Опыты литературной инженерии. Книга 2

А. И. Гофштейн, 2021

«Весь мир – это вечные качели… Я не в силах закрепить изображаемый мною предмет. Он бредет наугад и пошатываясь, хмельной от рождения, ибо таким он создан природою. Я беру его таким, каков он передо мной в то мгновение, когда занимает меня». Мишель Де Монтень, «Опыты», 1580 год Повторить «Опыты» Монтеня было бы величайшей нескромностью. Но спустя 431 год можно отчетливо услышать эхо его правоты, наблюдая сегодняшнюю жизнь не очень пристрастно, но с определенной долей юмора. Таким образом, эту книгу и нужно рассматривать, как эхо – часто смешное и отчетливо звонкое.

Курсант-террорист

Поезд номер семьдесят восемь «Ставрополь — Москва», до того три часа стоявший у перрона, за полчаса до отхода получил законное разрешение на начало посадки. Тяжело дышащие проводники, сбросив фирменные кители и оставив на себе тот минимум одежды, который позволял распознать в них представителей перевозчика, изготовились к приему пассажиров. В результате вынужденных погодных перевоплощений проводники-мужчины, коих числом было менее, стали внешне походить на слабо цивилизованных обитателей джунглей Амазонки. А проводники женского пола — на малоразборчивых местных работниц сферы коммерческого секса.

Те, кто находился в здании вокзала, еще отдаленно походили на людей. А те, кто вынужденно томился снаружи, более напоминали весьма почитаемое в этих краях блюдо — люля-кебаб.

На перроне все полыхало южным пылом и жаром: от жары воздух над рельсами струился, как ртуть, при пробном плевке на стенку вагона слюна шипела, как яичница на сковородке.

Сегодня в городе стояло пекло, которое, к несчастью, не совпадало с графиком движения поезда. По четным числам, когда поезд не ходил, ставропольчане мокли под дождем и дрожали от ветра, а вот по нечетным поезд ходил, но маета от жары и вчерашних испарений была неимоверной. В эти дни наш северо-кавказский город легко было спутать со столицей Республики Вьетнам — Ханоем. Совпадало все до мелочей: температура — тридцать девять по Цельсию. Влажность — сто процентов. Обувь — один к одному. Одежда или ее отсутствие — даже более.

Несмотря на то, что часы на фасаде вокзала показывали почти семь вечера, солнце никак не умерило дневной ярости. От остановки троллейбуса номер два на привокзальной площади до вагона номер девять на первой платформе примерно двести метров. Двести метров среди слепящего зноя и горячих испарений — как в Долине гейзеров на Камчатке.

Пассажир Виктория тащила свои три места багажа все эти двести метров, как солдат снаряды на передовую. Большая сумка оттягивала правое плечо и резалась ремнем, сумка размером поменьше нещадно колотила по левому боку и путалась в одежде. Главная ноша, сумочка с документами, деньгами и косметикой, удерживалась у тела лишь на одном усилии воли, но, тем не менее, не выпадала из поля зрения.

Проводница вагона номер девять тщетно пыталась найти укрытие от солнца в тени вагонной ступеньки. Опознавательным знаком ее сотрудничества с РЖД являлся свернутый в трубочку желтый флажок, втиснутый деревянным древком между складками живота и подвернутый поясом фирменной юбки. На попытку Виктории покопаться в сумочке в поисках паспорта и билета проводница сделала вялый отрицательный жест, который объяснил пассажирке многое: нет сил выползти из-под вагона на перрон, и какой идиот добровольно отважится ехать поездом, если только за это «удовольствие» уже не уплачены реальные немалые деньги?

Виктория попыталась втащить сумку номер один на подножку, но, охнув, отпрянула от вагона. Из отворенной двери тянуло жаром преисподней.

После второй попытки ей удалось втиснуть разбухшую от ужаса сумку в тамбур, а за ней втащить сумку номер два, себя и сумочку с деньгами, документами и косметикой. Виктории полагалось нижнее место в пятом купе, до которого еще нужно было добраться по узкому коридору, напоминающему газоход доменной печи. Челночным способом попеременно Виктория доволокла до своего купе обе сумки, сумочку и себя.

Попытка открыть окно в купе не дала положительного результата. С зимы в целях экономии тепла окна были завинчены наглухо. Головки огромных шурупов, косо ввернутых в рамы явно нетрезвой рукой, выглядели просто издевательски. Сумка номер один заклинилась между нижними полками, и от ее назойливого присутствия нужно было срочно избавляться, чтобы не вызвать предсказуемую реакцию других пассажиров, доведенных жарой до предела терпимости.

Виктория со стоном приподняла полку и обмерла: ее законное багажное место бесцеремонно занимала огромная странная сумка, явно военного образца — защитного цвета, с грязными камуфляжными разводами и с блестящими металлическими застежками. Попытка выволочь незваного гостя не удалась — было тяжко и жарко. Сердце неистово колотилось в груди, пот заливал глаза, руки тряслись. В сердцах затолкав сумку номер один и сумку номер два в оставшийся тесный закуток под полкой, Виктория решительно направилась к выходу.

Проводница часто дышала в районе вагонной ступеньки, внешне напоминая живого карпа, приговоренного к варке. Услышав претензии Виктории, она мигом превратилась в недожаренную щуку и категорически заявила, что никакой сумки там быть не может, так как она никого в вагон не пускала, а до этого вагон был наглухо закрыт. Пройти к месту происшествия она отказалась, мотивируя тем, что во время посадки ей отлучаться не положено.

Стоять на солнцепеке у вагона Виктории показалось несподручно, идти на выпечку в вагон не захотелось. Она решила отправиться на поиски начальника поезда, предварительно узнав у проводницы, что он находится неизвестно где.

Итак, поиски начальника поезда ни к чему не привели, поезд подергался и тронулся, проводница с лязгом захлопнула дверь вагона, как тюремную камеру. В купе рядом с Викторией оказалось двое: женщина лет пятидесяти с кучей узлов оптом и толстый мужчина с подтяжками и пакетами россыпью. Мужчина постоянно фыркал с кавказским акцентом и вытирал вафельным полотенцем пот, который обильно струился по его лицу. Часть своих вещей он бесцеремонно взгромоздил на полку Виктории.

— Лидия Алексеевна, — представилась женщина. — До Москвы едете?

— Вика, — буркнула Виктория. — До Москвы.

— Хорошо, — произнес с кавказским акцентом толстый мужчина. — Мне только до Ростова дотерпеть. А там всего ничего — час потерпеть до места. Наверное, ночью я пешком дойти смогу.

— В Ростове, передавали, плюс сорок сегодня, — сообщила Лидия Алексеевна, совсем не желая кого-то обидеть.

Мужчина снова фыркнул, утерся полотенцем и спустил подтяжки с плеч.

— Это, случайно, не ваша сумка у меня под полкой? — обратилась Виктория к попутчикам, обставив вопрос такой неопределенностью, что непонятно было, к кому конкретно она обращается.

— Не знаю никакой сумки! — фыркнул мужчина и утерся.

— Что вы, — возразила Лидия Алексеевна, — посмотрите, у меня и своего хватает!

— Кто же мне подложил эту сумку под полку? — откровенно нервничая, спросила Виктория, на этот раз действительно ни к кому конкретно не обращаясь.

— Ха-ха, — сказал мужчина, — террорист какой-то, наверное. Сейчас это модно.

— Ну что вы, — возразила Лидия Алексеевна, — кому это нужно?

— Всем это нужно! — фыркнул мужчина. — Террористу, например, нужно. Ему за это, может, большие деньги заплатили. Чтобы поезд подорвать и остановить всякое железнодорожное движение на южном направлении.

— Что вы такое говорите? — возмутилась Виктория. — Какой террорист? Просто большая сумка лежит.

— А что, проводница про нее не знает? Может быть, она с прошлого рейса лежит. Они же ни черта в вагоне убирать не хотят, — меланхолично заметил мужчина и вытер лицо полотенцем.

— Я спрашивала, — отреагировала Виктория. — Она говорит, что не может тут быть никакой сумки.

— Ерунду говорит, — фыркнул мужчина. — Пойди к ней, пусть сама придет, на сумку посмотрит! И пусть ее к себе тащит! Террорист-м террорист, наше какое дело? Пусть сама себе взрывается, если хочет!

В это время в дверях купе появилась проводница, добавившая к своему нескромному облачению кокетливую пилотку:

— Билеты ваши?

— Тебя «пожалуйста» на твоей железной дороге говорить учили? — сурово спросил мужчина у проводницы, протягивая ей слегка помятые билеты.

— Учили, — сухо отрезала проводница. — А ваши билеты?

— Посмотрите на ту сумку, про которую я вам говорила, — обратилась к проводнице Виктория, вставая с места и пытаясь приподнять полку.

Полка не поддалась, так как на ней оказались внеплановые вещи мужчины.

— Уберите, пожалуйста, свои вещи, — обратилась Виктория к мужчине.

Но проводница быстро возразила:

— Вот проверю билеты по вагону и тогда зайду к вам. Никуда ваша сумка не денется.

— Это не моя сумка! — запротестовала Виктория.

— Какая разница? — огрызнулась проводница.

— Милицию позвать нужно, — зябко поежившись, сказала Лидия Алексеевна.

— Вы вещи свои куда-нибудь уберите, — повторила свою просьбу мужчине Виктория, уже без «пожалуйста». Жара давала себя знать.

Мужчина неохотно привстал, поправил подтяжки и начал запихивать свои свертки в верхний багажный отсек.

Как ни странно, проводница через некоторое время пришла и не одна. В дверь купе вслед за ней протиснулся молодой белобровый сержант-милиционер в фуражке, лихо сдвинутой на самый затылок. Виктория приподняла полку, и официальные лица стали внимательно разглядывать сумку.

— Долго я ее буду так держать? — не сдержавшись, вспылила Виктория.

Сержант спохватился, уперся коленом в край полки и снял напряжение с Виктории. На лице проводницы явно проступало недоумение.

— Ну, что? — спросил сержант. — Кто ее подбросил?

— Н-не знаю, — промямлила проводница. — Вагон закрыт был. А я лично никого не пускала…

— В закрытый вагон не пускала? — вмешался мужчина. — Что ты несешь? А если это террорист подложил? Нам с тобой теперь взрываться надо? Плохо сторожила! Давай, выноси эту сумку. К себе неси! Сама и взрывайся!

Проводница сделала какое-то движение, но милиционер перехватил ее руку:

— Ты что, с ума сошла? Не смей! Нельзя прикасаться! Я сейчас доложу по связи.

— Я к ней прикасалась, — заявила Виктория. — Хотела ее вытащить. Тяжелая оказалась.

— Да как вы могли? — изумился сержант. — Ведь ясно было сказано по телевизору и вообще: «При обнаружении бесхозного предмета не прикасаться!»

Виктория пристыженно умолкла. Сержант подул в черную коробочку рации:

— «Девятый», «девятый», ответь!

Рация слабо и равнодушно сипела в ответ.

— «Девятый»! — надрывался сержант.

«Девятый» продолжал молчать, как снулая рыба.

— Ничего тут не трогать! — распорядился сержант, осторожно опуская полку. — Я сейчас. Начальнику поезда доложу.

И спешно покинул купе. Проводница расстроенно присела на полку к Виктории, заставив ее потесниться к окну.

Мужчина фыркнул, встал и вышел в коридор, буркнув по пути:

— Сами взрывайтесь, если хотите. А я хоть подальше отойду.

Лидия Алексеевна вдруг засуетилась и начала протискиваться к выходу, задевая колени проводницы:

— Что поделаешь, взрываться никому не хочется. А мне до Москвы. Так я и буду ехать в коридоре? Где начальник поезда? Почему ему не доложила?

Проводница вышла в тамбур и прикурила с четвертой попытки.

— Где же начальник поезда? — сквозь зубы громко процедила она. — Где же эта сука в тюбетейке?

Поезд, повизгивая на стрелках, уже огибал Ставрополь, выбираясь на оперативный степной простор. Виктория обратила внимание, что сидит, судорожно вцепившись руками в край полки. Действительно, ради чего демонстрировать геройство? Надо отойти подальше от опасного места! Она вышла из купе и увидела своих попутчиков, которые стояли в самом конце, у титана с кипятком, как будто прохладнее места в коридоре не было!

Достаточно быстро пришел начальник поезда — высохший от жары, злой и действительно в тюбетейке. За ним явился знакомый сержант и «девятый» — старший сержант с пистолетной кобурой на животе. Прибывшие опасливо заглянули в купе, но поднимать полку не стали, а решительно обратились к пассажирам:

— Кто из вас первым обнаружил сумку?

Это спросил начальник поезда. Спросил с явно обвинительными нотками в голосе, что возмутило Викторию.

— Я обнаружила! И сейчас же сказала об этом проводнику. Вот ей! Она не захотела смотреть. Говорит, что ничего не знает!

Начальник так посмотрел на проводницу, что та съежилась под его взглядом. «Девятый» озаботился и передвинул кобуру с живота за спину.

— Почему не эвакуировал пассажиров? — грозно спросили «девятый» у сержанта. — Инструкцию забыл?

— Так ведь… — залопотал сержант.

— Всем покинуть место происшествия! — скомандовал «девятый». — Быстро, без паники. Вещи не брать!

— Так у меня тут деньги, документы… — запротестовала Виктория.

— Ничего не знаю! — отрезал «девятый» с интонацией проводницы. — По инструкции не положено. Вот прибудем в Рыздвяный, там наряд с собакой. Все проверят, обнюхают, тогда и заберете свои вещи. Наряд из Пелагиады я уже вызвал.

— До Рыздвяного же почти час езды! — встряла Лидия Алексеевна. — Нам что, так в коридоре и стоять?

«Девятый» вопросительно посмотрел на начальника поезда. Начальник поезда пожал плечами и посмотрел на проводницу.

— Ко мне, в служебное купе можно, — бойко предложила проводница, желая как можно быстрее реабилитироваться. — Других мест нет. Все занято.

— А как же в других купе? — ехидно осведомился мужчина и фыркнул. — Им от взрыва ничего не будет? Тем, например, кто за перегородкой? Фанера-манера спасет, да? Вы отвечать будете? Если бабахнет, то все разнесет! Всех эвакуировать надо. Срочно. Ты, начальник, за это отвечаешь! Инструкцию забыл?

— Правильно, — подтвердил сержант. — Всех. Без паники и быстро. В соседние вагоны.

— Там тоже людей полно, — высказался вслух «девятый».

— Вы вот что, — решился начальник поезда, — проходите в служебное купе. Там пока посидите. Я доложу наверх. Может быть, ничего такого в этой сумке и нет. Просто сумка. Давайте без паники! А вы, ребята, охраняйте тут, чтобы вещи и документы…

— Я наряд с собакой-нюхачем вызвал, — возразил «девятый». — По инструкции. За это по головке не погладят, что не эвакуировали.

— Может, тебе еще и вагон отцепить посреди степи? — окрысился начальник поезда.

— Зачем сразу «отцепить»? Так вот и отцепить! Кто отцеплять будет? — обиделся старший сержант, передвигая кобуру снова на живот.

Виктория решительно рванула ручку двери своего купе и вошла внутрь. Сержант даже подпрыгнул от неожиданности. Виктория забрала свою сумочку и так же решительно вышла. Сержант пожал плечами точно так, как это минуту назад сделал начальник поезда. «Девятый» безнадежно махнул рукой. Проводница, суетясь, забежала впереди всех, приглашая в служебное купе.

— Объект охранять! — скомандовал начальник поезда. — Чтобы никто тут!

Милиционеры застыли справа и слева от опасной двери. В дальнем конце вагонного коридора появилась женщина с детским ночным горшком.

— Идите в другой туалет, — указал рукой сержант женщине. — Тут проход закрыт.

— Какой проход? — изумилась женщина. — Мне горшок помыть надо. В нашем туалете воды нет.

— Как нет воды? — переспросил начальник поезда. — Почему нет воды?

Второй вопрос был прямо адресован проводнице, но она уже юркнула в служебную нору и сделала вид, что ничего не слышала. Оба милиционера вынужденно поджали животы и пропустили женщину с горшком. Начальник поезда махнул рукой точно так же, как это минуту назад сделал «девятый».

Слава богу, в купе проводников окно было открыто. И если не прохладный, то хоть какой-то ветерок шаловливо тормошил бордовые шторы. Лидия Алексеевна села у окна. Мужчина с подтяжками рядом с ней. Виктория садиться не стала, а прислонилась к стенке так, чтобы на нее хоть капельку попадала воздушная струя.

Надраенное до немыслимой яркости медное солнце неохотно склонялось к горизонту. В служебном купе все молчали. Лидия Алексеевна с завистью поглядывала на Вику, которая изловчилась отвоевать свою сумочку. Мужчина бросил совершенно мокрое полотенце на пол и попросил проводницу дать ему свежее полотенце из комплекта белья.

— Щас, — охотно ответила проводница. — Вот будете спать ложиться, тогда и выдам. Не только вам одному. Чего мне с одним полотенцем вошкаться?

— Ты, женщина, совсем от жары с ума сошла! Мне постельное белье положено. Я за него деньги заплатил!

— Оно на то и постельное, чтобы на постели лежать. А вы еще не лежите!

— Так полотенце не должно на постели лежать! Им умываться, я хотел сказать, укрываться, тьфу, шайтан, вытираться надо!

— Вот буду по вагону белье разносить и вам выдам, мужчина, — осталась непреклонной проводница.

Она демонстративно обмахивалась желтым флажком, намекая, что вполне готова и подраться.

Мужчина молча поднял с пола свое полотенце и вышел в направлении туалета, фыркнув на прощание.

Поезд подошел к Рыздвяному. На всякий случай, по указанию начальника поезда, состав затормозил, не доезжая до высокого перрона. Те из пассажиров, кто сходил с поезда или садился в вагоны, спрыгивали на испачканный мазутом щебень или карабкались в вагоны, не забывая широко, по-казачьи крыть машиниста, не стесняясь в выражениях.

К девятому вагону уверенно направилась группа из трех человек в черных комбинезонах и с овчаркой. Пса волокли на длинном брезентовом поводке. Он откровенно страдал на горячих острозубых камнях и тащился за поводырем как на собственные похороны. Один из троих легко поднялся в вагон, демонстрируя отличную физическую форму, и протянул руку вниз, намереваясь помочь собаке в восхождении. На бодрые крики поводыря («Барьер!») пес демонстративно не реагировал. Собаковод подхватил собаку сзади, в районе поджатого хвоста, и стал подсаживать ее в вагон. Пес утыкался мордой в дырки между ступенек и никак не хотел грузиться. Тот, который сверху, потерял терпение, спустился на ступеньку ниже, ухватил собаку за ошейник и грубо затащил в тамбур. За собакой в тамбур поднялись поводырь с поводком и третий, вооруженный автоматом. Двое прошли в вагон, а третий с собакой остались в тамбуре. Пес закатил глаза, открыл пасть, как крокодил, свесил до пола розовый язык и дышал так, будто бы на него охотились сутки подряд без передышки. Всем своим видом он давал понять окружающим, что дни его сочтены, и просил только одного — вечного покоя.

С противоположного конца вагона прибыл начальник поезда и льстиво начал давать необходимые показания старшему группы антитеррора. Милиционеры, считая свою миссию выполненной, отступили к купе проводников и стали разглядывать спецовчарку.

— Давай сюда собаку! — подал команду старший группы.

Жара его совсем не брала, хотя, надо признать, черный комбинезон не совсем подходил к местным погодным условиям.

Собаковод дернул за поводок и потащил четвероногого страдальца по коридору. Нюхач упирался, подволакивал задние ноги, будто бы в детстве переболел тяжелым рахитом. Тем не менее, он был доставлен в купе и установлен перед открытой полкой, в багажном ящике которой покоилась злосчастная сумка.

Пес задумчиво уставился на сумку, потом жалобно заскулил, как будто стоял на краю персональной могилы.

— Что это значит? — грозно спросил старший у поводыря.

— А черт его знает, — ответил поводырь. — Если там взрывчатка, он должен молча сесть.

— Так куда ему сесть, если места нет, чтобы сесть, — посуровел старший. — Ну-ка, всем выйти. Чтобы было куда сесть!

Однако пес садиться не стал, а решительно потянул к выходу.

— Он что, от опасности бежит? — спросил начальник поезда, всунув голову в купе.

— Что за ерунда! — возмутился старший группы. — Он собака, взрывному делу не обучался. Откуда он знает, как взрывчатка работает?

— Вот, я же говорил: нет взрывчатки, — обрадовался начальник поезда. — Не бомба это! Слава тебе господи!

Впереди засвистел электровоз. Поезд плавно тронулся. Начальник поезда снял тюбетейку и вытер пот со лба рукавом форменной рубашки. Вздохнувшие с облегчением милиционеры прибодрились. Сержант начал игриво поглядывать на Викторию, а «девятый» задвинул кобуру от пистолета далеко за спину. Проводница только сейчас обратила внимание, что мужчина с подтяжками всю стоянку в Рыздвяном провел в туалете, погромыхивая умывальником. Она уже подобралась, чтобы начать прекращать безобразие, как тут в вагон ворвался расхристанный парнишка в курсантской форме. Он что-то кричал, размахивая билетом, но в перестуке и повизгивании стрелочных переходов ничего нельзя было разобрать. Только через минуту до остолбеневших антитеррористов, милиционеров, начальника поезда и остальных дошел смысл его восторженных воплей:

— Я отстал! Я на такси! Я догнал! Вот мой билет! Там моя сумка!

— Ах, ты отстал, — зловеще произнес старший группы захвата. — Сейчас мы протокольчик составим и припаяем тебе за ложный вызов, за срыв погрузки поезда, за моральный ущерб пассажиров!

— Да, да, за моральный ущерб! — встряла проводница.

— Башку бы тебе открутить! — мрачно сказал вышедший из туалета мужчина.

Нюхач в тамбуре вилял хвостом и демонстрировал прекрасное расположение духа. Проводница, отойдя от стресса, степной гадюкой шипела на военных:

— Натоптали тут мазутой! Вычищай тут за вами!

— Стой! — закричал начальник поезда. — А как это твоя сумка в вагон попала?

Курсант, который совершенно сник под грозным взглядом старшего группы захвата и дулом автомата его подчиненного, встрепенулся:

— Я проводницу попросил поставить. Я ничего. Я с девушкой в кафе зашел. Жарко ведь. Я только поставить попросил. Билет показал. Она разрешила.

— Ну, — голосом холодным, как сталь, обратился начальник поезда к проводнице, — что ты на это скажешь?

— Я? Ничего… Как это я на самом деле забыла? Тут жара такая…

— Если бы не жара, я бы тебя своими руками… — проскрипел зубами начальник поезда и брезгливо отвернулся.

Виктория спросила у старшего, можно ли войти в купе. Тот сделал разрешающий жест, так как все его внимание сосредоточилось на курсанте и проводнице, которые были уже не сами по себе преступники, а организованная преступная группа.

До часу ночи поочередно все обитатели рокового купе писали свидетельские показания. Проводница неприкрыто зевала, так как поняла, что тюрьма ей не грозит, белье разнесено по вагону, и она не прочь бы и прилечь. Несчастный курсант в смягчение своей вины предлагал всем домашние пирожки. На пирожок дал согласие только минно-розыскной пес, остальные отказались. Пес с удивительным проворством проглотил пирожок и деликатно икнул. В вагоне стало прохладно. Виктория периодически смыкала глаза, сидя на своей полке. Невозможно было лечь спать, так как рядом жужжал настырный сержант, выспрашивая номер телефона. После пережитого он видел в Виктории чуть ли не соучастника боевых действий и однополчанина. Наконец мужчина с подтяжками опустил голову вниз со своей полки и спросил милиционера:

— Может, и тебе башку открутить? Спать не дает, зараза!

Когда сошли с поезда военные с овчаркой, Виктория не помнит. Незаметно удалились и милиция, и начальник поезда. Лидия Алексеевна что-то скрытно пожевала и улеглась, укутав ноги одеялом. На верхней полке мышью затих курсант-террорист. Мужчина с подтяжками вытянулся на спине, уронил на пол мокрое полотенце и беспечно захрапел. Виктория уложила сумочку с деньгами, документами и косметикой под подушку и мгновенно провалилась в жуткий сон, наполненный милиционерами, террористами и полуголыми амазонскими проводниками.