Блумсберийская красавица

Август Мейхью, 1868

«Из всех даровых зрелищ, которыми джентльмен, располагающий малою толикою свободного времени, может пользоваться в Лондон, самое, по моему, жестокое зрелище представляет дюжий, жирноволосый, обрызганный кровью мясник, влачащий за ногу обезумевшую от ужаса овцу и вталкивающий ее в бойню, увешенную свежеободранными овечьими трупами…»

Глава III. Заря счастья

Долли ждал бракосочетания с лихорадочным нетерпением и всех торопил. Безмозглый молодой человек! Это было самое золотое время; он тогда вел именно ту жизнь, какая приличествовала такому слабому, добродушному и невинному смертному. Мамаша де-Кад перед ним блогоговела, папаша де-Кад подобострастно угождал ему, Боб перестал занимать у него деньги — словом, он царствовал в Блумсбери-сквере!

У него составилось убеждение, что величественная Анастасия, выходя за него замуж, приносит ему величайшую жертву, и он строил тысячу планов, как бы отличиться и не допустить ее до раскаяния; он думал о ней денно и нощно и шалел от избытка счастья; он каждый день таскал ей всевозможные подарки; подходя к дому, он начинал весь дрожать, как ананасное желе, а если в окне показывался божественный горбоносый серафим, если мелькал хоть локон черных как смоль роскошных волос, перевитых пунцовым бархатом, он спотыкался, глаза ему застилало туманом и он не попадал в двери, не стукнувшись обо что-нибудь лбом или затылком.

— О, как поздно, Долли, негодник, — говорила прелестная и нежная невеста. — Я ждала вас так долго-долго! О, если бы у вас не было этих милых глаз, как бы я вас разбранила! Но эти глаза! Я против них бессильна!

— О, Стэйси! Я опоздал, потому что хотел купить эти алмазные сережки… Я больше никогда не буду! Я прямо буду спешить сюда!

— Ах, какие чудные сережки, Долли! И как они кстати! О, милый, милый друг! О, простите мои слова! Меня так глубоко трогает ваше внимание, Долли, что я готова вас ждать сколько хотите! Не стесняйте себя никогда! — уговаривала добрая девушка. — О, чудные серёжки! Я войду покажу их маменьке!

Мамаше было немного завидно; она сама любила ценные вещи; но она затаила свои чувства и полюбовалась на подарок.

— По крайней мере десять фунтов дал, — сказала эта вульгарная матрона.

Раз Анастасия спросила Долли, не любил ли он прежде.

— Я любил очень мою кормилицу, — ответил Долли.

— Вы знаете, что я подразумеваю, Долли!

Он долго припоминал, наконец ответил:

— Была одна, мисс Мильс…

— Ах! Мисс Мильс!

— Она дала мне свой локон на память, но я не мог ее любить; она была такая ничтожная.

— О, я знаю, что есть еще кто-нибудь! Какая-нибудь ужасная женщина, которая вырвет вас из моих объятий и разобьет мое бедное сердце!

— Ах, вы говорите о переплетчице? Клянусь честью, между нами ничего нет!

— Я это предчувствовала! Я это предчувствовала! — взвизгнула мисс Анастасия. — Признавайтесь во всем, сэр! Во всем, если не хотите, чтобы и упала мертвая у ваших ног!

Я бы предоставил ей кататься по ковру сколько душе угодно и был бы безмятежен полагаясь на здоровое телосложение чувствительной и страстной женщины, но Долли пришел в ужас, бросился на колени, вопил, просил прощенья, клялся в любви и невинности; наконец, он подарил ей массивный золотой браслет с огромным изумрудом, и тогда только она поверила его чистоте и верности.

— А вы, Стэйси, никого не любили прежде? — спросил трепещущий Долли, когда мир был уже заключен.

— О, нет, — скромно ответила красавица. — Я не шла замуж, потому что никто не нравился. Я отказала лорду Маргету, как он ни молил меня…

— Лорду Маргету? Этому великолепному мужчине!

— Между нами не было симпатии, Долли, — просто объяснило неподкупное создание.

Воркованье длилось уже несколько недель и семья крайне нетерпеливо ждала свадьбы. Старые де-Кады ссорились, что так долго продолжаются экстренные расходы, а мисс Анастасия, отличавшаяся живым нравом, не совсем блогодушно выносила упреки мамаши за медленное ведение дела.

— Пожалуйста, не оправдывайтесь, Стаси! — восклицала мистрисс де-Кад. — Я очень хорошо знаю, что он все сделает, что вы пожелаете. Мне уже надоело ворчанье вашего отца! Что вы хотите уморить меня, что ли?

В одно прекрасное утро Долли получил от доктора Ле-Дерта, приятеля старого де-Када, приглашение на вечер. Я до сих пор подозреваю, что старый де-Кад поверил Ле-Дерту свое затруднительное положение и попросил его помощи.

Вечер мы проведи преприятно. Анастасия возбуждала восторг мужчин, но была неприступна для всех, как богиня; Долли сначала принялся ревновать, как Отелло, но нежная улыбка его успокоила и развеселила. Я заметил, что все гости как будто ожидали чего-то и что дамы подходили к Анастасии и пожимали ей руку, как бы желая сказать: «не робейте!»

Когда стали разносить шампанское, доктор Ле-Дерт поднял свой бокал и объявил, что предлагает тост.

— Пожелаем здоровья и счастья нареченным мистеру Адольфусу Икль и мисс Анастасии де-Кад!

Признательный дантист ответил блогодарственным спичем.

— Через несколько дней, — закончил коварный отец: — я расстаюсь с дочерью, я лишаюсь ее! Но зато я приобретаю сына!

Всеобщее сочувствие выразилось потоком поздравлений, и мистрисс де-Кад, не совладав с своими чувствами, удалилась из-за стола и в дамской уборной дала волю слезам.

На следующее утро радужному лакею дано было приказание просить мистера Икля, как только он появится, в комнату мистрисс де-Кад.

Она встретила Долли сладостною улыбкою и объявила ему, что после вчерашних поздравлений свадьбу не следует откладывать.

— Надо принудить Стэйси, — сказала она: — а то бедное дитя никогда не назначит решительного дня. Она со слезами молила меня отложить свадьбу еще хотя бы на год.

— На год! — вскрикнул испуганный Долли.

И они поспешно отправились к мисс Анастасии.

— О, мама! — время еще терпит, ответила красавица, опуская глаза.

— Вы огорчаете мистера Икля, дитя моё, — сказала мамаша.

— О, Долли! — вскрикнуло трепетное созданье, испуганное одной мыслью, что могло огорчить своего избранного.

— Свадьба будет через десять дней! — холодно и повелительно сказала мистрисс де-Кад.

Бедная девица поглядела кругом с изумлением и даже некоторым ужасом.

— Через десять дней! — воскликнула она. — О, мамаша! Я не могу! Дайте мне еще хоть один год, хоть один год!

— Через десять дней! — решительно сказала мистрисс де-Кад.

— О, через шесть месяцев! Через шесть месяцев! — молила трепещущая красавица.

— Через десять дней!

— Хоть месяц! хоть месяц дайте!

— Через десять дней!

Анастасия видела, что мольба бесполезна и опустила голову. Долли, желая ее ободрить, взял её за руку и прошептал:

— О, Стэйси! Я буду с вами — не бойтесь ничего!

— О, Долли! Долли! вскричала красавица, падая в нему на грудь. — Если вы когда-нибудь обманете меня, я погибну!

Мамаша, отирая слезы, побаловала бедное дитя и, взяв Долли за руку, увлекла его из комнаты.

— Мистер де-Кад желает переговорить с вами наедине, — пробормотала она, всхлипывая и пожимая от избытка волнение руку Долли.