История города Екатеринослава. Книга первая. Монастырское урочище

А. В. Паншин, 2016

О том, почему и как возник город, получивший имя Екатерины Великой, какую роль в его создании сыграли не только Светлейший князь Потёмкин и императрица Екатерина, но и Великий Князь Иоанн III Васильевич, Царь Иоанн IV (Грозный), другие большие и малые правители Руси, пишет Андрей Паншин. Книга первая из трилогии «История города Екатеринослава» содержит большое количество фактических материалов из исторических документов, древних архивов, ссылок на старинные первоисточники. И ещё эта книга о лжи и подлости, о настоящей доблести и об истинных героях.

Глава 4

Азиатская Сарматия

Так вот она, страна уныний,

Гиперборейский интернат,

В котором видел древний Плиний

жерло, простершееся в ад!

Так вот он, дом чужих народов —

без прозвищ, кличек и имен,

Стрелков, бродяг и скотоводов,

Владык без тронов и корон!

Н. Заболоцкий

«На восток от Московитян живут Скифы, ныне называемые Татарами, народ кочевой и с давних времен славящийся своим воинственным характером, — писал епископ Павел Иовий Новокомский. — Татары разделяются на орды; это слово на их языке значит собрание народа в одно целое, на подобие Государства. Каждою ордою управляет особенный вождь, избираемый по знатности рода или по воинским доблестям. Побуждаемые честолюбием, они часто ведут жестокия войны с своими соседями».^[79] Эти татарские племена и перечислил Матвей Меховский, описывая «Азиатскую Сарматию»:

«Татарских орд четыре и столько же их императоров. Это именно: орда заволжских татар, орда перекопских, орда козанских (Cosanensium) и четвертая орда — ногацких. Добавляют ещё и пятую, не имеющую императора, и называют её казакской (Kazacka). О них будет сказано ниже. Орда по-татарски означает толпу, множество».^[80] В переводе «Трактата о двух Сарматиях», сделанном известным историком, профессором Санкт-Петербургского университета Егором Егоровичем Замысловским, который параллельно с изучением «Записок о Московии» австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна исследовал и труд Матвея Меховского, эта фраза звучит так:

«…Все племена Татарския делились на пять племен или орд: Татары Заволжские, Перекопские или Уланы, Казанские, Оккасские или Ногайские, орда Казацкая (Cazacca).^[81]

«Орда Заволжская или Джагатайская (Czahadaiorum) — самая главная. Сами себя они называют людьми начальными и свободными, так как они никому не подчинены, и от этой орды произошли все другия. Поэтому и Москвитяне называют её Большою ордою». Здесь краковский профессор Меховский допустил ошибку. Е. Е. Замысловский по этому поводу справедливо замечает, что в России того времени действительно Большой Ордой называли «Золотую Орду»: «Так под 1502 г. (7010) летопись сообщает: “Прииде к великому князю посол от Большия орды от царя Шиахмата Ахмутова сына”, и далее: “Того ж лета июня крымский царь Менглигерей, побивши Ахмата, царя Большия орды, и орду взял”…». Однако Золотая Орда уже не была объединённым государством. Загатайская орда в её состав не входила, была самостоятельным образованием со своей столицей в Самарканде.^[82] Вот как описывает Загатайскую орду все тот же Павел Иовий:

«К югу от Ногаев, близ Гирканскаго моря, живет племя Загатайское (Zagathai), знатнейшее из всех Татарских племен. Загатаи имеют города, построенные из камня.

Самарканд, столица их, замечательна по своей обширности и великолепию. Загатаи снабжают Московитян множеством шелковых тканей; Татары же, обитающие внутри земель, не доставляют им ничего, кроме быстрых лошадей и превосходных белых материй, не тканных, а сваленных из шерсти. Из них делаются Фельтрийския епанчи^[83], столь красивыя и столь хорошо защищающие от дождя.

У Московитян они берут в обмен только шерстяное платье и серебренную монету, пренебрегая прочим убранством и излишнею домашнею рухлядью. Им достаточно одних плащей для защиты от суровой погоды и однех стрел для отражения неприятеля.

Впрочем, в случае набега на Европейския страны, предводители их покупают у Персов железные шлемы, брони и сабли».^[84]

По соседству с Золотой ордой располагалась орда Казанская. Матвей Меховский сообщает, что «эта орда имеет около двенадцати тысяч воинов, в случае же необходимости, когда призываются другие Татары, до тридцати тысяч. Имена их государей, их дела и генеалогию не записывают, так как они подвластны князю Московскому и от его произвола зависят и в обыкновенное время, и во время войны (in viuendo, in bellando), и в выборе себе вождей: поэтому-то, что было бы сказано о государе Московском, могло бы быть принято и относительно их (т. е. царей Казанских)».^[85] А Павел Иовий сообщает, что не только казанские, но и татары, обитающие между Доном и Волгой, подвластны московскому царю Василию:

«Татары, обитающие в Азии, на обширных равнинах между Танаисом и Волгою, подвластны Московскому Царю Василию, и от воли его нередко зависит даже самое избрание их Государей…

…За Волгою обитают Казанские Татары, которые весьма дорожат дружбою Московитян и признают их своими покровителями».^[86]

Начинался XVI век, а татары между Доном и Волгой уже были подвластны московскому царю Василию, и Казанские татары — ещё не враги. Они весьма дорожат дружбою Московитян. Значит, было и так, и отношения русских княжеств и татарских князей и ханов оказываются гораздо сложней простых шаблонов, складывавшихся в нашей литературе не десятилетиями, столетиями. Конечно, были и татарские набеги, и грабежи, и угон пленников, и много горя в пограничных и глубинных городках и деревнях, никуда от этого не денешься. Но не надо забывать, что были такие же жестокие бесчинства, пожары, порубленные младенцы и опять много, много горя, когда русские князья шли воевать и грабить соседние русские же княжества. И тогда на защиту этих разоренных княжеств вставали неожиданные союзники — татары.

Ещё во времена московского княжения Василия Васильевича Тёмного (1425–1462), ослеплённого двоюродным братом Димитрием Шемякой, который и занял Московский престол, на выручку несчастному князю Василию, наряду с дружинами русских приверженцев, приходят татарские отряды: «…князь Василий Ярославич и другие московские выходцы, жившие в Литве… решились, оставя семейства свои в Литве, идти к Угличу и вывести оттуда Василия… Близ Ельны встретили они татарский отряд и начали было уже с ним стреляться, как Татары закричали: «Кто вы?» Они отвечали: «Москвичи; идем с князем Василием Ярославичем искать своего государя, великаго князя Василия Васильевича, сказывают, что он уже выпущен; а вы кто?» Татары отвечали: «Мы пришли из страны Черкасской с двумя царевичами, детьми Улу-Махметовыми, Касимом и Эгупом; слышали царевичи о великом князе, что он пострадал от братьев, и пошли искать его за прежнее добро и за хлеб, потому что много его добра до нас было». Когда дело таким образом объяснилось, Москвичи и Татары съехались, дали друг другу клятву и пошли вместе искать великаго князя».^[87] Когда в 1449 году татарский отряд внезапно появился на реке Похре «и много зла наделал христианам, — сек и в полон вел», татарский царевич Касим из Звенигорода «разбил их, отнял добычу, прогнал в степь. И в следующем году Касим оказал такую же услугу Москве, разбивши татар вместе с коломенским воеводою Беззубцевым на реке Битюге».^[88]

Действия татарских приверженцев Москвы могли оказывать и оказывали серьёзное влияние на судьбу северо-русского государства. Например, в противостоянии великого князя московского Иоанна III и хана Золотой Орды Ахмата окончательную точку поставил союзник Иоанна, хан Шибанской (Тюменской) орды Ивак совместно с ногайскими конниками.

Так сильный и влиятельный хан Ахмат после неудачного похода на Москву (не дождавшись на реке Угре подхода войск короля Казимира, о чем был договор) ушел вспять, опустошая по пути королевские земли, как написала Никоновская летопись «за измену», и, обременённый богатой добычей, расположился на зимовку в низовьях Северского Донца.

«Здесь 6 января 1481 года напал на него Ивак и собственноручно убил соннаго, после чего отправил к великому князю посла объявить, что супостата его уже нет больше; Иоанн принял посла с честию, дарил и отпустил с дарами для Ивака. Таким образом, последний грозный для Москвы хан Золотой Орды погиб от одного из потомков Чингис-Хановых; у него остались сыновья, которым также суждено было погибнуть от татарскаго оружия».^[89]

С Крымским Ханством, нашими давними соседями-недругами, при ближайшем рассмотрении тоже, оказывается, не всё так однозначно. Матвей Меховский называет крымцев Перекопскими татарами или Уланами и сообщает, что они «…могли бы быть более общежительными и кроткими, вследствие влияния природы, но они не оставляют свою волчью хищность и зверскую жестокость, как дикие, обитающие в степях и лесах, а не в городах и селениях. Ибо они ежегодно нападают, опустошают и грабят Россию, Литву, Валахию, Польшу и иногда Московию».^[90] Россией краковский профессор здесь называет земли юго-западной Руси. А Павел Иовий сообщает, что: «…Питая непримиримую вражду к Полякам, Перекопские Татары безпрерывно опустошают земли, лежащие между Борисфеном и Танаисом».^[91]

Кого же могли грабить перекопские татары между Днепром и Северским Донцом или Доном, чтобы утолить свою «непримиримую вражду к полякам»? Неужели, и правда, на наших землях днепровско-донского междуречья в старину были польские или литовские поселения? Вопрос интересный, но поговорим об этом позже.

Крымская орда, как пишет С. М. Соловьев, была образована эмиром Едигеем из черноморских татарских улусов. Но род Едигея пресекся, и родоначальником знаменитых в нашей истории Гиреев крымских стал Ази-Гирей (по другому Хаджи Герай, Гаджи Девлет Гирей). С юностью Ази-Гирея (Хаджи Герая) связано целое предание, которое повторяют большинство татарских и турецких историков того времени. Как водится в сказаниях, Хаджи Гераю вместе с племянником, Джанай-огланом, и одним слугой пришлось бежать из Крыма от преследования пришедшего к власти нового хана.

«Известившийся о побеге их жестокий хан снарядил погоню за ними. Преследовавшие настигли их на реке Днепре. Те со всем, с лошадьми, бросились в реку и поплыли. Преследователи осыпали их с берегу дождем стрел…

…Когда Хаджи-Герай с слугою своим при этой перепалке были уже на средине реки, одна стрела угодила в коня его. Хаджи-Герай очутился кругом в воде. В то время верный слуга отдает свою лошадь своему господину, пожертвовав ради него своей жизнью. Он утонул, едва успев ему завещать, сказавши: «Если достигнете счастия, то окажите милость моим детям и родственникам. Царство ему небесное!».^[92]

Пронзительное повествование о верности и чести. Представляются беглецы, вырвавшиеся за стены Перекопской крепости и мчащиеся вверх по Муравскому шляху, вдоль левобережья Днепра. Другого пути у них не было. Вряд ли они переплывали Днепр в низовье, но и уйти далеко также не могли. Скорее всего, не дойдя порогов, переправлялись на правый берег, на земли будущей Новой Сербии, в одном из мест традиционных днепровских переправ. Герои — не погибают! И царевич Хаджи-Герай нанялся на тяжелую работу в случайное кочевье степных татар, бедствовал, спал на голой земле. Шесть лет скитался по Дикому полю, пока не вернулся победителем в Крым. Конечно, убив при этом своего врага, «жестокого хана».

Арабские хроники выводят родословную хана Ази-Гирея от властителя Гыяс-эд-Дин-бен-Таш-Тимура (Таш Тимур захватил власть в Крыму после второго поражения Тохтамыша от Тимура (Тамерлана) в 1395 году). Существуют и другие мнения. Но среди различных версий происхождения этого хана есть и такая, «будто Ази-Гирей, сын или внук Токтамыша, родился в Литовском городе Троках и что господство в Тавриде доставил ему Литовский Князь Витовт».^[93] Может быть, поэтому с самого основания Крымское Ханство выступало ближайшим союзником Великого Княжества Литовского? Но с приходом на крымский трон следующего хана, Менгли Гирея, происходит смена ориентиров, изменение внешнеполитического вектора страны, как сказали бы современные бойкие политологи.

Союз Москвы и Крыма, не все об этом знают. После столетий взаимной вражды и войн такой факт кажется удивительным, хотя в действительности ничего удивительного в этом не было. Северо-восточная, Московская Русь в одиночку вряд ли могла противостоять экспансии Польши и Литвы, находящихся в процессе объединения, шаг за шагом поглощавших соседние русские княжества.

Стоит подчеркнуть, что усиливавшаяся Польско-Литовская уния в тот период выступала союзником другого сильного врага Московии, — стремившейся к возрождению былой монгольской славы Большой (Золотой) Орды хана Ахмата. Союз Литвы и Татар не был чем-то необычным, он, по-видимому, и не прерывался со времени княжения знаменитого князя Витовта (хотя были исключения, например разгром литовцев на реке Ворскле ханом Темир-Кутлуем после неудавшейся попытки литовского князя посадить на золотоордынский трон своего протеже хана Тохтамыша). Вспомним, что писала о взаимоотношениях Витовта и ордынцев литовская летопись:

«…кнзь великии Витовт силныи гсдр и славен по всим землям, и много царей и кнзеи служили у двору его, а интые прыеждчаючы кланялися ему просечы собе в него цара на царство ордынское, он напервеи дал им цара до орды Солтана, и тот Солътан седел на царстве, и николи не смел противитися силному господару, и оставившы царство и ехал на иншое местцо царствовати, и кнзи ордынские послы свои посылали до славного господара просечы собе иног цара, и он им дал иного цара Малого Солтана.

И тот Малый Солтан будучы на царстве, не смел ослухатися славного господара где коли велел ему кочевати он там кочевал, и по малом часе тот цар кнзем ордынским не люб был, и они иншого цара собе просили у славного господара Витовта. И он им дал царем Давлебердея, и тот Давлебердей на царстве вмер, а кнзь великии Витовт в тот час был у Киеве и прышли к нему кнзи ордынские послы до Киева з многими дарми и просили собе иного цара, и он им дал цара Махмета…».^[94] Вероятно, летописец приукрасил величие литовского «господаря», но по совокупности других исторических фактов связь княжества Литовского и Большой Орды явно существовала.

У крымцев была своя весомая причина для сближения с Москвой. Таврида после смерти хана Ази находилась в состоянии «великой смуты», сыновья покойного — Нордоулат, Айдар и Менгли Гиреи, соперничали друг с другом за крымский трон. Золотоордынский хан Ахмат посадил на этот трон своего протеже, хана Зенебека. Местные татары бунтовали против всех и просились в подданство турецкого султана. Менгли-Гирей также обращался к султану Мухаммеду за помощью для прекращения беспорядков в Крыму и для защиты от сильного давления Большой Орды.^[95] Фактически сближение Иоанна III и Менгли-Гирея можно рассматривать как союз лидеров двух бывших провинций великой Монгольской империи в противостоянии новому возрождающемуся имперскому центру — Большой Орде хана Ахмата, поддерживаемого союзниками. Причем результат противостояния этих военно-политических блоков — Золотой Орды и Литвы, против Московии и Крыма по соотношению сил и всей логике событий не должен был сложиться в пользу последних. На фоне такой далеко не радостной для Москвы и Крыма обстановки отношения двух государств переросли рамки обычного военно-политического союза «по расчёту», скорее всего, это было связано с личными качествами их первых лиц. Сохранившаяся в архиве московского посольского приказа переписка великого князя Иоанна III Васильевича и царя Менгли-Гирея отдаёт человеческой теплотой, сейчас бы мы назвали такие отношения «настоящей мужской дружбой», хотя и с определёнными оговорками (меры предосторожности с обеих сторон никто не отменял).

30 апреля 1479 года. В Крым из Москвы экстренно выехал специальный посланник Иоанна III Васильевича — Иван Белаго. На Крымский трон вернулся хан Менгли-Гирей, старинный московский доброжелатель. Вполне вероятно, что Иоанн III принимал участие в его возвращении (московские великие князья, так же, как и великие князья литовские, вопреки сложившимся представлениям, активно участвовали во внутритатарских династических коллизиях). Так или нет, но основными целями поездки Ивана Белаго были сообщения о поддержке и готовности оказания помощи новому крымскому царю, тайно сообщалось о гарантиях личной безопасности. В случае непредвиденного развития событий Москва готова была предоставить Менгли-Гирею политическое убежище.

«А се говорити Иванче царю Менли Гирею, Ази-Гирееву сыну. Князь велики челом бьет. — Князь велики велел тобе говорити:… люди ми твои сказали твое здоровье, что Бог тобя помиловал, на отца твоего месте и на твоем юрте осподарем учинил. И яз, слышев твое здоровье, тому есми обрадовался. — Князь велики велел тобе говорити, чтобы еси пожаловал, не подръжал собе на сердце о том: хотел есми послати своего доброво человека твое здоровье видети с добрыми поминками; ино на Литву проезда нет, а полем пути истомны.

И государь мой послал меня своего паробка здоровия твоего видети. А даст Бог как буду у своего осподаря, и государь мой к тебе пошлет своего доброго человека с добрыми поминки. — Князь велики велел тобе говорити: писал еси ко мне в своих ярлыкех и словом ми говорили твои люди о том, что еси как пожаловал меня, братом и другом собе учинил, и правду мне дал, так и ныне жалуешь, на том стоишь, и вперед хочешь жаловати, братство свое и любовь ко мне и свыше хочешь полнити…

А се говорити Иванче царю наедине. Князь велики велел тобе говорити: писал еси ко мне в ярлыке в своем и словом ми от тобя Сырпяк говорил о том: каково по грехом придет твое неверемя, и мне бы твоя истома подняти. Ино яз добру твоему везде рад, чтобы дал Бог ты здоров был на отца своего месте на своем юрте. А коли по грехом придет каково твое неверемя, и яз истому твою подойму на своей голове».^[96]

10 августа 1487 года. Иоанн III Васильевич отправляет в Крым своего посла Беляка Ардашева с хорошими новостями — московские воеводы взяли город — крепость Казань (намного, кстати, раньше, чем повторное и шумно воспетое взятие Казани Иоанном Грозным), и пленили общего недруга Москвы и Крыма, хана Алягама со всей свитой. Иоанн III сообщал Менгли-Гирею, что на Казанский трон посадил его пасынка Махмет-Аминя, который к тому времени уже жил в Москве. Отдельно великий князь послал приятную весть жене крымского хана царице Нур-Султан. Махмет Аминь был её родным сыном.

«А се говорити Белеку, Ардашову сыну, от великого князя Менли-Гирею царю: брат твой князь велики Иван велел челом ударити. Князь велики велел видети твое здоровье. А после тогопоминок подати. А се речь говорити… Князь велики велел тобе сказати: посылал есми на своего недруга на Алягама царя на казанского своих воевод. Милосердый пак Бог как хотел, так учинил: наши воеводы Казань взяли, а нашего недруга Алягама царя поимав и с его братьею и с его матерью и с его царицами и со князми к нам привели; а Магмет-Аминя царя на Казани есмя посадили. И тобе бы то было ведомо…

А се говорити Белеку Нур-Салтан царице, Темиреве дочери: князь велики Иван велел тобе поклонитися. Князь велики велел тобе говорити: твой сын Магмет-Аминь царь к нам приехал; и мы, надеяся на Бога, посылали есмя на своего недруга на Алягама царя своих воевод. Милосердый пак Бог как хотел, так учинил: наши воеводы Казань взяли, а нашего недруга царя Алягама поимав и с его братьею и с его матерью и с его царицами и со князми к нам привели; а твоего сына Магмет-Аминя царя на Казани есмя посадили. А тобе бы то было ведомо».^[97]

6 января 1493 года. Крымские послы Мунырь мурза и Оюз дуван, кроме грамот Менгли-Гирея, писем от родовитых крымцев с различными сообщениями и просьбами, привезли в Москву и письмо царицы Нур-Султан к Иоанну III. Царица передаёт поклон своему сыну Махмет-Аминю, сидящему на казанском троне, и сообщает великому князю московскому о том, что отправила к нему своего второго сына — Абдыл-Летифа:

«Нур-султан царицыно слово. Великому князю Ивану, брату моему, ведомо, что Абды-Летифа, на Бога упованье положа, к тебе посылаем ныне. Как будет пригож, ты ведаешь, к брату его к Магмед-Аминю царю прикошуешь, ты ведаешь; или пак у себя ти держати, ты ведаешь. К брату своему к Магмед-Аминю царю будет ти его отпустити, гораздо наказав и научив, отпусти. Да ещо будет ти у себя его уняти, ведомой обычяй его похваляй; а не взведает чего, и ты его поучи и гораздо понакажи, да и поблюсть, ты ведаешь, молод и мал…».^[98]

Такое эмоционально насыщенное послание не оставляет сомнений в том, что Иоанн III Васильевич для семейства Менгли-Гирея был близким человеком. А вот другое письмо той же заботливой матери, присланное в октябре 1493 года. «…Нур-султан царицыно слово. Великому князю Ивану, брату моему, много многопоклон. После поклона, ведомо бы было: Сатику, на Бога надеася да и на тебя, послала есми. Нынечя того молодое дитя или у себя, или к брату пошли. Как тому молодому дитяти упокой учинишь, сам ведаешь; и брат его молод и он молод, те два живучи вместе в любви ли будут, или не в любви, сказыванье наше то стоит, моим тем двема молодым детем пристрой учинил еси; что тебе от нас будет, от Бога бы тебе было. Царь брат твой здоров будет, да и мы здоровы будем, о твоих о добрых делех помощники будем, как сила наша имет…

Сатика молод, а у него добрых людей нет, а у Багая ума нет. Хотя и к брату отпустишь, или у себя велишь быти, и ты одного доброго человека дядкою учини отца его Ибряимовых слуг и Сатыкиным слугам и людем, кого бы ся им блюсти добро. Чюра толмач гораздо ведает, у Сатики неустроеные робята есть, тех куды будет на дело посылати, и ты их посылай, потому ини ся наставят и умны будут; а в одном месте им лежати, ини дуреют и испортятся».^[99]

После страшного пожара 1493 года, уничтожившего большую часть города, Москва нуждалась в восстановлении. Если деревянные строения на Руси возводились быстро и качественно, то попытки каменного строительства силами местных мастеров заканчивались печально. Ещё до пожара, в 1474 году, в центре Москвы рухнул возведённый на месте старого, ветхого внушительный (и очень недешёвый) кирпичный Успенский собор. Причиной обрушения была неопытность его строителей, московских «каменных дел мастеров» Кривцова и Мышкина.

Август 1504 года. Московские послы, отправленные в Милан, возвращались с большой группой итальянских архитекторов, которых великий князь Иоанн III Васильевич ждал с нетерпением. На своём пути они встретили много неожиданных трудностей, отчаявшиеся мастера готовы были повернуть назад. Менгли-Гирей отправляет в Кремль срочное и важное сообщение. Используя своё влияние и возможности, Крымский хан сумел освободить злополучное посольство из-под ареста, наложенного волошским воеводой Стефаном, обеспечить его продовольствием и охраной:

«А се царева грамота. Менли-Гиреево слово. Великому князю Ивану, брату моему, слово то… Нынеча от Стефана воеводы Дмитрей и Митрофан с мастеры фрязскими и с женами и с детми и с девками к нам пришли, надобе было им на харчь денег; и что у нас в руках было денег, и мы то им дали. А нынеча учали прочь наряжатися, а денги им на харчь надобе, и у нас денег не лучилося, и мы в Кафу послав у Хозя и у кафинских денги в рост взяли да им дали, чтобы ся борже дело делало, сего дни бы, завтра, отпустити их…

А ныне с твоим боярином с Олексеем Дмитрея и Митрофана и мастеров и с женами и с детми и с девками часа того отпускаем, так ведай; а с ними посылаем рать свою до Путивля проводити их. А которого еси посла к нам послал, и того, взяв из Путивля, к нам допровадити, и ты бы против их послал свою многую рать да велел их взяти из Путивля, занже тяжелы люди идут, а надобные люди мастеры к тебе брату моему пришедши близко, и они бы ся не оплошили, чтобы лихо никаково незсталося, чтобы не один не изгиб, не плошилися бы.

А числа нет, сколко тем мастером харчю вышло. А ныне восена, августе, увидев сесь месец, даст Бог поедут; а яз посылаю с ними в головах Япанчю царевича, да Алабату улана, да Казимира князя, да Абдулу улана, да ичек своих, да Лагим-бердей дувана, всех их тысячю человек проводити их до Путивля…».^[100] В числе «фряжских» мастеров, бережно эскортируемых тысячным татарским конвоем по Муравскому шляху к Путивлю, был и известный архитектор Алевиз. Многие ли знают, что быстрое восстановление сгоревшей Москвы, строительство кирпичных стен Кремля взамен деревянных, новых церквей, кремлёвских дворцов стало возможным благодаря деятельному участию крымского хана Менгли-Гирея?

Московская Русь строилась и расширялась. Обложенная со всех сторон, Москва тем не менее давала приют всем гонимым. Туда, например, после недолгого правления в Крыму устремился ставленник Золотой Орды хан Джанибек, получив предварительно гарантии князя Иоанна Васильевича. Из послания великого князя Иоанна III Васильевича крымскому хану Джанибеку от 5 сентября 1477 года, доставленного специальным посланником московским татарином Темешем:

«А се говорити Темешу татарину от великого князя Ивана царю Зенебеку. Князь велики Иван челом бьет. Князь велики послал видети твое здоровье… А се речь говорити Темешу царю Зенебеку наедине, где будет пригоже. А Яфар Бердей бы туто был.

Князь велики Иван повестует: прислал еси ко мне своего человека Яфар Бердея. А говорил ми от тобя твой человек Яфар Бердей о том, что по грехом коли придет на тобя истома, и мне бы тобе дати опочив в своей земли. Ино яз и первие того твоего добра сматривал; коли еси был казаком, и ты ко мне такжо приказывал, коли будет конь твой потен, и мне бы тобе в своей земле опочив дати. И яз тобе и тогды опочив в своей земли давал, а и нынеча есми добру твоему рад везде. А каково придет твое дело, а похочешь у меня опочива, и яз тобе опочив в своей земли дам и истому твою подойму».^[101]

Приют в Москве в конце концов получили и враги хана Джанибека, братья Менгли-Гирея, Нордоулат и Айдар, первоначально захваченные литовцами и содержавшиеся в Киеве. Произошло это, конечно, не без ходатайства их владетельного брата. Иоанн III Васильевич через своего посланника князя Ивана Ивановича Звенца в апреле 1480 года отправил крымскому хану любопытное послание, сохранившееся в архивах посольского приказа:

«Князь велики велел тобе говорити: нынеча еси ко мне ярлык свой прислал да и с своими послы еси приказал и с моим человеком с Иванчею о своей братье о царех о Нурдовлате да о Айдаре, что недруг твой король взял их к собе и держал их в своей земли на Киеве, а на твое лихо; и мне бы твоего для дела оттоле их к собе взяти. И яз их к собе взял твоего для дела, а держу их у собя и истому своей земле и своим людем чиню тобя деля…».^[102] Бывший казак, а потом крымский хан Джанибек, и царевичи, братья Менгли-Гирея, и многие-многие другие нашли в Московском княжестве не просто «опочив», эта земля стала их родиной, родным домом их будущих детей и внуков. Наверное, так же средневековая Голландия перед своим будущим расцветом давала приют изгоям со всей Европы.

Орда Заволжская, орда Казанская, орда Загатайская, орда Перекопская. Окасские или Ногайские татары, сообщает Матвей Меховский, позже других отделились от татар Заволжских «…и стали жить близ крепости Сарай, приблизительно за семьдесят или немного менее лет до 1517 года, и в короткое время [эта 4-я орда]чрезмерно размножилась до такой степени, что в настоящее время она стала самою многочисленною и большою… Со стороны восточной их владения прилегают к Московии, и они часто вторгаются в ея пределы и грабят её».^[103]

Особое место среди всех татар занимали козаки. Их орду пополняли выходцы из других племён, лица, не признающие норм общежития в своих землях, преступники, укрывающиеся от правосудия, авантюристы, ищущие лёгкой добычи, и просто изгои. В XIX — начале XX века, в эпоху революционного романтизма, российские и даже европейские литераторы и историки видели в таком сообществе высшую форму народоправства, прообраз пролетарской республики будущего. Сейчас, когда прошло время, стоит признать, что казацкая орда являлась не прообразом будущего, а угасающим отблеском прошлого, осколком древнейшей степной демократии, где атаман избирался на время простым большинством голосов, а все вопросы решались сообща на общей сходке — курултае. Там же, на общей сходке, делилась и награбленная добыча. Профессор Санкт-Петербургского университета Егор Егорович Замысловский, исследуя «Трактат о двух Сарматиях» Матвея Меховского, приводил описание такой орды:

«Пятою ордою считают ту, которая не имеет царя, и её называют Казацкою (Cazacca). По всей вероятности, к этой же орде следует отнести и известие Меховскаго о том, что в Сарматии Европейской, в Аланских степях, прилегающих к р. Дону, бродили Казаки (Kazacii) и жили грабежом».^[104]

Далее профессор Замысловский замечает:

«Известие Меховскаго о Казацкой орде нельзя относить к той Казацкой орде, которая впоследствии называлась Киргиз-Кайсацкою, хотя она и появилась во второй половине XV в. и стала с этого времени быстро усиливаться, так как эта орда была сплоченною, имела своих ханов и кочевала в нынешней области Оренбургских Киргизов…“Киргизския орды, которыя известны также и под именем Казачьей орды, но, по худым делам, называют сами себя Сара-Кайсаками (Степными Казаками) и Киргизами…”».^[105]

Кроме пяти перечисленных Матвеем Меховским татарских орд, он упоминает ещё об одном народе: «живущем, “как сообщают Русские”, близ Каспийскаго моря, на востоке. Эти Татары Волосатые (Criniti) называются своими соотчичами Калмыками (Kalmuchy) и язычниками, так как они не исповедывают магометанской религии. Они не бреют волос на голове, за исключением юношей, которые носят косу, в виде двух дуг, протянутых от праваго уха, а от других от леваго, к плечам, в знак девства».^[106]

Помимо татар, живущих в степи, были и другие татары, о которых в нашей истории вспоминали не очень часто. Француз ский рыцарь Гилльбер де-Ланноа, военный-авантюрист, путешественник и пилигрим, который в 1413 году отправился в Пруссию для подготовки крестового похода против неверных (к неверным рыцари-крестоносцы причисляли не только литовцев-язычников, но и христиан греческого обряда, и даже польского короля и герцога померанского, которые, по мнению прусских рыцарей, «благоприятствовали сарацинам»),^[107] оставил для потомков описание своих странствий по русскому северу и землям восточной Европы. Вот, например, его описание татарских поселений в землях Великого князя Литовского Витовта (по литовски — Výtautas, по польски — Witóld), вблизи города Вильно (нынешний Вильнюс): «…В упомянутых Троках и вне их во многих селениях находится большое количество татар, которые живут там коленами. Они — настоящие сарацины, не имеют ничего христианского и говорят особенным языком, называющимся татарским (nommee le Tartre)… От Вильны сюда — 7 лье…». В другой раз, выполняя роль посла французского и английского королей к тому же князю Витовту — Витольду, Гилльбер де-Ланноа видит его «вместе с женой и в сопровождении татарского князя, и многих других князей, и княгинь, и рыцарей…».^[108]

Успешно выполнив поручения двух королей, де-Ланноа удостоился от Витовта больших почестей: «Этот государь оказал также большие почести мне, отлично угостил меня — дал мне три обеда, на которых посадил меня за своим столом, где сидела княгиня, его жена, и сарацинский князь Татарии, вследствие чегоя видел, что за столом ели мясо и рыбу в пятницу. Там же был один татарин, имевший длинную бороду, ниже колен, которая покрыта была чехлом».^[109]

По пути в Кафу все тот же Гилльбер де-Ланноа едет «по обширной татарской пустыне». Он переправляется через Днестр, затем должен преодолеть большую водную преграду — Днепр: «…на котором я нашел одного татарского князя, друга и слугу великого князя Витольда, а также большую деревню, населенную татарами, подданными Витольда. Мужчины, женщины и дети не имели домов, а располагались просто на земле. Этот князь, по имени Жамбо (Jambo), предложил мне много рыбы осетрины и дал мне сок из лугового ранункула, чтобы её приготовить, и хорошо угостил меня. Потом он переправил меня, моих людей и мои повозки посредством своих татар на другой берег реки, имевшей лье в ширину, удивительным образом, в маленьких лодках из цельного куска дерева».^[110]

Как видим, в Днепре, так же, как и в реке Дон, в былые времена в больших количествах ловились осетровые. Но отметим другое: какая-то часть татар, жителей южных степей, были подданными князя Витовта, соответственно, по крайней мере часть Дикого Поля и переправ через Днепр были владениями Великого княжества Литовского. Недаром, всё-таки Тевтонский орден объявлял в своё время Литовских князей и Польских королей пособниками сарацинов. Так же как и у Москвы, у Литвы и Польши татары были не только врагами, но и союзниками, и друзьями. Подтверждением этому служат материалы, собранные офицерами российского Генштаба по Виленской губернии:

«…Гедымин, Ольгерд и Витовт боролись с Татарами с переменным счастием… при Витовте слабеющая орда признавала его авторитет и взывала к посредничеству в междоусобных спорах и чуть не сделалась данницею Литовско-Русскаго великокняжества…

Частыя сношения Витовта с татарами поселили между ними полное доверие к великому князю, так, что многие из них добровольно переселялись в Литву… Известно также, что Гедымин умел снискать дружбу Монголов: он никогда не воевал с ними и не платил им дани, напротив, в рядах его войска служили та тары…По всей вероятности, часть Татар, служившая у Гедымина, осталась в его государстве и после войны… Кейстут в 1350 году, в войне с королем Польским Казимиром Великим, имел в своих войсках вспомогательную дружину из татар; а во время похода (Ольгерда в Подолию) против татар, утвердившихся в этой земле, встречаются ополчения из татар, поселенных в Литве, сражавшихся против своих единоплеменников в рядах Литовских.

Но самое значительное переселение татар в Литву произошло в княжение знаменитаго Витовта… Когда грозный Тимур (Тамерлан) пришел в Кипчак в 1391 году, многие из татар были им пленены и убиты; но несколько татарских племен бежало в Польшу (т. е. Литву), где и поселились; так что и ныне находится там шестьдесят селений…По преданиям Литовских татар, выходцев этих было 40 000. Спустя 5 лет побежденный Тамерланом Хан Кипчака, Тахтамыш… прибегнул со своей дружиной к Витовту, который назначил ему местопребывание в г Лиде.

В Азовском походе Витовта, в 1397 году, против Азовской орды участвовали татары из дружины Тахтамыша. В этом походе Витовт захватил в плен несколько тысяч татар, которых часть отправил в Польшу, а других вместе с Кипчакскими татарами, бежавшими от Тамерлана, поселил на берегах р. Ваки, (в 14 верстах от г. Вильно), в уездах Трокском, Ошмянском и Лидском Виленской губернии и в других местах своего государства… им дозволено свободно исповедывать свою религию…

Не жалея привилегий и прав, Витовт приобрел в Татарах отличных воинов-наездников (уланы)».^[111]

Профессор Петербургского университета Василий Дмитриевич Смирнов в своей монографии «Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты» (1887 г.) оценивал численность бойцов, выставляемых общиной литовских татар для армии Витовта в 30 000 человек, «…когда в 1410 году возгорелась война короля Ягайла с тевтонцами, то в многочисленном войске Витовта находилось 30 000 союзных татар, опять под начальством Джелал-эд-Дина…».^[112]

Как виделись литовские татары глазами мусульманского мира, показывает небольшое сочинение конца XVI столетия, написанное для стамбульских вельмож, а возможно, и самого султана неким литовским татарином, совершавшим хадж в Мекку.

«…Ещё во времена благочестиваго Джаны-бека бывали нашествия татар на Польшу, во время которых несколько отрядов из татарских племен поселились в этом государстве, понемногу начали говорить языком туземцев, жениться на христианках…

Но большая часть… пришли во времена эмира Тимура. Причина была та, что ляхский король просил у того эмира помощи против врагов своих. Эмир отобрал несколько тысяч из своего богатырскаго войска и послал к нему на помощь. После того как они победили врагов ляхских, они по просьбе короля остались в тех пределах, получив разныя милости и благодеяния королевския, а также вотчины, кафтаны и деньги… Имя короля, который был прибежищем и опорою мусульман, Ваттад (т. е. Витовт)…

…Всех татар Литвы и Польши 200 000… они большею частью живут по городам в особых местах, именуемых «татарскими кварталами».^[113]

Примечания

79

Иовий. Стр. 24–27.

80

Меховский. Стр. 64.

81

Замысловский. Стр. 343.

82

Замысловский. Стр. 344.

83

По В. И. Далю: «Епанча ж. [тюркск. ] широкий безрукавный плащ, круглый плащ, бурка. Женская епанча, епанéчка, короткая, бористая, безрукавая шубейка; накидочка». (Даль. Т. 1. Стр. 1295).

84

Иовий. Стр. 26–27.

85

Замысловский. Стр. 348.

86

Иовий. Стр. 25.

87

Соловьев. Кн. 1. Т. IV. Стр. 1071.

88

Соловьев. Кн. 1. Т. IV. Стр. 1106.

89

Соловьев. Кн. 1. Т. V. Стр. 1432.

90

Замысловский. Стр. 345.

91

Иовий. Стр. 24–25.

92

Смирнов. 1887. Стр. 213.

93

Барбаро. Примечания. Стр. 167.

94

ПСРЛ. Т. 17. Список графа Рачинского. Стр. 334–335.

95

Смирнов. 1887. Стр. 253.

96

ПДК. Стр. 15.

97

ПДК. Стр. 61–62.

98

ПДК. Стр. 177.

99

ПДК. Стр. 194.

100

ПДК. Стр. 515–516.

101

ПДК. Стр. 13–14.

102

ПДК. Стр. 17–18.

103

Замысловский. Стр. 349.

104

Замысловский. Стр. 349–350.

105

Замысловский. Стр. 350.

106

Замысловский. Стр. 350–351.

107

Ланноа. Стр. 20.

108

Ланноа. Стр. 37.

109

Ланноа. Стр. 37–38.

110

Ланноа. Стр. 42–43.

111

«Материалы» 1861. Стр. 298–300.

112

Смирнов. 1887. Стр. 175.

113

Смирнов. 1887. Стр. 155–156.