Хроника стула Беркутова

Ава Сканич

Уникальной особенностью Беркутова был стул; не тот, на котором восседает тело, а имеющий медицинско-физиологический смысл. Как уж ему так повезло, никто в итоге не дознался, но Беркутов какал, пардон, нефтью. Нельзя сказать, что он ещё и пукал природным газом, а писал скипидаром, это домыслы. Хроника стула Беркутова начата во времена грязных марлевых подгузников, охватывает развал семьи, бегство, потайную жизнь. Однако же Беркутов выжил, освоил оседлый образ жизни и занимается любимым делом.

Позывы

В отроческом возрасте Беркутов развлекался подсчётами: — «В стране живёт 147 миллионов человек, это по 1 литру в день, в барреле 158,988 литров, это получается 923 баррелей в сутки… Мало… Расчётных запасов нефти у нас на 35 лет. Если 923 умножить на 35 и на 365, получим 11 миллиардов 796 миллионов баррелей, то есть за 35 лет мы все можем накопить всего лишь годовой объём добычи… И чего мать суетится, — никому я не нужен, скоко я там насру этой нефти, смешно, даже если всех сделать такими, всё равно не хватит на продажу. Вот если для самообеспечения… Интересно, а есть ещё такие, как я?».

Мама Беркутова однажды жёстко объяснила сыну, что его феномен ценен не объёмами добычи, но является объектом коммерческой государственной тайны, а это покруче тайны военной, а потому если он не хочет всю жизнь просидеть в клетке, пусть заткнётся и не ноет.

— Мам, — сказал глупый Беркутов, но это же хорошо будет, если все у нас будут нефть производить!.. А интересно, если у меня будут дети, они тоже нефтью будут какать?..

Мама содрогнулась: — Какие дети!

Хорошенько подумав, мама вплотную занялась превращением сына в записного эгоиста, которому собственная задница будет дороже всего на свете, и надо признать, со своей задачей справилась на отлично.

Беркутова больше не заботили ни эксперименты, ни расчёты, заматерев, он сохранил только любовь к матери, и то потому, что понимал теперь, насмотревшись фильмов и начитавшись полуфантастических ужастиков и жёлтой периодики, что без неё он бы не выжил, а если бы выжил, то это была бы уже не жизнь.

И так, культивируя природную ядовитость и пронырливость, Беркутов комфортно существовал в ипостаси кассира, проводя эксперименты уже над окружающими, а не над собой.

По выходным Беркутов с матерью выезжали на природу, и долго ходили по лесу, то собирая грибы, то просто валяясь на расстеленных в траве пледах, наблюдая облака и слушая птиц. Это было необходимое действо, отдушина в жёстких рамках самоконтроля и конспирации.

С транспортом у Беркутова проблем не было, он ещё в детстве выяснил, что, наевшись чеснока, может производить бензин, а потому его машинка всегда была заправлена высококлассным топливом, и практически бесплатно, если не считать издержек на сырьё. Любопытно, что специфический чесночный «выхлоп» изо рта Беркутова не мучил, пахло от него, скорее, свечкой, слабо и завлекательно.

Жизнь текла мирно и спокойно, но мама на людях очков не снимала.

Однажды в ночную смену Беркутов, протирая руки дезинфицирующей салфеткой, загляделся на девушку в очереди. Она наблюдала за его манипуляциями, брезгливо скривив ротик.

Беркутов впервые застеснялся сморкаться. Он даже ускорил темп работы, но не настолько, чтобы потерять самоуважение.

Засуетился, в общем, Беркутов.

Когда девушка оказалась перед ним, он чистыми руками принял наличные, отсчитал сдачу, и высыпал мелочь в подставленную ладошку.

— Спасибо, — сказала девушка, и ушла.

Конец ознакомительного фрагмента.