Джон Арин. Проклятая земля

Айа Джил, 2023

Два королевства на протяжении сотен лет устраивали набеги на территории друг друга. В этих землях не было чёткой границы, они переходили то к одному, то к другому. Такие маленькие победы стоили рек крови солдат, и ни одна армия не могла одержать абсолютную победу.Одни солдаты на поле боя отдавали свои жизни за то, чтобы армия врага не пробралась вглубь их королевства, а их семьи не видели войны, и на их место приходили другие, более молодые солдаты, выпускники кадетского корпуса, где они на протяжении двух лет обучались держать в руках меч, сражаться, а главное – не умирать от меча врага.Получить звание кадета, а потом солдата, было очень почётно для молодых парней, и родители стремились к тому, чтобы хотя бы один мальчик из их семьи получил военное звание. Юноши становились кадетами, чтобы принести почёт своей семье. Однако появился тот, кто хотел стать кадетом из других соображений. Ему не нужен был почёт, он просто хотел сбежать из своего персонального ада.

Глава 1

Джон Арин в семье Ролленов

— Джонни, ты проснулся! — Радостно воскликнула хозяйка дома, когда юноша спустился из своей тесной комнатки, находящейся на чердаке под протекающей крышей, на первый этаж трёхэтажного дома, где Эшли Роллен пила свой утренний чай. — Как хорошо, что ты проснулся, Джонни. — Она улыбнулась так широко, будто никому другому в этот самый момент не была бы так рада, как своему воспитаннику, Джону Арину.

Джон от её радостного всклика мгновенно помрачнел в лице. Он ненавидел эту лицемерную улыбку, после которой следовало озвучивание списка дел, которых ему хватало до наступления темноты.

***

Джон, родившийся без месяца шестнадцать лет назад в самом конце небольшого городка, в двухмесячном возрасте попал в дом Ролленов. Уже сейчас их семейство состояло из четырёх человек — Рона и Эшли Ролленов и двоих их детей — пятнадцатилетней Деми и четырнадцатилетнего Дина.

Собственные родители Джона были очень бедными людьми. Мать его умерла при родах, а отца, рабочего на железодобывающих шахтах, завалило под землёй, когда мальчику было два месяца отроду.

Весть о том, что двухмесячный ребёнок остался совершенно один и некому его взять к себе, разлетелась по маленькому городку со скоростью света. Это то и стало темой разговора на ужине, который устраивала Эшли Роллен для своих подруг из таких же богатых семей.

— Двухмесячный ребёнок, и совершенно некому его растить! — Сокрушались дамы с видом, будто у них сердце от печали разрывается.

— Наверное, умрёт. — С сожалением вздохнула одна из присутствующих и, схватив двумя пальчиками ручку фарфоровой чашки, отпила крепкий чай.

— И ведь нет в городе таких милосердных людей, которые взяли бы бедное дитя под своё крыло! — Со злобой и укором сказала другая, но тут же добавила. — Я бы сама с радостью, вот только у меня уже трое детей.

— А у меня четверо! — Послышалось оправдание с другого конца стола.

Эшли Роллен понаблюдала за этой картиной и сама не заметила, как ляпнула случайно:

— Я возьму ребёнка.

Все присутствующие женщины уставились на Эшли, и со всех уст начало разносится:

— Какая ты благородная, Эшли!

— Всем бы равняться на тебя!

И хотя Эшли Роллен в душе уже пожалела, что не удержала язык за зубами и поддалась секундному желанию прослыть благородной дамой с большим сердцем, снаружи она сияла и наслаждалась моментом, когда ею все восторгались.

На следующее утро Джон Арин попал в дом Ролленов, но частью их семьи он так и не стал. Он стал чем-то вроде бесплатной рабочей силы. Вся работа по дому была на нём, что помогало Рону и Эшли немало сэкономить на прислуге. И хотя Эшли никогда в открытую не называла его прислугой в доме, а на людях звала своим воспитанником, желая подчеркнуть свой благородный поступок, она каждое утро встречала его на первом этаже со своей улыбкой до ушей и радостным «Как хорошо, что ты проснулся, Джонни!», а потом зачитывала, что он должен сделать за день.

Так случилось и сегодня.

— Какие задания на сегодня, госпожа Эшли? — Спросил парень, склонив голову и помрачнев от того, что настал очередной день, в котором ему нет покоя.

— Как хорошо, что ты спросил, Джонни. Сегодня нужно нарубить дрова, расширить навес над дровницей и заполнить водой бочки, что находятся в ванных комнатах Деми и Дина. Хорошо? — Спросила она, улыбнувшись.

Джона невыносимо раздражало её лицемерие.

«Лучше бы она не улыбалась так натянуто и не пыталась делать вид, будто ей есть до меня дела, а просто отдавала приказы!», — думал он.

Из-за Эшли Роллен, которая разговаривала с ним вежливее, чем с лордами и леди, но обращалась хуже, чем с собакой, у него развилось недоверие ко всем, кто ему улыбается и просит об одолжении. Отказаться или возразить он всё равно не мог, поэтому излишний вопрос «Хорошо?» его раздражил ещё сильнее.

— Понял, сделаю, госпожа Эшли. — Сказал он и зашагал в сторону входной двери, во двор.

Голос женщины остановил его на полпути:

— Джонни, не шуми сильно, Деми и Дин ещё спят.

— Хорошо, госпожа Эшли. — Ответил Джон, хотя и не понимал, как можно без шума колоть дрова.

Деми и Дин каждый день спали до обеда, и каждое утро их мать наставляла своего воспитанника делать свою работу без шума, чтобы не разбудить её любимых детей.

Настало время обеда, и семья Ролленов в составе четырёх человек уселась в столовой. Джон же всё ещё был во дворе и рубил дрова. Садиться за стол ему разрешалось только когда хозяева дома закончат свою трапезу.

Посередине стола стояла огромная индейка, приготовленная на обед, семья Ролленов была одета как для праздника — женщины в пышных платьях, мужчины во фраках. Впрочем, из-за своего желания походить на богатых бездельников, которые могут позволить себе менять наряды к каждой трапезе, целыми днями устраивать чаепития и расхаживать по гостям, они одевались так по каждому уместному и неуместному случаю.

На самом деле с их положением в обществе всё обстояло несколько иначе.

В своём небольшом городке, расположенном в сотнях километрах от столицы, Роллены и вправду считались довольно состоятельными людьми. И всё же, они не были богаты настолько, чтобы позволить себе новые наряды к каждому небольшому пиршеству. Поэтому сегодня Эшли Роллен была очень расстроена тем, что надевает одно и то же фиолетовое платье вот уже седьмой раз.

— Это невыносимо, Рон, — громко пожаловалась она мужу. — Нам с Деми необходимо заказать у портнихи несколько новых нарядов!

— Да, папа. Это совершенно необходимо! — Подтвердила Деми.

— Не понимаю, как некоторые люди могут носить свои платья месяцами. — Продолжала сокрушаться старшая из Ролленов.

— Это уж у Джона надо спросить. — Вставила Деми, одним из любимых занятий которой было измываться над парнем, над которым она имела явное преимущество по праву рождения.

Все взоры через огромное окно устремились на Джона Арина, который в это самое время пыхтел во дворе с топором в руках.

Деми встала и подошла к окну, открыла его нараспашку и крикнула:

— Эй, Джон, мы тут хотели узнать, какого это, носить одну и ту же одежду много месяцев подряд?

Джон всего на секунду взглянул на Деми, которая характером и надменностью вырастала не просто похлеще своей матери, а превосходила её во много раз, потом продолжил своё дело.

Деми гордо рассмеялась, словно считала, что сказала что-то умное, а её смех подхватили родственники.

— Идиоты! — Проговорил Джон себе под нос и стал колотить дрова так яростно, что всего после одного удара они с треском ломались пополам и отлетали в стороны. — Я свалю из этого дома! Найду способ свалить от сюда! — Причитал он еле слышно.

— Не волнуйся, Джон, тебе одеваться красиво ни к чему. — Крикнула Деми в окно и засмеялась громче прежнего. — Красиво одеваются только люди из высшего света, а такому оборванцу, как ты, туда никогда не попасть.

— А я туда и не стремлюсь. — Снова проговорил Джон себе под нос. Сказать это громче было нельзя, Роллены терпеть не могли, когда кто-то, кого они считали ниже себя, перечил им.

Деми тем временем вошла во вкус и продолжала глагольствовать:

— Я вот выйду замуж за лорда, Дин станет кадетом, а потом командующим. Но самое большее, что светит тебе — это стать шахтёром, как твой отец.

— Всё, хватит, Деми, люди на улице могут услышать. — Шепнула Эшли Роллен дочери, и той пришлось закрыть окно и вернуться за стол.

Эшли нисколько не было жаль Джона, которому часто язвила её дочь, она лишь испугалась, что соседи услышат едкие выражения Деми и сочтут её недостойной, чтобы выйти замуж за лорда и стать благородной леди. Даже она сама порой не понимала, откуда у её дочери столько злости и надменности, и беспокоилась, что её высокомерное поведение может помешать ей подыскать партию среди высокопоставленных лиц.

Когда семья Ролленов расправилась с индейкой, пришло время Джона сесть за стол. К счастью, сегодня ему достались довольно приличные куски, но спокойно поесть ему всё равно не дали.

— Когда уберёшь со стола, приведи себя в человеческий вид. Сегодня вечером к нам на ужин придут приличные семьи. — Сказала Эшли.

Джон такие ужины на дух не переносил, но его заставляли в них присутствовать как доказательство благородства Ролленов — мол, вот, смотрите, мы подобрали этого сироту с улицы и вырастили в своём доме на свои средства. По такому особому случаю ему даже выдавали красивый фрак.

Что касается Эшли, она никогда не устраивала ужины лишь из доброты душевной, считая, что нечего кормить чужих людей за свой счёт. Но сегодня, чтобы показаться не просто богатой, но ещё и щедрой, она отдала приказ своей кухарке приготовить такие блюда, которых в Урубву ещё никто не пробовал.

Дело тут было в том, что к её соседям, семье Ридов, приехал с визитом их родственник, лорд и главнокомандующий кадетского корпуса Стэнли Рид, и Эшли надеялась, что ему приглянется её дочь Деми.

— Веди себя скромно, постарайся показаться доброй! У нас в гостях будет очень высокопоставленный человек. Лорд! Главнокомандующий! Неженатый! — Наставляла она дочь, завязывая узел на её корсете, а выражение лица с каждым описанием возможного жениха становилось всё более восторженным.

Стэнли Рид был высоким, грозным на вид мужчиной лет глубоко за тридцать. Говорил он редко, голос был низким и суровым, но даже в молчании его было что-то очень грозное. За столом ему якобы по случайности досталось почётное место рядом с младшей Роллен, однако к большому разочарованию Эшли, на её дочь он не обращал ни малейшего внимания, зато изредка, но с любопытством поглядывал на Джона, занявшего место в самом краю стола.

Его внимание привлекло крепкое телосложение мальчика, закалённое многими годами физической работы, его молчаливость и более всего, единственное сказанное им за весь вечер предложение. Все остальные болтали без умолку — кто о блюдах на столе, кто о том, что их сыновья тренируются день и ночь, чтобы стать кадетами. И вот, когда Рон Роллен с гордостью, будто это его личная заслуга, стал подолгу глагольствовать по поводу недавних новостей о том, что солдаты отбили целых два километра территории на поле боя, Джон выпалил:

— Но это заслуга солдат, господин Рон, не ваша.

Воцарилась тишина. Такое хамство в светском обществе поразило всех присутствующих. И у всех, кроме Стэнли Рида, были напуганные лица.

Что касалось Рона Роллена, он с трудом сдерживал приступ гнева и был в шаге от того, чтобы на глазах у всех хлестнуть своего воспитанника по затылку. Задела его не только внезапная дерзость Джона, но и смысл сказанных им слов. Роллен считал, что победу целиком и полностью обеспечивает командование, в котором все до единого принадлежат к сыновьям богачей, а от простых солдат не зависит ровным счётом ничего, и так как он ассоциировал себя со всем высшим светом одновременно, то воспринял слова парня как личное оскорбление.

Усмирить в себе гнев он не смог, и, не желая показывать гостям свою уязвлённость, ответил громкой, горделивой ухмылкой, после чего добавил:

— Ха! Да без хорошего командования все эти солдаты подохли бы при первой же вылазке!

Гости притихли и туловищем приросли к стульям, внимательно наблюдая за надвигающимся конфликтом.

Ситуацию спасла Эшли своим оглушающим смехом и словами:

— Что тут сказать, господа, сын простых рабочих. Мы дали ему образование, а он всё равно болтает ерунду и не умеет себя вести. Живое доказательство тому, что интеллект и воспитание передаются по крови.

Все присутствующие подхватили заразительный смех хозяйки дома. Все, кроме главнокомандующего кадетского корпуса. Он остался сидеть с тем же грозным выражением лица, но навсегда запомнил Джона, за целый вечер сказавшего всего одно предложение.

Когда все разошлись, Джона Арина ждало суровое наказание.

— Смени фрак на своё тряпьё и спускайся в подвал! Будешь знать, как меня позорить, отродье неблагодарное. Ты жив только благодаря мне, давно бы с голоду помер как собака, если бы мы тебя не подобрали! — Разразился Рон Роллен.

Обычно он вёл себя так, будто Джона в их доме вообще не существовало, но если мальчик ненароком попадал ему под руки — это была настоящая беда. Рон Роллен был самым жестоким человеком, которого знал Джон, и на этот раз ему ещё повезло, что хозяин дома был слишком уставшим, чтобы влепить ему пару подзатыльников, от которых в ушах звенело как в колокольне.

Что касается подвала, то он был в этом доме подобием темницы. Там было мрачно, грязно, сыро, а иногда там заводились крысы. Вместо кровати наказанному был постелен сток грязного колючего сена. Джона не раз там запирали на ночь в наказание за те или иные проступки, а на следующий день оставляли без завтрака и давали вдвое больше работы, потому что Ролленам казалось, что наказания подвалом недостаточно.

— Такой невоспитанный юноша, как ты, Джон Арин, навсегда останется подвальным жителем. — Крикнул Рон Роллен, с хлопком закрывая деревянный люк так, что опилка и пыль посыпались на голову юноши. Потом, усмехаясь с довольным лицом, он ещё несколько раз повторил «Хе! Подвальный житель!». Ему казалось верхом интеллекта придумывание на ходу такой метафоры, и он был очень горд за себя.

— Свалю из этого дома! — Повторил Джон, в темноте на ощупь добравшись до стога сена и укладываясь на него.

«Лишь бы на этот раз тут не оказалось крыс», — подумал он.

Через месяц ему должно было исполнится шестнадцать, и тогда он по возрасту начнёт подходить для вступления в кадетский корпус. Честь и почёт, которые доставались солдатам, его не интересовали. Становление кадетом было для него всего на всего единственным способом выбраться из своего персонального ада, в который превратился дом Ролленов, приютивших его.