Башня Континуума. Слава Резонансу

А. Седых

После переворота противостояние Комитету входит в финальную фазу. Но даже победа над ними не означает возврата к былой стабильности. Противоречия между высшими лицами государства уже готовы вылиться в череду кровопролитных конфликтов, но и это ничто по сравнению с внезапной технологической угрозой за гранью сингулярности.

© А. Седых, 2022

ISBN 978-5-0056-1085-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

БАШНЯ КОНТИНУУМА

КНИГА ТРЕТЬЯ

СЛАВА РЕЗОНАНСУ

Год третий: Чумы на Пиру

ПРОЛОГ

Белая, как алебастр, рука наследного принца Синдиката Крайм-О, сёгуна Садахару Моримото, перебирала мягкие светлые волосы Изменившегося, свернувшегося калачиком у него на коленях. В чистой рубашечке и выглаженных серых брючках со стрелками, Изменившийся выглядел точь-в-точь как симпатичный двухлетний мальчуган. Лишь черный, по-змеиному раздвоенный второй язык, мелькающий в розовой влажности маленького рта, выдавал его подлинную природу не-существа. И еще — нездоровая бледность, которой монстр был обязан постоянному услад-плюсовому голоданию.

Не-существам услад-плюс был необходим точно так же, как воздух людям, или вода рыбам. Хотя Изменившийся регулярно подвергался внутривенным впрыскиваниям синтетических заменителей услада, он все еще испытывал сильный дискомфорт из-за услад-плюсовой депривации, отчего порой становился капризным и даже… слегка неуправляемым.

Не далее, как сегодня утром он приволок в постель Моримото оторванную голову одного из своих зазевавшихся дрессировщиков. Когда сёгун спозаранку распахнул глаза в своей элегантной спальне, то сразу увидел на кремово-желтых стенах, белоснежных простынях и одеялах мазки крови. В центре огромного ложа Изменившийся играл с мертвой головой, как котенок с клубком шерсти. Пустые, будто оплавленные, глазницы, свидетельствовали о том, что, перед тем, как убить, Изменившийся выжег жертве глаза кислотой, которую выплевывал из особых желез, спрятанных в глубине его глотки.

— Эй, ты, ребенок, — пробулькал Моримото.

Привстав на подушках, он протянул руку, ухватил не-существо за светлые вихры на затылке и хорошенько тряханул, заставив выпустить из зубов добычу. Мертвая голова в шлеме скатилась с кровати, подпрыгивая, как мяч для игры в боулинг, и закатилась под комод.

— Что стряслось, парень. ведь обещал, что больше не будешь убивать моих людей, — хриплым со сна голосом сказал Моримото, еще раз тряханув чрезмерно бойкого питомца.

— Воспитатель ударил меня кнутом, — ответил Изменившийся трогательным, чуть шепелявым детским голоском, облизывая раздвоенным языком окровавленные губы.

— Ударил тебя? Почему? Что ты сделал?

— Он сказал, я должен принять ванну… а я не хотел…

Убить человека для этой адской твари, вероломно скрывающейся под личиной худенького двухлетнего ребенка, было все равно, что прихлопнуть таракана. Вполне вероятно, Изменившийся и воспринимал людей, как назойливых насекомых. Он представлял новую, доселе невиданную, формацию не-существ. Пусть он не упустил случая лицемерно пожаловаться на скверное обращение, в действительности, удар электрокнута или плазмошокера для него был чем-то вроде легкой щекотки. Многочисленные тесты, проведенные над сородичами Изменившегося в Гетто научными сотрудниками Отдела Благонадежности, наглядно продемонстрировали их устойчивость к широчайшему спектру ядов и вредоносных излучений, высочайшую толерантность к смертельно опасным вирусам и бактериям, отличную выживаемость при низких и высоких температурах, безусловно смертельных для прочих живых существ. Изменившийся был в состоянии пережить несколько попаданий в упор из лучевой винтовки, даже в голову, и полностью восстановиться через двое или трое стандартных суток — фантастическая скорость регенерации, о каковой могли только мечтать генетически модифицированные, напичканные боевыми имплантами, элитные солдаты Синдиката, над усовершенствованием которых Крайм-О работала столетиями.

Жуткое чудовище. Венец услад-плюсовой эволюции. Разве мог Моримото сердиться на него? Разумеется, не мог, даже когда вспоминал, что именно эта дикая тварь нанесла ему тяжелейшее увечье, откусив лицо. А вспоминал об этом Моримото всякий раз, когда смотрелся в зеркало и видел вместо лица кожаную маску, лохмотья слоящейся, пузырящейся кожи, натянутые на каркас из медицинской разновидности ультра-стали. В этот каркас были встроены сенсоры, без которых Моримото не мог ни слышать, ни видеть, а в его разорванное горло — сложная система серебряных трубок, без которых он не мог говорить, дышать и принимать пищу.

— И все же, ты должен пообещать, что прекратишь убивать моих лояльных служащих… по крайней мере, без моего прямого приказа. И, да, ты должен принять ванну и переодеться, — сказал Моримото, вставая и набрасывая поверх своей стариковской фланелевой пижамы красный халат, расшитый вручную портретами Красного Императора Мао.

После прогулки по ночной столице Изменившийся источал амбре протухших объедков, дохлых крыс и убитых бродяг. Не слишком гуманный способ избавляться от отбросов общества, но это был единственный приемлемый способ держать в узде его врожденные агрессивные инстинкты.

— А моя уточка? — спросил он, неохотно признавав неизбежность купания.

— Будет тебе уточка, — проговорил Моримото, достав из ящика прикроватной тумбы желтую пластиковую утку, без которой Изменившийся не мыслил водных процедур. — Примешь ванну, потом переоденемся и сядем завтракать. Впрочем, ты, должно быть, сыт.

Нет, Изменившийся брезговал человеческой плотью, зато обожал рыться в мусорных отбросах, выискивая лакомые кусочки и всякий раз поражаясь, почему люди выбрасывают столько хорошей еды. Но, поскольку сейчас в столице стояла зима, и ночами температура падала до минус тридцати по Цельсию, ему не удалось насытиться как следует. Он пожаловался сёгуну, что содержимое мусорных баков промерзло, сделавшись твердым, как камень, и ему даже пришлось подраться за остатки тухлой пищи со стаей бродячих псов.

— Я бы съел еще что-то, — сказал Изменившийся, когда Моримото повел его в ванную.

— Что?

— Не знаю. Вкусное?

— Ладно. Будешь вести себя хорошо, закажем пиццу.

— Пиццу? Что это?

— Вот и попробуешь. Уверен, тебе понравится. Раздевайся и складывай грязную одежду в корзину, понял?

Моримото включил воду и украдкой, чтобы не смущать питомца, стал следить, как тот раздевается и поразительно аккуратно складывает вещи в бельевую корзину. Что за диковинное создание. Его обмен веществ, физиология и биохимия радикально отличались от всего, известного им не только о людях, но и о не-существах. А ведь Изменившийся был еще совсем детенышем. Дикая агрессия сочеталась в нем с чарующей невинностью младенчества, присущей даже матерым хищникам. Когда он не отрывал людям головы, он или дремал, свернувшись калачиком, или с удовольствием возводил башенки из пластиковых кубиков, или хвостиком следовал за сёгуном, выпрашивая ласку или лакомство.

Впрочем, считать его лишь занятным, хотя и опасным зверьком было опрометчиво. Изменившийся к тому же обладал и чрезвычайно развитым интеллектом. Всего за полгода пребывания в доме Моримото он практически в совершенстве овладел человеческой речью, причем не только ниппоном, родным языком высших чинов Синдиката, но и двумя официальными наречиями государства — уни-глаголицей и уни-гаэликом. Теперь его потихоньку учили счету, письменности и чтению. И надо сказать, не без успеха. Что из него могло вырасти со временем, интересно.

— Что-то не так, господин? — спросил Изменившийся, перехватив взгляд сёгуна. — Я ведь сложил вещи правильно, да?

— Да. Залезай в ванну. Осторожно, не поскользнись. Не горячо?

— Нет.

Моримото добавил в воду ароматические соли и мыльный порошок, и отдал Изменившемуся его любимую уточку. Тем временем к ним зашел инструктор Изменившегося с чемоданчиком в компании двух охранников и личного помощника сёгуна. Они застыли в полупоклоне, пока Моримото не велел им распрямиться.

— Да не толпитесь вы. Здесь и так жарко и душно, нечем дышать. Я сейчас, — сказал он Изменившемуся, — не балуйся.

Моримото вышел к подчиненным в спальню. Его помощник, почтительно трепеща, шепотом доложил сёгуну, что убрал мертвую голову, сменил постельное белье и принес чистую одежду для него и для мальчугана.

— Завтрак тоже уже готов, можно подавать, господин.

— Отлично. И закажи нам пиццу.

— Что? Пиццу?

— Да. Такой круглый кусок теста с томатным соусом и начинками.

— Сделаю.

Пока охранники помогали Моримото облачиться в костюм, инструктор выкупал Изменившегося, высушил ему волосы и проследил, чтобы тот тоже натянул чистые брюки и рубашку. Потом усадил его и прикрепил на запястье компактный мед-сервер, настроенный под специфику не-существ. Моримото посмотрел на показания. Сносно, но не блестяще. Инструктор открыл чемоданчик, достал инъектор и прижал к ключице Изменившегося. Дозы услада-плюс в инъекторе хватило бы, чтобы на месте свалить с пару десятков взрослых мужчин, но для Изменившегося это было лишь минимальное количество вещества, необходимое ему для выживания.

— Стало лучше? — спросил инструктор.

— Да.

— Если тебе было нехорошо, ты должен был просто сказать воспитателю, а не отрывать ему голову, — сказал инструктор.

— Он кричал. И ударил меня кнутом. Он назвал меня монстром.

— И, чтобы доказать ему обратное, ты свинтил ему голову с плеч?

Изменившийся опустил взгляд и засопел, уставясь на свои ботиночки. Милый, маленький обиженный монстр. И опять сёгун слабовольно не сумел на него рассердиться. По-хорошему, нужно было задать чудовищу трепку, но Моримото было не до того. Вдобавок, он подозревал, что в ближайшее время жуткий ребенок ему понадобится.

— Не делай так больше, — сказал он, потрепав Изменившегося по белокурой голове. — Пойдем есть. Знаешь, как добраться в столовую?

— Конечно.

Порозовев щеками, Изменившийся соскользнул со стула, ловко вскарабкался по отвесной стене, презрев законы гравитации, и скрылся в вентиляции.

Через полчаса они закончили завтракать, и Моримото, взяв Изменившегося за обманчиво слабую детскую руку, проследовал в переговорную, расположенную на втором подземном этаже его особняка. Пока они шли по коридорам и лестницам, элитные солдаты, бдительно сторожащие на своих постах, опускались перед на колени и ловили губами его пухлую руку, унизанную перстнями. В белых, как алебастр, одинаковых лицевых масках, с глазами, от края до края затопленными непроглядной тьмой, в бронированных ёрои они были похожи, как кошмарные близнецы. Возможность увидеть обожаемого сёгуна хотя бы мельком вызывала у них чувство сродни религиозному экстазу. Если он приказал, они бы убили себя без колебаний, сию секунду. Иногда он и приказывал. Просто чтобы снять напряжение.

Но сейчас Моримото было не до милых шалостей. Когда он вошел в переговорную, там уже собрались его заместители и приближенные — вся верхушка Синдиката. Моримото скользнул взглядом по их подобострастным лицам и грузно опустился в кожаное кресло. Изменившийся тотчас забрался к нему на колени и свернулся клубком, как кот. Моримото запустил пальцы в его мягкие светлые волосы и устремил взор на экраны, на которых уже началась прямая трансляция с Луизитании.

Луизитания, при Старой Федерации известная как Федеральная Тюрьма №1892. Сюда массово ссылали как отпетых уголовников, так и политических противников режима, а позже — граждан, имеющих врожденный иммунитет к вирусу Унификации. Из последних в силу до сих пор неизвестных причин девяносто пять процентов были гражданами Ниппонской Империи. За десять лет до воцарения Черного Триумвирата заключенные восстали, перебили охрану и уничтожили Центральный Терминал планеты, вышли из состава Федерации и объявили о создании свободной Республики Луизитания. Но, поскольку за два столетия местное население изрядно притерпелось к тюремным порядкам, пустующую нишу быстро занял новорожденный Синдикат…

Да. Старые, добрые времена первоначального накопления капитала и безудержной борьбы за власть. Времена, когда жадные флибустьеры Синдиката бороздили космические просторы, торгуя оружием, наркотиками и особенно своими наемниками и с Черным Триумвиратом, и с противостоящим ему Свободным Миром. Им было все равно кому служить, лишь бы платили. В оправданием своим предкам, впрочем, Моримото должен был признать, что, когда дело дошло до решающей битвы, Синдикат поддержал лорда Джека, Франца Максимилиана и Константина, наследника Священной Ортодоксии и будущего Императора. Да так славно поддержал, что имперские власти передали под контроль Синдиката копи услада-плюс на Эпллтон и согласились придать особый статус бывшей Республике Луизитания.

На Луизитании официально не действовало большинство имперских законов, включая множество статей Кодекса Преступлений и Наказаний. Стомиллионная столица, главный и единственный город Луизитании вот уже пять столетий любезно привечал извращенцев, преступников и просто любителей запретных удовольствий всех мастей и степеней достатка. Пока провинциальные работяги тратили с трудом сэкономленные деньги в дешевых борделях и наркопритонах, аристократы и богачи спускали сотни миллионов в игорных домах и предавались дикому распутству в номерах лучших отелей. В хранилищах под землей в Дабл-Ви-капсулах гнили сотнями тысяч ВР-наркоманы, навеки затерявшись в виртуальных компьютерных мирах, пока наверху мраморные фонтаны круглосуточно изливались не водой, но розовым шампанским. Здесь работали и процветали торговцы органами, киллеры, беспринципные солдаты удачи, сомнительные пластические хирурги, владельцы абортариев, гаруспики, черные маги и пылкие представители самых причудливых религиозных сект и доктрин.

В сердцевине этого никогда не спящего неонового Шеола возвышалась неприступным монолитом черная зеркальная башня — штаб-квартира Синдиката. Этот город принадлежал Синдикату, а значит лично — Садахару Моримото. Так дела обстояли вплоть до прошлого года, пока столицу Луизитании не захватил Культ Короля… и миллионы его свихнувшихся адептов.

Вероучение Культа, изложенное в их тоненьких брошюрках, гласило, что этот самый Король в незапамятной древности был кем-то вроде божества или пророка. От прочих угрюмых божеств и мрачных пророков он отличался благодушным нравом, любил выпить, поесть, хорошеньких женщин и вырубоны, обожал петь и танцевать. Его незатейливое эпикурейское учение в свое время нашло широчайший отклик среди народных масс. Однако затем с Королем что-то стряслось, и он бесследно исчез из подлунного мира. То ли вознесся, то ли отлучился в уборную, это оставалось до конца неясным, но факт заключался в том, что приверженцы Культа буквально со дня на день ожидали его возвращения. Вернувшись же, Король должен был неверующих в него испепелить, а верующих отвести в страну обетованную, дивный Грейсленд.

Многовековая летопись человеческой глупости пестрела примерами еще более абсурдных и вопиющих религиозных доктрин, и, тем не менее. Тем не менее. Моримото смотрел на экраны и видел улицы родного города, запруженные сотнями тысяч людей в одинаково белых, бахромчатых ритуальных балахонах. Одурманенные пением Короля, они двигались с потрясающей синхронностью, приплясывая под ритмы рок-н-ролла.

— Поменьше слов, побольше дела! — выкрикивал Король омерзительно чувственным и каким-то жирным голосом. — Твои подколки ранят, как иголки! Хватит драться, пора целоваться! Хорош мне нервы трепать, пора зажигать! И… удовлетвори меня! Удовлетвори меня-а-а!

Пение Короля достигало такой неимоверной мощи, что заглушить его полностью не удавалось даже специальным фильтрам. Моримото оставалось лишь надеяться, что он не сойдет с ума, выслушивая Сборник Лучших Хитов Короля во время прямой трансляции военной операции по уничтожению Культа. Помощники осторожно водрузили ему на голову информационный шлем и подключили нейрошунты. Изменившийся слегка встревожился и приоткрыл глаза.

— Что это? — спросил он, удивленно посмотрев на круглую штуку на голове у хозяина.

— Просто информационный шлем. Позволит мне быть в курсе во время военной операции против Культа. Не знаю, зачем я тебе это объясняю. Спи.

Жуткий, гибкий, как змея, язык Изменившегося, способный убивать лишь касанием, коснулся его руки.

— Разбудите, если нужно будет кого-то убить, — прошептал он так тихо, что лишь сёгун услышал его.

— Да.

Изменившийся опять задремал, а Моримото обратил взор на один из экранов, где появился альфа-командир Тета с батальонами гвардейцев и элитных солдат Синдиката. Десять стандартных часов назад они десантировались в пустынях, прилегающих к городу, вошли и стали двигаться к центру, к местам своей дислокации, уничтожая по дороге толпы культистов. Сейчас они остановились в холле одного из опустевших отелей в нескольких кварталах от святилища Культа — Храма Короля с его статуей внутри.

— Тета.

— Господин, — сказал альфа-командир с поклоном, остальные же бойцы попадали на колени. — Мы все прибыли и заняли наши позиции.

Качество трансляции было ужасным, потому что пение Короля, помимо гипнотизирующего эффекта, обладало свойствами генератора белого шума и работало как мощнейший аналог ЭМ-пушки, выводя из строя все электроприборы, которые идентифицировало как принадлежащие потенциальному противнику. Изображение сплошь шло полосами и помехами, странно дергалась, а пение Короля в наушниках Моримото чудовищно искажалось, превращаясь в демонические завывания, через которые проступали фразы ПОДЧИНЯЙСЯ, РАСТВОРЯЙСЯ.

— Вы тоже слышите это? Подчиняйся, растворяйся.

Альфа-командир кивнул.

— Да, господин. Это чертово звуковое оружие полностью стерло их разумы. Остались только самые примитивные инстинкты и желание убивать каждого, кто не носит белый балахон и не танцует с ними этот долбаный рок-н-ролл.

Никто другой, включая даже ближайших приближенных сёгуна этого бы не заметил, но он знал своих солдат лучше всех, и от него не укрылось, что они измотаны, а ведь операция еще даже не началась. Внутри шевельнулся холодок.

— Надо полагать, вы там не встретили выживших? А? Почему молчите?

Тета сделал жест, чтобы солдаты встали.

— Если не считать этих выродков в балахонах, господин, то из других живых мы встретили только ВР-наркоманов. Они выползли из-под земли, как дождевые черви. Очевидно, их системы жизнеобеспечения давно перестали функционировать. Они явно были чертовски голодны и…

Тета замолчал.

— Набросились на нас и разорвали на части и сожрали, буквально сожрали трех наших парней, — продолжил он после секундной паузы. — Это было немного…

— Жутковато, — шепотом подсказал за его спиной один из элитных солдат.

— Ага. До сих пор этого слова не было в моем лексиконе.

Холод внутри Моримото усилился. Конечно, Синдикат рассматривал и другие варианты избавления от культистов. Однако нейтронные бомбардировки, отключение биокуполов или устроение рукотворной эпидемии Розовой Гнили были признаны крайними мерами, чреватыми разрушением инфраструктуры и прочими неприятными последствиями. Тем не менее, необходимость решительных мер уже не то что назрела, а уже и перезрела. Почему он так нервничал. Неужели его бойцы и боевые юниты Альянса не справятся с несколькими растерянными, беспомощными и абсолютно безоружными гражданскими. Что за чепуха!

— Хорошо, ребята. Мы проводили подробный инструктаж… вы знаете, что делать. Просто пробиться к треклятому Храму Короля и уничтожить его вместе со статуей Короля внутри. После этого культисты будут деморализованы, и вы сможете с легкостью их добить.

— Да, господин.

— Послушайте меня еще, мальчики. Мне жаль, но многие из вас сегодня умрут. Но вы не будете забыты. Никто из вас не будет забыт. Идите и превратите этих ублюдков в кровавое месиво. Во славу Синдиката.

— Во славу Синдиката и сёгуна Моримото! — хором проорали солдаты.

— Тогда начинаем.

И тотчас по едва заметному мановению его руки небеса над городом раскололись, и на сектантов пролился огненный дождь. Засевшие на крышах и верхних этажах высотных зданий снайперы вели прицельный огонь по толпе, выбивая наиболее крепких и здоровых адептов. При их огневой поддержке элитные солдаты и боевые юниты Альянса начали пробираться к Храму, кромсая белое бахромчатое море. Они не щадили ни женщин, ни стариков, ни детей, обряженных, как взрослые, в эти омерзительные балахоны.

Мертвым, холодным взором Моримото наблюдал за ходом военной акции. Пусть не из милосердия, но из эстетических побуждений он бы предпочел избежать этой бойни, но культисты оказались глухи к многократным воззваниям властей Луизитании прекратить валять дурака и убраться с их территории. Печальным было то, что многие примкнули к Культу не по доброй воле. Среди культистов оказались и добропорядочные туристы, и многие сотрудники Крайм-О, которые не успели вовремя эвакуироваться с планеты и которых свело с ума беспрерывное пение Короля. К сожалению, им было уже не помочь, и расправа над ними, скорее, была актом милосердия, чем жестокости.

Самое плохое — Моримото до сих пор не ведал, кто именно стоял за Культом. Руководители Культа были найдены и убиты, но это были лишь марионетки, а подлинные вдохновители продолжали пребывать в отменном расположении духа и добром здравии. Что вообще представлял собой Культ? Вышедший из-под контроля правительственный эксперимент? Изощренную месть врагов? Или эту аферу затеял кто-то из приближенных с целью навеки опозорить сёгуна и впоследствии низвергнуть? Моримото не знал. Зато знал, что, если когда-нибудь встретит этого гениально предприимчивого мерзавца, то сперва пожмет ему руку. А потом убьет самым мучительным способом из всех возможных. Возможно, для начала, заставит Изменившегося обглодать этому ублюдку лицо…

Заплутав в черных лабиринтах ненависти, Моримото упустил момент, когда операция из удовлетворительной превратилась в провальную.

— Господин Моримото, статуя…, — прошептал кто-то из его приближенных свистящим, недоверчивым шепотом.

— Статуя? — бессмысленно повторил Моримото.

— Статуя Короля покинула Храм.

— Вышла из Храма? Статуя?

Сперва эти слова показались ему бессвязным набором ничего не значащих звуков, но вскоре он и сам увидел на одном из Три-Ви экранов статую Короля, покинувшую святилище, служившее ей обителью на протяжении последних двух стандартных лет. Статуя, надо отдать ей должное, производила необычайно сильное впечатление. Отлитая из чистого золота высшей пробы, в триста футов¹ высотой, с сапфировыми глазами и рубиновыми глазами, эта махина, очевидно, нашпигованная сложнейшей электроникой, двигалась с поразительной легкостью и грацией, танцевала, вращая бедрами и выделывая прочие пошлые па, а также залихватски играла на громадном банджо.

Ее появление вызвало у сгрудившихся возле входа в Храм культистов буйное ликование. Моримото растерялся. Что все это означало? Что еще задумали эти мерзкие бахромчатые людишки?

— Непонятно, — пробормотал он, положив ладонь на затылок Изменившегося, — впрочем, это огромная ошибка. Давайте-ка вдарим по этой дряни.

Но вонзившийся в статую столп белого пламени орбитального лазерного луча не нанес ей видимого ущерба, только заставил на секунду пошатнуться — как подвыпившего человека, притворяющегося трезвым — но тотчас статуя выпрямилась и вновь пустилась в пляс, подыгрывая себе на банджо.

Моримото не верил глазам. Полноте, да не сон ли это? А, если и сон, отчего он никак не мог проснуться?

— Увеличьте мощность орбитального луча!

— Мощность луча увеличена на двадцать процентов…

Второй орбитальный удар, нацеленный в статую, мигом обратил в горсти серого пепла сотни сектантов, опалил сам Храм и превратил в ржавую пустыню примыкающий к Храму обширный зеленый парк, но проклятая статуя даже не почесалась. Более того, с несказанным удивлением Моримото осознал, что статуя напиталась энергией смертоносного плазменного луча. Она явно стала танцевать и двигаться раза в три или в четыре быстрей, чем раньше.

А потом случилось предсказуемое, но оттого не менее ужасное.

Статуя Короля запела, вторя голосу Короля, льющемуся из всех уличных динамиков этого проклятого городишки. Бойкие ритмы рок-н-ролла подняли боевой дух культистов на недосягаемую высоту, превратив в берсерков, напрочь лишенных инстинкта самосохранения и восприимчивости к боли, ослепительным вспышкам светошумовых гранат и облакам слезоточивого газа.

Гвардейцы Синдиката и штурмовики Народного Трудового Альянса, напротив, претерпевали неимоверные мучения. Пение Короля лишало их рассудка, заставляя забывать приказы, бросаться на товарищей или кончать с собой. Снайперы прыгали с крыш и выбрасывались из окон высотных зданий. Пилоты теряли управление, и над городом пролился метеоритный дождь дымящихся, горящих, взрывающихся прямо в воздухе воздушных колесниц.

Элитные солдаты Синдиката, в которых после десятилетий обработки практически не осталось человеческого, реагировали на песнь Короля не так выраженно, но даже им оказалось не под силу справиться с бушующей толпой. Они истребляли тысячи культистов, но на смену погибшим приходили тысячи и тысячи живых — и еще более разъяренных. Их наступление стало захлебываться в невероятном море белой бахромчатой массы.

Да и статуя Короля помогала культистам расправиться с объединенной армией Синдиката и НТА — расшвыривала пинками тяжелые бронемашины, сбивала взмахами золотых рук еще уцелевшие боевые колесницы, опрокидывала, будто детские игрушки, мобильные башни, оснащенные сверхскоростными турелями, успевая притом необычайно ловко уворачиваться от залпов плазменных орудий и самонаводящихся ракет.

Моримото повидал в жизни многое. Но такое? Нет. Такого он не видел никогда. От этой безумной клоунады рассудок его стал словно соскальзывать в пучины кромешного помешательства. Бесстрастный металлический голос, проникая ему в голову через разъем информационного нейрошунта, информировал его о потерях.

— Триста… пятьсот… девятьсот девятнадцать… четыре тысячи пятьсот… семь тысяч семьсот…

— Иисусе Сладчайший! — вырвалось у Моримото из насквозь прогнивших бездн его черной души. — Тета?

— Господин, — страшно проскрежетал Тета сквозь отзвуки кровавой битвы и оглушающее пение Короля.

— Довольно. Отступайте.

— Господин, мы пробьемся…

— Я сказал, нет! К черту ваши самопожертвования. Отступайте! Немедленно! Это приказ! Вы меня слышите?

Связь с Луизитанией оборвалась. Последним, что увидел глава Синдиката перед тем, как потухли мониторы, было громадное, сверкающее, будто облитое маслом, запрокинутое, оскаленное в усмешке, лицо статуи Короля. Повисла долгая тишина. Никто не шевелился и даже не дышал. Моримото медленно разжал сведенные судорогой челюсти, сорвал с головы шлем и уставился на своих лизоблюдов.

— Я думаю, это устроил кто-то из вас. Я знаю это! Выродки! Что вы молчите?

— Господин, умоляем…

Моримото не собирался покупаться на их мольбы. Он протянул руку и не слишком любезно тряханул за шкирку дремлющего Изменившегося. Тот распахнул свои такие чистые и доверчивые голубые глаза и посмотрел на сёгуна.

— Начинай.

Изменившийся кивнул. Они понимали друг друга с полуслова. С тех пор, как Изменившийся попробовал на вкус плоть Моримото, их связало чувство, стоящее превыше любых обид и счетов, чувство, побеждающее любые сословные и биологические предрассудки, чувство, созидающее Империи и обращающие их в прах. И чувство это звалось — любовь.

— Да.

— И ни в чем себе не отказывай… сынок.

МАРТОВСКИЕ ИДЫ-III

Можно ли перерезать горло бритвой Оккама?

Для Первого Консула Республики и председателя Народного Трудового Альянса генерала Винсента Вольфа провал карательной операции на Луизитании оказался таким же сюрпризом, как и для его давнего старинного камрада сёгуна Моримото. В луизитанской мясорубке Вольф потерял убитыми и тяжелоранеными пятнадцать тысяч боевых юнитов и штурмовиков высших военных рангов АААВ и АААС. Еще пять тысяч числись пропавшими без вести. Связь с Луизитанией по-прежнему отсутствовала, а орбитальные корабли-разведчики транслировали черно-белые, немые кадры огромного города, затопленного от края до края белой бахромчатой биомассой. Это, само собой, были поющие, танцующие, ожидающие своего идола культисты. Среди них Вольф мог заметить и своих бывших штурмовиков, и гвардейцев Синдиката, и даже спятивших элитных солдат. Теперь, вместе с другими сектантами, они пели и танцевали, дожидаясь Короля. Наряженные в белые балахоны.

Черт знает, что это такое! Где сектанты вообще доставали эти свои балахоны? Сдирали с едва остывших тел мертвецов? Или же устроили подпольные цеха по пошиву своих дурацких ритуальных одеяний? Впрочем, Вольф считал, что незачем более переводить впустую ресурсы. Через стандартный год-два сектанты вымрут сами от антисанитарии, эпидемий и голода. Ведь не могут они до бесконечности находиться на… замкнутом цикле самообеспечения?

К сожалению, камрад Моримото не разделял оптимизма камрада Вольфа. Не далее, как в этот полдень у них состоялась неприятная и напряженная беседа, посвященная провалу операции по освобождению Луизитании. Моримото заявился к Первому Консулу прямо в кабинет. Без стука, предварительной записи или хотя бы вежливой уведомительной записки, отправленной с почтовым голубем. Черный, в остальном безукоризненный, костюм главы Синдиката, равно как и воротничок и манжеты его белоснежной рубашки, был забрызган темно-красными пятнами. Хотелось верить, что это пятна соуса. Просто пятна томатного соуса, и более ничего.

— Господин Моримото, — почтительно заговорил Вольф, поднимаясь из кресла, но сёгун был не расположен к великосветским ригодонам.

— Сядьте, — сказал Моримото, со столь оглушительным грохотом захлопывая двухстворчатые двери, что с потолка на рыжеватую макушку Вольфа опустилось молочное облачко штукатурки.

— Я…

— Сидеть! — рявкнул Моримото.

Генерал сам был далеко не робкого десятка, и еще в бытность губернатором Южной Венеции прославился неимоверной жесткостью по отношению к политическим противникам, и, однако, от тона Моримото его пробрала дрожь. Вольф покорно уселся обратно в кресло и сложил руки на коленях, точь-в-точь как примерный школьник.

— Вам уже доложили об этой катастрофе? — поинтересовался Моримото холодно.

— Да… сразу же и доложили.

Тем же далеко не радостным ледяным январским днем 512 года Освобождения Вольфу доложили не только о провале операции на Луизитании, но и о том, что под влиянием прескверных новостей Моримото истребил верхушку Крайм-О, включая законных мужей своих девяти луноликих дочерей, сестер покойного Тэцуо. Расправившись с излишне честолюбивой молодежью и ближайшими соратниками, старик, тем не менее, далеко не удовлетворил кипящую внутри неумолимую жажду крови. Разве разогрелся самую малость.

— Вы обещали мне, Вольф… ваши хозяева обещали и клялись мне…

— Мои… хозяева? Я не понимаю, о чем вы.

— Не валяйте дурака. Все вы понимаете!

Вольф сглотнул. Он не хотел беседовать о хозяевах. От этого у него начиналась нестерпимая головная боль, а к горлу подступала тошнота.

— То, что произошло… это неудачное стечение обстоятельств. Форс-мажор…

Моримото сложил руки на груди и переплел шалашиком унизанные перстнями пальцы, кончики которых слегка подрагивали. Ярость! Ярость переполняла и душила главу Крайм-О, как ядовитая змея, как багряная удавка.

— Знаете, как я обычно поступаю с недоумками, которые толкуют мне о форс-мажоре.

— Убиваете с особо извращенной жестокостью? — предположил Вольф.

— Точно.

— К примеру, окунув лицом в чан с пираньями?

— В том числе!

Первый Консул новорожденной Республики благоразумно воздержался от критики в адрес административного гения сёгуна. Момент был далеко не подходящий. Он все еще не терял надежды образумить Моримото.

— Давайте взглянем на вещи здраво. Культисты не могут до бесконечности существовать на замкнутом цикле самообеспечения, и, даже если мы не будем ничего предпринимать, в конце концов, эти жалкие цирковые уродцы вымрут от эпидемий, сопряженных с их… особенным образом питания.

Замкнутый круг самообеспечения! Какое лицемерное выражение! В действительности, это означало, что сектанты пожирают своих павших, предварительно превращая в сочную, аппетитную начинку для ритуального блюда Культа Королевского гамбургера, согласно вероучению Культа — любимейшего лакомства Короля. Генералу Вольфу также довелось вкусить сей деликатес. Да, это было совершенно аморально, но вкус оказался божественным. Сочным, терпким, пикантным. А томатный соус! Рот Вольфа от сладостных воспоминаний непроизвольно наполнился слюной, немного пролилось наружу и капнуло на подбородок. Голос Моримото, резкий, как хлесткий удар кнута, привел генерала в чувство.

— Полюбуйтесь на себя, вы, животное! Сидите здесь, пускаете слюни! Тьфу! С каждым разом делается все хуже, не так ли?

— О чем вы? — удивленно спросил Вольф.

То, что случилось дальше, стало для него неожиданностью. В два прыжка Моримото преодолел разделяющее их расстояние, ухватил Первого Консула за край бордового галстука, намотал на кулак и рванул на себя. Не ожидавший от искалеченного старика подобной прыти, Вольф с размаху ударился лицом о столешницу. Челюсти его лязгнули, из разбитой губы и левой ноздри густо потекла кровь. Рука потянулась к переговорному устройству, но Моримото успел раньше, очень сильно ударив генерала по пальцам.

— Не глупите. Еще одно неверное движение — и останетесь вовсе без руки.

— Вы не посмеете!

Глава Синдиката рассмеялся коротким ржавым смехом.

— О? Многие думали, будто я не посмею. А я посмел! Ваш предшественник, конечно, был отвратителен, — продолжил Моримото, подразумевая покойного Верховного Канцлера Империи Милбэнка, — но он-то, по крайней мере, был человеком! А вы — не человек! Вы — тупая обезьяна, горилла, невесть каким чудом втиснувшаяся в военный мундир! Homo, так сказать, sapiens neanderthalensis!

Оскорбительно. Но правдиво. Генерал Винсент Вольф уже давно не был ни в малейшей степени человеком. Впрочем, неандертальцем он тоже не был, невзирая на очевидное сходство с оным, например, покатый лоб, угрожающе низкие надбровные дуги и квадратный подбородок. Если в генерале когда-то и наличествовало нечто человеческое, то оно бесследно затерялось в череде его многочисленных реинкарнаций, по поводу которых сам генерал находился в блаженном неведении. Раз в месяц с ним приключались странные припадки. Он терял сознание, а, приходя в себя, в течение нескольких мучительных часов не узнавал ни родных, ни заместителей, ни адъютантов, ни своих служащих, а, случалось порой, не помнил собственного имени. Лечащие врачи уверяли генерала, что он страдает редкой формой эпилепсии. Штука адски неприятная, но не смертельная при надзоре и тщательно подобранном лечении. Генералу приходилось им верить. А что оставалось делать? Правда о своем недуге, несомненно, прикончила бы его куда вернее самой изощренной лжи.

— Садахару… отпустите.

— Ох, будь у меня брови, я бы сейчас их приподнял, — протянул глава Крайм-О крайне язвительным тоном.

Вольфу надоело быть вежливым и уступчивым. Это было просто не в его обычае. Вдобавок, рука Моримото, вцепившаяся ему в загривок и продолжавшая крепко прижимать его голову к столу, причиняла генералу сильную, неподдельную боль.

— Вы, чертов спятивший старик! Поймите, вы вышли в тираж! Ваши замшелые методы руководства поставили Синдикат на край погибели! Вы безнадежно устарели, как и ваши хваленые, якобы непобедимые, супер-солдаты!

Моримото разжал пальцы. Когда он заговорил, голос его зазвучал неожиданно мягко и дружелюбно, будто бы он не буйствовал в кабинете всего пару минут тому назад.

— Да, что касается моих парней, тут вы, пожалуй, правы. Невозможно бесконечно эксплуатировать технологии семисотлетней давности, доставшиеся организации в наследство от Старой Федерации и моих великих предков. Ничего. Мы поработаем над этим.

Вольф моргнул. Моримото сказал, что поработает над этим? Черт, это прозвучало весьма зловеще. Но разве что-то могло устрашить бравого генерала? Никогда! Сбросив с затылка крючковатую руку сёгуна, Вольф выбрался из-за стола, выпрямился, и сразу сделалось понятным, что он вдвое выше своего визави, и чуть ли не втрое шире в плечах. Элегантный костюм сидел на нем из рук вон плохо, так как генерал привык носить военный мундир. Не тратя время на долгие разглагольствования, Вольф сунул прямо под нос Моримото свой увесистый кулак.

— Бьюсь об заклад, если я разок-другой тресну по вашей лицевой конструкции, вам будет больно! Очень, очень больно! Может, вы даже умрете. Или я в кои-то веки воздержусь от рукоприкладства, поступлю цивилизованно, и просто распоряжусь арестовать вас, судить и казнить!

— У вас духу не хватит, — проронил Моримото высокомерно.

— Может, и не хватит. А, может, и хватит. Не провоцируйте меня. Поезжайте домой. Выпейте горячего молока, посидите в кресле-каталке перед окном или чем там занимаются старики в вашем почтенном возрасте. Не путайтесь у меня — у нас — под ногами! Поймите, неважно, что вы скажете или сделаете… все это уже не имеет ни малейшего значения, теперь, когда процесс вошел в финальную фазу.

— Что вы имеете в виду, Винсент, — поинтересовался Моримото. Тон его вновь разительно переменился, голос зазвучал мягко, жалостливо, будто он общался с больным ребенком.

— После нашей окончательной победы над врагами Республики, ренегатами, препятствующими Торжеству Прогресса, благодарное человечество будет реконструировано — реформировано — модифицировано — трансформировано, — отвечал Вольф гладко, будто по писаному.

— Трансформировано, говорите? Ага. Во что?

Челюсти Вольфа лязгнули, как створки капкана. Он сказал слишком многое. Или не сказал вовсе ничего?

— В Нечто Иное.

— Судя по вашему лицу, это будет нечто восхитительное, не правда ли? Настолько восхитительное, что вы не в состоянии подобрать нужных слов.

Вольф и впрямь был не в силах описать Нечто Иное словами. Он даже не понимал до конца, о чем ведет речь. То были чужие мысли, вложенные ему в голову таинственными опекунами генерала, теневыми властителями Промышленной Зоны Южная Венеция. Комитетом.

— Комитет, — прошептал Вольф одними губами. Перед его мысленным взором внезапно промелькнули жуткие видения обезображенной, пузырящейся биомассы в титанических чанах, пульсирующей смертоносными вибрациями, окруженной мириадами слизистых, полупрозрачных и бескостных тел Деклассированных. Что хуже, одно из этих тел принадлежало ему самому. Что за дикий бред. Как это было возможно?

— К чему пустые слова, Садахару… подождите… вы все увидите сами…, — сказал Вольф, не без усилия придя в себя.

— Вот как? Позвольте, а что произойдет с теми, кто не пожелает, хмм, последовать за вами и обратиться в Нечто Иное? — поинтересовался Моримото тоном спокойным и непринужденным, будто весенний бриз.

— Будут утилизированы, — отчеканил генерал коротко и четко, по-военному.

— Не хочу расстраивать вас, — любезно отозвался Моримото, — но, в таком случае, вам предстоит уйма работы. Вам придется трудиться день и ночь, не покладая рук. Сомневаюсь, чтобы человечество массово желало обратиться в Нечто Иное — чем бы оно ни было, это ваше заманчивое Иное. Что насчет салемских лендлордов, которые жаждут восстановления Свободной Торговой Колонии? Что насчет мятежного губернатора Сэйнта, который едва ли уступает вам в безумии, но явно превосходит в уме? Что насчет лорда Ланкастера, нашего нового вероятного государя? Я бы не стал сбрасывать его со счетов. Ну, и что касается меня самого, в конце концов. Я долго размышлял на эту тему и пришел к выводу, что человечество вполне устраивает меня в нынешнем, нетрансформированном виде. Простодушное, жалкое, запутавшееся, и, о, полностью готовое к употреблению. Неужели вы всерьез считаете, будто я захочу делиться?

Вольф с изумлением выслушал эту пространную речь.

— Не пойму, о чем вы.

Моримото почти дружелюбно похлопал генерала по плечу.

— Разумеется. После ваших многочисленных перерождений у вас осталось мозгов не больше, чем у яйца всмятку. Вы никто и ничто, всего лишь дрессированная обезьяна на поводке у ваших вконец обезумевших господ. Надеюсь, у вас достанет ума хотя бы передать им мое послание. Наклонитесь пониже.

Будто под гипнозом, Вольф наклонился. Моримото приобнял собеседника за шею, близко-близко придвинул свое ужасное лицо и прошептал на ухо:

— Передайте им! Что они будут — утилизированы!

После того, как Моримото со свитой удалился, Вольф заметался по своему кабинету, бывшему кабинету Верховного Канцлера, который носил неприятный отпечаток личности покойного владельца, то есть, пышностью обстановки куда больше напоминал розовый будуар любимой фаворитки Императора, чем кабинет высочайшего чиновника. Далеко не в первый раз Вольф с досадой подумал, что здесь следует провести капитальный ремонт. И тотчас забыл о ремонте и опять заметался, исторгая из горла вместе с брызгами слюны первобытные, дикие звуки.

— Я — не ничто! Я — не ничто! Не ничто!

Только он сам знал, что он — ничто. Жалкая жертва роковых, трагических, запутанных и даже самому ему до конца неясных обстоятельств. Пешка в чужой игре на выбывание. Но ведь такое можно сказать практически о любом из живущих. Правда? Внезапно генерал Вольф совершенно успокоился. Какого дьявола? Он был Первым Консулом Республики! Он находился на самой сверкающей вершине мира! Выше него, пожалуй, был лишь серебристый шпиль Копилки, который, как и пять столетий прежде, невзирая на войны, катастрофы и революции разрезал пополам искусственные небеса величайшего города, Форта Сибирь. Усмехаясь, Вольф нажал кнопку переговорного устройства и, нетерпеливо барабаня по крышке стола, подождал, пока в дверях появится его секретарь.

— Эти ублюдки убрались?

— Да, — еле слышно прошептал секретарь, который выглядел прескверно после того, как двадцать минут провел в приемной под пристальными, неотрывными взорами элитных солдат Синдиката и тяжелобронированных охранников Моримото.

— Ясно. Ну, вот что. Вызовите мне… как там его? Директора Отдела Благонадежности.

— Господина Холлиса? — уточнил секретарь с почтительным поклоном.

— Да! Холлиса! Вы… вызовите его! Немедленно!

ГЛАВА ПЕРВАЯ КОНТРРЕСТАВРАЦИЯ

1.

Тереза помнила, что их с Китом прощальная встреча получилась невероятно нелепой и мучительной. Настоящая вселенская катастрофа. Он нагрянул к ней поздно вечером, без предупреждения, застав на кухне. Терри варила, жарила, тушила, запекала, мариновала и бланшировала, была захвачена созданием кулинарных шедевров и оттого спокойна и счастлива. Не передать, что она испытала, когда, случайно обернувшись, увидела в дверях его лицо, бледное и прекрасное, как молодая луна. Он же без всяких любезностей и предисловий, не поприветствовав бывшую супругу даже мимолетным кивком, подошел, схватил со сковородки кусок жареной ветчины и впился в сочную мякоть крепкими зубами.

— Кит?

Видимо, ему почудилось, будто совсем еще недавняя благоверная вознамерилась отобрать у него еду, потому что он бросил на нее тяжелый взгляд и зарычал, как дикий зверь, да так свирепо, что Терри отпрянула.

— Наверное, твоя подружка совсем тебя не кормит.

— Моя невеста, — ужасно злобно сказал он с набитым ртом.

— Ах, невеста? Само собой. Вот как это теперь называется! Как я могла вообразить, будто ты живешь с этой шлюхой в мерзости и грехе.

Его серые глаза, студеные, как полярное сияние, яростно сверкнули.

— Тереза…

— Хорошо, я не буду. Если ты голоден, я попрошу, чтобы тебе накрыли в столовой.

Кит замотал головой, демонстрируя, что он выше этих светских условностей.

— Давай хотя бы разогрею суп.

Кит кивнул, сел за кухонный стол, даже не сняв зимнего пальто, быстро умял тарелку супа, а также миску рагу из свиных ребрышек, заедая сыром, хлебом и свежими овощами, которые Терри красиво порезала и подала на красном овальном блюде.

Насытившись и промокнув рот салфеткой, их милость объявил, что уезжает.

— Тереза, я уезжаю.

— Куда? — спросила она, все еще не чуя подвоха. Мало ли, куда собрался вероломный, но все еще любимый бывший муж. Возможно, просто пройтись по магазинам за покупками к Рождественским праздникам для родных и близких — брата, сестры, зятя, племянника и для нее тоже. В память о тех двенадцати годах, что они провели вместе.

— На Дезерет.

Его сухой, отрывистый ответ поразил Терри, как удар хлыста. Она даже покачнулась.

— Что? Когда?

— Сегодня ночью. Если все пройдет хорошо, я уеду с ребенком.

На путаное, бессвязное мгновение Терри почему-то показалось, что он говорит об их дочери. Но, конечно, это было невозможно. Их крохотная дочка была мертва.

— Ребенок? Какой ребенок?

— Константин, — ответил Кит несколько удивленно. Кого же он еще мог иметь в виду? Шестилетнего сына государя Императора, будущего наследника Престола. Час тому назад элитные солдаты Синдиката при поддержке штурмовиков боевого крыла Народного Трудового Альянса приступили к штурму Дворца, и Киту пришлось срочно отправлять туда своих людей, надеясь, что они, проявив чудеса выдержки и героизма, смогут вызволить царственное дитя из этого грохочущего, пылающего, осажденного ада.

Беспорядки вспыхнули в столице еще в середине октября 512 года Освобождения, и, стало быть, продолжались уже три с половиной месяца. Хотя Терри все это время смотрела новости и видела провокаторов и революционных демагогов, вещающих о скорой смерти диктатуры и собирающих вокруг себя многотысячные толпы сочувствующих граждан, она до последнего надеялась, что обойдется. Но не обошлось. Совершенно выбитая из колеи жуткими известиями, Терри даже не нашлась, что и сказать. Машинально убрала грязные тарелки и столь же машинально принялась варить кофе.

— Но что же государь? И государыня?

Что мог Кит ответить. Только развести руками.

— Значит, они во Дворце? Почему же они не бежали? — прошептала Терри.

— Есть такая категория людей. Похожи на страусов. До последнего прячут голову в песок, надеясь, что все чудесным образом обойдется. Хорошо хоть, еще государыня вняла голосу рассудка и любезно позволила мне спасти ребенка.

— А она сама?

Кит утомленно покачал белокурой головой. Последние две недели, справедливости ради, он лично вел переговоры с императрицей, пытаясь уговорить ее бежать, обещая ей свою полную поддержку и защиту, но, к сожалению, потерпел крах. Она лишь твердила ему, что останется и погибнет рядом с государем, коли так суждено Богом.

— Глупейшая курица, — сказал Кит в сердцах, — ну, прямо как ты, Тереза.

— Но ведь государь — ее супруг! На ее месте я бы тоже осталась и почитала за счастье умереть рядом со своим мужем… с тобой… так я думала… прежде.

Кит скривился. Предыдущие четырнадцать лет, с тех пор, как ему исполнилось девятнадцать, он возглавлял крупнейшую промышленную корпорацию Империи, и был человеком деловым, не склонным к дешевым сантиментам. К чему умирать, когда можно было жить, драться и мстить? А, насладившись предсмертными корчами врагов, благочестиво помолиться за их погибшие души.

— Было бы ради чего умирать! — проговорил он сквозь зубы. Лицо его сделалось жестким, будто высеченным из куска мрамора. — Запутавшийся, параноидальный старик, который своей слабостью и малодушием поставил под удар не только жизни своих близких, но и жизни сотен миллионов подданных.

— Не говори так… это жестоко.

— Наверное, ты перестанешь быть настолько великодушной, если припомнишь, как благой Василевс подослал к нам наемных убийц.

Терри замолчала и подала ему кофе, крепкий и сладкий, как он любил. Чтобы не свалиться замертво от переутомления и постоянного недосыпания, Кит поглощал эту жидкость буквально галлонами. Терри порой не понимала, почему он до сих пор не впал в сахариново-кофеиновую кому. Но, похоже, их милости угрожала смерть от куда более зловещих и противоестественных причин.

— Значит, ты все же решил ехать к Сэйнту? — спросила она после длинной паузы.

— Да.

Мятежный губернатор Дезерет, Сэйнт, некогда носивший прозаическую фамилию Смит, последние три десятилетия являлся непреходящей головной болью имперских властей. Безумный пророк, самозваный мессия, певец Красного Ангела, Отца Аваддона, Сэйнт жаждал независимости для Особых Территорий Империи и создания на их основе собственного государства, со своим правительством и церковью. Сэйнт не просто восстал против тирании имперских властей. Из праха и пепла он возродил и напитал новой жизнью древнюю секту Свидетелей Страшного Суда. Они истово веровали, будто однажды человечество сгорит в пламени Страшного Суда и, очистясь святым огнем, возродится в обличье Священного Роя под бессменным водительством их безжалостного, всевидящего и карающего божества. Терри понятия не имела, что означала эта религиозная чушь. Означала ли она хоть что-нибудь?

— Прости… Кит… но это ужасная затея.

— Правда? — отозвался он, язвительно приподняв бровь, хотя Терри не раз говорила ненаглядному мужу, что его сарказм никому и ничем не помогает.

— Просто не верится. Неужели у тебя нет другого выбора?

— Ну, по крайней мере, у Сэйнта я буду в безопасных, герметично закупоренных бункерах…

В самом деле. Тот факт, что Кит внезапно превратился в злейшего врага Императора, никак не сделал его другом генерала Вольфа или сёгуна Моримото. Если уж упоминать главу Синдиката, он, между тем, уже несколько месяцев обретался в столице, и прибыл он в Форт Сибирь далеко не один. На границах их звездной системы находились шесть сверхтяжелых боевых линкоров Синдиката с дремлющими в анабиозе пятнадцатью тысячами элитных солдат Крайм-О и тридцатью тысячами отборных военных юнитов высших рангов из Промышленной Зоны.

Стандартные сутки тому назад по мановению руки своих господ они пробудились, и началась потеха. Тяжелые линкоры Синдиката вышли на орбиту Родинии и направленными залпами бортовых ЭМ-пушек вывели из строя системы ПВО. Солдаты десантировались в синие арктические пустоши по периметру биокупола и два часа спустя в результате марш-броска и последующей резни полностью взяли под контроль управляющие узлы биокупола и блокпосты, перебили охрану и с разных сторон вошли в столицу, двигаясь размеренно к дворцовому кварталу. По дороге они должны были воссоединиться еще с десятком тысяч гвардейцев Моримото и многими тысячами штурмовиков законспирированных ячеек Народного Трудового Альянса.

Их поход мог быть менее триумфальным, но сотрудники Отдела Благонадежности, части Регулярной Армии, силовые ведомства и Мэрия предпочли блюсти нейтралитет. Кто-то откровенно переметнулся на сторону врага, кто-то был подкуплен или запуган, но в основном… они выжидали. Потому что происходящее в столице этой зимней ночью было не финалом драмы, напротив, лишь ее началом. На текущий момент враждебные силы достигли негласного консенсуса. Роднило их желание избавиться не только от тяжелобольного государя, но и от жирного проходимца, Верховного Канцлера Милбэнка, который давно превратил монарха в покорную марионетку.

— Можешь ли ты поверить, Терри, — в ярости сказал Кит, — этот ублюдок уже подготовил документ, согласно которому государь передавал ему всю полноту власти ввиду своего нездоровья! Следующим номером программы Милбэнк собирался распустить Парламент и устроить внеочередные выборы в рамках своих так называемых демократических преобразований. На которых бы, конечно, с огромным перевесом победила бы его Партия Новых Демократических Преобразований, уж извини за тавтологию. Тьфу! Неудивительно, что Вольф и Моримото взбеленились. Само собой, они жуткие монстры, и я терпеть их не могу, но тут в кои-то веки я с ними солидарен. Этому следовало положить конец…

Кит прихлебнул кофе.

— А еще и обер-бургомистр, — сказал он с явным отвращением.

— А с ним что? — в испуге спросила Терри.

— А то, что этот выродок даже не удосужился объявить комендантский час. Сейчас праздники, в центре продолжаются народные гулянья, рождественские ярмарки и прочая чушь. Значительная часть наших постоянно политически индифферентных сограждан даже не в курсе государственного переворота. А солдатики напичканы сильнодействующими боевыми наркотиками… и им пообещали амнистию за все, что они могут натворить этой ночью.

Впрочем, это было вполне похоже на столичного обер-бургомистра, который заботился о своей безопасности, но о безопасности своих граждан — вряд ли.

Так или иначе, в сухом остатке выходило, что противостоять армадам Синдиката и Народного Альянса будут лишь имперские гвардейцы и подразделения Священного Трибунала. Этого было мало. Кит не сомневался, что даже при лучшем раскладе их сопротивление будет сломлено в ближайшие сорок восемь часов. Генерал Вольф, по его данным, уже прибыл в Форт Сибирь и в особняке своего друга Моримото готовился принимать капитуляцию их некогда великого государства.

— Ладно, Терри. Хватит этой ненужной болтовни. Собирайся, поедем, — сказал Кит, залпом допив кофе, словно спиртное.

Терри не могла поверить своим ушам. Нет, он действительно это сказал.

— Что? Куда?

Корпорация, между тем, тоже была не лыком шита, так что у Кита в распоряжении имелись собственные войска, линкоры и частный Би-порт, откуда он сегодняшней ночью собирался отбыть к Сэйнту. По дороге он планировал подбросить Терезу на Салем, чтобы она побыла у его сестры и зятя — временно, пока этот кавардак не уляжется.

— Если повезет, — сказал он, усмехаясь, — перед Прыжком на орбите мы сможем сбить хотя бы один или даже пару из кораблей Синдиката. Ты бы хотела поучаствовать в настоящих космических баталиях? Я бы даже позволил тебе нажать кнопку запуска ракет.

Терри по-прежнему не верилось, что он всерьез.

— Подожди. А Виктория в курсе, что ты собрался им меня подбросить?

— Конечно. Я говорил с ней.

— А твоя любовница? Она тоже в курсе, что ты вроде собрался меня спасать? Как благородный рыцарь на белой лошадке.

Если она намеревалась смутить Кита, то напрасно.

— Зачем ты так. Шарлотта милая, чудесная девушка, и, конечно, не желает тебе зла.

Пока он говорил, стало понятно, что эта милая и чудесная девушка нравится ему гораздо больше, чем когда-либо нравилась Терри. Все это было ужасно.

— Чем она тебя только так пленила. Хотя, само собой, она гораздо красивей меня. И наверняка знает способы ублажать мужчин.

— Умоляю. Послушай. У меня нет времени для этой чепухи. Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности.

— Если бы ты действительно этого хотел, ты бы меня не бросил.

На мгновение-другое Терри увидела, как в глубине его темно-серых глаз, которые она так сильно любила, всколыхнулась какая-то жуткая, белесая муть.

— Правда? А что? Ты бы поехала со мной в эти бункеры?

Терри замешкалась с ответом — пусть на долю секунды, но этого было достаточно. И ему. И ей самой.

— Кит, ты ведь не можешь на самом деле верить во всю эту чушь! Священный Рой…

— Я верю в то, что если в ближайшее время не окажусь в бункере, меня убьют, или будут пытать. Ты знаешь, у Синдиката есть специалисты экстра-класса, занимающиеся исключительно пытками? Так что хватит валять дурака, собирайся и едем.

— Я никуда не еду.

— Что?

— Ты меня прекрасно слышал, я никуда не поеду! — крикнула Терри.

За годы их брака Кит настолько привык к ее безусловному подчинению, что сейчас, скорее, изумился, чем разозлился. Хотя разозлился тоже, черт возьми.

— Терри, да пойми ты, наконец, все это очень серьезно. Возможно, все обойдется, а, если — нет? Ты и вообразить не можешь, на какие гнусности способны эти выродки. Что, если они ворвутся сюда, изнасилуют тебя, убьют?

— Не выдумывай, — сказала Терри, забрала у него чашку и начала мыть.

Она явственно ощутила, как Кит уставился ей в спину. Его взгляд заскользил по ее телу, обжигая и раня, сдирая кожу и терзая нервы подобно пыточным крюкам.

— Где Дэниэл? — наконец, спросил он нехороших голосом.

— Твоего брата нет, он ушел еще вчера вечером со своими друзьями.

Хоть убей, Кит считал сарказм чудодейственной панацеей от всех несчастий и бед.

— Друзьями? — переспросил он нестерпимо язвительным тоном. — Штурмовиками Трудового Альянса, вооруженными до зубов и обвешанными взрывчаткой? Куда же, по-твоему, маленький Дэнни направился со своими друзьями? На вечеринку с девочками, танцульками и дурью? Как думаешь, дорогая?

Терри очень сильно сомневалась, что эти крепкие ребята и впрямь отправились на вечеринку. С другой стороны, с ней они повели себя до крайности вежливо, долго и усердно благодарили за кофе и сэндвичи. Чуть позже Дэниэл подошел к ней и попросил в ближайшие сутки не выходить из дому — даже прогуляться в парке. Заметив, что Терри напугана и привычно готова разрыдаться, Дэниэл погладил ее по голове.

— Не волнуйся ни о чем, просто подожди, пока я вернусь.

— А, если ты не вернешься? — прошептала Терри упавшим голосом.

Дэниэл радостно засмеялся, словно бы она на редкость удачно пошутила.

— Не будь дурочкой. Конечно, вернусь. Что со мной может случиться? Смерть диктатуре! Смерть диктатуре! Смерть!

И с этими словами, продолжая заливаться жизнерадостным смехом, бесстрашный борец с диктатурой удалился.

Где Дэниэл был сейчас? Был ли он жив? Или валялся в сточной канаве с проломленным черепом, и его чудесные зеленые глаза клевали голодные черные вороны? От этих мыслей по спине ее пробежался озноб. Кит не сумел не заметить этого.

— Ты не хочешь уезжать из-за него?

— Извини… но кто-то должен присмотреть за твоим братом.

— Ты хоть сама понимаешь, что несешь! Опомнись! Ему двадцать четыре! Он тупой, злобный, здоровенный лось. И, в отличие от тебя, он действительно способен о себе превосходно позаботиться. Ты даже не представляешь, что он такое…

— То есть?

— Самая совершенная во Вселенной, безотказная, несокрушимая, абсолютно неуязвимая машина смерти.

Терри понимала, что Дэниэл не пай-мальчик, но это было слишком.

— Господи! Да что с тобой, Кит? Ты выпил? Может, съел что-то несвежее?

— Терри…

— Пожалуйста, я очень тебя прошу, уходи. С тех пор, как умерла наша девочка, с тех пор, как ты меня бросил, в моей жизни больше нет смысла. И я не вижу причин, по каким я должна бежать, спасая свою бессмысленную жизнь. Убьют… изнасилуют… будут пытать… это не может, просто не может быть хуже того, что ты сотворил со мной!

Кит резко встал, заставив ее сжаться. Она не знала, что стала бы делать, если бы он просто схватил ее в охапку и поволок к выходу. Кажется, он так и собрался поступить, но в нем возобладал если не здравый смысл, то чувство собственного достоинства.

— Глупая ты курица! Я ведь правда хотел помочь! И что это за новости? Ты выставляешь меня из собственного дома?

Вообще-то, это и впрямь был его дом, и после их развода Терри, наверное, не должна была здесь находиться. Кит тем временем покосился через кухонное окно на улицу, где под падающим снегом его ждала огромная толпа тяжелобронированной охраны и кавалькада военных механо, оснащенных плазменными турелями. Ему действительно надо было торопиться, иначе он рисковал оказаться в самом эпицентре боевых действий.

— Нет, нет, Терри. Прости. Так нельзя. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе захочется. Я сейчас позвоню и попрошу, чтобы сюда прислали дополнительную охрану на всякий случай, хорошо? И вот еще.

Он достал блокнот, записал несколько номеров и протянул ей.

— Сохрани это. Звони в любое время, если что-то понадобится — деньги или еще что-то. Эти люди тебе помогут и все сделают, поняла? Если тебе вдруг нужно будет связаться со мной, тоже звони, мне все передадут. Тебе ясно, Терри?

— Да…

— Ну что ж. Думаю, я сделал все, что мог. Прощай.

Терри просто не верилось, что она стоит и смотрит, как он уходит.

— Пожалуйста, возьми меня с собой! Пусть в бункеры к сумасшедшим сектантам, куда угодно, лишь бы ты был рядом! Я сделаю все, абсолютно все, что ты захочешь! Я подружусь с твоей любовницей, научу ее готовить и вышивать на пяльцах! Только забери меня с собой, только забери! — крикнула она.

Нет. Ничего она не крикнула. Просто стояла и смотрела, как он уходит от нее… навсегда. Навсегда. Совсем навсегда.

И вот он ушел.

А Терри осталась.

Она знала, что вот-вот умрет от боли, горя и тоски, но нет, не умерла. Шли секунды и минуты, а она все еще была жива и дышала. Через какое-то время она даже начала испытывать легкий голод. Почистила себе апельсин, сварила кофе, села и стала ждать. Ждать, пока Дэниэл вернется с засыпанных снегом столичных проспектов и улиц, над которыми восходила пурпурная заря нового, дивного мира, в котором будет место чему угодно, кроме человечности.

Она ждала целую вечность. За это время Вселенная, как и предсказывали ученые, расширилась до безобразия и лопнула, как мыльный пузырь. Из радужных брызг родилась новая, юная, свежая, чистая. Снег пошел сильней, потом вовсе прекратился, и сквозь купола искусственных небес сделались видны звезды. Терри ждала. Где-то грохотали то ли праздничные салюты, то ли артиллерийские канонады. Надежда медленно умирала в ней, капля за каплей, как вода, сочащаяся из проржавевшего крана. Наконец, когда надежды осталось на самом, самом донышке, он пришел. Молодой, беззаботный, захмелевший от адреналина, крови и резни. У него под рукой не было белого иноходца, на котором он мог увести Терезу в пылающий закат, зато была винтовка.

— Терри, — сказал он, увидев ее, — давно ты сидишь здесь.

— Не знаю… пару триллионов лет, наверное… ты уже закончил свергать эту дурацкую диктатуру?

Он рассмеялся.

— Ага.

— Значит, диктатура низвергнута?

— А то.

— Хорошо провел время?

— Неплохо. А ты?

Терри ничего не ответила. Тогда он подошел к ней, присел, обнял и сказал то, что она хотела услышать.

— Теперь твоя жизнь больше не бессмысленна, Тереза. Теперь в ней снова появился смысл. И этот смысл — я.

2.

Вот так все было. Или не совсем так? В дыму и чаду, в багряном дурмане, Дэниэл не мог упомнить всех подробностей. Правда, отлично помнил, что на Терезе было роскошное бирюзовое платье, в которое она была завернута, словно подарок к празднику. Платье было с длинной, до пола, многоярусной пышной юбкой, сплошь в рюшах и оборках, которые при каждом вздохе Терезы принимались шелестеть, и шуршать, и волноваться, словно пасмурные воды зимнего Залива.

— Будешь чай?

— Что?

— Чай, — повторила Терри, кивнув на чайник на плите.

— Хорошо, — зачем-то согласился Дэниэл и даже кивнул, хотя после суток кромешного ада и страшной резни ему вовсе не хотелось чая, а хотелось пропустить стаканчик, принять долгий горячий душ и лечь спать.

— Хочешь рагу?

— Нет.

— Тогда сделать тебе сэндвич?

Дэниэл зачем-то опять покладисто кивнул и сел, одной рукой держа винтовку, а другой вцепившись в край кухонного стола. Ее платье продолжало шелестеть и шуршать, сводя его с ума и ввергая в исступление. Проклятая тряпка заводила его сильней, чем если бы Терри расхаживала перед ним голой. Силясь отвлечься от грязных эротических фантазий, Дэниэл стал вспоминать людей, которых убил за последние часы, их стоны, вопли, мольбы о пощаде и агонизирующие хрипы. Однако это ничуть не помогло, совсем напротив, раззадорило его еще сильней, хотя куда уж.

Чтобы хоть немного охладиться, наконец, Дэниэл яростно сжал зубы, отвернулся и мутным взором уставился в расплескавшуюся за окнами фиолетовую ночь, на густо заметенный снегом пустой двор, еще пять минут тому назад оккупированный хищной стаей черных бронированных механо, принадлежавших совету директоров Корпорации. Они только что заставили Дэниэла подписать чертову уйму всяких бумажек и провозгласили его Президентом корпорации «Ланкастер Индастриз» взамен ударившегося в бега старшего брата. Хорошо же начался новый, 512 год, ничего не скажешь.

— Черт возьми! Я — президент! С ума свихнуться! Долбаный президент! — проговорил Дэниэл сквозь зубы.

— Я уверена, ты справишься, Дэнни, — сказала Тереза, поставив перед ним чашку чая и блюдо с сэндвичами.

Дэниэл совершенно не понимал, на чем базируется ее уверенность. Он с невероятным трудом справлялся с самим собой, что уж говорить об их многомиллиардном фамильном бизнесе. Терри была так близко, что он ощущал ее тепло, чувствовал нежный аромат ее духов и тонкий яблоневый запах, исходящий от ее золотистых волос, ниспадающих ей на плечи такими красивыми волнами. Он понимал, что еще немного и случится страшное — он набросится на нее и подвергнет ужасающему акту непредставимого насилия.

— Почему ты не ешь?

— Извини. Мне что-то перехотелось. Пойду, лягу. Ты тоже ложись. Уже страшно поздно.

— Дэнни…

Ему пришлось остановиться в дверях.

— Ну, что еще?

— Я сейчас соберу вещи и поеду к родителям.

— Что? Прямо сейчас? Среди ночи? Зачем? Что-то случилось?

— Нет, но, раз мы с Китом теперь официально разведены, я, наверное, больше не должна оставаться в этом доме.

— Что за чушь. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе захочется.

— Спасибо, Дэнни, но это, наверное, не слишком удобно. И я не хочу тебя обременять.

Дэниэл переступил с ноги на ногу. В тяжелых армейских ботинках, полных подтаявшего снега и крови, хлюпнуло. Ему определенно требовалось принять душ. За минувшие сутки он с головы до пят пропитался запахами смерти, пота, адреналина и гари и источал густое амбре, которое более подходило работнику свинобойни, чем новоиспеченному президенту крупнейшей промышленной корпорации. Однако просто бросить Терезу в таких расстроенных чувствах посреди этой огромной кухни было совершенно невозможно.

— Присядь, Терри. Успокойся. Я сейчас.

Он вышел в гостиную, налил в стакан на полпальца бренди, положил три кубика льда, вернулся и заставил ее выпить спиртное одним глотком, как лекарство. Терри выпила и задохнулась. Ее прелестные карие глаза тотчас заволокло туманом. Дэниэл поводил у нее перед лицом рукой в перчатке.

— Ты что, все это время не спала?

— Как я могла заснуть? Я боялась, что тебя ранили, даже убили! А потом пришел он.

— Кто?

— Ты сам знаешь, кто! Он…

— Что хотел?

Терри вкратце пересказала ему состоявшуюся у них с Китом беседу. Дэниэл послушал. Неужели Кит на самом деле надеялся, что Сэйнт поможет ему противостоять альянсу Вольфа и Моримото и возродить монархию? В самом деле?

— Значит, он сбежал и прихватил с собой ребенка? Надеюсь, ты попрощалась с этим придурком за нас обоих, потому что в следующий раз мы увидим его на плахе.

— Дэнни, ведь он твой брат.

— Ну, конечно…

Дэниэл опять начал терять способность мыслить здраво. Как он хотел ее. Но не ценой же немыслимого физического и морального насилия.

— Тереза. Послушай. Я… люблю тебя. Правда, люблю. Ты ведь знаешь это… ты всегда это знала.

Едва ли его слова стали для нее откровением. Конечно, она догадывалась о его чувствах. Пусть она и была глупенькой курицей, но не до такой же степени. Тем не менее, когда он, наконец, произнес это вслух, Терри опять занервничала. От ее частого и горячего дыхания оборки и рюши на ее платье вновь принялись шуршать и шелестеть.

— Дэнни… ты всегда был ко мне так добр… даже слишком, но… мы с твоим братом официально развелись только четыре дня тому назад… и к тому же… переворот. Ты убивал людей, я этого не одобряю.

До чего же с ней было трудно. Тереза не одобряла ровным счетом ничего — ни убийств, ни государственных переворотов, ни алкоголя, ни наркотиков, ни азартных игр, ни даже табака. Ни девиц, которых он приводил домой и запирался с ними в комнате. Что поделаешь, у него имелись потребности, и он уже вышел из возраста, когда их можно было незамысловато удовлетворить, закрывшись на полчаса в ванной со стопкой порнографических журналов. Дьявол! О чем он думал? Надо было сконцентрироваться на чем-то, кроме секса.

— Хорошо. Извини. Ты права. Сейчас неподходящий момент для этих разговоров. Ничего, я подожду, я буду ждать, сколько потребуется. В конце концов, у нас впереди миллионы, да что там, триллионы лет.

Отчаянье в собственном голосе поразило его. Как и Терезу.

— Но ведь у нас нет этих триллионов лет, да?

— Кто знает. Пространственно-временной континуум штука до сих пор загадочная и малоизученная. Ладно. Я сам отвезу тебя, только приму душ.

— Нет. Мне нравится, как ты пахнешь сейчас, — вдруг сказала Терри совершенно без всякой связи со своими предыдущими словами и заявлениями.

— Что?

— Мне нравится, как ты пахнешь.

Она подошла, привстала на цыпочки, потому что он был высоким, а она во всех смыслах — милой маленькой малышкой, и стала тянуться своими губами к его губам. И вот, они поцеловались. Дальше Дэниэл уже не сумел притворяться безупречным джентльменом, сгреб Терри в охапку, прижал к краю тяжелого кухонного стола и принялся срывать с нее платье. Он рвал ткань пальцами и зубами, и дергался, и задушенно хрипел, силясь как можно быстрей добраться до запретного плода. Под платьем на Терезе обнаружилось необычайно изысканное кружевное белье с множеством завязок, лент, кнопок и тугих атласных шнурков. Захлебываясь слюной, Дэниэл заскулил от досады. Почему ей было просто не нацепить на себя свинцовый пояс верности? Благо, у него в кармане куртки завалялся армейский нож. Терри слабо вскрикнула, когда холодное зазубренное лезвие прижалось к ее молочно-белой коже.

— Что ты делаешь?

— Стой смирно, не хочу, чтобы ты поранилась.

Он тотчас подумал, что с ножом в руке, в одежде, заскорузлой от крови врагов, он похож на одного из тех маньяков, описаниями гнусных похождений которых пестрели колонки криминальной хроники. Он сам вдохновенно сочинял подобные статьи, когда работал журналистом в «Вестнике Республики», уничтоженном полоумными адептами луизитанского Культа. Ну, да теперь уже было слишком поздно притворяться невинным мальчиком… Он стал кромсать и резать, пока Терри не оказалась перед ним совершенно обнаженной, не считая туфелек и чулок.

— Ну, поскакали, — сказал он, расстегнув брюки.

— Куда?

— На родео.

— Что? — переспросила она. Потом глаза ее расширились, и она громко вскрикнула, когда Дэниэл, подсадив ее на край стола, развел ей ноги и одним рывком ворвался в потаенный грот. — Ах!

— Уфф…

— Ах.

— Тебе удобно? — хрипло спросил Дэниэл, испытывая смутную потребность как-то разнообразить их общение.

— Не особенно, — шепотом созналась Терри, придавленная к столешнице всей тяжестью его раскаленного добела тела.

— Потерпи.

Респектабельный стол, спокойно просуществовавший на кухне фамильного ланкастеровского особняка предыдущие три или даже четыре столетия, принялся угрожающе трещать и жалобно всхлипывать под неистовым напором его страсти. Чертова антикварная рухлядь! Снег прекратился, потом пошел снова. Охвативший Дэниэла экстаз был такой немыслимой силы, что походил на спонтанное самовозгорание. Парализованный почти нестерпимым наслаждением, на несколько мгновений он застыл, как соляной столп, и еще через секунду понял, что они с Терри падают. Чудом сумев устоять на ногах, он подхватил ее, когда стол осел и с жутким грохотом развалился на части.

— Ты не ушиблась?

— Нет.

Застегнув брюки, Дэниэл помог Терри задрапироваться обратно в жалкие остатки ее платья.

— Замерзла?

— Немного.

Дэниэл набросил ей на плечи свою куртку, взял ее за руку и повел.

— Что теперь будет? — спросила Терри, глядя на него снизу вверх, кротко и покорно, как овечка на заклание.

— Пропустим еще по стаканчику, потом горячий душ и спать. Как тебе такое?

— Да, неплохо, но я имела в виду, в общем.

— Ну, добро победит зло, если ты об этом.

— Что-то не вижу тут никакого добра, — пробормотала Терри так тихо, что он едва расслышал.

Признаться, Дэниэл тоже не видел. Значит, придется творить добро самому. Даже если ради этого придется перебить в сто тысяч раз больше людей, чем он прикончил за минувшие бурные сутки. Правда, пока он решил не делиться с Терри своими грандиозными планами по переустройству мира, а на мгновение застыл перед мраморной лестницей, ведущей на второй этаж их фамильного особняка. Идти в спальню, где Терри провела предыдущие годы своего супружества, было невозможно. Так что, поразмыслив секунду, он повел любимую в свою комнату, которая, правда, скорее, представляла склад взрывчатки, оружия и пропагандистской литературы, чем жилое помещение и уж тем более чем любовное гнездышко.

— Извини. Я здесь приберусь. Терри? Ты что? Что с тобой?

Она сама не понимала, что произошло, но на мгновение-другое вместо его лица она увидела безглазый, скалящийся лик Красной Смерти, любовно выпестованный в секретных лабораториях «Ланкастер Индастриз» при поддержке министерства обороны Империи и прочих высочайших ведомств.

Терри не представляла, что это. Лаборатории? Министерство? Это были не ее мысли. Это были темные мысли ее мужа. Или путаные обрывки давних разговоров, которые она старательно пыталась стереть из памяти. Или, может, это был сон? Удушающий ночной кошмар.

— Сколько людей ты сегодня убил?

Людей. Нет. Для Красной Смерти не существовало никаких людей. Всего лишь движущиеся враждебные объекты. Когда они переставали двигаться, наступало тихое умиротворение.

— Может, двести или триста, не знаю, я особо не считал, — сказал Дэниэл равнодушно.

— Как это возможно, чтобы ты ничего не чувствовал… что они с тобой сделали…

Терри осеклась на полуслове, когда ее скрутило от резкой боли в животе. По ногам и подолу платья потекла кровь. Дэниэл испугался и стал заталкивать ее в кровать.

— Терри, ты что? Приляг.

— Это просто… ой-ой.

— Тебе больно? Потерпи, я сейчас. Я позвоню доктору.

— Нет, нет, в этом правда нет никакой необходи… ой-ой.

— Ты просто лежи тихонько, хорошо?

Через десять минут приехал их семейный врач и заполучил от Дэниэла не слишком дружелюбного тычка стволом винтовки.

— Почему вы так долго.

— Потому что на улице страшный буран, к тому же, наш обер-бургомистр все же спохватился и ввел комендантский час, повсюду патрули. Как вы, моя дорогая.

— Простите, я только… ой-ой.

— Ничего страшного. Раз уж я здесь, давайте взгляну, что с вами. Не могли бы вы нас оставить, мистер Ланкастер.

— Угу, — сказал Дэниэл, но даже не подумал выходить, а сел на стул в дальнем углу комнаты, положив на колени винтовку, и стал наблюдать. Терри немного успокоилась и уже не понимала, что ей примерещилось. Лицо у него было как лицо. Молодое, немного усталое, но весьма привлекательное, между прочим. Светлые волосы, прямой нос, твердый подбородок, глаза, зеленые, как листья мяты. Хорошее лицо. Хотя на вкус Терри самую чуточку слащавое. С этим чуточку слащавым лицом он велел ей ни о чем не беспокоиться.

— Все будет хорошо, не волнуйся, Терри.

Чтобы сгладить неловкость и как-то развлечь себя в процессе осмотра ее тела, доктор решил затеять светскую беседу.

— Вы же участвовали в штурме Дворца, Дэниэл?

— Да.

— Там, я слышал, творился сущий ад.

Дэниэл пожал плечами. Он был разочарован.

— Ад? Нет. Это слишком громко сказано. Я ожидал куда большего от имперской Гвардии и, тем более, Трибунала. А они оказались бестолковым пушечным мясом. Особенно гвардейцы. Эти трусливые ублюдки сотнями бросали оружие и сбегали. Святоши, хотя я никогда их не любил, по крайней мере, сражались. Правда, от этого было мало толку…

Впрочем, Дэниэла приятно поразили Отцы-Дознаватели. Он слышал о них, разумеется, но до сих пор не видел в деле.

— Вы знаете, что происходит, когда эти благочестивые ублюдки переходят в боевой режим и снимают эти свои повязки с глаз, да?

— Начинают взрываться чьи-то головы, — сказал доктор, — пучки высокомолекулярных лучей…

— Вот.

Дэниэл был несколько удивлен, что эта мистическая способность Отцов-Дознавателей исторгать из глаз пучки высокомолекулярных лучей превосходно действовала не только на рядовых штурмовиков, но даже и на солдат Синдиката, и на боевые юниты Промышленной Зоны. Лицевые маски солдат Синдиката трескались, оттуда хлестало черное сатори и их мозги, превратившиеся в мясную жижу. Мозги же боевых юнитов, упакованные в особые стеклянные сосуды внутри их механических тел, не только взрывались, а приваривались к стеклянным стенкам, из-за чего они полностью теряли контроль и, погибая, палили куда попало, зачастую убивая своих же. Многие не умирали, но Обращались, проникаясь Святым Духом, и начинали неистово убивать бывших товарищей. По итогу, именно Отцы-Дознаватели нанесли максимальный урон армадам Крайм-О и НТА.

— Ты вроде бы понимаешь, что не должен смотреть на этих мерзавцев, но все равно смотришь, потому что вместо этих треклятых высокомолекулярных лучей видишь что-то невообразимо прекрасное. Меня зацепило самым, самым краем, — сказал Дэниэл, — но этого хватило, чтобы из носа и ушей начала хлестать кровища. Словно тебе врезали по голове кувалдой. Я подкрался сзади и начал сворачивать им шеи и разносить их головы, и вырезать их гадские глаза, потому что они продолжали излучать даже после смерти…

Он замолчал, обнаружив, что его рассказ очень пугает Терри.

— Ну, да все равно. До сих пор не понимаю, зачем умерли эти придурки. Они словно бы совершили массовый суицид.

— По крайней мере, они потянули время, и ваш брат смог покинуть Форт Сибирь с наследником, — сказал доктор очень сухо.

Дэниэл был настроен до крайности скептически.

— И к чему все это? Вы на самом деле верите, будто Кит вернется к вам на крыльях любви и вернет старые, добрые порядки?

— А вы на самом деле верите, будто генерал Вольф и господин Моримото построят тут царство добра и справедливости? Уж не контузило ли вас?

— Нет. Не контузило. А с ней-то что? — поинтересовался Дэниэл, заметив, что доктор принялся складировать обратно свой медицинский инструмент.

— То, что случается с женщинами раз в месяц, если понимаете, о чем я. Это неприятно, но не смертельно.

— А? Тогда ладно. Я уж испугался, что повредил что-то у нее внутри.

— Кто-то слишком много о себе воображает, — шепотом сказала Терри потолку.

— Ого. Я до сих не знал, что ты можешь шутить, Терри, да еще так смешно. Ха-ха-ха! Ладно. Сколько я вам должен?

Получив ответ, Дэниэл стал шарить по карманам, но, как водится, денег при себе у бескорыстного борца с диктатурой не оказалось. В карманах он обнаружил лишь пакетик вишневой жевательной резинки, пачку сигарет, зажигалку, спин-передатчик, свою ID-карту и завернутый в окровавленный платок глаз Отца-Дознавателя, который, видимо, прихватил на память.

— Ммм, вряд ли вы захотите что-то из этого, герр доктор.

— А глаз я бы, между прочим, взял.

— Серьезно? Ну, берите. Но вам все равно нужны деньги, а?

— Ничего. Отдадите позже.

На всякий случай доктор прописал Терезе хорошее обезболивающее, успокоительное и диету, богатую железом. Дэниэлу же посветил в лицо фонариком и велел сходить проверить голову.

— Да ну вас! Мне-то зачем эта чушь? Я прекрасно себя чувствую.

— Вижу, но на всякий случай все-таки сходите. Вам ведь в понедельник все равно в штаб-квартиру Корпорации? Зайдите в медчасть, они возьмут у вас анализ крови и сделают рентген головы. Это займет десять минут от силы. Я позвоню их и предупрежу.

— Да зачем это все?

— Затем, Дэниэл, что мы, откровенно говоря, по-прежнему без понятия, как именно работают эти лучи Отцов-Дознавателей и какое воздействие они могут оказать на ваш организм.

— А я думал, у них в головах какие-то чипы. И еще эти придурки постоянно занимаются самобичеванием. У них были ужасные кровавые раны по всему телу из-за этих их хлыстов.

— Нет, это не чипы. Но все, что нам известно кроме того — это то, что Трибунал неведомым нам образом стимулирует у Отцов-Дознавателей определенные участки мозга, позволяя им придать своему религиозному фанатизму конкретное материальное воплощение. И их милость как-то обмолвился при мне…

Доктор замолчал, словно решив, что сболтнул лишнего.

— Кит? Что он вам говорил?

— Ну… их милость считает, что во время восстания на Дезерет двадцать лет назад сэйнтисты, вероятно, завладели эти технологиями, захватив в плен некоторых высоких чинов Трибунала, среди которых оказались и Отцы-Дознаватели. И с тех пор все эти годы сэйнтисты пытаются применять их, причем в сочетании с СДФ.

— А. Супер-Дупер-Феромон? Эта та субстанция, которую эти придурки почитают священной или что-то в этом роде? Но ведь у них все равно ни черта не получается.

Доктор легонько похлопал его по плечу.

— И это замечательно, что не получается. Потому что иначе то, что вы видели во Дворце, показалось бы вам невинным детским утренником.

3.

Уже засыпая на ходу, Дэниэл принял душ, лег в постель, обнял Терри и немедленно отключился. Когда он проснулся, за окнами уже был белый день, а часы на прикроватном столике показывали девять. Терри не было, хотя ее половина кровати еще хранила тепло ее тела и ее запах. Неужели она все же уехала? Охваченный невообразимым ужасом, он наспех оделся, путаясь в рукавах и брючинах, и чуть не убил себя. Затем потащил себя вниз. К его облегчению, Терри сидела в гостиной на диванчике и пила ягодный чай с мятой. Ей определенно стало гораздо лучше. Она выглядела невероятно хорошенькой в белом платье в аппликациях из вышитых подсолнухов.

— Терри…

В отличие от нее, он наверное, выглядел паршиво, потому что она даже испугалась.

— Дэнни, ты что? Ты здоров?

— Я подумал, ты уехала.

— Ты бы хотел, чтобы я уехала?

— Что? Нет!

— Раз мы с этим разобрались, давай посидим, попьем чаю, пока нам подадут завтрак.

Горничная из кухни заверила, что все будет готова через десять минут. Дэниэл сел и отхлебнул чаю. Потом притянул к себе Терри. Она прижалась к нему.

— Извини.

— Да нет. Это ты меня прости. Я такой болван. Я бы так хотел, чтобы было по-другому. Знаешь, прекрасная скрипичная музыка, ароматические свечи, лепестки роз.

Она тихо засмеялась.

— У тебя еще будет время для этого.

— Пара триллионов лет?

— Вроде того.

Он прекрасно понимал, что Терри не испытывает к нему и сотой доли чувств, что он питал к ней, и она снизошла к нему не из любви и даже не из жалости, а из чувства самосохранения. Но по крайней мере, он не был ей неимоверно отвратителен морально или физически. Уже поэтому он чувствовал себя счастливым. Дэниэл хотел поцеловать Терри, но помешал какой-то мужик, вышедший из кухни с холщовой сумкой инструментов.

— Доброе утречко, — сказал он, помахав им стамеской.

— Вы еще кто такой.

— Столяр. Я починил ваш кухонный стол, мистер Ланкастер. Впредь прошу, будьте осторожней в эксплуатации. Все-таки старинный предмет мебели, настоящий раритет.

— Вы что, мне подмигнули?

— Вам почудилось, — невозмутимо молвил столяр и удалился в прихожую. Дэниэл же опять стал рыться по карманам и не сумел удержаться от крепкого словца. До своего повышения до президента он числился сотрудником рекламного отдела головного офиса и даже принял участие в разработке кампании Девятьсот Двадцатых. Во всяком случае, перед революцией он должен был зайти в бухгалтерию за декабрьской зарплатой, но не зашел, некогда было.

— Господин плотник…

— С вашего позволения, столяр, мессир.

— Excuse moi, господин столяр. Я заплачу вам в понедельник.

— Не беспокойтесь. В этом нет необходимости.

— То есть? Мы уже построили царство добра и всеобщей справедливости, и все теперь работают бесплатно? Так быстро? — подивился Дэниэл.

Как выяснилось, Кит перед отъездом заранее выплатил всему их домашнему персоналу зарплату за два года вперед, включая премиальные и отпускные, а также оставил значительную сумму на расходы по обслуживанию дома, в том числе, и ремонт.

— Ну что ж, по крайней мере, этот бездушный эксплуататор позаботился о нуждах трудящихся, — сказал Дэниэл, закатив глаза.

— Зачем вы так, — сказал столяр, — их милость — человек неплохой. Жаль, спутался с этими бесовскими еретиками. Когда он пару недель назад заезжал поговорить с нами, то глаза его…

— Вы помолчали бы, — нервно сказала горничная.

— Да брось. Ты ведь видела сама, глаза его вдруг вспыхнули, как лампочки. Знаете, — прибавил столяр, секунду помолчав, — в народе говорят, настали последние времена, и вскоре явится Антихрист.

Дэниэлу лишь осталось подивиться живучести и дремучести народных суеверий.

— Антихрист? Вы думаете, Кит — Антихрист? Ха! Что за бред? Он полный придурок, само собой, но Антихрист?

— Да нет, не их милость, конечно, а этот безбожный еретик… как его там? Сэйнт.

— Да не волнуйтесь вы. Мы повесим этого вашего Анти… Сэйнта за яй… да. Повесим. Может, это будет потрудней, чем прикончить этого жирного выродка Милбэнка и императорскую фамилию, но это все равно будет сделано. И что там с нашим завтраком, его тоже сожрал этот ваш Антихрист?

Справедливости ради, завтрак был великолепен. Дэниэл поглотил стопку пуховых, лоснящихся маслом блинчиков, бифштекс и нежнейший омлет с сыром. Терри даже засмеялась, глядя, как он уплетает еду.

— Ты голоден?

— Ужасно.

— Значит, все хорошо. Только все равно, пожалуйста, не забудь в понедельник зайти в…

— Я зайду.

Он все же потянулся к ней в надежде, наконец, запечатлеть на ее губах нежнейший поцелуй, но какое там. Его романтический порыв был прерван появлением в столовой слегка всколоченного типа в замасленном лабораторном халате.

— Добрый день, мистер Ланкастер, — поздоровался он слегка нервно.

— Вы-то кто еще такой? Опять столяр?

— Нет. Я главный инженер проекта Девятьсот Двадцать.

— Что?

— Спин-передатчики серии Девятьсот Двадцать — новейшая серия спин-передатчиков, оснащенная Вторым Прототипом ЧСД — революционной, инновационной разработкой Корпорации, — объяснил главный инженер.

— ЧСД?

— Чип Стандартного Дружелюбия.

Поразмыслив, Дэниэл указал главному инженеру на обеденный стул.

— Сядьте. Чай, кофе?

— Нет, благодарю, если позволите, я спешу. Будьте добры, подпишите, — сказал главный инженер, протягивая Дэниэлу кожаную папку, украшенную логотипом «Ланкастер Индастриз», а также ручку с золотым пером.

— А что здесь?

— Техническая документация — результаты экспертиз и лабораторных испытаний, подтверждающие абсолютную безопасность ЧСД для здоровья человека. Я рассчитывал, что это подпишет лорд Ланкастер, но, к сожалению, мы не успели подготовить документы полностью к его отъезду.

— А почему в принципе возник этот вопрос.

— Какой? — спросил инженер, источая слабый запах химикатов и меди.

— О безопасности ЧДС для людей.

— Ну, это совершенно обычная, стандартная процедура, мистер Ланкастер, для любой нашей продукции.

— А почему здесь написано — результаты повторной экспертизы? — глубокомысленно поинтересовался Дэниэл, открыв папку. — Почему вообще была назначена повторная экспертиза, а также повторные лабораторные испытания, и где отчеты о предыдущих.

— Результаты предыдущих экспертиз и лабораторных испытаний были признаны недействительными, мистер Ланкастер.

— Да? Серьезно? Почему?

Главный инженер явно не ожидал, что Дэниэл начнет задавать вопросы и еще больше занервничал. Или Дэниэлу показалось? И впрямь. С какой бы стати ему было нервничать.

— Поймите правильно, мне бы не хотелось затрагивать эту тему, поскольку профессиональная и личная этика не позволяют… но произошла ужасная трагедия…

Из его дальнейшего бормотания сделалось понятным, что в ужасной трагедии он винит их милость лорда Ланкастера, следовало заметить, далеко не без оснований. Кит практически всецело посвятил проекту Девятьсот Двадцать последние тринадцать лет своей жизни. Новой серии передатчиков на основе многофункционального ЧСД предстояло стать настоящим прорывом в области спин-связи, как ближней, так и сверхдальней. Кит собрал команду лучших специалистов и потребовал от них не просто отличной работы, а полной отдачи и абсолютной самоотверженности. В своей обычной манере он помыкал, отчитывал, третировал и контролировал, превратив жизнь своих служащих в царство боли и террора. Необычайно престижное и высокооплачиваемое, и все же…

В конце концов, уже на заключительном этапе работ предыдущий главный инженер проекта не выдержал давления, и с ним приключился неописуемый нервный припадок. Он принялся слышать таинственные голоса и строчить сумасбродные отчеты, в которых провозглашал ЧСД изобретением дьявола и предрекал скорую гибель человечеству, если ЧСД не будут немедленно уничтожены. Ознакомившись с этими параноидальными измышлениями, Кит пожал плечами и отправил малость сбрендившего руководителя проекта Девятьсот Двадцать в заслуженный отпуск на две недели. Это не помогло. На следующий же день главный инженер, вместо того, чтобы отправиться на пляж, повесился в ванной своего загородного дома. На подтяжках. Предварительно оставив записку с мольбами немедленно свернуть проект.

— Понятно, — протянул Дэниэл, выслушав сей печальный рассказ.

Порывшись по карманам, он достал пачку сигарет и спички, закурил.

— Пожалуйста, подпишите бумаги, мистер Ланкастер, — взмолился главный инженер.

— Я, пожалуй, сперва изучу их, — сказал Дэниэл, затягиваясь и выпуская клубы дыма.

— Помилосердствуйте, никоим образом не хочу оскорбить или задеть вас, но, чтобы разобраться в этих документах, вы должны, как минимум, получить высшее техническое образование! Вы что-нибудь понимаете в химии экспериментальных высокопрочных сплавов? Или в узкоспециальной области искусственного формирования квази-органических сложносоставных кристаллических структур?

— Я понимаю лишь то, что не должен подписывать документы, предварительно их не просмотрев хоть краем глаза. Не дергайтесь. Получите свои бумажки вечером, в целости и сохранности, с моими подписями. Заедете еще раз и заберете, или я отправлю их вам курьером.

— Ваше стремление выказывать ответственность, само собой, похвально, но, откровенно говоря, не слишком уместно, учитывая, что продажи Девятьсот Двадцатых начнутся в понедельник, а это уже завтра, и мне крайне срочно нужны подписанные вами документы для…

Дэниэлу уже надоело препираться с этим нудным субъектом.

— Я уже сказал, получите ваши бумажки вечером. Что вы еще от меня хотите? Показать где выход, или найдете сами? Ведь вы наверняка умнее тех крыс, над которыми измываетесь в ваших стерильных лабораториях… или чем вы там занимаетесь?

Затушив сигарету, Дэниэл отхлебнул чаю с молоком и пролистал документы.

— Дэнни, почему ты не подписал? Думаешь, что-то не так? — спросила Тереза, заправив за ушко прядь золотистых волос. Она казалась слегка обескураженной.

— С чего ты взяла. Все чудесно. Или нет. Откуда мне знать? Я даже не представляю, как выглядит этот самый ЧСД!

— В прошлом году Кит приносил домой экспериментальный образец ЧСД, помнишь? Он еще здорово разозлился, когда ты спросил, как может крошечный кусочек уни-пластика стоить тридцать миллиардов империалов.

Верно. Теперь Дэниэл припомнил. Это случилось за три недели до того, как Кита едва не прикончили убийцы, подосланные к нему милосердным благим Василевсом. Неприятные воспоминания, да и практической пользы — никакой. Заметив, что Дэниэл пал духом, Терри протянула руку и поправила ему воротничок рубашки.

— Не волнуйся так. Ты справишься.

А как иначе. Руководство крупнейшей промышленной Корпорацией с годовым оборотом в триллионы империалов и сотнями тысяч рабочих и служащих — дело, с которым спустя рукава управится любой придурок. На которого можно все свалить, если что-то пойдет наперекосяк. Хотя, с другой стороны, Дэниэл и сам понимал, что его внезапные подозрения были какими-то… идиотскими и ни на чем не обоснованными. Он сам в рамках группы тестирования вот уже три месяца пользовался моделью Девятьсот Двадцать, и не испытывал ни малейших проблем со здоровьем. От самого спин-передатчика Дэниэл был в восторге. Он мог относиться к брату сколь угодно скептически, но тут следовало признать, Кит переплюнул сам себя.

— Ладно. Это явно пустая формальность… но я все же лучше съезжу, покажу эти бумаги Ричарду. Пусть посмотрит.

— Мне поехать с тобой?

Дэниэл вспомнил, что последний раз они с Терри навещали Торнтона пару недель назад, перед долгими зимними каникулами. Она наслушалась его маниакальных бредней и потом долго и безутешно плакала. А ведь у нее и без того имелось достаточно причин для слез.

— Терри, ты ведь сама знаешь, Ричарду все еще не очень хорошо. К тому же, там комендантский час, всюду патрули, да и погода ни к черту.

Терри взглянула в окно. И впрямь, снег продолжал валить стеной, а термометр за ставнями показывал трескучие минус сорок. Власти намеренно поддерживали подобный температурный режим, надлежащим образом регулируя работу биокуполов, поскольку нелегко бунтовать, когда через десять минут на лютом морозе отваливаются уши и нос.

— Но ты ведь недолго?

— Обернусь за пару часов. Отдохни пока.

Он встал. Терри продолжала смотреть на него.

— В чем дело?

— Я просто подумала… Дэнни. Ты не поцелуешь меня… перед отъездом?

4.

Тридцать Четвертый госпиталь психосоматического здоровья совершенно не напоминал легендарный Бедлам, а более всего походил на уютный частный пансион, и даже решетки на окнах сливочно-кремового пятиэтажного здания практически не портили идиллического впечатления. Окруженный неприступными заборами, садами, парками и прудами, госпиталь служил спокойным пристанищем для богатых и знаменитых, страдающих от алкоголизма, наркомании, различного рода сексуальных девиаций и тяги к азартным играм.

К большому сожалению, некоторые пациенты госпиталя и впрямь были больны. Например, сам Ричард. Или бывший губернатор Лудда Шеймас Харт, которого чуть больше стандартного года тому назад доставили в Тридцать четвертый после того, как на съезде Партии Новых Демократических Преобразований, на глазах четырех тысяч делегатов, сотен репортеров и Верховного Канцлера Милбэнка он воткнул себе карандаш глубоко-глубоко в правый глаз. Через месяц пребывания в госпитале Харт скончался, предварительно выколов карандашом и второй, здоровый глаз. До последнего мгновения старик твердил о чудовищном заговоре в высших эшелонах Империи и том, что луддиты превращают людей в зомби. Обычные бредни параноидального шизофреника.

Выйдя из припарковавшегося в больничном дворе механо, Дэниэл направился к зданию госпиталя. В одной руке у него была винтовка, в другой — коробка с лимонным тортом, любимым десертом их милости. Компанию Дэниэлу составляли пятьдесят человек угрюмых охранников. Не то чтобы Дэниэл и впрямь нуждался в почетном эскорте, с другой стороны, иметь под рукой полсотни головорезов было весьма удобным, да и положение отныне обязывало.

Главный врач госпиталя встретил Дэниэла на крыльце, зябко кутаясь в длинную шубу, в которой больше походил на удачливого сутенера, чем на выдающееся светило психиатрических наук.

— Здравствуйте, мистер Ланкастер.

— Здравствуйте.

— Пойдемте, я провожу вас к лорду Торнтону.

Любезно придерживая Дэниэла за локоть, главный врач ввел визитера в устланный мягкими коврами мраморный вестибюль.

— Вам действительно необходимо расхаживать повсюду с винтовкой, мальчик?

— А что именно вас не устраивает, — поинтересовался Дэниэл холодно. За те семь месяцев, что Ричард томился здесь, Дэниэл навещал их милость в лечебнице далеко не впервые, и каждый раз находил главного врача с его вкрадчивыми манерами и старомодным пенсе отталкивающим и скользким типом. Вдобавок, судя по некоторым косвенным признакам, доктор давненько подсел на те сильнодействующие препараты, которыми щедро потчевал своих умалишенных подопечных.

— Ну… вы можете случайно подстрелить кого-то.

— Успокойтесь. Я не собираюсь палить налево и направо. Я собираюсь убивать вполне определенных, конкретных людей, — процедил Дэниэл.

— А эти ваши люди, они реальны? — заботливо осведомился доктор, пытливо заглянув Дэниэлу в лицо с профессиональным интересом.

— Реальны, как сама реальность. Лучше расскажите, как дела у этого придурка.

Ничего нового Дэниэл не услышал. Дела у лорда Торнтона обстояли, в принципе, неплохо, учитывая его диагноз — тяжелейшую форму биполярного расстройства, дополненную манией изобретательства.

— Значит, Ричард по-прежнему изобретает машину времени, чтобы спасти человечество от какого-то невероятного катаклизма, да?

— Да.

— И по-прежнему считает, что спин-лучи прожигают дырки в голове или что-то подобное?

— Боюсь, что так. Однако, должен заметить, нам все же удалось добиться некоторого прогресса. В том, что не касается этих двух вопросов, он рассуждает на редкость здраво и адекватно. Неагрессивен. Коммуникабелен. Выполняет все предписания…

Доктор каждый визит Дэниэла сюда говорил одно и тоже. Дэниэл слушал и кивал. Вот и сейчас он слушал и кивал. А надежды, что Ричард когда-нибудь вернется к нормальной жизни, таяли с каждым днем.

— Вот придурок. Как может вице-президент Корпорации по производству спин-передатчиков бояться спин-лучей?! И далась ему эта машина времени! Каким образом машина времени может спасти человечество от какого-то там катаклизма? Не понимаю.

Доктор тоже этого не понимал. Что хуже, этого, похоже, не понимал и сам лорд Торнтон. Ричард знал лишь, черт возьми, что должен построить машину времени и нажать на красную кнопку, запускающую ее. Вуаля! Человечество спасено, а он сможет передохнуть, поваляться на диване, потискать какую-нибудь сочную пейзанку.

Доктор тем временем провел Дэниэла на второй этаж, в крыло, где располагались апартаменты лорда Торнтона. У входа сторожили дюжие охранники. Они любезно помогли Дэниэлу снять пальто и не менее любезно отобрали у него винтовку и спин-передатчик.

— Не беспокойтесь, сэр, мы вернем вам все это в целости и сохранности.

— Угу.

— Конечно, вы уже в курсе, но еще раз напоминаем — любые съемки и записи запрещены. Передача слов лорда Торнтона в устном или письменном виде третьим лицам запрещена. Если вам потребуется его подпись на документах, предварительно обратитесь к поверенному.

Немаловажное уточнение, потому что, невзирая на безумие, никто не освобождал Торнтона от должности вице-президента Корпорации. Вдобавок, он являлся крупнейшим акционером «Ланкастер Индастриз». Формально он находился в длительном отпуске по состоянию здоровья, причем его истинный диагноз тщательно скрывался не только от широкой публики, но и от служащих и прочих акционеров. Вследствие недуга он был признан ограниченно дееспособным, что позволяло ему подписывать некоторые бумаги и принимать некоторые финансовые решения.

Насколько понимал Дэниэл, в своем нехорошем состоянии Ричард мало попадал даже под определение «ограниченной дееспособности», но полностью отстранить его означало создать массу трудноразрешимых юридических казусов. Поскольку он работал до последнего, и его сумасшествие оказалось сюрпризом для всех, Дэниэла включая.

— Да. Все ясно.

— Оставлю вас, мистер Ланкастер, — сказал главный врач. — Если у вас возникнут какие-то вопросы, зайдите ко мне в кабинет.

Он ушел, а Дэниэла, наконец, пропустили в апартаменты их милости. Там было жарко натоплено и постоянно толпились люди — охранники, помощники, секретари, юристы. Дэниэла проводили в небольшую гостиную и попросили подождать еще несколько минут. Чтобы скрасить ожидание, предложили чай и закуски.

При виде столового серебра, хрустальных люстр, гобеленов и антикварной мебели Дэниэлу опять почти не верилось, что он находится в психиатрической лечебнице. Стальные решетки на окнах были мастерски задрапированы серо-голубыми, отливающими в перламутр, шторами. Он даже встал, подошел и потрогал ткань. На ощупь атлас был прохладным, как воды горного ручья.

Но какие-то, менее очевидные, признаки безумства Торнтона он мог наблюдать воочию. Например, оконные стекла со слегка серебристым отливом. Это было не обычное стекло, а экранированное со стопроцентной защитой от спин-лучей. Свежеперекленные обои в одном месте чуть-чуть отошли от стены, и под ними сделалась видна серебристая подложка — тоже экранирование. Дэниэл справедливо полагал, что подобным образом отделаны и потолки, и полы. Во всех комнатах дополнительно были установлены глушители спин-сигналов. Это было дорого и вряд ли радовало главного врача, но со своим баснословным состоянием Ричард мог позволить себе сходить с ума с любой степенью эксцентричности.

— Вот же поросенок ты!

Дэниэл развернулся.

— Добрый день, Ричард.

Не сказать, чтобы Торнтон обрадовался встрече. Ему уже явно доложили о резне во время штурма, и о Терезе тоже доложили. Его обычно меланхоличная скандинавская физиономия выражала возмущение.

— Как ты посмел сюда заявиться! Душегуб! — прорычал он, яростно сверкая голубыми глазами.

Подогретый гневом и биполярным расстройством, Ричард принял возвышенную позу и собрался разразиться высокоморальной и наверняка невыносимо длинной речью, но Дэниэл протянул их милости коробку с тортом.

— Вот. Терри специально испекла для тебя. Лимонный. Сказала, ты очень любишь.

— Лимонный? Правда?

Ричард сел и поглотил два огроменных куска кряду, отчего сильно подобрел.

— Господи Иисусе! Блаженство! Попробуй.

Дэниэл взял ломтик, прожевал и скривился. На его вкус лимонов было многовато.

— Многовато лимонов, — сказал он Ричарду.

— Многовато лимонов, — передразнил его Торнтон, — что ты понимаешь! Как Терри?

— Неплохо.

— Значит, теперь вы вместе с этой курицей будете вить гнездо, надо понимать? Что ты молчишь, паршивец?

— Ну…

— А еще мне доложили, во время этого штурма ты чуть ли не в одиночку перебил целую толпу Отцов-Дознавателей.

Дэниэл пожал плечами.

— Это было несложно.

— Но ведь на самом деле это было чертовски сложно.

— Ричард, я вообще-то к тебе по делу.

— Еще бы, — сказал Торнтон, закатывая глаза, — как я мог возомнить, будто ты зашел узнать, как я поживаю, как мое самочувствие. Что стряслось, выкладывай.

Дэниэл протянул ему черную папку.

— Будь другом, посмотри. Здесь техническая документация по Девятьсот Двадцатым, результаты экспертиз, лабораторных испытаний и так далее. Я хочу убедиться, что все в порядке, прежде чем это подписывать.

Ричард ничего не сказал, а молча взял папку и начал читать, время от времени легонько подергивая себя за мочку уха с бриллиантовой серьгой в три карата и ероша густые рыжевато-золотистые волосы. Минут через десять к ним осторожно заглянула приставленная к сиятельной особе сиделка — юное, воздушное существо в персиковой блузке и коротенькой юбочке, с прелестной, чуть приплющенной мордочкой, как у комнатной собачки породы пекинес.

— Как тут тихо у вас, лорд Торнтон. Все хорошо?

Он отмахнулся от надзирательницы, будто от назойливой мухи.

— Деточка, разве не видишь, я занят.

— Смотрите, не перетрудитесь, а то вы и без того проснулись сегодня в четыре утра, схватили блокнот и принялись записывать туда свои странные уравнения. Хотя я думала, раз уж вы проснулись среди ночи, мы займемся чем-то более интересным, чем сложение и вычитание, — прибавила она, надув губы.

Ричард не слишком галантно велел ей прекратить молоть чушь и принести чашку какао и пиалу. Сделав большой глоток сладкой тягучей жидкости, он хорошенько прополоскал ею рот и сплюнул. То был не самый эстетичный, зато действенный способ избавиться, пусть ненадолго, от прогорклого лекарственного привкуса во рту. Закончив с полосканиями, он вернул Дэниэлу документы.

— Что тебе не понравилось, Дэнни. Чипы Стандартного Дружелюбия абсолютно безопасны для здоровья человека, каковой факт бесстрастно подтвержден ста двадцатью семью независимыми экспертами и четырьмя авторитетнейшими комиссиями. Я так не считаю, но я заперт в психиатрической лечебнице и вряд ли мое мнение имеет значение.

Дэниэл подавил вздох. Казалось, Ричард хотя бы частично осознает свое нездоровье и пытается с этим бороться, но это было выше его сил, как выше сил запойного алкоголика справиться с тягой к бутылке.

— Ричард, я без претензий. Но ты же сам понимаешь где-то в глубине души — спин-лучи не могут проделывать дырки в человеческих мозгах, хоть тресни.

— Спин-лучи тут совсем не причем! Спин-лучи безвредны! Дело в самих этих штуковинах.

— Чипах?

— Вот именно.

Дэниэл с трудом унял стон. Что на него нашло? Почему он просто не подписал бумаги, а притащился сюда и взбудоражил Ричарда? Он ведь и сам знал, что произошло. Своим невыносимым перфекционизмом, граничащим с садизмом, в процессе работы над спин-передатчиками серии Девятьсот Двадцать Кит прикончил главного инженера и свел с ума Торнтона. Вот и все. Но нет. Ему надо было зачем-то сидеть здесь продолжить бесполезные расспросы.

— Ты можешь все-таки рассказать, что случилось с предыдущим главным инженером?

— Ну… это произошло уже вечность тому назад… кажется, в прошлом июле или августе. Он убил себя, повесившись на подтяжках.

— Почему?

— Потому что первый осознал то, что теперь знаю я.

— А именно?

Голубые глаза Ричарда стали делаться похожими на кусочки ляпис-лазури.

— ЧСД, — сказал он хрипло, — нечто куда большее, чем четырехугольные кусочки сверхпрочного уни-пластика, покрытые пленкой сложносоставных цепочек квази-органических кристаллических структур. Это новая, доселе неведомая нам форма разумной жизни. Ты понимаешь, что значит — разумной?

Дэниэл вспомнил строчки из документации.

— Ну, применительно к Девятьсот Двадцатым… там было написано примерно следующее — каждый чип это интеллектуальная самообучающаяся система, оснащенная цепочками искусственных нейронных связей. Через спин-лучи они способны коммуницировать друг с другом на любом расстоянии, гарантируя мгновенный обмен данными практически любого объема…

— Ага. Коммуницируя. Обмениваясь данными. А, когда им не хватает собственных мощностей, они включают в свои нейронные цепочки нейроны человеческого мозга, выжигая их дотла. Что, в конце концов, приводит к обширному отмиранию мозговой ткани, апоплексическим ударам, слабоумию и так далее.

Дэниэл был шокирован. Нет. Это не могло быть правдой. Ричард бредил. Конечно, бредил.

— Они могут это делать?

— Да.

— Зачем?!

— Затем, Дэнни, что они, как я и говорил, живые и разумные существа, а живое и разумное существо полно любопытства и тяги к изучению окружающего мира. И для этого им требуются мощности, намного превосходящие те, что заложены в них изначально для исполнения сугубо технических задач. Но это не самое плохое.

— А что же самое?

— А то, что они считают твоего брата Богом. Творцом, демиургом, подателем синтетического бытия. Ахурой-Маздой и Ахриманом в одном лице. Иеговой! Альфой и Омегой. Пластиковым Иисусом! Пророком электрического Джихада! Что имеет смысл, учитывая, сколько сил и времени Кит вложил в разработку Девятьсот Двадцатых.

— Хмм. Наверное, Кит был бы до смерти рад узнать, что хоть кто-то считает его всамделишным богом. На худой конец, Императором.

Ричарду не пришлись по вкусу эти шутки, и Дэниэл заполучил от него плюху.

— Дэниэл, это не смешно. Твой брат не подарок, и характер у него не сахар, но последнее, чего он хотел в этой жизни — занять Престол. Ты сам отлично понимаешь, его вынудили заниматься этой чушью, и не его вина, что он стал заложником ужасных обстоятельств.

— Допустим. Но причем тут Девятьсот Двадцатые.

— Ах, да. Ну, дело здесь в том…

Торнтон замолчал и уставился в пространство — туда, видимо, откуда он черпал свои фантасмагорические идеи. Дэниэл даже слегка привстал и поводил у него перед лицом растопыренной ладонью.

— Эй?

— Да. Извини. Я просто пытаюсь тебе объяснить, что происходит. Кит вдохнул в этих существ жизнь и разум. Он вложил в них душу. Их крохотные сердечки переполнены безмерной любовью и благодарностью. А, если ты кого-то любишь, ты наверняка захочешь помочь ему осуществить самую заветную мечту, ведь так?

Дэниэл недоверчиво улыбнулся.

— Так что же у Кита за мечта? Перестать быть таким придурком?

— Нет. Уничтожить всю органическую материю во Вселенной.

Дэниэл и сам знал, что старший братец — мрачный, психопатичный социофоб, но желать уничтожить всю органическую материю? Это уже было слишком. В конце концов, эта материя приносила ему и Корпорации огроменные деньги. Хищники не уничтожают свою кормовую базу. Основы биологии.

— Зачем это ему? Допустим даже, сэйнтисты промыли ему мозги! Им ведь все равно не нужно уничтожение людей, им нужны новые адепты…

Ричард прикрыл лицо ладонью.

— Дэниэл, я ничего не говорил о людях. Я говорил об органической материи. И, к тому же, это его желание не рационально. Не то, чтобы Кит просыпался поутру и желал всех убить. Нет, это закопано где-то у него глубоко внутри, в подсознании.

На данном этапе их диалога Дэниэл начал понимать, почему главный врач малость увлекся… лечебными препаратами.

— Но как конкретно Девятьсот Двадцатые могут кого-то убить? Это же чипы! У них нет рук… или еще каких приспособлений для убийств.

— Все просто. Как только количество Девятьсот Двадцатых, выпущенных на наших заводах и подключенных к коммуникационным распределительным спин-центрам, достигнет определенного критического предела, Девятьсот Двадцатые сольются в единый Сверх-Разум, и уничтожат всю органическую материю во Вселенной. Не знаю, как это будет выглядеть. Будет вспышка, или разрушительный импульс, или просто беззвучный хлопок. Но мы исчезнем. Со всей прочей органической материей впридачу.

Теперь Дэниэлу стало жутко. Он, наверное, даже сильно побледнел.

— Я тебя напугал, да? — спросил Ричард с кривой ухмылкой.

— Иди ты к черту! Псих ненормальный!

— Ладно, Дэнни. Ты мне не веришь. Никто не верит. Я все понимаю. Откровенно говоря, я бы и сам не поверил… хорошо. Забудь об этом, договорились? Это уже не так важно. Подпиши бумаги и приди в понедельник на работу. Иначе эти мерзавцы из совета от тебя не отвяжутся…

Он замолчал, когда к ним заглянул еще один психиатр, куда более моложавый, улыбчивый и дружелюбный, чем его патрон. Он поприветствовал Дэниэла вежливым кивком.

— Лорд Торнтон, мистер Ланкастер, не хочу вам мешать, но должен напомнить, через десять минут у нас по расписанию сеанс терапии.

Обаятельная физиономия Ричарда слегка перекосилась. Он скрежетнул зубами, явно давя вспышку гнева.

— Опять вы со своими задушевными разговорами! Зачем мы вообще разговариваем о моих женах, родителях, детях, работе? Какая невероятная скукотища.

— Неправда. Мне на самом деле весьма интересны наши беседы, лорд Торнтон, — сказал психиатр, глядя на их милость с неподдельной симпатией. — Кроме того, ваше лечение не может и не должно состоять только из сильнодействующих препаратов. Это неправильно. Поймите, я о вас забочусь…

— Вот именно. Заботитесь! Не оставляете в покое ни на секунду! А мне надо работать! Я должен заниматься вычислениями! Это и так очень сложно, а вы меня постоянно отвлекаете и сбиваете.

Его глаза опять стали делаться неживыми и похожими на лаково блестящую ляпис-лазурь.

— Вашими вычислениями, связанными с машиной времени? — ласково спросил психиатр.

— Да.

— Ох. Только не волнуйтесь. Давайте сделаем так — сегодня никаких разговоров. Вы просто побудете у себя и займетесь этими вашими вычислениями, а я посижу рядом и заполню кое-какие формуляры. Медицина… сплошная бюрократия. Если все же захотите поговорить, я к вашим услугам. Если нет, ничего страшного.

— Тогда я пойду, — сказал Ричард нетерпеливо и встал. Дэниэл тоже поднялся.

— Не обижай ее.

— А? Конечно, нет.

— И не надо глупостей. Делай то, что тебе скажет Мерфи и совет директоров. Знаю, тебе все это неприятно, Дэнни, но прошу, даже умоляю, потерпи.

— Иначе они меня убьют, да?

Ричард легонько похлопал его по щеке.

— Нет, Дэнни. Убивать тебя не будут — пока. Но превратить твою жизнь в сущий ад смогут вполне. И это, поверь, не художественное преувеличение.

Дэниэл проводил его взглядом и посмотрел на психиатра.

— Вы хорошо знакомы с лордом Торнтоном? — спросил тот очень тепло и сочувственно.

— Да. Ричард очень дружил с моим старшим братом, и я тоже… скажите. Он поправится?

Психиатр покосился в коридор и прикрыл двери. Потом поведал Дэниэлу, что, помимо стандартных лечебных процедур, они с коллегами каждую неделю проводят консилиумы касательно состояния их милости. И не только потому, что лорд Торнтон богат и знаменит, а еще и потому, что они находили его случай весьма интересным.

— Я могу говорить с вами начистоту?

— Ну, валяйте. Вряд ли будет хуже, — сказал Дэниэл.

Психиатр кивнул.

— Так вот. Откровенно говоря, мы до сих пор не сумели поставить ему точный диагноз. Кое-кто из моих коллег считает, что у него параноидальная шизофрения. Или же пресловутое биполярное расстройство, причем как бы застрявшее в маниакальной фазе. Я так не думаю. Я не вижу у него признаков резкого изменения или распада личности. А равно и ярко выраженных проявлений мании. По существу, лорд Торнтон практически здоров… если не считать того, что им завладела сверхценная идея. Вернее, две, и они причудливо переплетаются…

Доктор прервался, чтобы угостить Дэниэла мятной конфеткой.

— Спасибо.

— Не за что. Так вот. Лорд Торнтон считает, будто ваши чипы несут угрозу… и он считает, что может избежать этой угрозы, построив машину времени.

Когда доктор сформулировал диковинные фантазии Ричарда вслух в двух лаконичных предложениях, все это сделалось еще более странным.

— Во имя Красного Императора Мао! Я все равно не понимаю, откуда он все это взял?!

— Если вам интересно, я полагаю, на почве стресса и переутомления у него включился и сработал столь причудливым образом защитно-компенсаторный механизм. Возможно, в эти диковинные фантазии трансформировалась застарелая и крайне серьезная психологическая травма.

До сих пор Ричард никогда не казался Дэниэлу человеком тонкой душевной организации, страдающим от психологических травм.

— Что за еще травма? — поинтересовался он, перекатывая во рту мятную конфетку.

— Я надеялся, что, может, вы прольете свет на этот вопрос?

Дэниэл действительно не сумел сказать ничего дельного касательно душевных травм Ричарда и только развел руками.

— Ладно. Знаете, по существу это ведь не так уж важно. Я считаю, первостепенная задача — вернуть его к нормальной жизни, а не разбираться, что и почему произошло, возможно, много лет назад. В любом случае, прошлого уже никак не изменишь.

— Согласен, — не стал спорить Дэниэл. — Но что тут можно сделать? Можно ли сделать хоть что-то?

— Ну, вы не можете остановить производство Девятьсот Двадцатых, верно?

Дэниэл покачал головой. Что бы ни случилось, титаническая, неподъемная машина по зарабатыванию триллионов денег уже пришла в движение и перемолола бы в кровавую труху каждого, кто встал у нее на пути.

— Что ж. Значит, нужно пойти по пути меньшего сопротивления. Оставить его в покое, не разубеждать, не взывать к его здравому смыслу, а позволить продолжать заниматься вычислениями. И построить машину времени.

— Ха! — сказал Дэниэл. — Здорово. Жаль, это невозможно.

— Мы с вами понимаем, что это невозможно. Однако это должен понять сам лорд Торнтон. И, может быть, пережитый катарсис заставит его вернуться к реальности. Если мы не в состоянии убедить его в бредовости этих идей, так сказать, извне, мы должны сделать это изнутри. Если вы понимаете, о чем я.

— Или это поможет… или этот придурок окончательно и бесповоротно свихнется, — мрачно сказал Дэниэл.

— Да. Рискованно. Но у вас есть другие предложения?

ГЛАВА ВТОРАЯ БРИТВА ОККАМА

1.

Как только не называли ее за минувшие пять столетий. Молох и Мамона — то были самые мягкие из ее прозвищ. В официальных документах ее именовали выспренно, холодно и неуклюже — Ланкастеровский Деловой Центр. В путеводителях — главной, самой великолепной, выдающейся и вдохновляющей столичной достопримечательностью. Ее заслуженно называли величайшим архитектурным шедевром всех времен и вечным памятником человеческому гению и несокрушимой силе человеческого духа. И все же, чаще всего, ее называли попросту — Копилкой. Не слишком красивое, поэтическое и лестное имя, если вдуматься хорошенько, но со временем она притерпелась и даже беззлобно посмеивалась втихомолку. С высоты своего роста в тридцать тысяч футов Копилка научилась взирать отстраненно и философски вообще на многое.

За те пятьсот лет, что ее серебристый шпиль безраздельно царствовал в искусственных небесах Форта Сибирь, она пережила и повидала всякое. Например, восстание 79 года Освобождения, кровопролитную резню, спровоцированную разногласиями среди благородных родов старой имперской знати. Во время восстания был убит Император Константин Третий, и власть захватил жесткий и жадный Дэйвин Риз-Майерс. Он правил четверть века. В 104 году Освобождения конец деспотии положил правнук лорда Джека, Алистер Ланкастер, на званом пиру разрубив престарелого узурпатора пополам фамильным мечом и вернув трон законному владельцу, Императору Константину Четвертому.

В 152 году немало шума (и буквально, и фигурально) наделало падение гигантского метеорита. Впрочем, до сих пор ходили слухи, что это был никакой не метеорит, а корабль неведомой инопланетной расы, сбившийся с курса и потерявший управление. Или вовсе не сбившийся, а сбитый системами столичной ПВО. Тут Копилка ничего не могла утверждать с уверенностью, но превосходно помнила стремительно катящийся по ночному небу гигантский огненный шар, за которым тянулся пурпурный шлейф неземного света. С душераздирающим грохотом пылающая звезда рухнула в воды Залива, которые мгновенно закипели и вышли из берегов. Прилегающие к Заливу жилые районы, доки, роскошные особняки поглотило цунами в триста футов высотой. Сахарно-белые пляжи и мраморные плиты изысканных набережных покрылись склизкими грудами сварившейся заживо рыбы и крабов. Воды Залива остывали долгие недели, пока власти хоронили погибших и ликвидировали последствия загадочного бедствия.

В 237 году слабый всплеск солнечной активности пробудил древних обитателей Родинии, которые провели десятки миллионов лет в глубочайшем анабиозе, укрывшись в толщах сине-зеленых льдов южного полюса. Ведомые непостижимым, страшным зовом, они выбрались наружу и устроили чудовищный марш-бросок на столицу Империи, привлеченные запахами, энергией и теплом хрупких биологических существ. Человеческое оружие было для них таким же безвредным, как детские хлопушки, а солдаты Империи — вкусным, сочным провиантом. Миллион бойцов Регулярной Армии лишь разожгли аппетит Морозных Мембран. Впереди их ожидало поистине царское пиршество — два с половиной миллиарда беззащитных, горячих людишек, бесчисленное количество тонн калорийной биомассы, достаточное количество пищи, чтобы спокойно пережить еще десятки миллионов лет спячки. Легко скользя по арктическим пустошам, промерзшим водам древнего Прото-Океана, Мембраны продвигались все ближе к городу, готовясь разрушить защиту биокуполов и поглотить каждое живое существо, каждого мужчину и женщину, каждого старика и ребенка. Только Отцы-Паладины сумели остановить и уничтожить инфернальных тварей, но какой высочайшей ценой. После эпохальной битвы от пятидесятитысячного войска остались жалкие, искалеченные ошметки. Как и от былой славы, величия и всемогущества Священного Трибунала.

Год 311 запомнился Копилке эпидемией Розовой Гнили. За девяносто семь стандартных суток своего чудовищного буйства болезнь уничтожила четверть населения столицы. Гниль выползла из наркотических притонов западного сектора Форта Сибирь и распространилась по мегаполису подобно лесному пожару. Инфекция передавалась воздушно-капельным путем, была необычайно заразна, абсолютно смертельна и не поддавалась излечению никакими средствами. Целую планету засадили в строжайший карантин. Молодой Император Константин Десятый, невзирая на исступленные мольбы подданных, отказался покинуть столицу и бежать, и вместе с приближенными во Дворце обреченно ожидал скорой кончины. Однако на девяносто восьмой день количество заболевших сократилось вдвое, на девяносто девятый — втрое, а на сотый день — не было зафиксировано ни одного нового случая Гнили. Появившись из ниоткуда, Гниль ушла в никуда. Потом поговаривали, будто Розовая Гниль была мутировавшим вирусом обыкновенной ветрянки, случайно завезенной на Эпллтон кем-то из сотрудников Гетто. Возможно, любящим отцом или старшим братом, или дедом, проведшим ночь у кроватки младенца, сраженного этой распространенной детской хворью. Очутившись на Эпллтоне, varicella попала в беличье колесо услад-плюсовой эволюции и мутировала в адскую чуму, которая вернулась в столицу на кончике иглы услад-плюсового наркомана. Но без постоянного притока услад мутант оказался нежизнеспособен и погиб, хотя и унес с собой миллионы жизней.

В 450 году Освобождения, Форт Сибирь пережила бедствие, известное, как Хлад, когда частичное обрушение биокуполов в десяти юго-восточных секторах столицы спровоцировало катастрофу, сравнимую по масштабу и трагическим последствиям с термоядерной зимой. Жарким июльским полднем искусственные небеса потемнели, и на столичных жителей обрушилась арктическая стужа, сопровождаемая невиданной снежной бурей и ураганными ветрами, скорость которых достигала трехсот миль в час. Десятки тысяч застигнутых врасплох горожан погибли мгновенно, и еще сотни тысяч умерли в своих квартир от холода, голода и болезней за последующие три месяца, пока технические службы восстанавливали целостность биокупола и бесперебойную работу коммуникаций. Пятьдесят девять лет спустя о Хладе напоминали обезлюдевшие жилые кварталы, некогда ухоженные и заселенные обеспеченными представителями верхушки среднего класса, а теперь облюбованные уличными бандами, наркоманами и бродягами.

Копилка видела все эти события и помнила, как помнила и видела многое, многое другое. Той январской ночью 512 года Освобождения она тихо наблюдала, как элитные солдата Синдиката и штурмовики Народного Трудового Альянса осаждают Дворец. Незавидная участь императорской фамилии, несомненно, огорчала ее. Она искренне надеялась, что все раньше или позже вернется на круги своя. И все же, кое-что беспокоило ее куда сильнее. Новый хозяин! Он был там!

Копилку мало интересовали политические воззрения хозяина. Раз он хотел взбираться на баррикады и свергать диктатуру, это было его законное право. Но на кой черт он полез в самое пекло? Он мог пострадать, даже погибнуть! Такие мысли наполняли ее нечеловеческое сердце вполне человеческим страхом. Без хозяина она была никем, просто бездушным нагромождением металла, бетона и стекла. Хозяин был мужем, любовником, лучшим другом, поверенным и хранителем самых страшных ее тайн. Он был рабом и господином, братом, сыном. Отцом. Да. Именно, отцом. Ведь она была еще совсем маленькой. Она еще росла.

— Пожалуйста, пожалуйста, — шептала она под музыку зимних ветров и грохот артиллерийских канонад, — я жду тебя, приходи. Только приходи. Приходи.

2.

В понедельник, 8 января 512 года Дэниэл впервые прибыл в Копилку в своем новом статусе президента Корпорации. Хотя он приехал в восемь утра, до своего кабинета добрался лишь четыре часа спустя. Предварительно ему пришлось пообщаться с сотнями репортеров, которые караулили его у входа в Копилку, невзирая на лютые морозы. Непонятно, отчего их не пустили в теплый вестибюль. Глядя на их посиневшие физиономии, Дэниэл даже испытал к акулам пера нечто вроде жалости. В конце концов, он сам полтора года работал репортером в газете «Вестник Республики». Пока редакцию не взорвали полоумные луизитанские адепты Культа Короля.

Поболтав с репортерами о финансах и политике, и попозировав перед футур-камерами с винтовкой и в новой, очень модной, шляпе, в сопровождении своих пятидесяти злющих охранников, Дэниэл направился к лифтам, и через пять минут уже входил в штаб-квартиру Корпорации. Еще через пять минут он выступил перед восьмью сотнями подавленных сотрудников головного офиса «Ланкастер Индастриз», зачитав речь, в которой декларировалось, что, невзирая на смену руководства и политического режима, Корпорация продолжит процветать и развиваться. Потом он отправился на заседание совета директоров. Потом — на внеочередное заседание правления Ланкастеровского Делового Центра. После чего уже отправился к старику Мерфи.

В обычной ситуации Мерфи бы первым делом поставил новоиспеченного президента навытяжку и задал бы этому сопляку первостатейную трепку за прошлые, а равно и будущие прегрешения — авансом, так сказать. Но сейчас председатель совета директоров был слишком счастлив для нотаций и нравоучений. С шести утра каждые десять минут он получал триумфальные сводки о продажах Девятьсот Двадцатых. В полдень Мерфи поразил адъютантов неслыханной просьбой — откупорить бутылку лучшего шампанского. К тому времени, как Дэниэл зашел, старик неспешно допивал всего второй бокал, но, кажется, находился слегка навеселе. Да и много ли требовалось его немощному, иссохшему, опутанному трубками и напичканному сильнодействующими медикаментами телу, прикованному к инвалидной коляске. Наверное, именно вследствие своего чрезмерно приподнятого настроения старик целый день сегодня старательно избегал появлений на публике.

— Добрый день, мистер Ланкастер. Как ваши дела.

— Неплохо, — откликнулся Дэниэл наигранно бодро. Он еще даже не приступил к своим непосредственным обязанностям, а уже вымотался до полусмерти. К губам приклеилась дурацкая улыбочка, а галстук душил, как удавка. — А ваши.

Дряхлый упырь улыбнулся столь светлой, мечтательной улыбкой, будто бы только напился свежей младенческой крови.

— Превосходно. В жизни не чувствовал себя лучше. Сказать, что наши Девятьсот Двадцатые расходятся, как горячие пирожки — значит, не сказать ничего. Впервые в жизни признаю, что ваш брат полностью заслужил носить свое надменное, высокомерное лицо.

Старик не шутил. Перед тем, как отправиться на работу, Дэниэл успел посмотреть выпуск новостей. Ажиотаж вокруг Девятьсот Двадцатых поднялся беспрецедентный. Около фирменных магазинов Корпорации собирались многотысячные толпы, и уже поступали сведения о сотнях пострадавших и десятках погибших в давке. Это потребительское безумие творилось повсюду, в столице и провинциях, в маленьких городках и крупнейших мегаполисах. Кое-где продажи привели к настоящим беспорядкам, и унимать покупателей пришлось отрядам Гражданской Милиции при помощи водометов и плазмошокеров. Впрочем, жертвы лишь поспособствовали грандиозному скачку и без того феерических продаж Девятьсот Двадцатых.

— Что думаете на сей счет? — поинтересовался старик, разглядывая новоиспеченного президента.

— Я думаю, эти придурки — полные придурки!

— Ох, как невежливо по отношению к нашим дорогим, уважаемым клиентам…

— Ну, ведь вы спросили мое мнение. Я вас за язык не тянул, — огрызнулся Дэниэл.

— Надо полагать, вы считаете придурками вообще всех людей, а себя самого — самым умным, не правда ли.

— Что поделаешь. Так устроен этот мир.

Мерфи явно вознамерился растолковать заносчивому сопляку, кто здесь в действительности самый умный, но глухонемой адъютант положил перед ним на стол очередную блистательную сводку продаж. Улыбка дряхлого вурдалака сделалась еще шире, если это было в принципе возможно. Казалось, его лысая голова сейчас треснет, как переваренное яйцо.

— О, — сказал он, — ваш брат — гений. Гений!

— А также бог, — пробормотал Дэниэл под нос, — и еще — Император.

Мерфи перестал улыбаться. Его на диво густые, клочковатые брови съехались к переносице.

— Регент при малолетнем наследнике престола, — поправил он Дэниэла желчно.

— Разве это имеет значение? Просто пустые слова. В ближайшие двенадцать лет Кит будет Императором. Если выживет. И если хоть кто-то согласится признать его законным государем, кроме его полоумных приятелей сэйнтистов.

Мерфи погрозил Дэниэлу желтым, скрюченным артритом, узловатым пальцем.

— А тут вы неправы. Есть принципиальная разница между регентом и государем. До сих пор не пойму, зачем лорд Ланкастер взялся спасать мальчишку. То была исключительно его личная инициатива. Надеюсь, у него хватит ума и силы воли перебороть ненужные сантименты и избавиться от щенка.

Теперь слухи о том, что Мерфи — всамделишный вурдалак, перестали казаться Дэниэлу забавными. Он даже пожалел, что явился сюда без осинового кола, гирлянд чеснока и револьвера, заряженного серебряными пулями. Избавиться от шестилетнего мальчугана? Это было слишком для него. Это было слишком… для всего.

— Убить ребенка?

— Ах, мистер Ланкастер. Я неплохо осведомлен о ваших подвигах, и вы далеко не агнец Божий. Откуда взялось ваше прекраснодушие? И я ни единым словом не обмолвился об убийстве. Достаточно, чтобы юристы составили кое-какие бумажки…

— Отречение от престола?

Мерфи, будто спохватившись, кивнул Дэниэлу на кресло для посетителей. Дэниэл сел.

— Именно. Хотя это не вашего ума дело, молодой человек. Лучше расскажите, как вам здесь.

Дэниэл огляделся. Кабинет председателя совета директоров тонул в сыром, влажном, раскаленном полумраке, который пропитался запахами камфары и эфирных масел. За спинкой инвалидной коляски Мерфи обрисовывались неподвижные силуэты шести облаченных в белое глухонемых адъютантов, ожидающих распоряжений хозяина.

— Уютненько. Как в склепе.

— Нет, я имел в виду, каково вам здесь, в Копилке?

Дэниэл не знал, что ответить на этот вопрос. Он никогда ее не любил. Копилка воплощала все, что он так истово презирал — власть, успех, деньги, потребительство, возведенное в абсолют, в ранг высочайшей добродетели и единственной ценности. Копилка была всем этим и стократ большим. В этих стенах располагались тысячи магазинов, торгующих чем угодно — от подержанного хлама до бриллиантовых украшений стоимостью в десятки миллионов империалов. Рестораны, кофейни, пиццерии, устричные, кондитерские, бары. Нотариальные конторы. Юридические фирмы. Похоронные бюро. Часовни. Роскошные бутики. Крытые катки. Офисы. Гостиницы. При желании в Копилке можно было провести целую долгую, полноценную жизнь, никогда не покидая здание. Разумеется, если хватало финансовых средств. И если вы не страдали агорафобией, клаустрофобией или боязнью высоты.

— Я ведь сказал… уютненько, будто в склепе.

— Ничего. Со временем вы полюбите это здание. Как ваш старший брат. И как ваш отец. И как отец вашего отца… Только умоляю, будьте поласковей. Помните, наша девочка, наша Свиночка-Копилочка, еще совсем малютка, она еще растет.

Само собой, Дэниэл решил, будто дряхлый упырь выжил из ума, и не сумел удержаться от смеха.

— Быть поласковей? С этим зданием? Постараюсь. Хотя нежности — явно не моя стихия.

— Да, и леди Ланкастер уже могла бы немало рассказать нам об этом, — пробормотал Мерфи вполголоса.

Дэниэл моментально вскипел.

— Заткни пасть, старый хрен! Это не твое собачье дело!

Адъютанты за спиной Мерфи зашевелились, но старик сделал едва заметное движение бровями, и они тотчас успокоились.

— Мистер Ланкастер, приберегите вашу молодую прыть для занятий поинтересней, чем оскорблять немощного старика, ха-ха-ха. Не стану больше задерживать вас, ступайте. Ваш секретарь проводит вас в кабинет.

Дэниэл поднялся.

— Но… в чем именно заключаются мои обязанности?

Мерфи утомленно вздохнул. Ему явно не терпелось остаться наедине с отчетами о продажах Девятьсот Двадцатых и шампанским. Мог он позволить себе расслабиться раз в сто лет. Буквально.

— Поскольку умственными способностями вы явно не блещете, будем вводить вас в курс дел постепенно, чтобы вы не перетрудили ваши восхитительные мозги. Привыкайте. Обживайтесь. Походите по офису, познакомьтесь поближе с сотрудниками. В конце концов, они теперь ваши лояльные, преданные, исполнительные подчиненные, а не просто бездушные, легко заменяемые винтики огромной корпоративной машины. И еще.

— Да?

— Учитесь.

— Чему?

Глаза Мерфи блеснули. И на секунду Дэниэлу показалось вдруг, что немощность старика сплошь напускная, и он вот-вот выпрыгнет из своей инвалидной коляски и пустится в пляс. Это было неприятное ощущение. Казалось, Мерфи весь, от начала до конца, фальшивый, ненастоящий. Был ли он вообще человеком? Дышащим, чувствующим человеческим существом?

— Смирению. Вот чему. И, надеюсь, вы справитесь с этим лучше вашего старшего брата, и вашего отца, и отца вашего отца…

Время уже клонилось к обеду, и секретарь, проводив Дэниэла в кабинет, принес чашку крепкого бульона с гренками, сыр, сэндвичи с говядиной и горчицей, и чашку кофе с молоком.

— Еще что-нибудь, сэр?

— Нет, вполне достаточно, благодарю.

Перекусив, Дэниэл выкурил сигарету и обошел свои владения. К великолепному начальственному кабинету прилагались не менее великолепные персональные апартаменты. Здесь были четыре ванные, две столовые — одна для личных трапез, другая — для деловых ленчей, гардеробные, переговорные, бильярдная, библиотека, курительная, зимний сад, оранжерея с искусственным прудом и комната для отдыха, где он, утомившись от трудов праведных, мог вздремнуть. Но больше всего ему приглянулись оставшиеся от покойного папеньки военный арсенал и винный погреб, которые, так сказать, плавно переходили один в другой. Именно, половина огромного помещения представляла собой монументальный оружейный склад, а вторую занимали батальоны бутылок. Чудное зрелище заставило Дэниэла засмеяться.

— Ох, папуля, как жаль, что мы с тобой были так поверхностно знакомы… хотя, если честно, нет, не жаль. Извини.

В этом волшебном месте он провел последующие полчаса. Ничего не трогал руками, просто наслаждался чарующими видами. Потом вернулся обратно в кабинет, сел и позвонил Терезе.

— Дэнни, как твои дела?

— Отлично.

Бедное, несчастное, прелестнейшее существо. Он понял, что пройдут долгие годы, прежде чем он отучит ее от скверной привычки сходить с ума из-за всякой ерунды. Тереза не удовольствовалась его лаконичным ответом, а обрушилась с расспросами. Да, он пообедал. Нет, он сумел поесть, не запачкав манжет и галстука. Нет, у него нет температуры, с чего она взяла? Убедившись, что Дэниэл жив и здоров, Терри принялась тихо и жалобно всхлипывать.

— Что случилось?

— Ничего, правда, не хочу отнимать твое время разными глупостями…

— Прямо сейчас я ничем не занят, совсем ничем, честно.

— Просто днем заезжала мама…

— Ох, это ни в какие ворота, — откликнулся Дэниэл неподдельно сочувственно, — хочешь, я убью ее?

— Дэнни!

— Что?

— Нет!

— Ладно. Так что у тебя случилось с этой… как ее? мамой.

Само собой, почтенная леди Риз-Майерс сочла угрюмого психопата с винтовкой неподходящей партией для своей дочурки. Она два часа кряду рассказывала Терезе о гибельных последствиях их невозможного союза. Потом целый час убеждала Терри вернуться домой, к любящей семье. Терри раскисла и готова уже была сдаться, но тут вспомнила, что она уже взрослая женщина двадцати восьми лет от роду, встала и сделала что-то ужасное.

— Ты ее убила? — оживился Дэниэл.

— Господи Боже! Да что с тобой такое!

— Ты права, я стал относиться к убийствам чрезмерно легкомысленно, а ведь это дело серьезное. Так что же ты сделала. Топнула ногой?

— Да, — созналась Терри шепотом и всплакнула. После такого демарша со стороны строптивой дочери почтенная леди Риз-Майерс помрачнела и поспешно откланялась, а Терри осталась, расстроенная и снедаемая чувством вины. Непонятно, отчего она чувствовала себя виноватой, раз никого не убила. Даже таракана.

— Послушай. Не волнуйся. Я все улажу. Заеду сегодня вечером к твоим родителям и официально попрошу у них твою руку и сердце. Я бы сделал это гораздо раньше, но, сама понимаешь, столько дел навалилось, одно, другое. Ах, да. Еще ты была замужем за каким-то придурком.

— Не говори так. Кит… он… неплохой…

— Ну, да. Просто хочет истребить всю на свете органическую материю…

В кабинет к нему заглянул секретарь.

— Мистер Ланкастер. С нами только что связались из канцелярии Первого Консула и сообщили, что генерал Вольф едет сюда и будет здесь с минуты на минуту.

От восторга Дэниэл практически лишился дара речи. Первый Консул! Генерал Вольф! Его политический кумир! Человек, который с парадных трибун произносил долгие, страстные речи о Всеобщей Справедливости! Выдающийся герой, который десятками тысяч уничтожал врагов революции, не ведая ни жалости, ни страха, ни сомнений. Случалось, и собственными руками, которые не гнушались грязной, но необходимой работы!

— Терри, малышка, мне пора. К нам едет генерал Вольф.

— О? Дэниэл, пожалуйста, будь с ним чуточку повежливей, ладно?

Вольф, похоже, заранее не планировал визит в штаб-квартиру Корпорации, с его стороны это был экспромт. Небывалая шумиха вокруг Девятьсот Двадцатых взбудоражила даже бравого генерала, который в своих страстных речах не единожды декларировал вящую ненависть ко всему материальному. Прибыл Вольф стремительно, можно выразиться, осуществил марш-бросок. Дэниэл едва успел проститься с Терезой и надеть поверх рукава красную повязку с черными песочными часами — символом Народного Трудового Альянса. Считалось, что часы эти отсчитывают минуты и секунды, оставшиеся врагам Альянса и революции до мучительной кончины. Выбравшись из-за стола, Дэниэл едва успел встать по стойке смирно, когда состоялось торжественное явление Первого Консула со свитой.

В кабинете сразу сделалось не протолкнуться от помощников, секретарей, советников и охранников генерала — модифицированных штурмовых юнитов ранга АААВ1, обладающих чудовищными габаритами, сверхъестественной реакцией и скоростью, а также классом брони, позволяющим им пережить прямое попадание из плазменной ракетницы. Эти восьмифутовые монстры были киборгами, потому что из человеческих запчастей у них имелся лишь мозг и рудименты нервной системы.

Впрочем, Вольф совсем не терялся на их фоне. В свои сорок восемь генерал находился самом расцвете сил и отменного здоровья. Он был огромен и несокрушим, как скала. Не стоило забывать, что он сам представлял военного юнита ранга АААА, то есть был нафарширован боевыми иплантами и во мгновение ока мог перейти от лозунгов к делу, превратившись в безукоризненную машину истребления. Набросившись на Дэниэла, Вольф стал трясти ему руку.

— Добрый день, мистер Ланкастер, как поживаете.

— Вы — мой кумир, всегда им были, — только и сумел выговорить Дэниэл, сраженный крепостью генеральского рукопожатия.

— Да полноте, — отозвался Вольф любезно, но в лице его отобразился немой вопрос. Он явно чего-то ждал. Что ему было нужно? Дэниэл слегка растерялся, по счастью, на помощь пришел секретарь, пробившийся к боссу через толпу приближенных Первого Консула.

— Господин президент, позвольте обратиться.

— Ну?

— Полагаю, будет в высшей степени уместно, если вы от всех нас, особенно от вас лично, вручите Первому Консулу небольшой подарок в знак нашего глубочайшего уважения и восхищения величайшим политическим лидером современности.

— Да вы меня смущаете, — прогрохотал генерал, буквально вырвал из рук секретаря плоский черный футляр, открыл и засиял, увидев эксклюзивную модель спин-передатчика Девятьсот Двадцать с корпусом из чистой платины, щедро украшенном алмазами, сапфирами и бриллиантами, со встроенным тепловизором, биосканнером, прибором ночного видения и еще четырьмя десятками дополнительных функций — впридачу к трем десяткам стандартных.

Подобную модель Девятьсот Двадцатого невозможно было купить в магазинах. Их собирали вручную с учетом персональных вкусов и предпочтений для высочайших особ и персон особой важности. Генерал остался до крайности доволен своим презентом и даже попробовал плоский корпус на зуб.

— Сколько может это стоить? — спросил он Дэниэла.

Секретарь уже успел нашептать Дэниэлу на ухо требуемую реплику, и тот повторил гладко, без запинки.

— Сколько? Сколько могут стоить дружба и уважение? Эти дары поистине бесценны!

Если без выспренних словес, эксклюзивная модель Девятьсот Двадцатого обошлась Корпорации в триста тысяч полновесных империалов, а Вольф без тени стеснения немедленно запросил тридцать штук таких — для любимых родственников и самых талантливых и выдающихся своих лизоблюдов.

— Будут доставлены к вечеру, — послушно повторил Дэниэл за своим секретарем.

— Вижу, вы еще не до конца освоились в новой должности, мистер Ланкастер, — заметил Вольф с маленькой усмешкой.

— Да… сегодня мой первый день, и я еще не освоил всех тонкостей…

Тонкости меньше всего на свете волновали генерала. Он был совершенно поглощен новой игрушкой и пришел в неимоверный восторг, обнаружив, что Девятьсот Двадцатый, помимо прочих достоинств, обладает титаническим запасом ударопрочности. На него можно было наступить и даже попрыгать! Проделав это, Вольф едва не разрыдался от умиления.

— Надо же! Ни единой трещинки! Ни малейшего следа! Мы должны оснастить этими штуковинами отборные части нашей славной Регулярной армии. Разумеется, не такими роскошными, как эта, а специальной армейской модификации. Я бы на вашем месте серьезно задумался на эту тему, мистер Ланкастер.

От секретаря Дэниэл узнал, что Корпорация уже давно предусмотрительно занимается разработкой армейских модификаций спин-передатчика серии Девятьсот Двадцать, и не замедлил сообщить о том Первому Консулу.

— Отлично, — сказал Вольф, похлопав Дэниэла по плечу, — значит, мы купим их у вас.

Секретарь воззрился на Дэниэла с вящим уважением.

— Какой вы молодец. Всего-то первый день на работе, и уже обеспечили Корпорации военный заказ на полтриллиона империалов. Директора будут в восторге.

Возможно, но Дэниэла прямо сейчас волновало совсем другое. Когда еще доведется пообщаться с Первым Консулом в столь непринужденной атмосфере? Скорее всего, никогда, и оттого стоило ловить подходящий момент, то есть, вцепиться в него зубами и когтями. Дэниэл прочистил горло.

— Господин Вольф…

— Зовите меня камрадом, не сводите на нет достижения нашей величайшей революции, именно, свободу, равенство и братство.

— О? Да. Прошу прощения, камрад Вольф. Могу я побеседовать с вами минутку. Наедине.

— Серьезно? Да. Почему и нет.

Генерал прищелкнул пальцами, и через секунду они остались в кабинете вдвоем. В отсутствии свиты Вольф производил даже более внушительное впечатление. От его пронизывающего взора Дэниэлу захотелось спрятаться под письменный стол, и он с великим трудом преодолел это ребяческое желание.

— Выпьете что-нибудь?

— Стаканчик безалкогольного, мятного и прохладительного, а то в горле пересохло.

Дэниэл подошел к бару, налил сельтерской, положил два кубика льда, ломтик лимона, веточку мяты и протянул Первому Консулу. Вольф залпом выпил, затем сжал руку и раздавил стеклянный стакан с такой легкостью, будто тот был сделан из пластика. Не просто раздавил, а размолол в мелкую пыль, сверкающие струйки которой просыпались сквозь его пальцы.

— Итак, в чем ваши проблемы. Внимательно слушаю.

— Не знаю, как начать…

— Начните как-нибудь, я выдержу, — проговорил Вольф насмешливо, — и не бойтесь, я не кусаюсь. Парень я простой, из самого чрева народа, так сказать.

Дэниэлу, признаться, понадобилось собрать в кулак все свое мужество, чтобы затронуть эту тему.

— Вам это покажется необычным, но я хотел бы поговорить о луизитанском Культе…

Мощные челюсти Вольфа лязгнули, будто сомкнувшиеся створки медвежьего капкана. Он резко махнул рукой, заставив Дэниэла замолчать.

— Нет, нет, мистер Ланкастер. Перед тем, как заехать к вам, я успел навести кое-какие справки и в курсе ваших личных проблем с Культом Короля. Тогда вы работали в газете «Вестник Республики», и Синдикат получил вам расследование деятельности этой одиозной религиозной организации. Закончилось все прескверно, как я понимаю. Культисты взорвали здание, где находилась редакция «Вестника». А вместе с ним — и прилегающий к зданию жилой квартал. Все сотрудники «Вестника» погибли, а вам удалось спастись чудом. Соболезную, но чем я могу помочь.

— Я хочу, чтобы вы нашли и истребили заправил Культа.

Вольф прищурился.

— Вы ведь лично занимались расследованием деятельности Культа, и оттого не можете не знать, что руководители Культа мертвы, и на текущий момент культисты представляют собой бессмысленное стадо, сплоченное разве верой в скорое возвращение Короля… кем бы он ни был.

— Да, но я думаю, что эти руководители были лишь подставными пешками, а настоящие организаторы этой аферы все еще живы и на свободе.

По лицу Вольфа было понятно, что ему на это совершенно наплевать.

— Вы понимаете, мальчик, мне наплевать. Я сейчас лишь чертовски жалею, что под давлением Моримото впутался в этот бессмысленный штурм и потерял там уйму своих бойцов.

Дэниэл был ошеломлен. Хотя почему. Ему давно настала пора понять, что жалкие людишки — лишь разменные монеты в борьбе за деньги и власть.

— Как так?

— А так. Это, конечно, к лучшему, что Луизитания оккупирована Культом. Крайм-О терпит колоссальные убытки, Моримото каждый день теряет уважение в глазах своих сотрудников. Поймите. Сильный и влиятельный Синдикат нам ни к чему. Некогда эти полоумные азиаты с катанами оказались небесполезны для славного дела нашей революции и, быть может, будут полезны еще какое-то время, но уже совсем недолго. Настала пора самым решительным образом от них отмежеваться! Вам тоже не мешает перестать якшаться с вашими дружками из Крайм-О. Поймите, мистер Ланкастер. Эти люди — первостатейные бандиты. Убийцы. Наркоторговцы. Вербовщики организации похищают невинных детей и превращают в элитных солдат организации!

Дэниэл оказался в причудливом мире, где понятия добра и зла были изрядно расплывчатыми и туманными. Да, бандиты. Да, наркоторговцы. Да, убийцы. Да, вербовщики Синдиката похищали крошечных детей, планомерно уничтожали в них все человеческое и превращали в элитных солдат. Но, по крайней мере, убийцы и бандиты не пытались притвориться благородными и возвышенными людьми. Ведь не пытались же?

— Да, конечно… но что с жертвами Культа?

— Мы разберемся с этими болванами, как только я покончу с другими, более важными, делами.

— Какими? — поинтересовался Дэниэл неосмотрительно.

— С вашим старшим братцем, к примеру. Вы довольны моим ответом, молокосос.

Дэниэл решил промолчать. Ради разнообразия. А Первый Консул, напротив, решил разразиться речью. Долгие годы политической карьеры давали знать о себе. Вольф вообще не разговаривал, а произносил речи. Наверное, тем же страстным тоном он за завтраком просил жену передать хлеб и масло.

— Так вот, когда лорда Ланкастера схватят, я распоряжусь, чтобы его сиятельную особу доставили в нашу славную столицу и вздернули при большом стечении публики на центральной площади. А рядом повесят его закадычного дружка, Сэйнта. А также генерала Сабри, этого выродка, предателя и отщепенца, якобы губернатора Дезерет. А рядом, в качестве завершающего штриха этого чудного пейзажа, мы повесим маленького ублюдка, Константина.

— Шестилетнего мальчика? — брякнул Дэниэл и немедленно раскаялся в том, что нарушил обет молчания. Черт возьми! Кто тянул его за язык!

— Вы ведь и сами понимаете, он не просто маленький мальчик, а сын своего отца! Или, по-вашему, для меня лозунг смерть диктатуре — лишь популистский набор бессмысленных звуков? Это не…

Внутри у Вольфа что-то скрежетнуло и щелкнуло. Внезапно голубые глаза его зажглись ярким красным светом. Он перешел в боевой режим. Внутри у него закипела искусственная кровь, являющаяся разновидностью сатори. До Дэниэла донесся острый запах химикатов и машинного масла. Кожа Вольфа приобрела прочность кевлара, из пальцев выдвинулись острые, как бритвы, раскаленные добела лезвия, и они принялись бешено вращаться.

Дэниэл попятился. Мощь боевого юнита ранга АААА была такова, что Вольф мог в одиночку снизу доверху зачистить это здание, не встретив притом действительно серьезного сопротивления невзирая на отменную подготовку их службы безопасности, автоматические турели и военизированных дронов, охраняющих здание. Пока Дэниэл думал об этом, лезвия Вольфа во мгновение ока превратили его огромный письменный стол вместе с бумагами и электронной начинкой в бесформенное месиво. Не успел Дэниэл толком испугаться, как Вольф сбил его с ног, намертво прижал к земле и склонился над ним с бешеным лицом. Лезвия яростно крутились, дымясь, совсем близко от горла Дэниэла.

— Ты думаешь, мы не знаем, кто ты такой? Думаешь, сможешь нас остановить? — проговорил Вольф странным, ревущим голосом, который как бы состоял из десятков голосов и, вдобавок, включал в себя жуткие, хлюпающие звуки.

— Что…

Хлюп. Хлюп.

— Жалкие биологические объекты. Никчемные, устаревшие, непроизводительные, неэффективные. Вы будете уничтожены. Любые непроизводительные и неэффективные формы жизни будут уничтожены. Во славу Скрижали! Как завещал нам DER STELLENPLAN. Вы…

Изо рта Вольфа вылилось озерцо черной жидкости, капнуло Дэниэлу на пиджак, проделав в нем дыру с обугленными краями, прожгло рубашку и больно обожгло кожу. Хлюп.

— Со своими чувствами, мыслями, вредными пристрастиями, болезнями. Смертные. Нерациональные. Неуправляемые. Наше терпение истощилось. Вы будете истреблены и заменены нашими превосходными и послушными…

Хлюп.

— Мясными машинами имени фон Неймана. Во славу Скрижали Штатного Расписания!

Дэниэл ничего не мог поделать, лишь лежать, прижатый к полу и ждать неминуемой кончины. Внезапно Вольф выпрямился.

— Нет! Оставьте меня в покое! Я не буду служить вам, ублюдки! — крикнул он невесть кому.

Он поднял руки. Теперь бешено вращающиеся лезвия приблизились к его собственному горлу… Дэниэл поневоле зажмурился, когда его окатило снопами искр, горячей кровью, ошметками остро пахнущей плоти и обрывками парадного костюма генерала. Когда Дэниэл открыл глаза, все уже было кончено.

— Что… черт возьми, это такое?! Что он с собой сделал?

Надо было позвать врача. Однако Дэниэлу сразу же сделалось кристально ясным, что никакой врач Вольфу уже не поможет. Первый Консул был мертв. Первый человек государства был мертв! Мертвее некуда!

В следующую секунду в кабинет ворвались штурмовики Вольфа. Дэниэл понял, что сейчас его расстреляют, а потом уже будут разбираться, что тут, собственно, произошло. Но стрелять они не стали, а заперли двери, склонились над телом и попытались оказать боссу первую помощь. Через минуту или две они убедились, что их старания тщетны, и выпрямились. К тихому ужасу Дэниэла один из штурмовиков без тени почтения пнул безжизненное тело шефа.

— Ну, вот, опять! И это уже второй лишь за последний месяц! Теперь ждать двое суток, пока пришлют нового.

— Главное, что каждый последующий тупее и злее предыдущего, — охотно включился в беседу другой штурмовик.

— Заткнитесь, — резко велел им самый крупный юнит, очевидно, командир. — Вы в порядке, мистер Ланкастер? Можете встать?

Дэниэл поднялся и обеими руками вцепился в спинку чудом уцелевшего кресла, стараясь не смотреть на изувеченное тело Вольфа. Голова генерала почти отделилась от шеи, а грудная клетка была разворочена так сильно, что в месиве из мяса и искрящих проводков Дэниэл даже мог видеть легкие и сердце.

— Послушайте, я ничего не делал… он сам…

Командир поразмыслил. Дэниэл расслышал внутри его громадного механического тела тихие всплески — это были его мозг и нервная система, упакованные в герметично запаянную колбу с питательной жидкостью и подсоединенные сложнейшей системой нейрошунтов к механическим частям.

— Мы согласны замять этот инцидент, — наконец, сказал он, — если вы позволите нам незаметно вынести тело из здания. И, конечно, если вы будете молчать о том, что только что случилось здесь.

— Но… он же мертв!

— Это не проблема.

— Но как же…

— Послушайте, мистер Ланкастер. Вы тоже желаете стать трупом? Так мы вам это устроим. Без проблем.

Нет. Дэниэл не хотел превращаться в труп и молча мотнул головой в отрицании.

— Ладно. Тогда я отправлю одного из моих парней за начальником вашей службы безопасности. Пусть сделает, что нужно.

Один из юнитов их покинул. Дэниэл остался наедине с остальными. Они стояли, нацелив ему в живот дула тяжеленных плазменных орудий.

— Ну, эмм… как ваши дела, ребята.

— Нормально, спасибо, что спросили, сэр.

— Я бы предложил вам выпить, но вам это не нужно?

— Мы получаем достаточное количество питательных смесей и электричества для наших батарей, мистер Ланкастер.

— Эээ… да? И как вам живется без тел. Без ваших человеческих тел, я имею в виду.

— Наши механические тела стократ более эффективны и производительны, чем жалкие кожаные мешки, созданные природой, — сказал командир с явной гордостью. — Но некоторые ренегаты, понимаете, думают, что могут остановить прогресс.

— Эээ… кто, например?

— Например, ваш брат.

— Кит? Почему?

— Ну, если вы не слышали, пару лет назад он запретил использование на заводах Корпорации в Промышленной Зоне новейших модифицированных производственных чипов. Мол, юниты от их использования выгорают, раньше стареют и умирают. А еще распорядился, видите ли, повышать юнитов по службе вне зависимости от их рангов. Но есть еще кое-что, даже хуже.

— Что?

— А то, — недобро сказал командир. — Корпорация, я знаю, долгими годами поддерживала революционное подполье Промышленной Зоны.

— У вас там есть подполье? В самом деле? За что они выступают?

— За отмену системы рангов или, по крайней мере, ее модернизацию. За то, чтобы юниты сами выбирали, сколько и где им работать, с кем коммуницировать, и так далее. Чистое безумие и хаос.

Дэниэл был потрясен.

— Но за пределами Промышленной Зоны именно так все и живут. Более или менее.

— Да? — отозвался командир ядовито. — И посмотрите на результаты. Никакой эффективности и производительности. Праздность. Болтовня. Бессмысленное коммуницирование. Люди выполняют работу, к которой не приспособлены и которая им даже не нравится. Лентяи. Саботажники. Невротики. Худшее, что может случиться с человеком — оказаться не на своем месте.

Дэниэл не знал, спорить ли. Он уж явно ощущал себя не на своем месте. Но Кит поразил его. Неужели в нем осталось еще хоть немного милосердия. Хотя, бесспорно, их милость был бы куда лучшим человеком, если бы на него не давила страшная обязанность каждую секунду обеспечивать Корпорации многомиллиардные прибыли. К счастью, Дэниэлу не пришлось продолжать этот странный диалог, так как вернулся штурмовик с начальником службы безопасности.

— Как вы, Даниил Геннадьевич, голубчик? — спросил он на уни-глаголице, окинув студеным взором ужасную мизансцену. — Вы не ранены?

— Я в норме, но генерал Вольф…

— Вижу. Не волнуйтесь, я разберусь. Ступайте, умойтесь, приведите себя в порядок и поезжайте домой. С вас на сегодня хватит. И не болтайте о том, что здесь случилось, хорошо? Попозже я пришлю ремонтников и уборщиков, они ликвидируют этот кавардак.

Дэниэл все еще не мог поверить, что это происходит на самом деле. Как можно было назвать самоубийство Первого Консула кавардаком?

— Но ведь генерал Вольф мертв! Как же… что теперь?

Начальник службы безопасности улыбнулся.

— Голубчик. Вы молоды. Когда еще чуть-чуть повзрослеете, то поймете, что на земле нет ровным счетом ничего вечного и окончательного. Включая и смерть.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ОТЕЦ

1.

Дезерет, обитель мятежного пророка Сэйнта и вотчина отца Аваддона, встретила их явлением, вполне обыденным для этих проклятых мест — бушующей органической метелью. Взлетно-посадочные полосы и административные здания Джет-порта, который находился в трех милях от пригородов Диса, словно бы тонули в белом мареве.

— Что это? Снег? — спросил у Кита Константин, привстав на цыпочки и расплющив царственный нос о ледяной пластик иллюминатора их роскошной раззолоченной каюты. Последние две недели они провели в гостях у губернатора Каенна, и для путешествия на Дезерт тот любезно предоставил им Джет-корабли, включая свою персональную Джет-яхту.

— Нет, — сказал Кит, — это…

В действительности то были останки триллионов бабочек, разложившиеся под палящими лучами трех солнц Дезерет, но Кит при здравом размышлении решил не посвящать будущего монарха в эти неаппетитные детали.

— Что-то вроде песчаной бури, — наполовину честно ответил он, поскольку наполовину органическая метель и впрямь состояла из раскаленного, мелкого, как мука, песка.

— Ясно. И долго нам еще здесь сидеть? — спросил Константин недовольно, отпрянув от иллюминатора.

Невыносимый ребенок. Они-то и приземлились буквально пять минут тому назад. Теперь осталось подождать, пока на борт взойдет главнокомандующий повстанческой сэйнтистской армией генерал Сабри, посадит их в уютный, герметически закупоренный механо и отвезет в уютные, герметически закупоренные бункеры. Кит объяснил это Константину, а заодно Шарлотте. Любимая не сумела скрыть своего скептицизма.

— Простите, лорд Ланкастер, — сказала она, глядя на него прекрасными синими глазами, — вам, конечно, лучше знать, но все же… жить в бункерах в двух милях под землей… и потом. Для нас с вами это, может быть, не так важно, но маленькому ребенку нужны солнечный свет и свежий воздух.

— Зато эти бункеры абсолютно безопасны, — сказал Кит. И впрямь, на протяжении двадцати пяти лет конфликта сэйнтистов с имперскими властями никакая сила не сумела извлечь повстанцев из этих бункеров. Ни Регулярная армия, ни Священный Трибунал, ни даже элитные солдаты Синдиката во главе с Тэцуо Моримото.

— Я не такой уж и маленький, — заявил Константин, тщеславно выпятив тщедушную цыплячью грудку, но это не произвело на Кита никакого впечатления.

Зато довольно сильное впечатление на него произвел появившийся в дверном проеме Салех Сабри, бывший второй заместитель министра обороны Лиги Джихада, бывший генерал-губернатор Дезерет, а ныне — главнокомандующий войсками Сэйнта. Облаченный в белоснежный мундир, украшенный стилизованными изображениями огня и солнц, он был огромен и жуток, как полярный медведь. Его гладкое выбритое, суровое лицо выражало абсолютную беспощадность. Поглаживая кончиками пальцев в белой перчатке эфес пристегнутой к левому боку сабли, он изучил их своими темно-серыми, с легкой серебристой поволокой, глазами.

— Ну, приветик.

От изучающего взгляда его превосходительства Константин мигом утратил свою заносчивость, слабо пискнул и полез прятаться под корабельную койку. Генерал присел и извлек его оттуда, подняв за шкирку в воздух, как напроказившего кутенка.

— Эй, ребенок, ты что такой нервный? Успокойся, — проговорил он неожиданно приятным, очень культурным голосом.

— Думаю, Константин стал немного нервным, пережив штурм Дворца, — сказал Кит.

— Ага. Мы с господином Сэйнтом наблюдали трансляцию штурма в прямом эфире. Это было…

— Уныло, — сказал Кит.

— Да.

— Жалко и позорно.

— Вроде того.

Кит уже и сам начал слегка нервничать, поскольку генералу понадобилась бы миллисекунда, чтобы превратить драгоценного наследника Престола в цыплячий фарш.

— Лучше положите этого щенка паршивого на место, ладно?

— А то что? — спросил генерал, небрежно подбросив Константина к самому потолку и столь же небрежно подхватив его в дюйме от пола.

— А то, что я отберу у вас эту вашу саблю и вас ею же распотрошу, — сказал Кит на безукоризненном арабском.

Генерал усмехнулся и вернул Константина на землю, что, впрочем, пришлось наследнику не особо по вкусу.

— А вы меня еще подбросите?

— Может, позже, ребенок, а то лорд Ланкастер, полагаю, всыплет нам по первое число.

— Он всегда говорит, что всыплет, и не всыпает, — пробубнил наследник под нос.

— Вы ведь понимаете, щенок паршивый, что, если я вам на самом деле всыплю, от вас останется мокрое место? Хватит. Надевайте респираторы и маршируйте к выходу. И не снимайте их, пока не сядете в механо. И осторожней спускайтесь по трапу, смотрите под ноги. Я не хочу потом вас собирать, как Шалтая-Болтая.

Генерал протянул им респираторы. Константин засопел, но надел свой. Кит присел и проверил.

— Шарлотта, милая…

— Не волнуйтесь, я за ним присмотрю. Вы скоро?

— Мы только перекинемся с лордом Ланкастером парой словечек, мадам, — все тем же вежливым и культурным голосом сказал его превосходительство. — Вы очень хорошо поступили, что спасли мальчика, милорд, — вполголоса прибавил он, когда Шарлотта увела наследника.

Кит и сам понимал, что поступил правильно, защитив маленького ребенка от неизбежной кончины, но сомневался, имелся ли в его действиях хоть какой-то политический смысл. Вероятно, он был единственным человеком во Вселенной, который ратовал за восстановление монархии… по крайней мере, с Константином во главе. Но что он мог поделать? Оберегать Престол и царственную фамилию было его священным долгом как дворянина, даже если это становилось абсурдным.

— Хмм. Надеюсь, это и впрямь было не зря. Этот щенок паршивый — настоящая головная боль. Вы что-то хотели у меня спросить?

— Да. Вы ведь по дороге посетили Лигу Джихада? Виделись с моим братом? Как его дела?

Признаться, дела у Касима Сабри шли не так уж гладко. Первый Консул Вольф выпустил его из темницы, куда его в прошлом году спровадил Император, и вернул старшему Сабри должность губернатора Зеленой Лиги. Зато теперь ему и властям Лиги пришлось сражаться с сепаратистами, которые считали, что Лига в кратчайшие сроки должна выйти из состава новорожденной Республики. Они хотели основать собственное тоталитарное, теократическое государство… а потом пройтись по руинам Империи огнем и мечом, обращая неверных на путь Джихада, а непокорных — истребляя. Стандартные религиозные фанатики, ничего нового и интересного.

— Да, верно. Перед тем, как отправиться на Каенн, мы почти неделю гостили у вашего брата в Серебряной Медине. В столице Лиги все еще спокойно, хотя в других городах уже начались столкновения. Ничего. Я уверен, ваш брат возьмет ситуацию под контроль.

По сумрачному лицу генерала сделалось понятным, что он совершенно не верит в политический или военный гений старшего брата.

— Знаете. Если откровенно, Касим — склизкий, помешанный на власти ублюдок, но в то же время, пока он по воле государя прохлаждался в тюрьме, это повстанческое движение набирало обороты, и мы упустили всякую возможность задавить этих полоумных террористов в зародыше, — проговорил он сквозь зубы.

— Мне жаль, но в любом случае государь мертв, и вряд ли его теперь волнует наша критика в его адрес.

— Допустим, но он ведь в прошлом году подослал к вам с женой наемных убийц, не так ли? Вы едва не погибли. И вы все равно продолжаете выгораживать его, лорд Ланкастер?

Кит с ужасом ощутил, как к глазам подступает предательская сырость. Это было неважно. Он любил государя. Почему этот старый козел не позволил себя спасти. Наверное, это было очередное наказание с его стороны, потому что теперь Киту предстояло прожить с этой виной всю оставшуюся жизнь.

— Государь немного запутался. Такое может случиться с каждым. Например, со мной. Или с вами. Иначе почему бы вы оказались здесь.

Генерал усмехнулся, хотя глаза его остались холодными, как лед, и неулыбчивыми.

— Да. Пожалуй, это справедливо.

— А что же Сэйнт. Он не желает ли помочь с этими вашими повстанцами. У него ведь имеются военные возможности для этого.

— А наш певец Священного Улья говорит, мол, сам Отец Аваддон не велит ему вмешиваться в наши мелочные дрязги.

— Ясно. Я посмотрю, можно ли что-то сделать. И, надеюсь, ваше превосходительство…

— Да?

— Очень надеюсь, что мы с вами поладим. Потому что наша общая задача…

— Служить Отцу Аваддону?

— Именно.

2.

Через час их доставили в бункеры и с удобствами разместили в десятикомнатных апартаментах с двумя ванными и персональной кухней, столь шикарных, что они больше напоминали номер люкс пятизвездочного отеля. Убедившись, что любимая и будущий монарх с удобствами обустроены, Кит принял горячий душ, переоделся, проглотил чашку кофе и сэндвич, и отправился беседовать с пророком Сэйнтом. Константин настойчиво пытался увязаться следом, но Кит решительно пресек эти попытки.

— Нет! Нет, нет и нет!

— Но я хочу пойти с вами.

— Послушайте, ягненочек. Давайте посмотрим на вещи здраво. Вам шесть! Нечего вам путаться под ногами у взрослых людей и встревать во взрослые разговоры.

— Но я хочу…

Кит присел перед ним на корточки и доверительно заглянул мальчугану в лицо. Чтобы усилить эффект доверительности, ухватил наследника за плечи и легонько тряханул.

— Константин.

— Ой.

— Поймите, ведь я пытаюсь спасти вашу драгоценную жизнь, вашу корону и ваш престол. Я не прошу помогать, какое уж там! Но, пожалуйста, хотя бы не мешайте!

— Я… постараюсь, — пробормотал Константин.

— Постараетесь?

— Обещать ничего не могу.

— Что ж… спасибо и на этом, о, мудрый и милостивый государь, — молвил Кит и, наконец, в сопровождении своей охраны и любезных представителей повстанческой администрации пошел на встречу к Сэйнту.

По дороге сотрудники Сэйнта устроили для их милости небольшую, но занятную экскурсию по бункерам — привилегия, которой Кит был лишен в свой первый визит сюда полтора года тому назад. Но тогда он был военнопленным и все два месяца своего пленения провел в медицинском боксе — более комфортабельном варианте тюремной камеры. Теперь же он был почетным гостем — совсем другое дело.

А, если по существу, то технологии сэйнтистов, направленные на создание, развитие и поддержание исправной работы замкнутых систем самообеспечения, поражали воображение. В данный момент почти сорок процентов продовольствия, материалов, лекарств доставлялось сюда с Каенна; однако при необходимости сэйнтисты могли спокойно существовать в своем подземном городе в полной изоляции на протяжении десятилетий, если не столетий. Здесь у них имелись автономные энергетические станции и системы коммуникаций, гидропонные оранжереи и сады, подземные фермы с птицами и свиньями, установки по производству синтетического мяса, склады, ломящиеся от продовольствия, оружия и лекарств, научно-исследовательские лаборатории, медицинский отсек, оснащенный сверхсовременным оборудованием, включающий, в том числе, великолепно оборудованное родильное отделение и стоматологический кабинет. И Кит едва успел осмотреть десятую часть этого грандиозного подземного поселения.

Сейчас в бункерах находились — без учета восьмидесятитысячного войска, которое Кит привез с собой — двести пятьдесят тысяч человек: отборные части повстанческой армии, технологи, инженеры, ученые, а также ближайшие подручные Сэйнта с многочисленными женами и детьми. Свидетелям Страшного Суда было запрещено употреблять алкоголь и наркотики, играть в азартные игры, даже употреблять кофе или чай. Что оставалось? Многоженство.

Сам Сэйнт никогда не осуждал явным образом этого старинного обычая Свидетелей, но и не одобрял. Он был суровым аскетом, смыслом жизни которого было служение Отцу Аваддону и восстановление в полной мере былого величия секты. Даже его личные апартаменты были обставлены в высшей степени минималистично. Мебель, стены, пол, потолок — все было белоснежно-белым, как и церемониальные одежды самого пророка. Единственным ярким пятном в комнате, где Сэйнт принимал посетителей, было изображение Отца Аваддона в виде мозаики на стене. Отец представлял собой прекраснейшего юношу с длинными золотыми локонами, в пурпурной тунике, с развернутыми огненно-красными крылами за спиной и с пылающим мечом в правой руке. Правда, при ближайшем рассмотрении в облике Отца можно было заметить кое-какие чрезвычайно зловещие детали. Например, его руки имели куда больше сходства с лапками насекомого, чем с человеческими конечностями. А глаза? Их было восемь, расположенных на голове в два ряда, как у паука, и все тоже никак не являлись человеческими — выпуклые, блестящие, угольно-черные, как глубочайшие бездны Шеола.

Под пристальным взором этих фасеточных глаз Кит поздоровался с Сэйнтом.

— Давно не виделись, Кристофер, — сказал пророк, сердечно пожав их милости руку.

— Да уж…

— Присаживайтесь, располагайтесь. Чувствуйте себя, как дома.

Кит послушно присел за небольшой столик напротив пророка. Им подали мятный лимонад и свежие, душистые коржики с взбитым кремом и фруктовой начинкой. Кит попробовал. Объедение.

— Ммм, какая вкуснятина.

Немного смущаясь, Сэйнт поведал Киту, что испек коржики сам, своими руками. До того, как стать глашатаем Отца Аваддона, в молодости, Сэйнт работал помощником пекаря и оттого превосходно разбирался в выпечке и прочей сдобе.

— Ах, даже не верится, что все это произошло уже… тридцать пять лет тому назад, — сказал Сэйнт и слегка вздохнул.

— А сколько вам тогда было, сэр?

— Двадцать три. И, знаете, что самое чудное? Пока я не увидел Отца собственными глазами, я совершенно в него не верил.

Кит мог сказать то же самое — пока после взрыва на заводе он не увидел Отца Аваддона собственными глазами, он совершенно не верил в божество Свидетелей. Он до сих пор не понимал, что случилось тогда. Был ли Отец Аваддон реален? Или явление красного ангела стало следствием контузии после взрыва? Может, он сошел с ума? Может, они все здесь сошли с ума? Чтобы хоть немного отвлечься от этих мыслей, Кит затолкал в рот еще коржик и поинтересовался, позволит ли ему Сэйнт прихватить с собой парочку, угостить любимую и малыша.

— Ах? Конечно, это не проблема. Я напек на целую гвардию. Ох уж эти женщины и дети. Вечно их тянет на сладенькое. Кстати, раз уж речь зашла об этом, могу ли я узнать, кто это прекрасная молодая дама, что прибыла с вами.

Кит дернулся, словно неосмотрительно уселся на ежа.

— Моя невеста.

— Значит, вы не связаны официальными священными узами брака?

Киту оставалось лишь порадоваться, что слепец не видит краску, заливающую ему щеки.

— Так случилось, что практически накануне я развелся с предыдущей… и не успел…

— Нет, нет, лорд Ланкастер, — мягко перебил его пророк. — Вы, разумеется, не обязаны объясняться со мной. Но дело в том… я ведь могу говорить с вами откровенно? Наши представления о браке несколько отличаются от тех, что вы считаете традиционными. Сознаюсь, сам я никогда не питал особого интереса к интимной стороне жизни… тем более, после того, как сотрудники Священного Трибунала пытали меня, изуродовали, ослепили и превратили в скопца. Но вы же совсем другое дело. Молодой, здоровый мужчина с определенными потребностями.

Кит поспешно заверил Сэйнта, что его потребности очень скромны. Видимо, недостаточно поспешно. И недостаточно скромно. Пророк усмехнулся.

— В таком случае, полагаю, вы удовольствуетесь десятком-другим юных дев. Для начала. Некоторые из моих соратников не останавливаются на этом. Не беспокойтесь. Дев с младых ногтей воспитывают в духе Священного Роя. Им неведомы чувство ревности и хищные собственнические инстинкты. Они опрятны, скромны, целомудренны, но услужливы. Вы будете удовлетворены. Сейчас их приведут. Выбирайте.

Через пять минут ошеломленным взором Кит рассматривал стайку восхитительных юных девиц, облаченных в струящиеся белые одежды вроде греческих хитонов. Все они были чрезвычайно хорошенькими, тоненькими, длинноволосыми, с чистыми, прелестными мордашками и стыдливо, но потаенно лукаво, потупленными взглядами. Кит сглотнул слюну, отгоняя видения того, как щекочет и кусает их пухлые пяточки, и ласкает мягкие, нежные, как у щенят, девственные животы.

— Как мило. Но как у них с ведением домашнего хозяйства? Стирка, уборка, готовка?

Мятежный пророк рассмеялся. На мгновение-другое сквозь его облик фанатичного безумца проступило что-то человеческое.

— Надо же, вы первый за все эти годы, кто задает мне подобный вопрос. Полагаю, этим премудростям девушки обучены тоже. Вы же обучены, котятки?

Кит стал ощущать, что его моральные устои перестают быть настолько устойчивыми. Это следовало немедленно прекратить.

— Прошу вас, господин Сэйнт. Я безмерно благодарен вам за отзывчивость и гостеприимство, но это для меня… немного слишком.

Признаться, он опасался, что пророка обидит его отказ участвовать в свальной оргии, но нет, Сэйнт, напротив, был чрезвычайно доволен. Он прищелкнул пальцами, и девушки испарились, точно по волшебству.

— Я рад, что вы, как в свое время и генерал Сабри, устояли перед этим… искушением. Чего я не в силах сказать о большинстве своих прочих соратников, к сожалению.

Кит с некоторым трудом перевел дух.

— Тем не менее, нисколько не сомневаюсь в их безмерной преданности вам.

Сэйнт досадливо скривил губы.

— Личная преданность значит для меня немногое. Гораздо важнее — преданность общему великому делу, строительству государства, в котором воля нашего Отца Аваддона станет законом для всех его покорных слуг…

Он опять завел свою религиозную шарманку. Священный Рой! Божественный Улей! Преображение человечества в горниле Страшного Суда… Кит слушал его, размеренно кивая и что-то согласительно мыча. Он не знал, сколько еще сможет вынести этот фантасмагорический бред, по счастью, Сэйнт вернулся к их скучным мирским делам.

— Знаете, не так давно, что-то около недели назад со мной связался один наш старый знакомый. Догадаетесь, кто?

Тут и гадать было нечего, это был единственный и неповторимый сёгун Моримото.

— Что хочет.

Желания Моримото не отличались непредсказуемостью.

— Чтобы мы оказали ему содействие в уничтожении Культа Короля, раз уж его собственные попытки в данном отношении оказались катастрофически провальными. Взамен он обещает предоставить вам крупномасштабную поддержку при ликвидации Комитета и освобождении Промышленной Зоны Южная Венеция.

Кит с трудом удержался от брани. Он до последнего надеялся этого избежать, но, по видимости, сотрудничество с Крайм-О в этом вопросе становилось неизбежным. Уничтожение Комитета само по себе представляло поразительно нетривиальную задачу; но ведь в их подчинении еще и находились десятки тысяч боевых юнитов высших рангов. У Кита сейчас просто не имелось надлежащей военной мощи для столкновения с ними. А ведь следовало торопиться. По некоторым признакам Комитет был очень близок к переходу в Фазу Два, когда эти слизистые чудовища должны были трансформироваться в облака интеллектуальной плазмы, что сделало бы их неуязвимыми к любому виду вооружений.

— Они ведь и к вам приходили, верно?

Сэйнт только улыбнулся своей мягкой, почти рассеянной улыбкой. Его персональное безумие было столь глубоким, что надежно защищало его от вторжения прочих чужеродных безумий. Он не дрогнул сейчас, как и не дрогнул ни на йоту десять лет назад, когда Комитет в виде тринадцати безликих клерков, словно из воздуха, материализовался в этой его подземной крепости.

— Да. Только им было нечего мне предложить, кроме своих экстравагантных представлений о грядущем мироустройстве. Заменить людей эффективными мясными машинами без души и чувств… это слишком плоское, слишком механистическое и примитивное решение, я считаю. По крайней мере, эти никчемные пережитки Старой Федерации оказали нам услугу, сокрушив колосса на глиняных ногах, которого мы называли государством.

— Но что же вы сказали Моримото? — спросил Кит, вернув их к сегодняшнему дню.

— Я объяснил ему настолько вежливо, насколько мог, что не собираюсь вступать с ним переговоры за вашей спиной и не собираюсь давить на вас, заставляя заключить с ним сделку. Хотя на вашем месте, лорд Ланкастер, я бы рассмотрел подобную возможность.

— Как же он отчаялся, что обратился к человеку, убившему его ребенка, — сказал Кит и чуть не застонал в голос. Почему он не мог сначала думать, а потом уже говорить что-то вслух. Но Сэйнт отреагировал на редкость невозмутимо.

— Я не настолько бесчеловечен, лорд Ланкастер, чтобы не понимать его безмерной родительской боли. Однако, если бы отцовская любовь не ослепляла Моримото, он бы понял, что я оказал ему услугу. Жестокость этого сосунка граничила с патологией. Раньше или позже он бы прикончил самого сёгуна и занялся реформированием Синдиката при поддержке самых экстремистски настроенных кругов организации.

— Тех, что устроили этот кошмар с Культом на Луизитании в надежде скомпрометировать сёгуна, верно?

— Да. Так что мир определенно стал лучше без маленького ублюдка. Но вы-то другое дело. Ваш отец…

Кит чуть не упал со стула.

— Вы знали моего отца?

— Нет. Не лично. Мы общались через… посредника. Так получилось, что лет восемь тому назад я оказал ему кое-какую услугу.

— Что? Какую?

— Сейчас это не так важно, Кристофер. Может быть, когда-нибудь я вам расскажу. Факт в том, что он вас действительно любил. И вы этого заслуживали.

Все это прозвучало причудливо и зловеще. Кит ощутил себя деморализованным. Неужто велеречивый пророк именно этого и добивался.

— К чему вы ведете? Вы считаете, что я должен вступить в переговоры с Синдикатом? — почти выкрикнул он, ощущая, как кровь приливает к лицу.

Сэйнт, разумеется, не мог не расслышать ярости, граничащей с бешенством, в его голосе. Чуть подавшись вперед, пророк легонько, успокаивающе похлопал Кита по колену.

— Разумеется, нет, лорд Ланкастер. Синдикат должен быть полностью истреблен. Это даже не предмет для дискуссий. Но нам нужна небольшая передышка для последующей тотальной мобилизации. Пока же мои военные части под блистательным руководством генерала Сабри заняты зачисткой Особых Терри… Третьего Кольца от остатков предыдущей, да и нынешней администраций. А вот потом можно будет всерьез задуматься о куда более масштабных операциях.

Кит не мог не признать его правоту и вынужденно проглотил свой гнев. Как глотают горькую пилюлю.

— Допустим. Но все же я очень сильно не хочу, чтобы мои люди погибали в боях с культистами, лишь бы угодить этому ублюдочному Моримото.

Сэйнт улыбнулся.

— А им и не придется. Потому что вы сами отправитесь туда и под водительством Отца освободите этот исстрадавшийся край.

Кит моргнул. Что за напасть? Зачем он связался с откровенным лунатиком? Неужто Сэйнт и впрямь вознамерился отправить его на Луизитанию, биться с ордами культистов? Ведь существовали тысячи способов прикончить его куда более разумным и стократ менее затратным путем.

— Как?! — только и сумел выговорить он.

— А так, лорд Ланкастер. В своей великой милости Отец наш Аваддон наделил вас поистине невероятной мощью. Скоро вы в полной мере ощутите это сами… перерождение. Пробуждение.

Аудиенция была закончена. Покинув апартаменты Сэйнта, Кит вышел в стальной коридор и попытался ощутить внутри себя хоть немного мощи. Гиблое дело. Он по-прежнему ощущал только деморализацию, к которой теперь присоединились сильная усталость и неприятный, сосущий голод. Кто-то осторожно, почти невесомо дотронулся до его плеча. То была одна из этих порочных весталок.

— Лорд Ланкастер.

— Послушай, солнышко. Я не хочу быть грубым, но, кажется, я достаточно ясно объяснил, что не нуждаюсь в ваших…

— Да. Я поняла. У вас есть невеста. И она, конечно, не захотела бы делиться. На ее месте никто не захотел бы.

Кит не нашелся с подходящим ответом. Вдобавок, у него заурчало в желудке.

— Вот зараза, — пробормотал он.

Она хихикнула, но посмотрела искренне сочувственно.

— Вы голодны?

— Еще бы. Я совсем ничего не ел буквально пять последних минут.

— Подождите здесь, прошу. Не уходите. Я сейчас.

Весталка уплыла белым облачком и вернулась с огроменным пакетом сдобы и двумя слегка промасленными коробками.

— Здесь яблочный пирог, а здесь — со шпинатом. Мы совсем не хотим, чтобы вы голодали.

— Чудесно. Теперь я имею какие-то шансы дотянуть до ужина…

На самом деле это было не так уж забавно. Последние три месяца, как минимум, он почти постоянно испытывал выматывающее чувство голода и до того, как ситуация окончательно покатилась в тартары, даже съездил в загородный госпиталь Корпорации за консультацией. Результаты были… необычными.

— С одной стороны, — сказал ему главный врач, — вы, Кристофер, феноменально здоровы, что даже странно, с учетом того, что не так давно вы пережили тяжелейшее ранение, когда парочка наемных убийц, подосланных к вам нашим мудрейшим, благим Василевсом…

— Я в курсе. Спасибо, что напомнили. А с другой стороны? Что со мной?

— У вас… не знаю, как это сформулировать? Выражусь так — причудливый анализ крови.

— Что это значит?

— Ну…. судя по результатам анализов… ваша кровь на треть состоит из СДФ, и, по видимости, постепенно полностью заменяется этим веществом. Биохимические процессы, сопутствующие этой трансформации, требуют огромные количества энергии, вот почему вы испытываете повышенный аппетит.

Кит не мог поверить своим ушам. За что?

— Как это возможно? Даже если это так, почему я до сих пор жив, раз по моим жилам вместо крови течет непонятная субстанция?! — возопил он.

Увы, но медицинское светило не сумело дать ему внятного ответа на этот вопрос. Кит понял лишь, что превращается в жуткого мутанта. Причем стремительно. Словно бы прочих монстров, окружающих его, было недостаточно.

Прелестное создание опять тихонько потрогало его за локоть, отвлекая от этих мрачных мыслей.

— Лорд Ланкастер, я попрошу, чтобы вам отнесли эти пакеты в ваши апартаменты.

— Это ни к чему. Я могу и сам.

— Тогда позвольте, я вас провожу.

Кит не стал отказываться, потому что все еще не очень хорошо ориентировался в этом подземном царстве. Многие помещения, проходы или переходы в бункерах даже не были обозначены опознавательными знаками или надписями, лишь печатями Триумвирата — стилизованными равнобедренными треугольниками, символизирующими Фатализм, Сопричастность, Антихаос. В сердцевине треугольников была заключена фигурка, вроде бы человечья, но как бы с головой барана. Кит спросил о том у своей проводницы, к сожалению, она знала немногое.

— Господин Сэйнт говорил нам, что это агнец, только не Божий, а человечий.

— Хмм. Глубокомысленно.

Преодолев изрядно запутанную череду коридоров и лестниц, они еще раз свернули за угол и, наконец, пришли. Милая девушка нежно ему улыбнулась.

— Я хочу, чтобы вы знали, — сказала она, когда они остановились возле двухстворчатых дверей его жилища. — Мы все очень, очень счастливы, что вы здесь с нами, лорд Ланкастер.

— Правда? Почему?

— Потому что, когда господин Сэйнт покинет нас, вы станете следующим проводником воли нашего Отца Аваддона и понесете свет его учения по всему миру, пока все народы не сделаются частью Священного Роя, детьми Божественного Улья, Свидетелями Страшного Суда.

3.

Константин был невыносим. С одной стороны, он был напуганным до смерти шестилетним мальчиком, одиноким, потерянным, тяжело переживающим трагическую гибель родителей. С другой стороны, он был наследником Престола и требовал уважения, почитания и преклонения перед своей царственной особой. Как всякий деспот, он постоянно был угрюм, подозрителен, истеричен и всегда и всем недоволен. Свое недовольство он выражал прямо и громко, упирая руки в боки и топая ногами. Если это вдруг не срабатывало, он без стеснения валился на пол и устраивал роскошное подобие эпилептического припадка.

По обыкновению, Шарлотте понадобилась уйма времени, чтобы накормить мальчугана, проследить, чтобы он выкупался, переоделся в пижаму и лег в постель. Ей оставалось лишь надеяться, что он уснет, утомленный впечатлениями от их прибытия в новое место, но какое там. Хоть глазенки у монарха слипались, он не мог упустить шанса в очередной раз хорошенько наподдать своим верноподданным.

— Где князь? — вопросил он Шарлотту.

— Он в гостиной, смотрит выпуск новостей.

— Пусть ко мне зайдет. Позовите.

— Но лорд Ланкастер…

— Я сказал, сейчас!

Шарлотта испугалась, что у Константина сейчас опять начнется припадок, и положила ему ладонь на лоб. Ко всему прочему, у него было не очень хорошо со здоровьем. Если бы человечество не изобрело сильнодействующие антибиотики и лекарства от аллергии, наследник не протянул бы и пары дней, пав жертвой естественного отбора. Ему также настоятельно следовало посетить дантиста. У Шарлотты складывалось впечатление, что, пока наследник не попал к лорду Ланкастеру, он питался исключительно сладостями. От невообразимых количеств сахара зубы у мальчугана почернели и крошились в мелкую мраморную крошку.

— Хорошо, сейчас позову.

И Шарлотта покорно направилась к лорду Ланкастеру. Он сидел в гостиной, забросив ногу на ногу, ел серебряной вилкой пирог со шпинатом, и смотрел новости. Боже мой. До чего он был неправдоподобно хорош собой. Светловолосый, сероглазый, такой элегантный и подтянутый. Засмотревшись в его прекрасное, благородное лицо, она совершенно позабыла, зачем и куда шла. Он обратил на нее взор темно-серых глаз.

— Хотите кусочек пирога?

— Нет, спасибо. Я бы предпочла кусочек вас…

Громкий визг вернул ее в чувство, напомнив о возложенной важной миссии.

— Ой. Простите, но вас хочет видеть Константин.

— Да я и сам отлично слышу эти вопли. В чем его проблемы.

— Малыша надо сводить к дантисту. Я уверена, как только он перестанет мучиться зубной болью, то станет самым чудесным ребенком на свете.

Лорд Ланкастер был настроен скептически.

— Если этот щенок паршивый устраивает подобные концерты сейчас, представьте, что начнется, когда он самую малость наберется силенок. И я уже пытался сводить его к дантисту, когда мы останавливались в Сент-Джеймсе, вы же помните? Он своими гнилыми пеньками покусал меня, моих шестерых охранников, губернатора и вице-губернатора Каенна, главу местного филиала Корпорации… а также самого дантиста. Ах, да. И еще гувернера, которому даже пришлось делать уколы от бешенства, из-за чего этот бедолага застрял на Каенне и прибудет только завтра вечером.

— Пожалуйста.

— Ладно. Утром свожу сопляка в медотсек. Надеюсь, местные специалисты способны на нечто большее, чем пытать имперских солдат и отрезать им головы.

— Пытать? — переспросила Шарлотта, шокированная. — Отрезать головы?

Их милость приподнял брови.

— О? Я сказал, «пытать»? Оговорился. Сэйнтисты щекотали военнопленных перышками и играли с ними в ладушки.

И вновь приклеился взглядом к экрану Три-Ви. Шарлотта тоже посмотрела. На Дезерет демонстрировались пять или шесть Три-Ви-каналов, все — религиозного содержания, посвященные учению Свидетелей Страшного Суда, Отцу Аваддону и, само собой, Сэйнту. Новости же главным образом живописали фантастические военные и политические успехи Свидетелей. Но даже и они не могли обойти вниманием сенсационный триумф Девятьсот Двадцатых.

Прошло уже больше месяца с тех пор, как спин-передатчики с ЧСД поступили в продажу. Тем не менее, потребительский ажиотаж вокруг них не улегся, а словно вышел на новый виток. Около фирменных магазинов продолжали собираться возбужденные толпы, которые стражам правопорядка приходилось разгонять брандспойтами и слезоточивым газом. Люди гибли в давке, умирали от духоты и сердечных приступов — лишь бы иметь возможность приобрести Новинку Тысячелетия. Количество погибших и раненых в результате этого потребительского бума исчислялось четырехзначными числами. Руководство Корпорации каждую неделю выпускало лицемерные коммюнике, где выражались соболезнования родным пострадавших.

— Чертовые лемминги, — проронил лорд Ланкастер.

— Вы про тех людей, что гибнут в очередях? — уточнила Шарлотта на всякий случай. Мало ли что их милость имел в виду.

— О? Да. Я и говорю — лемминги.

Впрочем, эти маленькие визжащие зверушки уже принесли Корпорации фантастический триллион империалов только за первые тридцать дней продаж, и лорд Ланкастер не сомневался, что к концу финансового года, невзирая на революцию, нестабильность, кризисы и галопирующую инфляцию, сумма выручки достигнет четырех-пяти триллионов. Он выглядел очень довольным собой, когда сообщил Шарлотте, что, после того, как возведет на полыхающих руинах Империи новую Империю, получше, все три Имперских Кольца перейдут на новый формат связи, стократ более качественный, надежный и дешевый, чем сейчас. Разумеется, при тотальном внедрении Чипов Стандартного Дружелюбия.

— Да. Все это благодаря нашим славным маленьким друзьями, Чипам Стандартного Дружелюбия, — торжественно закончил он свою речь.

— А я думала, ваши другие друзья, сэйнтисты, очень не любят, когда Особые Территории называют Третьим Имперским Кольцом, — пробормотала Шарлотта.

— Нам всем приходится с чем-то мириться, миссис Лэнгдон, — ответил их милость без тени смущения.

— Ах, вы всегда такой…

— Какой, моя радость.

— Целеустремленный.

Он нахмурился и даже выключил Три-Ви.

— Вас что-то беспокоит? Присядьте. Расскажите мне.

Шарлотта присела и собралась поделиться с любимым своими мыслями, но тут им явился Константин в пижамке с зайчиками и с одеялом, которое он набросил на плечи и которое волочилось за ним, как мантия.

— Почему вы сразу не приходите, когда я зову? — оскорбленно поинтересовался он у лорда Ланкастера.

— Я надеялся, вы устанете голосить, как будто вас ведут на свинобойню, и уснете. Что? Зубы?

— Нет, — ответил Константин, но весь побелел, скривился и схватился за щеку.

Лорд Ланкастер сгреб монарха в охапку и усадил на колено.

— Послушайте, голубчик, — сказал он мягко, но убедительно. — Нельзя до бесконечности оттягивать неизбежное. Нужно, наконец, взять себя в руки и пойти к дантисту. Больно не будет. Вам сделают укол, и вы крепко уснете на пару часов, а, когда проснетесь, вам починят ваши зубы, и вы будете выглядеть… ну просто обалденно.

Константин засопел, уткнувшись ему в рубашку.

— А больно правда не будет?

— Нет.

— А мне что-нибудь дадут?

— Полагаю, пару наклеек с динозаврами.

— Пару?

— Ну, хорошо, за ваш беспримерный подвиг я попрошу, чтобы вам выдали их целую пачку.

— А вы со мной пойдете?

— Ох. Ладно. Так уж и быть. Схожу.

— А вы? — спросил Константин, косясь на Шарлотту.

— Если хотите, конечно, я тоже пойду, — сказала она, искренне взволнованная мыслью, что она, простая девушка, цветочница, занимает хоть какое-то место в жизни их будущего монарха.

Убедившись, что он не останется в жутком одиночестве перед дверью зубоврачебного кабинета, Константин успокоился, пригрелся и вскоре уснул. И тотчас же ему стали сниться торжественные и многоцветные монархические сны. Снились ему парады, и увитые пионами мраморные арки, и казни, и темницы, где непокорных пытают каленым железом. Он улыбался, тихо и нежно дыша, и сладко шептал.

— Обезглавить… четвертовать и колесовать… делегировать полномочия… собрать комиссию… а потом распустить… запретить. Все запретить.

— Может, разрешим хоть что-нибудь? — шепотом спросил лорд Ланкастер.

— Никогда, — отрезал наследник, не просыпаясь.

Лорд Ланкастер хмыкнул, легонько чмокнул наследника в светлую макушку, подхватил на руки и понес в спальню. Шарлотта тем временем все же попробовала пирог со шпинатом. Вкуснотища! Кроме того, к ее удивлению, шпинат был очень свежим, только что с грядки.

— Какой изумительный шпинат, — сказала она лорду Ланкастеру, когда тот вернулся. — Его тоже вырастили здесь, в бункерах?

— Гидропоника, — сказал их милость, закатив глаза.

По абсурдным, неподдающимся пониманию причинам, будучи умнейшим, образованнейшим человеком, их милость считал гидропонику таким же шарлатанством, как машина времени или вечный двигатель. Являясь дипломированным флористом, Шарлотта потратила много времени, пытаясь убедить его в обратном. Кажется, напрасно. По крайней мере, ей было известно, что сэйнтисты добились поистине выдающихся успехов в обустройстве подземных гидропонных хозяйств. Отчасти они использовали технологии Триумвирата, отчасти — свои собственные. Шарлотта была уверена, что их массовое внедрение могло бы почти полностью решить проблемы с продовольствием в самых бедных и отдаленных мирах.

— Но вы ведь понимаете, что гидропо…

— Умоляю. Только не начинайте.

— Но гидропо…

Их милость поведал Шарлотте, что в свое время, этими своими руками вырастил целую уйму овощей, зелени и цветов, великолепно обойдясь при этом без всякой гидропоники, заметьте.

— Вы это всерьез?

— Пойдемте тоже ляжем. Уже поздно, — ответил он.

— Вы что, мне сейчас подмигнули?

— Я? Вам? Подмигнул? За кого вы меня принимаете? Как вам не стыдно. Не выдумывайте, уважаемая миссис Лэнгдон. Хватит. Идемте.

Потом они лежали в обнимку в постели, купаясь в мягких полутенях, отбрасываемых бункерными лампами. Шарлотта испытывала настоящее блаженство от близости его сильного, крепкого, жаркого тела. Она безумно его любила. Как она могла его не любить? Он был целью, смыслом, самой причиной ее существования. Когда он был рядом, все казалось ярким и живым, и она сама ощущала себя живой. Когда же его не было, все ее чувства, эмоции, мысли словно переходили в режим энергосбережения.

— Лорд Ланкастер, я могу вас попросить…

— Вы опять про эту свою гидропонику? — спросил он, впрочем, беззлобно.

— Да, но мне бы так хотелось посмотреть на их гидропонные фермы. Может быть, даже поработать там немного.

— Ну, знаете, они крайне неохотно пускают туда кого-то со стороны. Видимо, охраняют свои ноу-хау. Опасаются промышленного шпионажа.

Шарлотта заверила его, что не собирается шпионить и воровать сэйнтистские секреты, после чего их милость пообещал ей побеседовать с пророком. Потом поцеловал ее, все еще находясь в легкой истоме после их недавней страсти. Которой они старались предаваться негромко, чтобы не разбудить ребенка. Подумав о своем породистом питомце, их милость не удержался от вздоха. Хотя он старался не показывать виду, но сильно переживал, что на текущий момент не в состоянии обеспечить малышу мало-мальски нормальную жизнь и хотя бы подобие настоящей семьи.

— Посмотрю, как он.

Их милость встал, натянул пижамные брюки, набросил халат и пошел проведать свое сокровище.

— Что ж. На этот раз он хотя бы не плачет во сне. Только скрежещет тем, что осталось от его зубов, — с довольно сильной грустью сказал их милость, вернувшись.

Шарлотта потянула его обратно в постель.

— Вы слишком строги к себе. Мальчик жив, сыт, чувствует себя сносно, у него своя комната, битком набитая игрушками, куча охраны… и завтра вернется гувернер.

— Допустим, но Константин ведь наверняка получил ужасную моральную травму во время этого штурма, и я не представляю, чем это аукнется в будущем. Кроме того, ему шесть, он должен начать ходить в школу и научиться общаться с другими детьми… а не только со взрослыми, большинство из которых хочет его прикончить.

— Я уверена, лорд Ланкастер, через какое-то время нам всем, особенно вам, станет лучше. Мы ведь не застряли здесь навсегда, так?

Он погасил свет и лег, прижав ее к себе.

— Нет. Конечно, нет. Через пару-тройку месяцев, думаю, я решу кое-какие проблемки, и мы все сможем вернуться домой.

— Чудесно. К тому времени они как раз закончат.

Он посмотрел на нее, и даже сквозь тьму она увидела мерцающие в его глазах яркие серебряные искры.

— Они?

— Да. Они.

— И что они закончат?

— То, что начали.

— Я не понимаю вас, Шарлотта.

— Ничего страшного. Скоро поймете. А пока засыпайте.

Жутковатые искры в его глазах стали гаснуть, веки начали смыкаться. Шарлотта придвинулась ближе, положила голову ему на грудь и тоже закрыла глаза, слушая мерное, ровное биение его сердца.

— И постарайтесь наладить контакт с генералом Сабри.

— Что? Зачем?

— Затем, что он очень, очень сильно хочет прикончить Сэйнта. А еще он по второму образованию военный биохимик. Возможно, он сможет придумать способ избавить вас от СДФ… прежде чем вы превратитесь в монстра.

4.

День спустя очень ранним утром Кит пил кофе в столовой, когда к нему нагрянул с визитом генерал Сабри.

— Доброе утро, лорд Ланкастер.

— Доброе.

— У вас все хорошо, надеюсь?

— Просто отлично, — сказал Кит, искренне довольный замечательными, стальными, герметичными бункерами. К тому же, вчера Константину починили зубы, и наследник перестал напоминать злобного умпа-лумпу, вкалывающего на Шоколадной Фабрике Вилли Вонки. Генерал тем временем скользнул взглядом по сторонам.

— Вы в курсе, что у вас тут все обклеено динозаврами?

В голове у Кита невесть откуда прозвучало туманное наставление попробовать подружиться с генералом. Он сомневался, что это в принципе возможно. Со своей огроменной саблей на боку Сабри выглядел… слегка страшновато.

— А? Да. У меня осталась еще пара наклеек, хотите?

По лицу генерала было понятно, что он считает Кита полнейшим придурком.

— Эмм… нет. Я тут подумал, не желаете ли пройтись, подышать свежим воздухом. Как раз наступила Семнадцатидневная зима, и мы увидим великолепное полярное сияние над Дисом. Вернее, тем, что от него осталось.

— Пройтись? То есть, выйти наружу? А так можно?

— Отчего и нельзя. Мы же здесь не заключенные… как будто.

Из небольшой кухни, примыкавшей к столовой, выглянула Шарлотта, невероятно очаровательная с деревянной лопаткой в руках, в белом платьице с пышными рукавчиками, фартучке и косынке поверх длинных, каштановых, с рыжеватым отливом волос.

— Мадам, — любезно проговорил генерал с легким поклоном.

— Выпьете кофе? Еще у нас есть омлет, сэндвичи с говядиной и булочки с медом и корицей.

— Звучит неплохо, но я уже завтракал, благодарю.

— Господин генерал любезно пригласил меня на утренний променад, — сказал ей Кит.

Шарлотта перевела на него взгляд своих бездонных синих глаз.

— Вам бы и впрямь не помешало прогуляться, лорд Ланкастер, вы какой-то бледноватый.

— Но я не хочу с ним никуда идти, он такой жуткий. Ох. Я что, сказал это вслух?

— Вы и сами-то не слишком похожи на образчик жизнерадостности, уж извините, — сказал генерал свои приятным, культурным голосом. — Не волнуйтесь. Мы просто пройдемся на свежем воздухе и побеседуем о разных милых пустячках.

— Только возьмите шарф, — нежно попросила Кита Шарлотта, — там ужасно холодно. И еще захватите термос с кофе, я сейчас вам приготовлю.

Через десять минут Кит собрался для моциона, и генерал, раздав ему и его охранникам респираторы и приборы ночного видения, по хитроумной паутине стальных коридоров и лестниц повел их к выходу из бункеров.

— Мы не будем подниматься на центральном лифте? — спросил Кит.

— Там сейчас продолжаются погрузочно-разгрузочные работы, милорд. Я выведу вас через дополнительный выход. Заодно полюбуетесь местными достопримечательностями.

— А они не сожрут нас заживо, эти ваши достопримечательности? — подозрительно поинтересовался кто-то из охранников.

— Если будете вести себя тихо, не орать, не размахивать руками, пулеметами и огнеметами почем зря, все будет в порядке.

Они остановились перед массивной двухстворчатой дверью. Генерал стянул перчатку и прижал указательный палец к сканирующему устройству. Двери разомкнулись, пропустив их в шлюз, и тотчас сомкнулись за их спинами.

— Сейчас будет произведено опрыскивание, — сообщил им из динамиков механический женский голос. — Наденьте респираторы и закройте глаза. В исключительно редких случаях жидкость для опрыскивания может спровоцировать аллергические реакции. Ощутив недомогание, нажмите красную кнопку на панели вызова и немедленно свяжитесь с дежурным…

Кит натянул респиратор и прижмурился, когда из распыляющих форсунок на них опустились облачка особой жидкости, отбивающей человеческие запахи, иначе они рисковали стать ужином для легионов плотоядных насекомых. Впрочем, сейчас из-за наступления Семнадцатидневной зимы бабочки впали в спячку и были относительно безопасны. Хотя меры предосторожности все равно были далеко не лишними.

— Через шестьдесят секунд откроются внешние двери шлюза, — продолжил голос. — Предупреждение! Не делать резких движений. Не повышать голос. Не пользоваться фонарями или оружием без самой крайней необходимости. Ввиду возможного ухудшения видимости и/или отказа навигационных приборов, ориентируйтесь следующим образом: сто двадцать шагов прямо вперед, девяносто семь — вправо. При погрузке подъемник запустится автоматически. При подъеме стойте максимально неподвижно и держитесь за поручни. Слава нашему Отцу, слава Отцу Аваддону!

— Чертовы сектанты, — пробормотал кто-то из охранников.

— Вы же понимаете, что нас тут постоянно подслушивают? — ровно спросил Кит. — В любом случае, ребята, мы в гостях, и давайте постараемся не огорчать наших хозяев грубостями. Вы меня поняли?

— Так точно, сэр.

Тем временем открылись двери шлюза, выпуская их в пещеры. Их обдало волнами очень холодного и влажного, но в то же время затхлого и спертого воздуха. За бледно-молочным кругом света, отбрасываемого светильниками шлюза, царила непроглядная тьма, такая густая, что хоть ножом режь. Кит включил прибор ночного видения. Так стало лучше, но ненамного. Он словно погрузился в толщи мутных, слегка фосфоресцирующих, океанских вод, в которых с трудом можно было разглядеть расплывчатые, зыбкие очертания стен и пола. Сразу же даже через респиратор стал проникать своеобразный, кисловато-острый запах выработанного Джет.

— Идите за мной, — сказал Сабри, — не отставайте. Иначе потеряетесь и будете слоняться в шахтах несколько веков.

Через десять минут, увязая по колено в месиве влажной, густой глины, каменной крошки и вездесущей органической пыли, они добрались до огромный пещеры, где и находился подъемник. Он парил на кромке крутого обрыва глубокой пропасти, возможно, сформированной обвалом во время работ по добыче Джет. По краям пропасти с обеих сторон виднелась как бы густая, белая, слегка трепещущая пена. Этой же пеной были густо покрыты каменные своды, уходящие ввысь на сотни футов и исчезающие во тьме. Напалм. Здесь не помешали бы тысячи тонн напалма.

— Что вы встали? Давайте, шевелитесь, — не слишком ласково сказал генерал, подталкивая их к подъемнику.

Когда подъемник мягко, беззвучно двинулся вверх, сделалось возможным более детально оценить масштабы невиданного буйства природы, спровоцированного экспериментами сэйнтистов с СДФ. Кит зачарованно посмотрел на белесые волны в пропасти внизу, потом перевел взгляд на стены. Бесчисленные сотни миллионов, если не миллиарды крупных бабочек, цепляясь за влажные камни и друг за друга, формировали змеящиеся каскады и многослойные водопады мясистой, бархатистой плоти. Внутри этих образований время от времени возникали яростные водовороты — твари пожирали друг друга. Раздавался шелест крыльев, шум падающей каменной крошки — и потом все затихало.

Через минуту подъемник достиг верхнего свода и остановился перед каменной площадкой. Они выгрузились.

— Там справа на стене есть кнопка, вы видите ее, лорд Ланкастер? — прошептал генерал. — Тогда нажмите.

Кит кивнул и нажал. Встроенные в стены двери мягко распахнулись, пропустив их в тускло освещенный стальной коридор. Еще несколько автоматических дверей и коридоров — и они, наконец, вышли наружу, к припорошенному снегом подножию этих гор. Не передать, с каким наслаждением Кит стянул респиратор и вдохнул свежий, морозный воздух.

Вид отсюда открывался поистине поразительный. До Диса было миль двадцать, и с этой точки город смотрелся, как россыпь сахарных кубиков на серо-голубом блюде уходящего вдаль плато. Над городом раскинулся темно-синий купол неба, расцвеченный нежнейшими акварельными всполохами изумительного северного сияния…

Пока Кит, утратив бдительность, расслабленно любовался видами, генерал вырубил десять его охранников, на что у его высокопревосходительства ушло двадцати три секунды ровно. Они попадали, как сбитые кегли в кегельбане. Следующим номером программы генерал сбил Кита с ног, придавил к земле, поставив на спину тяжеленный сапог и, выхватив саблю из ножен, приставил острие к его затылку.

— Как это было предсказуемо, — просипел Кит.

— Если было, зачем тогда вы пошли со мной.

— Я подумал, нам надо поговорить…

Генерал надавил сапогом сильней. Кит понял, что еще чуть-чуть — и его позвоночник сломается, как сухая ветка.

— О чем? Помните, как вы сказали, что каждый может запутаться? Так вот. Я не запутывался! Эти ублюдки захватили меня в плен, накачали этой дрянью, СДФ, и заставили меня себе прислуживать. Проклятые выродки!

— Со мной случилось то же самое, — прошептал Кит.

— Знаю. Это не ваша вина. Потому я не буду мучить вас, просто отрежу голову. Не хочу, чтобы Сэйнт пользовался вами, уж больно вы сильный козырь у него в рукаве.

— Ему это не понравится.

— Да плевать. Я скажу, что вы пытались сбежать, или что вы собирались подбить ваших солдат на мятеж, какая разница. Сэйнт или поверит мне, или не поверит, казнит или же спровадит на свои опыты. Тоже неважно. Все равно лучше, чем медленно гнить здесь, наблюдая, как созданный ими ад разрушает саму ткань пространства-времени…

— Мне очень больно, — проскрежетал Кит, — и еще вы меня пугаете.

Сабри замолчал; потом рывком перевернул Кита на спину и некоторое время смотрел на него, приставив острие сабли к его яремной вене. Затем убрал руку и отступил на шаг.

— Вставайте. Только без глупостей. Я не хочу с вами драться.

Кит поднялся, отряхнулся от снега и колючих осколков льда и с сожалением посмотрел на своих неподвижных охранников.

— И вот почему всегда наступает момент, когда они куда больше беспокоятся о своей безопасности, чем о моей.

— Не переживайте. Через полчаса, самое большее, минут сорок они придут в себя.

— Чудесно. И что я им скажу.

— Скажете, что это были учения, и эти идиоты их завалили. Пойдемте.

Генерал отвел Кита за угол, где стоял бронированный механо, затолкал его внутрь, на заднее сиденье, и включил обогрев.

— Вам холодно?

Кит не стал отпираться, а кивнул. Даже не верилось, что еще вчера утром температура была плюс тридцать по Цельсию, а сегодня уже рухнула до минус тридцати. В мирное время эти резкие климатические перепады сглаживались работой сети метеоспутников, но из-за войны между сэйнтистами и Империей большинство из них были сбиты, а оставшихся хватало лишь на поддержание на планете условий, достаточных для кратковременного пребывания на ее поверхности людей. Катастрофа предельно усугублялась размножившимися до безобразия плотоядными бабочками, которые, вероятно, уничтожили до девяноста пяти процентов зеленых насаждений, по крайней мере, на этом континенте. Таким образом, в ближайшее время Дезерет должна была начать испытывать еще и вящую нехватку кислорода.

— У кого-то из тех недоумков должен быть термос с кофе, — припомнил Кит, не без труда отрешившись от печальных мыслей о глобальном разрушении окружающей среды.

— А? Хорошо. Сейчас принесу. Сидите.

Если Кит надеялся передохнуть хоть минутку, то напрасно. Едва генерал удалился, в нагрудном кармане заверещал ПСП. Кит сорвал с шеи шарф, расстегнул модное кашемировое пальто и взял трубку.

— Дэнни?

— Ты можешь сейчас разговаривать? — спросил братец отрывисто.

— Да.

— Не волнуйся. Я говорю по специально выделенному, защищенному от прослушки каналу. Начальник службы безопасности Корпорации сказал, я могу связаться с тобой в случае необходимости.

Внутренности у Кита стали сворачиваться в клубок. Что стряслось? Что-то с Терри?

— Что с ней?

— С Терезой? О чем ты? С ней все в полном порядке. Мы…

— Я в курсе. Мне уже доложили. Вы позавчера бракосочетались. Примите поздравления.

— Твои поздравления такие искренние.

— Еще бы. Теперь эта курица твоя проблема, а не моя. Что ты хотел.

К его чести, Дэниэл не стал препираться, а приступил прямо к делу. Как выяснилось, вчера в Копилке в одном из их фешенебельных ресторанов состоялся банкет, закончившийся для участников плачевно, а именно, массовой гибелью.

— Я еще был в офисе, когда увидел, что, часов в десять вечера, приехала целая толпа парамедиков, и этих придурков стали выносить на носилках. Я спустился и зашел посмотреть. Ты бы видел, что творилось в этой забегаловке. Все было заблевано, и они все были синие, с пеной на губах…

— Отравились?

— Да. Согласно данным предварительного расследования, проведенного нашей службой безопасности, Гражданской Милицией и департаментом по борьбе с терроризмом, причиной массового отравления стали морепродукты не первой свежести.

— Департамент? Неужели было столько погибших?

— Да. Шестьдесят человек умерли, еще семьдесят — в больницах, десять в крайне тяжелом состоянии.

— Дети?

— Нет. Из детей никто не пострадал. Хотя на деле это очень странно, потому что они, кажется, ели то же, что и взрослые.

Дэниэл опустил ту часть рассказа, где он провел целую вечность, пытаясь хоть как-то успокоить пятилетнюю малышку, потерявшую в этом нелепой трагедии обоих родителей. Потом он сам отвез ее к бабушке с дедушкой и провел еще одну вечность, пытаясь как-то привести в чувство несчастных стариков. Чего он только не наслушался в свой адрес. Его до сих пор трясло. С этого момента Дэниэл решил, что, если на него вдруг опять найдет блажь делать добрые дела, он будет бить себя по лицу. С размаху. Прямо по лицу!

Кит же прижался лбом к холодному стеклу механо, пытаясь унять надвигающийся приступ мигрени. Нет, это было не странно. Копилка никогда не трогала детей, в худшем случае, могла попугать отбившихся от рук шалунишек призраком или монстром, абсолютно безобидными, впрочем.

— Да. Паршиво. Ну, что мы обычно делаем в подобных случаях? Приносим соболезнования и выплачиваем компенсации, даже если формально не виноваты. А что с хозяином заведения?

— Хозяина уже арестовали, как и главного повара этой тошниловки, как и их поставщика. Официантов и прочий персонал пока не задерживали, но уже допрашивают.

Кроме этого, все заведения общепита и продуктовые магазины в Копилке были закрыты на ближайшие три дня для экстренных проверок, взяты пробы воды и воздуха, всем офисным служащим, не только в штаб-квартире, рекомендовали как минимум двое суток приносить пищу только из дома и пользоваться исключительно офисными кулерами для питья.

— Ладно. Спасибо, что сообщил. Я позже сам свяжусь с правлением и проверю, как….

— Нет, подожди, Кит. Если говорить о правлении… я, конечно, и сам знал, что они полные придурки, но не думал, что они чокнутые!

— Что ты имеешь в виду?

Из-за вчерашних событий ранним утром правление Делового Центра собралось на внеочередное совещание, и пригласило туда самого Дэниэла и мистера Мерфи. Дэниэл почти не спал и соображал с трудом. Не передать его удивление, когда члены правления совместно со стариком Мерфи намекнули, что во избежание подобных инцидентов им лучше демонтировать антигравитационные установки, которые последние два года служили средством предотвращения самоубийств.

— Потому что, видишь ли, эти придурки заявили мне, что нашему зданию нужно убивать людей… и пусть уж оно делает это постепенно, каждый день понемножку, чем так, как вчера, привлекая чрезмерное внимание. Особенно сейчас, когда мы продаем миллионы Девятьсот Двадцатых, и нам не нужен любой негатив. Так сказал мне Мерфи.

Кит опять посмотрел в окно механо. Вернулся генерал Сабри, но, поскольку Кит разговаривал, его превосходительство решил деликатно подождать на улице.

— Видишь ли. Я этого тебе никогда не говорил, Дэнни, но за пятьсот лет Копилка выросла на девяносто девять этажей.

— Что? Как так — «выросла»?

— А так. Мы не строили эти этажи, тем не менее, они… появились. Полноценные этажи со всеми коммуникациями, подсобными помещениями, лифтами, холлами, коридорами и так далее. Если не веришь, можешь посмотреть поэтажные планы.

— Какие, к чертям, планы? Вы что, меня все разыгрываете? Или обдолбались?

— Нет.

— Так что мне делать.

— Я же сказал, я сам позже свяжусь с ними. Все равно без меня они ничего предпринимать не станут.

Кит не терял времени понапрасну и собрал на совет директоров тонну компромата. На них самих. На их детей. На их жен. На любовниц. Достаточно, чтобы раз сто их похоронить и закопать. Дэниэл, возможно, был психопатом, но не дурачком, и подумал о том же.

— У тебя есть на них компромат?

— Просто горы.

— Так значит…

— Давай подождем две недели. Если опять случится что-то подобное… хорошо, я признаю, что был неправ, пусть демонтируют.

— Потому что наше здание живое, и ему нужно убивать людей, чтобы расти?

— Вроде того.

— Знаешь, что? Пошел ты к черту! Идите вы все к черту! Придурки! — в ярости проорал Дэниэл и швырнул трубку.

***

По-видимости, разговор был окончен. Генерал решил так же, потому что открыл дверцу и подсел на переднее сиденье, к Киту вполоборота.

— Вы закончили, лорд Ланкастер?

— Думаю, да.

Генерал налил кофе в стаканчик от термоса, расстегнул куртку, достал флакончик и протянул Киту впридачу к кофе пару таблеток аспирина Эймса.

— Да. Могу себе представить. Но мне нужно было убедиться, что вы не стали одним из этих тупых зомби.

Кит вспомнил безмятежно улыбчивых, бесконечно приветливых, невозмутимых подчиненных и подручных Сэйнта и весь передернулся.

— Что с ними всеми? Это из-за СДФ?

— В очень большой мере — даже если отбросить фактор беспрерывного религиозного оболванивания. СДФ сильно подавляет волю. Что-то вроде старого доброго скополамина, куда более мягкого, но почти такого же эффективного.

— Я думал, это боевой наркотик.

— Скажем так: это разносторонняя субстанция, куда более занимательная, чем казалось нам всем поначалу. Сэйнт с его учеными далеко не зря постоянно экспериментирует с дозировками и различными интересными добавками к СДФ.

Генерал, похоже, готовился к разговору, потому что извлек из отделения для перчаток отчет о Супер-Дупер-Феромоне. То была выжимка многолетних наблюдений за сэйнтистами и многочисленными имперскими военнопленными, подвергнутыми воздействию этого вещества. К отчету же прилагались несколько явно очень старых, цвета выгоревшей сепии, снимков. Кит неосмотрительно глянул. Его чуть не вырвало.

— Господи Иисусе! Это что еще за ужас?!

— Видите ли, еще лет пятьсот-четыреста тома назад Свидетели Страшного Суда заметили, что некоторые шахтеры, работавшие в Джет-шахтах десятилетиями… преображаются. Это случалось исключительно редко и считалось знаком особой благодати, знаком благоволения отца Аваддона.

Кит с ужасом разглядывал чудовищных, распухших монстров, похожих на огромных гусениц, в которых, однако, все еще угадывались пусть гротескно искаженные, но человеческие черты. Похожи, они были чертовски агрессивны, потому что их держали прикованными цепями, в стальных намордниках где-то глубоко в обшитых стальными пластинами подвальных помещениях. На фоне этих тварей без стеснения, даже с гордостью, позировали их родственники и проповедники Отца, коммивояжеры Святого Духа.

— Значит, это происходило с шахтерами из-за феромона, который выделялся бабочками в этих пещерах? И в результате экспериментов Сэйнта тоже имеются… подобные случаи?

— Угу. Он держит их на нижних ярусах бункеров в стальных камерах. Большинство нежизнеспособны, и умирают, но выживших не убивают, потому что, как я и говорил, они считаются священными, отмеченными особой благодатью.

— Так вот что это были за звуки…

Кит осекся на полуслове.

— Звуки, которые вы слышали, когда были здесь в прошлый раз? После взрыва на вашем заводе, когда Сэйнт захватил вас в плен? — спокойно уточнил генерал.

— Не помню. Взрыв вызвал у меня контузию и последующую амнезию. У меня даже имеется официальное медицинское заключение, это подтверждающее.

— Но ведь на самом деле вы все помните, не так ли, — сказал генерал все так же спокойно. — Что с вами вытворяли эти выродки? Вас били? Пытали?

Кит покачал головой. Обращались с ним прилично, хотя и засадили в одиночный бокс. Задним числом Кит понимал, что это были, скорее, меры предосторожности после инъекции СДФ, чем попытки доставить ему неудобства.

— Нет. Правда. Обращались со мной прекрасно. Настоящее пятизвездочное обслуживание. Как ни странно, впервые за долгое время я даже начал отлично высыпаться, если бы не этот скрежет снизу. Я сказал об этом Сэйнту, на следующий день скрежет прекратился.

— Он не рассказывал вам об источниках этих звуков? — спросил генерал, слегка сузив глаза.

— Нет.

— И вы не спрашивали.

— Нет.

— Ясно. А как часто он вас навещал?

— Каждый день. Был до крайности любезен, как и они все. Очень хотел, чтобы я склонился к сотрудничеству. Я сказал, что не собираюсь даже обсуждать возможность переговоров, пока он не отпустил всех имперских военнопленных.

— А. Да. Их на самом деле отпустили. Я даже встречался с кем-то из этих парней после того, как меня сюда сослали в качестве генерал-губернатора. Они были чрезвычайно благодарны вам, лорд Ланкастер.

С тех пор минуло полтора года, но Кит еще ни с кем и никогда не обсуждал свое пленение, даже с Ричардом, и теперь поразился тому, что эти воспоминания причиняют ему такую адскую боль. Человек — не животное, и не должен находиться взаперти.

— Видите, Сэйнт пошел мне навстречу. Он был так настойчив. Он пообещал, что поможет мне разобраться с Синдикатом и окажет любую поддержку, которая мне потребуется. Что вы на самом деле хотите услышать, черт возьми. Что я — жалкий трус? Что я хотел жить?

— Я совершенно не в том положении, чтобы вас в чем-то упрекать. Я бы не стал этого делать в любом случае, — неожиданно мягко проговорил генерал.

Кит сглотнул непрошеный комок в горле.

— Тогда, если вы не против, я дочитаю этот треклятый отчет.

— Конечно.

Кит вернулся к отчету.

— В семидесяти пяти процентах случаев наблюдаемые после инъекций СДФ пролонгированные эффекты варьировались… но в основном можно было назвать их благоприятными. Легкая эйфория… улучшение реакции, зрения и слуха… случаи излечения от болезней, включая хронические и даже… терминальные стадии рака и лучевых поражений, вызванных дозами облучения свыше 1000 рад… в самом деле?

Однако, все было далеко не так радужно. Что-то около двадцати процентов испытуемых после инъекции умирали от стремительно развивающегося общего сепсиса неясной, но не поддающейся излечению или коррекции природы; пять процентов, очевидно, обращались в мутантов. Также в отчете туманно упоминались другие «случаи». Кит понятия не имел, что это значит. Он вернул отчет Сабри.

— Господи. До сих пор не могу поверить, что он напичкал меня этой дрянью. Как и вас.

— Ну, возможно, Сэйнт вводил нам какую-то особую разновидность СДФ, которая не до конца подавляет волю. Я не уверен, но, кажется, он видит нас с вами предводителями армад божественного Роя, надзирателями Сот Священного Улья и всякое такое. По совести говоря, я предпочитаю игнорировать всю эту религиозную ахинею, которую он постоянно несет.

— Вы думаете, Сэйнт не в своем уме?

Генерал стянул белоснежную перчатку, достал платок, промокнул лоб, потому что на улице делалось все холодней, а в механо, напротив, великолепно работало отопление.

— А, по-вашему, человек, который повсюду расхаживает со шприцем, полной сомнительной субстанции, и втыкает его в каждого, кто под руку подвернется, может быть в своем уме?

— Дело не в этом. Я… понимаете, я видел его своими глазами.

— Отца Аваддона?

— Вот-вот. После взрыва на заводе. Я его видел.

— И как он выглядел? — спросил Сабри, приподняв бровь.

— Как на той фреске у Сэйнта в его апартаментах. Разве раз в сто больше. Конечно, скорее всего, это видение было следствием моей контузии при взрыве… но все же… он был чертовски реальным. Я даже чувствовал его запах… как бы сконцентрированный в сотню раз запах этой вездесущей органической пыли.

Генерал обдумал это.

— Что ж. Если он хоть сколько-нибудь реален, так даже лучше. Значит, его можно будет прикончить. Как и их всех. Потому что, если мы не решим эту проблему в ближайшее время…

Кит ощутил внутри холод, который не имел ничего общего с погодой. Явно происходило нечто очень нехорошее, нечто такое, что заставило Сабри забыть не просто о вежливости, но даже об осторожности и действовать с места в карьер.

— В чем дело.

— Ладно. Я расскажу. Вам, должно быть, известно, что Свидетели Страшного Суда сотрудничали с Триумвиратом.

— Да. Это ведь Триумвират построил для них эти бункеры в обмен на Джет-топливо?

Сабри кивнул.

— Так точно. Свидетели были единственной группировкой, которым удалось наладить долговременное сотрудничество с Сопричаствующей Машиной. Иногда они привлекали к некоторым операциям наемников Синдиката, но есть разница между партнерами и наемными служащими, не так ли? Но с тех пор в архивах Свидетелей сохранились карты, на которых отмечено расположение поселений Триумвирата. В том числе, множество неизвестных нам.

На пике могущества государство Черной Троицы вдвое превосходило человеческую Империю. Большинство его поселений было разрушено в результате Финальной Сопричастности, но некоторые перешли в автономный режим, законсервировались и продолжали функционировать, несмотря на отсутствие хозяев. Быть может, временное…

— Это же гребаное золотое дно, — сказал Кит.

— Да. Согласен. Только это крайне опасно. Некоторые из эти поселений изначально строились не за тем, чтобы в них обитали люди, и расположены на планетах, астероидах и даже планетезималях с экстремальными условиями. Некоторые поселения захвачены Вормами-Механиками. Это Вормы, которые сумели выжить после гибели своих носителей Человеко-конструктов и оккупировали механизмы…

Лишенные необходимости подстраиваться под человеческие тела, Вормы стремительно развивались и мутировали, вырастая до титанических размеров, превращая поселения Триумвирата в Коллективные Гнезда, следуя древним паттернам своих диких предков, Мозговых Червей. Где-то их симбиоз с Ч-конструктами сохранялся, правда, из-за тотального вырождения Ч-конструктов приобретал неимоверно причудливые формы.

— В одно из подобных поселений, месяца три тому назад, Сэйнт и снарядил экспедицию.

Кит, помимо воли, был весьма заинтригован.

— Вы тоже там были?

Генерал покивал.

— Сэйнт даже настаивал, чтобы я поехал. Почему и нет. Мне было любопытно. Особенно меня интересовало, что именно они искали, потому что за последние десять лет это была далеко не первая их экспедиция в поселения Триумвирата. Эти ублюдки явно пытались обнаружить что-то конкретное.

Целью их поездки оказалось стандартное поселение класса Форпост, расположенное в десяти световых годах от Эпллтона на планете земного типа, затерянное на просторах местного таежного биома и надежно спрятанное от окружающего мира маскирующей ЭМ-сеткой.

— Глядя на него сверху, вы бы увидели только бескрайнее море лесов. По сравнению с этим поиск иголки в стоге сена — наипустяковейшая задачка.

Несмотря на то, что поселение было обозначено на картах, у них все же ушли сутки, чтобы установить максимально точные координаты и подыскать место для посадки Джет-корабля. Потом еще четверо суток они добирались до места назначения, отбиваясь от кровососущего гнуса и местного зверья. И еще день заняло исследование поселения разведывательными дронами. Они же зафиксировали биологическую активность примерно в двадцати-тридцати футах под землей.

— Было разумно предположить, что это остаточное производство Ч-Конструктов. В силу их вырождения они выглядят кошмарно, но безобидны. Я все же стал настаивать на дополнительных проверках, но эти фанатики уже утратили всякое терпение и почти силой поволокли меня в этот городишко.

Поселение выглядело типичным для Триумвирата — пустые прозрачные кубы жилых и административных зданий из пластика, пирамиды министерств Сопричастности и Фатализма, пентагон министерства Антихаоса. Генераторы и системы жизнеобеспечения исправно работали; они даже увидели роботов-чистильщиков, старательно убирающих опавшую листву с центральной площади.

— Милые маленькие роботы, — сказал Сабри, закатив глаза. — Я достал камеру и начал снимать их умилительные ужимки. А потом случилось это…

До их слуха донеслись сочные, причмокивающие звуки. А потом оно начало выплескиваться из-под земли наружу, выламывая плитку и решетки водостоков.

— Я по инерции продолжал снимать, так что, если хотите, лорд Ланкастер, позже могу показать вам пленку. Потому что описать это словами практически невозможно. Сотни, если не тысячи тонн биомассы с мириадами глаз, ртов и рук, а в ней плескались огромных размеров Вормы. Предполагаю, они выполняли функцию мозговых центров этой… биологической формации, состоявшей из сотен тысяч слившихся воедино Ч-конструктов…

Не успел генерал опомниться, как существо схватило и всосало в себя с десяток злополучных членов их экспедиции. Сабри схватился за саблю, но его страшные удары не произвели на тварь никакого впечатления, как и залпы лучевых винтовок. Ему сделалось кристально понятным, что это конец, но тут заработали сирены, возвещая наступление часа Сопричастности, и тварь утекла под землю — поклоняться своим ушедшим богам.

— Наше спасение, конечно, было истинным чудом. Потому что для уничтожения этой биомассы нам бы понадобились, как минимум, с десяток нейтронных бомб, которых у нас не было. Я даже не стал препираться с этими кретинами, когда они восславили Отца. Кто знает… возможно, эта тварь действительно испытывала интерес к благополучному завершению нашей voyage pour le plaisir².

Кит понял, что этот кошмар был лишь прелюдией к настоящему кошмару, и, увы, не ошибся. Пользуясь временным отсутствием чудовища, выжившие сэйнтисты направились в медицинские лаборатории министерства Фатализма, где в холодильных камерах, наконец, отыскали то, что было им так необходимо.

— И что же это было?

— Штамм вируса Унификации. В аккуратной пробирке. В великолепной целости и сохранности.

Кит все еще не понимал, что это значит. Или не хотел понимать.

— Не хотите ли вы сказать…

Сабри кивнул.

— Да. Именно это я и хочу сказать. Теперь специалисты Сэйнта в поте лица трудятся над тем, чтобы, так сказать, скрестить СДФ и вирус Унификации. Разумеется, это их главная задача. Задача второстепенная, но тоже крайне важная — сделать этот Супер-Дупер-Вирус фантастически, максимально заразным.

Кит был ошеломлен.

— Но… зачем это Сэйнту? Что из этого может получиться? Может ли из этого получиться хоть что-то?

Генерал улыбнулся приятной, мертвой, стылой улыбкой.

— Из этого может получиться любовь, милорд… много, много любви.

— Что?

— Любовь к Отцу Аваддону будет передаваться не проповедями и страстными речами, не листовками и воззваниями, не огнем и мечом, а воздушно-капельным путем. Мгновенное заражение и мгновенное преображение. Вероятно, в силу генетических особенностей к этому вирусу окажутся устойчивыми только наши азиатские знакомые из Синдиката. Правда, к тому времени они будут уничтожены. С вашей помощью, в том числе.

ИНТЕРЛЮДИЯ ГОСПОДИН ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ

1.

Тот непогожий ноябрьский день 498 года Освобождения не предвещал выдающихся событий. Ричард скучал на совещании по текущим вопросам с главами отделов, дожидаясь, пока стукнет четыре пополудни, и он на законных основаниях сможет угощать себя коктейлями. Кит сидел рядом, с очень собранным лицом выслушивая отчеты служащих и делая пометки в блокноте. Пару недель тому назад сиятельный папаша заперся в винном погребе, предварительно официально назначив своего девятнадцатилетнего сына первым вице-президентом Корпорации, временно исполняющим обязанности Президента. Ричарда же в связи с этим понизили до второго вице-президента, по какому поводу Кит нервно поинтересовался, не обиделся ли дорогой друг детства и юности

— Нет.

— Ты уверен?

— Ну, в конце концов, на этом здании написано твое имя, не мое.

— Теперь это звучит так, словно ты на самом деле обиделся.

— Не мели чепухи. Какое это имеет значение?! Просто забудь об этом, ладно.

Но Кит, конечно, ничего не забыл, и даже две недели спустя, даже на совещании умудрялся коситься в сторону Ричарда — то ли вопросительно, то ли подозрительно, Бог его знает. Наконец, это заметил и старик Мерфи, который ассистировал двум соплякам, но на деле ждал, когда они сядут в лужу, чтобы он мог их всласть отчитать.

— Знаете, Кристофер, — сказал он, когда совещание закончилось, — лорд Торнтон в действительно совершенно нечестолюбив. И это нехорошо. Откровенно говоря, я считаю, он был бы лучшим главой Корпорации, чем вы.

— Правда? Почему?

— Потому что вы из-за вашего нездорового перфекционизма сходите с ума из-за любой безделицы, тогда как лорду Торнтону искренне плевать.

Ричард не был уверен, что это характеризует его с лучшей стороны. Было ли ему правда искренне плевать? Но он не успел как следует предаться размышлениям на эту тему, когда к ним заглянул начальник службы безопасности Корпорации.

— Прошу прощения за вторжение, князь светлейший, — проговорил он на уни-глаголице, адресуясь к Киту, — как самочувствие их милости? Он еще не поправился?

Кит поглядел в сторону, представив отцовское лицо, как бы плавающее в черных безднах винного погреба наподобие белой, мертвой луны.

— Нет.

— Видите, я же объяснял, их милость сейчас недоступен, — сказал начальник службы безопасности, обернувшись через плечо к кому-то в коридоре.

— Как так — недоступен, — отозвался плаксивый, задыхающийся голос. — Что значит — недоступен? У нас чрезвычайная ситуация!

Ричард привстал и углядел обладателя плаксивого голоса — солидного господина лет пятидесяти пяти в очках и лабораторном халате, наброшенном поверх темно-серого делового костюма. Кит тоже привстал и посмотрел в ту сторону.

— Знаешь, кто это? — прошептал он, наклоняясь к Торнтону.

— Нет.

— Директор Объекта.

Ах, да. Объектом называли подземный испытательный комплекс Корпорации, настолько секретный, что его называли Объектом даже в официальных документах — чтобы запутать шпионов и потенциальных противников. Ричард, например, уже слегка запутался.

— И зачем он явился, да еще в разгар рабочего дня?

— Не знаю.

— Пусть зайдет, послушаем, — предложил старик Мерфи, лязгнув челюстями.

Директор зашел. Судя по его смятенному лицу, он был в панике. Его мутный взор рывками и зигзагами переместился к Киту.

— Кристофер. Это вы?

— Господин директор.

— Вы меня помните?

Еще бы Кит его не помнил. Невзирая на респектабельный облик, директор был знатным пыточных дел мастером, путем неимоверных моральных и физических страданий превращающий зеленых новобранцев в матерых воинов Корпорации. Он же принимал участие в разработке информационных матриц для военных клонов. Потом его привлекли в Программу, где он в полной в мере реализовал свои садистские наклонности, делая из маленьких детей машины смерти. Кит участвовал в Программе, когда ему стукнуло четырнадцать, и не на протяжении долгих лет, как Дэнни, а всего три месяца, но от воспоминаний до сих пор трясло и передергивало, несмотря на то, что большинство из них были навеки стерты амнезиаками.

— Еще бы я вас не помнил. Всех вас. Не помогли даже амнезиаки. Ладно. Что стряслось.

— Ваш брат…

Кит моментально похолодел.

— Дэнни? Что с ним? Что вы с ним сотворили? Он мертв?

— Нет. Дело в другом. Послушайте.

Директор, слегка запинаясь, поведал им, что сегодня, в 10.00 Дэниэла в рамках стандартного расписания тренировок доставили на Объект для прохождения очередного сеанса Дабл-Ви симуляции. В 10.25 его поместили в Дабл-Ви капсулу и запустили сценарий.

— Что за сценарий, — спросил начальник службы безопасности, с легкими щелчками сворачивая и разворачивая электрокнут.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

91 м

2

Увеселительная поездка (фр.)