Тяжелые дни. Секретные заседания Совета министров

А. Н. Яхонтов, 1926

Записи секретных заседаний Совета министров, составленные бывшим помощником управляющего делами Совета министров Аркадием Николаевичем Яхонтовым и опубликованные под названием «Тяжелые дни», относятся ко времени тяжкого военного и общественно-политического кризиса. Автор дает уникальную картину событий середины 1915 года, – паническое отступление армии на фронте; решение царя принять на себя верховное командование; внутренние раздоры, – записывая ее со слов первых лиц правительства. Драма, разыгрывавшаяся на заседаниях Совета министров и впервые обнаженная перед публикой под названием «Тяжелые дни», много дает не только для понимания сложившейся обстановки, но и для всей истории российской государственности.

Дополнительные пояснения

Настоящий труд, по завершении его в августе 1921 года, более четырех лет оставался в рукописи. За этот срок с нею ознакомились многие государственные деятели описанной эпохи, почтившие меня весьма лестными отзывами о моей работе. Среди таковых отзывов имеются письма некоторых непосредственных участников заседаний Совета министров июля — августа 1915 года, отмечающих полноту и доступную по человечеству объективность отражения происходившего на моих глазах и тогда же заносившегося на бумагу.

Совокупность высказанных по поводу «Тяжелых дней» мнений побуждает меня сделать свои записи общедоступными. Хочется верить, что труд этот послужит для современников поводом приняться за перо и сообщить как различные дополнения, поправки и объяснения записанных мною бесед в Совете министров, так и другие сведения, долженствующие способствовать всестороннему и беспристрастному выяснению истины.

Например, известно, что в течение переживавшегося правительством в августе 1915 года внутреннего кризиса происходили подготовительные к заседаниям Совета министров сговоры вне официальных присутствий на частных собраниях у отдельных министров, без участия И. Л. Горемыкина. Если бы ныне здравствующее участники этих собраний, пользуясь канвою моих записей, рассказали сокровенную сторону «Тяжелых дней», то получился бы тот исторический памятник, который облегчил бы будущему летописцу во всей исчерпывающей полноте разработать имевшую огромное значение в развитии дальнейших событий эпоху преддверья революции. С этой точки зрения предпринятым мною трудом заинтересовался покойный А. В. Кривошеин, с которым я еще осенью 1917 года беседовал о сохранившихся у меня записях. В ответ на мое письмо с предложением ознакомить его с «Тяжелыми днями», А. В. Кривошеин 5 сентября 1921 года написал мне из Висбадена: «Ваше намерение издать записи и осветить в них правительственную мысль в такую несравнимую по важности событий эпоху глубоко приветствую и придаю ей огромное значение не только для нас, современников, но и для истории, истории — особенно. Приветствую также ваше намерение познакомить меня с записями предварительно и общими нашими усилиями придать им возможную точность и ясность». К сожалению, намечавшаяся наша встреча в Париже не состоялась, ибо вскоре А. В. Кривошеин скончался.

В некоторых отзывах указывалось, между прочим, на желательность — для яркости и широты картины положения государственных дел летом 1915 года — предпослать «Тяжелым дням» особое введение с характеристикой той исключительной обстановки, в которой протекала правительственная деятельность после возникновения войны и в особенности со времени начала великого отступления нашей армии. Несомненно, что такое введение в значительной степени помогло бы правильному пониманию и беспристрастной оценке положения Совета министров в болезненные, бесконечно тревожные «Тяжелые дни». Однако для выполнения подобной работы еще не приспел срок, еще не накопились материалы.

Надо ждать, пока станут доступны архивы правительственных, законодательных и общественных учреждений, — пока не откроются партийные бумагохранилища, — пока не появятся в свет в достаточном для взаимной поверки количестве воспоминания, секретные документы, частная переписка современников, научная разработка газетной литературы и пр., словом — все те подлинные бытовые данные, без которых немыслимо раскрыть истинную подоплеку явлений и отношений, — сложность политических и иных влияний, — закулисные домогательства отдельных групп, — размах злостной провокации, — происки революционного подполья, — участие неприятельских денежных воспособлений в колебании основ государственного строя и т. д. А без такого материала всякие обобщающие исследования и повествования неизбежно сведутся либо к обвинительному акту, либо к апологетическому сказанию, либо к политическому памфлету

Но есть один вопрос, который нельзя обойти молчанием, ибо иначе остается непонятным сквозящее в беседах Совета министров во время «Тяжелых дней» чувство как бы бессилия бороться с надвигающейся со всех сторон разрухой. Вопрос этот — о взаимоотношениях военной и гражданской власти и пределы последней в обстановке войны. По этому поводу у меня сохранилась та справка, которая была представлена Совету министров, в исполнение постановления 16 июля 1915 года, управляющим делами Совета И. Н. Лодыженским. Воспроизвожу наиболее существенные части по сохраненному оттиску (№ 23).

«На основании высочайше утвержденного 16 июля 1914 года Положения о полевом управлении войск в военное время, — говорится в указанной справке, — территория, предназначенная для развертывания и действия вооруженных сил, а равно для расположения всех их тыловых учреждений, составляет театр военных действий (ст. 8). На этой территории высшая власть принадлежит Верховному главнокомандующему, который облекается чрезвычайными полномочиями, причем повеления его исполняются на театре военных действий всеми без изъятия правительственными местами и общественными управлениями, а равно должностными лицами всех ведомств и всем населением, как высочайшие повеления (ст. 17). За свои распоряжения и действия он ответствует только перед Его Величеством и никакое правительственное место, учреждение или лицо не дает ему предписаний и не может требовать от него отчетов (ст. 20), а равно не имеет права непосредственно с ним сноситься, кроме министров и главноуправляющих отдельными частями, и лиц, непосредственно подчиненных Верховному главнокомандующему».

«Почти столь же широкие полномочия и высокое положение предусмотрено и для главнокомандующего армиями фронта. В права его на пространстве подчиненной территории, между прочим, входит: устранение от должностей всех должностных лиц всех ведомств, состоящих на государственной, земской или городской службе, без различия их чина и звания. Ближайшим его помощником по административно-хозяйственной части является главный начальник снабжения армий фронта, к предметам ведения которого относятся общие указания по гражданскому управлению во всем районе данного фронта, причем ему подчинены главные начальники военных округов и военные генерал-губернаторы этого района. Последним подчиняются, по принадлежности, все местности и все гражданское управление в подлежащих районах театра военных действий».

«Наделяя Верховного главнокомандующего и различных военных начальников чрезвычайными полномочиями в области гражданского управления на театре военных действий, положение о полевом управлении войск совершенно не касается вопроса о взаимоотношениях между высшей военной и высшей правительственной властью. В этом узаконении не упомянуты ни Совет министров, ни председатель Совета, а также нет указаний о порядке разрешения на подчиненной Верховному главнокомандующему территории вопросов общегосударственного значения. Таким образом, территория эта как бы изъята из ведения общегосударственного управления и проводимые на ее пространстве мероприятия, затрагивающие интересы коренного мирного населения, обычной местной жизни, экономического быта и т. п., могут осуществляться вне ведома правительства властью подлежащих военных начальников. Последние не обязаны даже о сделанных распоряжениях по гражданской части доводить до сведения заинтересованных министров, которые, при таких условиях, во многих случаях узнают уже о свершившихся фактах и лишены возможности заблаговременно предпринять необходимые шаги для согласования таковых распоряжений с общим направлением правительственной политики и ближайшими задачами государственного управления. Между тем подчиненная военным властям площадь Империи, включенная в театр военных действий, весьма обширна и охватывает, помимо местностей со смешанным укладом, а также с нередко противоречивыми племенными стремлениями (Финляндия, Польша, Кавказ, Прибалтийский край, Архангельск, Владивосток и т. д.), самую столицу государства — Петроград».

«Возникавшие на такой почве недоразумения и, в некоторых отношениях, несогласованность действий по однородным вопросам в местностях, подведомственных различным властям, неоднократно вызывали необходимость личных поездок председателя Совета министров и отдельных главных начальников ведомств в Ставку

Верховного главнокомандующего для непосредственных переговоров. Наряду с тем по многим делам, касавшимся одновременно театра войны и всей остальной империи, требовалась обширная переписка как по существу самого дела, так и в целях устранения разномыслий, а равно для ознакомления военной власти с взглядами правительства на те или иные явления в гражданской жизни в районах военных действий. Однако при множестве выдвигаемых военными условиями вопросов, и личные, и письменные сношения оказывались недостаточными для установления прочной связи между правительственными мероприятиями и действиями военных властей».

В дальнейшем изложении вышеупомянутой справки содержится перечисление важнейших случаев и общих вопросов, на почве которых сказывались неблагоприятные для нормального течения государственных дел последствия разделения Империи на две части с подчинением одной из них — Верховному командованию и другой — правительству, из коих первое обладало безапелляционными полномочиями, а второе в распорядительных своих действиях должно было либо оставаться в рамках общих законов мирного времени, либо прибегать к мелочному по отдельным случаям законодательству в порядке статьи 87 Основных государственных законов. Воспроизведение всех соответствующих материалов выходит из задач и объема «Дополнительных пояснений», без того принявших слишком обширные размеры. Можно ограничиться лишь одной выпиской из справки, заслуживающей упоминания ввиду быстрого отражения приведенного в ней случая на дальнейшем развитии событий.

«Без предварительных сношений с Советом министров, — отмечается в справке, — был осуществлен ряд мер в отношении выселения во внутренние губернии немцев-колонистов и евреев, а также возложена была на последних обязанность выдавать заложников. По еврейскому вопросу начальнику штаба Верховного главнокомандующего сообщены были соображения Совета министров о недопустимости подобных огульных мероприятий с точки зрения поддержания общественной безопасности внутри страны и ввиду неблагоприятного впечатления за границей, могущего иметь последствием затруднения для наших финансовых операций на иностранных рынках.

Со своей стороны, начальник штаба приказал начальнику гражданской канцелярии (в то время эту должность занимал статский советник Ч., временно заместивший князя Н. Л. Оболенского) довести до сведения управляющего делами Совета министров, что «все принятые в отношении евреев, с достаточною ясностью доказавших свое явно враждебное отношение к интересам нашего Отечества, репрессивные меры» признаются генералом от инфантерии Янушкевичем «весьма слабыми» и что он «не остановился бы перед усилением их в еще более значительной степени». «Ни соображения тягостного экономического положения еврейской бедноты со всеми его последствиями для населения местностей, служащих пунктами водворения; ни отношение к постановке данного вопроса общественного мнения союзных нам держав; ни даже настроение биржевых кругов, состоящих под подавляющим влиянием евреев; а те практические затруднения, который неминуемо должны возникнуть у гражданских властей по приведению в исполнение массовой высылки евреев из постоянных мест их жительства, являются существенным препятствием к усилению репрессий».

Из соответствующих глав «Тяжелых дней» усматривается, что через короткий срок чрезвычайная государственная необходимость вынудила Совет министров в интересах обеспечения финансовых потребностей войны прибегнуть к демонстративной мере отмены черты еврейской оседлости в отношении городских поселений. Меру эту пришлось проводить в исключительно спешном порядке, прибегнув, несмотря на продолжавшуюся в то время сессию законодательных учреждений, к искусственному применению статьи 158 Учреждения министров.

Необходимость нахождения при Верховном главнокомандующем лица, близко осведомленного в правительственных видах и могущего быть, по своему служебному положению, выразителем взглядов Совета министров, стала очевидной для последнего с первых же недель войны. По поводу предпринятых к разрешению этого вопроса шагов читаем в справке следующее:

«Накануне отбытия к действующей армии, Его Императорскому Высочеству князю Николаю Николаевичу угодно было, между прочим, высказать пожелание об установлении тесного взаимодействия между Верховным главнокомандующим и высшим гражданским управлением империи в лице Совета министров. Со своей стороны, Совет министров, всецело приветствуя такое пожелание и считая в государственных интересах приведение его в исполнение существенно важным, остановился на мысли о назначении при особе Его Императорского Высочества особого лица, опытного и авторитетного в области гражданского управления, которое явилось бы живой связью между Его Высочеством и Советом министров.

«Предложение это, а равно намеченные Советом министров кандидаты для указанного назначения (князь Б. А. Васильчиков и граф П. Н. Игнатьев) представлены были статс-секретарем Горемыкиным на усмотрение Его Императорского Высочества.

«Телеграммой от 15 августа и письмом от 19 того же месяца, начальник штаба Верховного главнокомандующего уведомил председателя Совета министров, что Его Императорское Высочество, согласно точному смыслу Положения о полевом управлении войск в военное время, считает необходимым, чтобы назначенное лицо состояло лично при начальнике штаба, было исключительно ему подчинено и, следовательно, имело доклад ему, а не непосредственно Верховному главнокомандующему При таких условиях, генерал от инфантерии Янушкевич полагал бы более соответственным назначение для изъясненной цели кого-либо из чинов канцелярии Совета министров или Государственной канцелярии. Впоследствии бывшей по этому предмету переписки, состоящим при начальнике штаба Верховного главнокомандующего по делам гражданского управления назначен был в сентябре 1914 года помощник статс-секретаря Государственного совета, сверх штата, коллежский советник князь Н. Л. Оболенский.

«3 октября 1914 года при штабе Верховного главнокомандующего образована была, во главе с князем Н. Л. Оболенским, канцелярия по гражданской части, к предметам ведения которой отнесены:

1. Вопросы гражданского управления, возникающие в отношении мирного населения по случаю военных действий;

2. Мероприятия, имеющие общее по гражданскому управлению значение и выходящие за пределы предоставленной войсковым начальством власти;

3. Предложения, относящиеся к устройству управления в занятых силой оружия неприятельских местностях. Вместе с тем установлено, что сношения по перечисленным предметам с министрами и главнокомандующими отдельными ведомствами производятся, за исключением не допускающих отлагательства случаев, войсковыми начальствами через штаб Верховного главнокомандующего, по Гражданской канцелярии; на обязанности последней лежит изготовление проектов этих сношений к подписи начальника штаба; на канцелярию же возложена переписка по этим вопросам с прочими местами и лицами, а также истребование, согласно указаниям начальника штаба, сведений и заключений подлежащих военных генерал-губернаторов и главных начальников снабжений армии.

«Таким образом, из изложенного явствует, что выраженное Его Императорским Высочеством и всецело разделяемое Советом министров пожелание об установлении непосредственной живой связи между Верховным главнокомандующим и высшим гражданским управлением империи осталось неосуществленным. Принятые, вследствие возникшей по этому общему вопросу переписки, меры ограничились созданием исполнительного при начальнике Штаба органа по гражданским делам».

Заканчивая на этом выписки из справки, необходимо в заключение, для понимания положения Совета министров в обстановке «тяжелых дней», остановиться еще на одном обстоятельстве, отзывавшемся на авторитете правительства и на обострении внутренних отношений.

Государственная дума, наблюдая невероятную тыловую разруху в дни июльского и августовского отступления нашей армии, расстройство сообщений, беспримерные страдания насильственно выдворяемого и превращаемого в беженцев гражданского населения, гибель сотен людей и достояния тысяч вследствие нераспорядительности и непредусмотрительности местных властей, произвол и путаницу в действиях многочисленных начальств и вообще ряд тревожных фактов, заставлявших опасаться возникновения внутренних осложнений, — не могла, ввиду категорического смысла постановлений Положения об управлении войск в военное время, привлечь к подобным случаям — в порядке использования права вопросов и запросов — внимание Верховного главнокомандующего, на всецело подчиненной коему территории театра военных действий (ст. 8 Положения) все эти явления происходили. При таких условиях, не считая возможным оставаться как бы безучастной к событиям, грозившим интересам общегосударственным, Государственная дума обращала соответственные вопросы и запросы как в комиссиях, так и в общих собраниях к председателю Совета министров и к главным начальникам отдельных ведомств. Со своей стороны, лица эти, фактически не обладая распорядительной властью на территории, подведомственной военному начальству, и не имея даже непосредственных сведений о происходящем, о целях и существе проводимых на этой территории мероприятий и пр. не могли давать исчерпывающих объяснений и принимать обязательств об устранении замеченных у фронтовых учреждений пробелов или злоупотреблений.

Между тем запросы в Государственной думе заслушивались и одобрялись, причем произносились соответствующие обличительные или негодующие речи. Последние расходились по всей стране и заграницу и воспринимались массой, не разбиравшейся в своеобразии положения Совета министров, в качестве показателя неспособности, бездеятельности, чуть ли не злонамеренности правительства. На почве таких вопросов и запросов обострялись отношения между правительственной властью и законодательным учреждением, и углублялся кризис, назревавший внутри.

Будущий беспристрастный историк разберется во всем сцеплении вольных или невольных ошибок, явлений, пробелов, неудач, действий, скрытых намерений, движущих побуждений, — и воздаст каждому по делам его.

Франция, 9 февраля 1926 года

Аркадий Яхонтов