Гибель Сатурна

АНОНИМУС, 2023

Старшего следователя Следственного комитета Ореста Волина приглашают для консультаций во Францию. Здесь на границе с Италией в курортном городке Ла-Розьер обнаружено тело неизвестного мужчины, убитого весьма экзотичным способом. Способ этот не вполне понятен, но последствия его таковы, что у покойника разрушены все внутренности. Ни документов, ни телефона при покойном не обнаружено. При осмотре на теле находят след от сведенной татуировки. Ведущая дело Ирэн Белью определяет некоторые буквы как русские, после чего обращается за помощью к Волину, предполагая, что безымянный покойник мог быть русским по происхождению.

Глава четвертая

Стероидная ярость

Синьор Сильвио Капелло́ни с самого утра находился в прескверном настроении. Его не радовал ни его предвыборный рейтинг, ни растущие на рынке акции его предприятий, ни даже яркое утреннее солнце, бьющее прямо в окно.

— Чего ты растопырилась, шлюха? — сказал он светилу, подойдя к огромному окну, выходившему прямо на восток. — Думаешь, тебе все рады? Думаешь, только и мечтают лечь под тебя? А ты представляешь, какой ценой дается загар в моем возрасте? Ты хотя бы знаешь, что девяносто процентов рака кожи вызвано ультрафиолетовым излучением? А то, что рак кожи — это половина всех случаев рака в мире — это ты слышала? Половина, тварь! Сдохни, гадина, и не показывайся мне на глаза, пока не позову!

С этими словами он задернул тяжелую шелковую портьеру и пошел умываться. В ванной уже суетилась уборщица — стройная шатенка лет двадцати. Всю прислугу себе в дом синьор Сильвио отбирал лично. Женщин выбирал красивых и молодых, мужчин, напротив, страшноватых и в летах. Но и те, и другие должны были быть готовы исполнить любой его каприз. Исключение синьор Сильвио делал только для повара — тот мог быть каким угодно, молодым или старым, лишь бы готовил хорошо.

— Зачем тебе смазливая прислуга? — не понимали приятели, такие же миллионеры, как и сам Капеллони. — Ты и так можешь выбрать любую, самую красивую девку, зачем тебе еще и эти?

— Вы ничего не понимаете, дураки, — злился синьор Сильвио. — Я — подлинный ценитель красоты, слышали такое слово? Вот, например, ты, Джа́комо, зачем ты держишь у себя дома Порденоне и Пальма иль-Веккьо, когда музеи просто завалены картинами? А ты, Карло, какого черта набил свой дом драгоценностями, если всегда можно зайти в ювелирную лавку?

Друзья посмеивались и говорили, что тут другое дело: и Порденоне, и драгоценности — это их собственность.

— Горничные с уборщицами — тоже моя собственность, — объяснял синьор Сильвио. — И я хочу, чтобы собственность эта выглядела на все сто. Ты, Карло, не покупаешь стразы, а ты, Джа́комо, не держишь дома мазню этих уродцев — актуальных художников. Вот так и я. Я хочу, чтобы меня окружала красота. Последняя уборщица у меня дома должна выглядеть, как «Мисс Италия». Я хочу этого, и я плачу за это деньги. А значит, дома у меня все будет так, как я хочу, а не так как хотят всякие кретины.

— Ладно, ладно, мы поняли, — говорили друзья, — что ты разошелся, дружище?

Честно говоря, он и сам не понимал, чего он так злится. В последнее время приступы ярости настигали его все чаще. На публике он еще обуздывал их, но в узком кругу эмоции частенько выходили из берегов.

Другой бы на его месте посоветовался с врачами. Но Сильвио был не из числа слабаков, которые при первом же чихе бегут к эскулапам. Хватит того, что он принимает стероиды, потому что быть мужиком, когда тебе под семьдесят, без гормонов довольно трудно. А «Виагра» плохо влияет на сердце, не говоря уже про все остальное. Вот поэтому он и сел на стероиды, и теперь чувствует себя в сто раз лучше, чем, например, тридцать лет назад. Пусть все помнят, что он мужчина и порвет любого, кто станет у него на дороге!

Недавно, однако, Сильвио в приступе бешенства пробил головой стеклянную дверь в спальне. Ущерб, нанесенный двери, не говоря уже про голову, заставил его задуматься.

Он забил в поисковик словосочетание «неконтролируемая ярость». На него немедленно высыпались горы мусора, который заполонил сеть в последние годы. Именно за это Капеллони и ненавидел интернет — за то, что теперь почти невозможно выудить из него толковую информацию. Все захватили безмозглые снежинки-инфанты, и кругом царит их безмозглая инфантильная писанина.

Если, например, задать вопрос: как сварить гречневую кашу, на вас выльется поток длиннейших текстов о всех вообще кашах, о том, кто их употреблял, начиная с первобытных времен, об их полезных свойствах, об их вредных свойствах, о том, с чем их лучше есть — и так далее, и тому подобное, без конца. И наконец где-нибудь внизу, петитом, будет дано глубокомысленное замечание, что разные каши варятся по-разному, но чаще всего их варят в кастрюле.

Примерно то же случилось и в этот раз. Однако среди разной шелухи взгляд его все-таки выцепил выражение «стероидная ярость». Так вот откуда растут ноги — стероиды! Это они — причина его перманентной злости на весь мир.

Отныне он знал правду, но легче ему от этого не стало. Что теперь прикажете делать — отказаться от гормонов? Нет, это невозможно, просто немыслимо. Если за мужественность нужно платить такую цену — что ж, Сильвио готов. В конце концов, на публике он себя контролирует, а ближнее окружение потерпит.

Примерно так думал синьор Капеллони, провожая взглядом убегающую уборщицу. Как рванула, вы только поглядите! Ничего не скажешь, прекрасная физическая форма у девки, он даже пинка ей дать не успел. Впрочем, может быть, форма тут ни при чем, это страх делает прислугу такой резвой. Тот самый страх, который в последнее время охватил всех вокруг него: от повара до охранников. Как бы какая-нибудь сволочь из обслуги не сняла его выходки и не выложила в соцсети. Нынче это совсем не ко времени. Ладно, нечего грузиться посторонними проблемами: сейчас главное — пройти в парламент, остальное приложится.

Он почистил зубы, оделся и сел завтракать в гостиной в теплой компании столов и стульев.

По телевизору шли новости. Что ж, не все так плохо, рейтинг синьора Капеллони растет, а вместе с рейтингом растут его шансы быть избранным в парламент. Парламент, как известно, — это депутатская неприкосновенность и новые возможности зарабатывать большие деньги. А ради денег Капеллони, как и все почти миллионеры, готов был продать отца родного — тем более что тот давно почил в бозе.

Впрочем, говорят, русские даже покойников умеют продавать, у них на этот счет есть руководство, написанное еще в девятнадцатом веке, называется «Мертвые души». Там один синьор за копейки скупал мертвяков, селил их на земле и потом продавал вместе с землей как существующих на самом деле. Гениально, синьоры! Вот почему все так боготворят русскую литературу — оттуда можно извлечь кучу способов обогащения. Один русский персонаж знал четыреста сравнительно честных способов отъема денег. Четыреста! Такому человеку надо было бы поставить золотой памятник и изучать его биографию в школах и университетах. Но русские слишком расточительны, они не ценят настоящих гениев, то есть тех, кто учит их бизнесу. Они думают о боге, морали, нравственности — о чем угодно, но не о деньгах.

Но синьор Капеллони — совсем другое дело! Он знает, в чем смысл жизни. Если бы вдруг явился к нему Иисус Христос и спросил бы, о чем он думает, Сильвио отвечал бы ему откровенно, как на допросе у прокурора.

— Я думаю о том, Господи, как бы заработать все деньги в мире, — заявил бы он.

— Но это невозможно, — сказал бы Иисус, — ты же понимаешь, Сильвио, что это невозможно?

— Это для тебя невозможно, — отвечал бы Капеллони, — потому что ты вообще не по этой части. А для меня невозможного нет, надо просто найти пути и методы.

Одним из таких путей был парламент и вообще вхождение в большую политику. Конечно, Иисус при всем желании не мог бы понять Капеллони. Потому что Иисуса никто никогда бы и не выбрал в парламент — кому там нужен бедный еврей? А вот его, Капеллони, выберут, в этом не может быть никаких сомнений.

Он поглядел на часы. Ближе к полудню у него было запланировано интервью на телеканале «Рай У́но» [«Rai 1» — популярный итальянский телеканал]. Оставался час до начала. Что ж, пожалуй, пора ехать — пока то да се, пока наложат грим…

В машине его уже ждала Мария. Роскошная блондинка — крашеная, конечно, а где вы найдете в Италии некрашеных? — так вот, роскошная блондинка с умопомрачительной талией, высоким бюстом, длинными ногами. Все это великолепие не так скрывало, как подчеркивало леопардовое платье, обнажавшее тонкие колени и самые стройные на свете икры.

Он сел рядом, скривил лицо в улыбке. Водитель завел двигатель, машина тронулась.

— Здравствуй, милый, — проворковала Мария. Ее синие глаза гипнотизировали его, из них исходило сладострастное пламя. — Как спалось?

— Без тебя — плохо, — отвечал он галантно.

— Так в чем же дело, все в наших руках, — улыбнулась Мария.

Он вдруг почувствовал, что его корежит. Господи, Мария! Блудницу зовут так же, как Пречистую Деву. С другой стороны, была же и другая Мария, которая Магдалина, тоже девушка не самой высокой нравственности. Правда, Магдалина раскаялась в грехах, а эта, которая сидит с ним рядом, не раскается никогда и ни за что. Ну, разве что гонорар ей платить перестанут.

— Ты русская? — внезапно спросил он.

Она сузила глаза.

— Почему ты так решил?

— Не важно. Какой твой настоящий цвет волос?

Она помолчала. Он что же, хочет узнать все ее тайны?

— Отвечай на вопрос! — он схватил ее за руку.

Она выдернула руку, посмотрела на него сердито.

— О таком девушек не спрашивают…

— А я спрашиваю!

Мария отвела взгляд и, глядя в окно, негромко осведомилась: может быть, она ему не нравится? Может быть, ей лучше уйти? Он засмеялся злорадно: куда это она уйдет на скорости пятьдесят миль в час? Впрочем, если ей так хочется, то, пожалуйста, пусть выходит. Вот только он торопится и машину останавливать не станет. Зато может придержать дверцу, чтобы ей удобнее было катиться по асфальту.

Мария молчала, по-прежнему глядя в боковое окно. Молчал и он, пытаясь понять, сказал ли все это он сам, или в нем говорила стероидная ярость.

Спустя минуту она включила смартфон и надела наушники. Сильвио смотрел на барышню и понимал, что ему ее совсем не жалко. Он платит ей бешеные деньги, она должна терпеть все его прихоти. Если ей не нравится, пусть пойдет поищет себе клиента на панели.

— Я не проститутка, — негромко сказала Мария, по-прежнему не глядя на него.

А кто же она? Нет, синьоры, посудите сами — кто она такая, если не проститутка? Вы говорите — эскорт? Не смешите его, он не любит дешевого цирка. Эскорт — это просто слово, его выдумали, чтобы слупить с клиента побольше денег. Если Сильвио пожелает, он может взять ее прямо тут, в машине — и никто его за это не осудит. Человек — товар, пора бы уже всем это понять. Он может продаваться за большие или маленькие деньги, но, независимо от этого, любой человек должен быть хорошим товаром, в этом его функция и смысл жизни.

— Значит, ты тоже товар? — спросила она неожиданно.

Он на миг задумался, потом покачал головой. Нет, он не товар. Может быть, когда-то, на заре карьеры, его тоже покупали и продавали, но теперь он стоит на вершине, теперь он сам покупает и продает. Но чтобы достичь этого уровня, ему пришлось много поработать, да, очень много. И работа продолжается, потому что совершенству нет предела.

Они подъехали к зданию телеканала, чья крыша была увенчана загадочной авангардистской дулей. Эти актуальные художники никак не уймутся, они всю Италию загадили своей фигней! Взять бы их всех да отправить на пожизненные общественные работы.

— Сиди в машине, жди меня, — велел он Марии.

Вообще-то он хотел выйти с ней в люди, похвастаться новой спутницей, однако рассудил, что не стоит слишком уже мозолить глаза избирателю роскошью, пусть даже роскошью этой оказалась женщина. Он еще не знает, сколько Мария продержится рядом с ним, а менять подруг посреди предвыборной кампании — дурной тон. Так что пусть до поры до времени не высовывается.

Она вытащила наушники из ушей, смотрела на него как-то странно.

— Что? — спросил он раздраженно. — Хочешь мне что-то сказать?

Она покачала головой: нет, ничего. Иди, милый.

В здание он заходил с каким-то странным чувством. Казалось ему, что Мария узнала о нем что-то важное, узнала, но решила ему не говорить. Ну, и черт с ней, обойдемся как-нибудь.

На первом этаже его уже ждала редактор программы, небольшая, пухлая, похожая на мышь женщина лет сорока, типичная домохозяйка. Понять невозможно, как только таких пускают на телевидение? С другой стороны, она ведь не показывается в кадре, так что, наверное, можно. Хотя, конечно, его чувство прекрасного такие бабы оскорбляют.

Наверху его взяли в оборот гримеры. Над ним трудились сразу двое — томный молодой человек и девушка неприметной наружности. Молодой человек смотрел, оценивал и командовал, девушка исполняла. Синьор Капеллони подумал, что это правильный порядок вещей: мужчина указывает, женщина слушает и повинуется. Вот только мужика надо было подобрать нормальной ориентации. Впрочем, какой нормальный мужчина захочет работать гримером?

От мыслей своих он очнулся уже в студии, когда на экране под музыку высветилась телевизионная заставка. Дождавшись, пока джингл затихнет, ведущая, блондинка с длинным лицом и ослепительной улыбкой, поприветствовала Сильвио.

— У нас в студии — кандидат от партии «Лига Севера», финансист и предприниматель Сильвио Капеллони, — объявила она. — Впрочем, представлять вас мне кажется излишним. Наверное, нет человека, который бы не знал, что вы баллотируетесь в парламент.

— Да, — улыбнулся Сильвио, — эта новость дошла даже до меня.

Зрители в студии засмеялись.

— Какие цели вы ставите перед собой, идя в политику?

— Если я скажу, что хочу сделать Италию самой богатой и процветающей страной, а народ — самым счастливым на свете, вы, конечно, мне не поверите. Но… — тут Сильвио развел руками, — больше мне нечего сказать. Я патриот Италии и действительно хочу, чтобы она была богатой, а ее народ был счастливым.

— Хорошо, — отвечала ведущая, и улыбка на лице ее погасла, — в таком случае, как вы прокомментируете последние новости?

Капеллони насторожился: какие еще новости?

— Только что информагентства сообщили, что против вас заведено уголовное дело.

Сильвио на миг онемел. Против него? Уголовное дело? Что за бред?! Оказалось, его обвиняют в подкупе государственных чиновников с целью предоставить его компании преимущество при закупках продовольствия для итальянской армии.

Сильвио засмеялся.

— Моя компания? — сказал он. — Единственная кампания, которая меня сейчас интересует, это предвыборная. Что же касается закупок продовольствия, то это дело строго контролирует государство.

— Вас как раз и обвиняют в том, что вы подкупили государственных служащих, — ведущая смотрела на него, не отрываясь, и он неожиданно заметил, какое у нее злое и стервозное лицо.

В голове у него сделалось пусто, он даже забыл, как зовут ведущую. В самом деле, как? Даниэла? Лючия? Больше всего сейчас ему хотелось сказать: эй, Даниэла, не суй свой длинный нос в серьезные дела, иди домой, найди себе мужчину и нарожай детей. Но этого, конечно, сказать никак нельзя, феминистки уничтожат его в один миг.

— Я не могу это всерьез комментировать, — наконец выговорил он. — Вероятно, это происки моих врагов. Они не могут справиться со мной в честном бою и выдвигают бредовые обвинения.

— Иными словами, вы утверждаете, что ваши враги коррумпировали прокуратуру, и она выдвинула против вас заведомо ложное обвинение? — глаза ведущей были холодны, как сталь.

Сильвио снова засмеялся, впрочем, уже не так уверенно. Он хочет сказать, что все это только журналистская утка, фейк.

— Вряд ли это фейк, — заметила ведущая. — Вы понимаете, что вас обвинили в чрезвычайно серьезном преступлении?

Кровь плеснула ему в голову, и мозги начали медленно закипать. Спокойно, Сильвио, спокойно, это провокация, нельзя поддаваться. Однако в студии уже стоял гул, публика что-то выкрикивала. Капеллони расслышал даже слово «мафиозо». Он почувствовал, что сердце его забилось в груди гулко, как молот.

— Вы говорите — мафия? — он возвысил голос. — Кто-то тут назвал меня мафиозо. Пусть этот человек встанет во весь рост и повторит это обвинение мне в лицо.

Какой-то парень в растянутой черной водолазке поднялся со стула и крикнул:

— Я назвал вас мафиозо и готов повторить это обвинение следом за генеральным прокурором!

Сильвио побагровел от ярости. Он не ждал, что на вызов его откликнется какой-то хипстер, у которого молоко на губах не обсохло.

— Так значит, по-вашему, я — мафия, — медленно начал Сильвио. — Но что вы знаете о мафии? Все ваши знания об этом предмете исчерпываются голливудскими фильмами и итальянскими сериалами. Вы увидели Микеле Плачидо в роли комиссара Каттани и Аль Пачино в фильме «Крестный отец» и думаете, что узнали о мафии. Так я скажу вам вот что! Мафия — это воры, убийцы и насильники, мафия — это раковая опухоль в теле нашего государства. Она пустила свои метастазы везде, начиная от полиции и прокуратуры и кончая правительством. И я иду в политику именно затем, чтобы снести продажных чиновников и избавить мой народ от мафии раз и навсегда! Я законопослушный гражданин, я борец с коррупцией, а из меня лепят синьора Берлускони. Я благодарю Бога, что моя мать не дожила до этого страшного мига, когда продажные чиновники восстали против меня, чтобы погубить ростки свободы и справедливости, которые я несу моей родине. На моей стороне нет никого. Вы слышите — никого! Только простые итальянцы, только народ. Но, скажу я вам, этого достаточно, чтобы победить многоголового дракона, которого все мы знаем и которого зовут мафией. Да здравствует справедливость, да здравствует закон! Голосуйте за партию «Лига Севера» и за ее кандидата Сильвио Капеллони!

Громокипящая речь синьора Сильвио неожиданно для всех даже снискала растерянные аплодисменты. Используя момент, Капеллони объявил, что вынужден срочно покинуть студию — и благополучно ретировался. Да, он одержал моральную победу, но, черт побери, что там еще за уголовное дело, откуда оно взялось и что вообще происходит?

Этот вопрос он, естественно, задал своему адвокату, Гвидо, едва только вышел на улицу.

— Происходит именно то, что ты слышал, — голос Гвидо по телефону звучал крайне хмуро, но, может быть, причина заключалась в плохой связи. — Я делаю все возможное, чтобы выяснить обстоятельства и как-то повлиять на ситуацию, но на всякий случай будь готов ко всему.

Будь готов ко всему? Он должен быть готовым ко всему, когда до палаты депутатов осталось буквально два шага? В ярости Сильвио едва не швырнул смартфоном в пробегавшую мимо собаку. Его удержали не приличия, а мысль, что ударенные телефоном собаки иногда очень больно кусаются.

Шофер распахнул перед ним дверь его роллс-ройса, и он увидел сидящую на заднем кресле Марию. Сидела она смирно, как школьница, и глядела на него широко открытыми глазами. Обида, влечение и стероиды смешались в его голове в какой-то вулканический коктейль, и он едва не набросился на нее прямо тут, в машине. Но страх, что вездесущие папарацци и блогеры могут быть рядом и снимать все, что он делает, остановил Сильвио.

Он плюхнулся на сиденье и скомандовал шоферу:

— К ней домой!

Мария слегка повернула к нему голову. На лице ее блуждала снисходительная улыбка. «Вот видишь, — как бы говорила эта улыбка, — что бы ни думали вы, мужчины, последнее слово всегда за нами».

Он никак не отреагировал на ее наглую ухмылку, спросил только, почему она не сказала, что на него завели уголовное дело. Она ведь наверняка прочитала это в новостях, пока сидела, уткнувшись в свой гаджет.

— А ты не спрашивал, — отвечала Мария, очаровательно улыбаясь. — И потом, я думала, ты знаешь. Я думала, поэтому ты такой злой.

Он снова промолчал. Ничего, сейчас они доедут до ее дома, и он покажет ей, что такое настоящая стероидная ярость.

Мария жила в Треви, на ви́а дель Морта́ро [Via del Mortaro — римская улица в районе Треви]. Она снимала двухкомнатную квартирку в симпатичном пятиэтажном доме. Поскольку они были знакомы без году неделя, Сильвио еще ни разу там не бывал. Будет любопытно посмотреть, как выглядит гнездышко дорогой куртизанки русского происхождения. В том, что она русская, он уже не сомневался, хотя говорила она без акцента. Но это не удивительно: итальянский очень простой и ясный язык, только конченый идиот будет говорить на нем с акцентом, тем более если он живет в Италии.

Квартирка оказалась на удивление банальной и, как бы это сказать, лишенной всякой индивидуальности. Вся индивидуальность, вероятно, была скрыта в шкафах, запертых на ключ, как будто там прятались не платья и разные женские безделушки, а некое сверхсекретное оружие, благодаря которому Италия если и не победит в третьей мировой войне, то, по крайней мере, сильно попортит прическу своим врагам.

Мария расстелила постель и побежала в душ. Ожидая ее, Сильвио успел раздеться и осушить бокал мартини, которое вытащил из бара. Врачи, правда, не советовали совмещать гормоны и выпивку, ну да что они понимают, эти врачи! Многолетняя привычка совмещать выпивку и любовь сильнее любых предписаний.

Мартини был сухим, и он поморщился: Сильвио любил сладкое, а не кислое. Но нынешние женщины исключают из своей еды любые сахара и жиры, лишь бы сохранять жилистость и костистость, которую они почитают за подлинную красоту. Мария, впрочем, не была ни жилистой, ни костистой, только стройной, а в некоторых местах ее формы можно было назвать даже пышными. Таким образом, в смысле фигуры она казалась большей итальянкой, чем сами итальянки.

Он включил телевизор, пощелкал пультом, ища эротический канал. Канал никак не находился — Сильвио даже удивился немного. Что за дешевое пуританство, Мария — жрица любви, у нее должны быть эротические каналы, а иначе как возбуждать клиентов? Ну, ему-то никакого дополнительного возбуждения не нужно, он человек старой закалки, а вот эти нынешние слабосильные хипстеры без поддержки и шагу не ступят.

— Что ты ищешь, милый? — Мария появилась в комнате почти неслышно. Она стояла с распущенными волосами, прижав к груди белоснежное полотенце, глаза ее были широко раскрыты, как у ребенка.

— Ищу канал с голыми девками, — сухо отвечал будущий депутат. — Ищу и почему-то не нахожу.

Она удивилась: зачем ему какие-то девки? Разве ему недостаточно ее, Марии?

— Сейчас увидим, — и Капеллони потянул ее в постель.

Гормоны действовали безотказно, Сильвио чувствовал себя на тридцать лет моложе. Она содрогалась под его натиском, кусала губы, вытягивалась, впивалась ногтями ему в спину, стонала — словом, вела себя, как образцовая самка.

Спустя пятнадцать минут они сделали небольшой перерыв.

— Ты лучший мужчина в моей жизни, — сказала она, положив голову ему на грудь.

Сильвио догадывался, что она говорит так всем своим клиентам, но все равно было приятно. Он лежал, а сердце все продолжало бухать у него в ушах и никак не могло успокоиться, как будто он бежал стометровку. Ему было как-то жарко и душно, хотелось на воздух.

— Надо выпить, — решил он. — Только не эту кислую гадость, от нее живот болит и тянет блевать.

Мария открыла шоколадный ликер, разлила по рюмкам, одну взяла себе, другую поднесла ему.

— За тебя, — сказала она.

— За меня, — согласился он.

Они осушили рюмки. Он попросил еще. Она налила. Он снова выпил и упал на кровать прямо на спину. Лежал, глядя на нее остановившимся взглядом. Она забеспокоилась.

— Что с тобой, милый? Тебе нехорошо?

— Я в порядке, — прохрипел он. — Давай еще раз, сзади.

Он полез на нее, стал пристраиваться, но покачнулся и повалился в сторону.

— Я в порядке, — проговорил он снова, но лицо его налилось кровью, побагровело, стало отливать фиолетовым. Он громко дышал и беспорядочно двигал руками.

— Милый, что с тобой?

— Тошнит, — сказал он, — жжет в груди…

И потерял сознание.

* * *

Спустя два часа Мария вышла из такси на Ви́а де́лле Скудери́е [Via delle Scuderie — одна из улиц римского района Треви]. Не оглядываясь по сторонам, решительно вошла в дверь под лаконичной вывеской «Ве́нере стар» [Venere star (ит. — англ.) — звезда Венеры]. Кивнув охраннику, молча прошла на второй этаж. Тут она оказалась перед железной дверью, нажала на вызов, и дверь, загудев, открылась. Сразу за дверью за столом сидел еще один охранник, за ним простирался длинный, плохо освещенный коридор, по обе стороны которого шли коричневые, отделанные под мореный дуб двери.

Не останавливаясь, Мария прошла мимо поста охраны и, не стучась, открыла вторую дверь справа.

Она оказалась в просторном светлом офисе, с парой кожаных белых диванов, тремя такими же белыми креслами, несколькими стульями, белым шкафом и огромным письменным столом, за которым сидел чрезвычайно серьезный человек. Точный возраст серьезного определить было непросто — где-то между тридцатью и сорока. На нем был бежевый свитер из последней коллекции Баленсиаги, черные джинсы и очки в массивной черной оправе. Темные волосы были аккуратно уложены и выглядели прилизанными, лицо казалось незначительным и ничего не выражало. Если бы не Баленсиага, можно было бы подумать, что перед вами — клерк самой мелкой руки или профессиональный шпион, главным достоинством которого является незаметность.

Однако, когда он поднял взгляд на Марию, глаза его сверкнули. Она молча села напротив на диван, закинула ногу на ногу, обнажив не только колени, но и бедро с необыкновенно соблазнительной линией, вытащила из сумочки пачку тонких дамских сигарет, закурила.

— Здесь не курят, — бесцветным голосом сказал клерк.

— А я курю, — отвечала она и пустила дым прямо ему в лицо. — После скотов, которых ты, Романо, мне подсовываешь, мне надо бы дымить, как паровоз, и пить, как пожарная лошадь.

Романо помолчал несколько секунд, потом достал пульт и включил кондиционер.

— Насколько я понимаю, миссия закончилась успешно, — сказал он, кладя пульт себе прямо под руку, как будто это был не только пульт, но еще и пистолет, из которого при случае можно было застрелить некстати явившегося врага.

— Что считать успехом, — отвечала она, и Романо заметил, что сигарета у нее в руке подрагивает.

— Что случилось? — он встал из-за стола, поглядел испытующе. Теперь он уже не был похож на клерка, в нем появилась какая-то пугающая сила.

— Случился обширный инфаркт, — сигарета в ее руке задрожала сильнее. — Не у меня, разумеется — у клиента. Я вызвала «скорую», но слишком поздно. Мерзавец дал дуба в приемном покое.

— Ну, а задание? — спросил Романо негромко. — Задание ты выполнила?

Мария посмотрела на него с неожиданной злобой.

— «Задание»! — передразнила она его. — Ты думаешь только о своем вонючем задании! А мне на хвост сели сби́рро [Sbirro (ит.) — прозвище итальянских полицейских], по факту смерти завели уголовное дело. И, будь уверен, копать они будут серьезно. Мультимиллионер, шишка в «Лиге Севера», кандидат в депутаты умирает после визита к какой-то девице, которой не знает никто, кроме его шофера. Ты не видишь тут ничего подозрительного?

— Значит, задание ты не выполнила, — подытожил Романо, будто не замечая ее тихой истерики.

— Все я выполнила, — она неверной рукой вытащила из сумочки небольшой сверток и сунула его собеседнику. Тот улыбнулся с явным облегчением.

— Ну вот, — сказал он, — значит, все в порядке.

— Ничего не в порядке! — закричала она и швырнула в него сигаретой. — Ты что, не слышишь? Клиент мертв! Полиция доберется до меня и будет трясти, как грушу. Мне нужны документы на другое имя и мне нужны деньги. Тогда я уеду отсюда и не вернусь, пока дело не закроют.

Несколько секунд он смотрел на нее, не отрывая глаз, и, видимо, о чем-то думал. Потом кивнул. Она права. Ее нужно спрятать. Иначе под ударом окажется все предприятие. Тогда вот что…

Он написал на стикере адрес, вытащил из кармана и вручил ей ключ от квартиры.

— Пойдешь сейчас туда. Закройся изнутри, никуда не выходи и никого не впускай.

— Что это? — спросила она, забирая ключ и адрес. — Конспиративное гнездышко для девушек в беде?

— Это представительская квартира, — сухо отвечал Романо. — Но она будет твоим убежищем до тех пор, пока я не подготовлю все необходимое, чтобы тебя обезопасить. Когда все будет готово, я приеду и позвоню условным сигналом, вот так.

И он простучал по столу несложный сигнал. Она криво улыбнулась: что ж, спасибо за гостеприимство. И направилась к двери. Но Романо остановил ее.

— Телефон, — сказал он, протянув к ней ладонь.

Она посмотрела на него с изумлением.

— Телефон, — повторил он и объяснил, что, раз полиция знает ее имя, она наверняка знает и номер ее телефона. А это значит, всегда может ее отследить.

Она растерялась — а что же она будет делать одна в пустой квартире без телефона?

— Посмотри телевизор, — отвечал он нетерпеливо, — послушай радио, почитай книги, поставь диск с фильмом.

— А можно мне поиграть на твоем компьютере?

Конец ознакомительного фрагмента.