Тайны архивов: вырванные страницы

А. Н. Дугин, 2021

В своей новой монографии «Вырванные страницы» российский историк Александр Николаевич Дугин рассматривает сюжеты недавнего советского прошлого – сюжеты, сознательно вырванные из памяти народа нашими западными «партнерами» или замызганные до неузнаваемости грязью некоторыми нашими же согражданами, которые остервенело, с нетерпением ждут внедрения чуждых идей англо-американских «освободителей» в наши души и сердца, в мозг наших потомков. Кровавые примеры Сербии, Ирака, Ливии, Сирии не должны уйти из памяти человечества. Автор знакомит Читателя с малоизвестными архивными документами по истории сталинского периода нашей страны и пытается с их помощью ответить на актуальные политические вопросы современности. Нужны ли современной России иностранные деньги? Как создаются и как разоблачаются исторические фальшивки? Был ли реальностью крупнейший политический заговор XX века, приведший к смерти И. В. Сталина и Л. П. Берии? Автор предлагает Читателю познакомиться с неизвестными ранее историческими источниками – учетными карточками германской секретной тайной полиции (гестапо) на некоторых советских партийных, государственных и военных руководителей. В книге представлены свидетельства Владислава Николаевича Шведа, бывшего второго секретаря ЦК Компартии Литвы / КПСС о «горбачевщине» и его воспоминании о том, как в Советской Литве националисты, придя к власти в марте 1991 г., фактически совершили государственный переворот, а затем, незаконно объявив о в выходе Литвы из состава СССР, дали начало процессу разрушения Союза ССР. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 1. Нужны ли иностранные деньги россии?

Руководство современной России в силу трагических событий 90-х годов прошлого века оказалось едва ли не в тех же условиях, в которых оказались большевики после их прихода к власти в 1917 году. Сейчас, как и тогда, перед страной стоят системные проблемы огромной важности, от правильного решения которых зависит существование будущей России как суверенного государства, будущее ее многонационального народа.

Современное политическое руководство нашей страны неустанно призывает привлекать иностранные инвестиции в экономику страны, предполагая, что это сможет стать одним из важнейших рычагов выхода страны из кризиса. Однако мы не видим, что эти призывы находят хоть какой-то серьезный отклик у крупных зарубежных партнеров. Почему? Прежде всего потому, что западные деньги привыкли к ясности и прозрачности законодательства, четким правилам игры, наличию определенных гарантий со стороны государства.

А что же видят наши потенциальные соратники в современной России? Во-первых, они видят отсутствие серьезной законодательной базы для вложения своих денег. Во-вторых, за редким исключением (о чем речь пойдет в конце нашего разговора) они видят отсутствие конкретных предложений по вложению этих денег (то есть государственной программы инвестирования средств как таковой нет вообще). В-третьих, нет единого профессионального органа по разработке договорно-правовой системы работы с иностранными инвесторами.

Ну и кто же в таких условиях рискнет своими деньгами? Думается, ответ очевиден: никто, ни один серьезный, крупный инвестор деньги в Россию вкладывать не будет.

Попробуем проанализировать уже имеющийся советский опыт работы с иностранными инвесторами в 20-е годы и одновременно предложить потенциальным партнерам возможные ответы на те вопросы, которые волнуют их сегодня.

Первые попытки использовать иностранный капитал для оживления разрушенной экономики или, говоря современным языком, для привлечения иностранных инвестиций, были предприняты еще в 1918 году. Приведем выдержку из протокола № 126 заседания Совета народных комиссаров от 28 мая 1918 года. Председательствовал на заседании

В. И. Ленин:

«…Слушали: о разрешении концессий.

Постановили: предложить т. Ларину внести в СНК декрет о порядке разрешения концессий, разработать на следующих основаниях:

1. Концессии может разрешать только СНК.

2. Все иные разрешения — незаконны.

3. Все бумаги по концессиям за период после октябрьской революции должны быть представлены в особую комиссию, которую организовать для этой цели при ВСНХ»^[2].

Особенно хочется отметить, что на этом же заседании, то есть на заседании, где правительство разрешило привлекать в экономику зарубежные деньги, на территории России была запрещена деятельность иностранных банков и банков с участием иностранного капитала. То есть, никого из присутствующих не смутил тот факт, что одной рукой Россия выгоняла из страны иностранных банкиров, а другой (нищей) рукой фактически просила у них же помощи^[3]. Поразительная ситуация: новая Россия отказывается от услуг известных французских, английских банков, хорошо при этом понимая, что без иностранной помощи не обойтись. Почему? Объяснение очень простое: предшественники большевиков накопили колоссальный, неподъемный государственный долг — около 16 миллиардов золотых рублей. И большевики, как вспоминал Г. Е. Зиновьев, отказались его оплачивать^[4]. Но, чтобы у бывших союзников не было и финансовых инструментов по возврату такого долга, выгнали из России и бывшие союзнические банки. Коварные большевики? А посмотрите, каковы же сами бывшие союзнички!

Проиллюстрируем тогдашнюю политическую реальность планами Великобритании и США в отношении России, планами, которые были ими эффективно реализованы в 1991–1993 гг. Впервые приводимую цитату из англо-американских источников опубликовал в 2007 году один из известных российских публицистов А. Б. Мартиросян:

«В интересах Британии, чтобы Россия была как можно меньше. Любые ее части, которые захотят от нее отделиться, должны быть поддержаны в этом — Кавказ, Украина, донские казаки, Финляндия, Туркестан и прежде всего Сибирь, страна будущего, продолжение американского Дикого Запада… Когда их независимость будет признана, будет легче принимать меры, чтобы «гарантировать» эту «независимость».

Тем не менее работа по привлечению в Россию иностранных инвесторов активно продолжалась. 20 марта 1920 года СНК постановил: «…Сдать тезисы о концессиях для окончательной переработки т. Красину, Курскому и Рыкову и представить т. Ленину на подпись.»^[5]. Спустя несколько месяцев — 23 ноября 1920 года — Декрет СНК «Об основных хозяйственных и правовых условиях концессий», подписанный Лениным, вступил в силу. То есть, если Советской России в тяжелейших условиях потребовалось чуть более двух лет для создания правовой базы по привлечению иностранных капиталов, то современной России (после буржуазной революции 1991–1993 годов) не хватило и трех десятилетий для аналогичной работы. И это при том, что политическое руководство страны чуть ли не еженедельно заявляет о стратегической необходимости использования западных инвестиций.

Содержание ленинского декрета было настолько необычным, что для объяснения необходимости его появления потребовались разъяснения самого Ленина. Выступая на VIII съезде Советов, он отмечал, что «этот союз совершенно необходим для нас вследствие того, что наш экономический кризис так глубок, что своими собственными силами восстановить разрушенное хозяйство мы не сможем. Конечно, нам обойдется очень дорого такая вещь, но иной возможности подтянуть свою технику у нас нет».

К удивлению многих соратников Ленина, положения нового декрета, обещавшие определенную финансовую помощь новым концессионерам, всколыхнули широкие массы оборотистых буржуазных элементов на Западе, и буквально за считанные месяцы в страну хлынули сотни заявок на открытие в России концессионных предприятий. Для руководства текущей работой по оформлению всех этих предложений 4 апреля 1922 года был создан Главный комитет по делам о концессиях и акционерных общества при Совете труда и обороны, преобразованный в 1923 году в Главный концессионный комитет при СНК СССР^[6].

В развитие положений ленинского декрета были предприняты соответствующие усилия по развитию сотрудничества, прежде всего с Германией, в военной области и привлечению других западных фирм в гражданскую экономику России.

Как писала в 1926 году берлинская газета «Социалистический вестник», «…по поручению и за счет рейхсвера, фирмой «Юнкерс» в России был построен аэропланный завод, а фирмой Крупп (имеющей, как известно, «сельскохозяйственную» концессию на Дону) завод для выделки ядовитых газов и гранатный завод с целью снабжения боевыми припасами одновременно «красной» армии коммунизма и «черной» армии германского капитализма. Газовый завод еще не успел развернуть работу, но боевые аэропланы и гранаты уже доставлялись в Германию из Советской России»^[7].

В России начали работать и другие крупные компании Запада: «Лена Голдфильд Майнз Лтд», концессии Уркарта, Хаммера, Гарримана, японские нефтяные концессии на Сахалине и некоторые другие. Однако, подавляющая часть мелких начинающих российских концессионеров иностранного «розлива» преследовала совершенно иные цели, хорошо знакомые нам по современной истории: получить государственную финансовую поддержку… и раствориться на необъятных просторах нашей родины или на Западе.

Неслучайно, конечно, немецкая газета «Социалистический вестник» отмечала: «Начало военному сотрудничеству с Германией было положено во времена Генуэзской и Рапальской конференций, где канцлером Виртом и германским министром иностранных дел Ратенау был заключен с Чичериным в 24 часа договор, вызвавший в свое время такую сенсацию. Тогда категорически утверждалось, что Рапальский договор не имеет никаких тайных статей. Так оно, по-видимому, и было. Как теперь выясняется, он имел лишь некоторое тайное дополнение — в виде «частного» соглашения советского правительства с высшими чинами германского рейхсвера. Среди последних наиболее активную роль играл главнокомандующий Сект. Офицеры рейхсвера то и дело ездили в социалистическую Россию с фальшивыми паспортами, и советское посольство охотно ставило на эти паспорта визу, в которой отказывало германским социал-демократам. Политическими же патронами всего предприятия оказались члены крайне правой, монархической немецко-национальной партии, тоже посылавшие «делегатов» в Страну Советов (профессор Хэцш, Прейер и др.), которых коммунистические сановники и чествовали там как представителей немецкой культуры и друзей новой России, в то время как в Берлине Чичерин украшал своим присутствием парадные завтраки генерала Секта, а Радек вел на столбцах «Роте Фане» знаменитую дружественную переписку с вождем германских фашистов и националистов графом Ревентловым.

Эти сообщения о блоке коммунистического правительства, объявляющего себя носителем мировой пролетарской революции и оплотом мира, с реакционно-милитаристскими кругами, которые оно же не устает клеймить как злейших врагов пролетариата и источник военной опасности, — звучали столь сенсационно-неправдоподобно, что у самых суровых критиков большевизма не могли не зародиться сомнения в их достоверности.

Посмотрим, что дало советскому правительству мирное концессионное сотрудничество с западными странами. Какие у нас, например, сельскохозяйственные концессии? Если не считать бутафорских концессий вроде Нансеновского общества, совхоза «Якунчиково», восстановления трудовых хозяйств еврейского земледельческого населения, союза немецких колонистов и т. п., то остаются только две реальных концессии — Круппа и Русско-германского аграрного общества, обе с площадью всего 50 000 десятин из объявленных большевиками 3 миллионов десятин, готовых к концессионному освоению (то есть приблизительно 1,5 %).

Не лучше обстоит дело и с лесными концессиями. В Западной Сибири ни один объект внимания европейского капитала не удостоился, а из 18 700 000 десятин на севере европейской части смешанным обществам было сдано чуть более 5 млн десятин. В этих смешанных обществах — Русанглолес, Русголандолес и Руснорвеголес — государство участвует в 50 %-ной доле. Кроме того, капиталисты сюда фактически ничего, кроме своего национализированного имущества, не внесли и, наконец, уже началось бегство и здесь, например, Русанглолес капиталистической стороной уже покинут.

Остается единственная чистая концессия — Мологолес во главе с бывшим германским рейхсканцлером Виртом, которой большевики очень гордились и всячески рекламировали. Не говоря уже о том, что расположена она совершенно вне объявленных объектов, в самом центре России — на участке Мга — Рыбинск, самая история этой концессии является историей советско-германских дипломатических отношений после Рапалло, входя таким образом в круг интересов нашей иностранной политики. Тем не менее, при всех полученных им льготах, Мологолес как концессионная единица потерял всякий смысл уже потому, что продает свою продукцию только на внутреннем рынке, спасаясь от неизбежных убытков при экспорте.

Нефть? Даны концессии на Сахалине, в Ширахской степи и на Бузачи. К работе не приступили.

Золото? Действует одна — Ленская концессия, результаты которой неизвестны пока, если не считать крупных трений на почве толкования договора.

Марганец? Дана знаменитая Чиатурская концессия Гар — риману, которую он после годичного опыта бросает.

Транспортные? Было смешанное общество «Дерутра», из которого иностранный капитал предпочел уйти. Имеется концессия Юнкерса, которая уже достаточно разоблачена, так же, как и концессия Круппа.

Если же обратиться к фабрично-заводским концессиям, то во главе их стоит шведская концессия «Шарикоподшипник», которой было возвращено национализированное имущество. Затем идет ряд концессий по заготовке пуговиц, лент, ламповых горелок, папиросных изделий и прочие весьма примитивные производства. Надо отметить, что многие из утверждаемых концессий на деле никогда не реализуются из-за нехватки необходимого для них капитала.

Остаются еще так называемые «торговые концессии», т. е. ряд смешанных торговых обществ с участием в них наполовину государства в виде приманки для иностранного капитала. Начались эти концессии в пору нэповского лозунга Ленина «учитесь торговать!», воспринятого просто как призыв побольше заработать. Иностранные участники этих торговых обществ были, разумеется, в восторге от такого лозунга и охотно загребали во славу Ильича 50 % чудовищных прибылей. Но когда большевики спохватились и начали «прижим», то крупный капитал немедленно удалился. Достаточно отметить, что весь оборот этих обществ в нашей внешней торговле не превышает 2–3 %.

Таков результат шестилетней концессионной политики большевиков. Результат весьма невзрачный по сравнению с поставленными целями. Не только результаты мизерны, но линия показывает уже не подъем, а падение. Надежды, связанные с концессионной политикой, ни в малейшей степени не оправдались. Они оказались одной из очередных иллюзий. Ясно поэтому, что без коренного преобразования политического и экономического уклада Советской России проблема хозяйственного восстановления страны разрешена быть не может^[8].

Подчеркнем, что в 1930 году на одном из заседаний Комиссии Политбюро по концессионным вопросам отмечался весьма незначительный общий объем вложения собственных денежных средств иностранных концессионеров: с 1921 по 1930 год «…весь инвестированный капитал равен 50 миллионам рублей»^[9], а общее количество новых рабочих мест, созданных иностранными инвесторами, составило всего около 7000.

Расскажем подробнее лишь об одной, самой крупной иностранной концессии — «Лена Голдфильд». Это английская компания, которая в 1925 году получила концессии на разработку знаменитых ленских золотых приисков в районе Бодайбо сроком на 30 лет и рудных месторождений на Урале и Алтае — сроком на 50 лет^[10]. Общая территория, передаваемая «Лене.» в долгосрочную аренду, составляла 600 000 квадратных километров.

Советская часть истории «Лены…» началась не на пустом месте. Архивные источники и имеющаяся литература свидетельствуют, что до революции 1917 года 66 % акций товарищества «Лензолото», добывавшего золото на Бодайбо, принадлежало именно той же самой английской «Лене.». А товарищество «Лензолото» добывало более 30 % всего русского золота.

Следует вспомнить, что именно с этой компанией связан расстрел сотен рабочих золотых приисков, бастовавших в 1912 году против невыносимых условий труда. (Кстати, за те трагические события наказание понес лишь один человек — из армии был уволен прапорщик Терещенко, непосредственно руководивший расстрелом.) Как же эта компания могла вновь оказаться в Советской России? Многие историки считают, что покровительство «Лене…» оказывал не кто иной, как Л. Д. Троцкий-Бронштейн, прибывший в Россию с американским паспортом в кармане и оказавшийся после смерти Ленина на первых ролях в тогдашней политической иерархии России. К тому же, вряд ли без высокого одобрения обошлось и заключение поистине грабительского концессионного договора, предусматривавшего передачу в собственность «Лены.» 93 % добытого золота. При этом лишь 7 % шло в государственную казну.

А добывала «Лена…» немало: как отмечал в своем заключении начальник управления Лено-Витимского горного округа Лебедихин, за 11 месяцев отчетного 1927/1928 года уже получено 7872 кг золота, из которых лишь 7 % остались в нашей стране. И здесь же он подчеркивал, что «Лена…» хищнически уничтожала разведанные до нее запасы, не пополняя их новой разведкой в нужном размере^[11].

Вполне вероятна версия историка Н. Старикова, утверждающего, что после высылки из СССР Троцкого высокое покровительство, которое он оказывал «Лене…» закончилось. Кстати, в фонде Государственного концессионного комитета обнаружено несколько автографов Троцкого на документах, в которых он лоббирует интересы ряда зарубежных концессионеров и рекомендует заключать с ними договоры сроком на 30–50 и даже 60 лет.

Проверка предприятий концессии на Лене, Урале и Алтае, проведенная в 1930 году ГКК, показала: «…стремясь укрепить свое утверждение, что запасы мускульного (добываемого ручным трудом. — А. Д.) золота на Лене иссякли, концессия не ведет разведочных работ ни на Лене, ни на Урале, ни на Алтае или ведет их в недостаточном размере и чрезвычайно неудачно и нерационально»^[12]. Здесь же следует особо подчеркнуть мнение советского ученого — академика В. А. Обручева о запасах золота на Лене: «Этот район (Ленско-Витимский), давший за время эксплуатации с 1844 по 1925 г. около 640 000 кг золота, добытого исключительно мускульным трудом, содержит еще запасы золота, которые можно оценить примерно той же цифрой»^[13]. Во время проверки анализировались и финансовые показатели концессии: «Если даже предположить, что общее увеличение баланса концессии с 1 октября 1925 года по 1 января 1930 года равно приблизительно 30 млн рублей (по ее данным), то собственных средств в этой сумме заключается не более 3–4 млн рублей»^[14].

Неплохие для иностранной концессии результаты работы за пять лет: несколько тонн золота, вывезенных из Советского Союза, а собственных вложений — всего несколько миллионов рублей.

Не правда ли, история с «Леной…» очень похожа на историю со знаменитыми «золотыми» паровозами, которая была также организована Троцким в его бытность наркомом путей сообщения. Напомним, что тогда на покупку паровозов в Швеции из государственного золотого запаса России было одномоментно, еще до получения первого заказанного паровоза, выделено около 200 млн золотых рублей (ровно треть тогдашнего золотого запаса страны). Причем поставку этих паровозов планировалось осуществить в течение пяти лет. В чем причина такой странной сделки? Может быть, Троцкий «забыл», что в Питере есть Путиловский завод, который мог бы выполнить такую же работу быстрее и качественнее? Или, может быть, как и в случае с «Леной Голдфильд», Троцкий отдавал кому-то финансовые и политические долги?

Далеко не случайно поэтому английская газета «Таймс» писала: «Одним из последствий мировой войны является чрезмерная индустриализация стран, и советское правительство

не может рассчитывать на то, что найдется какая-либо страна, которая захочет способствовать развитию нового конкурента на мировом рынке. Промышленники Европы и Северо-Американских Соединенных Штатов гораздо охотнее предпочли бы продавать свои товары СССР, чем помогать ему производить их у себя»^[15].

В 1921/22 хозяйственном году поступило 224 предложения о концессиях, а подписано лишь 14, в 1923/24 соответственно 370 и 22, в 1923/24—396 и 34, в 1924/25—256 и 29, в 1925/1926—461 и 26, в 1927/28 гг. — 579 и, всего лишь 8 из них подписано^[16].

С 1922 по 1927 год было получено 2211 предложений о концессиях, в том числе на долю Германии падало 35,3 %, Англии — 10,2 %, США — 9,4 %, Франции — 7,9 %. По отраслям народного хозяйства они распределялись следующим образом: обрабатывающая промышленность — 31,9 %, торговля — 21,5 %, горнодобывающая промышленность — 11,7 %, сельское хозяйство — 7,3 %, транспорт — 6,2 %. Заключено было лишь 163 концессионных договора, или 7,5 % от всех поступивших предложений, включая и договоры о технической помощи^[17].

По состоянию на январь 1926 г. было сдано 117 концессий, в том числе для Германии — 29, Англии — 21, США — 13, Швеции — 5, Норвегии — 5, Японии — 4, Италии — 4, Польши — 4, Франции — 3, Дании — 3, Финляндии — 3.

А всего с 1921/22 гг. до 1 октября 1929 г. поступило предложений, включая и предложения по техпомощи, — 2670. На первом месте была Германия, затем — США, Англия и Франция^[18].

Удельный вес концессий в экономике СССР был невелик. В советскую промышленность к началу 1927/28 г. было вложено 7 млрд 878 млн рублей, в том числе вложения концессионеров составили 45,3 млн рублей, то есть 0,57 % общесоюзных вложений. Всего иностранные вложения составили 52,2 млн рублей, в том числе, от Англии — 28 %, США — 23.5 %, Германии — 13,5 %, Швеции — 12,5 %. Остальные 22.5 % распределялись между 13 странами: от 3,3 млн рублей, вложенных Польшей, до 70 тыс. рублей — Италией.

Валовая продукция концессионной промышленности составляла в 1926/27 всего лишь 0,4 % (в 1924/25 — 0,2 %, в 1925/26 — 0,3 %), тогда как удельный вес цензовой (государственной. — А. Д.) промышленности равнялся 91,8 %, кооперативной — 6,0 %, частной — 1,8 %^[19].

В начале главы уже называлась общая сумма финансовых вложений концессионеров в экономику страны — чуть более 50 млн рублей. Общее количество новых рабочих мест — всего 7000. Согласитесь, что в масштабах нашей страны это весьма незначительные показатели, которые не могли оказать сколько-нибудь серьезного влияния на развитие экономики. Обновленное руководство страны хорошо понимало, что подобные методы «взаимодействия» с инвесторами не могли привести к серьезным позитивным результатам.

Комиссия Политбюро ВКП(б), которой было поручено проанализировать работу иностранных концессий, пришла к неутешительным выводам.

Из протокола заседания Комиссии Политбюро по концессионным вопросам 18 февраля 1930 г.:

«Большинство этих концессий явно уже вредны и представляют из себя насосы, при помощи которых валюта выкачивается за границу. Это больше всего мелкие концессионеры, которые были пущены сюда для приманки…

На 1 октября 1929 г. — 59 действующих концессий, из них 10 связаны с иностранными договорами. Еще пяток концессий находится в наших руках. Из остающихся 44–45 — 28 концессий в данный момент находятся в стадии ликвидации.

Надо разделить эти концессии на три группы: Первая. Те концессии, в отношении которых можно признать, что они нам вредны и подлежат ликвидации. Вторая группа, которую также можно наметить к ликвидации, но в более отдаленном времени. И третья группа, те концессии, которые мы считаем полезными на ближайшее время»^[20].

Из архивных источников известно, что во второй половине 30-х годов в СССР осталась одна иностранная концессия, принадлежавшая Японии, — концессия, занимавшаяся добычей нефти на Сахалине^[21]. Здесь следует отметить, что разрешение на продолжение работы японцам было дано по сугубо политическим соображениям: из донесений личной разведки Сталину стало известно, что решение о возможном участии Японии в будущей войне против Советского Союза будет приниматься в зависимости в том числе и от наличия экономических интересов Японии в Советском Союзе.

Поэтому перед Сталиным и его соратниками, не обремененными политическими долгами Троцкого, встала задача по определению новых путей взаимодействия с западными партнерами. И эти пути были найдены: закупка нового промышленного оборудования, целых промышленных предприятий (например, Сталинградский тракторный завод) и приглашение ведущих западных инженеров для работы в СССР.

Так было выгодно стране, а не иностранным концессионерам.

А есть ли в современной России иностранные концессии?

Формально — их нет, так как нет закона об иностранных концессиях. Но фактически действуют иностранные компании на основании так называемых Соглашений о разделе продукции (СРП), иначе именуемые, но по сути своей — концессионные. Так, на Сахалине с 1990-х годов функционирует компания «Сахалин Энерджи», известная своим гигантским проектом «Сахалин-2». Этой компании по Соглашению о разделе продукции разрешили разрабатывать колоссальные объемы углеводородного сырья — 600 миллиардов кубометров газа и 170 миллионов тонн нефти. Ельцинская команда проявила почти троцкистскую щедрость: 90 % затрат компании, то есть около 20 миллиардов долларов, компенсируется российской стороной! При этом даже предельный уровень затрат не был установлен, поэтому инвесторы в документах завышали затраты, чтобы весь срок строительства жить в режиме компенсации. И таких проектов по разграблению народного достояния на Сахалине не один — их целых девять.

До 2005 года эта компания состояла целиком из иностранных инвесторов, в основном японских. Кстати, туда же, в Японию, после начала добычи перевозятся в основном и сжиженный газ, и нефть.

И кому это выгодно — иностранному инвестору или нашему государству?

Соглашения по «Сахалину-2», способствующие варварской распродаже природных богатств российских территорий, были подписаны за несколько месяцев до принятия Государственной Думой закона — «Соглашения о разделе продукции» в 1994 году. Из-за его невыгодности для России разразился скандал. Григорий Явлинский проиграл суд, на котором пытался доказать, что непричастен к принятию закона о СРП. Но он — единственный из высокопоставленных лоббистов тех лет, кто попытался себя обелить, остальных, похоже, утрата репутации уже не страшила.

Научил ли нас чему печальный опыт 20-х годов? Пока, кажется, научил только одному: прошлые ошибки необходимо повторять! Однако в конце 20-х годов прошлого века ошибки были исправлены. А что произойдет с ближайшими потомками современных жителей Сахалина, если нынешняя схема «освоения» сахалинских недр будет продолжена теми же темпами и на тех же условиях?

Ровесников начала проекта «Сахалин-2» к 2055 году — дате завершения проекта — ждет голая и высосанная до изнеможения земля, перерытые уже сейчас богатейшие нерестовые реки, вырубленные леса острова. Но если в начале проекта для развития инфраструктуры острова за счет прибыли планировалось выделение Сахалинской области 1 млрд долларов ежегодно, то чуть позже и эти планы были пересмотрены — Сахалин за продажу своего будущего не получит ничего, кроме обезображенных рек, погубленных лесов и нищенского существования детей нынешних сахалинцев.

Кажется, что какой-то злой волшебник примеряет недалекое и безрадостное будущее Сахалина на всю Россию.

Отвечая на вопрос, вынесенный в название главы, можно ответить однозначно: такие иностранные деньги современной России не нужны.

Примечания

2

ГА РФ (Государственный архив Российской Федерации). Ф. 130. Оп. 23. Д. 14. Л. 13.

3

Там же. Л. 132.

4

ГА РФ. Ф. 324. Оп. 1. Д. 430. Л. 9, 10.

5

Там же. Оп. 4. Д. 204. Л. 172, об.

6

ГА РФ. Ф. 8350. Оп. 1. Д. 1. Л. 105, 106.

7

ГА РФ. Д. 311.

8

«Социалистический вестник». Берлин, 1926.

9

ГА РФ. Ф. 8350. Оп. 1. Д. 311. Л. 290, 291.

10

Там же. Д. 87. Л. 145, об.

11

ГА РФ. Д. 254. Л. 11, 12.

12

ГА РФ. Д. 255. Л. 151.

13

Там же. Л. 10.

14

Там же. Л. 153.

15

«Таймс». 1925, 30 декабря.

16

Бутковский В. Иностранные концессии в народном хозяйстве СССР. М., Л., 1928. С. 26.

17

Юмашев Ю. Иностранные концессии в СССР // Хозяйство и право. 1989, № 7. С. 44–45.

18

ГА РФ. Ф. 8350. Оп. 1. Д. 662. Л. 43.

19

Итоги десятилетия советской власти в цифрах. 1917–1927. М., 1927. С. 233.

20

ГА РФ. Ф. 8350. Оп. 1. Д. 311. Л. 290.

21

Там же. Ф. 5446. Оп. 1 в. Д. 500. Л. 50–54.