В поисках Локи

Ади Сноу

Если бы я сам решил написать о себе книгу, ни за что бы не начал с этой истории! Гордиться тут особо нечем, от меня самого мало что зависело, по сути я попал в переплёт, и если бы не Тор и Ангрбода, так бы и застрял в теле шестилетнего ребёнка в далёком Мидгарде. Хотя, если бы не Тор и не Ангрбода, то меня не пытались бы убить, я не провалил бы заклинание портала и вообще ничего бы не было! Видимо, это книжка про них, а не про меня, что, вообще-то, обидно!Локи. Книга содержит нецензурную брань.

В поисках Локи

Трое в лодке

— Куды ты нас везёшь?

— Увидишь.

— Может, развяжешь? Хотя бы руки.

Тор резко опустил вёсла, мощным гребком толкнув лодку вперёд. Ледяная вода окатила пленников.

— Да твою ж кач… — связанный великан поперхнулся, получив тычок локтем под рёбра от мрачного соседа по несчастью. Заёрзал, зыркнул из под замёрзших кустистых бровей.

⠀

— У нас золото есть! Откуп!

— Вёсла видишь? — произнёс Тор, — стукнуть тебя по башке, чтоб заткнулся?

— Да за что?!

— А голос мне твой не нравится. Ты ведь этим гнусавым голосом велел моего брата утопить?

— Дык, этот пиздюк сестру нашу обесчестил! — взревел пленник, пытаясь встать на ноги.

— Хрямс, — сказало весло, опускаясь на голову гнусавого.

А Тор ничего не сказал. Он щурил голубые глаза и злился. На великанов, на их голубокожую сестру, на непутёвого братишку. Особенно на него. Сам бы утопил поганца. Придурка. Любимого.

Стукнутый веслом словоохотливый великан притих и немного сполз. Насколько позволяли веревки. Его молчаливый брат посмотрел на Тора со смесью уважения и неприязни.

— Впервые вижу, чтобы Хрюгнира так вырубили. У тебя весло волшебное, или я чёт не понял?

Тор промолчал.

Только свист холодного ветра и рассекающих гладь реки вёсел нарушали тишину.

— Если чё, я был против того, чтобы топить твоего ублюдочного братца.

Тор брезгливо скривился и смачно плюнул в сторону пленников.

— Я хорошо знаю Ангрбоду, — не унимался великан, — если бы она не захотела, хрен бы он на неё залез. Ещё непонятно, кто кого снасильничал.

— Заткни пасть.

— А то что? Треснешь меня вторым веслом? Ха! Коль ты нас топить собрался, то так оно и лучше будет. Или у тебя другое на уме, асгардец?

— Узнаешь.

Ох, если бы Тор сам знал, что у него на уме! Горе и ярость мешали думать. Ярость — привычный ответ на всё, что вторгается в его мир. Простой ответ — врагов убить, своих спасти. Но сейчас… что сдержало его руку? Какой из воплей размазываемых по стенам их собственного дома незадачливых родственничков синерожей сучки вселил в сердце Тора смутную надежду на чудо?

В конце концов, всевидящий страж не видел Локи ни в мире живых, ни в мире мертвых. Хотя и увидал, как синерожие громадины заматывали его, отчаянно сопротивляющегося, пытающегося обратиться змеем, магической цепью, засовывали в мешок и…

Да пропади всё пропадом!

Тор вырвал правое весло из уключины. Глаза пленника выпучились, когда мирное, но весомое орудие гребца, посверкивая молниями, начало укорачиваться и расширяться. Через мгновение в руке асгардца засверкал его молот, его Мьёльнир, гроза всех великанов.

Помощь норн

Три сестрицы, три норны, три приспешницы судьбы конечно знали, кто к ним ворвался и для чего. Ибо одна из них, старшая — ведала прошлым, вторая — настоящим, а третья, самая юная — будущим.

Вероятно, они не различали всех деталей, но суть видели ясно.

Сам Всеотец порой просил у них совета. Иногда. Очень редко. И каждый раз, заходя в их обитель, считал до ста и сжимал губы, а выходя от них, крепко ругался и бил кулаком о стену. Один раз даже лбом.

До сегодняшнего дня Тор не понимал, почему. Пока впервые не попёрся к ним на поклон.

⠀

Казалось бы — что проще? Задать вопрос, получить ответ. Но солнце уже начало клониться к закату, а подлые сестрицы будто издевались над ним, охотно изрекая откровенную чушь и одобрительно кивая друг другу.

— Почтенные норны, — играя желваками, сквозь сжатые зубы вновь воззвал он, — в третий раз прошу, ответьте, жив ли брат мой, Локи!

«И не ебите мне мозг», — крутилось на кончике языка.⠀

⠀

— Так ли уж брат тебе тот,

Кто зачат от иного родителя,

Женщиной тоже иною? —

прошамкала старшая, тряся головой и хихикая.

— Должно ль живущим считать

Нам того, кто обманом и хитростью

Стёр все следы на дороге? —

грозно вопросила средняя, величественно подняв указующий перст и нахмурившись.

— Я поиграла бы вновь,

С пескожуйками и огнедышками.

Юность младая урочна! —

засмеялась юная, подбрасывая в воздух вороньи перья и кружась.⠀

⠀ — Аргх… — зарычал Тор, не выдержав, его кровь закипела, голубые глаза побелели от ярости, ну а рука… рука привычно схватила рукоять молота.

Первой сообразила старуха, даром что слепая. Подхватила подол, метнулась за спину средней. Та отшатнулась, выставила перед собой руки и совсем с другой интонацией, успокаивающе, пророкотала:

— Грозные чайки дорог, ⠀

Чернокрылые трупов клеватели, ⠀

Одина птицы помогут!

Мать чудовищ

Сопли, слюни, пелёнки… Розовые пяточки, агуканье, утютюшканье. Бессонные ночи, проблемы кормления, режущихся зубов и слёзы умиления… Всё это, так или иначе — удел любой матери, будь она простой мидгардской женщиной, богиней или йотункой-великаншей.

Но не Ангрбоды.

Младший сыночек, весёлый и смышлёный малыш, повизгивая, прыгает вокруг смеющейся старшей сестры, пытаясь достать зубами до ветки железного дерева, которую Хель держит высоко, слишком высоко! Фенриру ещё нет года, а он уже сам добывает пищу, смелости и ловкости ему не занимать, а силой он превзошёл маму, хотя до среднего брата ему ещё ого-го расти.

Впрочем, сравнивать их нельзя. Йормунганд, зачатый Ангрбодой в ту ночь, когда Локи ублажал её, будучи в змеином теле, был, собственно, змеем. А малыш Фенрир — ладным красивым волчонком, появившимся на свет после тех ночей, что Локи провёл с ней в шкуре гигантского волка.

Ох, умел её возлюбленный, её муж играть и менять обличья! Да так, как никто иной не мог.

Впрочем, Локи никем иным и не был, он был особенным. Урождённый йотун, сын гордых великанов, появился на свет крошечным. Отвратительно крошечным.

Родители, недолго думая, принесли младенца в жертву, а по сути — выбросили, кому нужен микровеликан?

Но оказалось — кому-то нужен. Да не просто кому-то — великий Один, Всеотец и вечный враг йотунов подобрал голодную, корчащуюся и орущую козявку. Воспитал как сына, наравне с собственным, красавцем Тором. Так и появился единственный и неповторимый асгардец-йотун. Локи.

Ах, Локи, огонь души, свет в окне, услада ночей! Взбалмошный и нежный, смешливый и умный, ветер в лесу, звезда на небесах…

Как смеялась она, когда впервые увидела его — мелкий бог, пальцем заденешь, упадёт. Куда лезет? С его ли статями заглядываться на неё, это всё равно, что хорёк захочет медведицу!

Но не ведала тогда заносчивая великанша-ведунья, на что способен асгардский выкормыш, если чего-то захотел. Локи всегда был упрям и упорен. А магия — магия у него в крови… но откуда бы знать Ангрбоде, что и Фригга, жена Одина, сведущая в волшебстве, не может нарадоваться успехам и трудолюбию приёмного сына в дисциплинах иллюзий, перевоплощений и некромантии?

С некромантией Локи завязал после рождения Хель. Никто не мог предполагать, что дочь уродится такой. Одна половина её была целиком из магической некроплоти — живой труп с одной стороны, красивый здоровый ребёнок с другой.

Эх, а ведь как это было неожиданно, когда мелкий бог, ухмыльнувшись, крутанулся, подпрыгнул и… вырос выше самой великанши! Одежда на нём разорвалась, он сиял и искрился, его тело отливало красным и синим, мерцало, мускулы змеями играли под кожей, он смеялся, а его достоинства… Ангрбода сглотнула и сощурилась, непроизвольно сжимаясь. В общем, затея, как и все затеи этого сумасброда, была отменна! Но последствия, тоже как всегда, были не ахти.

Увы, ни одна прекрасная идея Локи не была им продумана до конца. Ну хотя бы до середины. Где он, и где продуманность? В какой-то момент всё шло наперекосяк, и Локи, совсем не злой от природы, совестился, бросался исправлять. Часто это получалось. Иногда даже с неожиданными бонусами для пострадавших.

Но сам он был неисправим, оставаясь всё таким же — хаотичным вихрем отличных идей с совершенно непредсказуемыми последствиями. Ангрбода впустила этот вихрь в своё сердце и в своё тело. И ни секунды не жалела об этом. Любовь к Локи затмевала собой всё. Даже то, что её собственный народ отвернулся от неё, окрестив матерью чудовищ.

Сын и Отец

Тор, сын Одина, повелитель бури, владелец грозного молота Мьёльнира, которого опасались все враги Асгарда, хоть и был ещё совсем юн, но мало чего боялся и много чего умел.

Массой достоинств он обладал.

Не умел, пожалуй, только одного, и только одного боялся — вынужденного бездействия.

И когда! Как раз когда всё в нём кричало — давай, беги, круши, спасай! Ладно, кого спасать — понятно. А кого крушить-то, бежать-то куда?

Ну, видимо, сначала к родителям.

Отец Тору, он же Всеотец всем прочим, был не в духе. Наорал. Насверкал единственным глазом так, что будь Тор чуть менее взвинчен, пылай он чуть послабее праведным гневом, возможно, устыдился бы.

— О чем ты думал, когда убивал синерож… Тьфу! Братьев Ангрбоды? — тряс бородой разгневанный старикан.

Тор набычился, но стоял твёрдо, глаз не отводил:

— Ты сам знаешь, что они сотворили с братом!

— А о чем думал он, глупый мальчишка, когда путался с йотункой? Для того ли я пригрел его на своей груди?

Фригга тихонько закашлялась — супруг явно перегибал.

— Отец! Все мы ошибаемся. Но, случись со мной такое, разве не захотел бы ты искупать своё копьё в крови моих убийц? Разве Локи не бросился бы искать меня, если бы была хоть капля надежды? Да что с тобой такое? С каких пор тебя волнует смерть каких-то синерожих великанов?

— Инеистых великанов, сын. Инеистых. Йотуны — инеистые великаны, запомни. Не синерожие, не синежопые, не выблядки Имира. Ты понял?

— Понял!

— Что ты понял?

⠀

— Что Всеотец готов насрать на судьбу собственного сына, который не раз спасал его жопу, и мою жопу, и все жопы Асгарда, из-за страха перед…

— Ни хрена ты не понял!!! — сорвался на крик Один. — Про жопы молчал бы, герой! Об этом я с тобой потом поговорю, без свидетелей!

Фригга за спиной супруга живо заинтересовалась вышивкой на подоле своего платья.

Тор, однако, с вызовом пялился в мечущий молнии пронзительный глаз:

⠀

— А мне насрать. Не прикажешь воронам искать Локи, я сражусь с Хеймдаллем и сам пробегусь по всем мирам. Я найду брата.

— Ничего ты не понял, — внезапно уставшим голосом повторил Один и, развернувшись, направился к трону. Сел. Опустил голову.

Тор молча ждал — напряжённый, злой.

— Это политика, сын. Ты слишком юн, неопытен и горяч, чтобы просчитать последствия своих действий. Про Локи я даже говорить не хочу, но ты… ты должен понимать… — Один поднял руку, предотвращая возражения. — Позиции Асгарда сейчас слишком слабы. Мы не можем себе позволить никаких провокаций. А ты учинил массовое убийство. Да, молчи, я знаю, я обычно хвалю тебя за такие подвиги, но не в этот раз, мальчик мой, не в этот раз! Ты хоть знаешь, как сильна эта женщина? И какую виру она может потребовать за своих братьев?

— Она любит Локи, — мрачно ухмыльнулся Тор, — она бы сама их прибила, если б я не опередил.

Один покачал седой головой. Ох, не был он в этом уверен. Злость на сыновей отступила, тревога осталась.

— Ладно. Я велю Хугину и Мунину найти Локи. Тебе же поручаю нейтрализовать Ангрбоду.

— Убить?

— Что? Нет! Сейчас она наш враг. Сделай её нашим другом.

Печали Стража

Златоокий задолбался.

Ну скажите на милость, какая радость постоянно, бессменно, охранять проход в иные миры?

Думаете, это весело? А, вы вообще не думаете? Ну, и то верно, когда вам думать… Вон, пусть Один думает, он как-никак всешний папахен, а не хватит у него мозгов, так советника своего, Мимира подключит. От того, правда, одна голова осталась, но голова мозговитая, не в пример прочим! Ну и норны, опять же, есть…

Хеймдалль, всевидящий, златоокий, златозубый, светлейший из асов сегодня приуныл.

Как-то уже насмотрелся он на всё.

И всё ему до одури наскучило.

Насмотрелся на то, как рвут на части врагов страшные волки в Железном лесу.

Насмотрелся на рукодельных карликов, до неприличия трудолюбивых и творящих невероятные чудеса в своих подземных кузнях.

Насмотрелся на то, как мочат друг друга асгардцы и могучие синекожие йотуны, испокон веков враждующие друг с другом.

Насмотрелся на то, как пируют после славной битвы павшие на ней воины в чертогах валькирий — Вальхалле. Насмотрелся на то, как живые ублажают друг друга разными способами — вот это, кстати, всегда развлекало грозного стража. Но не сегодня.

Сегодня на его удивительные глаза наворачивались слезы обиды.

Не, ну несправедливо же!

Вот стоит он, такой величественный, такой нужный, страж всего Асгарда, единственный пограничник у радужного моста, связующего миры.

Стоит. И стоит. И будет стоять!

И хоть бы одна сволочь поблагодарила!

Но нет!

А тут ещё этот Тор.

Бессовестный он. И братец его сводный, Локи — тот вообще поганец.

Срамники! Кому ж ещё знать, как не Всевидящему. За их похождениями наблюдать было всегда особенно увлекательно… И теперь, если уж честно, стало скучновато. И, конечно, златоокий, как никто другой, мог понять чувства молодого и горячего бога грома. Он-то знал, что связывало братьев крепко накрепко, но это совершенно не оправдывало несправедливость обвинений в его, Хеймдалля, адрес. Ну, не зрил он сейчас нигде паршивца, не зрил! И очень глупо за это целить благородному стражу молотом между глаз. Глупо и некрасиво.

Самым неприятным было то, что Хеймдалль всегда хотел дружить с заводным и бесшабашным Тором. Он был воплощением всех представлений стража об идеальном асгардце. Красавец, абсолютно не осознающий этого, и пальцем не шевелящий ради сохранения и приумножения своей красоты, в отличие от тех же Бальдра или Фрейра. Весёлый и отважный, в каждой опасности видящий забаву, вызов, а в себе того, кто должен его принять. Бескорыстная душа, не просящий за свои подвиги наград — ни золота, ни ласк прекрасных дев. Не заискивающий ни перед кем, прямой и честный — его дружбу нельзя было купить, а любовь завоевать. Тора любили далеко не все. Неудивительно. Он же не Бальдр — всеобщий баловень, рассыпающийся в десятке комплиментов в ответ на один и готовый зацеловать любого, кто ласково ему улыбнётся.

Тор не таков. Порой Хеймдалль думал, что Тор вообще не понимает, что такое вежливость. Впрочем, зачем быть вежливым, когда тебя боятся все враги, обожают немногочисленные друзья, а все прочие надеются спрятаться за твоей спиной, случись что нехорошее?

Но обидно, обидно…

А ведь сам страж ничем не хуже Тора. А уж тем более этого приёмыша, Локи! Отважен, статен, могуч! Лицом хорош невероятно, даже пугающе хорош. Умом тоже хорош! Вот разве что даром красноречия не владеет. И ведь он тоже приёмный сын Одина, только, похоже, все про это забыли. А он и не напоминал, он всегда был молчалив. Поговаривают, что его родили девять девственниц. До чего ж глупы бывают люди! Хеймдалль помнил всё, что видел от момента своего рождения. И он знал, почему он так отличается ото всех. Но навряд ли он захотел бы это обсудить.

Хотя, если бы Тор хоть раз спросил, вот ему бы он рассказал, честно глядя в его небесные глаза своими, цвета расплавленного золота.

Но треклятый молотильщик предпочитает пялиться в змеиные зелёные глазюки йотунского ублюдка, у которого нет ни чести, ни понятий, хохотать с ним и обниматься, а теперь, когда того и след простыл, орёт и машет своим молотом перед Хеймдаллем, хорошим, честным, добрым воином, ни разу в жизни не солгавшим и не согрешившим. И обвиняет его во вранье!

Не, совсем не весело было стражу, и, ненавидя Локи, он, тем не менее ото всей души желал, чтобы Хугин и Мунин, пара подручных воронов Всеотца, справились со своим заданием успешно. И поскорее.

Через лес

Железный лес Йотунхейма — не самое приятное место для прогулок.

Обычно Тор «прогуливался» тут чрезвычайно быстро, в компании и исключительно по делам.

Дела были разные, но заканчивались схоже. Несколько трупов йотунов, которые, само собой, заслужили эту участь — они вечно пакостили Асгарду. Ну и какая-нибудь добыча. Чаще всего развлекались они на пару с братцем, иногда присоединялся кто-нибудь из славных воинов. В любом случае, было весело!

Сейчас всё было не так. И убивать было нельзя, и рядом ни души, да и никакой радости на сердце.

А ведь была радость, совсем недавно была! Как он мастерски продавил отца, вынудил того сделать так, как нужно, как правильно!

С лёгким сердцем покидал он час назад тронный зал, плащ развевался за спиной, как знамя победы.

— Тор, постой! — Фригга выскользнула вслед за ним, задыхаясь, догнала сына.

— Да, мама? — удивлённо обернулся он, улыбаясь.

— Не спеши! Ты чему так обрадовался?

— А, ты не поняла? Отца не так легко прогнуть! И я добился своего!

— Какой ценой, сын? Ты думаешь, что ты выиграл? Ты подписался на сложнейшее дело!

— Да подумаешь! — Тор засмеялся, нежно погладил встревоженное лицо матери. Славная она. Волнуется вот только по пустякам.

— Подумать бы стоило, милый! Что ты собираешься делать?

— Успокойся, мам! Разберусь! Сколько раз мы с Локи обводили синерожих вокруг пальца!

— С Локи! — выдохнула Фригга, подняв брови домиком.

— Я знаю, знаю, — Тор, склонившись, легонько прикоснулся губами к страдальчески наморщившемуся лбу Фригги — поверь мне на слово, я многому у него научился.

— Терпеть не могу это твоё «поверь мне на слово»! Послушай… Позволь дать тебе совет!

Тор вздохнул нетерпеливо. Он не хотел совет. Он хотел побыстрее закончить с неприятным и мутным заданием. Но, ведь не отстанет же!

— Ну?

— Действуй через детей. Я мать… поверь… — она вдруг улыбнулась, — поверь мне на слово!

Дети… Тор быстро шагал по Железному лесу и крепко думал.

Дети обычно любили Тора. А вот Тор их не особо. Но это не беда.

Беда в том, что особо сильно он не любил синерожую шалаву братика. Со всеми её детьми впридачу.

Не, ну есть такое дело, путается любимый братишка с разными бабами… да и не только бабами. Ладно, это ерунда. Сам не безгрешен.

Но Ангрбода… Эта сучка претендовала не только на тело Локи. Она ухитрилась поселиться в его сердце — Тор чувствовал это… И это глубоко его ранило! Больно ранило. А боль вызывала ярость и гнев. И то, что Локи поначалу скрывал свои походы в её логово, бесило дико. Не, братишка ничего не отрицал, но рассказывал неохотно и под нажимом. И явно недоговаривал.

Про детей вообще — в двух словах, посмеиваясь. Хотя, как раз это Тор понимал — похоже, что родитель из Локи и вправду был никудышный, ни грамма ответственности, ну, народилось там чего-то, типа, бывает! Этим детям хоть как-то повезло, у них была мать.

Первого-то своего отпрыска, восьминогого жеребёнка Слейпнира, Локи сразу сбагрил Всеотцу, судя по всему, совершенно не представляя, что с ним делать. Так у Одина появился, на зависть всем, чудесный конь, умеющий проходить между мирами без помощи радужного моста.

Интересно, брат потом пожалел о своем решении? Ой, навряд ли! Он редко о чём жалел. Разве что прямо здесь и сейчас. Жил днём сегодняшним, не оглядываясь назад, совершал ошибки, выкручивался и, смеясь, шёл вперёд. Иногда наступая на те же грабли, но чаще на новые.

Ну, надо заметить, что до последних событий, выкручивался он блестяще. Взять хотя бы эту историю со стенами вокруг Асгарда, закончившуюся рождением Слейпнира! Тор невольно рассмеялся, вспомнив те дни.

Слейпнир

Ах, как хорошо возвращаться домой после долгого отсутствия! И, ах, как хорошо возвращаться не одному, а вместе с летом! Последний день весны нынче, завтра лето вступит в свои права, и Тор встретит его уже в родном Асгарде!

Любимый сын Одина обожал лето, и сердце его пело, да и сам он напевал какой-то красивый мотивчик, то ли где-то услышанный, то ли им самим сочинённый. Счастливая весенняя песенка! Скоро, скоро он увидит освещённые яркими утренними лучами родные чертоги!

Что за притча? Впереди вместо привычного вида вырисовывалась огромная, нет не так — Огромаднейшая Стена! Полгода назад, когда Тор покидал Асгард, чтобы сразиться с великанами на востоке, он слыхал от папы, что не помешало бы укрепиться. Тогда он почему-то решил, что речь идёт про обед, видимо плохо расслышал.

Но даже если асгардцы всем скопом бросились возводить эту стену сразу после того, как он, посвистывая, прошел через радужный мост, то и тогда бы они не управились за полгода!

Тор ускорил шаг и на всякий случай положил ладонь на рукоять молота. Весеннюю песенку, однако, напевать не перестал. Просто немного сменил мотив. Песенка зазвучала угрожающе и вопрошающе.

Конец ознакомительного фрагмента.