Рим и эллинизм. Войны, дипломатия, экономика, культура

А.П. Беликов, 2023

Рим, в течение веков продвигаясь к вершине своей славы, традиционно сочетал во внешней политике передовое военное искусство с хитроумными дипломатическими приемами. Приходя на помощь слабому государству, римская держава до времени умело скрывала свои агрессивные планы. Так Рим поступал на Западе, ту же политику проводил он и на Востоке. После окончания II Пунической войны, в достаточно краткий исторический период, римляне находят союзников среди эллинистических государств, создают военно-политические коалиции, умело используют смуты и несогласия внутри греческого мира. Постепенно захватывая одну страну за другой, Рим все шире распространяет свое господство па Восточное Средиземноморье и Малую Азию. Книга посвящена истории политических, экономических и культурных связей Республиканского Рима с государствами Восточного Средиземноморья. Автор рассматривает сложные вопросы римской военной экспансии, торговли и дипломатии, а также развитие основных принципов мировой политики Рима. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава II

Методы римской дипломатии: сенат против Македонии, Пергама, Селевкидского царства

Впечатляющие успехи римской внешней политики во многом объясняются искусной дипломатией сената. Римляне умело моделировали то, что лучше всего определить как «двойная дипломатия», т. е. это такие действия, когда противника ставили в такую ситуацию, что любое его действие или даже бездействие шло на пользу Риму и только Риму. Кроме того, сенат был непревзойдён в умении использовать союзников и их силы в своих интересах. При этом часто использовались различные действия, которые с некоторой натяжкой можно назвать недипломатическим словом «махинации». Mahinatio в переводе означает не просто «обман», а явно направленный на получение каких-то односторонних выгод и преимуществ. Именно в этом плане мы и рассмотрим некоторые конкретные проявления римской дипломатии.

Посольства, разосланные сенатом по Греции после окончания I Иллирийской войны — это самый первый пример римских тщательно продуманных мер в новом для Рима политическом регионе к востоку от Италии: они должны были замаскировать истинные цели появления римлян на Балканах и завоевать симпатии греков. Нужно признать, что это удалось сделать. Следующая блестяще проведённая акция римского правительства — это римско-этолийский союз во время I Македонской войны. Совсем недавно закончилась война Этолии с Македонией, по сути выигранная Филиппом. Сенат хорошо изучил ситуацию на Балканах и очень грамотно сыграл на том, что этолийцы жаждали реванша. Прибыв на специально назначенное собрание Этолийского союза, консул Валерий Левин в речи, представляющей собой блестящий образец политического красноречия, склонял этолийцев к войне против Филиппа (см.: Liv. XXVI.24). Он обещал союзу всяческие блага, в частности — вернуть ему утраченную Акарнанию. Стратеги вслед за ним говорили о могуществе Рима и сумели убедить народ в необходимости новой войны. Обычно малоэмоциональный Ливий в данном случае не без язвительного ехидства заявляет: «Больше всего действовала надежда завладеть Акарнанией» (ibid.). В результате был заключён первый римский союзный договор на Балканах.

Дата его заключения спорна, но имеет большое значение ещё и потому, что сама по себе она опровергает устойчивое мнение, будто именно римско-этолийский союз предотвратил высадку Филиппа в Италии. Договор относят к осени 212 г. до н. э.^[528] или к концу 211 г. до н. э.^[529] Однако имеющейся в нашем распоряжении информации достаточно, чтобы максимально уточнить время его заключения. 1. Упоминаемые Ливием вожди этолийцев — Доримах и Скопас. Доримах был стратегом 211/210 г. до н. э.^[530]. Скопаса избрали стратегом на cледующий 210 г. до н. э.^[531] 2. Захват Капуи и Сиракуз, о чём говорил Левин, чтобы продемонстрировать силу Рима и вдохновить этолийцев на войну на его стороне, произошёл в 211 г. до н. э.^[532]. Притом консул упоминает о захвате этих городов как о факте, хорошо известном и, очевидно, случившемся не только что.

Следовательно, договор никак не мог быть заключён в 212 г. до н. э. Наиболее вероятная дата — самый конец 211 г. до н. э., или даже, что менее вероятно, начало 210 г. до н. э. Сразу же после его заключения Этолия не могла немедленно начать войну — к ней следовало подготовиться и собрать силы. В любом случае этолийцы начали сражаться против Филиппа никак не раньше 210 г. до н. э.

Этолийцы начали войну, а Рим обещал помогать на море силами не менее 25 пентер (Liv. XXVI.24). Завоёванные земли отходили Этолии, добыча и рабы — Риму, союзники обязались не заключать сепаратного мира. Договор основан на хищнических стремлениях^[533] союзников и позорен для обеих сторон^[534] — с такой жёсткой оценкой трудно спорить. Римляне стремились сохранить позиции на Балканах, к территориальным захватам они пока не склонялись^[535]. Сенат хотел ослабить Филиппа^[536] или по крайней мере — отвлечь его от своих владений в Иллирии. Рим не отказывался от мысли о господстве на Востоке, но сейчас он был слишком занят Ганнибалом^[537]. Договор с Этолией — крупная дмпломатическая победа Рима, позволившая ему почти устраниться из войны с Филиппом. Половину флота из Иллирии римляне вообще увели, вся тяжесть войны легла на Этолию. В умении использовать чужую кровь, даже не дорогих наёмников, а бесплатных союзников, Рим не знал равных. В этом одна из причин быстрого роста его могущества.

Подстрекаемые Римом и вдохновлённые примером Этолии, против Македонии выступили элейцы, мессенцы, спартиаты, дарданы. Вместо того чтобы закрепиться в Иллирии, Филиппу пришлось со всех сторон отражать врагов. За него сражались ахейцы, беотийцы, фессалийцы, эпироты, акарнийцы, эвбейцы и локры^[538], но его положение оставалось сложным. Война приняла почти общегреческий характер. После вступления в войну Аттала римско-пергамский флот господствовал на море.

Однако Этолия с трудом несла бремя войны, римляне передали ей несколько городов, предварительно ограбленных дочиста, но не оказали никакой реальной помощи. Они поголовно продали в рабство жителей Акраганта (Liv. XXVI.40), Антикиры (Liv. XXVI.26; Polyb. IX.39.3), Дималы (Liv. XXVII.22), разграбили и поработили Эгину (Polyb. IX.42.5–8), опустошили всю местность между Сикионом и Коринфом (Liv. XXVII.31). Такая жестокость сделала войну непопулярной среди греков^[539]. Этолийцы, несомненно, почувствовали, что их престиж борцов против македонского гнёта неуклонно падает, да и сражаться против Филиппа практически в одиночку было слишком трудно.

Уже в 209 г. до н. э. Этолия начала сепаратные переговоры с Филиппом. Римский представитель в этолийском правительстве проконсул Сульпиций пытался сорвать их, но потерпел неудачу. Тогда он спешно известил сенат о ходе переговоров, добавив: в интересах Рима, чтобы этолийцы продолжали воевать с Филиппом (App. Mac. III.1). Для сената это и так было очевидным, он прислал этолийцам военную помощь, но вскоре отозвал её. Этолийцы склонялись к миру. На очередном союзном собрании Филиппа и вождей упрекали в том, что они своими распрями толкают Элладу в рабство. Сульпиций пытался возражать, но его не стали даже слушать (ibid.), это весьма существенный факт: очевидно, общественное мнение этолийцев уже явно было направлено против римлян.

В 208 г. до н. э. Аттал вынужден был увести свои войска из Греции для защиты Пергама от вторгшихся вифинцев^[540]. В 207 г. до н. э. римляне напрягли все силы, чтобы не дать Гасдрубалу соединиться с братом в Италии. Из Греции увели даже весь флот. Предоставленным самим себе этолийцам прошлось возобновить переговоры с царём. Посредники с Родоса убеждали стороны не ослаблять страну, готовя ей порабощение и гибель (Polyb. XI.5). Осенью 206 г. до н. э., вопреки условиям договора с Римом, Этолия заключила сепаратный мир с Филиппом, потеряв почти треть своей территории. Попытка римлян весной 205 г. до н. э. побудить этолийцев возобновить войну полностью провалилась.

Следующий коварный ход римской дипломатии — это введение в заблуждение этолийцев во время II Македонской войны: им просто не сообщили, что договор 211 г. до н. э., дающий им право на захваченные территории, больше не существует (см. 1-ю главу). Крайнее негодование обманутых позже привело их к войне против своих недавних союзников-римлян.

Само «освобождение» Греции, торжественно провозглашённое Римом в 196 г. до н. э., было проведено таким образом, что эллины далеко не сразу поняли, что они просто поменяли над собой одного гегемона на другого (см. 5-ю главу).

Затем отдельного разбора требует тонкая интрига, проведённая сенатом с Деметрием, сыном Филиппа V, которая показывает, что римляне ради достижения своих целей были готовы на всё, даже на поступки, совершенно несовместимые с традиционной квиритской честностью.

После Сирийской войны сенат взял курс на подавление Македонии. Используя как предлог резню, устроенную Филиппом в Маронее, ранее просившей сенат о свободе от власти Македонии, римские послы упрекали царя во враждебности к Риму (см.: Polyb. XXII.18.6). Угроза новой войны стала слишком очевидной, боясь её и не желая обострять отношения с сенатом, Филипп поставил во главе посольства в Рим своего младшего сына Деметрия. Царевич несколько лет провёл в Риме заложником, имел там знакомства и связи, Антигонид надеялся, что он сумеет смягчить гнев сената.

Деметрий зачитал в курии письмо отца, в котором по каждому пункту обвинений было чётко отмечено, что уже сделано и что будет сделано, хотя решение сената и несправедливо. Последнее замечание было добавлено ко многим пунктам (App. Mac. IX.6). Царь тщетно пытался апеллировать к совести сената, но заявлял о готовности подчиниться даже явно несправедливому решению. Сохраняя возможное достоинство, он старался не доводить до разрыва.

Сенат объявил, что прощает царя только ради сына (ibid.), уже одно это было сильнейшим унижением для гордого и самолюбивого Филиппа. Царевича окружили вниманием, намекая, что будущим царём Македонии хотят видеть именно его. Фламинин приглашал Деметрия на «тайные совещания», убеждая, что ему помогут стать царём (Polyb. XXXII.3.8). Антиримские настроения законного наследника престола Персея, старшего сына царя, сенату были хорошо известны, поэтому он не устраивал римское правительство в качестве будущего правителя Македонии^[541]. Управлять Деметрием было бы намного легче. Роль Фламинина в этой интриге весьма неприглядна^[542], но это была не его частная инициатива, а политика сената^[543], действующего исключительно из соображений политической выгоды^[544]. Посадив на трон слабого и тщеславного царевича, сенат получил бы покорную Македонию^[545].

Поведение Деметрия было «очень близко к измене»^[546]. Действительно, он ничего не сообщил отцу о предложении сената — и в этом действительно виноват, но нет никаких оснований утверждать, что царевич «возглавил проримскую группировку»^[547] в Македонии. Само наличие подобной группировки в Македонии представляется совершенно невероятным, учитывая две предыдущие войны и тот факт, что Рим лишил македонян власти над Грецией. Разумеется, друзья Деметрия и его личная свита предпочли бы видеть царём его, а не Персея, но это не даёт ни малейших оснований считать их «проримской группировкой». Нет и никаких сведений в источниках, что они злоумышляли против самого Персея.

Тем более невозможно согласиться с мнением Д. Боудер, что Деметрий «проводил проримскую политику вопреки империалистическим тенденциям отца и брата»^[548]. Нам вообще ничего не известно о каких бы то ни было политических действиях царевича в пользу Рима. Персей перед лицом отца лживо обвинял своего младшего брата в том, что он замыслил убить законного наследника и самому занять его место. Ливий утверждает, что Деметрий, встревоженный клеветой Персея и видя недоброжелательность отца, даже замышлял бегство в Рим (Liv. XL.23.2), хотя в это сложно поверить.

Закончилось всё трагически: Персей предъявил отцу фальшивые письма, якобы подтверждавшие измену Деметрия, и Филипп велел убить своего младшего сына (Liv. XL.24), ставшего жертвой римских интриг. Ливий пишет о раскаянии царя, слишком поздно понявшего, что его обманули. Трагедия царя и горе отца привели к тому, что вскоре Филипп умер «сломленным стариком»^[549], в возрасте всего лишь 59 лет.

Следующий по хронологии дипломатический успех римлян — это переговоры Марция с Персеем накануне III Македонской войны (см. 1-ю главу), когда царю успешно внушили, что Рим не будет воевать против него.

И наконец, одна из самых блестяще проведённых дипломатических акций сената — присоединение Пергама. Пергамский царь Аттал Ш Филометор Эвергет, умерший весной 133 г. до н. э., завещал своё царство Риму. По проблеме этого завещания существует обширная историография. Подробное изложение фактической стороны дела и анализ проблемы (с которым мы далеко не всегда можем согласиться) дал Э. Грюен^[550]. Главные и наиболее дискуссионные вопросы: почему и, собственно говоря, что именно завещал Аттал Риму? Плюс к этому: причины его столь ранней и довольно странной смерти — последний аспект проблемы в историографии практически не затронут. Сообщения источников очень скудны, поэтому в исследованиях и нет единого мнения по этим вопросам.

Страбон (XIII.4.2) передаёт содержание завещания самыми общими словами. Упоминает его Плиний Старший (NH. XXXIII.148). Тит Ливий (Per. 58) — царь, умирая, оставил своё наследство римскому народу. Плутарх (Tib. Gracch. 14.1) и Юстин (XXXVI. 4.5) говорят практически одинаковыми словами: «в завещании назначил своим наследником римский народ». Более конкретен Веллей Патеркул (II.IV.1): «Аттал умер, завещав царство Риму». Запутывает ситуацию сообщение Флора: римский народ — наследник всего царского имущества (XXXV. II.20.2), близка версия Сенеки (Controv. II). Ни один источник не раскрывает мотивов его завещания^[551].

Предварительная проблема — а было ли само завещание, или его сфальсифицировали римляне? Саллюстий пишет: Митридат VI Евпатор обвинял римлян в том, что они подменили завещание, чтобы завладеть Пергамом (Hist. 4.69.9). Очевидно, в устах Митридата, если он и говорил так, эти слова были скорее средством ведения пропагандистской войны против Рима, нежели констатацией реального факта. Правда, А.И. Немировский пишет о неясности: сам Аттал завещал своё царство, или завещание было подделано^[552]? Г.Е. Кавтария категорически говорит о «ложности завещания»^[553]. Г. Штоль утверждал, что завещание было сфабриковано римлянами^[554], однако у нас нет достаточных оснований согласиться с ними.

Эпиграфические источники дают чёткую конкретную информацию, которую нельзя толковать двояко. Декрет народного собрания из города Пергама, принятый в 133 г до н. э., однозначно подтверждает факт существования текста завещания: «утвердить завещание у римлян» (OGIS. 338 = IGRR. IV.289). Сам декрет был принят ещё до появления здесь римских войск, и его невозможно объяснить давлением Рима. О том же свидетельствует Senatus consultum июля 133 до н. э.^[555] Римские авторы, при всей их тенденциозности, не стали бы выдумывать завещание, с фактической стороной они обращались достаточно корректно. Можно согласиться с П. Сэндсом, что подлинность завещания не вызывает сомнений^[556], это бесспорный факт^[557]. Таким образом, предварительно проблему можно считать решённой и закрытой.

Завещание действительно существовало, в чём не сомневался и сам Митридат, оспаривавший лишь его подлинность. Своим наследником Аттал назначил Римское государство — это всё бесспорно.

Более сложный вопрос: что именно завещал Аттал Риму: только царскую казну, вместе с царскими землями, или всё-таки — всё царство? В своей монографии О.Ю. Климов соглашается с К.М. Колобовой, Э. Хансеном и А.Н. Шервин-Уайт, что Риму были завещаны лишь царские владения, а города остались свободными^[558]. Э. Грюен полагает, что завещание фактически настаивало на свободе города Пергама^[559]. В доказательство обычно приводятся слова из пергамского декрета 133 г. до н. э.: царь «оставил отечество наше свободным» (OGIS. 338, с. 5). Однако далее О.Ю. Климов уточняет, что, возможно, эта свобода означала всего лишь освобождение от контроля центральной власти и налогов, а во время восстания Аристоника города не поддержали его, видимо, опасаясь лишиться предоставленных им по завещанию льгот^[560].

Так о чём же шла речь в завещании: о свободе или всего лишь о льготах? На наш взгляд, чтобы найти ответ на вопрос, надо посмотреть на него с трёх разных сторон. Взгляд первый — терминологический. В декретах эллинистических правителей термин «элефтерия»/свобода, в общем, никогда не означал политической независимости, а всегда был конкретен — как освобождение от налогов, постоя или набора войск, как внутренняя автономия и т. п.

Взгляд второй — дипломатический: чем была свобода в дипломатической практике эллинистического мира? Термин этот использовался для успокоения и привлечения на свою сторону населения тех территорий, над которыми предполагалось установить свою власть^[561]. Именно в этом смысле диадохи обещали «свободу» для земель, которые они оспаривали друг у друга. Они не заявляли, что завоюют эту землю у противника — говорили, что они освободят её от врага. Антиох III обещал освободить Грецию от римского владычества, для того чтобы установить в ней своё собственное господство. Такое эллинистическое понимание свободы использовали в своих целях и римляне. Объявив об освобождении Греции в 196 г. до н. э., они прекрасно понимали, что освобожденная Эллада не будет избавлена от своих освободителей.

Взгляд третий — юридический. Речь идёт о завещании не частного лица, а царя. Частное лицо завещает нажитое личное имущество. Завещание царя — это не только правовой, но и политический документ, решающий не судьбу имущества, а судьбы государства.

На пересечении этих трёх взглядов неизбежно напрашивается вывод: Аттал, несомненно, завещал Риму всё царство. Действительно, передал его римскому народу^[562]. Так же должны были понимать это и римляне, исходя из их установки «провинции — это поместья римского народа». Как справедливо отмечено Д. Мэйджи, наследство включало не только личное богатство царя, но и его домен, а также города, которые были прямо подчинены монархии и сейчас стали подданными Рима^[563]. Далее Д. Мэйджи пишет, что завещание не распространялось на храмовые земли и сам город Пергам^[564]. Х. Ласт полагает: из текста завещания следует, что город Пергам должен был оставаться свободным^[565]. Выше мы уже показали, что термин «свобода» в период эллинизма не имел реального наполнения. Воля царя должна была быть ратифицирована Римом^[566] — выполнение завещания зависело лишь от воли сената, и он мог поступать так, как считал нужным. Как отметил Д. Браунд, менее эллинизированные и более удалённые окраины Пергама сенат отдал его соседям, оставив себе то, что было легче защищать и лучше эксплуатировать^[567]. В 129 г. до н. э. прекратило своё существование царство Пергам и на его месте появилась римская провинция Азия.

А свобода, как внутренняя автономия, была объявлена (вернее — обещана) в завещании городам с конкретной целью. Именно — для того чтобы успокоить их жителей и предотвратить возмущение пергамцев против самого завещания. Это можно рассматривать как отступное городам. Города действительно не выступили против Рима. Обещание свободы было тонко продумано, но едва ли самим Атталом. Скорее здесь чувствуется рука римского сената, поднаторевшего в использовании лозунга свободы в своих политических целях.

И наконец, самая главная проблема: почему царь пошёл на такой неординарный поступок, как завещание своего царства Риму?

В историографии можно выделить несколько позиций по этому вопросу. 1. Отечественная историография 1930–1980 гг. сводит всё к внутриполитическому кризису. Рабовладельцы в условиях усиливающейся народной борьбы не могли сохранить своё классовое господство, и в лице Аттала пошли на предательство национальных интересов, отдав царство Риму, чтобы он задушил в нём надвигающуюся революцию^[568].

Как это ни странно, в зарубежной историографии высказываются близкие мнения: мятежи эксплуатируемых масс и политический кризис^[569]; возможно, цель завещания — предотвратить социальную революцию^[570]. Сразу отметим, что источники не дают никаких оснований для таких выводов. Репрессии Аттала были направлены не против народа или рабов, а против представителей аристократии. В его действиях можно увидеть лишь попытки укрепить центральную власть или подавить придворную смуту, но никак не борьбу с революцией. Мнение о революционном кризисе в Пергаме представляется нам, мягко говоря, сильно преувеличенным. Предположение О.Н. Юлкиной, что народные выступления начались ещё в правлении Аттала^[571], ничем не подкреплено, не подтверждается источниками и является абсолютно произвольным допущением. Текст декрета, на который она ссылается, «остаётся дискуссионным»^[572], но при всех неясностях он не содержит никаких указаний на восстание. Все имеющиеся источники показывают, что восстание началось после смерти Аттала^[573].

А.Б. Ранович, сделав совершенно произвольное допущение, что такое массовое движение просто не могло обойтись без программы общественного переустройства, «логично» делает вывод: Аристоник мечтал построить государство, основанное на свободе, равенстве и на сильном влиянии утопического романа Ямбула^[574]. До сих пор никем не доказано, что Аристоник читал этот роман или хотя бы даже знал о нём! Как убедительно показал О.Ю. Климов, восстание Аристоника своим побудительным мотивом имело отнюдь не социальные мотивы, а желание претендента утвердиться на пергамском троне^[575]. Участие в нём свободной бедноты и рабов невозможно объяснить их невыносимой жизнью в правление Аттала. Единственно возможное объяснение заключается в умелой демагогической политике Аристоника. Как справедливо отметил И. Хопп, только после тяжёлого поражения при Кимах претендент в качестве крайней меры обратился к рабам и малоимущим^[576] — очевидно, именно и только для того, чтобы пополнить ими поредевшие ряды своего войска. Нельзя переносить острую ситуацию 133–130 гг. до н. э. на предыдущие годы, для этого у нас просто нет никаких оснований. Благодаря участию низов восстание, даже независимо от целей претендента, обрело социальную окраску. Устремления вождя и характер восстания не обязательно совпадают. Но это отнюдь не означает, что социальный вопрос остро стоял в Пергаме ещё до смерти Аттала. Считать выступление Аристоника «классовой войной»^[577] просто невозможно, сложно поверить и в приписываемое ему желание построить настоящий утопический «Город Солнца» в Пергаме.

Таким образом, данную позицию в историографии (передача царства Риму, чтобы подавить в Пергаме революцию), порождённую сугубо классовым подходом, следует признать ошибочной и исключить из дальнейшего обсуждения.

2. Аттал был последним законным представителем царского рода, и у него просто не было наследников^[578]. Поэтому он и завещал своё царство Риму. Однако все источники (Страбон, Ливий, Флор, Диодор, Юстин, Евтропий, Орозий), за исключением Плутарха (Flam. XXI) и Веллея Патеркула (II.IV.I)^[579] признают царское происхождение Аристоника. Как подчёркивают У. Вилькен и И. Хопп^[580], он действительно был единокровным братом Аттала, сыном царя Эвмена II, хотя и от наложницы.

В период эллинизма такое происхождение не являлось препятствием для восхождения на трон, чему можно привести множество примеров. Самый яркий — это царь Македонии Персей, рождённый наложницей Филиппа V. Аристократы и армия признали его законным наследником и никаких сомнений в легитимности его власти не высказали. Наконец, Аттал мог официально усыновить Аристоника, и сенат не стал бы возражать против этого, поскольку это соответствовало и римским обычаям^[581].

Следовательно, эту версию как необоснованную также следует исключить из дальнейшего обсуждения проблемы.

3. Аттал не был расположен к своему наследнику, и из нелюбви к нему передал царство Риму^[582]. Утверждение совершенно бездоказательное, т. к. источники не содержат вообще никакой информации о взаимоотношениях братьев. Да и выглядит это объяснение слишком уж прямолинейным и упрощённым: в мировой истории вообще нет примеров передачи государства соседу из-за неприязни к собственному наследнику. Только нелюбовь к брату, даже если допустить её существование, не может объяснить завещания Аттала. Несомненно, здесь были задействованы другие, более существенные факторы.

Получается, что и третью позицию не стоит рассматривать всерьёз.

4. Четвёртый блок мнений — понимая, что Рим доминирует, полагая, что прямое римское правление будет полезнее для Пергама, и не желая противиться неизбежному^[583], Аттал хотел избавить свою страну от раздоров после своей смерти и от притязаний соседних царей^[584]. Мотивы завещания объяснить сложно, но по характеру царь был психологически неустойчив, он видел происходящие в мире перемены и справедливо ожидал проблем и неприятностей для Пергама^[585].

Такой подход представляется вполне обоснованным, но он нуждается в развитии, т. к. выглядит неполным и несколько односторонним. Пергам процветал, и у пергамцев не было оснований опасаться будущего. Как отметил А. Шервин-Уайт, эта версия была бы убедительнее, если бы Аттал жил двадцатью годами позже^[586].

5. К предыдущей близка позиция Р. Макшейна. Вслед за Дж. Свэйном^[587] он полагает: Аттал ожидал, что Рим будет покровительствовать грекам, защитит их от давления враждебного им Востока и на много веков установит верховенство эллинской культуры на Ближнем Востоке^[588]. Не особо веря в римский альтруизм, царь внёс в завещание пункт об автономии города Пергама^[589].

Объяснение довольно наивное: римлянам не было никакого дела до распространения греческой культуры на Восток, да и едва ли Аттал вообще думал об этом.

6. Завещание объясняется традиционной проримской политикой Пергама, а также тем, что пергамцы были обязаны Риму за его победу над галатами. Да и присоединение царства было неизбежно как центра для контроля над Малой Азией^[590]. Версия неубедительна. Если бы Аттал завещал царство Аристонику, тот тоже вынужден был бы проводить такую же проримскую политику.

7. Особняком стоит версия Р. Виппера: возможно, царь задолжал римским «капиталистам» и вынужден был отдать им свой залог — всю свою страну^[591]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

528

Низе Б. Очерк римской истории и источниковедения. СПб., 1908. С. 140; Holleaux M. Rome and Macedon: Philip against the romans // CAH. Vol. VIII. Cambridge, 1930. P. 124; Flacerie R. Les aitoliens a Delphes. Paris, 1937. P. 298; Klaffenbach G. Der romische-atolische Bundnisvertrag. Berlin, 1954. S. 4; Griffith E.T. An Early Motive of Roman Imperialism (201 B.C.) // CHJ. 1935. Vol. V. № 1. P. 7.

529

Мищенко Ф.Г. Федеративная Эллада и Полибий // Полибий. Всеобщая история. Т. 1. М., 1890. С. CXLVI.; Жебелёв С. Из истории Афин. 229—31 гг. до Р.Х. СПб., 1898. С. 79; Нич К. История Римской республики. М., 1908. С. 200; Balsdon J.P.V.D. Rome and Macedon, 205–200 B.C. // JRS. 1954. Vol. XLIV. P. 31; Toynbee A.J. Hellenism. London, 1959. P. 159; Walbank F.W. Polybius and Macedonia //Ancient Macedonia. Thessaloniki, 1971. P. 295; Pajakowski W. Illirowie. Poznan, 1981. S. 214.

530

Walbank F.W. A Historical Commentary on Polybius. Vol. 2. Oxford, 1967. P. 301.

531

Errington R.M. The dawn of Empire. Rome`s Rise to World Power. Ithaca; New York, 1973. P. 114.

532

Errington R.M. The dawn of Empire. Rome`s Rise to World Power. Ithaca; New York, 1973. P. 114.

533

Василевский В.Г. Политическая реформа и социальное движение в Греции в период её упадка. СПб., 1869. С. 326.

534

Holleaux M. Rome and Macedon. P. 125

535

Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. М.—Л., 1950. С. 255.

536

Кудрявцев О.В. Эллинистические провинции Балканского полуострова во втором веке нашей эры. М., 1954. С. 45.

537

Жебелёв С. Из истории Афин. С. 96.

538

См.: Петер К. Хронологические таблицы греческой истории. М., 1893. С. 159.

539

Ранович А.Б. Указ. cоч. С. 256.

540

Hansen E.V. The Attalids of Pergamon. 2^nd ed. Ithaca; New York, 1971. P. 48–49; Allen R.E. The Attalid Kingdom. Oxford, 1983. P. 69.

541

Meloni P. Perseo e la fine della monarchia macedone. Rome, 1953. P. 43; Errington R.M. The dawn of Empire. P. 202.

542

См.: Edson C.F. Perseus and Demetrius // HSCP. 1935. Vol. XLVI. P. 200; Briscoe J. Flamininus and Roman Politics, 200–189 B.C. // Latomus. 1972. T. XXXI. Fasc. 1. P. 25.

543

См.: Edson C.F. Opus cit. P. 193–194, 198, 200.

544

Walbank F.W. Philip V of Macedon. Cambridge, 1940. P. 239.

545

Gast J. The history of Greece. Vol. 2. Basil, 1747. P. 170.

546

См.: Edson C.F. Opus cit. P. 194, 198, 200–201.

547

Шифман А.С. История античной Македонии. Т. 2. Казань, 1963. С. 247.

548

Bowder D. Outline History 776—30 B.C. // Who was Who in the Greek World / Ed. by D.Bowder. Ithaca; New York, 1982. P. 157.

549

Swain J.W. The Ancient World. Vol. 2. The World Empires: Alexander and the Romans after 334 B.C. New York, 1950. P. 163.

550

Gruen E.S. The Hellenistic World and the Coming of Rome. Vol. II. Berkeley; Los Angelos; London, 1984. P. 592–608.

551

Sherwin-White A.N. Roman foreign policy in the East. 168 B.C. to A.D. 1. Duckworth, 1984. P. 80.

552

См.: Малые римские историки. В. Патеркул. Римская история; Ф. Флор. Две книги римских войн; Луций Ампелий. Памятная книжица. М., 1996. С. 319. Прим. 16.

553

Кавтария Г.Е. Тиберий Гракх и Блоссий Куманский // Известия АН ГССР. Серия «Истории, археологии, этнографии и истории искусства». Тбилиси. 1988. № 1. С. 139.

554

Штоль Г. Боги и гиганты. М., 1971. С. 121.

555

Датировка не вызывает сомнений. См.: Vogt J. Pergamon und Aristinicos // Atti del terzo congresso internationale d’epigraphia greca e latina. Roma, 1959. S. 45; Hopp J. Untersuchungen zur Geschichte der letzten Attaliden. Munchen, 1977. S.133. Текст завещания прибыл в Рим в начале лета 133 г. до н. э. — см.: Toynbee A. Hannibal’s legacy. Vol. 2. London, 1965. P. 54, Note 3.

556

См.: Sands P.C. The client princes of the Roman Empire. Under the Republic. Cambridge, 1908. P. 146.

557

Broughton T.R.S. Roman Asia Minor // An Economic Survey of Ancient Rome. Vol. IV. Africa, Syria, Greece, Asia Minor. Baltimore, 1938. P. 505; Ferguson J. Utopias of the classical world. London, 1975. P. 141.

558

Климов О.Ю. Царство Пергам: очерк социально-политической истории. Мурманск, 1998. С. 47.

559

Gruen E.S. The Hellenistic World and the Coming of Rome. Vol. II. P. 594.

560

Климов О.Ю. Царство Пергам. С. 47.

561

См.: Кащеев В.И. Эллинистический мир и Рим. Война, мир и дипломатия в 220–146 гг. до н. э. М., 1993. С. 267–287.

562

Именно так и было и во всех других завещаниях царей, принятых Римом.

563

Magie D. Roman Rule in Asia Minor to the end of the third century after Christ. Vol. 1. Princeton, New Jersey, 1950. P. 32.

564

Op. cit. P. 33.

565

Last H. The wars of the age of Marius // CAH. Vol. IX. Cambridge, 1932. P. 102.

566

Magie D. Op. cit. P. 33.

567

Braund D. Rome and the Friendly King. The character of the client kingship. New York; London, 1984. P. 7. Речь идёт о территориальных дарах царям, участвовавшим в подавлении восстания Аристоника.

568

Юлкина О.Н. Пергамский декрет 133 г. до н. э. // ВДИ. 1947. № 2. С. 164; Вейнберг В.П. Образование провинции Азии. Автореф. дис… канд. ист. наук. Л., 1954. С. 3, 7,10; Ковалёв С.И. История Рима. 2-е изд. Л., 1986. С. 330–331; Квезерели-Копадзе Н.Н. Восстание гелиополитов. Автореф. дис… канд. ист. наук. Тбилиси, 1955. С. 8—10; Ильинская Л.С. Римская экспансия в Малой Азии в конце республиканского периода (I в. до н. э.). Автореф. дис… канд. ист. наук. М., 1966. С. 11–12, 16; Ломоури Н.Ю. Грузино-римские отношения. Ч. 1. Тбилиси, 1981. С. 32. К сожалению, такие устаревшие взгляды встречаются даже в новейшей литературе, например, см.: История Востока. Т. 1. Восток в древности / ред. В.А. Якобсон. М., 1997. С. 529; Всемирная история. Т. 4. Эллинистический период / Ред. А.Н. Бадак и др. Минск, 1997. С. 467.

569

Rostovtzeff M. SEHHW. Vol. 2. Oxford, 1941. P. 807; Great Events from History. Ancient and Medieval Series. Vol. 1. 4000—1 B.C. / Ed. by F.N. Magill. New Jersey, 1972. P. 487.

570

Stark F. Rome on the Euphrates. London, 1966. P. 36; Grant M. From Alexander to Cleopatra. The Hellenistic World. New York, 1982. P. 15, 70.

571

Юлкина О.Н. Указ. соч. С. 166–168. Это же утверждение некритично повторено в «Истории Востока». Т. 1. С. 529.

572

Drew-Bear T. Three Senatus Consulta concerning the Province of Asia // Historia. 1972. Bd. XXI. Hft. 1. P. 75.

573

Kim K-H. On the Nature of Aristonicus’s Movement // Forms of Control and subordination in Antiquity. Leiden, 1988. P. 159. Сравн.: Toynbee A. Op. cit. P. 602.

574

Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. М.—Л., 1950. С. 342.

575

Климов О.Ю. К оценке характера восстания Аристоника в Пергаме // Античный мир. Проблемы истории и культуры. Сб. научных статей к 65-летию со дня рождения проф. Э.Д.Фролова. СПб., 1998. С. 227–235; Он же. Царство Пергам. С. 48–52. О том же: Habicht C. The Seleucids and their rivals // CAH. Vol. VIII. Cambridge, 1989. P. 379.

576

Hopp J. Untersuchungen zur Geschichte der letzten Attaliden. Munchen, 1977. S. 149.

577

Eddy S.K. The king is dead. Studies in the Near Eastern Resistance to Hellenism 334—31 B.C. Lincoln, 1961. P. 167; Stark F. Op. cit. P. 36; Ломоури Н.Ю. К истории Понтийского царства. Ч. 1. Тбилиси, 1979. С. 63.

578

Long G. The decline of the Roman Republic. Vol. 1. London, 1864. P. 190; Gilman A. Rome. From the earliest times to the end of the republic. London, 1885. P. 166; Marsh F.B. A History of the Roman world from 146 to 30 B.C. London, 1934. P. 41; Robinson C.E. A History of the Rome from 753 B.C. to A.D. 410. London, 1935. P. 97; Jonkers E.J. Social and economic commentary on Cicero’s De imperio Cn. Pompei. Leiden, 1959. P. 1.

579

«Аристоник, выдумавший себе царское происхождение…»

580

Wilken U. Aristonicos // RE. 1896. Bd. 2. Sp. 962–964; Hopp J. Op. cit. S. 122. Not. 8.

581

Sherwin-White A.N. Op. cit. P. 80; Idem. Roman Involvement in Anatolia 167—88 B.C. // JRS. 1977. Vol. LXVII. 67.

582

Burn A.R., Edwards J.M.B. Grece and Rome 750 B.C. — 565 A.D. Glenview, 1970. P. 106; Bowder D. Op. cit. P. 66.

583

Boak A.E.R. A history of Rome to 565 AD. New York, 1945. P. 138; Heuss A. Ronische Geschichte. Braunschweig, 1960. S. 116; Swiderek A. Hellada krolow. Warszawa, 1967. S. 363; Hansen E.V. The Attalids of Pergamon. 2^nd ed. Ithaca, London, 1971. P. 148; Хафнер Г. Выдающиеся портреты Античности. 337 портретов в слове и образе. М., 1984. С. 78

584

Rostovtzeff M. Pergamum // CAH. Vol. VIII. Cambridge, 1930. P. 618; Habicht C. Op. cit. P. 377; Magie D. Op. cit. P. 33. М. Ростовцев говорит о благостных для Пергама последствиях превращения его в римскую провинцию: Pergamum. P. 618; Idem. SEHRE. Oxford, 1926. P. 8. Ранее такой же тезис постулировал П.Уссинг (см.: Ussing P. Pergamos, seine Geschichte und Monumente. Berlin, 1899. S. 55–56). Однако положительные последствия для Пергама проявились далеко не сразу, см.: Д. Мэйджи. Пергам стал провинцией под игом римских публиканов (Op. cit. P. 33). В другой своей работе (написанной ранее!) М.И. Ростовцев пишет, что царь решил передать страну Риму, опасаясь, что сам не сможет защитить её от всевозрастающей анархии, охватившей Малую Азию, и признаёт, что римляне мало заботились о процветании своих новых владений (Общество и хозяйство в Римской империи. Т. 1. СПб., 2000. С. 26). С последним утверждением спорить невозможно, но тезис об анархии на полуострове выглядит бездоказательным. Да и сил у Пергама было достаточно, чтобы противостоять соседям, — в этом могли убедиться его традиционные враги галаты и вифинцы.

585

Gruen E.S. The Hellenistic World and the Coming of Rome. Vol. II. P. 596, 604.

586

Sherwin-White A.N. Roman Involvement in Anatolia… P. 66.

587

Swain J.W. The Ancient World. Vol. 2. P. 234.

588

McShane R.B. The foreign policy of the Attalids of Pergamon. Urbana, 1964. P. 194, 198. Ранее подобную мысль высказал Л. Педроли — союз Атталидов с Римом спасал эллинизм Малой Азии (Pedroli L. Il regno Pergamo. Torino, 1896. P. 4. Позже — см.: Great Events from History. Ancient and Medieval Series. Vol. 1. P. 487).

589

McShane R.B. Op. cit. P. 194.

590

Last H. Op. cit. P. 102.

591

Виппер Р. Очерки истории Римской империи. М., 1908. С. 38.