Губернатор

Адам Пшехшта, 2017

Варшава под немецкой оккупацией, идет Первая мировая война. Отодвинутая далеко на восток русская армия готовится к контрнаступлению, а Рудницкий получает предложение от немцев, от которого он не может отказаться. Избегая вмешательства в политику, алхимик невольно вовлекается в игру, в которой на карту поставлена жизнь и даже больше. Тем временем в анклавах появляются существа, которые носят имена падших ангелов. Дороги Рудницкого и Самарина снова пересекаются, но на этот раз каждый из них сражается под другим флагом.

Глава II

Рудницкого поселили недалеко от апартаментов, занимаемых царской семьей, в комнатах, достойных правителя. Все помещения сияли золотом, пол укрывали сказочные цветные ковры из Исфахана, а мебель была уставлена ценными безделушками.

Рудницкий услышал стук, едва успев разложить багаж. Он сразу же узнал пожилого невзрачного мужчину в серой униформе: графа фон Шварца, доверенного царя.

— Его Величество вызывает вас, — сухо проинформировал аристократ.

Алхимик смерил его внимательным взглядом, но не пошевелился.

— Я сказал, что…

— Я слышал, — бесцеремонно прервал его Рудницкий. — Просто жду, пока вы закончите предложение. На случай, если вы забыли, как меня зовут, вот моя визитная карточка.

Фон Шварц машинально глянул на визитку, после чего спрятал ее в карман с заметным отвращением.

— Как пожелаете… Олаф Арнольдович, — процедил он. — Теперь мы можем идти?

— Конечно.

Граф повел его прямо в личный кабинет царя. По дороге они прошли мимо нескольких постов вооруженных до зубов солдат в мундирах элитных войск. Несмотря на то что ситуация в Москве и Петербурге была под контролем — беспорядки закончились два года назад, — охрана царской семьи по-прежнему находилась в состоянии повышенной готовности. Также Рудницкий заметил, что и возле его апартаментов выставили охрану. Возможно, это для защиты Олафа Арнольдовича, но не исключено, что кто-то просто решил не спускать глаз с проблемного гостя. Отношение фон Шварца ясно дало понять, что не все в восторге от его приезда. Только в чем проблема? Рудницкий помнил графа как бесцветного, безгранично преданного царю чиновника. И Самарин говорил, что доверенный царя не принимает участия ни в каких дворцовых интригах. Что-то должно было случиться. Вот только что? А может, местные воспринимают его как очередного шарлатана? Согласно рассказу Матушкина, через дворец прошла целая плеяда «чудотворцев» всех мастей. С другой стороны, Рудницкий уже не раз помогал наследнику престола, о чем при дворе знали все…

Алхимик отбросил эти мысли. Фон Шварц с раздражением отослал очередного охранника, постучал и доложил о Рудницком.

Кабинет царя остался в том же спартанском стиле, какой запомнился Рудницкому с предыдущего визита. Только прибавилось карт, испещренных непонятными для постороннего разноцветными значками. На лице правителя появились морщины, а темные круги под глазами свидетельствовали об усталости. И мундир Преображенского полка, в котором был царь, выглядел великоватым.

— Ваше Величество. — Алхимик поклонился.

— Господин Рудницкий…

Алхимик сел в кресло, на которое ему указали милостивым жестом. Воцарилась неловкая тишина. Согласно протоколу Рудницкий не мог заговорить первым, а по лицу царя было заметно, что он размышляет, как начать разговор.

— Я так понимаю, вы знакомы с ситуацией? — наконец произнес царь, с явным усилием формулируя свою мысль.

— В общих чертах, — осторожно ответил алхимик.

— Мой сын… Алексей…

— Ваше Величество, я могу кое-что предложить?

— Я вас слушаю.

— Я хотел бы оценить состояние Его Императорского Высочества.

— Вы только приехали и, конечно же, устали, — заметил монарх. — К тому же Алексей спит, доктор дал ему опиум. Может, рано утром… — Он замолчал, видя выражение лица собеседника. — Что такое?

— Ваше Величество, я беспокоюсь за цесаревича, — искренне сказал Рудницкий. — Благодарю за заботу, но офицеры Вашего Величества побеспокоились о моем комфорте во время путешествия. К тому же в таких случаях учитывается прежде всего самочувствие пациента, и я не вижу причины откладывать обследование на потом. Уверяю вас, я сделал бы это для любого своего пациента. А если мальчик спит, тем лучше: не почувствует боли, поскольку обследование может быть неприятным.

Правитель покачал головой, на его губах появилась мимолетная улыбка.

— Видно, что вы не являетесь придворным, — заметил он.

— Прошу прощения, если обидел Ваше Величество, — пробубнил Рудницкий.

— Ну что вы! Такая искренность является… ободряющей. Не говоря уже о том, что она редко встречается. Прошу за мной. Еще одно: напоминаю, что мы не используем титулы, обращаясь к детям. Это не нужно.

Рудницкий молча поклонился и последовал за царем. Комната цесаревича находилась рядом, за поворотом коридора. Воздух в помещении был насыщен запахом лекарств и опиума, с едва уловимой вонью окровавленных бинтов. Возле кровати больного сидел высокий лысый мужчина с острой бородкой. Небрежно свисающий стетоскоп выдавал в нем доктора. На небольшом столике, в пределах досягаемости руки медика, стоял телефон.

— Доктор Гуэрини из больницы «Младенец Иисус» в Риме, господин Рудницкий, — быстро представил монарх. — Можете начинать, — добавил он, обращаясь к Рудницкому.

Рудницкий отвернул одеяло и осторожно осмотрел конечности мальчика — цесаревич спал в ночной рубашке. Коленные и локтевые суставы сильно опухли, а видимые в нескольких местах синяки говорили о внутренних кровоизлияниях. Ребенок беспокойно пошевелился, тихо застонав.

— Что вы даете ему? — шепотом спросил алхимик у доктора. — Для обезболивания?

— Опиум, — с обидой ответил доктор. — В небольших дозах, чтобы не привести к зависимости, — добавил он на ломаном русском.

Рудницкий кинул на него разъяренный взгляд и резко выпрямился.

— Простите, мне нужна моя сумка, — заявил он. — Сейчас вернусь.

— Думаю, доктор Гуэрини может послать за ней, уходя, — спокойно, но решительно произнес царь.

Рудницкий присел на край кровати, а итальянец в мгновение ока исчез за дверями.

— Господин Рудницкий, как вы оцениваете состояние моего сына?

Алхимик неуверенно откашлялся: в голосе царя он услышал напряжение и едва заметный страх.

— Если бы речь шла о ком-то другом, я сказал бы, что ситуация серьезная, но не критическая. Однако похоже, что… Алексей не реагирует на лекарства. Так или иначе, ему нужно давать обезболивающее.

— А конкретней?

— Морфий.

— Мой сын — наследник престола! Он не может стать зависимым!

Рудницкий стиснул зубы, воздерживаясь от возражений. Отчитывать императора всея Руси в его собственном дворце не лучшая идея.

— Я постараюсь, чтобы до этого не дошло, — сказал он, делая глубокий вдох. — Однако сейчас наиважнейшим является борьба с болью.

— Доктор Гуэрини заверил меня, что опухоль суставов хоть и неприятна, но не причиняет большого дискомфорта. Да и Алексей нечасто жалуется.

— Ваше Величество действительно в это верит? — холодно спросил Рудницкий. — Посмотрите, пожалуйста, ребенок мучается даже во сне. Мы не говорим о дискомфорте, только о страдании, что почти на пределе человеческой выносливости.

Царь нахмурил брови, раздумывая об услышанном.

— Доктор Гуэрини — врач с мировой известностью, — сказал он через минуту. — Вы сомневаетесь в его компетенции?

— Не в компетенции. Только в его честности и здравом рассудке.

— Я не понимаю…

— Исходя из применяемой медикаментозной терапии, я считаю, что лечение цесаревича правильное, — пояснил Рудницкий, видя вопросительное выражение на лице царя. — Оно как классическое, так и спагирическое, — добавил он, указывая на заставленный лекарствами столик. — Я и сам бы его использовал. Однако… — Он замолчал.

— Однако?

— Отказавшись от морфия, доктор Гуэрини пренебрег состоянием пациента по желанию Вашего Величества. Наверное, ожидая соответствующего вознаграждения…

— Осуждение тех, кто лучше, и выдвижение беспочвенных обвинений не принесут вам моей благосклонности!

Поляк вздрогнул, когда услышал резкий тон царя, но не отвел взгляд. До того как он успел что-либо ответить, раздался стук и в комнату вошел фон Шварц с медицинской сумкой алхимика.

— Мой диагноз подтвердит любой доктор, — заверил Рудницкий.

Царь не ответил, гневно глядя на него.

— Какой госпиталь считается лучшим в Петербурге? — спросил алхимик у фон Шварца.

— Смотря какой… — осторожно ответил граф.

— Речь идет о независимом медицинском заключении.

— Неделю назад в Петербург приехал профессор Бунда, ученик Склифосовского. Сейчас он преподает в Императорской военно-медицинской академии.

— Не могли бы вы позвонить ему? — попросил Рудницкий.

Фон Шварц послушно подошел к телефону, подгоняемый нетерпеливым жестом царя.

— Что я должен ему сказать? — спросил он.

— Речь идет о лечении случаев излияния крови в суставы.

Мужчина соединился с Академией, коротко представился и потребовал к телефону доктора Бунду. Все это было сделано с невозмутимым выражением лица, но быстрые, резкие движения аристократа выдавали его беспокойство. Он старательно скрывал волнение. Только чего мог бояться доверенный царя? Возможно, его беспокоило состояние здоровья наследника престола, пришел к выводу Рудницкий.

Тем временем царь подошел к замершему от удивления аристократу и протянул руку.

— С вами будет говорить государь император, — нервно сказал фон Шварц.

Беседа длилась недолго, царь только спросил об интенсивности болей в случаях гемофилии и способах ее лечения. Его выражение лица свидетельствовало о том, что он был недоволен полученным ответом.

— Вы были правы, господин Рудницкий! — заявил он, с треском опуская трубку. — Я должен извиниться. Профессор Гуэрини…

Хотя царь не закончил предложение, не было сомнений, что акции итальянца упали ниже безопасного уровня.

— Я с самого начала говорил, что этот итальяшка не должен заниматься Алексеем, — вмешался фон Шварц. — У нас мало своих врачей? Преданных отчизне и монархии патриотов? Не нужны нам пришл…

— Хватит! — прервал его монарх. — Забываешься, Рудольф! Возвращайся к своим обязанностям!

Граф молча выполнил распоряжения, но на его лице не было раскаянья.

— Не принимайте его слова на свой счет, мы все сегодня обеспокоены, — оправдал царь подчиненного. — Вернемся к делу, что вы предлагаете?

— Дать морфий и раствор алхимического золота. Я разработал этот рецепт год назад, и до этого времени он хорошо себя проявил. Морфий снимает боль, а золото воздействует на все виды воспалений.

Рудницкий приготовил шприц и вытащил из сумки небольшую шкатулку со стеклянными ампулами. Каждая излучала нежное голубое сияние.

— Этот странный эффект — результат алхимических процедур?

— Не совсем. На каждой ампуле находится символ, что увеличивает эффективность лекарств.

— Это безопасно?

— Абсолютно, — заверил Рудницкий. — Я использовал их на многих серьезно больных пациентах.

— И каким это образом? Насколько я помню, вам не выдали диплом?

— С началом войны качество медицинской помощи в Варшаве значительно ухудшилось, потому алхимикам и даже магам позволили помогать нескольким хосписам и двум-трем больницам. Конечно же, все должны были пройти соответствующую проверку.

— Я правильно понял, что вы имеете в виду благотворительность?

— Что-то в этом духе, — неохотно признал Рудницкий.

Царь сжал губы, когда алхимик вогнал иглу в колено ребенка.

— Когда это подействует?

— Сложно сказать, однако первый эффект должен наступить через полчаса.

— А конкретней?

— Синяки и припухлости должны уменьшиться.

Рудницкий окунул химический карандаш в графин с водой и обрисовал припухлости суставов спящего Алексея и несколько самых больших синяков.

— Это поможет проследить за изменениями, — пояснил он.

Царь почти незаметным кивком выказал одобрение и положил на стол тяжелые карманные часы с золотой цепочкой.

— Полчаса? Что ж, подождем, — сказал он.

Алхимик подвинул себе стул и удобно уселся, стараясь не показывать волнения. «Полчаса — это не так долго, — подумал он. — Особенно если лекарство подействует. Хуже, если нет…»

* * *

Рудницкий натер колено цесаревича коричневой, неприятно пахнущей мазью и задумчиво покачал головой.

— Что-то не так, — пробурчал он.

— Припухлость спала, — заметил царь.

Он сидел возле кровати больного ребенка, с напряжением следя за действиями алхимика.

— Да, но это результат моего препарата, а этот не хуже. Однако не действует.

— Профессор Гуэрини утверждал, что присланные вами медикаменты оказались неэффективными, потому он заказал новые, — сказал царь, указывая на фарфоровую баночку, украшенную знаком солнечного круга.

— Да, это символ гильдии из Новониколаевска, — сказал Рудницкий.

— Я даже не знаю, говорил ли он правду! — взорвался царь. — Я доверял ему! Если окажется, что ваши лекарства могли помочь Алексею…

— Не могли, — рассеянно ответил алхимик. — Они действительно не действовали. Те, которые Ваше Величество заказали у меня два года назад, — добавил он. — Я проверил. Между тем препараты, что я привез, начинают снимать отеки, несмотря на то что они хуже по качеству.

— Почему хуже?

— Немцы практически лишили нас возможности посещать анклав, поэтому сложно пополнить запасы первичной материи, а без этой субстанции создавать расширенные препараты практически невозможно. Правда, генерал Безелер выделил мне небольшое количество первичной материи, однако из-за спешки я должен был сократить определенные процедуры, и это привело к тому, что медикаменты имеют меньшую силу, чем если бы я потратил больше времени.

— Однако они работают, в отличие от других, в том числе и заказанных профессором Гуэрини.

— Именно. И это меня беспокоит.

— Почему? Возможно, за два года они утратили свежесть? Или емкости, в которых они хранились, пропускали?

— Ни в коем случае! Я проверяю такие вещи очень старательно. Ну и лекарства профессора оказались также неэффективными. Сложно предположить, чтобы и они высохли или были плохо упакованы.

— И к каким выводам вы пришли?

Рудницкий беспомощно развел руками.

— Даже не знаю, что об этом думать, — признал он. — Однако я рекомендовал бы Вашему Величеству внести некоторые изменения, если речь идет о заботе о цесаревиче.

— Все, что вы скажете. Впервые за несколько месяцев я вижу улучшение в состоянии Алексея. Даже температура спала, — сказал царь, нежно касаясь лба мальчика. — А синьором Гуэрини я займусь лично, — со злостью пообещал он.

— Я не об этом говорил.

— Тогда в чем дело?

— По-моему мнению, профессор сделал все, что мог, чтобы вылечить сына Вашего Величества. Да, он совершил ошибку, но я уверен, что это больше не повторится. Однако я бы советовал, чтобы в комнате наследника престола всегда кто-то был. Помимо медицинского персонала, — заявил Рудницкий, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Лучше кто-то из офицеров Конвоя. День и ночь…

На лице царя не дрогнул ни один мускул, но то, что появилось в его глазах, было больше, чем гнев.

— Вы считаете, это саботаж?

— Я надеюсь, что нет и все это имеет естественное объяснение. Однако дополнительные меры предосторожности не помешают. Самое важное — здоровье цесаревича.

— Я не верю! Это какой-то абсурд!

— Только дополнительная страховка…

— И как вы себе это представляете? Кому я мог бы доверить жизнь сына, коль вы сомневаетесь в преданности людей из моего ближайшего окружения?! Конвою? Это сотни солдат, среди которых я лично знаю лишь горстку.

— Ваше Величество, я думаю, не сомневается в преданности генерала Самарина?

— Я должен обидеть людей, которые без колебания отдали бы за меня свою жизнь, из-за сомнений польского алхимика?!

— Решение за вами, Ваше Величество, я только выразил свое мнение.

Казалось, что царь снова уступит злости, однако он огромным усилием воли взял себя в руки, концентрируя внимание на поляке. Ощущение было не из приятных: в глазах монарха не было и капли тепла. Тишина душила и тяготила, Рудницкому показалось, что в комнате не хватает воздуха. Наконец царь пошевелился и устало потер виски.

— Благодарю вас, — заявил он сухим, официальным тоном. — Если вы захотите покинуть дворец, прошу предупредить графа фон Шварца.

«Кажется, кому-то только что указали свое место, — цинично подумал Рудницкий. — Самое время навестить Марию Павловну, поскольку еще немного — и меня посадят под домашний арест. Ну и надо предупредить Сашку — кто знает, не навредит ли ему рекомендация «польского алхимика»…

* * *

Рудницкий вышел из кареты и заплатил кучеру. Возможно, в Петербурге провели какие-то аресты, но на первый взгляд это было незаметно. По улицам, как и раньше, кружили экипажи, бежали электрические трамваи, иногда проезжал автомобиль. Только люди вели себя менее свободно, чем раньше. Зато стало больше трактиров, кабаков и ночных клубов. Ничего странного: война. Жители столицы жаждали развлечений и забвения.

Резиденция княгини Самариной находилась на Невском проспекте, недалеко от Аничкова моста. Дворец в стиле необарокко был украшен фигурами бородатых атлантов, а окна на первом этаже защищены мощными решетками, выкованными в виде фантастических узоров. Здание выделялось среди других даже на главной улице города, населенной элитой.

У входа его приветствовал пожилой лакей, которого он знал еще по Варшаве. Слуга сразу же проводил его к княгине. Похоже, Мария Павловна отдала соответствующие инструкции на случай его появления в Петербурге.

— Олаф Арнольдович, — представил его слуга, открыв двери в салон.

Алхимик с облегчением заметил, что пожилая княгиня находилась в хорошей форме: ее быстрые движения и естественный румянец на лице свидетельствовали, что она в полном порядке. Тут присутствовали еще две молодые, элегантно одетые дамы и — как же иначе — граф Самарин.

— Тетушка, — церемониально склонился Рудницкий. — Дамы, господин граф.

— Олаф, ты негодник! Я не видела тебя почти год!

Княгиня сорвалась с кресла и подбежала, чтобы обнять его. Генерал Самарин был менее эмоциональным и ограничился только пожатием руки и приятельским похлопыванием по плечу.

— Надя Трубецкая и Люда фон Крис, Олаф Арнольдович Рудницкий, — быстро представила хозяйка дома.

До того как они заняли свои места, служанка подала свежеиспеченное, еще теплое печенье и поставила еще одну кружку.

— Сейчас сложно найти хороших слуг, но в доме Марии Павловны все, как всегда, на высшем уровне, — заметила Надя Трубецкая.

Княгиня отклонила комплимент небрежным жестом, после чего налила алхимику чай.

— Рассказывай! — потребовала она, обращаясь к Рудницкому. — Как у тебя дела? Надолго приехал? Ты, конечно же, должен остановиться у меня!

— К сожалению, я уже поселился в Царском Селе. Вы же понимаете, тетя, что лучше, чтобы я находился поближе к наследнику престола, по крайней мере пока ему не станет легче.

— Вы доктор? — заинтересованно спросила Трубецкая.

Стройная шатенка с нежными, классическими чертами лица и бездонными темными глазами контрастировала со своей светловолосой подругой. Барышня фон Крис напоминала валькирию: волосы в оттенках приглушенного золота с примесью меди, зеленые глаза и гибкая, с округлыми женскими прелестями фигура, притягивающая мужские взгляды не меньше, чем Трубецкая. Судя по фамильярному представлению обеих барышень — княгиня использовала неполные имена — и перепуганному лицу Самарина, Мария Павловна не без причины пригласила к себе этих красавиц…

Рудницкий закусил губу, чтобы не рассмеяться.

— В определенном смысле, — ответил он. — Прежде всего, я занимаюсь алхимией.

— Как твой отель? — спросила княгиня.

— Не лучшим образом, — признался Рудницкий. — Половину заняли немцы, к тому же я поссорился с одной особой со связями… Но все будет хорошо, — быстро добавил он.

— Рассказывай!

— Но, тетушка, правда ничего важного. И ничего интересного.

— Олаф Арнольдович!

— Не знаю, как другие, но я охотно послушаю, в какие передряги впутался на этот раз великий магистр варшавской гильдии, — неожиданно вмешалась Людмила фон Крис.

Алхимик едва не захлебнулся чаем: в голосе барышни фон Крис звучал неподдельный интерес.

— Я сразу же вас узнала, — пояснила девушка. — После поединка с монсеньором Потуриным газеты разместили ваш портрет.

— А, так это вы вылечили цесаревича и спасли Москву и Петербург! — внезапно выкрикнула Трубецкая.

— Это грубое преувеличение, — запротестовал Рудницкий. — Я только…

— Без преувеличений, — перебил его Самарин. — Олаф слишком скромен.

На губах генерала появилась язвительная ухмылка, похоже, офицер понял, что может перевести внимание барышень в сторону алхимика.

— Мы ждем! — подгоняла его Мария Павловна.

Рудницкий вздохнул и представил сильно урезанную версию случившегося.

— Те символы, что там остались, — задумчиво отозвался Самарин, — как ты думаешь, они могут иметь боевое применение?

— Сомневаюсь. Скорее медицинское.

— Медицинское?

— Больные часто неосознанно напрягают мышцы, что усложняет кровообращение. Такое расслабление могло бы им помочь. Побочные эффекты, о которых я говорил, проявляются исключительно при долговременном воздействии символов или звуков.

— Думаешь, ты вернешь отель? — заботливо спросила княгиня.

— Конечно. У меня есть обещание генерала Безелера.

Дальнейший разговор прервала Трубецкая, демонстративно посмотрев на настенные часы.

— Мне нужно возвращаться домой, — заявила она. — Иначе маман будет беспокоиться.

Девушка сердечно обняла Марию Павловну, после чего с явной неохотой направилась к выходу. Подгоняемый грозной гримасой княгини, Самарин сорвался с места.

— Я отвезу вас, — сказал он, хотя и без явного энтузиазма.

— И я должна уходить, — сказала с улыбкой Люда фон Крис. — Моя карета, наверное, уже ждет.

К удивлению алхимика, Мария Павловна требовательным жестом приказала ему заняться второй барышней.

— Вернешься на моей, она удобней, — заявила княгиня не терпящим возражений тоном. — Мой внук составит тебе компанию.

Лишь через минуту Рудницкий понял, что речь о нем.

— Конечно, с удовольствием, — заявил он, слишком ошеломленный, чтобы протестовать.

То, как назвала его княгиня, имело далекоидущие последствия, и не только для него. Алхимик допускал, что Самарин не будет в восторге от заявления своей двоюродной бабки. Одно — это неформальное упоминание о далеком родстве, часто аристократы сами не ориентировались в родственных связях, и совсем другое — публичное заявление, подтверждающее кровные узы с «польским алхимиком». Нужно будет это прояснить, решил Рудницкий. В данную минуту у него были другие проблемы: барышня Людмила оперлась на его руку, демонстрируя глубокое декольте, а аромат парфюма и источающее тепло девичье тело не способствовали серьезным размышлениям.

Роскошная, но предназначенная исключительно для двоих карета княгини заставила их занять места рядом друг с другом, что смущало алхимика, но, как оказалось, в наименьшей мере волновало барышню фон Крис. Девушка назвала кучеру адрес, после чего в легкой, шутливой манере начала рассказывать о себе и своей семье. Рудницкий старался следить за ходом ее рассказа, постоянно отвлекаясь на какой-нибудь жест или случайное касание прекрасной попутчицы. Алхимик не считался знатоком женщин, однако было очевидно, что по каким-то причинам барышня Людмила решила ему доказать, что не только умна, но и одарена другими достоинствами… Только почему? Рудницкий сомневался, что причиной было упоминание о его родстве — пусть и неблизком! — со старой княгиней. Людмила фон Крис явно принадлежала к сливкам общества Петербурга, иначе не попала бы в дом к известной своим снобизмом даже при царском дворе Марии Павловны, а аристократия не водилась бы с обычным, хотя и искусным в своем ремесле алхимиком. «И эту загадку нужно разгадать, — подумал Рудницкий. — Позже…»

* * *

Алхимик откупорил очередную бутылочку из темного стекла, набрал на палец коричневой мази и намазал запястье. Очередная неудача, нулевой эффект. Он не ощутил на коже никакого холода или покалывания, даже характерного запаха — мазь была неэффективной.

— Я, конечно, не проверял все бутылочки, — оправдывался Гуэрини. — Их же целая сотня! Но я не нашел ни одной с активным препаратом. Поэтому заказал лекарства в той гильдии… как ее там?

— «Солнечный свет», — подсказал Рудницкий.

Название Новониколаевской гильдии связано с загадочным алхимическим трактатом шестнадцатого века под названием Splendor Solis.

— А, точно! «Солнечный свет». Мне рекомендовали их как заслуживающих доверия, а через неделю после того как я получил заказанные препараты, все спагирические медикаменты перестали действовать!

— Вы держали их в этом месте?

Итальянец кивнул.

— Помещение закрывается на ключ и находится в том самом крыле, что и царские апартаменты, — пояснил он. — Сюда имеют доступ только доверенные лица императора.

— Не считая слуг и охраны, — мрачно сказал Рудницкий.

— Это уже не в моей компетенции. И не в вашей, dottore, — заметил Гуэрини. — Я безмерно вам благодарен за то, что вы вступились за меня перед Его Величеством, однако считаю, что вы не правы. Саботаж? Исключено! Вот посмотрите, все средства безопасности в идеальном состоянии.

Алхимик подтвердил это нечленораздельным мычанием. Каждая из сотни стеклянных емкостей была запечатана и защищена символом гильдии или алхимика, который создал лекарство. Даже если бы гипотетический злодей смог справиться с печатями, это заняло бы много часов. К тому же это помещение днем и ночью охраняли солдаты царской гвардии. Да и лекарства не были отравлены: тесты не выявили присутствия никаких посторонних субстанций. Медикаменты просто не работали.

— Безумие! — вздохнул Рудницкий. — У вас есть какая-нибудь гипотеза, профессор?

— К сожалению, нет. Почти все лекарства — это спагирические препараты, я не специалист в этом, — признался Гуэрини, пожав плечами. — Если бы речь шла об обычных лекарствах, я бы подумал, что они испортились. Хотя, может, и тут…

— Исключено! — оборвал его Рудницкий. — Для изготовления большинства из них использовалась первичная материя, а это гарантия почти вечного хранения. Они не могли испортиться через год или два. Это невозможно! К тому же, как вы сами заметили, некоторые утратили эффективность уже через неделю.

— В этом действительно есть что-то странное, — согласился с ним итальянец. — Если бы еще один или два препарата, ну пусть десять от конкретного поставщика, но десятки или сотни, изготовленные разными алхимиками? К тому же большинство неактивных препаратов вашего производства. Но привезенные вами лекарства действуют. И только они…

Рудницкий окинул собеседника пристальным взглядом, но непохоже было, что Гуэрини хотел его в чем-то обвинить, доктор просто размышлял вслух.

— Но и те лекарства, что я заказал, сначала помогали цесаревичу, — продолжал размышлять итальянец. — Только позднее их эффективность начала уменьшаться.

— Постепенно или со дня на день? — быстро спросил алхимик.

— Кажется, постепенно, — задумчиво ответил Гуэрини. — Через два-три дня здоровье наследника престола улучшалось на глазах, потом становилось хуже, и, наконец, медикаменты переставали действовать. И так по кругу, когда я покупал новые.

— Вы точно все лекарства держали в этом помещении? — повторил Рудницкий.

— Точно. Часть находилась в комнате больного, чтобы были под рукой.

— И они тоже переставали работать?

— К сожалению. Ну как? Мы закончили инвентаризацию? Если бы вы сказали, что искать, то пошло бы быстрей, — предложил Гуэрини.

— Достаточно нанести каплю препарата на кожу. Мазь действует как обезболивающая и сужающая сосуды, потому она должна вызывать легкое онемение и ощущение холода, — пояснил Рудницкий.

Итальянец закатал рукав и нанес мазь на внутреннюю часть предплечья.

— Я ничего не чувствую, — сказал он. — В этом месте кожа чувствительней, чем на запястье, — пояснил он, видя вопросительный взгляд алхимика.

— Я не думаю, что мы найдем хотя бы один хороший препарат, но должны проверить все, — устало ответил Рудницкий. — Я обещал это Его Величеству.

Итальянец ответил полным покорности жестом. Они молча продолжили работу. Звенело стекло, а на полу росла куча небрежно брошенных ампул и бутылочек. Во всех была только неэффективная мазь в разных оттенках зеленого и коричневого.

* * *

Струя горячей воды смывала с него усталость — инвентаризация заняла почти четыре часа — вместе с засохшими остатками мазей и эликсиров. Алхимик прикрыл глаза и позволил себе минуту релакса. Наконец он неохотно закрутил богато декорированные краны. Комнату заполнили клубы пара, поэтому Рудницкий на ощупь потянулся за полотенцем. Неожиданно в ванную комнату хлынула волна холодного воздуха, и в дверях появился Самарин.

— Что опять?! — рявкнул алхимик. — Можешь дать мне спокойно помыться?

Самарин молча кинул ему халат, после чего отправился в салон. Рудницкий нехотя последовал за ним.

— Что ты тут делаешь? — спросил он. — В этом крыле живет только царская семья.

— И как я вижу, некоторые алхимики, — буркнул Самарин. — Я — офицер Конвоя, — грубо напомнил он. — И Его Величество приказал мне усилить охрану дворца, а за указаниями обратиться к тебе. Так что я внимательно слушаю, Олаф Арнольдович, какие замечания у вас есть к работе моих людей?

В голосе генерала слышался холодный, неприятный тон.

— Ох, перестань дуться, речь не о твоих людях!

— В таком случае о чем?

Рудницкий кратко описал ему ситуацию и результаты, к которым пришел.

— Ты правда думаешь, что это саботаж?

— Это самая правдоподобная версия, — осторожно ответил алхимик. — Не вижу другого объяснения, поскольку в свое время я уже лечил цесаревича этими самыми препаратами, и Гуэрини явно не лыком шит.

— Ты уверен, что ваши медикаменты не утратили своих лечебных свойств естественным способом?

Рудницкий окинул приятеля неодобрительным взглядом и покачал головой.

— Это невозможно! — коротко сказал он. — Первичная материя вечна. Это что-то, что существует доныне с начала Сотворения мира. Как ты думаешь, почему живущие в анклаве создания бессмертны? Подсказка для не особо умных российских генералов: их тела тоже содержат первичную материю! Говоря еще проще, если добавить в суп щепотку первичной материи, он будет сохраняться вечно. Эти препараты не могли испортиться!

— Ну хорошо, предположим на мгновение, что ты прав, — с раздражением сказал Самарин. — За чем мне следить? За комнатами цесаревича? Но туда и так никто не заходит, кроме семьи и докторов. Комната с лекарствами? Принимая во внимание результаты инвентаризации, там уже нечего охранять.

— Прежде всего мои апартаменты, — ответил после минутного молчания Рудницкий. — День и ночь. Никто не может входить сюда без моего позволения. Ни один слуга, солдат, лакей или камердинер! Никто! Поскольку я держу тут медикаменты, которые привез из Варшавы. И они пока работают…

— Ладно. Это имеет смысл. Но комнаты цесаревича? Там и так стоит охрана перед дверями. Зачем беспокоить парня?

Алхимик снова замолчал, потом нервно поправил пояс халата.

— Если я прав, этот саботаж осуществляет кто-то изнутри. Кто-то свой…

— Скажем так, — скривился Самарин. — Слуг тщательно проверяют, но теоретически все возможно. Только как это связано с охраной комнаты цесаревича?

— Еще не понимаешь? Мои лекарства ему помогают. За несколько дней мальчик встанет на ноги. Если кто-то хочет навредить наследнику престола и заметит, что он выздоравливает, он может отчаяться и… — Рудницкий непроизвольно повысил голос.

Самарин вскочил с кресла.

— Невозможно! — закричал он возмущенно. — Никто бы не отважился, — добавил он менее решительным тоном.

— Хочешь рискнуть? И чем это навредит? Кто-то посидит возле кровати цесаревича, и только. Из того, что я слышал, ребенок — не проблемный пациент.

Россиянин опустил взгляд, словно внезапно заинтересовался рисунками на ковре.

— Ты не понимаешь, — буркнул он. — Это политика.

— И что тут понимать?

— Сама мысль, что кто-то мог специально навредить наследнику престола, — это почти предательство. Кроме того, это касается близкого окружения царя. Невероятно!

— Я говорил с царем, — прервал его Рудницкий. — И он послал за тобой. Скорее всего, на него произвели впечатление мои аргументы.

— Ты понимаешь, что немилость — это наименьшее, что тебя ожидает, если окажется, что не было никакого заговора?

— И что я должен делать?! — рявкнул алхимик со злостью. — Притворяться, что ничего не происходит, как тот итальяшка? А милость императора мне ни к чему. У меня нет никаких дел в России.

— В самом деле? — язвительно спросил офицер. — А завещание Марии Павловны? Опала не позволит тебе получить наследство.

— Какое, к черту, наследство?!

— Такое, которое внезапно и неожиданно переписала на тебя двоюродная бабка. И не без причины, как я думаю. Наверное, за последний год ты узнал несколько слов силы? Полезных несколько слов силы? — холодно спросил Самарин.

Рудницкий замер, удивленный его обвинением, а после кинулся вперед и ударил россиянина по лицу. Это был сильный удар, увеличенный массой тела, которого не постыдился бы профессиональный боксер. Генерал рухнул на пол, переворачиваясь вместе с креслом. Не теряя ни секунды, офицер сделал переворот через спину и за мгновение стоял уже готовый к бою.

— Скажешь еще раз что-то такое, и я тебя убью, сукин ты сын! — процедил алхимик. — Я не просился в семью Самариных и не собираюсь принимать никакое наследство! Я и так в долгу у Марии Павловны. И этот долг она не позволяет мне вернуть!

— У меня зуб шатается. Если я его потеряю, я тебе подправлю челюсть, паршивец, — хмуро сказал Самарин. — У тебя тут есть что выпить?

Рудницкий подошел к бару, вытащил бутылку водки и разлил алкоголь трясущимися руками. Генерал гневно смотрел на него, но уже без вражды.

— Можешь объяснить, что происходит? Вчера вечером Мария Павловна заявила мне, что включила тебя в свое завещание как одного из двух главных бенефициантов.

— То есть кроме тебя?

— Да, я ее единственный живой родственник. Не считая пары особ из провинции, но это десятая вода на киселе. Пойми, мне плевать на деньги, я не хочу, чтобы… — Он замолчал, не закончив фразу.

— Не хочешь, чтобы ее использовал какой-то польский алхимик, — язвительно произнес Рудницкий.

— Естественно! Это какая-то ерунда! Еще в Варшаве она относилась к тебе как к любимому внуку. А сейчас это…

— Ревнуешь?

— Нет, идиот! Подозреваю!

— Она тебе ничего не рассказала, правда? И Иосиф Андреевич тоже?

— О чем?

— Ты прав, Мария Павловна воспринимает меня как родственника, только не как внука, а как сына.

— Ты имеешь в виду ее возраст? Естественно, она младшая в семье и едва на десять лет старше моей матери. Бывает так. И я мог бы быть ее сыном, и что с того?

— Ты не понимаешь, она знала моего отца. Из рассказа Иосифа Андреевича следует, что они оба боролись за ее благосклонность, только отцу не повезло…

Самарин замер, вытаращившись на алхимика, словно впервые видел его.

— Твой отец?

— Они встретились в шестьдесят третьем. Спасли ее. Вместе с Иосифом Андреевичем.

— Значит, Иосиф Андреевич…

— Да, он тоже участвовал в восстании.

Ошарашенный генерал даже не пытался протестовать против определения событий тысяча восемьсот шестьдесят третьего года как «восстание».

— Как она тебя узнала?

— По-видимому, я сильно похож на отца. — Рудницкий пожал плечами. — Теперь понимаешь? Естественно, я не возьму от нее никаких денег, можешь быть спокойным за свое наследство.

— Ох, заткнись!

Самарин спрятал лицо в ладонях, вскочил и побежал в ванную. Через время он вернулся с мокрой головой и забрызганным мундиром.

— Я не буду извиняться! — сказал он со злостью. — Это ваша вина, чертовы конспираторы! И тетка тоже хороша. Она неплохо повеселилась, старая лиса!

Рудницкий замаскировал смех, прикрываясь припадком кашля.

— Теперь все понятно…

— Что именно? — нахмурил брови алхимик.

— Помнишь тех барышень, которых ты встретил у тети?

Рудницкий ответил нечленораздельным бурчанием.

— Надя Трубецкая — самая большая сплетница в Петербурге. Наверняка уже все общество знает, что Мария Павловна считает тебя внуком.

— Это та девушка, с которой ты ушел?

— Ага. И представь, тетушка хочет мне ее сосватать, — добавил с неприязнью офицер.

— Теперь я кое-чего не понимаю, — сказал Рудницкий. — Относительно тебя все понятно, ты аристократ и барышня Трубецкая подходит тебе, как перчатка, сшитая на заказ, но я…

— Большое спасибо! — прервал его Самарин. — Что ты?

— Как бы богат я ни был, у меня нет никакого титула. А барышня Люда не похожа на такую, кто вышел бы за аптекаря.

— И к чему ты это?

— Когда мы возвращались, потому что Мария Павловна посоветовала мне проводить ее домой, барышня фон Крис вела себя… очень свободно. Могу сказать, что она флиртовала со мной.

— Ты занимаешься алхимией, и это не препятствие, в последнее время этим занимаются даже коронованные особы. Но что касается титула, ты прав, семья фон Крис никогда не примет мелкого шляхтича. Знаешь, они очень богатые. Железнодорожные пути, какие-то шахты, помещичьи усадьбы. Возможно, ты просто понравился ей и она хочет завязать с тобой роман? Эта одна из красавиц Петербурга, и хотя очень загадочная, ходят слухи, что у нее было несколько приключений…

— В таком возрасте? Сколько ей?

— Ровно тридцать, недавно был ее день рождения.

— Я дал бы не больше двадцати.

— Она действительно выглядит как институтка, — признал Самарин. — Может, поменяемся? — предложил он. — В следующий раз ты проводишь домой Надю?

— Ну, поразмыслив, я решил, что барышня фон Крис нравится мне больше, чем твоя худая княжна, — процедил Рудницкий.

Офицер пригрозил ему кулаком и потянулся за водкой, прополоскал рот алкоголем и скривился.

— Болит, черт возьми, — возмущался он. — Между прочим, Надя не княжна, а только графиня. По поводу новых слов силы: ты что-то узнал после моего отъезда? Кроме этого «расслабления»?

Алхимик резко посмотрел на Самарина, однако на лице друга была только заинтересованность.

— Только одно, но бесполезное. — Он пожал плечами. — Означает то же, что «смерть» или «умри», хотя я уверен, что в нем скрываются неизвестные мне нюансы. И нет, оно не имеет боевого применения! — добавил он, опережая вопрос генерала.

— Почему? Это же мечта каждого солдата! Теоретически…

Рудницкий ткнул в него пальцем и прошептал несколько слогов. Слово прозвучало зловеще, напоминая бурю вместе с землетрясением.

— Спятил? — вздрогнул Самарин.

— Производит впечатление, правда? К сожалению, это единственный эффект.

Офицер нервным жестом потянулся к стакану и одним глотком опрокинул в себя остатки алкоголя.

— Правда не работает?

— Ну ты же видишь. Конечно, каждое слово можно усилить первичной материей, — добавил алхимик со зловеще ухмылкой.

— И что?

Рудницкий огляделся по комнате и указал на лампу.

— Видишь эту муху?

— Ну вижу. И что ты хочешь сделать?

— Увидишь.

Алхимик вытащил флакон, наполненный черным порошком, высыпал на ладонь щепотку и сдул его в сторону насекомого.

— ДАШ’ДАНХАР!

Муха упала, словно пораженная громом.

— Впечатляюще, правда? Я уничтожил летающий объект, использовав столько первичной материи, сколько весила муха, — с иронией прокомментировал Рудницкий. — А теперь подумай, сколько ее нужно, чтобы убить человека? Если это вообще возможно. Поскольку нет сомнений, что с этим словом что-то не так.

До того как Самарин успел ответить, прозвучал стук, и в комнату ввалился Гуэрини.

— Снова началось! — закричал он. — Лекарства не действуют, и у цесаревича произошло излияние!

— Где? — рявкнул Рудницкий.

— Левое колено. Прошу за мной, dottore!

Самарин первым оказался в коридоре. Алхимик побежал за итальянцем, на ходу завязывая халат.

— Когда это случилось? — спросил он.

— Недавно. Еще час назад все было в порядке. Я проверял, — заверил Гуэрини.

Наследник российского престола поздоровался с алхимиком дрожащей улыбкой, хотя стиснутые детские кулачки говорили о том, что он борется с болью.

— Почему вы не поставили меня в известность, что Алексей проснулся?! — яростно прошипел Рудницкий.

— Не успел, обследовал пациента, — пробормотал итальянец.

— Его Величество, — доложил дворецкий.

Алхимик стиснул зубы: видимо, признательность, выраженная Гуэрини, не помешает ему приписать себе все заслуги. Если бы не неожиданные осложнения, профессор хвалился бы тем, как вылечил наследника престола. «Понятное дело, самостоятельно, без помощи «польского аптекаря», — цинично подумал Рудницкий.

— Алексей, как себя чувствуешь?

Царь присел на край кровати и взял сына за руку.

— Хорошо, папа.

— Ему лучше, правда? — сказал монарх, глядя в пространство между алхимиком и Гуэрини.

Рудницкий смиренно вздохнул, итальянец стоял с открытым ртом, словно кролик, загипнотизированный удавом, не проявляя ни малейшего желания удовлетворить любопытство царя.

— В общем, да, — ответил алхимик нейтральным тоном. — И я прошу прощения за мой вид, — сказал он, увидев удивленный взгляд собеседника. — Я…

— Не важно! — прервал его царь. — Что с Алексеем?

Алхимик откинул одеяло. Было так, как и сказал Гуэрини, — левое колено мальчика опухало на глазах.

— Сашка!

— Да?

— Возьми несколько солдат и перенеси цесаревича вместе с кроватью в мои апартаменты, — сказал Рудницкий.

— Ваше Величество? — Самарин вопросительно посмотрел на царя.

Офицер держал руку на кобуре.

— Господин Рудницкий? — нахмурил брови царь.

— Это действительно необходимо, — заверил алхимик. — Гарантирую, что через несколько часов от излияния не останется и следа.

Царь кивнул, и солдаты осторожно вынесли кровать из комнаты.

— Откуда такая мысль? Что случилось?

Алхимик прикусил губу: профессор Гуэрини воспользовался случаем и выскользнул вслед за солдатами, оставляя все объяснения Рудницкому.

— В этом помещении должно быть что-то, что негативно действует на лекарства, а возможно, и на больного. Сложно сказать, что это, но я знаю, с кем могу проконсультироваться. Если я прав, колено цесаревича молниеносно придет в норму.

— И где находится эта хорошо проинформированная особа?

— В Варшаве.

Царь требовательным жестом показал на телефон.

— Прошу немедленно этим заняться.

Рудницкий поднял трубку и заказал разговор с Варшавой. Через минуту он назвал свой адрес и попросил к телефону Анастасию. К счастью, девушка была дома. Алхимик кратко описал ей ситуацию и высказал свои подозрения.

— Сигилы, — заявила она, не задумываясь. — Что-то типа магических печатей, странно, что ты сам об этом не подумал.

— Интересно, откуда я должен был…

— Ты же использовал их в отеле, — бесцеремонно прервала она.

— Во-первых, я не знал, что они так называются, эта идея пришла мне абсолютно случайно, во-вторых, эти знаки видно за километр! Если бы я не разместил их в котельной или в кладовке, немцы сразу поняли бы, в чем дело. И сразу стерли бы их.

— Что ты несешь? Такой тип символов видит только их создатель. А чтобы их уничтожить, нужна первичная материя, так же как и при их нанесении.

— То есть их нельзя стереть, пока не увидишь? — спросил Рудницкий.

— Именно.

— Что это могут быть за символы?

— Без понятия. Кто знает, что в последнее время появилось в библиотеках? Мы не посещали их почти год. К тому же ты прекрасно знаешь, что получение каждого нового символа — это риск. Каждый раз больший, поэтому ты не можешь их выучить сразу. Наконец, существуют и такие, которые появляются на одно мгновение. И только раз.

— То есть теоретически кто-то может в библиотеке узнать знак и быть единственным на свете?

— Конечно. Затем возникает вопрос интерпретации. Значение некоторых символов настолько сложное, что на познание его нужно потратить не один десяток лет. И это удается одному адепту из сотни.

Рудницкий глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки, поскольку ситуация оказалась сложной, если не безнадежной.

— То есть я никаким образом не могу помочь цесаревичу? Поскольку не могу найти эти знаки.

— Почему нет? Я могу ошибаться, но подозреваю, что у них довольно ограниченный диапазон. Несколько, максимум чуть больше десятка метров. Это зависит от силы адепта, который их создал, а я не слышала ни об одном магистре магии, действующем в Петербурге.

— Возможно, он маскируется?

— Сомневаюсь. Скорее всего, это какой-то слабак, который, правда, прошел инициацию в библиотеке. Возможно, даже получил указания от более сильного мага, благодаря чему и смог создать сигилы, но это пик его возможностей. Помни, что это должна быть особа из близкого окружения царя, постоянно находящаяся при дворе. Кто-то, у кого нет времени ни на копание в анклаве, ни на магическую тренировку.

— Проблема в том, что мало кто верит в мою теорию…

— Я знаю один ритуал, который точно позволит тебе найти и уничтожить символы, но мне нужно к тебе приехать.

— Но ты говорила, что их никто, кроме создателя, не может видеть.

— Потому что это так! Однако ты — это совсем другое. Твой глаз был заражен кровью Проклятого, благодаря этому ты видишь больше, чем другие. Забыл? Я могу сделать его еще более восприимчивым. На какое-то время.

— Я не знаю, смогу ли получить для тебя приглашение…

— А это уже не моя проблема, — холодно ответила Анастасия.

Рудницкий коротко попрощался с девушкой и положил трубку.

— Ваше Величество, я бы хотел…

— Кто эта особа, с которой вы разговаривали? — резко спросил царь.

Выражение лица монарха не нуждалось в переводчике, и так было понятно, о чем идет речь.

— Это моя… кузина.

— Вы действительно являетесь кровным родственником княгини Самариной?

Рудницкий беспомощно вздохнул: сплетни, распущенные Марией Павловной, охватывали все более широкие круги.

— Сомневаюсь, — искренне признал он. — Хотя нас связывают определенные отношения. Княгиня знала моего отца, поэтому воспринимает меня как кого-то близкого, — добавил он. — Сходство наших гербов привело к тому, что сначала генерал Самарин, а потом и Мария Павловна решили представить меня как кровного родственника.

— А ваша кузина?

— Я не хотел бы продолжать эту тему.

— Однако вам придется продолжить, — возразил царь. — Я не позволю, чтобы рядом с моим сыном находился кто-то, кого я не знаю.

Алхимик неохотно кивнул — в конце концов, он сам настаивал на осторожности.

— Ее кровное родство со мной такое же фальшивое, как и мое с семьей Самариных, — сказал он через минуту. — Я нашел ее, раненую, в анклаве, когда мы искали уцелевших из группы, которая ушла туда с советником Брагимовым. Оказалось, что она хороший маг, несколько раз спасала мне жизнь. Как и генералу Самарину. Поэтому она относится к нам как к семье. Поскольку она потеряла память, я позволил ей использовать мою фамилию, а имя она выбрала сама. Анастасия, — добавил он, видя вопросительный взгляд царя. — Мария Павловна придумала отчество: Александровна.

— Из того, что я слышал, все, кто был с советником в анклаве, не принадлежали к высшим кругам.

— Да, — холодно признал Рудницкий. — Но Анастасия не имела с ними ничего общего.

— Тем не менее мне сложно поверить в то, что кто-то такой получил одобрение Марии Павловны.

— Мне тоже, — рассмеялся алхимик. — Однако…

— Сын Вашего Величества чувствует себя лучше, — доложил Самарин, стоящий на пороге.

— Слава Богу!

— Как опухоль? — взволнованно спросил Рудницкий.

— Уменьшается на глазах. Гуэрини сделал цесаревичу укол, натер колено какой-то мазью. Алексей утверждает, что не чувствует боли.

— Все равно нужно что-то делать с этими сигилами, — заметил Рудницкий. — Кто знает, может, удастся идентифицировать особу, ответственную за все это?

— Генерал, прошу организовать приезд… кузины, — сказал царь.

— Ваше Величество имеет в виду…

— Анастасию Александровну, — перебил его царь. — И как можно быстрей.

— С позволения Вашего Величества, я не думаю, что это хорошая идея, — запротестовал Самарин. Офицер побледнел, его лоб в одно мгновение покрылся потом.

— Я правильно вас понял? Вы подвергаете сомнению добрые намерения барышни Рудницкой?

— Не столько добрые намерения, сколько преданность Вашему Величеству. Анастасия не чувствует лояльности к империи.

— Как и господин Рудницкий, но он помог моему сыну. Вы же не подозреваете его в злых намерениях?

— Нет, — процедил Самарин.

— В таком случае выполняйте приказ.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

* * *

Варшавский вокзал окутал белый, как молоко, туман. Современной формы здание с огромными стеклянными окнами медленно появлялось из дымки, словно пловец, выходящий из моря. Единственное, что было хорошо видно, — это башню с часами, на верхушке которой развевался российский флаг. Постепенно гул моторов — к вокзалу подъезжали три автомобиля — заглушал крики носильщиков, свистки паровозов и гомон толпы.

— Очередной транспорт с ранеными, — сухо пояснил Самарин. — Обычно тут не так многолюдно.

Рудницкий кивнул и нервным жестом проверил кожаный пояс со специальными кармашками. В самом большом была спрятана бутылка с гомункулусом.

— Поезд Анастасии должен приехать через пять минут, — нейтральным тоном бросил офицер.

Алхимик кивнул, но не стал вступать в дискуссию: накануне они спорили до поздней ночи. Рудницкий не винил Самарина — приезд Анастасии был кошмаром для охраны дворца: в окружении царя появится один из Проклятых… Тот факт, что генерал не мог никому раскрыть личность «кузины», еще больше угнетал его.

Водитель остановился возле входа, и через минуту подошла группа солдат под командованием Матушкина. Все были одеты в полевые мундиры, без каких-либо признаков принадлежности к Конвою.

— Надеюсь, эта авантюра закончится хорошо, — вздохнул Самарин.

— У нас нет выхода, — напомнил Рудницкий. — Без Анастасии мы не найдем того, кто хочет навредить наследнику престола.

Офицер неоднозначным жестом попросил водителя выйти из машины и полез в карман.

— Даже если и так, это напоминает изгнание демона Сатаной, — сказал он тихо. — Хочешь? — спросил он, протягивая сигареты.

— Нет, спасибо. Тебе правда не о чем беспокоиться, Анастасия нас не предаст.

— И почему же? Любит? — с горечью спросил Самарин, закуривая сигарету. — Ты такой эксперт в области чувств theokatáratos?

— Она присягнула мне на верность.

— Как это понимать?

— Дословно. Ты действительно думаешь, что я бы выпустил на свободу кого-то из Проклятых, не будучи уверенным, что она не перережет мне горло при первой же возможности? А theokatáratos не могут нарушить добровольно данной клятвы. Они не могут. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Это часть их природы.

— Почему ты мне раньше об этом не говорил? В Варшаве?

— Я не хотел, чтобы ты задавался вопросом, что можешь получить от нее, надавив на меня. И еще одно: ни слова об этом. Никому. Даже царю!

Генерал задумчиво посмотрел на друга и наконец кивнул.

— Ладно. Условно.

— Не понимаю…

— Это просто. Если кузина что-то выкинет, я должен буду доложить обо всем своему начальству, а потом пустить себе пулю в лоб. И это не метафора, — опередил он вопрос алхимика. — Сокрытие такой важной информации не сочетается с честью офицера.

— Мы не разочаруем тебя, — заверил Рудницкий. — Я… — Он замолчал, видя приближающихся солдат. Один из них открыл двери перед Анастасией.

Девушка, как обычно в черном и серебряном, поприветствовала Самарина сестринским поцелуем, после чего обняла и алхимика. Рудницкий заметил, что все россияне воспринимают ее с особой любезностью. «Наверно, Матушкин успел нашептать им, а возможно, они просто считают ее родственницей генерала», — подумал он.

— Поехали! — приказал Самарин. — Как приедем во дворец, я провожу тебя в твои апартаменты, чтобы ты могла освежиться, а потом…

— Я обойдусь и без того, чтобы освежиться, — бесцеремонно прервала его Анастасия. — Нельзя терять ни минуты, иначе они узнают о моем приезде и решат уладить дело другим способом.

— Откуда они могут тебя знать? Ты никогда не участвовала в дворцовых интригах.

— А если это что-то большее? Например, заговор наших друзей из Amici Mortis? Рискнешь жизнью цесаревича?

Минуту Самарин выглядел как оглушенный.

— Amici Mortis? — пробормотал он. — В близком окружении царя? Невозможно!

— Как скажешь. — Девушка пожала плечами. — Ты, конечно же, лучше знаешь, что происходит при дворе императора всея Руси, — добавила она с легкой, почти незаметной иронией.

На щеках офицера заиграли желваки, правая ладонь опустилась на кобуру.

— Быстрей! — приказал он водителю. — Поддай газу!

* * *

Анастасия легко коснулась лба алхимика и произнесла три странно звучащих слога. И… о диво, Рудницкий запомнил их без труда. Он ощутил прилив жара к лицу, и с ударом сердца пришла волна боли. У него было такое впечатление, что он чувствует вонь сгоревшего мяса, а в глазницу вкручивается раскаленное докрасна стальное сверло. Все вокруг закружилось, зрение взорвалось цветами за пределами человеческого восприятия и понимания. Он вскрикнул от боли и зашатался, закрыв глаза. Чьи-то сильные руки схватили его и помогли удержать равновесие. Самарин…

— Все в порядке? Олаф? Олаф?!

— Уже лучше, — прошептал алхимик дрожащим голосом.

— Открой глаза! — приказала Анастасия. — Наихудшее уже позади.

— Почему ты не сказала, что будет так больно?!

— А что бы это изменило? Я же тебя не обманула и не говорила, что ритуал приятный. Ну давай. Это ненадолго.

Рудницкий открыл глаза: комната цесаревича была полна странных форм и цветов, для которых он не находил названия ни на одном из известных ему языков. Постепенно из хаоса появлялись раздражающие узоры и знаки, через определенное время над ними доминировал след мрака. Что-то, что из-за отсутствия описания можно было бы назвать чернотой, загрязняло пол, стены и столик с лекарствами, окружало место, где стояла кровать цесаревича.

— Что это за чертовщина? — бубнил он, вставая на колени.

Дрожащее пятно мрака вызывало у него тошноту, уши раздражал сухой шелест, напоминающий трение покрытых чешуйками змеиных колец.

— Дайте первичную материю!

Рудницкий взял щепотку мелкого порошка и насыпал в центр вызывающего отвращение пятна. Шелест немедленно прекратился, сменившись звуком ломающегося льда. Чернота исчезла, открыв странную паутину узора в оттенках засохшей крови.

— Я вижу его! — с напряжением сказал алхимик. — Что теперь?

— Ты должен его уничтожить, — спокойно произнесла Анастасия.

— Как?!

— Обычно процедура идентична, как при создании сигил: достаточно размешать в воде первичную материю и использовать раствор как краску. Ты должен нарушить симметрию узора. Это все.

Рудницкий сунул палец в наскоро подсунутую мисочку с темной, переливчатой жидкостью и медленно, старательно зарисовал символ. Тошнота отступила.

— Все, — сказал он.

— Теперь осталось последовать по следу человека, создавшего печать. Я не знаю, как ты его увидишь, но ты должен справиться и определить, откуда он пришел. Только поспеши, у нас мало времени!

Алхимик буркнул, соглашаясь: полоска мрака пометила дорогие ковры, словно черным орнаментом.

— Идемте! — закричал он, поднялся с колен и выбежал из комнаты.

След вел на лестницу на следующий этаж. По пути они прошли два поста, но солдаты расступались без слов, подгоняемые резким приказом Самарина. Рудницкий свернул за поворот коридора, когда его ослепила вспышка света.

— Вот и все! — процедил он, потирая глаза. — Черт! Ничего не вижу.

— Через минуту все придет в норму, — успокоила его девушка. — Хуже, что мы не узнали, где заканчивается след.

— Не так уж и плохо, — ответил не своим голосом генерал. — В этом крыле находятся только две комнаты, остальные помещения — для прислуги. Но ни один слуга не имеет свободного доступа к цесаревичу.

Рудницкий потянулся за платочком, чтобы вытереть слезящиеся глаза, и выругался, когда заметил кровавые пятна на белой ткани.

— Что это значит? — простонал он. — Эта кровь?

— Ничего страшного, — сказала Анастасия. — Иногда так бывает, ваш организм не приспособлен к использованию магии.

— Я так понимаю, что теперь у меня будет гемолакрия?

— Нет, конечно, думаю, что это пройдет.

— Огромное спасибо! Я…

— Может, вернемся к проблеме? — напряженно предложил Самарин. — Двери с левой стороны ведут в комнаты доктора Гуэрини, с правой — в апартаменты фон Шварца. А теперь решите, кто из них мог создать этот сигил в комнате Алексея.

— Откуда мне знать? — возмутился Рудницкий. — Я не детектив!

— Пойми, Олаф, я могу потребовать разговора с царем в любое время, но, если окажется, что я обвиню невиновного, второго шанса не будет. Изгонят меня и тебя вместе со мной, и кто тогда побеспокоится о цесаревиче? Думай! — настаивал генерал.

— Больше всего времени с ребенком проводит Гуэрини, — сказал алхимик, колеблясь. — С другой стороны, из того, что я заметил, он трус, избегает всяких конфронтаций, как только может. Разве что он притворяется…

— Фон Шварц — доверенный императора с незапамятных времен, разве он мог бы повернуть против наследника престола? Бред!

— Может, отложим в сторону вопросы морали? — вмешалась Анастасия. — Лучше поговорим, кто из них мог бы сделать что-то такое? Поскольку виновник должен быть адептом.

— Ну да, — согласился офицер. — Я как-то не вижу в этой роли фон Шварца. Тем временем Гуэрини как медик точно интересовался магией и алхимией хотя бы из-за своей профессии.

— Вроде бы да, — признал Рудницкий. — Правда, у меня сложилось впечатление, что наш дорогой доктор не имеет ни малейшего понятия ни о магии, ни об алхимии, но, возможно, он умышленно демонстрировал незнание в этой области.

— Ясно. Сейчас позову…

— Подожди, — воскликнул Рудницкий. — Визитка!

— О чем ты бредишь? Какая, к чертям, визитка?! У нас нет времени, я должен немедленно доложить Его Величеству! Гуэрини сейчас рядом с цесаревичем!

— Ты дал фон Шварцу свою визитную карточку? — догадалась девушка. — И что? Он не отреагировал?

— Ну да! Никакой тошноты или головокружения. Это он — адепт!

— Может, объясните мне, в чем дело? — процедил сквозь зубы Самарин.

Алхимик молча протянул ему свою визитку.

— Посмотри на нее, — посоветовала Анастасия.

— Ну смотрю! — рявкнул офицер. — Какие-то вращающиеся узоры. При чем тут фон Шварц?

— Это иллюзия, усиленная кровью Олафа, — пояснила девушка. — Ты ничего не ощутил, потому что являешься адептом, но на нормального человека она действует как удар молота. Достаточно секунды, чтобы он ощутил головокружение, а более чувствительные могут потерять сознание.

— Ну да!

— Позови какого-нибудь солдата.

Самарин со злостью посмотрел на нее, но кивнул стоящему невдалеке охраннику.

— Солдат, ко мне!

Солдат подбежал.

— Слушаю, Ваше превосходительство!

— Посмотри на это, — приказал Самарин, протягивая ему визитку.

Широкоплечий мужчина в мундире Конвоя послушно взял в руки визитку и сразу же бросил ее. Его лицо приобрело оттенок свежевыбеленной стены; если бы не помощь алхимика, он рухнул бы на пол.

— Теперь ты нам веришь? — спросила Анастасия.

— Черт вас подери! За мной!

Они побежали по ступеням, по дороге к ним присоединялись другие солдаты Конвоя. Самарин первый добежал до комнаты Рудницкого и со злостью выругался: кровать цесаревича была пустой.

— Наверное, Гуэрини забрал мальчика на прогулку, — сказал алхимик, тяжело дыша. — С тех пор как Алексею полегчало, он бредил прогулками в парке.

— Бурманов! — закричал генерал. — Лети за нашими, а потом в парк! И позвони в казармы!

Высокий сержант с усами и бородой а-ля Скобелев кивнул, после чего побежал к выходу. В дверях он столкнулся с Гуэрини. Самарин подскочил как тигр к доктору и затрусил его, как терьер крысу.

— Где наследник престола?!

— На прогулке, — перепуганно простонал медик. — С графом фон Шварцем. В последний раз я видел их рядом с фонтаном.

Генерал оттолкнул итальянца и выбежал в коридор.

— Может, успеем, — бормотал он. — Через пять минут тут будет взвод, а через пятнадцать — рота. Только бы успеть…

Самарин потянулся за револьвером, а зловещий лязг стали сказал о том, что и солдаты готовятся к битве. Рудницкий достал бутылку с гомункулусом.

— Там! — закричал Самарин.

Фон Шварц разговаривал с работниками, трудящимися возле фонтана, цесаревич стоял в нескольких метрах дальше, размахивая палкой как саблей.

— В линию! — скомандовал офицер. — Алекс, ко мне!

Мальчик удивленно посмотрел на него, но через миг бросил свое импровизированное оружие и быстрым шагом направился в сторону солдат. Фон Шварц оглянулся и сделал движение, словно хотел его задержать.

— Огонь! — выкрикнул Самарин.

Аристократ отступил, перепуганный залпом, а потом быстро отпрыгнул за фонтан.

— Что происходит? — спросил цесаревич. — Почему вы стреляли? Господин генерал?

— Это такая игра, — объяснила Анастасия. — Ты любишь играть в войну?

До того как мальчик успел ответить, из дворца выбежала группа вооруженных мужчин, отрезая им путь к отступлению, а в руках работников возле фонтана появились карабины. Рудницкий, не задумываясь, швырнул тонкостенную бутылку в дерево.

— Убей! — процедил он сквозь стиснутые зубы.

В этот раз медленной трансформации не было, гомункулус сразу появился в виде страшного малолетнего ребенка. Один из солдат прицелился в него, но Самарин взмахом руки приказал ему опустить оружие.

— Это свой! Не стрелять! — приказал он.

Алхимик потянул цесаревича на землю, солдаты окружили их, закрывая своими телами. Какое-то время Рудницкий надеялся, что гомункулус сам справится, поскольку часть врагов убежали, а другие разбежались в разные стороны, хаотично паля, однако это продолжалось недолго. Неожиданно гомункулуса окружило пламя, а заговорщики пошли в атаку по приказу фон Шварца.

— Примкнуть штыки! — приказал Самарин.

Все закрутилось, заговорщики в мгновение ока перемешались с солдатами. Лысый парень с лицом, покрытым шрамами от ожогов, прицелился в цесаревича, но в то же мгновение упал на траву с разорванным плечом.

— Олаф! Бери ребенка и беги! — с отчаянием закричал Самарин.

Алхимик поднялся с земли и нырнул в толпу воюющих, потянув цесаревича за собой. Кто-то схватил его за руку, пытаясь остановить. Рудницкий ответил пинком в промежность, потом изо всех сил ударил ребром руки по шее. Не привыкший убивать, он потратил секунду, не больше, глядя в затухающие глаза, но и этого хватило, чтобы дорогу ему перегородило несколько противников.

— Т’ЦХАААНГ!

Слово силы прогремело как гром, Рудницкий ощутил во рту вкус крови. Ударом кулака он раздробил гортань верзилы в виднеющейся из-под рабочего комбинезона тельняшке, двух других он раскидал, как кегли, чтобы в один миг оказаться перед винтовкой, нацеленной ему в грудь. Держащий оружие мужчина был одет, как доверенный царя, но, хотя он и создавал впечатление придворного, было видно, что он хорошо умел обращаться с оружием.

— Это конец, господин Рудницкий, — с удовольствием заявил фон Шварц. — Сейчас мой друг закончит…

Алхимик не заметил, как возле него появилась Анастасия. Как и его противник. Ее путь был отмечен трупами и сухим хрустом ломающихся костей. Аристократ резко замолчал, глядя на кровь, что окрашивала его безукоризненно белую рубашку. Прежде чем упасть, девушка повернулась к его другу и таким же быстрым, почти незаметным движением избавила его от оружия.

— Чего ты ждешь?! — закричала она. — Убег…

В руке незнакомца внезапно появился клинок, и черное платье Анастасии еще больше потемнело.

— Беги! Я займусь им, — поторапливала она, скидывая с ног туфельки.

Алхимик побежал в сторону ближайших зарослей, чтобы как можно быстрей скрыться с глаз преследователей. К счастью, перепуганный резней цесаревич без возражения и сопротивления выполнял все приказания.

— Там лабиринт, — сказал Алексей, хватая ртом воздух. — Можем там спрятаться.

Лицо мальчика было в поту. Не вызывало сомнений, что он был на пределе своих сил.

— Ты знаешь этот лабиринт?

— Да, часто играл там с сестрами.

— Идем, — решился Рудницкий.

— Что с нами будет? — тихо спросил Алексей. — Плохие люди нас убьют?

— Ни за что! Солдаты придут нам на помощь. Генерал Самарин послал за ними. Нам надо только на время спрятаться.

Лабиринт не казался большим, но стены из подстриженных кустов были в рост человека. Рудницкий довольно хмыкнул, видя заросли спутанных ветвей за спиной: продраться сквозь этот растительный барьер без применения специальных инструментов было невозможно.

— Это грабы, — проинформировал цесаревич. — Они больше всего подходят для лабиринтов.

Мальчик дрожал, но старался не показывать страха.

— Ты очень смелый, — серьезно сказал алхимик. — Император будет гордиться тобой. А сейчас веди. Мы должны отдалиться от входа, позднее…

— С другой стороны лабиринта есть каретный сарай, — прервал его Алексей.

— Чудесно! Я подсажу тебя, и ты перелезешь на другую сторону. Там должны быть какие-нибудь люди, а может, и охранники.

— Я не сделаю этого!

— Стены довольно высокие, — признал Рудницкий. — Метра два, то есть три аршина, но…

— Не в этом дело, — снова перебил его цесаревич. — Я наследник престола! Я не буду убегать как крыса!

Алхимик стиснул зубы: было видно, что ребенку стало стыдно от того, что он убежал, и теперь он сделает все, чтобы заслужить одобрение отца. Ну и ничего удивительного, все знали, что царь не балует своих детей: княжны жили в комнатах без специальных удобств и начинали день с умывания холодной водой, а Алексей часто отказывался от блюд, приготовленных для царской семьи, в пользу обычного солдатского пайка, который приносил ему из казармы адъютант. Это все, конечно же, к нескрываемому удовлетворению царя.

— Кто я? — спросил Рудницкий, положив руку на плечо цесаревича.

— Мой доктор, — удивленно ответил Алексей.

— По чьему приказу?

— Папы.

— И что это означает?

— Я не понимаю…

— Император доверил мне твое здоровье и жизнь, что означает: ты обязан выполнять все мои распоряжения, иначе ты противишься не моей, а его воле. Поэтому ты не будешь со мной спорить, а просто выполнишь приказ. Без колебаний и споров, как солдат команды офицера! Это понятно?

Минуту поразмыслив, мальчик кивнул, принимая аргументы алхимика.

— Я жду ответа, — холодно произнес Рудницкий.

— Я буду вас слушаться, Олаф…

— Арнольдович.

— Я буду вас слушаться, Олаф Арнольдович, — повторил цесаревич.

— А сейчас идем! Самое время выбраться из лабиринта. Я уверен, что Конвой остановил нападающих.

— Это была засада, да? Они хотели меня убить?

— Сложно сказать, — уклончиво ответил Рудницкий. — Сейчас самое важное — твоя безопасность, для выяснений время придет.

— Кем была та женщина, которая убила графа фон Шварца?

— Это моя… кузина.

— В таком случае и генерала Самарина? Когда мы вчера играли в шахматы, граф Самарин сказал мне, что вы родственники. Как это возможно, ведь вы — поляк?

— Это долгая и запутанная история.

— Вы расскажете мне ее?

— В другой раз.

Они добрались до центра лабиринта и вышли на небольшую полянку, окруженную высокими зелеными стенами. Она была испещрена тропинками, разбегающимися в разные стороны.

— Куда теперь?

— Влево. За поворотом… — цесаревич замолчал, заметив выходивших оттуда вооруженных людей.

— Как подам тебе знак, побежишь назад, — тихо сказал Рудницкий. — Попробуй найти генерала Самарина или кого-то из солдат Конвоя.

— Живым! — приказал невысокий, щуплый мужчина с золотым амулетом на шее.

— Сейчас! — закричал алхимик.

Рудницкий отклонился от удара кулаком с кастетом и ударил противника головой в лицо. Молниеносно потянулся к поясу, достал флакон с первичной материей, однако до того как смог сделать что-то еще, точный удар в запястье выбил у него флакончик из рук, и тот затерялся в траве.

— Живым! — повторил незнакомец.

Алхимик яростно завыл; кто-то подсек его ноги и обездвижил с помощью болезненного захвата.

— Т’ЦХАААНГ!

— Засуньте ему кляп!

Нападающие повалили его на землю, вжав лицо в траву. Рудницкий резким движением повернул голову и, сам не зная зачем, выкрикнул:

— ДАШ’ДАНХАР!

Неожиданно у него закружилась голова, изо рта брызнула черная кровь. Он почувствовал, как стальные когти рвут его внутренности, причиняя боль, которую он никогда в жизни не чувствовал. Где-то вдалеке звучал пронзительный, нечеловеческий вой, очередной спазм лишил Рудницкого сознания, и он погрузился в мягкую, уютную темноту.