Церковь и государство вплоть до установления государственной церкви

Адольф Гарнак, 1900

«Христианство, как религия в собственном смысле слова, не заключало в себе ничего, что должно было бы казаться недопустимым для Римского государства. Напротив, после того как государство выработало себе известный образ жизни по отношению к иудейской религии, представлялось, по-видимому, нетрудным найти таковой же по отношению к религии христианской, так как последней не были присущи многие из элементов, по преимуществу восстановлявших государство против иудейства…»

Введение

Христианство, как религия в собственном смысле слова, не заключало в себе ничего, что должно было бы казаться недопустимым для Римского государства. Напротив, после того как государство выработало себе известный образ жизни по отношению к иудейской религии, представлялось, по-видимому, нетрудным найти таковой же по отношению к религии христианской, так как последней не были присущи многие из элементов, по преимуществу восстановлявших государство против иудейства.

Исключительность христианской религии и ее организация в форме церкви не являлись сами по себе чем-либо недопустимым. Они сделались недопустимы вследствие того, что христианство предъявило свои права на все население римского мира и соответственно этому стремилось охватить всю империю своею церковною организациею. Лишь когда к этой организации и к исключительности присоединился универсализм, христиане представились и с точки зрения римской государственности действительно сделались врагами государства.

Мирное соглашение на почве античного и национального государства было невозможно; т. е. это государство не могло, оставаясь самим собою, признать церковь. Но в III столетии с ним, совершенно независимо от разрушительной работы церкви, совершилось превращение: оно утратило последние остававшиеся в нем национальные элементы и на деле перестало быть Римским государством. Церковь же в течение III века выработала действительно универсальную организацию. Однако в этом не было еще прочного залога ее успеха, так как церковь не может существовать без поддержки. Она может держаться во враждебном ей государстве, но не в государстве распавшемся. Даже враждебное государство дает ей необходимую поддержку; упадок государства влечет за собою ее падение, потому что главным образом из государства черпает она силы для своей универсальной организации.

Диоклетиан нашел государство в состоянии распада. Он создал его заново; хотя это было не прежнее, но тем не менее настоящее, централизованное государство. Это новое государство походило на церковь в том отношении, что подобно ей уравнивало население, не будучи связано отныне с единою господствующею народностью. За созданием этого государства должно было последовать уничтожение церкви. Гонения Диоклетиана, Максимиана, Галерия и Максимина Дазы являются наиболее ревностными и длительными из всех, перенесенных церковью; но последняя выказала в этой борьбе свое превосходство. Можно сказать, что она вышла из борьбы не ослабленною. Новое вненациональное государство так же не смогло справиться с теократией церкви, как прежнее полунациональное. Такое положение застал Константин и сделал единственное, что возможно было сделать: соединил вместе Диоклетиановскую империю и церковь. Последняя была слишком могущественна, чтобы соединение могло осуществиться в форме ее подчинения государству. Являлась, по-видимому, неизбежною сложная система взаимного подчинения и преобладания; такая система и имеется на деле не только в создании Гратиана и Феодосия, но уже и в том, что сделано Константином. В целом ряде областей общественной жизни церковь является подчиненною государству, но в ряде других она оказывается господствующим и руководящим элементом. Необходимо было установить равновесие, и надо думать, что до известной степени оно было достигнуто и удержано. Но при таком порядке, в силу самой природы вещей, постоянно существует для государства — не для церкви — опасность лишиться авторитета и подвергнуться распадению. Признавая божественную миссию церкви в области общественного строя, государство тем самым уже отрекается от власти. Все, что оно может в таком случае противопоставить «божественному» праву церкви, окажется слишком слабо и недействительно. Разбитое на почве идеи, отстаивая свое суверенное право путем вымученной софистики, государство не имеет другой опоры, кроме полиции и армии. Господствовать над церковью может только такой властитель, которому удастся не формально, а фактически стать во главе ее. Но тут дело возвращается к исходному пункту: церковь исчезает как самостоятельная величина. Можно сказать, что так же исчезает и государство; место обоих занимает своего рода теократия, которую можно по желанию назвать оцерковленным государством или огосударствленною церковью. Весь христианский Восток, то есть все области, принадлежащие Восточной церкви, находятся в таком положении, и последнее лишь упрочено было вторжением и водворением ислама. Самостоятельные государственные и национальные точки зрения там до такой степени заглушены, что вопросы исповедания являются определяющими и решающими. Перемена веры равносильна там перемене национальности; человек является прежде всего не турком, греком, армянином — но или мусульманином, или православным, или членом армянской церкви. Только вследствие исключительного обаяния римского апостольского престола роль церкви на Западе кажется более значительною; в действительности ее власть гораздо слабее. На Западе снова развилась независимая государственная власть, и национальности как таковые — независимо от исповедания — получили значение могущественных факторов. Теократический строй установился только на Востоке; на Западе политическая жизнь слагается в значительной степени из взаимоотношений между церковью, с одной стороны, и элементами государственности и народности — с другой. Но эти фазы развития лежат за пределами настоящего изложения. Оно должно ограничиться рассмотрением тех трех столетий, завершением которых является константиновская система обоюдостороннего подчинения государству церкви и государства церкви, господствовавшая в течение последующих веков.