшей сестрёнкой для всех, кто здесь бывал. Тем более, родных старших братьев у неё три года как не было.

— Витарр здесь?

— Недавно вернулся, — кивнула через плечо Талия. — Твоя еда на кухне. Холодная, но сам виноват.

Ивор кивнул и ушёл вглубь дома. Это жилище было просторным, но не таким простым, как казалось на первый взгляд. Оно могло вместить куда больше людей, благодаря подземным комнатам. Три года ушло на то, чтобы тайно прорыть такое, и только самые доверенные люди бывали здесь лично.

«И самые невысокие, — шутила Талия, — с такими-то низкими потолками».

Витарр нашёлся в одной из этих тайных комнат. С жёсткой щетиной на квадратной челюсти, широкий в плечах и крупный он создавал впечатление, что смог бы побороть медведя, но всё это видимость. За тёмно-каштановыми кудрями, свисавшими сальными локонами на лоб, прятались невероятно добрые и чуткие глаза.

Рядом с Витарром Ивор выглядел ивовым прутиком — тонким и гибким. С вечно взлохмаченной русой чёлкой и таким взглядом, будто что-то задумал. «Как белка, которая собирается сорвать шишку с самой высокой ветки и продумывает план полёта. Правда без плана приземления», — смеялся над ним Витарр.

В маленьком полутёмном помещении с огромным столом он держал свечу и заучивал карту города. Можно подумать, он и так не знал эти извилистые улочки наизусть.

Никто не знал город так, как Витарр. Большинство помнило только дорогу от дома к месту работы, рынку у площади и ближайшим лавкам, иногда знали свой квартал. В столице от главных дорог вилось и разветвлялось столько запутанных переулков, что любой бы мог заплутать не хуже, чем в дремучем лесу.

А ведь три года назад Этерна была ещё на треть больше. Квартал знати и прилегающие к нему дома и мастерские… теперь там только пепел.

— Вернулся. — Витарр бросил быстрый взгляд на Ивора и снова всмотрелся в карту, выводя толстыми пальцами одному ему видимые линии. — Узнал чего?

— Нет. Прости.

— Ничего, хоть огляделся. Какие они сейчас — наши враги?

— Спокойные. Сытые. Самоуверенные. Вокруг них стражники с щитами. К ним пропускают только личных слуг и сановников. На помостах лучники. Добраться до врагов не проще, чем когда они во дворце, а может, и сложнее.

— Понятно, — коротко изрёк Витарр. — Тогда прежний план — продолжаем наращивать силы.

— Три года прошло… Враги состарятся быстрее, чем мы их победим.

— Обычно ты более терпелив, Ивор. — Витарр поднял на него глаза. — Что-то случилось?

Витарру сейчас около тридцати. Он унаследовал от отца мастерскую на окраине столицы, и его дело процветало. «Ты даже не представляешь, скольким людям надо починить колесо, вырезать полку или игрушку из дерева», — как-то смеялся Витарр.

Он никогда не говорил, кого потерял в пожаре. Всегда становился серьёзным и отмалчивался, когда речь об этом заходила. Только хмурил густые тёмные брови и вцеплялся большими ладонями в край стола.

Три года назад Витарр был первым, кто начал заходить к семьям погибших горожан и предлагать утешение. Где монетами, где сочувствием, и люди за ним тянулись. Многие остались одни, и они объединялись. Так выросла большая подпольная община, где каждый мечтал о справедливости. Не показных казнях козлов отпущения, а наказании реальных виновников. И неважно, как называется стул, на котором они сидят, или какие титулы они ныне носят.

Витарр ждал ответа. Его мягкий голос всегда располагал к беседе. Он снова предлагал утешение.

— Ничего. Просто… Ирику там вспомнил. Она тоже любила танцевать. Ей бы понравился праздник.

Витарр понимающе кивнул. Удивительно, но он помнил имена не только каждого из своей подпольной общины, но и их погибших друзей и родных.

— Они заплатят, — заверил Витарр.

— Заплатят, — грустным эхом отозвался Ивор.