Опыты литературной инженерии. Книга 2

А. И. Гофштейн, 2021

«Весь мир – это вечные качели… Я не в силах закрепить изображаемый мною предмет. Он бредет наугад и пошатываясь, хмельной от рождения, ибо таким он создан природою. Я беру его таким, каков он передо мной в то мгновение, когда занимает меня». Мишель Де Монтень, «Опыты», 1580 год Повторить «Опыты» Монтеня было бы величайшей нескромностью. Но спустя 431 год можно отчетливо услышать эхо его правоты, наблюдая сегодняшнюю жизнь не очень пристрастно, но с определенной долей юмора. Таким образом, эту книгу и нужно рассматривать, как эхо – часто смешное и отчетливо звонкое.

Лунная ночь на Днепре

Над Днепром сияло термоядерное полуденное солнце. Божьи коровки, которые, по слухам, прилетели из Турции, похоже, съели всех насекомых. Птицы недоуменно махали крыльями. На белой песчаной отмели трое пацанов охотились на лягушек.

— Дывысь, жаба! — кричал один, поднимая над головой зеленый трепыхающийся трофей.

— Яка, нэ бачу? — кричал второй, щурясь на солнце.

— Та манюня! — ликовал третий, высматривая очередную жертву в теплых водорослях.

* * *

Ржавое брюхо бомбы тоже было теплым. Шершавым и теплым. Оно пахло тиной. Ил зацементировал все три взрывателя — головной, боковой и донный. На вид это была обычная немецкая сотка, но отсутствие стабилизатора не позволяло утверждать наверняка. Бомба провалялась в реке или выпала из речного обрыва в воду, видимо, уже давно. Ржавчина разъела ее бока глубоко, но не до такой степени, чтобы нарушить герметичность заряда. На притопленной на треть и прогретой солнцем бомбе нежились божьи коровки, предупреждая пролетающих голодных птиц яркой окраской: «Не ешь нас, мы ядовитые!»

К воде подошли парень с девушкой. Девушка пряталась от солнца под светлой широкополой шляпой. А парень, не страшась обгореть, снял футболку и сиял северной белизной.

Выше по течению вдалеке колыхались в мареве изображения серых силикатных пятиэтажек города. Справа, за невысоким бугром, в густой поникшей зелени садов, прятались дачи.

Чужеродная по нарядам и повадкам парочка оставила машину — бежевые жигули — на проселочной дороге. Девушка разулась, вошла по щиколотку в воду и стала резвиться на длинной отмели. Парень раздумывал некоторое время, потом разулся тоже, закатал брюки до колен и с визгом припустил по мелководью за кокетливо убегающей дамой. Шляпа слетела с головы барышни и аккуратно спланировала прямо к бомбе.

Джентльмен наклонился за шляпой и замер в легком недоумении. Девушка, недовольная паузой в игривой погоне, подошла к нему и что-то спросила. Он указал ей рукой на бомбу. Она недоуменно пожала плечами, обидчивым жестом забрала шляпу и вышла на берег.

Парень подошел к спутнице, держа в руках туфли и футболку.

— Надо бы кому-нибудь сообщить, — неуверенно сказал он.

— В милицию, что ли? — небрежно бросила девушка, у которой еще не прошла досада.

— Давай сообщим в милицию, — согласился парень.

— Это значит, нам надо возвращаться в город? — уточнила девушка с оттенком раздражения.

Парень сконфузился и наклонился, чтобы обуться.

Девушка сняла шляпу и, пока он натягивал носки, стояла рядом, нетерпеливо похлопывая полями шляпы по ноге.

Они подошли к машине, сели в нее. Машина некоторое время постояла, потом завелась. Не очень четко развернулась и запылила к городу.

* * *

Часовой в отделении милиции, утомленный жарой и неимоверной тяжестью автомата, встретил их неприветливо:

— Никого нэма, — безапелляционно заявил он из-за ячеек железной крашеной решетки, перегородившей входной проем, — вси на обиди.

— А что, дежурный у вас тоже на обеде? — переспросил парень.

Девушка осталась в машине. Жигули пристроились в решетчатую тень вяза. Девушка открыла свою дверцу и села в машине боком, поставив ноги на асфальт.

Часовой с усилием встал, сделал несколько ленивых шагов вглубь коридора и прокричал куда-то:

— Петрович, до тэбэ! Якийсь парубок з Питебурга, чи як його там!

Через несколько долгих минут из тьмы коридора всплыл помятый милиционер чином повыше, в расстегнутом кителе и без фуражки.

— Що трапылось? — спросил он у часового, не обращая внимания на парня.

Часовой молча махнул рукой в сторону докучливого посетителя.

Дежурный, не торопясь, оглядел парня сквозь решетку, потом вздохнул, отодвинул засов и жестом предложил посетителю пройти внутрь. Парень шагнул за решетку, а часовой с похожим вздохом задвинул за ним давно не смазанный засов.

Дежурный зашел за перегородку, парень остался с внешней стороны, за окошечком, напоминающим кассу. Дежурный сел, отодвинул в сторону расстеленную на столе газету с остатками трапезы и со своей стороны амбразуры выжидательно посмотрел на парня.

— Там, в реке, бомба лежит, — заторопился парень. — С войны. Я у нас таких много видел. Целая. Около самого берега…

— Фамилия? — процедил дежурный, пытаясь расписать шариковую ручку на газете. На жирной газете ручка никак не хотела оставлять следов.

— Фамилия? — переспросил парень, — Какая фамилия?

— Ваша какая фамилия? — повторил вопрос дежурный, подвигая к себе видавший виды оперативный журнал.

— А, фамилия, — сообразил парень, — Павленко моя фамилия.

— Що ж ты зразу не сказав, что ты з Украины? — расцвел дежурный.

— Да я из Питера, — смутился парень. — Мои родители с Украины. Из Житомира.

— А яка ризныця? — вполне миролюбиво отозвался из-за перегородки дежурный. — Чы батькы з Украины, чы их дытына? Так де, кажэш, тая бомба лэжить?

Парень постарался как можно толковее разъяснить, где он увидел бомбу.

Дежурный почесал ручкой под носом, подумал, потом сказал:

— Та це тоби трэба у военкомат. То нэ наша справа.

— Послушайте, — изумился парень, — вы же сами можете сообщить в военкомат. Хоть по телефону. А мы просто проезжали мимо. Мы едем в гости. Нам еще пять часов ехать. Да я и знать не знаю, где тут у вас военкомат. Хотите, вот, фамилию мою запишите. Вот паспорт мой, пожалуйста.

Дежурный неохотно взял протянутый в окошечко паспорт, полистал, задержался на странице с регистрацией. Потом вернул паспорт парню.

— Йзжайтэ соби, — снова вздохнул он и громко прокричал в коридор: — Дмытро, видчыны двэри!

Парень вышел на солнцепек, зажмурился на крыльце, нашел взглядом машину и сбежал со ступенек.

* * *

Военкомовский уазик, давясь плохим бензином и подергиваясь, добрался до дач. С переднего сиденья машины сошел военком, а через узкие задние дверцы протиснулись наружу его заместитель и начальник оперативного отдела. На бомбе уже сидели пацаны, которые до того ловили лягушек, пытаясь руками отковырять ил со взрывателей.

— Ану, гэть, бисови диты! — загремел военком с берега. Пацаны бросились бежать под обрыв, к дачам. Военные спустились к бомбе. Начальник оперативного отдела, уповая на качество своих высоких ботинок, вошел в воду и приблизился к бомбе вплотную. Военком и его зам на такой же подвиг не отважились, так как были в туфлях. Они опасливо рассматривали бомбу, соображая, что же с этой напастью делать дальше?

— Ну, как она? — спросил военком с берега.

Начальник оперативного отдела сделал многозначительную паузу и только потом ответил:

— Вполне работоспособная.

— Что делать будем? — повернулся военком к заму.

Тот пожал плечами:

— Саперов надо вызывать, что же еще?

— А где у нас саперы? — с задорной ноткой в голосе спросил из воды начопер. И сам же на свой вопрос ответил: — В Днепропетровске у нас ближайшие саперы! Сколько до них часов? Пять часов до них при хорошей погоде! А ты, Николай, самолично будешь охранять эту железяку двое суток?

Зам недовольно засопел и полез за носовым платком. Он вытер платком вспотевший лоб, потом громогласно высморкался на траву и предложил:

— Да на лодку ее и в воду! На глубину! Как лежала, так и лежать будет. Пока совсем не проржавеет, гадюка.

— Ищи лодку, — скомандовал военком заму. — Немедленно! Пока никто не разнюхал. А то хай подымут до самого Генерального штаба!

— Где я ее сейчас найду? — огрызнулся зам. — Рабочий день ведь. И еще не вечер. Люди на работе. А тут, гляди, Иван Михалыч, — одни дачи.

— Ось на дачах и шукай! — сплюнул в сердцах военком и пошел к машине.

— Не проявляй инициативу, хлопче, — из русла Днепра посочувствовал заму начопер. — Это дело в армии наказуемо! До подполковника дослужился, а не догоняешь!

Начопер вышел из речных вод, отер левый ботинок о траву, освобождая его от коричневых водорослей. Около уазика томился военком, размышляя о неожиданно подвернувшейся напасти.

Зам покорно запылил в направлении дачных построек, постепенно растворившись в колебаниях горячего воздуха. В машине подал голос радиотелефон. Водитель услужливо снял трубку и подал ее военкому. Звонил начальник райотдела милиции.

— Здоровэньки булы, Иван Михайлович! — прогундосила трубка. — Мий летеха у журнали, як на смэртный грих, записав про тую бонбу. А завтра до нас комиссия приезжа. Колы що будуть пытать, то я скажу, що ты бонбу знычтожыв, согласно дирэктывы Генштаба. Добре?

— Нету никакой директивы. Есть боевое распоряжение. А бомбы уже нету. Соображаешь?

— Та соображаю, конечно. Бувай здоров, Иван Михайлович!

— Будь и ты здоров, Алексей Степанович!

Начопер пристально рассматривал свой все-таки подмокший ботинок. Невесть откуда взявшиеся божьи коровки вольно разгуливали по капоту уазика. Водитель профессионально засопел, уронив буйну голову на руль. Военком морщил лоб, пытаясь вспомнить что-то важное, но жара не давала сосредоточиться. А может быть, мешал храп водителя.

Из раскаленного ниоткуда возник зам во взмокшем камуфляже и с оторванным наполовину левым погоном. Военком встрепенулся, а начопер, наоборот, впал в уныние.

— Есть лодка! Есть! — издали начал рапортовать зам. — Совсем недалеко. Дед хозяин. Должен сейчас приплыть. За веслами пошел. Он их соседу давал. Весла давал. Соседу.

— Ладно, не ори, — отстранил его военком. — Что, за ветку зацепился? — указал он рукой на погон.

— Да, за ветку, — чрезмерно охотно подтвердил зам. Левое веко его дернулось.

— Что, дед сам будет грузить бомбу в лодку? — уточнил на всякий случай из-за капота начопер.

Зам факт вопроса проигнорировал.

— А в ней не меньше центнера! — ехидно уточнил начопер.

И замолк под суровым взглядом военкома.

Из-за ближнего берегового бугра выплыла старая облезлая лодка. По всем признакам она принадлежала раньше какой-то развлекательной организации, так как сохранила на бортах остатки славянской вязи. Греб на утлой посудине худой бородатый старик, босые ноги которого омывала колышущаяся по полусгнившему настилу черная жижа.

— Тридцатку попросил за рейс, — тихо уточнил зам, отворотив лицо от военкома, но обращаясь именно к нему.

— Где я тебе возьму тридцатку? — скрипнул зубами военком. — Витя, — он обратился к начоперу, — у тебя деньги есть?

— Нету денег, — равнодушно ответил начопер.

— Я свою десятку ему дал. Авансом, — промямлил зам.

Военком начал шарить по карманам. Лодка приблизилась и засипела днищем по отмели.

— Где тут ваша бомба? — с оптимизмом, пропорциональным сумме аванса, закричал дед из своего корыта. — Давай, грузи ее, ребята! У меня дела!

— Знаем твои дела, — бурчал военком, расправляя скомканные в карманах дензнаки. — Всё, десять гривен. Больше нет. Ни копья! Ну-ка, пошурудите по карманам, орелики, может, чего и завалилось?

Начопер наскреб три с полтиной. Пять гривен добавил проснувшийся шофер. Зам только развел руками. Левое веко его дернулось.

Работники военкомата снова подошли к берегу. Предусмотрительный шофер уже успел разуться и снять брюки.

Начопер сел на траву и принялся стягивать ботинки: второго заплыва им по всем признакам было не выдержать.

Военком повернулся к заму, который до этого момента трусливо прикрывал тылы, и выразительно на него посмотрел. Зам понял и принялся расстегивать поясной ремень.

Сначала начопер и шофер попытались взять бомбу с наскока. Она не поддалась. Видимо, под слоем песка находился ил, которым бомба оказалась припаянной ко дну лучше, чем оловом.

Шофер сбегал к уазику и принес монтировку. Стараясь угодить начальству, суетливо начал подкапывать бомбу с боков и нечаянно задел взрыватель.

— Стой, собака! — испуганно рявкнул военком с берега. — Стой, тебе говорю! Ты что, жить не хочешь? Виктор, дай ему леща, гадюке! Это бомба, сукин ты сын, понял? Бомба!

— Ишь, размахался! — брезгливо добавил дед из лодки. — Махает и махает, курдючной овцы сынок! Мине что, за твой и свой упокой пора выпивку заказывать, что ли?

Стоя на берегу в туфлях, со снятыми штанами в руках, зам посерел лицом и, кажется, в жару продрог. Военком повернулся всем туловищем к нерешительному заму и указал ему направление к бомбе.

Общими усилиями бомбу отковыряли, раскачали в воде и с большой натугой погрузили в лодку. Под тяжестью бомбы лодка заметно просела. Придонная жижа накрыла боеприпас почти полностью.

— Давай, давай, хлопчики, грузитесь! — торопил дед. — А то потонем до срока! Куды ее везть-то?

— Я покажу, — подал голос, доселе молчавший зам. — Вон туда, на глубину.

Под тяжестью грузчиков лодка просела еще сильнее. Речную воду и кромку борта разделяли сантиметров десять, не более. Дед разобрал весла, уперся в бомбу пятками и начал отход. Военкому пришлось вступить в воду, чтобы сдвинуть судно с мели. Лодка отошла от берега, а военком, чертыхаясь, стал выливать воду из туфель и отжимать низы штанин.

* * *

Дневная жара уже спала, и тюль на раскрытой балконной двери в квартире военкома пузырился от прохладного ветерка. Военком откушал свежих беляшей и запил это дело холодным квасом. Телевизор о чем-то мурчал. Дрема смежила очи районного военачальника. Жена уронила на кухне какую-то утварь, на что военком вздрогнул и пробудился. И тут его пронзила мысль, которая постоянно ускользала от него на жарком берегу Днепра:

— Фарватер!

Это ужасное слово заставило заколотиться военкомовское сердце, а рука сама собой потянулась к телефону.

— Андрей Павлович, вечер добрый! Как вы такую жару переносите? Слава богу, вы дома! Тут такое дело, Андрей Павлович, такое дело… Даже не знаю, как начать. Совет мне ваш очень нужен, Андрей Павлович! Совет старого морского волка. Что вы говорите? Да нет, какой вы старый? Это так, к слову. Извините, Андрей Павлович. Я вам сейчас все расскажу. Вы минуточек пять уделить мне можете?

Как мог связно, военком пересказал все детали сегодняшнего дня. Особое ударение сделал на то, что затопить бомбу на глубине посоветовал ему зам, а он, простите уж боевого полковника, не допер сразу…

— Жаль, Иван Михайлович, что сразу не сообразили. Очень жаль! Обмелел Днепр. Судоходный фарватер сузился. Видели, как вешки сблизились? Мы теперь суда с осадкой в четыре метра пускать боимся. Но пароходы идут. Толкачи баржи прут. А знаете, какая у буксира-толкача сила? А как он винтом вашу бомбу поднимет?

— Что же делать, Андрей Павлович? В милицейском журнале про бомбу записано. Мой оперативный дежурный тоже накарябал, чтоб ему! А у ментов завтра проверка. Как начнут ковырять!.. Что делать, Андрей Павлович? Как ее, заразу, теперь найти? Как вытащить? Ночью же баржи по Днепру пойдут. Если что подорвется, меня начальство так отделает, что даже черти на сковородке откажутся жарить!

— Ты вот что, Иван Михайлович, горячку не пори. Дай подумать. А сейчас на работу езжай. Труби общий сбор. Чтоб никого в форме я не видел. Чтобы оделись как на пикник. Я через час подскачу, что-нибудь придумаем.

Военком вытер ладонью пот со лба, да так и застыл, сгорбившись на диване, скорбно сжав нижнюю часть лица в горсточку. Жена уже минуту как стояла в дверях и смотрела на мужа расширенными глазами.

* * *

В военкомате царили растерянность и непонимание оперативной обстановки. Военком сычом сидел в кабинете, допустив к телу только начопера. Попавший в опалу зам абсолютно измаялся, но не покидал комнату оперативного дежурного. По коридорам сновали непривычно наряженные в гражданские одежды сотрудники. С места на место перетаскивались противогазы и «тревожные» сумки с запасом еды и питья. В коридорах всплывали совершенно невероятные слухи, пугающие своей правдоподобностью. Зав учетным столом невзначай обмолвилась, что вчера подслушала телефонный разговор мужа с сотрудником. А муж ее, между прочим, начальник управления кадров в городской администрации. Так вот, муж якобы говорил тому, на другом конце провода:

— Не дай бог, если Турция в войну ввяжется…

Кто-то некстати позвонил от входной двери военкомата.

— Господи, — запричитала уборщица тетя Серафима, — только войны нам не хватало! А я-то думаю, куды это соль в нашем магазине исчезла? Значит, началось! Мыло надоть брать! И спички!

— Что началось? — вспылил желчный начальник материально-технического отдела, — Вой на началась? Так нас бы первых известили! Мобилизацию кто, кроме нас, проводить будет?

— Ха, так тебе и сказали! — презрительно хмыкнул капитан из секретки.

Капитана в нем опознать было нельзя, так как он был закамуфлирован в синий спортивный костюм без погон.

Звонок от двери повторился.

— А что, когда москали в Чечне воевали, так ты мобилизацией занимался? — в упор спросил начальника МТО волосатый майор из второй части в футболке с надписью «Кинг-Конг». — Где ты ее, эту мобилизацию, видел?

— Зачем же все таки военком приказал по гражданке явиться? Сумки вон приперли. Мне моя не хотела пузырь ложить, а я ей говорю: ложи бутылку, не выкобенивайся! Может, последний раз видимся! — задумчиво изрек от окна дежурки капитан из секретки.

Громко хлопнула дверь на втором этаже. По лестнице сбежал, шлепая босоножками, шофер военкома. Он ворвался в комнату к оперативному дежурному и громко завопил на правах особы, приближенной к высшему командованию:

— Ты чего дверь не открываешь? Человек уже полчаса звонит, а ты не открываешь! Вы бы еще у двери баррикаду соорудили!

Ясно было, что такое разнузданное поведение шофера было инициировано самим военкомом после звонка по мобильнику от незнакомца.

— Так я что? — начал оправдываться оперативный дежурный. — У нас особое положение, а он рвется! Не могу я в такое время пускать посторонних на объект. Сам же военком меня по шапке не погладит!

— Это начальник ГИМС, понял? — наклонился к нему шофер. — Государственная инспекция маломерных судов по нашему району. Понял?

— Понял, — покорно ответил оперативный дежурный и нажал кнопку блокировки замка.

Сопровождаемый шофером по коридору прошел низенький старичок в фуражке с витым золотым шнуром по околышу и военно-морской кокардой. Тулья фуражки, как и определено уставом на летний период, была обтянута белым чехлом. Старичок имел насупленный вид и на ходу недоуменно оглядывал из-под торчащих бровей столпившихся сотрудников.

— Это же Андрей Павлович! — разрядил напряженную атмосферу высунувшийся из дежурки зам. — На пенсии он. Бывший подводник. Видели у него на кителе значок «За дальний поход»?

Большой и красивый значок с профилем субмарины на фоне Андреевского флага видели все. И это как-то успокаивало. Турки пока не стояли под стенами города. Не бряцали ятаганами. Не было слышно ржания коней и истошных воплей полонянок. Пока в природе ничего страшнее божьих коровок не наблюдалось.

— Так що ж мэни моя баба поклала? — с видом крайней заинтересованности промолвил прапорщик, заведующий складом, расстегивая «молнию» на «тревожной» сумке.

Его опередил капитан из секретки, который уже секунд пять как сжимал в руке горлышко прощальной бутылки и озирался в поисках тары для разлива. Оперативный дежурный торопливо рылся в ящике стола, в котором немытая тара никогда не переводилась. Замужние женщины и девушки из отделов привычно молниеносно начали разворачивать свертки с закуской.

Только-только пропустили по первой, как снова появился шофер военкома и поманил пальцем зама. Зам проглотил целиком пупырчатый маринованный огурчик, вытер губы тыльной стороной ладони и одернул штатский пиджак.

А наверху тем временем бушевал бывший подводник:

— Ты зачем народу столько согнал? Полгорода уже знает, что в райвоенкомате общий сбор. Матеря призывников по чердакам прячут! Соль расхватали, мыло из рук рвут!

— Вы же мне сами сказали общий сбор трубить! Вот я и приказал, как вы сказали…

— Ты меня не понял! Не понял ты меня! Что значит общий сбор? Кто с тобой был на реке? Вот тех и давай, а прочих гони по домам, пока из Киева тебе не звонят и в танки снаряды не грузят!

Зам, который поднялся на второй этаж, столкнулся с военкомом, выскочившим из кабинета. Военком развернул зама лицом к лестнице, подтолкнул в спину и тихо распорядился:

— Всех — по домам! Немедленно! Отбой!

Зам вразвалочку сошел по лестнице, прошел по коридору к заполненной до отказа дежурке, растолкал толпу и протиснулся к столу. Ему тут же поднесли налитый стакан. Зам осторожно принял стакан, посмотрел на него с сожалением и опрокинул содержимое в рот. Те же руки подали что-то скользкое на закуску. Зам прожевал нечто, отдаленно напоминающее по консистенции соленый груздь, обвел сотрудников просветлевшим взглядом и скомандовал так же тихо, как и его начальник:

— Отбой! Всем по домам!

Из толпы под общий недовольный гул послышались негодующие возгласы:

— Как же так? В кои веки собрались, а тут… Главное, все есть… Давайте, Николай Максимович, еще по пять грамм… Нельзя же так вдруг!

Зам одернул пиджак и строго сказал:

— Только строго по пять! Минуту на закусь, и чтоб ни души на три квартала вокруг!

Коллектив с энтузиазмом воспринял уточненный приказ и срочно принялся разливать по стаканам неизрасходованные «тревожные» запасы.

Военкомовский уазик стоял почти на том же месте, где сегодня состоялось первое свидание военкома с бомбой. С той стороны неба, где село солнце, веером расползлись серо-розовые облака, очертаниями напоминающие огромный взрыв. У кромки воды стояли все участники дневных событий плюс начальник ГИМС в издали белеющей фуражке. Шофер, конечно же, привычно спал на руле.

— Ну, где вы ее утопили? — обратился дед-подводник к военкому.

Военком пожал плечами и указал на зама:

— Вот он топил, он и скажет.

Зам нерешительно потоптался, расстегнул пиджак и сделал неопределенный жест в сторону Днепра:

— Вроде бы вон там.

— А точнее? — не унимался начальник ГИМС.

— Точнее не могу. Темно уже. Но помню, вроде бы на самой середке, — с усилием промолвил зам.

— Так, ясно, — снял и изнутри протер фуражку платочком начальник ГИМС. — Надо бы протралить фарватер. Возьмем невод. Метров сорок. Я катера подниму на крыло.

— Где мы в такое время невод возьмем? — задал провокационный вопрос начопер, благоразумно отошедший в сторону и облокотившийся на капот уазика.

— Невод не проблема, — заметил доселе молчавший зам. — У Никифоровича в гараже есть.

— Его обязательно нужно модернизировать. Утяжелить, — авторитетно продолжил подводник. — На погонный метр нужно подвесить минимум по пять грузов. Граммов по сто каждый, не меньше.

— Где нам взять эти груза? — донеслось от капота.

— Вполне подойдут железнодорожные гайки! — не унимался начальник ГИМС.

— Вы, Андрей Павлович, нам что, железную дорогу предлагаете разобрать? — не удержался военком.

— Прямо по Чехову, — хохотнул начопер от капота. — Гайки на грузила!

Подводник негодующе посмотрел на некстати веселящегося начопера из-под ершистых бровей:

— Перестаньте смеяться, товарищ подполковник! — резко сказал он. — На станции в запасе этого добра как грязи. Надо позвонить Сергею Васильевичу, он поможет.

— Не поможет Сергей Васильевич, — печальным эхом откликнулся военком, — в отпуске он. Уже неделю.

— Я тут слегка подсчитал, — перестал смеяться начопер, — так вот, выходит, что на сорок метров нам нужно двести гаек. То есть два ведра. Двух ведер гаек даже у Сергея Васильевича нет. И цеплять их к неводу мы будем три дня и три ночи! А баржи вот-вот пойдут!

— И катера-то у вас, Андрей Павлович, смех, да и только: одна дюралька «Прогресс» и вторая посудина, даже не помню, как называется! — грустно вставил военком. — Они не то чтобы тралить, дай бог, чтоб добровольно не утонули!

— Про катера не надо, Иван Михайлович! — обиделся начальник ГИМС. — Я к тебе со всей душой, помочь хочу, а ты… Все, поехали в город, поздно уже!

— Андрей Павлович, ну что вы как дитё малое! — всполошился военком. — И пошутить нельзя. Я так думаю, что бомба в трал не пойдет, не щука ведь! Гайками ее не подцепишь, а она круглая, зараза!

— И под центнер весу в ней, — добавил голос от капота.

— Так, — почесал переносицу под фуражкой начальник ГИМС, — а если кошкой ее?

— Днепр — кошкой? — недоверчиво отозвался от кромки воды доселе молчавший зам.

Между тем опускалась ночь. На востоке всплыла огромная красноватая луна. Было полнолуние, и тишь стояла необыкновенная.

— Эй, Григорий, — окликнул военком шофера, — просыпайся, злодей, да посвети фарами на речку!

Григорий посопел, чем-то пощелкал в кабине, и на береговую линию упали бледные лучи фар.

— Да ты на реку свети, демон! — возмутился военком. — Нам туда смотреть надо!

— Не могу на реку, — отозвался шофер из кабины. — Берег вниз наклоненный. Ей домкратить передок нужно, чтоб на воду посветить!

— А ты фарой-искателем посвети! Не соображаешь, что ли? — рассвирепел военком.

— Не могу, Иван Михайлович, — жалобно отозвался шофер из недр уазика, — нету в ней лампочки!

Военком тяжело вздохнул и прислушался. Свет луны над Днепром из оранжевого постепенно становился серебристым. Над военкомовским ухом нежно запел комар. Своего комара или даже нескольких услышал и зам. У капота начальник оперативного отдела хлопнул себя по шее.

— Ждать надо, — веско сказал военком. — Ждать, пока баржи пойдут. Тогда и станет ясно: или под суд идти, или спать к жене под бок.

Подводник обратился к шоферу:

— Сходи, Гриша, пошукай каких-таких палок. Костерок разжечь надо, а то эти твари нас тут живьем погрызут.

Через несколько минут вспыхнул слабый огонек, вокруг которого сгрудились участники эпопеи.

— Помню я, в семидесятом, кода мы вокруг Африки патрулировали, у самого побережья Анголы наткнулись мы на минреп, — тихо начал начальник ГИМС. — Глубина где-то метров двадцать, не боле, в отсеках жара, а он скребет по обшивке. Да так, что все враз замерзать со страху стали. Я стою в центральном посту и думаю: носовые рули прошли — вот счастье. К рубке скрежет приближается. Там много чего торчит. Зацепим, значит, подтянем под себя — и крышка: пойдем рыб кормить всем экипажем! Я кричу в турбинный отсек: стоп машины! Малый назад! Опять, стоп! Слушаем — не понять, то ли уже наматываем минреп на себя, то ли отцепились…

— Андрей Павлович, — вставил доселе молчавший зам, — так Ангола ведь, кажется, в Южной Америке?

— А я что сказал? Ангола? Не, оговорился — Гвинея. Но у побережья Анголы тоже ходили. Году, по-моему, в семьдесят втором.

— Что же дальше было? — поинтересовался начопер. И добавил персонально для зама: — Ангола, между прочим, находится в Западной Африке.

— А дальше было так, — сдвинул на затылок фуражку начальник ГИМС. — С правого борта что-то «кряк», как будто железка какая лопнула. А там у нас руль глубины…

— Идут! — глухо сказал начопер.

Подводник прекратил рассказ, и все повернули головы к реке. Почти вдоль русла наискось Днепр пересекала сверкающая лунная дорожка. Хорошо был виден противоположный берег, и по мелкой ряби определялся стрежень, огражденный вешками. Где-то там затопили опасную бомбу верный зам военкома, бравый начопер и шофер Гриша.

— Нет, вроде тихо, — настороженно произнес зам. — Показалось…

Некоторое время все прислушивались. Кроме комаров, ничто не нарушало покоя куинджевской ночи.

Военком прихлопнул очередного кровопийцу:

— И чего это комарье божьи коровки не сожрали? Мать их!..

— Так они же днем летают, пока комар спит, — разъяснил наивный Гриша.

— Тебя не спрашивают, — оборвал его военком. И обратился к начальнику ГИМС: — Так что там дальше было с Анголой?

— С Гвинеей, — поправил начопер.

— А ничего, — проявляя вдруг испортившееся настроение, буркнул подводник. — Всплыли, мину отцепили, расстреляли и все!

— Точно, идут, — всполошился шофер. — Слышите?

Издалека послышалось постукивание судового двигателя. Из-за поворота реки, километрах в трех ниже по течению, обозначились бортовые огни буксира.

— Тянет, — определил начальник ГИМС. — Если из-под винта долбанет, то и барже каюк! Эх, вы, ликвидаторы!

— Андрей Павлович, — возмутился военком, — не вам, а мне под суд идти в случае чего! Мы же на вас надеемся…

— А что, правильно, — поправил фуражку начальник ГИМС, — кто про мины и бомбы больше моего знает? У них, знаете, бывает, что взрыватель от ила закоксуется, а винтом его и размоет. Не взорвалась она в свое время почему? Шарик какой заел или пружинка. А струя из-под винта шарик или пружинку освободит и — раз, взрыватель снова на боевом взводе. Поняли, архаровцы?

— Какой вам военком архаровец? — вставил слово доселе молчавший зам. — Полковник все-таки!

— А по мне хоть адмирал! — вспылил агрессивный начальник ГИМС. — Первый буксир пройдет, воду взбаламутит, освободит взрыватель. А второй или там третий — бабах, и нету ваших! Все в дамках!

— Что же делать, черт подери? — отчаялся военком.

— Ждать! — отрубил подводник. — Ждать и надеяться, что пронесет.

Буксир подошел совсем близко. Машина гудела, лопотал винт, к берегу пришли тяжелые волны. Они хлюпали об обрывистый берег под дачами и рулонами раскатывались по отмели. Черный в ночи буксир медленно протащил плоскую баржу мимо людей, застывших в напряженном ожидании на берегу. Ничего не произошло. Буксир, деловито покряхтывая, ушел вверх по течению. Зам повернулся лицом к луне и перекрестился. Шофер Гриша влез в уазик, хлопнул дверцей и привычно упал головой на руль. Военком пошевелил прогоравший костер корявой палкой и обратился к начальнику ГИМС:

— Андрей Павлович, как, по-вашему, может, обойдется?

— Хочу надеяться, Иван Михайлович, — вздохнул подводник.

Начопер принял стойку легавой:

— Второй идет, слушайте!

Все навострили уши. И правда, сквозь плеск не успокоившейся реки донеслось равномерное урчание дизеля.

— Толкач, — уверенно определил начальник ГИМС.

И этот буксир прошел мирно, хотя напряжение на берегу по-прежнему было высоким. Луна переместилась к югу, лунная дорожка исчезла. Река стала мрачной и неприветливой. Костер догорел, дрова закончились. Гриша похрапывал внутри машины. Комары зверели все больше. Третий буксир встретили без особого испуга. Буксир протарахтел не по фарватеру, а гораздо ближе к дальнему берегу, едва ли не по вешкам.

— Пьяные на борту, сволочи, — не сдержался подводник.

— А что сделаешь, — равнодушно заметил начопер, — на их зарплату одна радость — выпить. Ничего на реке не украдешь, и шабашки никакой нету!

— Все равно, — несогласно мотнул головой начальник ГИМС, — дисциплина на воде нужна! И неважно где — на море, на реке… А как потопит он свой пароход? Да с экипажем? Под водой только рыба себя нормально чувствует.

— Какой там у него экипаж? — возразил начопер. — Сам — шкипер и швартовый матрос. Вот и весь экипаж.

— У матроса тоже, может быть, и жена, и детишки есть, — не унимался начальник ГИМС. — А то напился шкипер и гоголем скачет!

— Да ладно вам, — примирительно вмешался военком. — Я подумал, что, наверное, стоит послать все это куда подальше! Не взорвалась под третьим буксиром, то какого лешего ей рваться под четвертым или двадцать четвертым?

Подводник в фуражке с белым верхом призадумался:

— А может быть, Иван Михайлович, вовсе никакой бомбы не было? Ты меня понимаешь? Вы приехали по сигналу, а бомбы нет. Смыло на глубину. Или она тому пацану привиделась? Что он в бомбах понимает? Может, это и не бомба была, а ресивер от камаза?

— Не было бомбы, товарищ полковник, — обрадованно подтвердил приснувший было зам. — Мы с вами сигнал проверили. Информация не подтвердилась!

Небо на востоке посветлело. Луна сбавила интенсивность подсветки. Откуда-то из-за дач выполз язычок утреннего тумана, испугавший комаров. На шум из тумана, как привидение, нарисовался вчерашний бородатый дед-лодочник. Наверное, в утреннем покое у Днепра звуки голосов разносились достаточно далеко. Дед вместо приветствия хрипло завопил:

— Как бомбы не было? А те гривня пятьдесят, что ты недодал? Мне как, простить тебе предлагаешь?

Дед решительно шел к военкому. Начальник ГИМС, не зная предыстории, с недоумением наблюдал за происходящим.

Приблизившись, дед-лодочник вытянул указательный палец в направлении зама:

— Или я ему, подлецу, мало вломил за то, что он лодку спереть хотел?

Военком с лицом сомнамбулы полез в карман и добыл оттуда сложенную вдвое десятку. Дед ловко выхватил бумажку из руки военкома и дематериализовался.

— Что это было? — спросил ошарашенный начальник ГИМС.

— Явление Христа народу, — ответил за военкома начопер.

Зам привычно промолчал. Но левое веко его дернулось.