Сумма музыки

А. С. Клюев, 2021

Работа объединяет три книги: «Музыка и жизнь: о месте музыкального искусства в развивающемся мире», «Онтология музыки» и «Музыка: путь к Абсолюту», в целом воплощающие авторскую концепцию бытия музыки. Добавлено Приложение, в котором представлены выдержки из трудов о музыке выдающихся философов, музыковедов, композиторов XX – начала XXI века. Издание адресовано всем интересующимся мыслью о музыке.

Музыка и жизнь. О месте музыкального искусства в развивающемся мире

Предисловие

Книга «Музыка и жизнь…» рождалась достаточно долго. Начнём с того, что импульсом к её написанию явилось конкретное переживание автора — можно даже указать точную дату, когда оно имело место: 31 мая 1972 года, — в бытность его ещё студентом фортепианного отделения Музыкального училища при Ленинградской консерватории (ныне — Санкт-Петербургского музыкального колледжа имени Н.А. Римского-Корсакова). Вот как это было.

Шёл экзамен по специальности. Автор этой книги исполнял подготовленные им для экзаменационного выступления музыкальные произведения. Всё шло замечательно. Настроение у автора было превосходным. И вот, в момент исполнения им бетховенской фортепианной сонаты ор. 31 № 1 (№ 16), он вдруг как-то по-новому — исключительно ярко и отчётливо — ощутил то, что можно было бы назвать «таинственным дыханием музыки». Практически сразу после выступления это состояние вылилось у него в желание понять, осмыслить таинственную суть музыки. Это желание, однажды возникшее, не покидало его в дальнейшем: и когда он оставался студентом Музыкального училища, и когда он был уже студентом консерватории (как пианист и историк музыки), и даже позже, когда он стал преподавать в различных вузах. Плодом его размышлений о музыке и стала эта небольшая книга.

Надо отметить, в работе речь идёт о музыкальном искусстве в самом широком смысле, то есть разговор ведётся о наиболее общих основаниях существования музыки в мире, жизни^[1].

Глава 1

Что такое музыка?

Вопрос о том, что такое музыка, на первый взгляд кажется настолько простым, что не требует специального рассмотрения. Большинство читателей, если попросить их ответить на него, наверное, ответят следующим образом: «Музыка — то, что является результатом творчества композиторов и исполнителей, то, что мы слышим на концертах, по радио и телевидению, когда прослушиваем магнитофонные записи, компакт-диски и т. п.». Всё это так и, однако, не совсем так.

Действительно, музыка^[2] — то, что мы слышим на концертах, по радио, телевидению или прослушивая записи. Но можно ли, сказав так, исчерпывающе ответить на поставленный вопрос? Вероятно, нет. Не считая того, что часто на концертных эстрадах, в трансляциях по радио и телевидению звучит то, что в полном смысле этого слова не является музыкой (имеется в виду качество музыкальной продукции, о котором подробнее речь пойдёт ниже), музыкальное искусство настолько сложное явление в мире, что вопрос о том, что оно собой представляет, требует более серьёзного и углублённого ответа. В самом деле, задумаемся над сложностью музыкального искусства в мире.

Показателем сложности музыки, которую называют «искусством звуков», так как её «строительным материалом» оказываются звуки, прежде всего является наличие в ней законов, предопределяющих структуру, то есть организацию элементов музыкальных произведений: музыкальных интервалов, мотивов, фраз.

Композитор, желая создать действительно музыкальные (то есть художественно значимые) произведения, обязательно должен руководствоваться требованиями организации элементов музыкальных произведений, при этом очевидно, что автор музыкальных сочинений должен превосходно владеть самими этими элементами, знать особенности их проявления. (Разумеется, создание музыкальных произведений в соответствии с законами организации элементов музыкальных творений отнюдь не исключает возможности обладания этих произведений самобытностью, неповторимостью; подробнее речь об этом пойдёт в дальнейшем.)

Безусловно, уже сказанного было бы достаточно для того, чтобы показать непростую природу музыки. Вместе с тем необходимо подчеркнуть следующее: структура — организация элементов — музыкальных произведений осуществляется по общим законам структурирования звуковых явлений в природе вообще: например, звуковых излучений^[3] биологических организмов — насекомых, млекопитающих, птиц. Хотя, естественно, звучание биологических существ нельзя назвать музыкой, то, что организация биологических звуковых явлений соответствует «законам структуры» музыкальных сочинений, позволяет рассматривать его если и не как музыку, то как предмузыку, и на этом основании входящим в состав музыкального искусства^[4]. В свою очередь, то, что музыка включает в себя предмузыку, предопределяющую более широкий спектр связей музыки с действительностью, вне всякого сомнения, дополнительно усложняет музыкальное искусство.

Указанным общим законам организации звуковых явлений подчинено и звучание физических объектов — не только то, которое не улавливается нами без специального акустического прибора, но и то, которое доступно человеческому слуху: скрип, скрежет, свист. Это звучание, следуя логике вышеприведённых рассуждений, можно считать уже предпредмузыкой и, так же как и биологическое звучание — предмузыку, входящим в музыкальное искусство^[5]. Вхождение в музыку, наряду с предмузыкой, предпредмузыки, ещё более расширяющей спектр контактов музыки с миром, бесспорно, с новой силой усложняет последнюю.

Наличие трёх уровней (слоёв и т. д.) звучания музыки (собственно музыки, предмузыки и предпредмузыки) интересно подтверждают рассуждения известного венгерского учёного Петера Сёке, изложенные им в его книге «Происхождение музыки и три её мира: физический, биологический и человеческий»^[6].

В этой работе автор, занимающийся необычной наукой — орнитомузыковедением, то есть наукой, изучающей «музыку» птиц, приходит к неожиданным выводам.

П. Сёке утверждает, что если прослушать в замедленном темпе — в 2, 4, 8,16,32 и более раз — пение птиц, голоса зверей, а также звуки, издаваемые предметами — скрипы, шумы и т. д. (учёный называет свой метод «микроскопией звука»), то мы услышим, правда не всегда, в связи с этим Сёке говорит о «музыкальности» явлений природы, звучания, по структуре своей (то есть организации) соответствующие человеческой музыке. Но послушаем самого Сёке: «Если записать голоса разных птиц в природных условиях (или в специальных) с учётом всех необходимых акустических требований, а затем объединить два магнитофона и замедлять записи в 2, 4, 8 и так далее до 64 раз, можно услышать неожиданные звуки. Одни из них подобны рёву, другие визгу, вою, но немало записей в таком замедленном исполнении напоминают звуки знакомых нам с детства любимых народных инструментов и народные мелодии. Музыкант легко обнаружит в этих звуках музыкальные интервалы и музыкальную структуру»^[7]. И далее: «Хотя “птичья музыка”, конечно, не искусство, а средство акустической коммуникации, это явление крайне интересно с точки зрения биологической и музыковедческой»^[8]. Наиболее «музыкальными» Сёке считает птиц из отряда воробьиных. Самая же «музыкальная» птица в мире, полагает учёный, — живущий в Северной Америке пёстрый дрозд.

А вот рассказ П. Сёке об открытии им «музыки» в собачьем лае и скрипе телеги, которые он предварительно записал на магнитофонную плёнку: «Когда на следующий день я стал прослушивать в лаборатории собачий лай — сначала так, как я его слышал, без замедления, потом с замедлением в 32 раза, на несколько октав ниже, я с удивлением обнаружил, что никакой какофонии на плёнке не было, собачий лай исчез, а тот скрип, который нестерпимо резал ухо, в этом замедленном воспроизведении превратился в долгие, чистые, мелодичные звуки, гармонические трезвучия, с чёткими музыкальными интервалами. Звук, растянутый во времени, позволил увидеть его музыкальную структуру»^[9].

Таким образом, обнаруживаемые в музыке три звуковых уровня, назовём их в таком порядке: предпредмузыка, предмузыка и собственно музыка, соответственно связаны с физической, биологической и человеческой (социальной) реальностью. Но что представляют собой эти, перечисленные в вышеприведённой последовательности, типы реальности? А представляют они собой этапы мирового эволюционного процесса или, иначе говоря, эволюции Вселенной. Вот как пишет об этом Е.П. Левитан: «Подход к объяснению наблюдаемого единства человека и Вселенной основан на представлении о том, что мы живём в эволюционирующей Вселенной. Да, говорят учёные… в иной Вселенной разумная жизнь (в привычной для нас форме) возникнуть бы не могла. Появление жизни и разума в нашей Вселенной стало возможным на определённом этапе эволюции Вселенной»^[10].

Поскольку высшим этапом эволюции оказывается человеческий (социальный) уровень действительности, музыку (в единстве трёх уровней её звучания) необходимо понимать как звуковое отражение человека^[11]. Причём в силу того, что человек, будучи вершиной эволюции, заключает в себе все уровни, этапы эволюционного нарастания (как бы предстаёт в качестве «свёрнутой» эволюции), музыкальное искусство надлежит трактовать как отражение — в указанном выше смысле — не только человека, но и мира (Вселенной) в целом. Учитывая же то, что мир в единстве его уровней — в единстве проявлений — есть живое, жизнь^[12], можно в конечном счёте следующим образом определить, что такое музыка. Музыка есть звуковое отражение человека — мира/жизни.

Собственно, так всегда и понималась музыка в истории развития человечества, правда, на отдельных этапах этого развития доминировало представление о ней как, прежде всего, о соответствующем отражении человека и только потом — мира, жизни, на других этапах, наоборот, — мира, жизни и лишь потом — человека. Проиллюстрируем сказанное.

В эпоху древних государств: Египта, Ассирии, Индии, Китая, Греции, музыка главным образом понималась в качестве звукового отражения мира, жизни (и уже затем — человека)^[13]. Это проявилось в двух, существовавших в данное время, истолкованиях музыкального искусства, как: 1) образа (подобия и т. п.) божественного по своему происхождению космоса и 2) непосредственной причины, источника возникновения Вселенной.

Что касается первого истолкования музыки, то в рамках его не только отдельные музыкальные произведения, музыкальные инструменты, но даже отдельные звуки ладов, лежащие в основе музыкальных сочинений, чётко соотносились с космическими явлениями: естественно-природными, общественными. К примеру, древнеиндийские раги были сезонными, то есть исполняемыми в определённое время года (весенние, летние и т. п.), суточными, звучащими в то или иное время суток (утренние, дневные и пр.). Отдельные же звуки, как правило 7-ступенного лада par, соотносились с явлениями социального порядка: главный звук назывался «правитель», второй по значению звук — «министр», группа подчинённых звуков — «помощники» и, наконец, диссонирующий звук — «враг». Подобная картина представлена и в древнекитайской музыке, где 5 звуков лежащего в основе древнекитайских музыкальных сочинений так называемого пентатонического лада означали явления природы: 1-й звук — гром, 2-й — шум ветра в ветвях, 3-й — потрескивание дров в огне, 4-й и 5-й — журчание ручья; общественные явления: 1-й звук — правителя, 2-й — чиновников, 3-й — народ, 4-й — деяния, 5-й — объекты.

Если говорить о втором истолковании музыкального искусства, кстати, по всей видимости, более раннем по сравнению с предыдущим, то показательны, например, суждения о музыке ассирийцев — как о силе, способствующей победе света Луны над «драконом тьмы», индийцев — как о деятельности Божества (Брахмана, в некоторых случаях — Атмана) по созданию всего сущего и др. Однако наиболее полное выражение эта точка зрения находит в Древней Греции в учении Пифагора и его последователей — пифагорейцев — о «гармонии сфер». Согласно этому учению, существует космическая музыка — «гармония сфер», вызванная движением планет вокруг Земли, математически строгим законам которой подчиняется Вселенная. Вот как говорят позднейшие пифагорейцы об этом, созданном их предшественниками, учении: «От кругового движения светил возникает гармонический звук… мы не слышим этого звука… причиной этого является то, что тотчас по рождении имеется этот звук, так что он вовсе не различается от противоположной ему тишины. Ибо различие звука и тишины относительно и зависит от отношения их друг к другу. Таким образом, подобно тому как медникам, вследствие привычки, кажется, что нет никакого различия между тишиной и стуком при работе их, так и со всеми людьми бывает то же самое при восприятии гармонии сфер»^[14].

В период европейского Средневековья музыка, так же как и в эпоху древних государств, прежде всего понималась как отражение мира, жизни и только после этого — человека, причём вследствие религиозного деления мира на две сферы: высшую — божественную и низшую — земную, понимание музыки как отражения мира, жизни было связано с истолкованием музыкального искусства как отражения божественного и земного проявления жизни.

Божественную жизнь (Бога, ангелов) преимущественно воплощала открытая ещё Пифагором математически строгая космическая музыка, или «гармония сфер», которую, по словам одного из отцов церкви — Григория Нисского, творит «пёстрое смешение вещей в мировом целом, повинуясь некоему стройному и нерушимому ладу и согласуясь само с собой через соподчинение частей»^[15].

Земную жизнь отражала музыка, связанная с существованием человека, выступавшая в двух видах. Музыка первого вида — сознательно созданная человеком: вокальная и инструментальная. Что интересно, она считалась взаимосвязанной со звучанием всевозможных биологических организмов, населяющих земной мир. Например, учёный монах Беда, по прозванию Достопочтенный, писал: «Ведь говорят, что Давид освободил царя Саула от злого духа искусством мелодий (исполняя их на музыкальном инструменте под названием псалтериум. — Л.К.). Также и животные — ползающие, обитающие в воде, летающие — услаждают себя собственной музыкой»^[16]. Примечательно и вопрошание в одном из своих сочинений крупнейшего мыслителя этого времени Августина (Августин под видом Наставника вопрошает Ученика): «Скажи мне… прошу тебя: разве не кажутся тебе подобными… соловью все те, кто хорошо [поют] по чутью?..»^[17].

Музыка второго вида — бессознательно созданная человеком, так называемая «человеческая», источником которой, как полагалось, является сочетание различных частей человеческого организма.

Важно отметить, что такое общее для эпохи понимание музыки всё-таки представлено по-разному у различных мыслителей, теоретиков рассматриваемого исторического периода. Так, у одного из авторитетнейших из них — Боэция — оно выступает в учении о трёх формах музыки: мировой, проявляющейся в «гармонии сфер», взаимодействии природных элементов и связи времён года, человеческой, происходящей из сочетания элементов человеческого организма, и инструментальной, написанной человеком и исполняемой на определённых музыкальных инструментах^[18]. У другого — Регино из Прюма — в идее о существовании музыки естественной, включающей в себя «гармонию сфер», звучание живых (биологических) существ и человеческое пение, и искусственной, исполняемой на уже изобретённых человеком (то есть искусственных) музыкальных инструментах.

В эпоху Возрождения музыка осознавалась прежде всего как отражение человека, причём — человеческой индивидуальности, и как следствие этого — отражение мира, жизни. Такая трактовка музыки была обусловлена господствующим в это время представлением об особом статусе человеческой индивидуальности, рассматривавшейся в качестве своеобразного вместилища мира, то есть явления, заключавшего в себе всё богатство мирового бытия. Как подчёркивает А.Ф. Лосев, возрожденческая культура «базировалась на стихийном самоутверждении человеческой [индивидуальности]… Жизнь и мир существовали в пространстве. Надо было побороть это пространство и творчески подчинить его себе»^[19]. И затем: «Стихийный человеческий субъект, восторжествовавший в период Ренессанса и бывший в конце концов вполне земным субъектом (хотя сам за собою он это часто отвергал), нашёл… очень выгодный для себя принцип, позволявший ему быть и чем-то земным, каким-то вполне самостоятельным стихийным самоутверждением и жизнеутверждением и в то же самое время разрешавший и даже оформлявший для него любое космическое стремление и любую жажду охватить мир в целом»^[20]. По существу, такое понимание человека сводилось к представлению о нём как о микрокосмосе по отношению к миру — космосу. Кстати, именно такое представление, например, принадлежит виднейшему итальянскому теоретику музыки эпохи Возрождения — Джозеффо Царлино. «Бог, — пишет Царлино, — создал человека по подобию мира большего, именуемого греками космос… в отличие от того названного mikrokosmos»^[21]. Очевидно, указанное представление о человеке говорит о том, что последний в это время рассматривался в основном как телесно-пластическое существо. Иными словами, когда отмечали, что музыка есть отражение человека — человеческой индивидуальности (мира, жизни), человек понимался как телесно-пластическое явление^[22].

Подчеркнём, что обнаруженное понимание смысла и назначения музыки совмещалось в представлениях учёных эпохи Возрождения, как и учёных европейского Средневековья, когда имелась в виду вокальная и инструментальная музыка, с утверждением близости музыки звучаниям, существующим в природе, в частности — биологической. Например, свидетельством сближения музыки со звучаниями биологической природы являются слова Адама из Фульда: «Обычная вокальная музыка — это воспроизведение голоса, лишённое принципов, с помощью которых можно было бы ею управлять, это простонародное пение, которое можно связать с природным инстинктом не только у людей, но и у неразумных существ»^[23]. Наиболее же ярко связь музыки со звучаниями природы (причём не только биологической, но и физической) утверждается уже упоминавшимся выше Джозеффо Царлино. Как полагает Царлино, всё в природе «полно музыкальных звучаний. Во-первых, в море есть сирены, которые (если верить писателям) действуют на слух мореходов так, что они, побеждённые их гармонией и пленённые их звуками, теряют то, что дороже всего всем живущим. А на земле и в воздухе одинаково поют птички, которые своими звуками веселят и укрепляют не только души, утомлённые и полные докучливых мыслей, но также и тело, потому что часто путник, утомлённый долгим путешествием, укрепляет душу, даёт отдых телу, забывает минувшую усталость, слушая сладкую гармонию лесного пения стольких птичек, что невозможно их пересчитать. Ручьи и источники, тоже созданные природой, доставляют обычно приятное удовольствие тем, кто окажется вблизи них, и часто как бы приглашают для восстановления сил сопровождать его простое пение своими шумными звуками»^[24].

В XVII–XVIII веках музыка вновь рассматривалась преимущественно как отражение мира, жизни (а отсюда — и человека), при этом в характерной, специфической форме: в качестве отражения природы (истолковываемой как вся имеющаяся в наличии действительность, включающая в себя и человека). О подобном понимании музыки свидетельствуют, например, слова известного немецкого теоретика музыкального искусства этого времени Иоганна Маттесона: «Искусство звуков черпает из бездонного кладезя природы»^[25].

Понимание музыки в указанное время как отражения природы, или, как чаще говорили, подражания природе, было представлено тремя подходами. Первый из них заключался в интерпретации музыки как подражания различным явлениям, прежде всего звуковым, биологической и физической природы. В связи с этим показательно суждение английского философа Джеймса Хэрриса. «В неодушевлённой (физической. — А.К.) природе, — пишет Хэррис, — музыка может подражать плавному движению, журчанию, шуму и рёву, а также всем другим звукам, которые издаёт вода в фонтанах, водопадах, реках, морях и пр. То же относится к грому и ветру, который может быть слабым и ураганным со всеми промежуточными градациями. В животном мире музыка может подражать голосам отдельных животных, в первую очередь — пению птиц»^[26].

Второй подход, при этом исторически предшествовавший первому, являл собой истолкование музыкального искусства как подражания различным аффектам^[27]. Так, авторитетный французский учёный Марен Мерсенн писал: «Важно, чтобы мы выражали не только наши мысли и чувства, весьма существенно выражать страсти других людей… Вот почему музыка — подражательное искусство в такой же мере, как поэзия и живопись»^[28].

Наконец, третий подход сводился к трактовке музыки как подражания интонациям человеческой речи. Наиболее отчётливо этот подход утверждался в работах выдающегося французского философа, писателя, теоретика искусства и композитора Жан-Жака Руссо (на которого в этом смысле повлиял другой французский философ, учёный — его современник Жан Д’Аламбер^[29]). Руссо подчёркивает: «Музыка (мелодия — А.К.)… подражая различным [звучаниям] говорящего голоса, одушевлённого чувствами… приобретает власть над нашими сердцами»^[30].

Первая половина XIX века — опять переориентация в понимании музыки. Музыка, как и в эпоху Возрождения, вновь осознаётся главным образом в качестве отражения человека, человеческой индивидуальности (и, вследствие этого, — мира, жизни), однако, в отличие от аналогичной ситуации в эпоху Ренессанса, не как телесно-пластического существа, а душевного (духовного). (Между прочим, воззрение на музыку, распространённое в первой половине XIX века, заявляет о себе уже в отмеченных нами ранее втором и особенно третьем подходах к интерпретации музыки в XVII–XVIII веках.) Обратимся к популярным для того времени высказываниям о музыке.

Например, один из ярчайших представителей философской и художественно-критической мысли указанного времени немецкий автор В.-Г. Вакенродер замечает: «Музыку я считаю самым чудесным из… изобретений… ибо она показывает все движения нашей души в невещественном виде..»^[31]. А вот суждение его соотечественника — философа и поэта Новалиса (Фридриха фон Гарденберга): «Слова и звуки суть подлинные образы и отпечатки души. Искусство дешифровки. Душа состоит из чистых гласных и из закрытых»^[32].

О том же, что подобный взгляд на музыку, в конце концов, сводился к пониманию её как отражения мира, жизни, свидетельствует то, что душа (дух) человека выступала (выступал) как мировое начало: представление об однородности человека и мира, существовавшее в первой половине XIX века, было близко тому, которое имело место в эпоху Возрождения, только если тогда эта однородность усматривалась в их пластической очерченности, сейчас — в душевно-духовной сущности. Показательны в связи с этим рассуждения немецкого философа К.В.Ф. Зольгера: «В звучании (Laut) выражается вообще всеобщая душа, нераздельное понятие бытия существующих вещей. Как линия составляет первое измерение материальной природы, так звучание — первое измерение духовной». При этом «наше чувство растворяется… в цельности живой идеи», а сознание — «в восприятии вечного»^[33].

Надо заметить, что нередко в это время музыка непосредственно понималась как отражение жизни. Это подтверждают высказывания немецких философов — И.В. Риттера: «Вся музыка как сама жизнь — по крайней мере, образ жизненного»^[34], К.К.Ф. Краузе: «Музыка — звукожизнь»^[35] и др.

Во второй половине XIX века музыка продолжала осмысляться как отражение человека (и на этой основе — мира, жизни), но теперь под человеком подразумевали определённую группу людей, а точнее — нацию (народ). О том, что понимание музыки в это время как отражения человека — нации — означало одновременно и понимание её как отражения мира, свидетельствует тот факт, что само национальное бытие в эту эпоху, в силу возведения его в ранг общедуховного, возвышалось до уровня мирового явления. И если в первой половине XIX века законодателем существовавшей точки зрения на музыкальное искусство главным образом была Германия, во второй половине XIX века — Россия, в которой имевшаяся позиция по отношению к музыке была прежде всего связана с теоретическими положениями видного отечественного мыслителя и теоретика искусства этого времени В.Г Белинского.

Как отмечает Ю.А. Кремлёв, «известно, что идея национального как общедуховного, а не только (или не столько) подражательно-этнографического, принадлежит Белинскому. Применение этой идеи находим у Одоевского, Мельгунова, а позднее у Лароша, Чайковского и других»^[36].

В России мысль об отражении в музыке национального существования (и отсюда — жизни) утверждалась на примерах творчества композиторов, принадлежавших к различным национальным культурам: польской — Ф. Шопена, немецкой — Л. ван Бетховена, норвежской — Э. Грига, особенно же русской, и в первую очередь на примере творческой деятельности родоначальника русской композиторской школы — М.И. Глинки.

Творчество Глинки привлекалось в двух значениях. Во-первых, как ярчайшее отражение народной, национальной природы. Характерно, в частности, суждение о заключительном хоре «Славься» из оперы Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин») А.Н. Серова: «Великолепный хор эпилога “Славься, славься, Святая Русь”, — пишет Серов, — одно из высших бессмертных созданий Глинки и вместе одно из полнейших выражений русской народности в музыке. В этом, очень простом сочетании звуков… вся Москва, вся Русь времён Минина и Пожарского!»^[37].

Во-вторых, как своеобразный эталон отражения русской народности в музыке, на который должны равняться, но который должны и качественно превосходить в процессе своей художественно-творческой деятельности русские композиторы, творившие после Глинки. В связи с этим, например, обращает на себя внимание сравнение оперы Мусоргского «Борис Годунов» с оперой Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин») В.В. Стасова (причём, на наш взгляд, даже с некоторым незаслуженным принижением глинкинского шедевра). В.В. Стасов говорит: «Сцены и личности в “Борисе Годунове” без сравнения “историчнее” и реальнее всех личностей в “Жизни за царя”: эти её переполнены идеальностями и состоят иногда из общих контуров. Опера “Борис Годунов” есть вообще необычайно крупный шаг оперного дела вперёд. Каждая личность в “Борисе” полна такой жизненной… правды, какая прежде не бывала никогда воплощаема в операх»^[38].

В XX — начале XXI века доминирует уже имевшее место в истории культуры представление о музыке как отражении мира, жизни (и как следствие — человека), однако проявляющееся в новых аспектах. Во-первых, в возникновении наук о музыке, с сохранением музыковедения, основанных на соединении музыковедения с различными научными дисциплинами, в целом представляющими науки о жизни: этнография — этномузыковедение^[39], антропология — антропология музыки, социология — социология музыки, психология — музыкальная психология, эстетика — музыкальная эстетика, археология — музыкальная археология, биология — биомузыковедение, в частности упомянутое выше орнитомузыковедение, физика — музыкальная акустика и т. д.^[40] Во-вторых, в существовании в рамках музыковедения и этих образовавшихся наук о музыке установок на музыкальное искусство, свидетельствующих о понимании его как отражения жизни.

Если соединение музыковедения с науками о жизни говорит само за себя, приведём некоторые примеры утверждения музыки как жизнеотражения, содержащиеся в ряде только что указанных наук о музыкальном искусстве.

Так, в самом музыковедении отмеченное утверждение оригинально раскрывается в работах В.В. Медушевского. В одной из них автор говорит следующее: «Звук — часть космоса, природы, уплотнение её математических и физических законов, единство дискретного и континуального… в нём запрограммировано единство двух механизмов восприятия — интонационного и аналитического (которое, в свою очередь, есть отражение фундаментальных свойств мира)… Словом, музыкальный звук — это Всё, отразившееся в прозрачной капле музыки. Углубляясь до бесконечности в звук, мы обнаруживаем в нём космос, социум, культуру, человека»^[41].

Эта позиция заявляется учёным также в другой его работе, в которой он отмечает: «В великой музыке всегда ощущается некая космичность, целомудренность, мудрость целостности — даже в произведениях, кажущихся чисто лирическими (например, в музыке непостижимо чистой нежности fis-шоП’ного адажио концерта A-dur Моцарта). Не следует усматривать в высочайшей вознесённости над обыденностью, в своеобразной надмирности высокой музыки отлёт от жизни, игнорирование актуальных социальных проблем… Ибо космизм есть последняя глубина музыки, откуда истекает её цельность и чистота, ибо этот вселенский океан художественной целомудренности предохраняет и самого человека от превращения в функционера, ибо поверхность распадается без глубины и вырождается в цинизм»^[42]. Близкой точки зрения придерживаются и другие музыковеды: Ю.Н. Холопов, Е.В. Назайкинский, а также зарубежные, в частности немецкие, исследователи^[43].

В этномузыковедении об отражении мира, жизни в музыке (на примере отражения жизни народа, то есть развивая представление о музыке, сложившееся у отечественных мыслителей второй половины XIX века) свидетельствуют многие высказывания И.И. Земцовского. Например, в одной из своих статей учёный указывает на то, что фольклор, понимаемый им как область народного искусства, состоящая из различных взаимосвязанных компонентов — видов искусства: музыки, литературы, хореографии и т. д., и представляющая собой отражение жизни народа, может и должен изучаться фольклористами определённой специализации, в частности музыковедческой, при условии рассмотрения ими музыки не только в узкомузыковедческом ключе, но и в неразрывном её соединении со всеми остальными компонентами фольклора. В таком указании, хотя и косвенно, но вполне определённо, присутствует мысль о том, что музыка в фольклоре (как и другие его компоненты: литература, хореография и пр.) является моделью, квинтэссенцией фольклора, а значит, — отражением народной жизни. «Ведь, в самом деле: мы хотим, например, не только проанализировать музыкальную систему и мышление народа, — пишет Земцовский, — но и понять его художественно целостное восприятие действительности, эстетическую систему и её эволюцию, хотим осмыслить музыкальный язык народа в связи с его этногенезом и историей»^[44]. В своеобразном преломлении об отражении жизни в музыке говорится и в зарубежных этномузы-коведческих работах, особенно заметно — в трудах американских и польских учёных^[45].

Интересно этот вопрос решается в антропологии музыки. Здесь важнейшую роль играют зарубежные исследования, в первую очередь, ввиду близости антропологии музыки этномузыковедению, американские и польские^[46]. В этих исследованиях авторы подчёркивают, что музыка является символическим выражением общественной и культурной жизни и вместе с тем символическим выражением глубочайших оснований природы, жизни вообще. Так, по мнению известного американского специалиста в этой области А.П. Мерриама, «музыке могут быть приписаны даже более широкие символические роли в обществе и культуре (по сравнению с символическим выражением общественного и культурного бытия. — А.К.), роли, в которых музыка, взятая сама по себе, символизирует ценности и даже страсти наиболее специфической, наиболее фундаментальной природы»^[47]. Чтобы не утомлять дальше читателя большим количеством фамилий и цитат, отметим, что подобное отношение к музыке присутствует и в остальных, перечисленных выше, науках о музыкальном искусстве.

Итак, обзор значений музыки, имевших место в историческом становлении культуры (от эпохи древних государств до настоящего времени), убедительно свидетельствует о том, что действительно во все исторические времена музыка понималась как отражение человека — мира/жизни (напомним, в соответствии с данной на с. 18 формулировкой — звуковое отражение человека — мира/ жизни). Однако, говоря о музыке как отражении человека — мира/ жизни, нельзя забывать о том, что музыкальное искусство не однородно и выступает во множестве разнообразных проявлений (выше, когда речь шла о понимании музыки в различные исторические эпохи как отражения человека — мира/жизни, разумеется, имелась в виду музыка во всём разнообразии её проявлений). Рассмотрению богатства и разнообразия музыки в мире будет посвящена вторая глава работы.

Глава 2

Богатство и разнообразие музыки в мире

Будучи звуковым отражением человека — мира/жизни, музыка представлена множеством разнообразных проявлений, которые связаны, во-первых, с делением музыки на народную, профессиональную и народно-профессиональную^[48], в свою очередь подразделяющиеся на вокальную и инструментальную, существующие в рамках отдельных музыкальных направлений, течений, жанров и стилей; во-вторых, с пребыванием народной, профессиональной и народно-профессиональной музыки — вокальной и инструментальной — не только в рамках отдельных, то есть «чистых» направлений, течений и т. д., но и смешанных, возникновение которых обусловлено историческим развитием (эволюцией) музыки. Для того чтобы удобнее и проще было охватить необыкновенно пёструю, разноликую картину существующего в наши дни музыкального искусства, необходимо организовать все имеющиеся сегодня музыкальные явления с точки зрения исторического развития музыки. Что касается такого развития, то, по всей видимости, своё начало оно берёт в народной музыке^[49]. Таким образом, разговор о многообразии музыки в современном мире мы начнём с народного музыкального искусства. Прежде всего уточним, в чём сущность, принципиальная особенность народной музыки?

Эта особенность заключается в следующем. Народная музыка, или, что уже явствует из самого словосочетания, музыка народа, существующая в народе и передающаяся им из поколения в поколение, будучи составной частью фольклора, прочно связана с бытовой, обыденной жизнью людей (трудом, отправлением различного рода обрядов и ритуалов, свободным времяпрепровождением и т. д.). Глубочайшим образом укоренённая в обыденной житейской стихии, народная музыка иногда даже вызывает у её исследователей отношение к себе как… неискусству. Показательно в связи с этим суждение известного специалиста в области фольклора В.Е. Гусева. «Фольклор (а значит, и народная музыка. — А.Кд), — пишет автор, — является одновременно искусством и неискусством; познавательная, эстетическая и бытовая функции составляют в нём одно неразрывное целое, но это единство заключено в образно-художественную форму»^[50].

Отметим далее, что народная музыка имеет пять характерных свойств, обеспечивающих сохранение её в народе. Первое и, по всей видимости, наиболее значимое из них — её устный, то есть нефиксированный в звуковысотном отношении нотами, бесписьменный характер. Почему? Потому что, во-первых, именно свободное от жёсткой фиксации нотами бытие народной музыки обусловливает теснейшую взаимосвязь народного музыкального искусства с также, как известно, не поддающейся нотной фиксации речевой интонационной культурой народа, а через неё — со всей обширнейшей сферой обыденной жизнедеятельности людей; во-вторых, в таком виде народная музыка наиболее органично входит в «кровь и плоть» народа, «живёт» внутри него; в-третьих, существуя таким образом, народная музыка легче и быстрее усваивается различными поколениями населения: действительно, ведь освоение образцов народного музыкального творчества требует от наследующих эти образцы поколений не долгого и кропотливого изучения нотной грамоты, но лишь умения овладеть ими, как говорится, «на слух». Поэтому не будет преувеличением сказать, что фиксация народной музыки нотами (с изобретением фонографа это стало обычным явлением) способна практически уничтожить «живую материю» народного музыкального искусства. На это ещё обращал внимание выдающийся отечественный мыслитель, писатель и музыкальный критик В.Ф. Одоевский. Так, указывая на бытовавшую в допетровское время нефиксированную нотами русскую народную музыку как на истинно национальную (народную) и её вытеснение народной музыкой, записанной нотами, уже, по его мнению, в полном смысле не являющейся народной, Одоевский писал: «Конечно, нельзя не признать существования и второго (то есть зафиксированного нотами. — Л.К.)… движения русской музыки; оно — факт прискорбный, но совершившийся в живом организме общества… Однако мы убеждены, что ещё можно восстановить и развить нашу самобытную народную музыку…»^[51].

Второе свойство народной музыки — вариантность. И это понятно, поскольку народная мелодия, передаваемая от века к веку, не может за время своего существования не подвергнуться какому-либо незначительному варьированию, связанному с изменением жизненного уклада людей, влиянием инородных музыкальных элементов, внутренними процессами развития в самом народном музыкальном искусстве и т. п. Это свойство порождает довольно сложную задачу обнаружения изначального звучания того или иного произведения народного музыкального искусства, так сказать, «празвучания». Вместе с тем необходимо отметить, что на этот счёт уже существуют интересные методики, предложенные некоторыми отечественными музыковедами-фольклористами^[52].

Третьим свойством народной музыки является её коллективность. Иными словами, в соответствии с принятым в специальной литературе «делением» человека на человеческую индивидуальность и человеческий коллектив (см. гл. 1) можно сказать, что творцом народной музыки оказывается человеческий коллектив, в данном случае — народ (причём, прежде всего, это проявляется в исполнительском искусстве, что позволяет считать его ведущим в народном музыкальном творчестве). Поскольку в музыке, как, впрочем, и в искусстве вообще, принципиальное значение имеет вопрос о соотношении человеческой индивидуальности и коллектива, анализ указанного свойства народной музыки требует рассмотрения его в рамках соотношения индивидуального и коллективного в народном музыкальном творчестве.

На проблему соотношения индивидуального и коллективного в народном искусстве, включая музыкальное, практически не меняющегося в историческом плане, долгое время в отечественной литературе по фольклору существовали две точки зрения. Первая, активно заявившая о себе в 20-50-е годы XX столетия, заключалась в том, что в соотношении индивидуальность-коллектив в народном искусстве ведущая роль отводилась индивидуальности. Иллюстрацией такой точки зрения может служить, например, высказывание известного фольклориста Ю.М. Соколова. «Давно поставленная в русской фольклористике проблема… индивидуальности, — отмечает учёный, — в настоящее время считается как будто разрешённой в положительном смысле, и старое романтическое представление о “коллективном” начале в области устного творчества почти отброшено или, во всяком случае, в очень сильной степени ограничено. И это есть солидное достижение русской науки»^[53]. Вторая точка зрения, берущая своё начало ещё в 40-60-е годы XIX века, была противоположной: она сводилась к утверждению того, что в указанном соотношении ведущая роль принадлежит коллективу (народу).

Показательны в связи с этим слова П.Г. Богатырёва, высказавшего мысль о фольклорном произведении как о неиндивидуальном, «существующем независимо от исполнителя, хотя и допускающем деформацию и введение нового творческого и злободневного материала»^[54]. Однако очевидно, что исходя из вышесказанного относительно связи народного искусства с бытовой жизнью общества, народа, ведущая роль в соотношении индивидуальность-коллектив в народном искусстве, безусловно, принадлежит коллективу. Отсюда понятно, что в подобном соотношении и в народной музыке превалирует коллективное начало^[55].

Четвёртым свойством народного музыкального творчества оказывается особая роль в нём традиций, иначе говоря, сохранение определённых устойчивых принципов и норм народной музыки, имеющих непреходящее, общенародное значение (в плане приобщения отдельного человека к жизнеобеспечивающим основам народа, к которому этот человек принадлежит, воспитания его в духе идеалов этого народа).

Наконец, к пятому свойству народной музыки необходимо отнести её импровизационность, другими словами, известную свободу и гибкость существования в рамках традиций.

Что касается направлений (или течений — в данном случае это практически одно и то же) народной музыки, то их можно выделить два: 1) деревенская (сельская) народная музыка и 2) городская народная музыка. Важно иметь в виду, что городское народное музыкальное искусство, вследствие исторически более позднего возникновения городов, по сравнению с появлением деревень, представляет собой следующую за деревенской народной музыкой фазу развития народного музыкального искусства, и потому именно деревенскую народную музыку можно считать базой, фундаментом народного музыкального творчества вообще.

Основными жанрами народной музыки являются: вокальные — кличи, причитания, песни, романсы; инструментальные — наигрыши, импровизации, вариации. Все эти жанры появились не одновременно, но по мере развития народной музыки: перехода её от деревенской к городской. При этом необходимо отметить, что, во-первых, отдельные жанры деревенской народной музыки возникали позже городских (например, некоторые виды деревенских песен — после городского романса), во-вторых, многие жанры народной музыки существовали в рамках и деревенского, и городского народного музыкального искусства (песни, романсы, импровизации, вариации). Таким образом, несмотря на общее движение: деревенская народная музыка — городская народная музыка, обе эти разновидности народного музыкального искусства практически всегда находились в сложной взаимосвязи друг с другом.

Что касается стилей народной музыки, то к важнейшим из них можно отнести следующие: 1) национальный стиль; 2) стиль деревенской или городской народной музыки; 3) стиль жанра; 4) стиль отдельного музыкального произведения. Аналогично жанрам, стили народного музыкального искусства также появились по мере сложного перехода народной музыки от деревенской к городской.

Если говорить о специфических чертах существования народной музыки в наши дни, то надо признать, что, несмотря на саму природу народного музыкального творчества, его как бы не поддающийся изменению «вечный» характер, народное музыкальное искусство сегодня, к сожалению, играет всё менее заметную роль. Прежде всего это нашло выражение в исчезновении деревенской (сельской) народной музыки. Последнее связано с постепенным исчезновением деревенской (сельской) среды^[56]. Как отмечает В.Б. Попонов, «одним из существенных факторов сельской жизни является индустриализация села и превращение сельскохозяйственного труда в разновидность промышленного, в связи с этим изменился и быт. Исчезают многие обычаи, характерные в прошлом: хороводы, посиделки, свадебные обряды»^[57].

Интересные примеры, доказывающие наличие связи между исчезновением деревенской народной музыки и изменением условий жизни народа, ссылаясь при этом на работы отечественных фольклористов, приводит Э.Е. Алексеев. «Известный исследователь казачьих песен А.М. Листопадов, — пишет Алексеев, — констатируя упадок песенного искусства на Дону, справедливо видел причины в изменившихся условиях самой жизни. “Теперь сядет служивый на машину, не успеет оглянуться — и на месте! Когда уж там играть старые протяжные песни! — писал он со слов старого певца. — А ты, бывало, идёшь месяца три, четыре, а то и больше, а сколько песен за это время переиграешь”. Точно так же объясняли забвение бурлацких песен те немногие певцы, которые могли вспомнить, как лет 40–50 назад звучали на наших северных реках многоголосные трудовые припевки. “‘Дубинушка’ — это вместо машины, а когда машина появилась, “‘Дубинушки’ не стало”, — не без горечи объясняли они собирателю»^[58]. В этих условиях народная музыка сохраняется преимущественно только на уровне городского народного творчества (мы имеем в виду основную тенденцию, заметно проявившуюся, в частности, в русской народной музыке). Однако существование народного музыкального искусства лишь на городском уровне (в структуре городской художественной жизни) в отрыве от своих исконных корней, безусловно, не выявляет всего богатства народного музыкального творчества: во-первых, не даёт полного представления о народном музыкальном искусстве, а во-вторых, что связано с первым, не позволяет адекватно воспринимать и оценивать исполняемые музыкальные произведения как подлинно народные.

Положение усугубляется, когда в рамках городской музыкальной культуры исполняется заведомо деревенский репертуар. Тогда возможны и на практике возникают две негативные ситуации. Первая — несоответствие содержания исполняемой музыки среде, в которой она исполняется, то есть текста контексту. В этом смысле показательны слова В. Гаврилина. Необходимо, говорит композитор, «не столько слышать, сколько видеть, кто поёт и как поёт. Вот тут-то секрет музыки и таится. Это не просто объяснить… Пластинки с записями народных исполнителей мало что мне дают, этнографические концерты я просто не люблю. Всё должно быть на своём месте. Фольклор — это так же естественно, как деревья, которые растут там, где они растут. И если хочешь знать, зачем все эти песни существуют, зачем они поются, зачем они нужны людям, надо постоянно общаться с этими людьми — вот тогда можно понять эту музыку, суть её». «Я предпочитаю ездить, смотреть и восхищаться этим искусством на месте»^[59]. Вторая ситуация, которая, на наш взгляд, ещё хуже предыдущей, — сознательное искажение оригинального народного звучания. Весьма примечательна в связи с этим мысль, высказанная Л. Зыкиной. «Бывает, — подчёркивает Зыкина, — что… услышишь выступление певца… относящегося недопустимо небрежно к исполняемым народным произведениям. Вольностям иногда не бывает предела. Песни перекраиваются, меняется ритм, музыкальная интонация, диалект, а в конечном итоге и смысл. А ведь в них каждая нотка, каждое слово веками огранены. Безымянные русские мастера обо всём позаботились. Если исполнитель чутко и бережно отнесётся к тому или иному фольклорному шедевру, ведь ему потом останется лишь слова выговаривать»^[60].

Вместе с тем нельзя не заметить в сфере народного музыкального творчества явлений, свидетельствующих, несмотря ни на что, о жизненной силе, здоровом творческом духе народной музыки (в данном случае — моментов, связанных с активизацией функционирования деревенского музыкального фольклора). Это и развитие в городских условиях: школах, институтах, по месту жительства, самодеятельного музыкального творчества, черпающего вдохновение в оригинальных образцах деревенской народной музыки, и появление специальных отделений, факультетов народной музыки в начальных, средних и высших специальных учебных заведениях, способствующих усиленному изучению деревенской народной музыки, и большая работа, проводимая оркестрами народных инструментов (в частности, оркестрами народных инструментов им. В.В. Андреева, им. Н.П. Осипова и др.) по пропаганде лучших произведений деревенского музыкального искусства. Особенно в связи с этим хотелось бы обратить внимание на деятельность фольклорных творческих коллективов, в первую очередь таких, как ансамбли под руководством Д. Покровского и Н. Бабкиной^[61].

Однако, несмотря на известные положительные моменты существования деревенской народной музыки, всё же необходимо признать, что пока не будет по-настоящему возрождена соответствующая среда (деревенская, сельская), нельзя говорить о функционировании деревенской народной музыки в полной мере. Как отмечает В. Гаврилин, для того чтобы сохранить деревенское народное музыкальное искусство, «нам надо сейчас очень серьёзно подумать о том, как сохранить это искусство в каждой деревне. Чтобы родилось новое, должно остаться старое»^[62].

На определённом этапе развития народной музыки возникает профессиональная музыка (первые её формы, по всей видимости, появляются уже в эпоху древних государств)^[63], с рождением которой в мире музыки начинают существовать одновременно, поддерживая тесные контакты друг с другом, народное и профессиональное музыкальное творчество.

Важнейшей отличительной особенностью профессиональной музыки, в частности отличающей её от народной, является отсутствие непосредственной связи с бытовой, обыденной сферой жизни людей. Это есть искусство, «возвышающееся» над уровнем первично-бытовой, утилитарно-практической жизнедеятельности человека (правда, иногда здесь утилитаризм присутствует, особенно в ранних формах профессиональной музыки, что доказывает преемственную связь профессионального музыкального искусства с народным). Как подчёркивает Г.Л. Головинский, «в отличие от фольклорного, произведение профессионального искусства служит самостоятельному эстетическому переживанию, в этом его главное, а зачастую и единственное, предназначение»^[64].

Указанное отличие профессиональной музыки от народной предопределило наличие у неё пяти принципиально значимых свойств, практически прямо противоположных отмеченным выше пяти свойствам народного музыкального искусства. Первое и, судя по всему, главнейшее из них — её письменный, фиксированный нотами способ существования. Это связано с тем, что именно благодаря записи музыкальных произведений нотами возможно, во-первых, говорить о профессиональной музыке как о «возвышенной», не имеющей отношения к обыденной повседневности (действительно, ведь она записывается нотами — искусственными, условными значками, всецело являющимися плодом работы сознания человека, а значит, «возвышающимися» над уровнем его — человека — первично-необходимой, обыденно-бытовой жизнедеятельности), а во-вторых, обучать, то есть приобщать к профессии, композиторов и исполнителей.

Вторым свойством профессиональной музыки следует считать константность. Созданная в определённое время, в рамках определённой национальной культуры, в процессе творческой деятельности конкретного композитора, она требует при исполнении её в последующие после времени возникновения эпохи точного воспроизведения её первоначального облика. В связи с этим, с одной стороны, заслуживает внимания стремление многих современных музыкантов-исполнителей к предельно приближающемуся к оригинальному звучанию исполнению музыкальных произведений — вплоть до исполнения их на музыкальных инструментах соответствующего времени, так называемой аутентичности. С другой стороны, весьма сомнительно намерение некоторых исполнителей искусственно осовременивать музыкальные сочинения, созданные в предшествующее время (мы имеем в виду в первую очередь создание поверхностных обработок известных произведений прошлого)^[65].

Третье свойство профессиональной музыки — её индивидуально-авторская основа (при этом наиболее полно заявляющая о себе в композиторском творчестве, в силу чего последнее выступает в качестве ведущего в профессиональном музыкальном искусстве). Вследствие того, что в музыкальном искусстве, как подчёркивалось выше, большое значение имеет соотношение индивидуального и коллективного начала, необходимо специально остановиться на вопросе индивидуального характера профессионального музыкального творчества, исходя из соотношения индивидуального и коллективного в профессиональном музыкальном искусстве.

Следует отметить, что, в отличие от народной музыки, в профессиональном музыкальном искусстве соотношение индивидуального и коллективного менялось. Так, по всей видимости, до XV–XVI веков в профессиональной музыке превалировала коллективность, с XV–XVI веков (особенно — с конца XVI века) до начала XX века, главным образом в Европе, — индивидуальность, с XX века — вновь коллективность (в частности, в форме сознательно деиндивидуализируемого композиторами музыкального искусства). Таким образом, в профессиональной музыке, несмотря на изменявшееся соотношение индивидуального и коллективного, существование периода безусловного господства индивидуального над коллективным — с XV–XVI веков по начало XX столетия, прежде всего в Европе, — позволяет считать в ней ведущим именно индивидуальное начало^[66].

Четвёртое свойство профессионального музыкального искусства — значительная роль в нём новаторства, то есть всего того, что обеспечивает постоянное обновление предустановленных принципов и норм профессионального музыкального творчества‘. к последним можно отнести направленность профессиональной музыки на формирование у людей «возвышенных» целей, уверенности в достижении этих целей.

Пятое свойство профессиональной музыки — строгость, то есть, несмотря на присущее ей новаторство, следование определённым предписаниям профессиональной музыкально-творческой деятельности.

Если говорить о направлениях профессиональной музыки, то наиболее значительные из них два: культовая — религиозная^[67] и светская музыка (при этом светская музыка подразделяется, особенно с первой половины XIX века, на лёгкую — развлекательную и серьёзную — академическую).

Основные течения профессиональной музыки — барокко, рококо, классицистское, романтическое, реалистическое, экспрессионистское, импрессионистское, неоклассицистское и неоромантическое.

Что касается жанров профессиональной музыки, то, если говорить о культовой (христианской), ведущими здесь являются: вокальные — гимн, псалом (в католичестве, православии и протестантизме), стихира (в православии), мотет, месса, страсти (в католичестве и протестантизме), литургия (в православии), кантата, оратория (в католичестве и протестантизме); инструментальные — органные: прелюдия, интерлюдия, постлюдия, импровизация (в католичестве и протестантизме).

Основные жанры светской музыки: вокальные — песня, романс, опера (внутри оперы: ария, ариозо, ариетта), кантата, оратория, оперетта, мюзикл; инструментальные — фантазия, вариация, рондо, концерт, соната, симфония, камерная музыка (внутри камерной музыки: соло, дуэт, трио, квартет и т. д.), симфоническая поэма, танцевальная музыка.

Если говорить о стилях профессиональной музыки, то можно назвать следующие: 1) национальный стиль; 2) стиль направления (культовой или светской музыки); 3) стиль течения (барокко, рококо и т. д.); 4) стиль исторической эпохи; 5) стиль жанра; 6) стиль отдельного музыкального произведения; 7) индивидуально-авторский стиль деятельности — композитора или исполнителя (придающий своеобразную окраску шести вышеперечисленным стилям).

Как и в народной музыке, все проявления профессионального музыкального искусства (а они здесь — направления, течения, жанры и стили) возникли не одновременно, но по мере развития профессионального музыкального творчества, тесно взаимодействуя в процессе этого развития.

Особенностью существования профессиональной музыки в настоящее время является постепенная утеря ею своего «возвышенного» характера, превращение из «возвышенного» в обыденно-бытовое, то есть своеобразное народное музыкальное искусство, а иногда и просто — в немузыку (пред — и предпредмузыку), что нашло выражение в упрощении музыкальных композиций, примитивизации музыкально-исполнительских средств.

Действительно, присмотримся к тому, как выглядит современное профессиональное музыкальное творчество, например культовая музыка. Поскольку создание сегодня культовых музыкальных произведений, отвечающих указанному выше «духу времени», осуществляется главным образом в рамках католической и протестантской музыки, а значит, в первую очередь западного культового музыкального искусства, обратимся к примерам из области западной религиозной музыки.

Так, на наш взгляд, показательным является творчество австрийских композиторов: Г. Цендера, М. Копелена, У. Гассера, Г. Циннстага. В частности, произведение У. Гассера «Passion II stationer», для звукового воплощения которого используются… кухонные кастрюли, трещотки и т. п.

Не лучше обстоят дела и в светском музыкальном искусстве. Например, в лёгкой музыке, приблизительно со второй половины XX века получившей общее наименование популярной или просто — поп-музыки^[68], в которой и так, в силу её специфики, должно присутствовать бытовое начало, последнее бывает настолько ярко выраженным, что, по существу, уничтожает в ней, как в профессиональном искусстве, «возвышенное» начало. Иными словами, низводит лёгкую музыку с уровня «возвышенного» до уровня упрощённо-бытового искусства, а зачастую и вообще до уровня немузыкальной (пред — и предпредмузыкальной) звуковой деятельности^[69].

Вместе с тем, безусловно, нельзя сказать о полном кризисе и упадке профессионального музыкального творчества в настоящее время. Так, в культовой музыке с трудом, но всё же сохраняются нормы «высокого» религиозного музыкального искусства. Причём прежде всего в православной музыке, поскольку именно в ней, несмотря на известное развитие этих норм, не наблюдается тех, искажающих устои культового музыкального творчества, инноваций, которые, как отмечалось выше, имеют место в католической и протестантской музыке. В связи с этим заслуживает всяческого поощрения распространение лучших образцов современного православного музыкального искусства и в рамках этого процесса пропаганда классических произведений православной музыки. Что касается последнего, то здесь приобретает огромное значение не только то, что эти произведения звучат ныне в лоне церкви, но и то, что различные музыкальные коллективы — и культовые, и светские — стараются исполнять их в светских концертах, тем самым делая доступными широкому кругу слушателей. Среди таких коллективов в первую очередь необходимо назвать Московский камерный хор (рук. В. Минин) и Певческую капеллу Санкт-Петербурга (рук. В. Чернушенко).

Показателем «живучести» профессиональной музыки в наши дни является и заметная активизация любительского музыкального творчества. Об этой активизации свидетельствуют всё увеличивающееся количество любительских авторских песен, инструментальной музыки, возрождение фестивалей домашнего музицирования и т. п.^[70]

И всё-таки, несмотря на позитивные особенности профессиональной музыки нашего времени, в целом она находится в кризисном состоянии.

На рубеже XIX–XX веков возникает народно-профессиональная музыка: первоначально — джаз, а начиная приблизительно с середины 60-х годов XX столетия, в огромной степени под влиянием джаза, — рок. Причиной возникновения народно-профессиональной музыки явилось взаимодействие народного и профессионального музыкального искусства. Причём в отличие от постоянно имевшего место взаимодействия народного и профессионального музыкального творчества, так или иначе отражавшегося на существовании народного и профессионального музыкального искусства (так сказать, внутреннего, в рамках народной или профессиональной музыки), такого взаимодействия, которое обеспечило появление принципиально нового в качественном отношении музыкального творчества (то есть внешнего, учитывающего в равной степени специфику и народной, и профессиональной музыки)^[71]. Эта особая взаимосвязь народного и профессионального музыкального искусства обусловила и характерный облик народно-профессиональной музыки, одинаково принадлежащей народному — бытовому и профессиональному — «возвышенному» музыкальному искусству и, соответственно, обладающей вышеуказанными свойствами как народной, так и профессиональной музыки. Поговорим сначала о джазе.

Свидетельством того, что джаз происходит от слияния народного и профессионального музыкального творчества (со всеми вытекающими отсюда особенностями), могут служить слова известной отечественной исследовательницы, занимавшейся вопросами происхождения джаза, В.Д. Коней о том, что «только совокупность ряда аспектов предыстории джаза — узкомузыкального и общекультурного, африканского и европейского, фольклорного и профессионального — может подвести к решению поставленной проблемы»^[72]. Более определённо об этом говорит Е. Овчинников: «Истоки архаического (наиболее раннего. — А.К.) джаза разнообразны и формировались на протяжении нескольких веков, предшествующих его появлению. Здесь и трудовые песни американских негров, и баллады, и архаические формы блюза, сложившиеся, по-видимому, ещё в первой половине XIX столетия в народной негритянской среде, и различные разновидности афро-американской культовой музыки, и влияние традиционноевропейских жанров — оперных, инструментальных, прикладных и бытовых, прежде всего маршевых и танцевальных»^[73].

Основные направления джаза: архаический, классический, современный. Ведущие течения: новоорлеанский джаз, диксиленд, чикагский джаз, свинг, бои, джангл, прогрессив, кул, фри, фьюжн, экологический джаз. Наиболее распространённые жанры джаза (вокальные и инструментальные): импровизация, композиция.

Стили джаза: 1) национальный; 2) направления (архаический, классический и т. д.); 3) течения (новоорлеанский, диксиленд и др.); 4) жанра; 5) индивидуально-авторский — композитора (композиторов) или исполнителя (исполнителей)^[74].

Перечисленные направления, течения, жанры и стили джаза, аналогично соответствующим явлениям народной и профессиональной музыки, возникли по мере развития джазовой музыки, тесно взаимодействуя в процессе этого развития.

В отношении состояния джазового музыкального искусства в настоящее время необходимо подчеркнуть, что сегодня джаз, вследствие того, что практически исчезли общественно-исторические условия, в которых он развивался, бесспорно, находится в упадке. Сказанное подтверждается существованием в наши дни джазовых коллективов, играющих джаз весьма невысокого качества, а если что-то собой и представляющего, то это «что-то» вторичного, так сказать, «перепевного» свойства. К таким коллективам можно отнести швейцарский диксиленд под названием «Стиральная доска», немецкий «Uni jazz-band» и др.

Как уже говорилось, приблизительно с середины 60-х годов XX столетия, прежде всего под влиянием джаза, появляется новое народно-профессиональное музыкальное искусство — рок-музыка. Возникновение рок-музыки, как последующей за джазом стадии развития народно-профессионального музыкального творчества, обусловлено необходимым для этого изменением бытовых основ, а также идейно-мировоззренческих ориентиров в обществе, являющихся важнейшими предпосылками народно-профессионального музыкального искусства.

О том, что рок главным образом подготовлен джазом и в связи с этим является новым этапом развития народно-профессионального музыкального искусства, недвусмысленно свидетельствуют В. Коней и Е. Овчинников (кстати, показательно, что они являются специалистами в области и джаза, и рока). Так, в частности, Е. Овчинников отмечает: «Существует тенденция оценивать рок-музыку как антипод джаза. Однако корни этого явления уходят как раз в джазовые сферы, в глубь афро-американской культуры, ставшей основой и для джаза, и для рока»^[75]. Последнее позволяет не согласиться с широко распространённым в современной философско-эстетической и искусствоведческой науке мнением о том, что рок-музыка — явление контркультуры (имеется в виду — музыкальной культуры), иными словами, не связанное с общим движением музыки. Безусловно, рок-музыка — определённая ступень в развитии музыкального искусства, и потому, вне всякого сомнения, часть (звено и т. п.) единой музыкальной культуры. В подтверждение такой точки зрения можно привести слова известного отечественного рок-музыканта, а также знатока рока А. Козлова. «Наиболее фанатичные приверженцы рок-музыки и её ярые противники, — говорит А. Козлов, — сходятся в одном, на мой взгляд, неверном утверждении, что рок — это контркультура, противопоставляя рок-музыку всем другим жанрам^[76]. Анализ же позволяет утверждать обратное: рок в результате тесного взаимодействия со многими видами музыкальной культуры явился неким связующим звеном, объединившим в себе, как в плавильном котле, неожиданные компоненты, разделённые до поры временем»^[77].

Основные направления (или течения) в роке: хард-рок, арт-рок, металл-рок, афро-рок, барокко-рок, рага-рок, софт-рок, панк-рок, психоделический рок, фолк-рок, электроник-рок, джаз-рок, Иесус-рок^[78].

Ведущие жанры рока (в роке существуют фактически только вокальные жанры): рок-песня и рок-опера.

Стили рок-музыки: 1) национальный; 2) направления (или течения); 3) жанра; 4) индивидуально-авторский — композитора (композиторов) или исполнителя (исполнителей).

Указанные направления (течения), жанры и стили рока, как и подобные разновидности народной, профессиональной музыки, а также джаза, появились в ходе развития рока, при этом активно взаимодействуя друг с другом.

Обращаясь к современному состоянию рок-музыки, надо признать, что рок практически изжил себя, поскольку как на Западе, так и у нас в стране исчезли социальные, культурные и др. предпосылки его существования. Показательно, что в настоящее время лидеры популярных в 80-90-е годы рок-групп сегодня не столько занимаются музыкой, сколько литературным творчеством^[79].

Итак, рассмотрение всевозможных проявлений музыки в современном мире, упорядоченных с точки зрения исторического становления музыкального искусства, кстати, все эти проявления приблизительно с начала 70-х годов XX столетия стали осмысляться в рамках деления музыки на массовую — доступную и элитарную — усложнённую, предназначенную для восприятия специалистами, показывает, что музыка есть единый «организм». А поскольку музыка — единый «организм», то есть все, возникающие в процессе развития музыки, её проявления — равнонеобходимые её составляющие, важно не столько то, к какому направлению, течению и т. д. принадлежит музыка, сколько то, является ли она действительно музыкой в отличие от немузыкального звукового творчества, иначе говоря, является ли эта музыка хорошей или плохой.

Таким образом, разговор о богатстве и разнообразии музыкального искусства в мире привёл нас к проблеме: что вообще отличает музыку от немузыки, или — что такое хорошо и что такое плохо в музыке. Об этом речь и пойдёт в следующей главе.

Глава 3

Что такое хорошо и что такое плохо в музыке?

Вопрос о том, что такое хорошо и что такое плохо, а если говорить более научно — художественно ценно и антиценно в музыке, является не менее, а быть может, более сложным, чем обсуждавшийся в гл. 1 вопрос о том, что такое музыка. Существует достаточно большое количество исследований на эту тему, однако до сих пор справедливы слова Т.В. Чередниченко о том, что «проблемы художественной ценности в музыке и научных основ её критической оценки составляют одну из мало разработанных и весьма актуальных областей современной музыкальной науки»^[80]. Почему же так сложен вопрос об этом?

Сложен он потому, что, как было уже отмечено выше, касается фундаментального вопроса о том, что вообще отличает музыку от немузыки. Постараемся всё же ответить на него, причём учитывая, что музыка, несмотря на своё разнообразие, есть единый «организм», попытаемся определить, что такое хорошо и что такое плохо — художественно ценно и антиценно в музыке — в самом широком, наиболее общем виде^[81]. Но до этого хотелось бы подчеркнуть, что имеется в виду определение «хорошего» и «плохого» в музыке, существующих в ней объективно, то есть независимо от нашего субъективного суждения. Именно объективно присутствующие в музыке «хорошее» и «плохое» и определяют её художественную ценность и антиценность в отличие от субъективного представления об этом, именуемого художественной оценкой (к вопросу о различии художественной ценности — антиценности и художественной оценки мы ещё вернёмся).

Определяя объективным образом, что такое хорошо и что такое плохо — художественно ценное и антиценное — в музыке в наиболее общем плане, необходимо прежде всего учитывать следующее: музыкальное искусство — ни нечто противостоящее миру, жизни, но, наоборот, принадлежащее миру, являющееся органичной его частью (одновременно представляя собой звуковое его отражение). В этом смысле глубоко содержательно высказывание Э.Т.А. Гофмана о том, что каждое из сочинений Бетховена, как известно, возникавших у композитора из какого-то одного первоначального мотива, напоминает «организм растения с его листьями, цветами и плодами, вышедшими из одного зерна»^[82]. Показательны также слова О. Мандельштама, отмечавшего, что «кто не любит Гайдна, Глюка и Моцарта — тот ничего не поймёт в Палласе»^[83]. Примеров подобных высказываний можно привести множество. О чём это говорит? О том, что, определяя хорошее и плохое в музыке в наиболее широком, обобщённом виде, нужно определить, что такое хорошее — ценное, а значит, как противоположное, плохое — антиценное в мире, жизни вообще. И вот здесь необходимо сказать, что таким «хорошим» — ценностно-значимым для явлений мира, жизни оказывается то, что предопределяет их устойчивость, жизнеспособность в вечно изменяющихся внешних и внутренних условиях их бытия. В качестве такого «хорошего» — ценного для них выступает не что иное, как целостная системная организация их свойств. По утверждению основоположника так называемой общей теории систем известного австрийского учёного Людвига фон Берталанфи, именно целостность системных организаций явлений — в любой сфере: физической, биологической, социокультурной, а значит, в частности, в музыке, при условии взаимодействия этих явлений с окружающей средой, обеспечивает им самосохранение и развитие, то есть жизнедеятельность, или, как говорит Берталанфи, «организмичность»^[84].

Таким образом, именно целостность системных организаций музыкальных явлений, прежде всего музыкальных произведений, оказывается основанием для того, чтобы говорить о музыке как хорошей — художественно ценной. Что же такое обеспечивающая художественную ценность музыкальных произведений (а значит, и музыки) целостная системная организация музыкального произведения?

Первое, что обращает на себя внимание при ближайшем её рассмотрении — это то, что в ней одновременно сосуществуют два уровня: внешний — организация мотивов, фраз, блоков музыкального материала и внутренний — организация эмоциональных состояний, настроений, переживаний. Внешний уровень целостной системной организации музыкального творения называется его (музыкального творения) формой, внутренний — содержанием^[85]. Разумеется, реально на практике эти два уровня неразрывно слиты, почему и говорят обычно о единстве формы и содержания музыкального произведения.

Вместе с тем при известном абстрагировании можно говорить отдельно как о форме, так и о содержании музыкального сочинения. Обратимся сначала к его форме. Форма позволяет говорить о выверенности музыкального произведения, признак которой — построение музыкального произведения по закону золотого сечения. (Золотое сечение^[86] — это соотношение двух величин — a и b, при котором a/b = a+b/a)^[87].

Что касается содержания музыкального произведения как организации эмоциональных состояний (настроений и т. п.), то эта организация возникает вследствие упорядоченности эмоциональных состояний, согласно психологическим и социально-психологическим законам.

Итак, в результате рассмотрения обусловливающего художественную ценность музыкального произведения единства его формы и содержания можно сказать следующее. Форма музыкального сочинения, в силу её соотнесённости с немузыкальными — биологическими и физическими — звучаниями, прежде всего подчёркивает связь музыкального произведения с немузыкальными звуковыми явлениями и потому не выражает его художественной ценности. В то же время содержание музыкального сочинения, вследствие отсутствия у него соотнесённости с немузыкальными звучаниями, выделяет это произведение из немузыкальной звуковой материи, а значит, выступает в качестве предпосылки художественной ценности последнего.

Прочтя всё вышесказанное о единстве формы и содержания музыкального произведения, обусловливающем его художественную ценность, кто-то из читателей, возможно, причём совершенно справедливо, заметит: «Понятно, что единство формы и содержания музыкального сочинения свидетельствует о том, что это сочинение художественно ценное. Всё это так, но констатация этого не “снимает” множества вопросов, которые возникают в связи с данным утверждением: каким образом отмеченное единство обеспечивает музыкальному сочинению, обладающему им, оригинальность? Почему такое музыкальное произведение остаётся “хорошим” — художественно значимым, несмотря на культурноисторическое развитие человечества, “бег времени”? Как, на каком всё-таки основании в указанном единстве согласуются форма причём не только в музыке (и в искусстве в широком смысле), но и вообще в мире. См.: Шевелёв И.Ш., Марутаев МЛ., Шмелёв И.П. Золотое сечение: три взгляда на природу гармонии. М., 1990; Васютинский Н.А. Золотая пропорция. М.; СПб., 2006; Ямпольский Ю.С. Золотое сечение — основа структурных пропорций в природе материального мира. СПб., 2010; Коробко В.И., Емельянов С.Г., Черняев АЛ. Золотая пропорция и проблемы гармонии систем. 2-е изд., испр. и доп. Курск, 2013; Зельцер ЕЛ. Золотое сечение. От пирамид до наших дней. 6-е изд., испр. и доп. М., 2018 и др.

и содержание?» Эти и другие подобные вопросы можно разрешить, если обратиться к исключительно важному явлению в музыкальном искусстве (и в искусстве вообще) — художественной индивидуальности.

Художественная индивидуальность в музыкальном искусстве есть целостная системная организация в музыке, обнаруживающаяся как в сфере субъекта, человека — художественная индивидуальность деятеля музыкального искусства: композитора, исполнителя, так и в сфере объекта — художественная индивидуальность музыкального произведения, музыки как вида искусства. При этом художественная индивидуальность в сфере объекта — результат творческой реализации художественной индивидуальности, принадлежащей сфере субъекта. Таким образом, когда мы говорили об обусловливающей художественную ценность музыкального произведения его целостной системной организации, речь фактически шла о его художественной индивидуальности, являющейся продуктом творчества наделённых художественной индивидуальностью его творцов: композитора и исполнителя (данное замечание прежде всего имеет отношение к профессиональной музыке, но в известной степени касается народного и народно-профессионального музыкального искусства).

Ввиду того, что источником, первопричиной художественной ценности музыкального произведения является художественная индивидуальность композитора и исполнителя, посмотрим, что представляет собой эта художественная индивидуальность.

Представляет она собой целостную систему, элементами которой являются личность и музыкальный талант композитора и исполнителя, где личность — духовное начало, воплощающее психическую жизнь композитора и исполнителя, музыкальный талант — мера способностей, обеспечивающая им работу с музыкальным материалом.

Сказанное о личности и музыкальном таланте композитора и исполнителя позволяет сделать вывод о том, что личность композитора и исполнителя отвечает за содержание музыкального произведения, музыкальный талант — за форму. И поскольку содержание музыкального сочинения лежит в основе его художественной ценности, можно утверждать, что личностные качества композитора и исполнителя предопределяют художественную ценность музыкальных произведений. (Подчеркнём, что музыкальное произведение, свидетельствующее об отсутствии личности у его создателя — композитора, то есть изначально обладающее невысокой художественной ценностью, может быть «улучшено» его исполнителем, наделённым ярко выраженной личностью, и, наоборот, демонстрирующее личность композитора значительное в художественном отношении музыкальное сочинение может быть «испорчено» плохим, обезличенным музыкальным исполнением.)^[88] Исходя из приведённого заключения, можно ответить на многие вопросы, касающиеся природы хороших — художественно ценных — музыкальных произведений, в том числе — на сформулированные выше.

Наш анализ того, что такое хорошо и что такое плохо в музыке, приведший к выяснению этого как в музыкальных произведениях, так и в музыке в целом, приближается к концу. И здесь необходимо поставить вопрос, которого мы пока сознательно избегали, памятуя, что разбирались в том, что такое хорошо и что такое плохо в музыке, с точки зрения объективного существования музыкального искусства. Речь идёт о следующем: почему объективно хорошая музыка, то есть существующая в виде обладающих целостностью, художественной индивидуальностью музыкальных творений, иногда для нас, то есть субъективно, оказывается плохой и, наоборот, объективно плохая — хорошей?

Думается, это происходит в силу специфики нашей оценки того, что мы именуем «хорошим» и «плохим» в музыке, то есть оценки художественной ценности и антиценности музыкальных произведений.

Художественная ценность (антиценность) и оценка тесно связаны. Это, в частности, показал Н. Южанин, рассматривая оценку как актуализированную ценность музыкального произведения, имеющего наряду с этим и потенциальную, то есть ту, которую мы и называем художественной ценностью музыкального творения. Н. Южанин пишет: «Художественная ценность (как и ценность любого рода) может существовать в двух состояниях: потенциальном и актуальном. Актуальное существование художественной ценности — это её функционирование в конкретных социально-исторических условиях, её отражение в восприятии субъекта, в его оценке»^[89]. И дальше: «Актуальная сторона художественной ценности как бы обращена… к воспринимающему субъекту и потому находится в зависимости от уровня его художественных потребностей и способа восприятия. Потенциальная сторона художественной ценности, в отличие от этого, не зависит от субъективных потребностей, предпочтений и вкусов. Она целиком обусловлена структурой и содержанием самого произведения искусства, взятого вне его конкретного восприятия. Поэтому произведения искусства в процессе актуализации не приобретают извне новые качества (как иногда утверждают), но проявляют свои имманентные структурно-функциональные свойства»^[90].

Итак, адекватная оценка музыкального творения как объективно хорошего — художественно ценного — связана с совпадением её с ценностью. Иными словами, только тогда можно верно оценить музыку как «хорошую», когда такая оценка совпадает с её (музыки) художественной ценностью. А для этого нужно уметь понять, осознать указанную ценность, быть готовым к её восприятию. Последнее невозможно без определённого уровня музыкальной подготовки, приобщённости человека к музыке. О том, что это такое, разговор пойдёт в следующей главе.

Глава 4

Приобщённость человека к музыкальному искусству: что это означает?

По мнению учёных, приобщённость человека к музыке означает обладание его специфической структурой, именуемой «музыкальной культурой».

Обычно музыкальную культуру человека представляют состоящей из двух неразрывно связанных его начал: музыкального сознания и музыкальной деятельности. Например, как подчёркивает Р.А. Куренкова, сущность музыкальной культуры человека «может быть определена как совокупность качеств (его, человека. — А.К.) музыкальной деятельности и сознания…»^[91]. В таком случае что представляют собой музыкальное сознание и музыкальная деятельность человека?

Показателем существования музыкального сознания у человека прежде всего является наличие у него музыкальной потребности, то есть желания «общаться» с музыкой. Пребывая в том или ином настроении, человек всегда тянется к музыке, жаждет встречи с замечательным искусством. Чем в духовном отношении тоньше, деликатнее человек, тем его стремление к музыке оказывается сильнее, носит более заметный характер. Не случайна особая тяга к музыке у выдающихся деятелей искусства — не-музыкантов: писателей, художников и др., — людей, наделённых исключительно тонкой духовной организацией, для которых музыка всегда была одним из наиболее мощных средств, стимулирующих их собственную творческую деятельность. Например, Гёте писал: «Мне всегда лучше работается после того, как я послушаю музыку»^[92]. А вот высказывание по этому поводу Э. Делакруа: «Музыка внушает мне глубокие мысли. Слушая её, я испытываю огромное желание творить»^[93].

О наличии музыкального сознания у человека свидетельствует также обладание человека музыкальной ценностной ориентацией (музыкальным вкусом) — способностью высказывать свои, в достаточной мере обоснованные взгляды и суждения о музыке. Музыкальная ценностная ориентация — очень важный элемент музыкального сознания. Без этого элемента человек, конечно, не в состоянии осознать, что в тех или иных музыкальных произведениях оказывается на самом деле хорошим, а что плохим.

Наконец, о наличии музыкального сознания у человека говорит обладание человека музыкальным идеалом, то есть представлением о наиболее, по его мнению, хорошем, содержательном в музыке. Надо отметить, что музыкальный идеал — самый важный элемент музыкального сознания человека, поскольку именно этот элемент определяет наличие у человека и музыкальной потребности, и музыкальной ценностной ориентации, то есть того, без чего не может состояться его музыкальное сознание.

О занятиях человека музыкальной деятельностью говорят сочинение, исполнение, а также слушание (восприятие) им музыкальных произведений. Несмотря на в целом равное значение трёх вышеперечисленных видов музыкальной деятельности, главным среди них всё же оказывается слушание музыки. И это понятно, так как, и для того чтобы создавать, и для того чтобы исполнять музыкальные произведения, человек обязательно должен их слушать: при сочинении как бы звучащими внутри себя, при исполнении — наяву. Показательно, что учёные, говоря о музыке, особенно подчёркивают значение её восприятия человеком. Учитывая это, остановимся подробнее на процессе восприятия человеком музыки.

В восприятии музыки обычно выделяют три фазы: подготовку к слушанию, слушание, осмысление прослушанного (в научной литературе эти фазы, соответственно, называются: предкоммуникация, коммуникация и посткоммуникация). Если фазы подготовки к слушанию и осмысления прослушанного не требуют особого комментария — в первой происходит настройка человека на восприятие музыки, в третьей — обдумывание услышанного, то вторая фаза — слушание — заслуживает более тщательного рассмотрения.

В момент слушания музыкальных произведений человек последовательно погружается в существующие три звуковых слоя музыки: предпредмузыку, предмузыку, собственно музыку. И чем в большее количество звуковых слоёв музыкального произведения погружается слушатель, тем более полным и глубоким становится его восприятие музыки. Причём важно отметить, если человек довольствуется соприкосновением только с первым — предпредмузыкальным — звуковым слоем, его восприятие музыкального звучания чрезвычайно упрощено и выражается преимущественно только в соответствующих характеру этого звучания телодвижениях, жестикуляции, мимике и т. п. Примером такого восприятия может служить восприятие сомнительных в художественном отношении музыкальных произведений ограниченным, неразвитым слушателем.

Если человек приобщается уже к первому и второму звуковым слоям музыкального произведения, его восприятие усложняется и, если эта музыка доставляет ему удовольствие, выражается в наслаждении её мелодическим, гармоническим и пр. богатством, если же музыка танцевального характера — в желании двигаться, танцевать. Такое восприятие музыкальных произведений характерно для непросвещённых любителей, а также, отчасти, для самодеятельных музыкантов.

И только при условии погружения человека во все три звуковых слоя музыки его восприятие музыкального материала будет действительно полноценным, то есть художественным. Оно проявляется у человека в стремлении говорить, рассуждать о прослушанном музыкальном произведении, попытках анализировать его, а также свои ощущения, испытываемые в момент его слушания. Такое восприятие музыки свойственно образованным, знающим любителям музыкального искусства, а также музыкантам-профессионалам. Очевидно, что для такого глубокого, всестороннего восприятия музыки нужен развитый музыкальный слух. Музыкальный слух же — это, как показал Б.М. Теплов, комплексная способность, включающая внутренний слух, ритмическое и ладовое чувство, мелодический и гармонический слух и пр.^[94]

Итак, приобщённость человека к музыке выражается в обладании его музыкальной культурой, состоящей из музыкального сознания (представленного музыкальной потребностью, музыкальной ценностной ориентацией, музыкальным идеалом) и музыкальной деятельности (слушания, исполнения, сочинения музыки) человека. Понятно, что с музыкальной культурой человек не рождается, она формируется у него по мере его развития. Проследим, как это происходит.

Прежде всего обратим внимание на следующее: развитие человека связано с переходом его (человека) из одного возрастного периода в другой, обусловливающих особенные, специфические черты формирования его музыкальной культуры. Какие же это периоды?

Необходимо подчеркнуть, что, несмотря на имеющееся в настоящее время значительное количество исследований в данной области, в современной науке всё ещё не выработан единый принцип периодизации человеческой жизни. В связи с этим возьмём за основу усреднённый принцип такой периодизации, согласно которому время человеческого существования можно разделить на три периода: дошкольный (делящийся на два этапа: до 3 лет и от 3 до 6–7 лет), школьный (также делящийся на два этапа; рубежом здесь является возраст 13–14 лет) и взрослый. Таким образом, отмечая, что формирование музыкальной культуры человека осуществляется в рамках основных периодов человеческого развития, под этими основными периодами мы будем понимать дошкольный, школьный и взрослый. А теперь посмотрим, как происходит формирование музыкальной культуры людей определённого возраста.

Если говорить о детях дошкольного возраста, то процесс приобщения их к музыке, а значит, и формирования музыкальной культуры начинается ещё с момента их пребывания в материнской утробе. Дело в том, что, как считают учёные-медики, находящийся на седьмом месяце внутриутробного развития ребёнок приобретает способность воспринимать музыку и реагировать на неё. Вот что об этом пишет профессор А.И. Брусиловский: «Семимесячный плод не просто слышит, но хорошо дифференцирует звуки, как те, которыми окружён постоянно, — сердцебиение матери, перистальтика её кишечника, пульсация пуповины и т. д., так и те, которые поступают извне. Моя знакомая — музыкальный работник — рассказывала: когда она была беременна, то обратила внимание на то, что плод узнаёт мелодии. Одна музыкальная тема ему особенно нравилась, и он начинал активно двигаться. Определённый ритм движения плода повторялся каждый раз, когда звучала музыка»^[95]. На основании своих наблюдений Брусиловский заключает, что наиболее полезна для развивающегося плода музыка Вивальди, Моцарта, Баха^[96]. У детей, начиная с 1-го года жизни до 3 лет, вследствие отмеченного у них психологами ведущего вида деятельности — общения, именно в процессе общения со взрослыми, прежде всего с родителями, формируется музыкальная культура. Бесспорно, важнейшую роль здесь играет общение ребёнка с матерью: её рассказы о музыке и музыкантах, пение шуточных, лирических, а также, особенно, колыбельных песен, вообще интонации голоса — нежные и ласковые, — всё это является ни с чем несравнимым средством приобщения ребёнка к музыке, формирования у него устойчивого заинтересованного отношения к музыкальному искусству.

Очевидно, что главным образом дома, в домашней обстановке, в процессе общения с близкими, в первую очередь с матерью, формируется музыкальная культура детей до 3 лет. Однако нельзя забывать и о роли в этом плане яслей, средств массовой информации: радио, телевидения и пр. Благодаря общению детей с руководителем музыкальных занятий, с режиссёром, актёрами (героями) и т. д. музыкальных передач тоже происходит формирование музыкальной культуры детей.

Поскольку обогащение музыкальной культуры человека связано с развитием его музыкального сознания и музыкальной деятельности, посмотрим, как развивается музыкальное сознание и музыкальная деятельность детей до 3 лет.

Что касается развития музыкального сознания, то оно осуществляется прежде всего за счёт развития музыкальной потребности детей: на уровне потребности в музыке как чисто предпредмузыкальном явлении (а иначе и быть не может вследствие обычно предлагаемых им заданий во время звучания музыки — хлопать в ладоши, ходить под музыку).

Если говорить о развитии музыкальной деятельности, то это в первую очередь развитие слушания музыки, причём, ввиду активизации интереса детей к музыке как исключительно предпредмузыкальному явлению, слушания с погружением лишь в первый — предпредмузыкальный — звуковой слой музыкального произведения.

У детей от 3 до 6–7 лет, по мнению психологов, ведущим видом деятельности является игра. При этом, поскольку с сохранением значения домашних условий важнейшим местом, способствующим развитию детей этого возраста, оказывается детский сад — здесь происходит формирование характера ребёнка, закладываются основы его ценностных ориентаций, в частности в области музыки, именно игровая — музыкально-игровая — деятельность в детском саду может стать одним из наиболее эффективных средств приобщения ребят к музыке, формирования их музыкальной культуры. Причём музыкально-игровая деятельность детей может выглядеть по-разному. Прежде всего это сторона вообще игровой деятельности детей, когда, как отмечает известный специалист в области музыкального воспитания в детском саду Н.А. Ветлугина, «в музыкальных играх дети могут быть шофёрами и садовниками, рабочими и сапожниками, космонавтами и врачами. Здесь обыгрываются такие темы, как, например, “Строим дом”, где изображается работа архитектора, каменщика, штукатура, маляра»^[97]. Музыкально-игровая деятельность ребят в детском саду может быть представлена и играми на угадывание звуков: различных музыкальных инструментов, а также вокальных голосов, составление из предложенных букв фамилий композиторов, названий музыкальных произведений и т. д. Наконец, музыкально-игровая деятельность в детском саду может означать и собственно игру детей на музыкальных инструментах: ксилофоне, треугольнике, бубне, барабане, деревянных ложках, фортепиано и т. п.

Особенно полезны те музыкальные игры, в которых музыкальное искусство так или иначе соотносится с окружающими детей физическими и биологическими звуковыми явлениями (в нашей терминологии — предпред — и предмузыкой). В этом плане оказываются исключительно важными музыкальные игры детей, включающие звукоподражания различным физическим и биологическим звучаниям, преимущественно биологическим: издаваемым птицами, зверями и т. д.

В процессе этих игр музыкальная культура детей как взаимосвязь их музыкального сознания и музыкальной деятельности развивается следующим образом.

Музыкальное сознание детей развивается на основе усложнения музыкальной потребности, выступающей уже теперь в качестве потребности в музыке, не только как сугубо предпредмузыкальном, но и предмузыкальном явлении (через подражание ребят в пении голосам птиц, зверей и т. д.), кроме того, за счёт зарождения музыкальной ценностной ориентации (это происходит также вследствие отмеченного выше звукового подражания ребят, только в данном случае имеет значение то, что они это делают, ориентируясь на голоса конкретных птиц, зверей и пр.).

В отношении музыкальной деятельности можно сказать, что она развивается здесь за счёт, во-первых, дальнейшего развития слушания музыки (вследствие вызываемого интересом детей к музыке как предпредмузыкальному и предмузыкальному феномену погружения их в момент слушания в первый — предпредмузыкальный — и во второй — предмузыкальный — звуковые слои музыкального произведения) и, во-вторых, появления нового вида музыкальной деятельности — исполнение музыкальных сочинений (вокальное).

Следует иметь в виду, что в формировании музыкальной культуры детей от 3 до 6–7 лет активизируется роль средств массовой информации, а также появляются новые средства такого формирования — культурно-просветительные учреждения (концертные залы, музыкальные театры и т. д.). Вместе с тем, безусловно, именно детский сад становится тем местом, где наиболее активно и целенаправленно осуществляется формирование музыкальной культуры детей этого возраста.

Говоря о формировании музыкальной культуры школьников, необходимо отметить наличие у них, как и у дошкольников, двух возрастных этапов развития: 1) от 6–7 до 13–14 лет и 2) от 13–14 до 16–17 лет. Несмотря на то, что, по мнению специалистов-психологов, у ребят школьного возраста в соответствии с первым и вторым возрастными этапами их развития ведущими оказываются различные виды деятельности: познание и ценностная ориентация, равно особое значение в их жизни школы, школьной обстановки позволяет рассматривать перспективы их музыкального развития одновременно. Вследствие важнейшего значения школы в жизни детей 6–7 — 16-17-летнего возраста, именно школа является наиболее значимым фактором, обусловливающим формирование у этих детей музыкальной культуры, что, конечно, не отменяет серьёзной роли, которую играют здесь домашняя обстановка, средства массовой информации, а также культурно-просветительные учреждения.

Сказанное позволяет осознать роль существующей в настоящее время в общеобразовательной школе «Программы по музыке», разработанной авторским коллективом под руководством Д.Б. Кабалевского^[98]. Подчёркивая её положительные стороны: целостность охвата мира музыки, логику и последовательность изложения материала, необходимо указать и на имеющиеся у неё недостатки: затеоретизированность содержания, незначительное внимание, уделяемое хоровому пению, и пр. С целью преодоления недостатков программы создаются новые альтернативные программы школьного музыкального обучения. Однако все они имеют по крайней мере два серьёзных упущения. Первое — обращены только к части учеников, обучающихся в школе. Второе — предполагают изучение музыки не в полном объёме её качественных характеристик, то есть не как звуковое отражение человека — мира/ жизни (см. гл. 1). В связи с этим нами предпринята попытка создания собственной авторской программы по музыке для школьников (причём с полной поурочной разработкой), где два вышеуказанных упущения по возможности преодолены^[99].

Несомненно, формирование музыкальной культуры школьников обеспечивается последующим развитием их музыкального сознания и музыкальной деятельности.

Музыкальное сознание в данном случае развивается посредством, во-первых, наращения музыкальной потребности: теперь это уже потребность в музыке не только как в предпредмузыкальном, предмузыкальном, но и в собственно музыкальном явлении; во-вторых, становления музыкальной ценностной ориентации; наконец, в-третьих, возникновения музыкального идеала. Всё это происходит ввиду приобщения детей к художественно-образным средствам музыкального искусства.

Музыкальная деятельность развивается благодаря новому этапу развития слушания музыки (на основе побуждаемого стремлением детей к музыке как целостному — одновременно предпредмузыкальному, предмузыкальному и собственно музыкальному — явлению погружения их в момент слушания музыки во все три звуковых слоя музыкального произведения: предпредмузыкальный, предмузыкальный и собственно музыкальный), исполнения музыки (теперь оно уже не только вокальное, но и инструментальное), а также появления принципиально нового вида музыкальной деятельности — сочинение музыки.

Подчёркивая исключительную значимость школы в формировании музыкальной культуры детей школьного возраста, всё же необходимо сказать и о возможностях в этом смысле домашней среды, а также средств массовой информации и культурно-просветительных учреждений. Однако приходится констатировать, что зачастую, особенно в последнее время, музыкальная продукция, которую слушают школьники по радио, телевидению, в концертных залах и т. д., в художественном отношении настолько низкого качества, что не только не способствует музыкальному развитию учащихся, но, наоборот, всячески препятствует ему, тем самым входя в противоречие с музыкально-воспитательным процессом, осуществляющимся в рамках школы.

До сих пор речь шла о школе, домашней среде, средствах массовой информации и других факторах, способствующих формированию музыкальной культуры школьников 6–7 — 16–17 лет. Вместе с тем надо отметить, что у учащихся 13–14 лет и старше, то есть школьников второго возрастного этапа развития, возникает дополнительно ещё один источник формирования музыкальной культуры, практически отсутствующий у учеников первого возрастного этапа. Им является самообразование и самовоспитание в области музыкального искусства (под которыми следует понимать чтение литературы о музыке, прослушивание бесед, лекций о музыкальном искусстве, занятие самодеятельным музыкальным творчеством и пр.). О психологических причинах возникновения интереса к самообразованию и самовоспитанию (в том числе в области музыки) у школьников указанного возраста свидетельствует В.А. Крутецкий. «У подростка, — пишет Крутецкий, — .. возникает интерес к себе, к своей внутренней жизни, к качествам собственной личности, потребность к самооценке, к сопоставлению себя с другими людьми. Он начинает всматриваться в самого себя, как бы открывает для себя своё “я”»^[100].

Но оставим сложные вопросы формирования музыкальной культуры школьников и обратимся к рассмотрению путей формирования музыкальной культуры взрослого населения.

Что касается этих путей, то таковые открываются, если учитывать следующее: ведущим видом деятельности взрослых, как отмечают психологи, оказывается трудовая. Иначе говоря, большую часть времени люди этой возрастной категории проводят на работе, и потому, если их работа напрямую не связана с музыкальным искусством, основными факторами, способствующими формированию их музыкальной культуры, становятся домашние занятия, прослушивание радио и телевизионных музыкальных передач, походы на концерты и т. д. При этом важно иметь в виду, что вся деятельность взрослых по восприятию, переработке, осмыслению музыкальной информации осуществляется главным образом в рамках процесса музыкального самообразования и самовоспитания, значение которого в этом плане, безусловно, возрастает по сравнению с тем, какое он имел у старших школьников. Назовём ещё одну специфическую предпосылку формирования музыкальной культуры взрослых. Она заключается в музыкально-воспитательном воздействии на взрослых их детей (и внуков), занимающихся музыкальным искусством.

Некоторые, принадлежащие данной возрастной категории люди полагают, что в их возрасте уже поздно развивать свою музыкальную культуру. Думается, что это неверная точка зрения. Перефразируя известные слова А.С. Пушкина о том, что «любви все возрасты покорны», можно заявить: «Музыке все возрасты покорны». Основанием, возможно несколько шутливым, для такой перефразировки может быть то, что, говоря «любви все возрасты покорны», в другом месте поэт подчёркивал, что «и любовь — мелодия»!

Таким образом, как было установлено, приобщённость человека к музыке означает обладание им музыкальной культурой. Эта музыкальная культура не есть что-то «раз и навсегда» данное, но, напротив, постоянно развивающееся в процессе жизни человека.

Очевидно, что музыкальная культура человека развивается благодаря усилиям конкретных людей: самого человека, а также его воспитателей, учителей. Результативность же усилий этих людей, вне всякого сомнения, обусловлена знанием ими музыки, пониманием того, что она может. В связи с этим закономерно возникает вопрос о возможностях музыки. Рассмотрению его и будет посвящена следующая глава.

Глава 5

О возможностях музыки

Начиная разговор о возможностях музыкального искусства, необходимо вспомнить о том, что музыка — сложное трёхуровневое звуковое образование (эти уровни — предпредмузыка, предмузыка и собственно музыка). О потенциале музыки в таком её трёхуровневом виде прежде всего свидетельствует характер её воздействия на человека. В этом смысле показательным уже является воздействие музыки на ребёнка, находящегося в утробе матери. Наиболее же заметным и сложным, безусловно, оказывается воздействие музыки на взрослых людей. Можно привести множество примеров такого воздействия. Так, очень интересна история о Пифагоре, как тот, с помощью исполнения на флейте подходящей для этого мелодии, смог усмирить разбушевавшегося тавроменитского юношу. Подобные возможности музыкального искусства знал и музыкант Александра Македонского Тимофей, обладавший способностью звуками своей кифары вводить его в различные душевные состояния. В дальнейшем, разумеется, также имели место примеры воздействия музыки на людей. Любопытное собрание таких примеров, правда не лишённых налёта фантастичности, содержится в материалах публичной лекции бывшего профессора Императорского Казанского университета И.М. Догеля.

Автор этих материалов рассказывает о том, что однажды итальянский певец и поэт второй половины XIII века Пьетро дель Кастельнуово был схвачен разбойниками, но отпущен ими, после того как разбойники услышали его пение^[101]. Ещё более поразительный случай, о котором повествует Догель, имел место в жизни итальянского композитора XVII века Алессандро Страделлы.

А. Страделла был приглашён в Венецию для сочинения оперы по случаю предстоящего карнавала. Увидевшая его дочь знатного венецианского сановника, будучи к тому времени уже помолвленной, влюбилась в него, вызвав ответное чувство в душе композитора. Поскольку жених девушки узнал о любви молодых людей и собирался убить их, наняв для этого убийц, возлюбленные вынуждены были бежать из Венеции. Они решили остановиться в Риме, но убийцы нашли их и в Риме в лютеранском соборе, в момент исполнения в нём оратории Страделлы «Святой Джованни Баттиста». Очарованные музыкой этого сочинения, убийцы не только не тронули композитора и его возлюбленную, но посоветовали им, как вернее спастись от преследований жениха^[102].

Приведённые примеры уже сами по себе достаточно красноречивы. Однако для того, чтобы понять, почему музыка оказывает подобное воздействие на человека и какие в связи с этим открываются возможности музыкального искусства, необходимо рассмотреть особенности данного воздействия. Попробуем это сделать.

Сначала уточним наше понимание человека, имеется в виду — отдельного человека, человеческой индивидуальности. Человек — сложное существо, природу которого образуют три компонента, в разные эпохи именуемые по-разному: телесный — душевный — духовный (древний мир); животный — человеческий — Божественный (Возрождение); физический — астральный — огненный (в современных биоэнергетических учениях). Для удобства будем называть эти три компонента: телесный, душевный и духовный.

Телесный прежде всего обеспечивает связь человека с неживой (физической) материей, душевный — с живой (биологической), духовный — с социокультурной^[103].

Все эти три компонента неразрывно слиты в человеке, иначе говоря, по проявлениям одного из них — будь то телесный, душевный или духовный — мы можем судить о состоянии других. Вместе с тем очевидно, что каждый из этих компонентов соответствует определённой стадии развития человека: телесный — первой, душевный — второй, духовный — третьей. Поскольку первые две ипостаси, по сути, свидетельствуют о принадлежности человека к естественно-природной среде, действительно фиксирующим наличие человека — собственно человека, оказывается третий, то есть духовный компонент. В связи с этим нам представляется наиболее совершенным определение человека, предложенное французским мыслителем XX века Жаком Маритеном: «Человек есть животное, которое кормится трансцендентным^[104]»^[105]. Очевидно, что модель человека аналогична модели музыки: обе они обладают тремя подобными уровнями: предпредмузыкальным — предмузыкальным — собственно музыкальным — музыка, телесным — душевным — духовным — человек. Как же воздействует музыка на человека?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо иметь в виду, что тело, душа и дух — три компонента человека — соответственно управляются тремя отделами его психики, именуемыми подсознанием, сознанием и сверхсознанием. Можно сказать, что тело находится в ведении подсознания, душа — сознания, дух — сверхсознания^[106]. Таким образом, воздействуя на человека, музыка воздействует, при этом последовательно, на подсознание, сознание и сверхсознание. Как это происходит?

Воздействие музыки на подсознание, а отсюда — на телесную природу человека, обусловлено соответствием её системной организации системе внутренних психофизиологических процессов. Как отмечает Г.В. Воронин, «в современной музыкальной системе многовековой слуховой отбор, направленный мелодико-гармоническим инстинктом человечества, обеспечил высокую степень её соответствия какой-то системе внутренних… психофизиологических… процессов»^[107]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Мир (как единство Материи и Духа) и жизнь для нас, по сути, — одно и то же образование. Такая наша позиция зиждется на утверждаемой в современной научной литературе мысли о том, что мир есть живое, а значит, — жизнь. См., напр.: Франтов Г.С.: 1) Геология и живая природа. Л., 1982; 2) Занимательные аналогии в мире природы. СПб., 1994; 3) Единство мира природы. СПб., 2004. Идея о том, что мир — живое, жизнь, по-своему просматривается уже в высказываниях многих мыслителей, учёных прошлого: Эпиктета, Парацельса, Джордано Бруно, И.В. Гёте и др.

2

Музыка (от греч. цопоа — муза) — искусство муз. Музами в Древней Греции называли мифологических существ, обитавших на горе Геликон, которые покровительствовали различным искусствам и наукам. Муз было девять: Эрато, покровительствовавшая лирической (любовной) поэзии, Евтерпа — лирической (элегической) поэзии, Каллиопа — эпической поэзии, Полигимния — гимнической поэзии, Терпсихора — танцу, Мельпомена — трагедии, Талия — комедии, Клио — истории и Урания — астрономии.

3

Когда говорят о распространении звука (звуковых последовательностей), то, так же как и в случае с распространением света, употребляют понятие «излучение».

4

Музыка и предмузыка исключительно близки. Свидетельством их близости, с одной стороны, может служить то, что в древности люди слушали пение цикад и других биологических организмов, то есть предмузыку, как мы сейчас слушаем музыкальные произведения (см.: Уколов В.С., Рыбакина Е.Л. Музыка в потоке времени. М., 1988. С. 17), с другой стороны, то, что отдельные животные, например некоторые виды обезьян, способны издавать звуковые последовательности — предмузыку, идентичные звукорядам, используемым в человеческой музыке: так называемые «хроматические гаммы» (см.: Булич С.К. Музыка // Брокгауз Ф.А. и Ефрон И.А. Энциклопедический словарь: Репринт. Т. 39. М., 1992. С. 130).

Показательно, что иногда в истории культуры предмузыку практически отождествляли с музыкой.

5

По всей видимости, именно в этом смысле надо понимать слова Ромена Роллана о том, что звучит «даже камень». Цит. по: Урицкая Б.С. Ромен Роллан — музыкант. 2-е изд., доп. Л., 1974. С. И.

6

Szoke Р. A zene eredete es harom vilaga. Az elet elotti. Az allati es az emberi let szinijen. Budapest, 1982.

7

Цит. по: Васильева Л. Петер Сёке: «Существовала ли музыка до возникновения жизни на земле?» // Иностранная литература. 1983. № 9. С. 204.

8

Там же. С. 205.

9

Там же. С. 206. К сожалению, книга П. Сёке не переведена на русский язык. Однако имеются опубликованные на русском языке и цитированные нами выше (по статье Л. Васильевой) авторские комментарии к ней, знакомство с которыми поможет читателям составить представление об указанной книге. Полезным окажется также обращение читателей к двум, напечатанным по-русски, статьям П. Сёке: Сёке П.: 1) Музыкальность птиц // Природа. 1972. № 5. С. 101–103; 2) Звукомикроскопия и биологическая «музыкальность» голоса птиц // Вестник МГУ. Сер. VI: «Биология, почвоведение». 1973. № 1. С. 28–36.

10

Левитан Е.П. Эволюционирующая Вселенная. М., 1993. С. 135. См. также: Универсальный эволюционизм и глобальные проблемы: Сб. М., 2007.

11

Отметим, говоря о человеке, мы имеем в виду, в полном согласии с принятыми в специальной литературе нормами, не только отдельного человека, человеческую индивидуальность, но и различные человеческие объединения: группу, класс людей, нацию (или народ, что, в известном смысле, то же самое), то есть человеческий коллектив.

12

См. Предисловие.

13

Далее, представляя трактовки музыки в последующие за эпохой древних государств исторические периоды, для удобства будем говорить о музыке просто как «отражении…» (вместо «звуковом отражении…»).

14

Цит. по: Античная музыкальная эстетика. М., 1960. С. 134.

15

Цит. по: Шестаков В.П. От этоса к аффекту. История музыкальной эстетики от античности до XVIII века: Исследование. М., 1975 (2010). С. 82.

16

Цит. по: Музыкальная эстетика западноевропейского Средневековья и Возрождения. М., 1966. С. 183.

17

Там же. С. 124.

18

См.: Боэций А.М.С. Основы музыки: Пер. с лат. 2-е изд., испр. и доп. М., 2019. С. 11–15.

19

Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М., 2017. С. 57.

20

Там же. С. 59.

21

Цит. по: Эстетика Ренессанса. Антология: В 2 т. Т. 2. М., 1981. С. 605.

22

Не случайно в эпоху Возрождения считалось, что наиболее полное отражение человека осуществляется не в музыке, тяготеющей к передаче внутренней, духовной жизни человека (что закономерно предопределяет и обозначение её как выразительного искусства), а в искусствах, по преимуществу предназначенных для воспроизведения внешнего облика человека: скульптуре, графике и живописи (именуемых изобразительными искусствами). Об этом свидетельствуют высказывания многих выдающихся деятелей художественного творчества эпохи Ренессанса: Бенвенуто Челлини, Микеланджело, Альбрехта Дюрера, Леонардо да Винчи и др. См.: Мастера искусства об искусстве: В 7 т. Т. 2. Эпоха Возрождения. М., 1966.

23

Цит. по: Музыкальная эстетика западноевропейского Средневековья и Возрождения. С. 359–360.

24

Цит. по: Эстетика Ренессанса. Антология: В 2 т. Т. 2. С. 605.

25

Цит. по: Музыкальная эстетика Западной Европы XVII–XVIII веков. М., 1971. С. 252.

26

Цит. по: Из истории английской эстетической мысли XVIII века: Поп. Аддисон. Джерард. Рид. М., 1982. С. 323.

27

Аффект (от лат. affectus) — душевное волнение, страсть.

28

Цит. по: Шестаков В. П. Вступительная статья // Музыкальная эстетика Западной Европы XVII–XVIII веков. С. 40.

29

См.: ЗолтаиД. Этос и аффект. История философской музыкальной эстетики от зарождения до Гегеля: Пер. с нем. М., 1977. С. 232.

30

Руссо Ж.-Ж. Об искусстве. Статьи, высказывания, отрывки из произведений: Пер. с фр. Л.; М., 1959. С. 249.

31

Вакенродер В.-Г. Фантазии об искусстве: Пер. с нем. М., 1977. С. 163.

32

Цит. по: Музыкальная эстетика Германии XIX века. Антология: В 2 т. Т. 1. М., 1981. С. 316.

33

Цит. по: Музыкальная эстетика Германии XIX века. Антология. С. 149, 150.

34

Там же. С. 334.

35

Там же. С. 221.

36

Кремлёв Ю.А. Русская мысль о музыке. Очерки истории русской музыкальной критики и эстетики в XIX веке: В 3 т. Т 1. 1825–1860. Л., 1954. С. 193.

37

Серов А.Н. Статьи о музыке: В 7 вып. Вып. 4. 1859–1860. М., 1988. С. 187.

38

Стасов В.В. Статьи о музыке: В 5 вып. Вып. 3. 1880–1886. М., 1977. С. 182.

39

Этнография теснейшим образом связана с фольклористикой, отсюда этномузыковедение часто именуют музыкальной фольклористикой.

40

Поскольку сейчас нет возможности подробно говорить обо всех науках, находящихся на стыке музыковедения с другими научными дисциплинами о жизни, см. о них в современных справочных изданиях и словарях, напр.: Новая Российская энциклопедия: В 19 т. М., 2004–2018; Большая Российская энциклопедия: В 35 т. М., 2005–2017; Большой Российский энциклопедический словарь. М., 2009.

41

Медушевский В.В. Сущностные силы человека и музыка // Музыка. Культура. Человек. Свердловск, 1988. С. 47.

42

Медушевский В.В. Музыкальное мышление и логос жизни // Музыкальное мышление: Сущность. Категории. Аспекты исследования. Киев, 1989. С. 24.

43

Холопов Ю.Н. Изменяющееся и неизменное в эволюции музыкального мышления // Проблемы традиций и новаторства в современной музыке. М., 1982. С. 52–104; Назайкинский Е.В. Звуковой мир музыки. М., 1988; Kneif Т. Die Idee der Natur in der Musikgeschichte // AfMw. XXVIII. 1971; Danckert W. Musik und Weltbild. Morphologic der abendlandischen Musik. Bonn, 1979.

44

Земцовский И.И. Фольклористика как наука // Славянский музыкальный фольклор. М., 1972. С. 18.

45

Netti В. Reference materials in ethnomusicology. Detroit, 1961; Ze studiow nad metodami etnomuzykologii. Wroclaw, 1975; Чекановска А. Музыкальная этнография. Методология и методика: Пер. с польск. М., 1983.

46

Merriam А.Р. The anthropology of music. Evanston, 1964 (7th print. — 1978); Bielawski L. Strefowa teoria czasu i jej znaczenie dla antropologii muzycznej. Krakow, 1976.

47

Merriam A.P. The anthropology of music. P. 241.

48

Если понятия «народная музыка» и «профессиональная музыка» общеупо-требляемы, то понятие «народно-профессиональная музыка» (под которой понимается джаз и рок) вводится нами (впервые в книге: Клюев А.С. Музыка и жизнь: о месте музыкального искусства в развивающемся мире. СПб., 1997). Интересно отметить, что в отечественной музыковедческой литературе существует точка зрения, согласно которой джаз и рок принадлежат к так называемому «третьему пласту» в музыкальном искусстве (то есть не к народной и не к профессиональной музыке). См.: Конен В.Д. Третий пласт. Новые массовые жанры в музыке XX века. М., 1994.

49

Иначе говоря, именно в народном музыкальном искусстве как бы происходит «пробуждение» музыки (собственно музыки) в рамках движения по принципу: предпредмузыка — предмузыка — собственно музыка (см. гл. 1).

50

Гусев В.Е. Эстетика фольклора. Л., 1967. С. 79 (см. также: Гусев В.Е. Русская народная художественная культура. Теоретические очерки. СПб., 1993. С. 8–9). Такое положение закономерно в силу того, что народная музыка, будучи по существу «первой музыкой», напрямую связана с предмузыкой, а через неё и с предпредмузыкой, то есть немузыкой. О связи народной музыки с пред — и предпредмузыкой говорит использование в народном музыкальном искусстве звучаний, основанных на звукоподражании различным биологическим организмам: зверям, птицам, насекомым, а также звуков, издаваемых всевозможными предметами (пилами, поленьями, сковородами и пр.).

51

Одоевский, кн. Русская и так называемая общая музыка. М., 1867. С. 15. В специальной литературе опасность записи народной музыки нотами подчёркивается постоянно. См., напр.: Алексеев Э.Е. Раннефольклорное интонирование: звуковысотный аспект. М., 1986. С. 39–46.

52

См.: Земцовский И.И. Музыка и этногенез. Исследовательские предпосылки, задачи, пути // Советская этнография. 1988. № 2. С. 15–23; Щуров В.М.\ 1)0 путях определения историко-возрастной песенной стилистики // Проблемы стиля в народной музыке. М., 1986. С. 5–29; 2) Стилевые основы русской народной музыки. М., 1998.

53

Соколов Ю.М. Очередные задачи изучения русского фольклора // Художественный фольклор. Вып. 1. М., 1926. С. 21. Данная позиция получила развитие в наши дни. См. интересную монографию на эту тему: Ромодин А.В. Человек творящий. Музыкант в традиционной культуре. СПб., 2009.

54

Богатырёв П.Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971. С. 375.

55

Доказательством правоты такого утверждения могут служить идеи Б.В. Асафьева, высказанные им в различных работах, в частности в имеющей в этом смысле программное название: «Композитор — имя ему народ» (Асафьев Б.В. Композитор — имя ему народ // Асафьев Б.В. О хоровом искусстве. Л., 1980. С. 139–145).

56

Постепенное исчезновение среды, в которой могло развиваться народное музыкальное искусство, в данном случае — русское, вызывало озабоченность уже в первые годы советской власти. См.: Лурье А.С. Простое слово о музыке. Пг., 1920. С. 5.

57

Попонов В.Б. Русская народная инструментальная музыка. М., 1984. С. 97.

58

Алексеев Э.Е. Фольклор в контексте современной культуры. М., 1988. С. 101.

59

Гаврилин В.А. «Фольклор — музыка жизни» // Гаврилин В.А. Слушая сердцем… 2-е изд., испр. СПб., 2012. С. 195, 196.

60

Зыкина Л. Пока не поздно // Музыкальная жизнь. 1987. № 22. С. 1.

61

О деятельности этих коллективов см.: Дмитрий Покровский: жизнь и творчество. М., 2004; Бабкина Н. Душа русской песни. М., 2002.

62

Гаврилин В.А. «Фольклор — музыка жизни». С. 196.

63

Своеобразным подтверждением того, что профессиональное музыкальное искусство возникает на основе народного, как бы «питается» им, могут служить слова М.И. Глинки: «Музыку создаём не мы, создаёт народ, а мы только записываем и аранжируем», или П.И. Чайковского, сказанные им о симфонической увертюре Глинки «Камаринская» — фантазии на тему двух русских народных песен: «В ней, как дуб в жёлуде, заключена вся русская симфоническая школа». См.: Русское народное музыкальное творчество. 4-е изд. Хрестоматия. М., 1973. С. 9.

64

Головинский Г.Л. Композитор и фольклор. Из опыта мастеров XIX–XX веков. Очерки. М., 1981. С. 13.

65

О проблемах, связанных с исполнением в наши дни музыки прошлых эпох, так называемой «старинной», см., напр.: Старинная музыка в контексте современной культуры: проблемы интерпретации и источниковедения. М., 1989; Старинная музыка: практика, аранжировка, реконструкция. М., 1999; Старинная музыка сегодня. Ростов н/Д, 2004.

66

Показательно, что названные временные промежутки господства в профессиональной музыке индивидуальности или коллективности практически полностью соответственно совпадали с отмеченными нами в гл. 1 историческими периодами, в которых музыка главным образом понималась как звуковое отражение человека (мира, жизни) или — мира, жизни (человека).

67

Культовая — религиозная музыка, если иметь в виду мировые религии как наиболее развитые: христианство, буддизм и ислам, представлена музыкой христианской (с основными её разновидностями: католической, православной и протестантской), буддийской и исламской. Поскольку в буддизме и исламе, по сравнению с христианством, музыка играет менее заметную роль (см.: Розеншилъд К.К. Музыкальное искусство и религия. Исторический очерк. М., 1964. С. 28–30), далее, говоря о культовой музыке, мы будем иметь в виду преимущественно христианское музыкальное искусство.

68

Термин «популярная» употребляется и по отношению к серьёзной (академической) музыке: тем её произведениям, которые хорошо известны, то есть находятся «на слуху» у слушателей (например, «Лунной» сонате Бетховена, полонезу «Прощание с Родиной» Огиньского и др.).

69

О том, что лёгкая музыка, несмотря на свой «лёгкий» характер, обладает возвышающим человека содержанием, по-своему свидетельствуют слова известного композитора М. Таривердиева: «нет “лёгкой” музыки» (Таривердиев М. Нет «лёгкой» музыки // Смена. 1983. № 2. С. 26).

70

Обратим внимание, когда речь шла о сохранении традиций народной музыки, мы отмечали значение самодеятельного музыкального творчества, сейчас, говоря о поддержке «законов» профессиональной музыки, — любительского. И это не случайно. Несмотря на сближенность самодеятельной и любительской музыкально-творческой деятельности, народная музыка является «питательной почвой» именно для самодеятельного музыкального искусства, профессиональная — любительского.

71

С возникновением народно-профессиональной музыки: джаза и рока, стал наблюдаться процесс взаимодействия народно-профессионального музыкального искусства с народным и профессиональным музыкальным творчеством.

72

Конен В.Д. Рождение джаза. 2-е изд. М., 1990. С. 9. Можно привести и косвенное свидетельство понимания учёным джаза как специфической, в предложенной здесь терминологии, народно-профессиональной музыки, поскольку, как считает Конен, джаз нельзя отнести «ни к профессиональному композиторскому творчеству в его традиционном понимании, ни к фольклору» (Конен В.Д. Указ. соч. С. 36). См. также: Конен ВД. Третий пласт. Новые массовые жанры в музыке XX века. М., 1994.

73

Овчинников Е. Архаический джаз. М., 1986. С. 51.

74

В музыке, особенно народно-профессиональной (джазе и роке), автором (композитором или исполнителем) зачастую является не отдельный человек, а творческий коллектив. В связи с этим можно говорить об индивидуальноавторском стиле не только отдельного человека, но и творческого коллектива.

75

Овчинников Е. Джаз как явление музыкального искусства. К истории вопроса. М., 1984. С. 10.

76

Признавая авторитет А. Козлова в области рок-музыки, всё же не согласимся с последним по поводу его трактовки рока как жанра. Рок — более широкое явление в музыкальном искусстве, представленное собственными жанрами. О жанрах рок-музыки см. ниже.

77

Козлов А. Рок-музыка. Истоки и развитие: В 2 ч. Ч. 2. М., 1990. С. 3.

78

В 80-е годы возникают такие своеобразные направления (течения) в рок-музыке, как «библейский металл», «мистический металл», «рок, ориентированный на альбомы» и др.

79

В частности, это подтверждают литературные сочинения российских рок-музыкантов — В. Бутусова («Наутилус Помпилиус», «Ю-Питер»): Бутусов В.Г. Виргостан, Екатеринбург, 2007; Бутусов В.Г., Якимчук Н.А.: 1) Антидепрессант. Со-искания. М., 2007; 2) Жуки в ботах. СПб., 2009 и А. Макаревича («Машина времени»): Макаревич А.В.: 1) Сам овца. М., 2001 (2010); 2) Живые истории. М., 2013; 3) Было, есть, будет… М., 2015; 4) Не первое лирическое отступление от правил. М., 2018; 5) Рассказы. Старые и новые. М., 2020.

80

Чередниченко Т.В. К проблеме художественной ценности в музыке // Проблемы музыкальной науки. Вып. 5. М., 1983. С. 255.

81

Такой подход соответствует заявленной в Предисловии направленности книги.

82

Цит. по: Фишман Н.Л. Бетховен // Музыкальная энциклопедия: В 6 т. Т. 1. М., 1973. Ст. 448.

83

Мандельштам О.Э. Путешествие в Армению // Мандельштам О.Э. Полное собр. соч. и писем. 2-е изд., испр. и доп.: В 3 т. Т. 2. Проза. СПб., 2017. С. 279. Паллас Пётр Симон (1741–1811) — немецкий естествоиспытатель. Труды по зоологии, палеонтологии, ботанике, этнографии и др.

84

См.: Системный подход в современной науке. К 100-летию Людвига фон Берталанфи: Сб. статей. М., 2004.

85

Причём сама форма музыкального произведения выступает на двух уровнях: внешнем и внутреннем. Об этом см. в исследовании «Онтология музыки» (в наст. изд. с. 166–169).

86

Золотое сечение называют ещё золотым делением, золотой пропорцией, а также Божественным сечением и Божественной пропорцией.

87

Продемонстрированное соотношение исключительно значимо. Именно оно, по мнению учёных, предопределяет жизненность, «организмичность» явлений,

88

См.: Клюев А.С.: 1) Природа художественной индивидуальности. Л., 1989;

2) Художественная индивидуальность как явление культуры: на материале музыкального искусства // Художественная культура и гуманизация образования: Межвуз. сб. научных трудов. СПб., 1992. С. 84–93.

89

Южанин Н.А. Некоторые проблемы социальной природы художественной ценности // Музыка в социалистическом обществе. Вып. 2. Л., 1975. С. 22–23.

90

Там же. С. 24.

91

Куренкова Р.А. Музыка и культура. М., 1986. С. 17.

92

Цит. по: Роллан Р. Гёте и Бетховен // Роллан Р. Собр. соч.: Пер. с фр.: В 20 т. Т. 15. Л., 1933. С. 84.

93

Цит. по: Делакруа Э. Дневник: Пер. с фр.: В 2 т. Т. 1. М., 1961. С. И.

94

Теплое Б.М. Психология музыкальных способностей. М.-Л., 1947 (М., 2003). Мнение Б.М. Теплова подтверждают и авторы современных работ по музыкальной психологии. См.: Старчеус М.С. Слух музыканта. М., 2003; Кирнарская Д.К. Музыкальные способности. М., 2004; Бочкарёв Л.Л. Психология музыкальной деятельности. М., 2008; Мозгот В.Г. Психология музыкальной деятельности: Учебное пособие. Майкоп, 2009; Петрушин В.И. Музыкальная психология. 4-е изд., перераб. и доп. М., 2017.

95

Брусиловский А.И. Он видит, слышит, чувствует… // Здоровье. 1989. № 12. С. 17.

96

Там же.

97

Ветлугина НА. Музыкальное воспитание в детском саду. М., 1981. С. 82.

98

Музыка. 1–8 классы. 4-е изд. М., 2007. На значение «Программы» ещё раз было обращено внимание в процессе проведения научно-практической конференции, посвящённой 110-летнему юбилею Д.Б. Кабалевского. См.: Д.Б. Кабалевский — композитор, учёный, педагог-исследователь (к 110-летию со дня рождения Д.Б. Кабалевского). М., 2014.

99

Несомненно, формирование

100

Крутецкий В.А. Основы педагогической психологии // Педагогическая психология: интеграция теории и практики. Ставрополь, 2007. С. 117.

101

Догель И.М. Влияние музыки на человека и животных. 2-е изд., испр. [и доп.] Казань, 1898. С. 2.

102

Догель И.М. Влияние музыки на человека и животных. С. 2–3.

103

Телесный, душевный и духовный компоненты человека своеобразно интерпретирует профессор парижского православного богословского института В.В. Вейдле. Душа, по Вейдле, — «душа тела», дух — «душа души» (Вейдле В.В. Умирание искусства. М., 2001. С. 55).

104

Трансцендентное (от лат. transcendens — перешагивающий, выходящий за пределы) — всё то, что выходит за пределы человеческого опыта (примечание наше. — А.К.).

105

Цит. по: Маритен Ж. Ответственность художника // Самосознание европейской культуры XX века. Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. М., 1991. С. 186. — Заметим, некоторые учёные, в соответствии с «серединным» положением души в ряду тело — душа — дух человека, считают, что душевное более соотносится с телесным (напр., Н.О. Лосский: Лосский Н.О. Мир как органическое целое //Лосский Н.О. Избранное. М., 1991. С. 335–480), другие утверждают о большей близости душевного духовному (наир., Р. Штайнер: Штайнер Р. Теософия. Введение в сверхчувственное познание мира и назначение человека: Пер. с нем. 3-е изд. М., 2012).

106

См.: Симонов П.В. Избранные труды: В 2 т. М., 2004.

107

Воронин Г.В. Современная музыкальная система как самоотражение организации бессознательного // Бессознательное: Природа. Функции. Методы исследования: В 4 т. Т. 2. Тбилиси, 1978. С. 609.