Жена поневоле

Айрин Лакс, 2022

– Твой брат тебя подставил! Тебя уже ищут! – угрожает бандит. – Как скоро найдут – вопрос времени. Но я… смогу решить все твои проблемы. – Вы защитите меня? – спрашиваю, дрожа от страха. – Если будешь со мной, тебя никто не тронет. – А что взамен? – Ты станешь моей женой. – Что?! – ноги подкашиваются. – Всего на один год. После развода получишь деньги и свободу. Хам. Наглец. Опасный криминальный авторитет и… мой будущий муж? Как я смогу выдержать год в браке с ним – властным, не знающим жалости чудовищем?

Глава 4

— Она?

— Стопудово! На рожу глянь… Вылитый Эд.

— Хорошо. О, кажется, очнулась.

Мне помогают сесть. Если, конечно, можно принять за помощь бесцеремонную встряску и грубую хватку. Я хватаюсь руками за голову и стону в голос. Сильнейшая боль пульсирует в левом виске. Осторожно дотрагиваюсь рукой до головы и шиплю от боли. Кажется, я набила огромную шишку. И не только. Перед глазами всё расплывается. Тело без поддержки кренится в сторону.

— Чё это с ней?

— Головой ударилась. Может быть, сотрясение?

Передо мной на корточки присаживается мужчина. Лицо полностью скрыто чёрной шапочкой с прорезями для глаз. На плечах — кожаная куртка, под ней — тёмно-серая футболка. На ногах мужчины — затёртые на коленях джинсы.

— Очухалась, Соломонова?

Подбородка касается что-то холодное. Я судорожно сглатываю, попытавшись убраться в сторону. Следующий тычок выходит ещё ощутимее.

— Не рыпайся. Выстрелом челюсть можно снести. Поняла? Если поняла, кивни…

Я согласно киваю и зажмуриваюсь, роняя горькие слёзы.

— Где твой брат? Где Эд?

— Эд ум-м-мер.

— Врёшь.

Бандит размахивается и наотмашь ударяет меня. Ладонью. Щека вспыхивает резкой болью.

— В следующий раз приложу рукоятью пистолета. Где твой брат?

— У-у-у-мер. Я сама видела. Я его тело в морге опознала. По тат-т-туировке на руке. Это был он… — всхлипываю я, вспоминая останки брата, собранные по частям, прикрытые простынёй. — Эд мёртв. Я едва успела его похоронить.

— Вмажь ей ещё раз, чтобы не врала! — советует головорезу его приятель.

Я снова начинаю твердить, что мой брат мёртв. Я его похоронила. Я видела его татуировку. Это был он, Эд…

— Кажется, она не врёт. Хорошо. Другим путём пойдём. Где его тайник? Где схрон? Куда он бабки спрятал, а?

— Я не знаю! — со слезами в голосе произношу я.

Словно во сне я замечаю, что похититель заносит руку для удара. Зажмуриваюсь, мысленно распрощавшись с жизнью. Но ничего не происходит.

Вдалеке раздаётся грохот. Похититель медленно опускает руку и оборачивается в сторону.

— Кажется, нас нашли! Чёрт… Почему так быстро?

— Что делать?

— Иди и прикрой меня. А я сестрицу перевезу в другое место! — командует преступник.

Он запускает руку в мои волосы, вынуждая подняться. Дёргает вверх и уводит прочь. Мои ноги заплетаются. Но преступник понукает меня, вынуждая передвигаться быстрее. Перед глазами пляшут лабиринт тёмных коридоров с редкими бликами жёлтых пятен света.

— Шевелись давай!

Скрипит входная железная дверь. Похититель толкает меня вперёд и внезапно останавливается. Перед нами стоит никто иной, как сам Багратов. Поза расслаблена, а на губах острыми гранями играет жестокая ухмылка. Похититель обхватывает меня локтем за шею, крепко прижимая к себе. В висок упирается холодная сталь.

— Отойди! Или я вышибу ей мозги…

— Эрика — блондинка. Думаешь, у неё есть мозги? — лениво отвечает ему Багратов.

Я бы обязательно возмутилась такой пренебрежительной оценке, если бы мне не было так страшно. Раздаётся грохот. Что-то тёплое брызгает мне на лицо. Я зажмуриваюсь и замираю, даже не дыша. Меня резко обхватывают за плечи сильные пальцы. Я сжимаюсь в комочек, желая стать невидимкой.

— Спокойно… Это всего лишь я, — неожиданно тепло и мягко произносит Багратов.

Он притягивает меня к себе и нажимает на затылок, заставив зарыться лицом в его грудь. В нос сразу же вбивается аромат его парфюма, пряный и жгучий, как смесь восточных специй. Жёсткие пуговицы царапают нежную кожу. Я всхлипываю и начинаю рыдать, выпуская через слёзы всё скопившееся напряжение.

Горячая ладонь Багратова ложится гнётом на затылок. Он начинает медленно поглаживать меня по волосам.

— Тише. Успокойся. Всё уже позади. Теперь ты в безопасности. Тебя не тронут…

Его слова служат крохотным утешением и почти ничего не значат для меня сейчас. Ведь он пообещал, что меня никто не тронет. Никто! И меньше чем через час меня похитили, избили и едва не убили…

Может быть, я не буду в безопасности рядом с Багратовым? Вдруг ему не под силу сдержать натиск других головорезов?!

— Склад обыскали… — раздаётся незнакомый голос.

— Циклоп и Шорох? — интересуется Багратов. И в его холодном голосе проскальзывают нотки искренней тревоги.

— Ранены оба. Но жить будут, — отчитывается собеседник Багратова.

— Хорошо. Выдвигаемся. Вызови бригаду. Пусть вычистят тут всё. Чтобы без лишних следов.

Багратов отстраняет меня от себя на расстояние вытянутой руки. Дотрагивается до припухшей щеки.

— Тебя немного потрепало. Сильно болит?

Я согласно киваю.

— Где?

Где болит? Да я вообще одна сплошная гематома! Во весь рост. Болит везде, особенно внутри! Не дождавшись ответа, Багратов подхватывает меня на руки и заносит обратно в склад.

— Закрой глаза, — советует он. — Это тебе видеть ни к чему…

* * *

Спустя несколько часов

— Сотрясение головного мозга. Ушибы. Гематомы. Серьёзных повреждений нет. Внутренние органы не задеты. Покой. Постельный режим…

Размеренный голос врача баюкает меня не хуже колыбельной. Или мне вкололи снотворное? Потому что я силюсь открыть глаза. Но у меня не получается это сделать. Я борюсь изо всех сил за возможность оставаться в сознании. Я хочу понимать, что происходит. Но реальность ускользает прочь, безжалостно и неумолимо.

* * *

После пробуждения в палате почти мгновенно появляется медсестра и принимается осматривать меня.

— Как вы себя чувствуете?

Услышав мой ответ, она улыбается и снова подключает ко мне капельницу.

— Не надо! Я больше не хочу спать! — начинаю паниковать, не зная, чего можно ждать.

— Это не снотворное. Обыкновенный физраствор для поддержания организма, — убеждает меня медсестра. — Скоро вам принесут обед.

Я немного успокаиваюсь, но всё равно веду себя настороженно. Однако предложенную еду съедаю, потому что была голодна. Пытаюсь понять, который сейчас день или час. Осторожно интересуюсь об этом у медсестры.

— Семнадцатое апреля.

— Семнадцатое… — эхом повторяю я и откидываюсь на подушку, прикрыв глаза.

Значит, я проспала больше суток? Так много?!

Я пытаюсь восстановить события. Они напоминают ужасно захватывающий сон. Было бы просто чудесно, если бы всё, начиная с трагической гибели брата, оказалось просто сном. Дурным и затянувшимся сном.

Однако реальность гнусно ухмыляется мне в лицо. Всё происходящее случилось со мной по-настоящему!

Смерть брата, появление Багратова, предложение о фиктивном браке, перестрелка, погоня, похищение… Жуть какая-то. Теперь я нахожусь в медицинском центре. Судя по всему, он из закрытых и очень дорогих.

После ухода медсестры я осторожно отсоединила капельницу, поморщившись, и прогуливаюсь по просторной палате, разминая ноги.

Подойдя к зеркалу, натыкаюсь на своё отражение и сразу же отхожу, не желая в подробностях знать, насколько плохо я сейчас выгляжу. Синяк на пол лица с одной стороны. Здоровенная шишка с другой стороны. Волосы висят сосульками. Хоть очки на носу — новые. Кстати, почему новые? Я помню, что мои очки разбились. Эти очки новые, но диоптрии те же. Ведь я чувствую в них себя комфортно и вижу всё.

Подхожу к окну. Второй этаж. Решётки.

Ясно.

Осторожно приоткрываю дверь палаты, чтобы оценить обстановку в коридоре. Сразу же натыкаюсь на взгляд охранника, сидящего прямо напротив двери. Ещё двое громил стоят по бокам двери.

Прикрываю дверь, прислонившись к ней спиной.

Я — пленница. Сбежать не получится. Да и как отсюда бежать? В одной больничной рубашке, надетой на голое тело, и в резиновых тапочках? Увольте…

— Как она?

По ту сторону двери слышится голос Багратова. Я начинаю паниковать. Видеть его и разговаривать с будущим фиктивным мужем совершенно не хочется. Тогда я быстро ныряю под одеяло, притворяясь спящей.

Раздаются тяжёлые, уверенные шаги. Уже в палате. Шорох колёсиков кресла по полу. Слышится пряный аромат мужского парфюма… Он очень плотный и будоражащий, сразу ложится плотным коконом, пленяя.

— Соломонова, ты не спишь. Моя охрана доложила, что ты пыталась покинуть палату.

Шелест целлофановой упаковки. Он кладёт что-то поверх одеяла.

— Что это? — шёпотом интересуюсь я, забыв, что хотела притвориться спящей.

— Открой глаза, узнаешь.

Я осторожно открываю глаза. С удивлением разглядываю… букет цветов, лежащий поверх одеяла. Эдельвейсы. Неожиданный выбор. Оборачиваюсь на Багратова. Жёсткое волевое лицо. Ломаный изгиб губ в вечной усмешке:

— Только не стоит придавать букету эдельвейсов особенное значение. Это не символ моей великой любви или преданности. Просто…

— Просто символ того, что тебе захотелось пустить пыль в глаза? — язвлю в ответ, не удержавшись.

Но неприятный осадок внутри всё равно остаётся. Почему просто нельзя было подарить цветы и не пытаться при этом ткнуть носом в грязь?

«Потому что ты выглядишь, как пугало огородное!» — подсказывает внутренний голос.

— Зачем ты здесь? — спрашиваю я.

Взбиваю подушку и подкладываю её под спину. Устраиваюсь поудобнее, скрестив руки под грудью.

— Убери букет. Никогда не любила…

— Эдельвейсы?

— Мёртвые цветы. Если я захочу гербарий, я дам тебе знать.

Багратов оставляет мою колкость без ответа. Зато подкатывает кресло к кровати ещё ближе. Я едва удерживаюсь от желания вжаться в стену и слиться с ней. Благо, моя кожа сейчас почти одного цвета со стеной — цвета топлёного молока. Мужчина, даже сидя на кресле, подавляет меня своей массивной фигурой, упакованной в дорогой костюм и рубашку. Всё чёрное.

Природа наделила Багратова широченными плечами и высоким ростом. У него хорошо развита мускулатура. Видно, что он активно посещает спортивный зал и не пренебрегает физическими нагрузками. Под идеальными линиями костюма угадывается не менее идеальный рельеф тела.

— Боишься меня? — лениво интересует Багратов, верно расценивая мои эмоции. — Да, ты права. Меня стоит бояться.

Его пухлые губы изгибаются циничной усмешкой, а в тёмных глазах плещется что-то опасное. Тёмное и яростное, как ночной шторм.

— Врагам, — добавляет он. — Меня следует опасаться врагам. Но…

Он берёт мою правую руку и обхватывает своими ладонями. У него сухая и горячая кожа. Местами шершавая. Я чувствую все мозолистые подушечки, как у мужчин, привыкших к физическому труду. Перевожу взгляд на его крупные руки с неровными сбитыми костяшками. Стёсаны давно, но следы остались до сих. Его руки знают, что такое драки и физический труд.

— Но мы же не будем врагами, Соломонова?