Дело наследника цесаревича

АНОНИМУС, 2023

Наши дни. Во Франции жестоко убит бывший российский гражданин. Французские власти подозревают, что дело не обошлось без так называемой русской мафии и хотят привлечь к расследованию специалиста из российского Следственного комитета. Старший следователь СК Орест Волин отправляется в командировку во Францию, захватив с собой очередную порцию дневников Загорского. 1890 год. Наследник русского престола Николай Александрович Романов отправляется в большое восточное путешествие. По плану он должен посетить ряд государств: Грецию, Индию, Египет, Цейлон, Сингапур, Яву, Сиам. Последними в ряду будут Китай и Япония. В феврале 1891 года тайный советник С., патрон Нестора Васильевича Загорского, сообщает Загорскому, что, возможно, в Японии наследнику может грозить опасность. Не исключено, что на жизнь его будет совершенно покушение. Поэтому он просит Загорского отправиться в Японию и охранять цесаревича. Загорский, однако, предполагает, что нападение может произойти раньше, еще в Китае. Следовательно, надо успеть попасть в Гонконг до того, как там появится цесаревич. Однако у них остался всего месяц. Как добраться до Гонконга из Петербурга за месяц, если учесть, что Транссибирская магистраль еще только в планах? Дело кажется почти невозможным, но только не для Нестора Васильевича…

Глава первая

Водород, метан и аммиак

Холодный ветер дул вдоль набережной Фонтанки, вздымая вверх и закручивая в вихри сухую снежную крупу. Коллежский советник Загорский, стоя в бледном мареве над рекой, нетерпеливо поглядывал в сторону Невы, откуда по Литейному должен был явиться экипаж его шефа, тайного советника С.

Его высокопревосходительство безбожно опаздывал. Это Загорского не удивляло, это было вполне в характере патрона. Однажды, говорят, господин тайный советник заставил ждать самого государя императора Александра Третьего и даже, кажется, не слишком был смущен.

— Дела, ваше императорское величество, — пробурчал он вместо извинений.

Государь, несмотря на вспыльчивый нрав, не устроил тогда даже самой маленькой бури, только сухо кивнул. Самодержец знал, что если Николай Гаврилович говорит о делах, то это дела подлинно государственной важности. Впрочем, тайному советнику многое прощалось — император любил старого дипломата. Во-первых, тот был, что называется, без лести предан, во-вторых, имел в себе нечто медвежье, нечто такое, что отличало и самого императора. Говорят, конечно, что двум медведям в одной берлоге не ужиться, но это, очевидно, относится только к делам лесным. В государственной же политике это очень даже возможно и встречается сплошь и рядом, особенно если один медведь размером помельче и место свое знает.

Вот так и выходило, что патрон Нестора Васильевича не только занимал разные высокие посты, в том числе и в Министерстве иностранных дел, но и пользовался всяческим расположением государя.

Однако он, Загорский, далеко не самодержец — следственно, опоздает его высокопревосходительство не менее чем на полчаса. Это время господин коллежский советник намеревался употребить с максимальной пользой, а именно — немного потренироваться.

Обыватель бы тут, несомненно, удивился. Обычно полагают, что для упражнений нужны особые условия — удобный гимнастический зал или уж, по крайности, специальное снаряжение. В чем мог упражняться чиновник шестого класса на берегах зимней Фонтанки? Катание на коньках, бег на лыжах или, может быть, ныряние в прорубь, сравнявшее человека разумного с моржом — животным усатым и варварским…

Скажем прямо, в планы коллежского советника не входило ни то, ни другое и ни третье — Загорский намерен был поупражняться в боевых искусствах. Для этого ему не требовался партнер, да и вообще ничего, кроме земли под ногами и зимнего неба над головой.

Теперь, в ожидании патрона, Нестор Васильевич неспешно ходил по набережной туда и сюда. Посторонний человек, несомненно, решил бы, что он просто прогуливается. Однако прогулка эта имела особый характер. Загорский продвигался вперед с некоторым усилием, как бы толкая животом тяжелогруженую тележку. Таким образом он тренировал область, в которой, по европейским понятиям располагался мочевой пузырь, а по китайским — загадочный даньтянь или, иначе, поле пилюли. Согласно воззрениям китайских даосов, в этом месте собирается таинственная энергия «ци», которую можно употребить в самых разных целях — вплоть до того, чтобы по собственному почину стать бессмертным.

Нестору Васильевичу не исполнилось и сорока, здоровье у него было отменное, так что о бессмертии он пока не беспокоился. Но для боевых искусств сильный даньтянь был очень важен, вот потому и ходил туда и сюда его высокоблагородие, поглядывая время от времени на Литейный — не покажется ли наконец на горизонте выезд патрона.

И выезд действительно показался. Впрочем, это был не выезд даже — тайный советник не любил ненужной помпы. Это был служебный экипаж Министерства иностранных дел, не имевший на себе никаких опознавательных знаков. Как известно, международная политика — дело даже более секретное, чем политика внутренняя. Именно поэтому дипломаты, на службе столь блистательные, в жизни стараются лишнего внимания к себе не привлекать. Особенно дипломаты, являющиеся хранителями государственных тайн высшего разряда.

— Да, такова наша служба, и ничего уж тут не поделаешь, — согласился Николай Гаврилович, придирчиво осматривая принесенную официантом знаменитую палкинскую форель.

Они сидели в небольшом банкетном зале популярного санкт-петербургского заведения «Палкин». В зал этот для сохранения приватности не пускались сейчас иные посетители. Тайный советник упорно звал палкинские залы «кабинетами», Загорский не спорил: пусть будет кабинет, если его высокопревосходительству так больше нравится.

— Вам не кажется, Нестор Васильевич, что с тех пор, как заведение перешло Соловьеву, здешняя кухня сделалась беднее и хуже?

Коллежский советник пожал плечами. Перед ним стоял суп сен-юбе́р и котлеты по-палкински, и блюда эти вполне его удовлетворяли.

— Это все баловство, — нахмурился шеф. — Подлинно здоровую еду нам дает только море. Фрутти ди марэ^[1] — вот питание разумного человека. И вы, Нестор Васильевич, тоже рано или поздно обратитесь к рыбе.

Загорский улыбнулся: он ли обратится к рыбе, или рыба обратится к нему — нет сомнений, что рано или поздно они встретятся. Так что же хотел сказать ему Николай Гаврилович за вычетом рыб и прочих обитателей моря?

Такого рода тон, конечно, мог показаться стороннему наблюдателю недопустимо фамильярным. Однако тайный советник и сам предпочитал прямоту и деловитость, так что на подобные мелочи внимания не обращал.

— Как вам, конечно, известно, 23 октября минувшего года его императорское высочество Николай Александрович со свитой отправился в большое восточное путешествие на фрегате «Память Азова», — водянистые глаза тайного советника перестали быть водянистыми и приобрели упругость и жесткость закаленной стали, усы встопорщились, как у бобра.

Загорский кивнул — о восточном вояже наследника цесаревича он знал, как, впрочем, и любой российский подданный, имевший привычку к газетам. Ничего нового в таких путешествиях особ императорской крови не было, на Руси это обыкновение ввел еще Петр Великий. Но если царь-реформатор ездил за границу в первую очередь за знаниями и лишь во вторую — за развлечениями, то преемники его, кажется, всему предпочитали забавы. Однако это их августейшие заботы, при чем тут Загорский?

— По плану цесаревич должен был посетить ряд мест: Турцию, Грецию, Египет, Индию, Цейлон, Сингапур, Яву, Бангкок, Сиам… — тайный советник перечислял страны и острова монотонно, словно пономарь на клиросе. — Заключительной частью путешествия станет посещение Китая и Японии.

Он прервался. Загорский выжидательно смотрел на шефа, он знал, что тайный советник без веских причин речей не прерывает. И действительно, причина тут же обнаружилась и была она весьма серьезной.

16 февраля сего года русский посланник в Японии Шевич отправил в министерство депешу о беспорядках в Японии и повсеместном распространении там ксенофобских настроений. Причем неприязнь свою желтолицые сыны Солнца адресовали непосредственно русским. Дело дошло до того, что в ноябре прошлого года японские анархисты напали на русское посольство. Так вот, по мнению Шевича, за прошедшие три месяца ситуация стала гораздо хуже.

— Дмитрий Егорович полагает, что японская чернь может оскорбить наследника или даже покуситься на его жизнь, — продолжал тайный советник, задумчиво постукивая пальцами по столу. — Сделать это тем более легко, что в уголовном уложении Страны восходящего солнца не предусмотрено отдельного наказания за нападение на иностранные миссии и чужеземных августейших особ.

Коллежский советник кивнул: такое положение вещей его не удивляло. Неприязнь к иностранцам была в крови у японцев, да и у китайцев тоже. Выражения этой неприязни сдерживались только текущей политикой государства, которая то подогревала ее, то немного остужала — смотря по обстоятельствам.

Впрочем, это все были общие рассуждения. На практике письмо Шевича означало, что любой японский крестьянин вполне может попытаться оскорбить или даже убить русского цесаревича. При этом японские массы, скорее всего, встретят подобный эксцесс весьма сочувственно.

— Так что вы на это скажете? — нетерпеливо спросил его высокопревосходительство, который внимательно наблюдал за выражением лица собеседника.

— Скажу, что надо отменить японскую часть путешествия, — не задумываясь, отвечал Нестор Васильевич. — Учитывая все вышеизложенное, это может быть слишком опасно.

— Никак невозможно, — вздохнув, отвечал тайный советник. — Во-первых, японцы ждут цесаревича, они сочтут отказ за пренебрежение. Будет страшная обида и дипломатический скандал. Во-вторых, сам наследник ни за что не согласится. То есть, собственно, уже не согласился.

Коллежский советник тоже вздохнул: монаршая жестоковыйность была ему хорошо известна.

— А что на этот счет говорят сами японцы?

Николай Гаврилович как-то странно закряхтел.

— Что говорят? Ну… министр иностранных дел Аоки Сюдзо гарантирует цесаревичу полную безопасность.

Загорский усмехнулся: ах вот как, гарантирует! Но, случись чего, убивать цесаревича будет не министр, а простые японцы.

— Типун вам на язык, — тайный советник сердито посмотрел на собеседника.

С минуту они сидели молча, каждый думал о чем-то своем. Патрон ковырял форель вилкой, но так и не донес до рта ни одного куска.

— Разумеется, его императорское высочество будет окружен свитой, в том числе офицерами охраны, — тут Николай Гаврилович поморщился, как от зубной боли. — Однако, учитывая вероломство азиатов и эти их варварские боевые искусства, обычная охрана вряд ли сможет обеспечить наследнику полную безопасность. Другое дело — вы, Нестор Васильевич. Вы, так сказать, до тонкостей изучили их тайные убийственные науки. Если кто и сможет обезопасить жизнь наследника, то это именно вы.

— Иными словами, вы предлагаете мне командировку в Японию?

Тайный советник молча кивнул в ответ.

— Но я не владею японским, — заметил Нестор Васильевич.

Патрон отвечал, что это не страшно — русский посланник даст ему в помощь кого-нибудь из своих драгоманов^[2]. Кроме того, Загорский ведь понимает иероглифы, а они, насколько ему известно, одинаковы у китайцев и японцев.

— Ну, не все так просто, — покачал головой коллежский советник, — а, впрочем, это действительно не так уж важно.

— Вы, наверное, возьмете с собой своего Газолина? — спросил его высокопревосходительство.

Нестор Васильевич покачал головой: везти китайца в Японию — плохая идея. Он будет привлекать к себе лишнее внимание. Да и японцы жителей Поднебесной недолюбливают.

— Они что же, с ходу отличат японца от китайца? — заинтересовался тайный советник.

Еще как отличат, отвечал Загорский. Это только на европейский взгляд все азиаты одинаковы. Даже китайцы разных провинций отличаются друг от друга очень сильно. Похоже было, что коллежский советник готов прочесть лекцию на эту тему, но он все-таки нашел в себе силы прерваться и спросил, когда именно цесаревич прибудет в Японию.

— В середине апреля, — отвечал Николай Гаврилович. — У вас, таким образом, будет два месяца, чтобы добраться до места и осмотреться.

Загорский нахмурился и неожиданно поинтересовался, когда фрегат «Память Азова» окажется в Китае. Тайный советник удивился: при чем тут Китай?

— При том, — веско отвечал Нестор Васильевич, — что Китай и Япония слишком близки. На мой взгляд, наследник в Китае подвергается не меньшему риску. Одно дело, если речь — о сумасшедшем одиночке. Но что если на цесаревича объявит охоту какая-нибудь организация или тайное общество? В этом случае им гораздо удобнее будет убить его императорское высочество в Китае, а не в Японии.

— Зачем японцам убивать наследника в Китае? — удивился Николай Гаврилович.

— Чтобы поссорить Поднебесную и Российскую империю. Согласно Тяньцзиньскому договору 1885 года, над Кореей установлен совместный японо-китайский протекторат. Такое положение не устраивает ни китайцев, ни тем паче японцев. Если удастся науськать Россию на Китай, Япония будет делать в Корее, что ей заблагорассудится. Вот зачем нужно убить цесаревича в Китае.

Тут уже пришел черед нахмуриться его высокопревосходительству. Насколько он помнит, приход фрегата «Памяти Азова» в Гонконг планировался в последнюю неделю марта.

— Однако! — сказал Загорский. — У меня всего месяц, чтобы добраться до южного Китая. И как, скажите, я смогу это сделать? Сибирскую железную дорогу еще даже не заложили. Это значит, что по железной дороге дальше Самарканда я не доберусь. А что потом? Тысячи верст по горам и пустыням?

Патрон покачал головой: нет, на железные дороги рассчитывать нельзя, у них тут не Британия.

— Тогда как? Морем?

Николай Гаврилович задумался. Северо-восточный проход закрыт льдами, а значит, исключен. Впрочем, там и летом добираться не один месяц. Если идти путем, каким проплыл фрегат цесаревича, через южные моря и Индийский океан, это займет слишком много времени. На лошадях через почтовые станции? Но это едва ли больше двухсот верст в сутки — то есть слишком медленно. За два месяца не мытьем так катаньем Загорский добрался бы до Гонконга. Однако у них в запасе чуть больше месяца, и это значит, что они никак не успевают ко времени.

Николай Гаврилович хмурился и постукивал пальцами по столу: положение казалось безвыходным. Внезапно глаза у тайного советника загорелись.

— Любезный Нестор Васильевич, а что вам известно об аэростатах?

* * *

Загорский с любопытством оглядывал раскинувшееся перед ним Волково поле. Пустынное, покрытое, словно саваном, белым снегом, оно, казалось, таило в себе какую-то пугающую тайну. Зимний ветер холодил щеки, и чудилось, что перед тобой не предместья Санкт-Петербурга, а просторы Северного полюса.

— Так, значит, Учебно-воздухоплавательный парк? — переспросил коллежский советник одобрительно. — Интересно, очень интересно.

— Это, господа, только начало! — поручик Кованько, горбоносый черноглазый красавец в коричневом кожаном шлеме, говорил с необыкновенным воодушевлением. — Через год планируем выпустить десять воздухоплавателей из нашего офицерского класса. В ближайшее время будут сформированы новые отделения парка по всей России…

— Скажите, поручик, с какой скоростью может лететь воздушный шар? — не слишком вежливо перебил его Нестор Васильевич.

Кованько посмотрел на него с легким неудовольствием, но все же ответил. Скорость аэростата, разумеется, зависит от силы ветра. А сила ветра зависит от разных факторов, в том числе и от высоты полета. Невысоко над землей шар обычно летит со скоростью пять-десять узлов^[3], повыше — доходит и до двадцати. На высоте нескольких верст дуют уже по-настоящему сильные ветры, позволяющие развивать скорость быстрее шестидесяти узлов. Однако тут есть закавыка: выше трех верст человеку подниматься не рекомендуется — там чувствуется недостаток кислорода, не говоря уже про сильный холод.

— Значит, на высоте до трех верст вполне можно рассчитывать узлов на двадцать… — задумчиво проговорил Загорский. — А как быть с управлением? Ведь ваши аэростаты мотора не имеют, а значит, куда ветер подул, туда и летят.

Кованько заметил, что это весьма распространенное заблуждение среди штатских, далеких от воздухоплавания. На самом деле в атмосфере нет единого ветра, дующего в определенном направлении. На разных высотах дуют разные ветры, и воздухоплаватель почти всегда может поймать нужный, надо только подобрать правильную высоту. Это нелегко и требует определенного мастерства, но вполне достижимо.

— Таким образом, — подхватил тайный советник, стоявший рядом с Загорским, — идею нашу вполне можно осуществить?

Поручик, однако, только улыбнулся в ответ. Восемь тысяч верст на воздушном шаре? Помилуйте, ваше высокопревосходительство, но это будет утопия почище Томаса Мора.

— Так уж и утопия? — прищурился Николай Гаврилович. — Если мне память не изменяет, несколько лет назад вы с вашими орлами пролетели больше полутораста верст между Волковым полем и Великим Новгородом.

— Даже сравнивать невозможно, — ответствовал Кованько. — Одно дело — несколько часов в воздухе, и совсем другое — многие тысячи верст.

— А в чем же разница?

Разница оказалась весьма существенной. Монгольфьеры требуют постоянной работы горелок, горючее быстро кончается. Это значит, придется регулярно опускаться, забирать баллоны с горючим, снова взлетать и так без конца, что, конечно, сильно затормозит полет. Но дело даже не в этом.

— А в чем? — полюбопытствовал Загорский.

Дело в том, что далеко не везде на российских просторах, не говоря уже о Китае, можно будет найти это самое горючее. Нестор Васильевич вынужден был согласиться, что сие вполне соответствует истине.

— Голубчик, Александр Матвеевич, — взмолился тайный советник, — мы кровь из носу обязаны добраться за месяц до места. Дело государственной важности. Придумайте же что-нибудь… А я уж в долгу не останусь.

Кованько нахмурился и стал чесать свой горбатый нос. Чесал он его, наверное, с полминуты, не меньше.

— Уж и не знаю, — наконец проговорил он с величайшим сомнением. — Разве что розьер попробовать?

Патрон уставился на него с надеждой: что за розьер такой? Кованько объяснил, что все аэростаты делятся на три категории. Первая — это монгольфьеры, они летают от нагнетения в шар горячего воздуха. Вторые — шарльеры, они наполняются каким-нибудь летучим газом, например, водородом или метаном. Такой газ не требует горючего, и лететь может очень долго. Однако им почти невозможно управлять, то есть поднимать и опускать его в воздушных слоях, как монгольфьер, и тем самым ловить попутный ветер. Но есть третья разновидность аэростатов — розьер. У него две камеры, две оболочки. В верхнюю закачан газ, обеспечивающий шару летучесть, а в нижнюю идет горячий воздух из горелки, установленной прямо под нижней камерой. Благодаря этому можно менять высоту и ловить попутный ветер. Для дальних полетов — идеальный вариант, но…

— Что — но? — Николай Гаврилович пожирал поручика глазами. — Какое еще там «но»?

«Но» оказалось очень серьезным. Все доступные для закачивания в розьер газы были либо ядовиты, либо взрывчаты и огнеопасны.

— Иными словами, воздухоплаватель на розьере рискует либо отравиться, либо взорваться? — подытожил Нестор Васильевич.

— Рискует, — развел руками Кованько. — Хотя при умелом обращении с горелкой шансы на благополучное завершение полета имеются.

Тайный советник торжествующе поднял палец вверх: шансы имеются! И, судя по тому, что розьер используется в воздухоплавании, шансы эти очень велики.

— Увы, ваше высокопревосходительство, не используются, — вздохнул поручик. — После того, как первый розьер с его создателем потерпел крушение, на розьерах больше не летают. Это признано слишком рискованным.

На патрона было жалко смотреть. Он, только что исполненный надежды и воодушевления, увял, словно аэростат, из которого выпустили воздух.

— А все-таки попробовать можно, — внезапно сказал Загорский. — Только нужно покрыть верхнюю камеру изолирующим составом и правильно выбрать газ. Нам нужны газы с низкой молекулярной массой. Александр Матвеевич, какие из них нам доступны?

— Водород, метан и аммиак, — отвечал Кованько.

— Водород имеет большую подъемную силу и безвреден для человека, однако взрывоопасен, — размышлял Загорский. — Метан почти не ядовит, дешев, но тоже весьма горюч. И, наконец, аммиак. Тоже недорог, почти не горюч, но довольно ядовит. Что бы выбрали вы, Николай Гаврилович?

И он посмотрел на патрона. В глазах того блеснула надежда.

— Что ж, — сказал он задумчиво. — Я бы, пожалуй, выбрал аммиак…

— А если оболочка будет нарушена и газ пойдет наружу? — полюбопытствовал Загорский.

Тайный советник отвечал, что на этот случай надо иметь на борту фильтрующие маски Стенхауза. Аммиак очень вонюч, и если что-то случится, у воздухоплавателя всегда будет время защититься, после чего он сможет спустить аэростат на землю.

Поразмыслив, Кованько согласился, что в таком подходе есть свой резон.

— Сколько времени вам потребуется, чтобы соорудить розьер? — спросил Загорский.

Кованько что-то прикинул в уме и отвечал, что на основе имеющихся материалов они смогут сделать это дня за три. Вот только, сказал поручик, все предприятие потребует разрешения вышестоящего начальства и серьезных финансовых вложений.

— На этот счет не беспокойтесь, — с легким облегчением проговорил тайный советник. — Разрешения и финансы — это уж моя забота. Главное, чтобы Нестор Васильевич долетел в Китай ко времени…

Примечания

1

Frutti di mare (итал.) — дары моря, морепродукты.

2

Драгоман — переводчик при посольствах на Востоке. Должность предполагала как переводческие, так и дипломатические функции.

3

Узел — мера скорости, одна морская миля за час. Так, скорость в десять узлов означает, что в час объект проходит 18 километров 520 метров.