Рим и эллинизм. Войны, дипломатия, экономика, культура

А.П. Беликов, 2023

Рим, в течение веков продвигаясь к вершине своей славы, традиционно сочетал во внешней политике передовое военное искусство с хитроумными дипломатическими приемами. Приходя на помощь слабому государству, римская держава до времени умело скрывала свои агрессивные планы. Так Рим поступал на Западе, ту же политику проводил он и на Востоке. После окончания II Пунической войны, в достаточно краткий исторический период, римляне находят союзников среди эллинистических государств, создают военно-политические коалиции, умело используют смуты и несогласия внутри греческого мира. Постепенно захватывая одну страну за другой, Рим все шире распространяет свое господство па Восточное Средиземноморье и Малую Азию. Книга посвящена истории политических, экономических и культурных связей Республиканского Рима с государствами Восточного Средиземноморья. Автор рассматривает сложные вопросы римской военной экспансии, торговли и дипломатии, а также развитие основных принципов мировой политики Рима. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Введение

Восточная политика Римской республики — сложная дискуссионная тема. И хотя главными объектами этой политики были греки и эллинистические государства, само её начало связано совсем с другим этносом (карфагенянами), а её развитие столкнуло римлян с в разной степени эллинизированными жителями Малой Азии, а позже с евреями, армянами, парфянами. Но определяющими всё-таки были контакты с миром эллинизма: политические, военные, экономические, культурные. Во всём богатстве и многообразии этих контактов и произошло становление римской цивилизации, поэтому дихотомия Рим — эллинизм является принципиально важной — на стыке двух миров рождался новый, похоронивший эллинизм, чтобы расцвести на его обломках. Всегда интересны моменты кризисные, даже «гибельные», поскольку они очень ярко показывают: ничто не гибнет бесследно, ничто и не рождается на пустом месте. Проблема преемственности между эллинизмом и Римом остаётся принципиально важной, поскольку фундамент будущей европейской и даже мировой цивилизации составили именно эти две составляющие: греческая и римская культуры.

Посему взаимоотношения римлян с другими народами мы будем рассматривать вскользь и именно в их связи с главной нашей темой. В некоторых случаях мы даём собственную реконструкцию событий, существенно отличающуюся от общепринятой. Но это будет не описание событий, а их анализ. Работа строится не по хронологическому или территориальному, а по проблемному принципу. Нельзя объять необъятное. Мы будем ставить и пытаться решать проблемы, которые представляются нам наиболее важными, особо дискуссионными или слабее всего изученными.

Всегда особую важность имеют первые шаги, во многом определяющие всё последующее развитие событий. А конец III и начало II в. до н. э. имели исключительное значение для Рима и всемирной истории. II Пуническая война решила судьбу Западного Средиземноморья, Рим стал мировой державой. Борьба с пунийцами влияла на всю политику Рима, и рассматривать какие бы то ни было акции сената последней трети III в. до н. э. в отрыве от неё было бы ошибкой. Данный период знаменателен и другими «судьбоносными» событиями: Иллирийскими войнами, I Македонской войной, ставшими самым началом проникновения Рима в Восточное Средиземноморье. Они не избалованы чрезмерным вниманием исследователей, в чьих глазах грандиозность II Пунической войны несколько затмила эти, как казалось, менее драматические страницы истории.

Наконец, в отечественной историографии до сих пор отсутствует единая обобщающая работа по всему периоду восточной политики Республики — от I Иллирийской войны до аннексии Египта в 30 г. до н. э., хотя существует немало работ по отдельным её аспектам. Наш труд и представляет собой попытку восполнить этот пробел и дать дополнительный импульс к изучению поставленных проблем.

Любопытная закономерность: многие книги имеют заголовок «Эллинизм и Рим…», но почти нет работ «Рим и эллинизм…», поэтому мы попытаемся взглянуть на проблемы их взаимоотношений «с римской стороны», не теряя при этом объективности.

Цели и задачи: проанализировать генезис глобальной римской внешней политики, её становление и развитие, вычленить основные этапы и показать их специфику, проследить связь между внешней политикой и внутренней, политикой и экономикой, выявить особенности «этнического менталитета» квиритов и показать, как он влиял на саму политику. Тема даёт материал для обобщений, выход на важнейшие вопросы: как и почему изменялась политика, как войны меняли Рим? Рассматривается и более широкий круг проблем: агрессия и гегемония, этническая нетерпимость и этноцентризм, взаимодействие народов и возможность «честной политики», принципы устроения государства, которые позволили полиэтническому Риму просуществовать рекордно долгое для империй время.

При работе мы столкнулись со многими трудностями, вроде недоступности некоторых книг и журналов, вообще отсутствующих на территории России. И одной проблемой: многие теории, которые мы пытались доказывать ещё 20 лет назад в студенческих курсовых и дипломной работе и которые тогда воспринимались скептически (связь Пунических войн с Балканскими, нежелание Филиппа V воевать в Италии на стороне Ганнибала, отсутствие филэллинизма в политике…), сейчас в зарубежной историографии считаются уже бесспорно доказанными и очевидными. Посему сноски на эти работы будут, но отдельно будет и авторский текст.

Тема достаточно хорошо обеспечена источниками, хотя и не по всем её периодам и проблемам. Источники можно разделить на три группы.

1. Нарративные. Они являются наиболее информативными и полными. Наибольшую значимость имеет Полибий: 1) очевидец и участник многих описываемых событий; 2) следующий Фукидиду в принципах глубокого исследования явлений. Правда, он не всегда бывает объективен, особенно по отношению к врагам Ахайи этолийцам. Следует учитывать обстоятельства его биографии и тот факт, что он писал не только для греков, но и для римлян, поэтому ему приходилось соблюдать «политкорректность». Однако, несмотря на некоторые недостатки, это по-настоящему научный труд, основанный не только на личном опыте, но и на работе в архивах и обработке воспоминаний «ветеранов». Качество его работы не вызывало сомнений уже у его современников. Давно доказано, что даже «сугубый патриот» Ливий часто использовал его, предпочитая даже анналистам^[1]. По оценке самого Ливия, Полибий — «автор, заслуживающий большого уважения» (Liv. XXX.45). Ещё в древности он пользовался огромным авторитетом.

Тит Ливий, пожалуй, самый информативный и обстоятельный источник для огромного периода римской политики. Если бы сохранились все 142 книги его труда, неясных и спорных вопросов осталось бы намного меньше. Очень подробно излагаются сами события, ценно, что автор представляет чисто римский взгляд на них, помогая нам глубже понять саму римскую ментальность и поведенческие модели взаимоотношений. Его труд написан для прославления Рима, он использовал чрезвычайно тенденциозных анналистов, критика источников у него почти отсутствует, поэтому пользоваться им следует осторожно, сверяя со свидетельствами других авторов. Ливий стремится быть объективным, не опускается до явных фальсификаций, но он замалчивает или смягчает то, что могло бы бросить тень на величие Рима. Его зависимость от анналистов снижает качество его сочинения и степень достоверности, особенно в том, что касается «победных реляций»: численность убитых и пленённых врагов, потери римлян, роль союзников в сражениях.

Важен труд галла Помпея Трога в 44 книгах, опиравшегося на утраченные сочинения врагов Рима, представлявших совсем другой взгляд на события, и сохранившийся лишь в сокращённом изложении Юстина. Правда, Юстин сокращал его произвольно и заметно исказил первоначальный текст^[2], очевидно, выбрасывая и сглаживая то, что не вписывалось в русло проримского историописания. Однако текст иногда сохраняет антиримскую традицию с её резкой оценкой римской политики.

Грек из Александрии Аппиан, несмотря на ошибки и неточности, часто даёт информацию, которой нет в других источниках^[3]. Очевидно, он также использовал не дошедшую до нас эллинистическую традицию, представляющую альтернативную версию событий, не расположенную к римлянам^[4]. Он родоначальник принципиально нового построения исторического труда — территориально-этнического, посвящённого событиям, связанным с отдельными странами или народами. Несмотря на некоторые недостатки, «в целом это серьёзный и интересный автор»^[5].

Плутарх часто пишет о том, чему другие авторы уделяют мало внимания: о характере героев, их привычках, мелких бытовых деталях, которые позволяют так много узнать о человеке. Информативность его биографий (особенно Марка Антония и Красса) чрезвычайно высока, иногда ему удаётся воссоздать психологически объёмную характеристику личности. Главная трудность при работе с ним: далеко не всегда можно чётко установить, где он приводит исторический факт, а где пересказывает «анекдоты», которые античные люди любили не меньше наших современников. Классический пример — жемчужина, растворённая в уксусе, который Клеопатра выпила без малейшего ущерба для своего здоровья…

Павсаний, написавший большую работу «Описание Эллады», строго говоря, не был географом — он даёт информацию и по историческим событиям, хотя для него это и не являлось главной задачей. Во многом благодаря только ему мы имеем хоть какие-то сведения о Греции после 146 г. до н. э.

Страбон, автор «Географии» в 17 книгах, лично объездил почти всё Средиземноморье, поэтому его труд имеет особое значение. Данные, приводимые им, обычно заслуживают доверия, тем более что он старался использовать авторов, происходящих из описываемых им регионов. Чисто географические сведения его труда много дают для понимания экономики и этнопсихологии стран и народов. Остаётся лишь сожалеть, что вторая его большая работа — продолжение истории Полибия, погибла безвозвратно.

Дион Кассий Коккейан, от труда которого, к сожалению, сохранились лишь фрагменты. Достоинства его работы бесспорны. Он один из последних авторов, решившихся на написание объёмистого исторического сочинения в 80 книгах, что во время его жизни (II–III вв. н. э.) было уже немодным и не пользовалось читательским спросом. Почтенный возраст, в каком он начал свой труд, огромный политический опыт, приобщённость к тайнам правления, явно хорошее образование и несомненные аналитические способности позволили Диону Кассию создать настоящее исследование. Даже немногие полностью сохранившиеся книги (XXXVI–CIV — о событиях 68–10 гг. до н. э.) показывают мастерство грека. Действительно, он «не нуждается в апологии»^[6]. У него была возможность использовать не только латинских, но и греческих авторов, многие из которых до нас не дошли. При всей лояльности к римской власти он иногда приводит сведения, отличающиеся от «типично квиритской» точки зрения.

Луций Анней Флор — яркий представитель новой генерации историков-эпитоматоров, вызванных к жизни изменившимися потребностями читателей. К концу Республики «всё пространно изложенное, хотя и продолжало вызывать уважение бездной затраченного времени, уже порождало зевоту»^[7]. Составленная Флором краткая история римских войн в двух книгах может быть охарактеризована как «тематический конспект». Труд его официозен, сомнения и размышления ему не свойственны, повторяя предшественников, он пишет: пленённый любовью к Клеопатре, Антоний забыл родину… (XXXI.IV.11.1–3).

Веллей Патеркул оставил краткую историю Рима в двух книгах. Изложение конспективное, что не мешает автору приводить мелкие любопытные подробности и заниматься морализаторством.

Для истории поздней Республики огромное значение имеют сочинения Саллюстия. Современник и участник многих драматических событий, он знал о них не понаслышке. Благодаря общему настрою его трудов (осуждение нравственной порчи римлян) мы много узнаём о глубине морального кризиса, поразившего Республику в последний век её существования.

Гай Светоний Транквилл, живший в императорскую эпоху, проявлял свойственный этому периоду интерес уже не столько к героям, сколько к правителям. Традиционно считается, что как биографа его затмил Плутарх, и сравнение с ним не в пользу Светония^[8]. Однако, как нам кажется, его биографии Цезаря и Октавиана выгодно отличаются от описаний Плутарха прежде всего своей документальностью, иногда автор приводит даже тексты документов. Серьёзный недостаток его главного труда — «Жизнь двенадцати цезарей» — заключается в хронологических сбоях, когда он нарушает последовательность событий ради каких-то любопытных подробностей.

Цицерон, как современник описываемых им событий, один из важнейших источников, несмотря на его предвзятость и эмоциональность, впрочем, вполне понятные. Особую ценность имеют его речи и письма, являющиеся великолепным памятником эпохи и дающие большое количество разнородной, но интереснейшей информации. Они дают «непосредственный, живой отголосок событий»^[9]. В них тоже заметно стремление оратора показать себя с самой лучшей стороны, но сама специфика эпистолярного жанра вынуждала его кратко и точно излагать события. Мы всецело присоединяемся к лестной характеристике, данной Корнелием Непотом: «Кто прочтёт письма Цицерона к Аттику, тому не понадобится историческое повествование о тех временах. В них так подробно описаны политические страсти вождей, развращённость военачальников и перемены, происходившие в государстве, что всё становится ясным» (XXV.15).

Евтропий, хотя и поздний автор (IV в. н. э.), но стилем очень близкий к анналистам. Он даёт лишь перечень событий, не всегда умея выделить в них главное, изложение неглубокое. Так, уничтожение Коринфа он объясняет «обидами», нанесёнными римским послам (IV.III); обвиняет Антония в том, что тот под влиянием Клеопатры желал царствовать в Риме и затеял междоусобную войну (VII.IV).

Диодор Сицилийский, «великий компилятор», иногда не замечающий противоречий между частями своего текста, заимствованными у разных авторов, отличается многословием и велеречивостью. Главное его достоинство — оно сохранил для нас фрагменты многих утраченных историков предыдущего периода.

Корнелий Непот, пожалуй, самый скучный и сухой автор, хотя и сложно согласиться, что он — «второстепенный историк»^[10]. Присущие ему недостатки — неточности и даже фактические ошибки, необоснованные утверждения, поверхностные суждения. Он свято верит, что «римляне доблестью превзошли все народы» (XXIII,1), явно преувеличивает степень влияния Ганнибала на Филиппа V, Антиоха III и вифинского царя Прусия. В то же время он упоминает мелкие подробности событий, ускользнувшие от внимания других историков, а ряд его высказываний показывает, что он пытался проникнуть в психологию человеческих поступков («Нрав человека определяет его судьбу» — XXVI.19), что вызывает уважение. Именно Непот придумал жанр сравнительных биографий, что подтверждает его интерес к личности.

Зонара. Автор поздний и неоригинальный, но иногда он сохраняет следы утраченной античной традиции.

Менее значительные авторы позволяют уточнять сведения наших основных источников. Источники дополняют друг друга, им можно устроить «перекрёстный допрос» и таким образом, выявив расхождения, попытаться установить истину.

2. Эпиграфические источники, несмотря на свою краткость и порой фрагментарность, имеют особую ценность, как свидетельства документальные. Для нашей темы очень полезны оказались сенатусконсульты о правах отдельных греческих городов, свод делосских надписей и эпиграфический материал из Пергама, позволивший уточнить информацию письменных источников и подвергнуть критической проверке некоторые выводы историографии.

3. Археологические и нумизматические источники, при всей сложности их интерпретации, являются той материальной основой, без которой просто невозможно исследовать вопросы экономики и торговли. Они неоспоримо доказывают: утверждения о гибели родосской торговли после 168 г. до н. э. являются, мягко говоря, преувеличением. Анализ находок римских денариев на востоке свидетельствует о слабой роли римской монеты в торговом обороте вплоть до конца I в. до н. э., что отнюдь не может быть случайностью.

Зарубежная историография богаче отечественной, т. к. начала развиваться раньше и всегда обладала большими материальными и «контактными» возможностями. Западное антиковедение полицентрично, представлено большим разнообразием научных школ и направлений, оно тоже не свободно от идеологизаторства, но никогда (за исключением периода германского и итальянского фашизма) не подвергалось давлению со стороны государства. В то же время мы далеки от того, чтобы относиться к зарубежным работам с пиететом, и прекрасно видим как их достоинства, так и недостатки.

Представляется, что развитие зарубежного антиковедения можно разделить на четыре этапа, с довольно условными хронологическими границами, но со специфическими чертами, присущими каждому из них.

1. Период становления: до 1860 г. Недостатки: некритическое отношение к источникам, напыщенность и многословие, тенденция к созданию громоздких общих курсов истории Рима, малое количество специальных работ, посвящённых конкретным вопросам, пересказ фактов и почти полное отсутствие проблематики исследования. Первые труды европейских учёных являлись простым пересказом античных авторов^[11]. Правда, это был необходимый этап развития, нужно было накопить материал, реконструировать сам ход событий и их хронологию.

Из наиболее значимых имён выделим Ш. Монтескьё^[12], заслуги которого в изучении Античности до сих пор недостаточно оценены. Его философская работа основана на источниках и сопровождается структурным анализом, качество которого неизмеримо превосходит присущие XVIII в. общие размышления. Характер войн и военной организации Рима автор выводит из его социально-политического устройства, трезво оценивает римскую политику, критически излагает материал источников. Автор убедительно объясняет порчу нравов и общую деградацию римлян ролью богатства, успешными завоеваниями и неравенством в распределении земли. На наш взгляд, им верно оценена деятельность Филиппа V, вынужденного подчиняться Риму, и отмечена тяга царя к мелким захватам. «Исторические знания Монтескьё огромны, историческое чутьё изумительно», — нам нечего добавить к этой характеристике А.Г. Вульфиуса^[13]. Работа и сейчас не утратила значения, и во многом Ш. Монтескьё опередил науку своего времени, например многотомный труд Ш. Роллена^[14], излишне доверявшего источникам. В то же время Ш. Роллен в другом своём многотомнике одним из первых указал на различные варианты договора Филиппа V с Ганнибалом у Полибия и Ливия^[15]. Касаясь этого договора, А. Фергюсон пришёл к парадоксальному выводу, что он был заключён в пользу Деметрия Фаросского^[16]. Отсюда идёт очень живучая традиция чрезмерно преувеличивать влияние Деметрия на царя.

Заметно выпадает из своей эпохи и книга Герена^[17]: объективные оценки событий, римская политика характеризуется без малейшей идеализации, которая была так свойственна всему XIX в. Неслучайно и вполне оправданно «долгое время эта работа считалась одним из лучших руководств по древней истории»^[18].

Следующий этап — первые тома «Истории Рима» Т. Моммзена^[19], ставшие важной вехой в развитии романистики. Находясь на рубеже выделенных нами 1-го и 2-го периодов, они одновременно стали и шагом вперёд, и шагом назад. По методам исследования они принадлежат уже к новой эпохе: научная критика источников, проблемный характер изложения, анализ событий, оригинальные выводы, много новых идей. Правда, далеко не все выводы бесспорны; так, нельзя падение Македонии объяснять лишь особенностями характера Персея^[20]. Вместе с тем, а это и есть шаг назад, автор своим авторитетом надолго закрепил в науке главный недостаток первого периода: идеализацию римлян и их политики. Сам несомненный талант немецкого учёного, соединённый с его полемической страстностью и язвительностью по отношению к оппонентам, явился причиной того, что в историографии стал чуть ли не аксиомой постулат: сенат был не агрессором, а миротворцем. Т. Моммзену принадлежит идея «защитного империализма», оказавшая колоссальное влияние на историографию.

2. Период зрелости: до 1930 г. Однако примерно тогда же появились работы, полемизирующие с таким подходом, а также свойственными Т. Моммзену модернизаторскими тенденциями. Они более академичны, изложение взвешенное, авторы стараются быть предельно объективными и не допускать в научные построения личные симпатии и антипатии, чем так грешили труды Т. Моммзена. Это и есть один из критериев (более зрелые работы, избавившиеся от детской восторженности и юношеской пылкости), позволивших нам начать второй период примерно с 1860 гг. Например, характерен восьмитомник В. Ине, осуждавшего жестокость и коварство римлян, указывавшего на тенденциозность источников и необходимость критического к ним отношения. Его труд создан в противовес Моммзену, к которому автор высказывает антипатию, для него нет героев, и он осуждает жестокость римского характера^[21]. На наш взгляд, В. Ине впадает в другую крайность, априори постулируя эту пресловутую жестокость как неотъемлемую черту ментальности квиритов. Ф. Шлоссер и Г. Вебер издали обширные всемирные истории^[22], написанные без идеализации Рима, с позиций трезвого академического скептицизма. Реалистическими взглядами отличается и обстоятельная работа Г. Герцберга, сомневающегося в намерении Филиппа V начать решительную войну с Римом и отмечавшего, что величайшая заслуга римлян — это создание единой «национальной державы»^[23].

Интересен труд К. Нича^[24], выражавшего сомнение в желании Филиппа V воевать в Италии, но не развившего эту мысль. Автор обращался к вопросу, почему сенат так долго отказывался от приобретения провинций. По его мнению, это шло от желания сохранить крестьянское хозяйство и не отвлекать граждан на гарнизонную службу. Эта позиция стала общим местом в историографии, хотя, на наш взгляд, она даёт очень неполное объяснение столь сложной проблемы (см. главу 3). В этой связи нельзя не упомянуть семитомный труд В. Дюрюи. Важен его тезис о том, что сенат, завоевав мир, не знал, как им управлять^[25]. Вероятно, именно В. Дюрюи является родоначальником популярной и сейчас теории, объясняющей длительность перехода к провинциям косностью политического мышления римлян. Кроме пресловутой косности, он не касается ни конкретно-политических, ни социально-экономических аспектов, поэтому его концепция по меньшей мере неубедительна.

Ценным вкладом в историографию стала работа «историка-психолога»^[26] Г. Ферреро^[27]. Она наиболее полно воплотила в жизнь второй принцип, по которому мы выделили период «зрелости» — интерес к психологическому миру творцов истории, стремление вскрыть самые глубинные мотивы поступков человека. Это позволило итальянскому учёному дать прекрасный анализ внутриполитической жизни Рима, показать роль завоеваний в падении нравов квиритов.

Отношениям Рима с Грецией специально посвящена монография Г. Колена. Причиной агрессии на Балканы автор считает самих греков, вызвавших её своими раздорами, настаивает на мягком характере политики сената, cенаторов довольно произвольно делит на либералов, жёстких либералов и сторонников подавления^[28]. Большим минусом книги является то, что Г. Колен обошёл концептуальный вопрос, была ли Греция свободной после 146 г. до н. э.^[29] Вероятно, именно потому, что ответ на такой вопрос разрушил бы все его построения о благостной роли Рима на Балканах. Это и есть главный недостаток второго периода — в нём господствовала идея «защитного империализма». Развивая её, М. Олло создал теорию превентивных войн^[30]. Согласно Т. Франку, во всех войнах Рим защищал себя и свободу союзников^[31]. Неудивительно, что американский исследователь внешнюю политику Рима считал «идеалистической», изменение курса связывал всего лишь с возросшим практицизмом, а медлительность перехода к провинциальному устройству объяснял затянувшимися экспериментами с протекторатом^[32]. Самый конец периода отмечен становлением новых тенденций: отрицая наличие обдуманного империализма в Риме, М. Ростовцев в то же время отмечает несентиментальный характер римской политики^[33], что стало явным шагом вперёд. Это подготовило почву для начавшегося примерно с 1930 гг. третьего периода.

3. Аналитический период: до 1980 г. Для него характерны: 1) возросший интерес к социально-экономическим вопросам, что мы отчасти склонны объяснять желанием западных историков «дать отпор» социологизаторским схемам советских античников; 2) критический пересмотр концепций предшествующего периода; 3) более высокая степень аналитичности; 4) обобщение накопленного материала, создание академических многотомных историй Античности.

Для понимания специфики римской экономики огромное значение имеют 1-й и 4-й тома капитального труда под общей редакцией Т. Франка^[34] и ряд специальных монографий авторитетных зарубежных учёных. Монументальную работу об экономике и торговле эллинизма издал М. Ростовцев^[35].

Следует остановиться на работе Р. Сайма, применившего новый тогда просопографический метод^[36]. Его конечный вывод: политическая борьба в Риме определялась не спором партий или политических программ, а столкновением интересов самых влиятельных фамилий, вокруг которых группировались приверженцы, связанные с ними чисто личными отношениями. И во многом это верно. Дальнейшее развитие метода связано с именами Ф. Мюнцера, Д. Брискоу и других учёных. Просопография интересна и полезна, позволяет получить новые частные факты и уточнить уже установленные, но, на наш взгляд, она является вспомогательным методом и не должна претендовать на глобальные выводы и слишком широкие обобщения. Игнорируя всю сложность переплетения личных мотивов лидеров с конкретной исторической ситуацией, сторонники метода всю социально-политическую борьбу зачастую сводят к столкновениям внутри нобилитета, преувеличивая роль вождей. Это так же неубедительно, как и позиция В. Тарна, среди факторов, определяющих исторический процесс, решающую роль отводящего идеологическому^[37].

Важным событием стало издание книги Э. Бэдиана^[38]. Ему принадлежит выработка концепции иностранной клиентелы. Осознание её неэффективности привело к прямому управлению завоёванными территориями, но главным фактором Э. Бэдиан считает лишь малую эффективность прежней системы. Важен вывод автора об отсутствии у сената заранее обдуманного плана завоевания Средиземноморья. Признавая наличие римских интересов на Востоке, он в то же время верит и в миролюбие сената.

Для своего времени заметным явлением стало издание многотомной «Кембриджской древней истории». Однако она впитала в себя не только достижения, но и недостатки периода, в частности — концепцию «оборонительного империализма». В итоге она довольно быстро морально устарела, что и привело к новому изданию, которому, похоже, суждена долгая жизнь, т. к. оно избавилось от многих минусов предыдущего. Совместными усилиями западных антиковедов издаётся фундаментальный труд «Подъём и упадок римского мира», первый том которого едва ли устареет, поскольку написан с академической сдержанностью в оценках^[39].

Отметим интересную книгу Б. Форте^[40], на наш взгляд, незаслуженно раскритикованную М. Кроуфордом за «банальное заключение»^[41] о том, что греки не любили римлян, помыкавших ими. Свой вклад в биографический жанр внёс Г. Бенгтсон, но, подобно многим предшественникам, он искусно обошёл дискуссионный вопрос об италийских амбициях Филиппа V^[42], якобы действительно имевших место в планах македонского царя.

Длительную дискуссию вызвала неординарная работа У. Харриса, детально исследовавшего римский империализм периода Республики^[43]. Книга богата фактическим материалом, содержит новые мысли, опровергает многие устоявшиеся представления. Однако автор почти всё сводит только к жажде славы и добычи, преувеличивает агрессивность римского народа, не затрагивает причин перехода к провинциям, не даёт чёткого решения проблемы аннексии. В проблеме римского империализма учёные разделились на «романистов» и «эллинистов», первые (М. Олло) настаивали на неагрессвности Рима, вторые (Ф. Уолбэнк) проводили мысль об оборонительной позиции эллинистических государств^[44]. Оба мнения, на наш взгляд, являются крайностями. И хотя восточной агрессии Рима уделили внимание столь авторитетные учёные, как «патриарх антиковедения» А. Тойнби, Э. Бэдиан, П. Бенеке, В. Эренберг, Н. Хэммонд, Г. Делл и многие другие, некоторые их выводы представляются нам недостаточно обоснованными. Тема римской политики остаётся одной из актуальнейших, можно согласиться с Ю.Е. Журавлёвым, «не только потому, что во многом объясняет дальнейшую судьбу Средиземноморья, но и тем, что оказывается созвучной острым современным международным проблемам»^[45].

Из важнейших работ последнего десятилетия периода отметим две. Р. Эррингтон^[46] кроме сложнейшей проблемы датировки вступления Этолии в 1-ю Македонскую войну затронул некоторые другие острые аспекты, которых обычно избегают более осторожные исследователи. И. Гарлан одним из немногих указал, что причиной Иллирийских войн были не коммерческие, а стратегические интересы Рима, что отношение сената к этолийцам определялось прежде всего той ролью, которую они играли или пытались играть в жизни Греции^[47].

4. Современный период: с 1980 г. Начало периода определено нами довольно условно. Критерии: 1. Нарастающее влияние современной жизни на внутреннее восприятие и оценки далёкого прошлого (не модернизация!). 2. Развитие контактов благодаря электронной почте. Улучшение доступа к информации благодаря Интернету. 3. Увеличение роли ранее «периферийных» центров антиковедения. Растущий международный авторитет финских, испанских, нидерландских, чешских, польских, хорватских античников, в меньшей степени — отечественных. 4. «Примирение» отечественного антиковедения с западным. Нам всегда претило определение «буржуазная наука», ибо наука едина, и делить её таким образом… Уничижительные оценки зарубежной историографии — пережиток «холодной войны» и «противостояния двух миров». Критиковать нужно конкретные построения автора, а не его государственную принадлежность или приверженность другой идеологии.

На рубеже 3-го и 4-го периодов в решении некоторых частных вопросов англоязычная историография превосходила отечественную (оценка политики Филиппа V, соотношение национального и социального в антиримской борьбе греков, роль Рима в восточных событиях, «торговый империализм»). Проблемы борьбы Рима за Балканы наиболее полно освещены в современной англоязычной историографии. Но в постановке общетеоретических проблем наша наука опережала Запад, т. к. опиралась на материалистическое понимание истории и традиционно лучше владела теорией (следствие «насильственного» изучения философии в наших вузах). Сейчас наблюдается выравнивание: мы приняли многие их выводы, вместо общих работ стали чаще писать узкоконкретные; они создают обобщающие монографии, где масштаб и глубина теоретизирования стали на порядок выше (Э. Грюен). Общая черта: чаще проявляется комплексный подход, Античность берут во взаимосвязи социальных и политических аспектов, экономики, культуры, ментальности, этно — и социопсихологии. Новые поколения, более прагматичные, более искушённые в политике и познавшие истинную цену широковещательным заявлениям официальной пропаганды, более критично, трезво и реалистически оценивают характер римской «свободы эллинов», филэллинизма, роль классовых и «национальных» факторов во внешней политике.

Правда, наметилась другая тревожная тенденция: восприятие западной историографии как истины в последней инстанции и неоправданный пиетет по отношению к ней. Ещё на одно прискорбное обстоятельство обратил внимание С.С. Казаров — пренебрежительное отношение к старой литературе. Основанная на блестящем знании классических языков, отличающаяся глубочайшим источниковедческим анализом, она не утратила и долго ещё не утратит своего значения^[48]. Добавим, «старая» — отнюдь не всегда «устаревшая», по основательности и глубине проникновения в суть проблем она порой превосходит довольно поверхностные исследования, главное достоинство которых заключается в том, что они — «новейшие». Нельзя отсекать себя от достижений предшественников, нарушая принципы научной преемственности и элементарные нормы этики научного исследования. Многие идеи, выдаваемые за «новации», были сформулированы ещё в XIX в., однако ссылки на их настоящих творцов иногда отсутствуют — автор либо их не знает, либо хочет показать значимость «собственных» выводов. Если одну и ту же мысль излагают учёные прошлого и авторы сегодняшних дней, стало дурной традицией давать сноску лишь на современную историографию, демонстрируя свою «продвинутость» и неуважение к «замшелым авторам». Знание истории становления идей, принципов развития мировой историографии является обязательным условием для серьёзного исследования, и это свойственно лучшим работам современности.

Из принципиально важных отметим работу Ф. Уолбэнка^[49], одного из самых глубоких антиковедов мира. Дав общий очерк покорения Римом Востока, он достаточно подробно описал традиционную для эллинистических правителей политику «освобождения» подданных своих врагов, в результате которого «освобождённые» лишь меняли хозяев. Большое количество высококлассных исследований по самой широкой тематике опубликовал плодовитый учёный Э. Грюэн. Он очень много сделал для изучения этнопсихологических аспектов отношений Рима с соседями, мы будем часто ссылаться на его работы. Наиболее важный его труд — «Эллинистический мир и подъём Рима» — является поистине вершиной антиковедческих исследований. Однако общая установка автора, последовательно отрицающего использование сенатом италийского опыта на Востоке^[50], систему иностранной клиентелы в Греции^[51], наличие неравноправных договоров^[52] и римского арбитража^[53] является ошибочной. Его теоретические построения не всегда выдерживают проверки фактами, и порой он противоречит сам себе, приводя конкретные примеры из источников^[54].

Новейшая литература дала не так много интересных работ по нашей теме. Исследование эволюции эллинистического мира и его взаимоотношений с Римом написал П. Грин. Его оценки взвешенны, а выводы по-настоящему современны, хотя порой он допускает бездоказательные утверждения. Констатируя, что римляне с удовольствием проявляли ксенофобию по отношению к грекам, он полагает, что саму ксенофобию квириты у них же и позаимствовали. А его оценка римско-иудейского договора 161 г. до н. э. представляется нам просто ошибочной^[55]. Положению Греции между Македонией и Римом посвятил основательную монографию П. Олива^[56]. Испанская историография, долгое время не особо заметная в мире, отметилась основательным исследованием Л. Баллестерос Пастора о Митридате Евпаторе^[57]. Очень обстоятельную работу по истории Греции издал Д. Мусти, и хотя из 914 страниц текста интересующему нас периоду отведено меньше ста страниц, в них содержится немало интересных мыслей^[58]. Отметим книгу М. фон Альбрехта, по-новому взглянувшего на старый спор о том, кто был выше: Гомер или Вергилий, и «защитившего» римлянина. Выступая против традиционных нападок на римскую культуру, автор отмечает, что Рим был не только посредником греческого влияния, но и создал свой собственный мир образов, практическую жизненную философию, право и систему государственного устройства, ставшую основой большинства европейских государств^[59].

На волне гендерной истории очень современную и необычайно психологичную книгу о Клеопатре издала И. Фрэн^[60]. Глубиной анализа её работа, пожалуй, превосходит всё до сих пор написанное о знаменитой царице. Финский исследователь А. Лямпела подвёл итог изучению римско-египетских отношений в очень добротной монографии, действительно представляющей собой последнее слово науки^[61]. Подкупают краткость и чёткость изложения, самостоятельность автора и его критическое отношение к авторитетам, даже таким, как Э. Грюен. А. Лямпела использовал практически всю важнейшую литературу по своей теме, включая и работы на русском языке, что пока мало характерно для наших западных коллег. К сожалению, работа обрывается 80 г. I в. до н. э., оставив без внимания самые драматичные страницы римско-египетских отношений.

Даже краткий перечень новейших работ показывает неослабевающий интерес к римско-эллинистическим отношениям. Сейчас к таким исследованиям подключились представители стран, ранее не являвшихся признанными центрами антиковедения, — Чехии, Испании, Финляндии. Тем более не следует оставаться в стороне отечественной науке.

Объективно обстоятельства сложились так, что отечественное антиковедение развивалось под сильным влиянием немецкой научной школы. Германское антиковедение с XVIII века занимало лидирующие позиции в мировой науке^[62], лишь в середине XIX века оно было потеснено французским, а с начала XX века — английским, вернее англоязычным, ныне доминирующим. Формирующаяся ранняя русская романистика унаследовала как положительные качества немецкой науки (методичность, основательность, опора на источники), так и отрицательные (пересказ источников, многословие, стремление к чрезмерной порой фундаментальности). При этом, в силу особенностей нашей ментальности, работы XVIII — первой половины XIX веков отнюдь не отличались немецкой педантичностью и скрупулёзностью, допускали неточности и даже фактические ошибки, были не свободны от налёта некоторой наивности и даже полёта фантазии в трактовке событий.

Дореволюционная российская историография уделяла основное внимание Элладе, в меньшей степени — царскому и императорскому Риму. Проблематика Римской республики разрабатывалась достаточно слабо — в условиях непрерывно усиливающейся монархии и монархической идеи само обращение к реалиям республиканского устройства общества имело почти крамольный характер и не то чтобы преследовалось, но, скажем так, не приветствовалось. Наконец, чисто психологически историкам были ближе и понятнее монархические эпохи римской государственности.

В развитии нашей темы следует выделить несколько существенно отличающихся друг от друга этапов.

1. Начальный: до 1870 г. В этот период труды русских историков имели преимущественно общий характер и сводились к пересказу источников и выводов немецких авторов^[63]. Многие работы были написаны либо дилетантами, увлеченными античной историей, либо «всеобщими историками неопределенного профиля»^[64], удовлетворяющими потребность общества в отечественных учебниках и книгах по истории Рима. Качество таких работ было недостаточно высоким, особо оригинальных мыслей они не содержали.

Так, Н. Тимаев, дав весьма поверхностную характеристику Атталу III, обвинял римлян в стремлении к «всемирному владычеству», одновременно утверждая, что они «щадили самолюбие греков»^[65]. И. Кайданов идеализировал личность Филиппа V^[66]. Н. Зуев в учебнике, написанном в трезвом академическом стиле, вслед за современной ему тенденцией преувеличивал влияние «бесстыжей» Клеопатры на Цезаря и Антония, неверно оценивал их поступки^[67]. Этот же недостаток свойствен и очень серьёзному исследованию Н.М. Благовещенского^[68]. Краткий очерк римско-греческих отношений дал В.Г. Васильевский^[69].

Специальных работ по интересующей нас теме в первый период не создано. Можно отметить лишь небольшую, в 20 страниц, книжку «студента словесных наук» И.А. Решетникова^[70], первого, кто на русском языке написал о культурной преемственности между греками и римлянами и попытался, хотя и слишком дилетантски, рассмотреть эту проблему. Вместе с тем отметим два очень важных суждения автора, которые на много лет опередили не только отечественную, но и мировую науку — римляне заимствовали то, «что сходно было с образом мнения их и правления»^[71], и «ученики скоро ничем не уступали учителям»^[72]. На фоне господствующих в историографии XIX в. уничижительных оценок римской культуры по сравнению её с греческой это высказывание студента Решетникова многого стоит! Очень бегло коснулся этой проблемы в своей общей статье и М.М. Лунин, напыщенно и несколько категорично отметивший, что Рим — вместилище и проводник древних цивилизаций^[73]. Ту же мысль в своих «кандидатских рассуждениях», довольно глубоких для того времени, проводит Г.Л. Комаровский: вероятно, он первым в нашей литературе отметил великую роль войны в слаборазвитой римской экономике, проанализировал структуру импорта и экспорта, осудил безудержный грабёж провинций^[74].

2. Прогресс и расцвет: 1870–1917 гг. В пореформенной России на основе экономического и культурного подъёма, развития университетского образования появилось больше возможностей для профессиональных занятий римской историей. Развивалась сеть библиотек, пополнялись их фонды, доступнее стала иностранная и переводная литература по Античности. Магистры за счёт государства проходили специализацию в крупнейших зарубежных университетах, получили доступ в библиотеки и музеи европейских столиц. В стране появились специалисты по римской истории. Русское антиковедение развивалось в самой тесной связи с европейской наукой и концентрировалось главным образом в университетах^[75]. При этом Санкт-Петербург стал преимущественно центром изучения новых источников, полиса, культуры Античности, а Москва — больше социально-экономической истории^[76], что во многом определило последующее развитие антиковедения в нашей стране.

Ряд работ периода имеет косвенное отношение к нашей теме, например трёхтомник И.В. Нетушила о римских государственных древностях^[77]. Недостатком книги является отрыв самих государственных древностей от социальных отношений. Фундаментальное исследование М.И. Ростовцева^[78] важно для понимания экономической жизни провинций и отношения провинциалов к Риму. Работа В.И. Герье интересна выводами о негативных для Рима последствиях завоеваний^[79]. Заметным явлением стали «Очерки истории Римской империи», много внимания уделившие внутриполитической борьбе позднереспубликанского Рима и, в общих чертах, необходимости преобразований^[80]. С.А. Жебелёв много сделал для уточнения нескольких конкретных моментов балканской политики Рима^[81]. Пожалуй, это единственные специальные работы периода, посвящённые непосредственно интересующей нас теме.

3. Упадок: 1917–1957 гг. После Октябрьского переворота антиковедение, как и всё в стране, оказалось в упадке. По точному определению Э.Д. Фролова, катастрофический обрыв 1917 г. стал трагедией для нашей античной науки^[82]. Часть крупных учёных эмигрировали (Ф.Ф. Зелинский, М.И. Ростовцев и другие), некоторые погибли, другие были отстранены от преподавания или вынуждены в своей работе следовать идеологическим установкам партии и правительства. Организованной травле подверглись Жебелёв и Бузескул, из-за тяжёлых условий жизни преждевременно умерли Латышев и Никитский^[83]. Нарушилась преемственность поколений в науке. Подготовке специалистов был нанесён огромный ущерб, историки лишились возможности широко контактировать с зарубежными коллегами. В истории утвердился схематизм и социологизаторство. Когда в 1934 г. было восстановлено преподавание гражданской истории в вузах, потребовались специалисты, и пришлось восстанавливать их подготовку. Для развития науки это был сложный период, но следует отметить и некоторые положительные моменты: материалистическое понимание исторических процессов, внимание к социально-экономическим аспектам.

Уже первый советский учебник по истории Рима подробно рассматривал внутреннюю жизнь Республики^[84]. В разработке некоторых частных вопросов много сделали С.А. Жебелёв, А.И. Тюменев. Двухтомник В.С. Сергеева осветил многие недостаточно разработанные или спорные вопросы. В частности, важен вывод, что всадническое сословие окончательно сложилось не ранее конца II в. до н. э., интересны исследования юридического положения провинциалов^[85]. Краткий, но ёмкий обзор римской политики дал А.Г. Бокщанин^[86], правда, не со всеми его выводами мы можем согласиться, особенно — с категорическим утверждением о желании Филиппа V воевать в Италии. Традиционно, вслед за Тюменевым, в нашей науке преувеличивались политическая роль и значение всадников, что заметно и в кандидатской диссертации С.И. Немировского^[87].

Интересом к социально-экономическим проблемам отмечен ученик Н.А. Машкина^[88]. Труд С.И. Ковалёва, лучший из появившихся до сих пор отечественных учебников по Риму, кратко осветил многие сложнейшие вопросы, в том числе — восточную политику Республики^[89]. А.Б. Ранович показал римскую агрессию с точки зрения эллинистических государств^[90]. Это первый в отечественной историографии труд, достаточно подробно рассматривающий восточную экспансию Рима, однако общие выводы автора устарели, и далеко не со всеми его утверждениями можно согласиться.

1940–1950 гг. прошли под знаком изучения прежде всего экономических и социально-экономических отношений^[91]. На наш взгляд, в какой-то степени этому способствовало и то обстоятельство, что после перемещения столицы в Москву и ослабления качества филологической подготовки античников «питерская школа», опирающаяся на скрупулёзную работу с источниками, несколько уступила свои позиции традиционным направлениям «московской школы», больше ориентированной именно на социально-экономические штудии, что к тому же соответствовало идеологическим установкам эпохи. К сожалению, развитию историографии препятствовали идеологические мотивы, диктат сверху, отсутствие свободы дискуссий, чрезмерное абсолютизирование материальных, социальных факторов^[92] и классовой борьбы^[93], нападки на «романоцентризм»^[94]. Всё это в значительной степени обедняло нашу науку. Некоторые пережитки этого периода не изжиты до сих пор, сказываясь даже в новейших работах.

4. Возрождение: 1957–1991 гг. После смерти И.В. Сталина (1953 г.) должно было пройти какое-то время в научной атмосфере и самом мышлении учёных, с конца 1950‑х, особенно, с начала 1960‑х гг. появились более благоприятные условия для научного творчества, выше стало качество работ, освободившихся от некоторых идеологических догм, но тема Римской республики не пользовалась популярностью. Римско-селевкидские отношения очень подробно изложены в монографии А.Г. Бокщанина^[95]. Нам представляется ошибочным мнение автора, что Македонию и Вифинию вступить в союз с Римом вынудила агрессивность Антиоха^[96]. Проблему Иллирийских войн затронул известный львовский исследователь римско-карфагенских отношений И.И. Вейцковский^[97]. Докторская диссертация Л.Д. Саникидзе^[98] едва ли внесла что-то принципиально новое и не стала заметным вкладом в историографию. Важны для темы труды С.Л. Утченко, касающиеся проблемы взаимного влияния внутренней и внешней политики^[99]. Двухтомник А.С. Шофмана очень подробно проанализировал римско-македонские отношения и вскользь — взаимодействие Рима с другими странами Восточного Средиземноморья^[100]. Статья Е.М. Штаерман «Эволюция идеи свободы в Древнем Риме» позволила с новой стороны взглянуть на проблему филэллинизма и его понимания самими римлянами^[101].

В этот период появилось несколько интересных кандидатских диссертаций. Очень спорными являются некоторые положения А.М. Малеванного, впервые в советской историографии специально исследовавшего взаимоотношения Рима и Иллирии^[102]. Выходы на внешнюю политику имеет работа О.И. Ханкевич о внутренней политике Республики^[103]. Н.Н. Трухина опровергла некоторые устоявшиеся положения просопографических штудий, дала глубокий анализ политической жизни Рима^[104]. Мы будем часто обращаться к её работам, сочетающим немецкую скрупулёзность с английским «глобализмом» и французским изяществом изложения. Жаль, что Наталья Николаевна публикуется так редко. Возможно, единственное, с чем трудно согласиться в её выводах, — это признание Катона главной силой, приведшей к падению Сципиона. В.В. Юрьева исследовала последний этап римско-египетских отношений^[105]. Международную политику эпохи раннего эллинизма глубоко исследовал В.Д. Жигунин^[106]. Интересны диссертации и статьи Ю.Е. Журавлёва^[107] и В.И. Перовой^[108], хотя далеко не все их выводы бесспорны.

Следует отметить прекрасную главу В.М. Смирина в «Истории Европы»^[109] и достаточно спорную, с неточностями и устаревшими взглядами главу А.И. Павловской там же^[110]. На конец периода приходится начало научного творчества целого ряда очень интересных исследователей, наиболее полно раскрывшихся уже в 1990‑е гг. Пергаму, Малой Азии и Риму посвящены аналитические статьи О.Ю. Климова^[111]. С начала 1980‑х гг. очень плодотворно над историей и историографией римско-эллинистических отношений работает В.И. Кащеев, проанализировавший некоторые сложные конкретные вопросы, редко затрагиваемые нашими исследоваателями^[112]. Г.С. Самохина издала несколько интересных статей, имеющих непосредственное отношение к рассматриваемой теме^[113].

5. Современный период: 1992–2003 гг. Характерной чертой современного периода стало появление новых центров антиковедения (Саратов, Казань, Нижний Новгород), что обогащает нашу науку. А так же более широкие контакты учёных с западными коллегами, весьма плодотворные, наше антиковедение вновь стало частью мировой науки. Ушли в прошлое нападки на «буржуазную историографию», но появилась другая крайность: явный пиетет к «зарубежным» исследованиям. Отметим и чисто бытовые и материальные сложности «постперестроечного» периода для отечественных историков.

Продолжая исследовать римско-греческие отношения, Г.С. Самохина сконцентрировала своё внимание на изучении личности и творчества Полибия^[114].

Для уточнения характера и сути восстания Аристоника много сделал О.Ю. Климов^[115], после издания его монографии^[116] и защиты докторской диссертации^[117] тему Пергамского царства можно считать надолго «закрытой», хотя его позиция по поводу завещания Аттала III нам представляется небесспорной. В.И. Кащеев основательно исследовал проблему римского империализма и взаимоотношений Рима с эллинистическим миром^[118]. Работа очень интересная, но, к сожалению, автор заканчивает римско-эллинистические отношения 146 г. до н. э., даже без попытки дать хотя бы общий очерк последующих событий.

После издания монографий Е.А. Молева^[119] и С.Ю. Сапрыкина^[120] историю взаимоотношений Рима с Понтийским царством в целом можно считать изученной более чем основательно, дальнейшее изучение способно лишь уточнять какие-то частные моменты. В этом плане интересно работают К.Л. Гуленков^[121] и Е.В. Смыков^[122].

Внешняя политика Антиоха III была подробно рассмотрена С.И. Митиной^[123], но ряд её положений следует признать ошибочными — например, тезис о том, что оппозиция Птолемеям со стороны Антигонидов и Селевкидов вызвана господством Египта «на морских путях всего Восточного Средиземноморья»^[124], и мнение, что Македония и Селевкиды не соединились против Рима, т. к. ошибочно оценили его присутствие на Востоке «как временное»^[125]. Такие взгляды являются несомненным упрощением. Недавняя диссертация А.С. Бурова содержит устаревшие и неверные оценки торговых интересов Рима как причины Иллирийских войн^[126]. Общий вывод автора — «серия Римско-иллирийских войн нейтрализовала столь актуальную для Македонии иллирийскую опасность»^[127] — нам представляется неприемлемым. Автору следовало задуматься, почему тогда появление римлян в Иллирии сделало македонян злейшими врагами Рима.

Несколько полезных работ опубликовала Т.А. Бобровникова, однако в её интереснейшей монографии о Сципионе Африканском^[128] содержится явная идеализация римской политики.

Интересны работы молодого казанского учёного О.Л. Габелко, практически исчерпавшего тему Вифинского царства^[129]. Книга А.В. Постернак полезна анализом греко-римской культуры и рассмотрением уровня романизации провинций^[130], чему обычно уделялось не так много внимания в нашей литературе. Одну из причин слабой романизации Греции автор справедливо видит в том, что греки плохо поддавались римскому влиянию и относились к римлянам враждебно^[131]. Однако мы категорически не приемлем другой вывод, для новейшей работы являющийся явным анахронизмом, — уничижительную оценку римской культуры^[132]. Из новейших диссертаций отметим лишь очень глубокую, просто блестящую работу В.О. Никишина, исследовавшего практически не изученный в нашей литературе вопрос о римском «шовинизме» и подробно остановившегося на проблеме взаимного восприятия греков и римлян^[133]. Ему же принадлежит ряд интереснейших статей^[134], опубликованных в последние годы.

Сложно дать исчерпывающе полный анализ перечисленных работ или отметить все без исключения публикации, посвящённые нашей теме, поэтому мы ограничились самыми важными, на наш взгляд, исследованиями. В целом можно сказать, что, несмотря на обилие литературы, многие вопросы разработаны недостаточно или остаются спорными. Хорошо изучены римско-балканские отношения, взаимоотношения Рима с Пергамом и Понтом. Хуже — контакты Рима с Селевкидами и Птолемеями. Недостаточно исследованы в нашей литературе проблемы дипломатических и военных отношений Рима с Иудеей, совсем плохо — роль экономических и этнопсихологических факторов в восточной политике Республики. Не уделено достаточного внимания важным, на наш взгляд, эпирским событиям 167 г. до н. э., отчётливо показывающим перерождение римской идеологии. До сих пор в нашей науке отсутствуют обобщающие работы по всему периоду 229—30 гг. до н. э., т. е. от первых шагов Рима на Востоке (Иллирийские войны) и до аннексии Египта Октавианом, что знаменовало окончание эпохи эллинизма.

Подводя итог, следует заключить, что тема римского проникновения на Восток остаётся одной из наиболее интересных, актуальных и перспективных тем современного антиковедения. Она никогда не будет исчерпана и ждёт новых исследователей и новых работ.

Примечания

1

См.: Пирогов В. Исследования по римской истории, преимущественно в области третьей декады Ливия. СПб., 1878. С. 9.

2

Зельин К.К. Основные черты исторической концепции Помпея Трога // ВДИ. 1948. № 4. С. 209.

3

Краткий, но блестящий и не устаревший до сих пор обзор источников дал Б. Нибур. Английский перевод его книги: Niebuhr B.G. Lectures on the history of Rome. London, 1903. P. 4—50.

4

Об источниках Помпея Трога и Аппиана см.: Walbank F.W. Sources for the period // CAH. 2^nd ed. Vol. VII. Part 1. The Hellenistic world. Cambridge, 1984. P. 6–8.

5

Бокщанин А.Г. Источниковедение Древнего Рима. М., 1981. С. 36.

6

Millar F. A Study of Cassius Dio. Oxford, 1964. P. 72.

7

Немировский А.И. Предисловие // Малые римские историки. В. Патеркул. Римская история. А. Флор. Две книги римских войн. Луций Ампелий. Памятная книжица. М., 1996. С. 6.

8

Подробнее см.: Гаспаров М.Л. Светоний и его книга // Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1988. С. 341–342.

9

Ардашев П. Переписка Цицерона как источник для Юлия Цезаря от начала столкновения последнего с сенатом до его смерти. М., 1890. С. 19.

10

Бокщанин А.Г. Указ. соч. С. 59.

11

Например — Ralegh W. The history of the world. London, 1960 (last ed.: London, 1971).

12

Montesquieu C. Considerations sur la causes de la grandeur de Romains et leur decadence. Paris, 1734.

13

Вульфиус А.Г. Монтескьё историк и политик // Из далёкого и близкого прошлого. Сб. этюдов по всеобщей истории. М., 1923. С. 144.

14

Рус. перевод: Роллен Ш. Римская история от основания города до битвы при Акциуме. Т. 16. СПб., 1739–1749.

15

Рус. перевод: Роллен Ш. Древняя история об египтянах, о карфагенянах и других народах. Т. 8. СПб., 1761. С. 68.

16

Ferguson A. The history of the progress and termination of the Roman Republic. Vol. 1. London, 1783. P. 139.

17

Рус. перевод: Герен. Руководство к познанию древней политической истории. М., 1836.

18

Шофман А.С. Изучение античной истории в Казанском университете. Казань, 1956. С. 7.

19

Mommsen T. Romische Geschichte. 2 Bd. Berlin, 1854–1855.

20

См.: Raditsa L. Bella Macedonica // ANRW. Bd. 1. Berlin, New York, 1972. P. 579.

21

См.: Историография античной истории / Ред. В.И.Кузищин. М., 1980. С. 107.

22

Рус. перевод: Шлоссер Ф. Всемирная история. Т. 3. СПб., 1862; Вебер Г. Всеобщая история. Т. 3. М., 1892.

23

Рус. перевод: Герцберг Г. История Рима. СПб., 1881. С. 324, 379.

24

Nitzsch K. Geschichte der Romischen Republic. 2 Bd. Leipzig, 1884–1885.

25

См.: Историография античной истории. С. 115.

26

Сергеев В.С. Рабовладельческие общества. Л., 1924. С. 27.

27

Ferrero G. Grandezza e Decadenza di Roma. Vol. 1. Rome, 1904.

28

Colin G. Rome et la Greec de 200 a 146 au J.C. Paris, 1905. P. 665.

29

Opus cit. P. 642.

30

Holleaux M. Rome, et la Grece et les monarchies hellenistiques. Paris, 1920.

31

Frank T. Roman imperialism. 2^nd ed. New York, 1929. (Первое издание вышло ещё в 1914 г.).

32

Frank T. A history of Rome. New York, 1928. P. 148, 164.

33

Rostovtzeff M. A history of the ancient world. Vol. 2. Oxford, 1927. P. 70, 72.

34

ESAR. Vol. 1. Baltimore, 1933; Vol. 4. Baltimore, 1938.

35

Rostovtzeff N. SEHHW. Vol. 3. Oxford, 1941.

36

Syme R. Roman revolution. Oxford, 1933.

37

Рус. перевод: Тарн В. Эллинистическая цивилизация. М.: Иностр. лит., 1949.

38

Badian E. Foreign clientella. Oxford, 1958.

39

Aufstieg und Niedergang der Romischen Welt. Erster Band. Berlin, New York, 1972.

40

Forte B. Rome and Romans as Greeks saw them. Roma, 1972.

41

См. его рецензию: JRS. 1975. Vol. 65. P. 194.

42

См. рус. перевод: Бенгтсон Г. Правители эпохи эллинизма. М., 1982. С. 264.

43

Harris W. War and imperialism in republican Rome. 327—70 B.C. Oxford, 1979.

44

Жигунин В.Д. Международные отношения эллинистических государств в 280–220 гг. до н. э. Казань, 1980. С. 9.

45

Журавлёв Ю.Е. Некоторые аспекты восточной политики Римской республики начала II в. до н. э. и западная историография // ИСКНЦВШ. 1975. № 3. С. 73.

46

Errington R.M. The dawn of Empire. Rome`s Rise to World Power. Ithaca, New York, 1973.

47

Garlan I. War in the Ancient World. A Social history. London, 1975. P. 34–35.

48

Казаров С.С. Царь Пирр: античная историческая традиция и современная историография. Ростов-на-Дону, 2002. С. 5–6.

49

Walbank F.W. The Hellenistic World. New Jersey, 1981.

50

Gruen E.S. The Hellenistic World and the Coming of Rome. Berkeley, 1984. Vol. 1. P. 52, 157.

51

Gruen E.S. Op. cit. Vol. 1. P. 54, 76, 159, 162, 168, 184, 185, 199. Vol. 2. P. 722.

52

Op. cit. Vol. 1. P. 52.

53

Ibid. P. 99, 119.

54

См.: Ibid. P. 14, 17, 158, 164–165, 169, 172, 191.

55

Green P. Alexander to Actium. The historical evolution of the Hellenistic age. Berkeley; Los Angelos, 1993. P. 319, 441.

56

Oliva P. Recko mezi Makedonii a Rimem. Praha, 1995.

57

Ballesteros Pastor L. Mitridates Eupator, rey del Ponto. Granada, 1996.

58

Musti D. Storia greca. Linee di sviluppo dall`eta micenea all`eta romana. Roma; Bari, 1997.

59

Albrecht M. von. Rom: Spiegel Europas: Texte und Themen. Heidelberg, 1998. S. 653–654.

60

Французское издание 1998 г., перевод на русский язык Т.А.Баскаковой: Фрэн И. Клеопатра, или Неподражаемая. М., 2001.

61

Lampela A. Rome and the Ptolemies of Egypt. The Developments of their Political Relations 273—80 B.C. Helsinki, 1998.

62

См.: Возникновение германского антиковедения, XVIII — первая половина XIX в. / Ред. В.Д. Жигунин. Казань, 1991.

63

Гераков Г. Краткая всеобщая история до Р.Х. СПб., 1806; Дьячков С. История Римской республики. М., 1827; Богоявленский М. История Рима. СПб., 1855; Разумов М. Общая история рода человеческого. М., 1861. (С грубыми фактическими ошибками!); Иловайский Д. Руководство ко всеобщей истории. Ч. 1. М., 1869.

64

Фролов Э.Д. Русская наука об Античности (историографические очерки). СПб., 1999. С. 143.

65

Тимаев Н. Всемирная история. Книга для чтения русскому юношеству. Ч. 1. История Древнего мира. СПб., 1860. С. 266, 363, 369.

66

Кайданов И. Руководство к познанию всеобщей политической истории. Ч. 1. Древняя история. СПб., 1837. С. 102.

67

Зуев Н. Руководство к познанию всеобщей истории. Древняя история. СПб., 1848. С. 147, 243…

68

Благовещенский Н.М. Гораций и его время. СПб., 1864.

69

Васильевский В.Г. Политическая реформа и социальное движение в Древней Греции в период её упадка. СПб., 1869.

70

Решетников И.А. Опыт рассуждения о том, что именно римляне переняли от греков и этрусков и каким образом заимствования от сих народов обратили в свою пользу. М., 1817.

71

Указ. соч. С. 9.

72

Указ. соч. С. 14, 17.

73

Лунин М.М. Несколько слов о римской истории // Московитянин. 1841. Ч. V. № 10. С. 405–424.

74

Комаровский Г.Л. Очерки Рима в финансовом и экономическом отношениях. М., 1969. С. 7, 52, 79—109, 138.

75

Историография античной истории / Ред. В.И. Кузищин. М., 1980. С. 172.

76

См.: Летяев В.А. Российская историография об античном Риме (2 половина XIX — начало XX вв.). Автореф. дис… канд. ист. наук. Казань, 1989. С. 10.

77

Нетушил И.В. Очерк римских государственных древностей. Т. 3. Харьков, 1894–1902.

78

Ростовцев М.И. История государственного откупа в Римской империи (от Августа до Диоклетиана). СПб., 1899.

79

Герье В.И. Основы римской истории. М., 1903.

80

Виппер Р.Ю. Очерки истории Римской империи. М., 1908.

81

Жебелёв С.А. Первый год 2-й Македонской войны // ЖМНП. 1894. Ноябрь. С. 104–125; Он же. Из истории Афин. 229—31 гг. до Р.Х. СПб., 1898.

82

Фролов Э.Д. Указ. соч. С. 3–4.

83

Фролов Э.Д. Русское антиковедение в Новейшее время: главные вехи развития — оценка настоящего состояния — взгляд в будущее // Исторические записки / Ред. Б.В.Ананьич. Т. 3 (121). М., 2000. С. 10.

84

Сергеев В.С. История Древнего Рима. М.—Л., 1925.

85

Сергеев В.С. Очерки по истории Древнего Рима. Т. 1. М… 1938. С. 130, 123.

86

Бокщанин А.Г. История международных отношений в Древнем мире. М., 1948.

87

Немировский С.И. Всадническое сословие в период кризиса и падения Римской республики. Автореф. дис… канд. ист. наук. М., 1950. С. 4–7.

88

Машкин Н.А. История Древнего Рима. М., 1947.

89

Ковалёв С.И. История Рима. Л., 1948.

90

Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. М.—Л., 1950.

91

Самохина Г.С. Советская историография эллинизма (основные этапы развития) // Изучение и преподавание истории в высшей школе. Петрозаводск, 1985. С. 44.

92

См.: Мурыгина Н.Ф. Сопротивление фракийских племён римской агрессии и восстание Андриска // ВДИ. 1957. № 2. С. 70, 77, 84.

93

См.: Мишулин А.В. Античная история Греции и Рима. М., 1944; Он же. История Древнего Рима. М., 1946.

94

См.: Тарков П.Н. Рец. на книгу: Уолбэнк Ф. Филипп V Македонский // ВДИ. 1947. № 4. С. 100–101; Он же. Греко-эллинский мир и Рим на рубеже III–II вв. до н. э. Дис… докт. ист. наук. М., 1947: Он же. К истории международных отношений в античном мире // ВДИ. 1950. № 2. С. 35: См.: также безымянную рец. на доктор. дис. П.Н.Таркова: ВДИ. 1947. № 4. С. 136.

95

Бокщанин А.Г. Парфия и Рим. Т. 1. М., 1960.

96

Указ. соч. С. 214.

97

Вейцкiвський I. I. Зовнiшня полiтiка крайiн Захiдного Середземномор’я в 264–219 рр. до н.е. Львiв, 1959; Он же. Западное Средиземноморье в III столетии до н. э. Автореф. дис… докт. ист. наук. Львов, 1960.

98

Саникидзе Л.Д. Восточный вопрос в истории Римской республики (200—60 гг. до н. э.). Автореф. дис… докт. ист. наук. Тбилиси, 1965.

99

Утченко С.Л. Кризис и падение Римской республики. М., 1965; Он же. Цицерон и его время. М., 1975; Он же. Юлий Цезарь. М., 1975.

100

Шофман А.С. История античной Македонии. Т. 1. Казань, 1960; Т. 2. Казань, 1963.

101

Штаерман Е.М. Эволюция идеи свободы в Древнем Риме // ВДИ. 1972. № 2. С. 41–59.

102

Малеванный А.М. Иллирийцы и их борьба против экспансии рабовладельческих государств. Автореф. дис… канд. ист. наук. Воронеж, 1969.

103

Ханкевич О.И. Роль народных трибунов и собраний плебса в общественно-политической жизни Римской республики II в. до н. э. (до Гракхов). Автореф. дис… канд. ист. наук. Минск, 1978;

104

Трухина Н.Н. Борьба внутри римского нобилитета в конце III — начале II в. до н. э. Автореф. дисс… канд. ист. наук. М., 1974; Она же. Политика и политики «золотого века» Римской республики. М., 1986.

105

Юрьева В.В. Взаимоотношения Рима и Египта в первой половине I в. до н. э. Автореф. дис… канд. ист. наук. М., 1975.

106

Жигунин В.Д. Международные отношения эллинистических государств в 280–220 гг. до н. э. Казань, 1980; Он же. Международная политика эллинистических государств (280–220 гг. до н. э.). Автореф. дис… докт. ист. наук. М., 1989.

107

Журавлёв Ю.Е. Лозунг борьбы за свободу греков в римской политике 99 г. II в. до н. э. // Проблемы всемирной истории. М… 1974; Он же. Некоторые аспекты восточной политики Римской республики начала II в. до н. э. и западная историография // ИСКНЦВШ. 1975. № 3.; Он же. Взаимоотношения Рима с державой Селевкидов (200–160 гг. до н. э.) Автореф. дис… канд. ист. наук. М., 1982.

108

Перова В.И. Социально-политическая борьба в Греции в период экспансии Рима (210–146 гг. до н. э.). Автореф. дис… канд. ист. наук. Л., 1983.

109

Смирин В.М. Римская республика III–I вв. до н. э. // История Европы. Т. 1. М., 1988. С. 446–492.

110

Павловская А.И. Греция и Македония в эпоху эллинизма // История Европы. Т. 1. С. 389–445.

111

Климов О.Ю. 1) О роли Пергамского царства в Сирийской войне (192–188 гг. до н. э.) // Античная гражданская община. М., 1986.; 2) Сирийская война 192–188 гг. до н. э. в античной исторической традиции // Проблемы истории и историографии. Античность. Средние века. Уфа, 1990; 3) Мирный договор между Римом и Сирийским царством 188 г. до н. э. в античной исторической традиции // Проблемы археологии Урала и историографии Античности: Тезисы научной конференции. Уфа, 1990.

112

Кащеев В.И. 1) Некоторые концепции «римского империализма» в англо-американской историографии Новейшего времени // Вопросы отечественной, зарубежной историографии, литературоведения и языкознания. Казань, 1981; 2) Первая Римско-македонская война в интерпретации английских и американских антиковедов // Античный мир и археология. Саратов, 1986. Вып. 6; 3) Лозунг освобождения греков в межгосударственных отношениях Восточного Средиземноморья (III–II вв. до н. э.) // Античный мир и археология. Саратов, 1990. Вып. 7; 4) Договор Филиппа V и Антиоха III в интерпретации античных и современных авторов // Античный мир и археология. Саратов, 1990. Вып. 8; 5) Полибий и внешняя политика Рима в конце III — первой половине II вв. до н. э. // Из истории социально-этических и политико-правовых идей. Саратов, 1990; 6) Посредничество и арбитраж во взаимоотношениях эллинистических государств и Рима // Из истории античного общества. Нижний Новгород, 1991.

113

Самохина Г.С. Причины Второй Македонской войны (к историографии вопроса) // проблемы историографии всеобщей истории. Петрозаводск, 1991; Она же. Иллирийские войны (о принципах римской политики на Балканах в конце III в. до н. э.) // Античность и Средние века: Полис, империя, этнос. Нижний Новгород, 1991.

114

Самохина Г.С. Полибий: эпоха, судьба, труд. СПб., 1995. В 1997 г. она защитила в Москве докторскую диссертацию по той же теме.

115

⁵⁴ Климов О.Ю. К оценке восстания Аристоника в Пергаме // Античный мир: проблемы истории и культуры. СПБ., 1998.

116

⁵⁵ Климов О.Ю. Царство Пергам: очерк социально-политической истории. Мурманск, 1998.

117

⁵⁶ Климов О.Ю. Пергамское царство: проблемы истории и государственного устройства. СПб., 2001.

118

⁵⁷ Кащеев В.И. Эллинистический мир и Рим: война, мир и дипломатия в 220–146 годах до н. э. М., 1993; Он же. Из истории межгосударственных отношений в эпоху эллинизма: Два очерка. М., 1997; Он же. Эллинистический мир и Рим: война, дипломатия и международное право в 220–146 годах до н. э. Автореф. дис… докт. ист. наук. Саратов, 1997.

119

Молев Е.А. Властитель Понта. Нижний Новгород, 1995. Здесь же следует упомянуть и другую книгу того же автора, хотя она и была издана в предыдущий период: Молев Е.А. Митридат Евпатор. Создание Черноморской державы. Саратов, 1976.

120

Сапрыкин С.Ю. Понтийское царство. Автореф. дис… докт. ист. наук. М., 1992; Он же. Понтийское царство. М., 1996. Отметим также диссертацию Е.В. Смыкова, специально рассмотревшего широкий круг проблем римско-понтийских взаимоотношений: Смыков Е.В. Рим и Митридат Евпатор: война, политика, идеология. Автореф. дис… канд. ист. наук. Саратов, 1996.

121

Гуленков К.Л. Митридатовы войны в освещении Аппиана // Античность: эпоха и люди. Казань, 2000. 69–76; Гуленков К.Л., Короленков А.В. Союз Митридата и Сертория // Античность: общество и идеи. Казань, 2001. С. 63–70; Гуленков К.Л. Ориенталистическое и эллинистическое в семье Митридата Евпатора // Там же. С. 71–83; Он же. Вторая Митридатова война и её последствия // Studia historica. М., 2001. С. 73–93.

122

Смыков Е.В. Парфянский поход Марка Антония // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Саратов, 1987. С. 111–120; Он же. Рим и Митридат Евпатор: война, политика, идеология. Автореф. дис… канд. ист. наук. Саратов, 1996; Он же. Рим и Парфия: первые контакты (К вопросу о договорах Суллы и Лукулла с парфянами) // Международные отношения и дипломатия в Античности. Ч. 1. Казань, 2000. С. 317–332; Он же. Рим и Парфия: путь к договору (Гней Помпей и парфяне) // Античность: общество и идеи. Казань, 2001. С. 118–129.

123

Митина С.И. Внешняя политика Антиоха III. Автореф. дис… канд. ист. наук. М., 1994.

124

Указ. соч. С. 9.

125

Митина С.И. Внешняя политика Антиоха III. Автореф. дис… канд. ист. наук. М., 1994. С. 15.

126

Буров А.С. Вооружённые силы и военная политика Македонии (70–20 гг. III в. до н. э.). Автореф. дис… канд. ист. наук. М., 1996. С. 21.

127

Там же.

128

Бобровникова Т.А. Сципион Африканский. М., 1998.

129

Габелко О.Л. Мемнон об истории Вифинского царства // Античный вестник. Вып. 2. Омск, 1995; Он же. История Вифинского царства в зеркале историографии // Античный мир и его судьбы в последующие века. М… 1996; Он же. Вифинское царство в системе эллинистических государств. Автореф. дис… канд. ист. наук. М., 1998. Он же. Последствия Апамейского мира: Рим и Первая Вифинская война // Межгосударственные отношения и дипломатия в Античности. Казань, 2000.

130

Постернак А.В. История Древней Греции и Древнего Рима. В конспективном изложении. М., 1999.

131

Указ. соч. С. 154.

132

Указ. соч. С. 94.

133

⁶⁷ Никишин В.О. Чужеземцы в произведениях Цицерона, Цезаря и Саллюстия (К вопросу о сущности римского «шовинизма в I в. до н. э.). Автореф. дис… канд. ист. наук. М., 2000.

134

Никишин В.О. 1) «Национальный вопрос» в произведениях Тацита // Древний Восток и античный мир. Труды кафедры истории Древнего мира исторического факультета МГУ. Вып. 4. М., 2001; 2) Эллины, римляне и варвары: эволюция понятий в эпоху римского владычества // Ставропольский альманах общества интеллектуальной истории. Вып. 2. Ставрополь, 2002; 3) Варвары и варварство в трудах Тацита: германцы, галлы и британцы // Древний Восток и античный мир. Труды кафедры истории Древнего мира исторического факультета МГУ. Вып. 5. М., 2002; 4) Эволюция противопоставления эллинства и варварства в эпоху эллинизма // Труды I межвузовской конференции молодых учёных памяти профессора В.Ф. Семёнова 13 апреля 2002 г. (история Древнего мира). М., 2002.