Легенда об Арсении и Марине

Адам Орех, 2023

Читатель! К тебе обращаюсь. Если узнать о писанине сей хочешь, то открой да прочитай хоть несколько страниц, и тогда, быть может, что-то да и откроется. Но а если ничего? То, увы, и ничего. Но кто же всё-таки Арсений да Марина такие, что о них легенда поётся? Тайна, сущая тайна, которую-то и я выяснить пытаюсь… Да вот получится ль?

Глава 2. Поиск команды.

Если вы читали прошлую главу 1, то вам будет всё понятно, но если вы не читали, то прочитайте. Ох, право, бред какой я несу! Вряд ли кто-то будет начинать чтение не с начала, но если даже такой человек и найдётся, то он явно знает, на что идёт. Забудьте глупый текст, который я написал: пишу всё, что на ум явится, так что выходит разная нелогичная ерунда. Почему я так делаю? Видно, хочу, чтобы произведение получилось подлиннее. Но вот зачем? Неужели успех заключается в этом?

Итак, герой наш, как было сказано в прошлой главе, получил совет от Сан’сана: «Иди в Столицу, Арсений: там ты найдёшь других бойцов». Как же ещё можно помогать, кроме раздавания разных советов? Как известно, ничего большего не может встретиться у человеков. Почему Сан’сан не пошёл с Арсением? Ну почему?? Я, право, сказать не могу, ибо если бы я мог сказать, то такой вопрос не оставался бы со мной, мучая меня! Надеюсь, мы с вами найдём ответ на него — да что там! Мы его не найдём, я знаю: в оригинале нет прямого ответа на это. Эх, неужели мы будем подключать какие-то догадки? Догадки приводят к ужаснейшим бедам, как мне кажется. Но что поделать! Желания всегда сильнее нас, идиотов, так что мы, следуя им, всегда оказываемся у ног смерти, которую, впрочем, мы не видим и даже никогда и не увидим, ибо не можем: огрубели, окаменели сердца наши. Итак, Арсений, послушавшись совета Сан’сана, отправился в Столицу. Что это за место, спросите вы? А это вы узнаете потом! Хочу рассказать вам о видах, окружающих нашего любимого героя, ибо они прекрасны!

Отправившийся в путь, Арсений мог бы увидеть, что небо, которое мы считали обычным, начало изменяться. Будучи синими, небеса стали краснеть, точно как какая-нибудь девочка, оказавшаяся вдруг в неловком положении. Как же данная особа проникла в сие положение? Говорить вам, боюсь, я не буду. К сожалению, во мне ещё осталась какая-то капля совести, но уже сохнущая, умирающая на солнце. Вот, скоро и её не станет. Вы скажете, что если её нет, то я могу рассказать вам, но я забуду, а потом, когда вы напомните, буду отнекиваться. Почему так? Загадка. Я себя ненавижу, люди. Я пишу такую ерунду, хотя не должен, ибо занимаюсь возрождением классики. Нуждается ли она в возрождении? Это глупость, ибо классику не возродить, если только не выпустив её вновь на свет. Я уже нахожу много нарушений, но, может, я допускаю их специально? Может, я специально не пытаюсь удалять разную ерунду, чтобы оригинал остался жить? А для чего я пишу это в таком случае? Для чего? Может, я пишу оттого, что я ни с кем не разговариваю? Ведь всякая личность нуждается в общении. Оно как отскакивающий мяч, в который играют: ты пытаешься подбрасывать его столько, сколько можно, однако он всё равно упадёт — либо попадёт в руки другого игрока, либо прыгнет на землю. Так и тут: я ни с кем не разговариваю, так что произведение захватывают мои мысли, которые я никому не высказываю. Может, мой организм думает, что, обсуждая всё то, что мне хочется обсуждать, здесь, я вправду с кем-то разговариваю? Но я ведь вижу, что все мои дела (как, впрочем, и ваши, думаю, тоже) направлены на реакцию людей. Я же пишу это, чтобы обрадовать вас, мои читатели, которыми, как я ожидаю, будут, если вообще будут, Кирилл, Алишер, Сан Саныч, то есть Александр Александрович, и тем подобные персонажи. Вот, я сказал, что хочу обрадовать лишь вас, читатели, но зачем мне это, если я не получу никакого блага? Разве человек делает что-то не для себя? Всегда он ищет какой-то выгоды. Некоторые не видят её; другие верят в то, что их дела нужны. Вера — великое оружие, которое невозможно разрушить. Люди, поступая по вере, становятся самыми настоящими богами. Ладно, вернёмся к нашему герою.

Виды были красивыми, да; однако что я могу сказать вам ещё про них? Фантазия моя лишь говорит о том, что нужно мне, что тревожит меня, а вот вид меня совсем не тревожит. Ох, я сказал, что возвращаюсь к Арсению, но у меня никак не получается к нему на самом деле вернуться! С другой стороны, того, кто это пишет, тоже зовут Арсений — я говорю вам это по секрету либо соврав, ибо я в самом начале легенды говорил, что не раскрою лица своего. Какая ерунда! Вы уже всё знаете обо мне, причём очень хорошо. Давайте пропустим виды? Я сообщил вам, что уже темнеет, хотя, знаете, в оригинале о сём не сказано ничего совершенно, но я — сказал.

Арсений шёл дорогой, ведущей к столице. Интересно, успеет ли он прийти туда? Уже темнеет, и скоро наступит ночь, а она несёт мрак и холод. Где он будет ночевать? А вы, впрочем, ведь даже не знаете ничего о месте, в котором он жил! Странный силуэт померещился Арсению во время его хождения по дороге. Какая-то тень мелькнула подле дерев-стражей, но, впрочем, не тополей, а каких-то дубов. Кусты пошевельнулись, издав довольно-таки, хочу вам сказать, страшноватый шорох. Всегда, когда происходит какая-то странная вещь, особенно в темноте, люди начинают подозревать: «Ах! Неужели тут демоны?», иной говорит: «Быстрее! Быстрее к свету!», другой пугается так, что начинает бежать с огромной скоростью к кровати своей, а там уже начинает жить под одеялом из-за какого-то воображения, вызвавшего чепуху, человеческого. Блажен муж, который не побоялся! Итак, неужели за героем нашим кто-то следит, исключая нас? Если так, то кто это? Арсений наш тоже, как и мы, почувствовал, что за ним некто наблюдает. Он остановился… Ох, как же забавно быть в роли разбойника, который следит за своими жертвами! Он видит каждое их действие — и вот, они попадают в его ловушку. Итак, остановившись, герой наш начал осматриваться по сторонам: что же это за странные звуки? Вдруг послышался непонятный, сумасшедший ор. Злобным рёвом отзывалось эхо, исходящее с правой стороны. Вот, герой наш повернулся — и тотчас с огромной скоростью выпрыгнул на него какой-то человек. Арсений не успел разглядеть, что это был за человек такой, и, сам не зная, как это получилось, увернулся от полетевшего в него безумца так, что тот упал наземь, прямо в грязь. Вот, герой наш развернулся, чтобы посмотреть, кем было это бешеное создание, и он увидел спину, покрытую чёрным плащом. Лицá его не было видно, пока он не повернулся. Можно было заметить глубокую его печаль, и слёзы медленно стекали по его татуировкам. «Ох, это же орк!» — понял тогда Арсений, заметив грубо-зелёные шрамы на нём и осознав, что одеяния тоже весьма похожи на одеяния орков. Несмотря на всю ненависть к этой шайке разбойников, герой наш не принял в храм свой своих возлюбленных соседей: ярость, злость и гнев и тем подобные оставались где-то вдалеке. Они стучались к нему, причём очень даже сильно, но на этот раз двери были заперты, и заперты были они крайне хорошо. Почему-то к герою нашему среди всех других чувств явилась давняя, уже полностью забытая подруга — самое что ни на есть сострадание, настоящее сострадание. Каким-то образом она смогла проникнуть в душу Арсения, а вот иные не смогли. Нет, ему явилось, если вы могли так подумать, не то сострадание, которое испытывал герой наш, например, по отношению к Сан’сану, ибо то сострадание основала выгода, которую он мог бы теоретически получить. Нет, нет! Сейчас, сейчас же герой наш по-настоящему переживал за этого измученного, отчаянного, рыдающего, как ему показалось, орка. Ему так хотелось помочь ему, и желание это, к удивлению, было сильнее, нежели он. Водимый добром, он аккуратно подошёл к разбойнику, с ужасом смотревшего на него, наклонился и протянул руку, глядя лицом своим на того, кто хотел мгновение назад навредить ему, да и вообще на участника ужасной, преступной, проклятой шайки; на лице же Арсения были мир, добро, сострадание, искреннее желание помочь и, сверх всего остального, спокойствие. Орк удивился. Было видно, что разбойник ожидал от него совершенно другой реакции. Сомнение в истинности чувств Арсения проникало в орка: ему казалось, что герой наш есть человек очень коварный, поэтому способен так подделывать чувства свои.

— Чего ты боишься? — милым, что редкость, голосом спросил Арсений, держа руку свою в таком положении, чтобы орк мог бы в любой момент ухватиться за неё. — Может ли быть такое, что ты страшишься меня? Ах, если ты думаешь, что я могу тебе что-то сделать, не думай так! Потому что…

— Ты монстр! — издался резкий крик от орка. — Ты уничтожил лагерь орков — я-то знаю! Я видел собственным глазами, как ты убивал их!

— Любезный друг, — желал вразумить разбойника герой наш, — тогда мною правили кошмарные чувства, и я, не могущий контролировать магию свою, уничтожал человеков — это я знаю и не отрицаю. Но что поделать? Таково прошлое, но — сейчас иное время. Разве меня нельзя простить? Скажи мне: почему же в таком случае я не убиваю тебя сейчас? Я подошёл к тебе с состраданием. Разве ты не видишь этого?

— Я не доверяю тебе! Может, ты хочешь сделать со мной нечто куда худшее!

— А ты доверься, — отвечал Арсений, — и пойми, что я с тобой ничего не сделаю. Даже если я что-то и сделаю, то я это сделаю и в случае, если ты мне не поверишь, так что ты ничего не потеряешь; если ты доверишься мне, то получишь шанс познать, правду ли говорю я или нет.

— Разве я выбираю, кому верить? Если я хочу тебе поверить, что тогда я должен сделать?

— Как минимум, взять мою руку, — ответил герой наш, всё ещё держа конечность свою, за которую орк мог бы в любой момент ухватиться.

Разбойник впал в размышления, однако вскоре решил всё же довериться. Медленным движением — видно, что такое движение порождал страх, — он протянул член свой так, что в скором времени конечности соединились. Какие-то непонятные волны образовались в душах героев наших, ибо они чувствовали нечто, что являлось странным для обоих: приливы тёплого располагались в их телах. Как Арсений не знал, что такое любовь и что такое любить, так и орк, вечно томившийся в темноте, повторял в сём героя нашего. Их связывала эта страшная рана в сердце, которая оскверняла всё тело, — но вот, они сошлись и ощутили тепло, родившееся лишь благодаря капле доверия и желанию помочь. Какие интересные, чужие, совсем забытые чувства они испытали! Истинно: мир — чудо.

— Когда ты теперь меня убьёшь? — усмехнулся орк, причём без злобы, с приятной улыбкой, в которой, приглядевшись, можно было бы увидеть радость и весёлость.

— Это не в моих интересах! — отвечал Арсений, на лице которого образовалась такая же милая улыбка, как и у орка.

Между героями нашими образовалась поистине невообразимая атмосфера: поверить в случившееся и осознать, что это произошло на самом деле, как минимум мне, невероятно трудно. Некоторое время они молчали, но вот, кажется, прямо сейчас что-то да должно образоваться. Подождите. Да!

— Мне нужна помощь… — сообщил Арсений.

— Начинается! — вздохнул орк, будто бы всё зная наперёд, как актёр, играющий в театре скучную, неинтересную, однообразную роль, которая повторяется у него сотни раз. — Какая помощь?

— Я, знаешь ли, — впрочем, ты явно знаешь — великий, так сказать, маг. Ты, вероятно, не представляешь, из чего состоит жизнь наша, однако я, чтобы тебе было понятнее, скажу, что потерял девушку, которая просто чудесна! Она сбежала, и я не могу до неё никак достучаться. Итак, мне нужно, чтобы ты присоединился к нашей команде, которую я собираю, чтобы вторгнуться в место, в котором пребывает сейчас эта прелестная дама.

— Ох! Ну и!.. Найди себе новую. Какой смы… — тут разбойник устрашился возможной реакции Арсения, то есть возможной от него атаки, и моментально заглох. — Хорошо, хорошо, ладно, так и быть, я тебе… помогу я, — согласился орк лишь из-за страха, что, отказавшись, он будет жестоко убит своим собеседником.

— Благодарю! — ответил Арсений. — Кстати, хочу сказать, уже темнеет. Давай ты познакомишься с другим участником моей команды? Его дом недалеко. Я думаю, мы сможем у него переночевать.

— Ты думаешь, у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда.

— Как скажешь. Я выбираю… — тут уста орка закрылись на некоторое время. — Думаю, стоит выбрать… — разбойник принял задумчивое лицо. — Ох, мудрено! — наконец выкрикнул он.

— Да или нет?

— Да.

— Прекрасно!

Диалог сей был странным из-за непонятных выражений орка. Что автор пытается построить в этом персонаже? Какую личность он хочет породить? О чём будет думать читающий сие читатель, видя дурь? Автору открыто из этой легенды то, что не известно более никому, поэтому он имеет великое расположение у видящих эту попытку сделать классику лучше. Какое изменение он ни внесёт, человек съест то, даже не задумываясь. Фанатики проглотят, ценители сплюнут — чего более? Мир прост.

К сожалению, мысли автора лезут куда-то не туда. Он вроде бы способен интересно писать — возвышающий себя, кстати, унижен будет, — но что интереса и красоты, если смысла картина не имеет? Пустое украшение, мёртвый гроб.

Тем временем герои наши начали идти в противоположную сторону — сторону дома Сан’Сана. Что и должно было быть по сюжету легенды, между ними, как говорится, завязался разговор.

— Как же звать тебя? — спросил Арсений.

— Тайлер — вот моё имя.

— Меня же зовут Арсением. Приятно познакомиться! Расскажешь о себе по дороге домой?

— Что же я должен рассказать? Это трудная задача для меня.

— Может быть, ты имеешь какие-то свои проблемы, переживания? О, право, они есть у каждого!

После продолжительных раздумий орк всё-таки ответил:

— Я хочу уничтожить древнее проклятие. Орки, которых ты знаешь, — к которым принадлежу и я, — поражены им. К счастью, проклятие это меня не задело.

— Что это за проклятие?

— Ты, как маг, не знаешь его?

— Представляешь, я не знаю! Но вот, имею хорошую возможность узнать.

— Проклятие называется подкруткой. Нас поразила подкрутка.

— Что же это такое? Что оно делает? Как влияет на людей?

— Оно… оно, очевидно, захватывает разум. Поражённые проклятием люди становятся бешеными. Таким же чуть не стал и я… Они заставляли делать меня свои мерзкие ритуалы, жертвоприношения, наносить татуировки… — говорил орк, рассматривая руки, на которых были изображены рисунки, созданные шрамами. — Мне грустно от того, что произошло.

— И мне грустно тоже, — старался поддержать потерянного орка Арсений.

— В их целях захват мира… Они поистине безумцы. Как же… как же исцелить моих братьев?

— Отныне ты не один, — говорил с каким-то нетрезвым воодушевлением Арсений, — ибо я с тобой.

— Противно мне слышать всё это от тебя! — с недовольным лицом молвил ему орк. — Ты же подыгрываешь, да? Думаешь… думаешь, я не знаю?!

— Довольно! Я — великий, верховный маг — маг всех магов, который обладает талантами, которых, как мне сказали, честно, никто не имеет. Я властен над всякой земной тварью: когда магия наполняет меня, я превращаюсь в…

— Поехавшую, сумасшедшую машину смерти, — продолжал за него разбойник, не понимая, что говорит.

— Ты… чудак ты!

На лице орка изобразилась злобная ухмылка.

О чём же говорит диалог сей? О чём писал писатель? Что прочтёт читатель? Всякий автор задумывается об этом. Какую идею хочет донести он до человека? Автор что же хочет рассказать таким же, как и он, человекам? Или всякий человек, составляющий тексты, рисующий буквы, воплощающий нереальное в реальное, выше? Выше ли эти, простите меня, сумасшедшие? Некоторое для вас время назад лирические отступления были совершенно другими — весёлыми, наполненными красоты, оттенка, всякой милой травинки — но что же сейчас? Я вот вижу грусть, печаль, тоску — чувства, ожидаемо следующие за радостью. Задача моя — донести до человека нечто, даже мне непонятное. Когда-то я думал, что просто смогу написать, быть точнее переписать, настоящую легенду, однако всё пошло не так — как, впрочем, бывает всегда. В чём причина сего? Что породило эту беду? В первую очередь, отсутствие опыта. Возьмите пример с детей: когда они рождаются, то и пошевелиться не могут; после делают попытки ползти, а дальше и получается; потом они хотят ходить, учатся стоять, делать несколько шагов — и вот, получается снова. Заметьте, что всё это идёт так, как бы это механизм какой, осуществляющий команды свои в определённое время, приказывает достигать новых высот, когда оно надо. Посмотрите на начало писателя с помощью этой «легенды». Эх, судьба творцов самая горестная! Они крайне несчастные люди, находятся на каком-то особом уровне нравственности, на каком-то непонятном расстоянии от Бога, имеют статус, который не поддаётся никакой расшифровке, никакому смыслу. Бесы, которые видят писателя или кого-то, кто похож на него, хотят атаковать его, замечают, что он иногда говорит, стало быть, об истине. Ангелы хотят его защитить, но как-то… В общем, забудьте о том, что вы услышали: оно, вероятнее всего, вовсе не имеет смысла. Почему Тайлер, новый герой наш, выдал такую колкую реплику, при этом некоторое время назад боявшись сказать что-то не то, не согласиться? Бред великий! Насладитесь лучше следующим описанием природы.

Герои наши шли по дорожке — какой я, на самом деле, не знаю, но шли по дорожке, это точно. Тишина преследовала их, они молчали и не говорили ни слова. Вероятно, в головах их жили различные мысли, думы, размышления, но распознать всё это я, к сожалению, не в силах.

Хочу, как вам уже было сказано мною ранее, поговорить о природе. То голубое небо, которое вам так хорошо известно, стало, быть точнее продолжало, разгораться огнём, как бы кто-то разжигал костёр. Жёлтое пятно, ползшее, как улитка, по тверди небесной, наконец подходило к финишу, ибо островатые пики небольших гор уже почти до него дотрагивались. Где-то там, уже совсем близко, находится место, куда эта улитка должна прибыть. Когда она доберётся до того места, то начнёт свой отдых — и через несколько часов вновь приготовится к этой ежедневной зарядке, эстафете, повторяющейся тысячелетиями (если не миллиардами лет, о которых думают наши учёные), расположившись у начала. О зарядке этой мы с вами, я думаю, узнаем попозже, однако сейчас я хочу понаблюдать за тем, как улитка добирается до финиша. Облака — воодушевлённые выступлением болельщики. У улитки нет противников, разве только иногда серое, иногда белое, грустное, тусклое пятно, которое, впрочем, больше подобает на другого, но необычного, наблюдателя. Болельщики пляшут, радуются. Огонь, который призывает улитка, поджигает их. Иногда облаков нет, но в описываемый момент их было много. Пышные, величественные, красивые, разгорающиеся огнём, они украшали твердь небесную. Посмотришь на начало дистанции — увидишь мрак, тень. Где-то там, на востоке, пробуждается самое тёмное — а ведь недавно и в той стороне был встречавший улитку огонь! Тот был огнём приветствия; огонь, что сейчас, есть огонь прощания. Конец совсем близок, улитка уже почти, почти достигла своей известной точки. Что там! Вот, уже всё, конец.

Праздник не утихает, но жених ушёл и скоро… скоро всё погаснет: облака перестанут праздновать и будут с нетерпением ждать возвращения своего кумира. Но пока этого не случилось и огненный след странствующего жёлтого пятна оставался на небе. Пройдёт минут так двадцать, допустим, восемь — и всё исчезнет.

Вокруг наших любимых друзей жили другие наши любимые друзья — деревья. Они были огромными, красивыми, стройными — в самом деле порождениями природы. Однако такое ощущение, что даже чуть-чуть неестественными. Впрочем, красота природы не в том ли, что она естественна (похоже, я уже говорил нечто подобное)? Не в том ли, что человек как бы воссоединяется со своей, но в то же время и чужой, частицей?

Дорога кончилась. Прошло немного времени, но… что поделать? Дорога кончилась. Так должно быть: герои наши шли, шли и — пришли. Кто не приходит? Все, абсолютно все идут и приходят. Даже тот, кто не делал никогда и шага, — даже тот идёт. Жизнь наша течёт, как река. Иногда она бывает тиха, иногда бывают дожди, иногда река выливается в водопад — там всё очень буйно, ибо стихия разбушевалась, как бывает иногда. Прошу вас заметить, что река сама вас несёт, а не вы по ней идёте. Хотите вы того или нет — вы плывёте, и с этим ничего не поделать. Плыть вы можете, как плывёт разумный человек; можете плыть, являясь человеком неразумным, — свобода! — но вы в любом случае плывёте. Разумный человек умеет управлять, умеет плавать; неразумный же даже не знает, что такое вода! Но что поделать? Боюсь, ничего.

Вот, перед героями нашими изобразилась хата Сан’сана. До сей поры её освещало солнце, а теперь… теперь улитка отдыхает. Представляете, даже ей нужен отдых! Уж изобразились звёзды на небе, облака как-то рассеялись, что, наверное, странно. Красота! Мечтатель, пиит разгуляется по этим бесконечным просторам.

Маленькое окошко в доме Сан’сана излучало свет от крохотной свечи, стоявшей на столе. Не совсем понятно, чем занимался жрец. Возможно, писал что-нибудь… Давайте узнаем?

Тайлер и Арсений открыли врата, пошли к двери дома. Постучались, подождали несколько секунд, услышав охи жильца, — дверь отворилась.

— Здрасте! — проревел Сан’сан.

— Привет, друг! — поздоровался Арсений.

— Здорóво! — сказал Тайлер.

— Кто ты? — спросил Сан’сан у Тайлера, а обратившись после к Арсению, продолжил: — Кто он, а?

— Я нашёл его по дороге в Столицу, — отвечал Арсений, — и подумал, что его стоит привести к тебе, да и вообще — переночевать, ведь, как можно заметить, уже темно.

— Не могу не принять вас, — отвечал Сан’сан.

— Спасибо!

Герои наши вошли в домик приютившего их человека. Читатель уже знает, что было в его доме, ибо я, повествователь, успел вам об этом рассказать. Повезло! Крупно повезло, хочу сказать! Итак, войдя в дом, друзья наши, или мои и ваши, стали — пропустим мелкие детали — кушать. Арсений сел за деревянный стульчик нелепых размеров, как бы детский. На подобного представителя мебели Сан’сана сел и Тайлер. Юный жрец пошёл за стол — не тот, за которым сидела наша компания, — на котором располагалась разная еда, как то: знакомая вам свинья, огурцы, луковицы, два яблока, хлеб, тёмно-фиолетовая жидкость в стакане. Наверное, было ещё что-то, но я, к сожалению, не могу вспомнить, что именно; надеюсь, вы на меня не обидитесь из-за этого. Жрец вытащил из кармана кинжал или подобие ножа и резкими движениями нарезал сначала лук, потом огурцы, а после — яблоки. Нарезанные плоды, творения природы человек посыпал на сырую свинью. После сего трюка жрец взялся и за хлеб: он разломал его на три больших куска, как бы для всех членов компании.

— Готово! — с великим удовольствием произнёс Сан’сан. — Какой прекрасный ужин! М-м-м!..

Арсений наш ужаснулся, увидев подобное блюдо на столе. Герой наш главный был человеком, если такое слово можно употребить в сей легенде, брезгливым: он не мог есть что-либо грязное, что-либо не очень чистое, что-либо такое, что не привлекает внешним видом своим. Маг вполне мог употреблять отраву, но при условии что она выглядит красиво и, что соответственно, имеет интересный вкус. Тайлеру тоже не очень нравилась сия еда: ибо как можно есть свинину сырую? Приятным приём жреца не оказался ни для первого гостя, ни для второго, но, как можно заметить, Сан’сан пребывал в великом восхищении, глядя на своё блюдо. Тем временем Тайлер начинал думать, что друг Арсения есть настоящий безумец и что если Арсений имеет безумца в друзьях, то он и сам таков. «Может, он всё-таки хочет меня погубить?» — размышлял орк, на которого сошла милость мага.

— Я, пожалуй, откажусь, — сообщил жрецу Арсений.

— Я тоже, — произнёс Тайлер.

После трёх слов, которые выдул маг, орка посетила новая, иная мысль: «Он, похоже, не безумец, как я думал… Или это всё сказано специально, чтобы я подумал, что всё в порядке? Эх! Я уже ничего изменить не могу, даже если он желает меня уничтожить…»

— Друг! — с необыкновенной наигранностью сказал житель халупы. — Ты меня обижаешь.

«А я, интересно, обижаю его? Что он вообще про меня думает?» — новая мысль влетела в голову разбойника.

— Что я поделаю? К сожалению, я не могу есть сырую свинью, как ты. Если ты дашь мне нормальную еду, то я с удовольствием её съем, но ты ведь не дал мне такой.

— Ты хочешь сказать, — с великим удивлением начал речь свою раненый поведением друга жрец, — что эта свинья, которую я приготовил, плохая? И лишь из-за того, что она сырая?? Ты, человек, который привык жрать лишь горячее и «готовое», знаешь ли ты, что моё блюдо лучше всякой ерунды, которую ты вкушаешь ежечасно? Пробовал я есть, что ешь ты, и я с уверенностью могу сказать, что ты ешь такую ерунду, которой не видел даже сам сатана! Я сотворил великое блюдо, съев которое можно ощутить настоящий вкус… Как ты видишь, я вполне здоров и адекватен, ибо питаюсь нормальной едой. Еда — это очень важная вещь! Благодаря еде ты живёшь, значит ты получаешь некоторую энергию с её помощью. Энергия же имеет свои разные виды, она разной бывает! И когда ты питаешься всяким шлаком, то шлак этот и сидит в тебе, то есть ты становишься шлаком; если же я ем еду, которую я ем, то я ем натуральную еду, я натуральным являюсь. Можешь ли ты заменить свинью, которую я приготовил, чем-то другим? Это ведь уникальное блюдо! Блюдо сие ты не найдёшь ни в одном ресторане, ни в одном трактире, ни в одной таверне! Блюдо сие тебе не приготовит ни один повар в мире, даже если ты заплатишь ему сундуком самых разнообразных сокровищ самой разнообразной ценности! Он не сможет так сделать! Не сможет! Ибо для этого нужен специальный ум, специальные знания! Не может никакой повар в сём гнилом мире сотворить такое чудо! И нет… Ты, получивший такую ценность, не хочешь вкусить райской пищи! Да как такое вообще возможно?! Я думал, что ты ценишь меня, потому что если ты даже и не хочешь есть сей шедевр, то сделал бы это ради меня! Но нет, нет, нет! Тебе это не нужно! Потому что ты эгоист, самый настоящий эгоист! Ты думаешь только о себе и о том, как себе угодить! Если бы ты не думал о себе, маг, ты бы не допустил сих слов, которые слышишь от меня сейчас! Как тебе не стыдно, злодей?! Как тебе не стыдно?!?! — кричал посиневший от злости человек.

— Если ты, мой дорогой друг, думаешь о…

— Довольно!!! Спорить я не собираюсь.

Жрец отодвинул коричневый стул, сел за него, произнёс какие-то странные слова и тотчас впился, будто змея, в лежащую на столе свиноту. Проживав всё это с закрытыми от блаженства глазами, он повернулся назад, схватил бутыль с жидкостью и начал наливать сие в три стоявших на столе деревянных стаканчика. Когда дело было кончено, он обратился к сидевшим людям:

— Хлеб хоть будете?

— С удовольствием, — отвечал Тайлер.

Маг, боясь вновь обидеть друга, но, говоря правду, не желая есть хлеб, всё-таки согласился, как и орк.

— Держите, — протянул огромные куски, которые были оторваны ранее, наш любимый Сан’сан сначала Тайлеру, на которого посмотрел со взглядом явно человека не гостеприимного, то есть с каким-то презрением и нежеланием вообще видеть его у себя здесь; после протянул и Арсению.

Тайлер схватил кусок и начал его грызть, но Арсений не мог сделать так, как сделал орк: он должен был обязательно вымыть перед сим свои руки.

— Извини, мой любезный друг, — говорил маг, — но я обязан помыть руки свои перед едой.

Сан’сан в бешенстве уставился на него со злобным взглядом и, ничего не сказав, указал через окно на ручеёк, тёкший по его имению.

Арсений встал, вышел из квартиры его, подошёл к воде, жившей рядом с кустарниками — о! Сан’сан добавил в своё произведение искусства и чёрную смородину вроде бы — и яблонями, и помыл руки. Жрец же смотрел на этого раба, который не мог нормально поесть, и усмехался, но в то же время ему становилось даже его жалко.

Вот и вернулся наш герой, сел за стул и, осмотрев блюдо, начал есть. Что же ещё можно сказать? Стоит знать вам, что гости наши были очень голодными, так что одного хлеба было, мягко говоря, по выражению современности, мало. Тайлер, ещё более, наверное, голодный, нежели Арсений, так вожделенно смотрел на то, как Сан’сан ел свинью, покрытую овощами, ягодами и фруктами, что в него проникла мысль отведать сию аппетитную, извините за слово, штучку.

— Можно мне свинью, пожалуйста? — произнёс Тайлер.

— Нельзя, — отрезал жрец, не посмотрев на орка и таинственно, злобно, презрительно усмехнувшись про себя.

Тайлер сильно удивился сему ответу, ибо обычно люди так не отвечают. Почему он, жрец, так ответил? Ведь ему не нравилось, что его блюдо никто не хочет есть.

— Что же мне можно съесть ещё? — спросил орк.

Конец ознакомительного фрагмента.