История города Екатеринослава. Книга первая. Монастырское урочище

А. В. Паншин, 2016

О том, почему и как возник город, получивший имя Екатерины Великой, какую роль в его создании сыграли не только Светлейший князь Потёмкин и императрица Екатерина, но и Великий Князь Иоанн III Васильевич, Царь Иоанн IV (Грозный), другие большие и малые правители Руси, пишет Андрей Паншин. Книга первая из трилогии «История города Екатеринослава» содержит большое количество фактических материалов из исторических документов, древних архивов, ссылок на старинные первоисточники. И ещё эта книга о лжи и подлости, о настоящей доблести и об истинных героях.

© Паншин А. В., 2016

© ООО «ИСК», 2016

Глава 1

Европейская Сарматия

Мы — те, о ком шептали в старину,

С невольной дрожью, эллинские мифы:

Народ, взлюбивший буйство и войну,

Сыны Геракла и Эхидны, — скифы.

Вкруг моря Чёрного, в пустых степях,

Как демоны, мы облетали быстро,

Являясь вдруг, чтоб сеять всюду страх:

К верховьям Тигра иль к низинам Истра.

Валерий Брюсов

Записки XV–XVI веков, сделанные европейскими путешественниками: послами, купцами, военными офицерами, особенно те, где было дано описание земель, лежавших к востоку, вызывали у современников огромный интерес. Необъятные и загадочные территории от реки Вислы до Днепра, Дона, за Волгу до Каспийского моря, до Урала, принято было именовать Сарматией. Но имя это было родом из других столетий.

В средневековой Европе исследователи новых земель не одну сотню лет сверяли свои географические открытия с информацией античных и древнеримских историков. «Отец истории» Геродот, знаменитый Страбон в своей «Географии», Дионисий Галикарнасский, Плиний Старший, Иордан, кто только не описывал эти легендарные степные просторы. Древние авторы населяли нашу землю то скифами, то сарматами, то считали эти имена синонимами. Гиппократ в своём сочинении «О воздухе, водах и местностях» писал: «В Европе есть скифский народ, живущий вокруг озера Меотиды и отличающийся от других народов. Название его — Савроматы. Их женщины ездят верхом, стреляют из луков и мечут дротики, сидя на конях, и сражаются с врагами, пока оне в девушках; а замуж оне не выходят, пока не убьют трёх неприятелей…».^[1] Стефан Византийский в «Описании племён» сообщал: «Сарматы — скифское племя; страна их — Сарматия. Савроматы — скифское племя… Сирматы — то же, что Савроматы, как говорит Едокс в 1-ой книге: «вблизи Танаида живут Сирматы».^[2]

Во II веке нашей эры географ и астроном Клавдий Птолемей в своём «Географическом руководстве» разделил Сарматию на две части — Европейскую и Азиатскую, и это деление позже использовалось европейскими историками. Одним из них был профессор и ректор Краковского университета Матвей Меховский, издавший в 1517 году известный труд «Трактат о двух Сарматиях».

«Древние различали две Сарматии, соседние и смежные друг с другом, одну — в Европе, другую — в Азии. В Европейской есть области: руссов или рутенов, литовцев, москов и другие, прилегающие к ним, между рекой Вислой на западе и Танаисом на востоке», — сообщал в трактате краковский профессор.^[3] По убеждению польского академиста основную часть Европейской Сарматии занимали две области — Руссия и Московия.

События XV–XVI веков, конечно, описывал не только Матвей Меховский. Существует немалое количество «Записок о Московии», сделанных европейскими дипломатами, священнослужителями, купцами, иностранцами на московской военной службе. Одно из таких сочинений написано в первой половине XVI века Павлом Иовием Новокомским, епископом Ноцерским, со слов Дмитрия Герасимова, посла великого князя Василия III Иоанновича к папе Клименту VII. Записки эти, сделанные много веков назад, любопытны и интересны для чтения даже сейчас:

«ЮАННУ РУФУ,

Архиепископу Консентийскому

Ваше Высокопреосвященство!

Вы изъявили желание иметь на Латинском языке описание нравов Московитян, заимствованное мною из ежедневных бесед с Димитрием, прибывшим недавно к Папе Клименту VII-му в качестве Московскаго посла… Да послужит рвение мое знаком глубочайшаго моего к Вам уважения и всегдашней готовности исполнять волю Вашу…

Павел Иовий Новокомский».

С большим усердием, как и подобает святому отцу, епископ Павел Иовий наносил на бумагу каллиграфические латинские строки о загадочной земле «Сарматия», о Литве, о других соседях Московии: «К Северо-западу от Московии лежит Литва; с Запада же Пруссия и Ливония средними частями входят в самые пределы Московии в том месте, где Сарматское море, проходя сквозь тесный пролив Кимврийскаго Херсониса, склоняется лунообразным заливом к Северу».^[4]

Как видим, северо-западную границу Московии уже тогда европейцы определяли проходящей где-то по полуострову Ютландия, разделяющего Балтийское и Северное моря. Само же Балтийское море Павел Иовий называет Сарматским, как принято в Европе того времени. Но в ходу было, прежде всего в землях славян, ещё одно название моря — «Варяжское». О северо-западной границе Московии, о Великом Княжестве Литовском писал и краковский профессор:

«Великое княжество Литовское — весьма обширная область. В ней много князей литовских и русских, но один глава и монарх, которому подчинены все прочие. Он именуется вообще великим князем Литовским. Старинные историки, рассказывая о древности, говорят, что некие италийцы, оставив Италию из-за несогласия с римлянами, пришли в землю Литовскую и дали ей имя родины — Италия, а людям — название италы; у позднейших земля стала называться с приставкой буквы л в начале — Литалия, а народ литалы.

Русские же и поляки, их соседи, ещё более изменяя эти имена, вплоть до сего дня называют страну Литвой (Lithuaniam), а народ литовцами (Lithuanos)».^[5] Не все современники Меховского, видимо, были согласны с такой трактовкой истории Литвы, поскольку краковский профессор даёт гневный отпор предполагаемым оппонентам:

«Некоторые невежественные в истории люди вздумали производить название Литвы от lituo, то есть рога или охотничьей трубы, потому будто бы, что в той области много охотятся, но это скорее создает внешнее впечатление, чем говорит об историческом происхождении».^[6]

Процесс крещения языческой Литвы польским королём Владиславом, описанный Матвеем Меховским, был очень красочен:

«Литовцы искони почитали как божества огонь, лес, ужей, змей, особенно огонь, который непрерывно поддерживался подкладывавшим дрова жрецом, на их языке называвшимся зинц (zincz). Леса и рощи они считали священным обиталищем богов, а ужей и змей в иных домах кормили и чтили, как домашних богов.

Так вот король Владислав велел на глазах у варваров в городе Вильне погасить огонь, почитавшийся священным, разрушить храм и алтарь, где приносились жертвы; леса — срубить, а змей — умертвить. Хотя варвары и оплакивали истребление своих ложных богов, но не осмеливались даже роптать против короля…

…Кроме того, король Владислав основал в Вильне кафедральную церковь имени св. Станислава, патрона Польши, а главный алтарь её поставил на том месте, где прежде горел огонь, ложно считавшийся вечным, чтобы языческое заблуждение стало всем очевидным».^[7] Король неплохо подготовился к процедуре обращения варваров, если всем новокрещённым: «Жаловал новую шерстяную одежду, привезенную из Польши, и вследствие этой дальновидной щедрости, когда молва о ней распространилась, грубый и оборванный народ, довольствовавшийся до тех пор холстом, стал толпами стекаться со всей области, чтобы, крестившись, получить шерстяное платье».

Для полноты картины стоит сообщить: прежде чем крестить язычников, королю Владиславу пришлось убить в тюрьме своего дядю, литовского князя Кейстута, а его сына, своего двоюродного брата Витольда (в русском произношении Витовта), «заключить в оковы». Случившаяся драма достойна пера Шекспира, но дело на этом не закончилось. Побывав в оковах, молодой княжич Витовт предпочёл стать конформистом, принял из рук убийцы своего отца княжескую корону и энергично включился в строительство союзного Польско-Литовского государства:

«Король Владислав поручил великое княжество Литовское и Самагиттское двоюродному брату своему, Александру Витольду, и тот, человек энергичный и смелый в бою, присоединил к Литве княжество — Псков, называемое Плесковией, а затем — другое княжество Новгородское, называемое Нугардией. Он подчинил своей власти и третье княжество — Смоленское.

Установив мир кругом, он проник на восток, напал на татарскую орду, пригнал в Литву массу татар и расселил там в определенной местности, где они остались и до сего дня».^[8] Установил «мир кругом» огнём и мечом, сказано откровенно и достаточно цинично. Однако не стоит осуждать профессора из Кракова за пропаганду насилия, — так обстояли дела в те времена, таковы были нравы, и Матвей Меховский описал лишь то, что было. Князь Витовт, несмотря на моральную сторону дела, видимо, был действительно талантливым руководителем и военачальником.

Севернее, на три месяца пути до самого Скифского Океана, писал Павел Иовий Новокомский, обитают бесчисленные племена и народности, подвластные московскому князю. На самом берегу Океана, вблизи Норвегии и Швеции, в небольших пещерах, наполненных сухими листьями, в дуплах толстых деревьев или старых пней живут Лапландцы: «…Народ чрезвычайно дикий, подозрительный и до такой степени боязливый, что один след иноземца или даже один вид корабля обращает их в бегство. Лапландцы не знают ни произрастений, ни плодов и вообще никаких даров природы. Стрельба из лука доставляет им всю пищу их, а звериныя кожи — всю их одежду».^[9] Ни московский посол Дмитрий Герасимов, ни Павел Иовий записывавший его рассказы, ни сам его святейшество Климент VII, читавший эти записи, не сомневался — эта народность является самыми настоящими дикарями:

«Лапландцы очень малы ростом, имеют бледныя и как бы разбитыя лица, но зато одарены величайшею быстротою ног. О свойствах сего народа даже ближайшие его соседи, Московитяне, ничего не знают; ибо, по словам их, напасть на Лапландцев с небольшим отрядом было бы безразсудно и гибельно; итти же с большею ратию противу племени беднаго — и безполезно, и безславно.

Лапландцы променивают Московитянам на разные товары белые меха, известные у нас под именем горностаев; причем не только не ведут разговора с купцами, но даже избегают ихвзоров. По обоюдном сличении продаваемых товаров, они оставляют на месте меха свои, и таким образом заочно между неизвестными друг другу людьми производится самая искреняя и справедливая мена».^[10] При внимательном прочтении старинных ватиканских бумаг «чрезвычайно дикие» и крайне боязливые лапландцы оказываются умелыми воинами, — если напасть на них «с небольшим отрядом было бы безрассудно и гибельно». И не только воинами, а ещё и искренними людьми, справедливыми торговцами, добрыми соседями. «К С.С.З^[11]. от Лапландцев, в стране вечнаго мрака, по свидетельству некоторых достоверных лиц, живут Пигмеи, которые в полном возрасте своем едва превышают нашего десятилетняго ребенка; они боязливы, щебечут, как птицы, и по строению тела, равно как и по свойствам своим, более похожи на обезьян, нежели на обыкновенных людей».^[12]

Российский литератор, историограф и переводчик Василий Николаевич Семёнов в примечаниях к своему же переводу «Описания Московии» Павла Иовия писал: «Об этом баснословном народе упоминает ещё Гомер, говоря, что ему угрожали гибелью журавли. По свидетельству Плиния, города и домы их выстроены были из яичной скорлупы, а Филострат рассказывает, что они хлеб свой с полей срубливали топорами. Огромная рать Пигмеев, по уверению того же писателя, напала на Геркулеса после битвы его с Антеем и стала осаждать спящаго Героя, как бы некий укрепленный город. Геркулес проснулся, разсмеялся над усилиями маленьких врагов своих и, завернув всех их в львиную свою кожу, отнес к Эвристею».^[13] Вот такое повествование, где реальность часто перемешана с вымыслом, но это для нас, людей XXI столетия, с нашим критическим восприятием окружающего мира, а для них, для современников рассказчика, это и была самая настоящая реальность.

Достойные доверия, леденящие душу известия о северных землях сообщал и Матвей Меховский: «Не могу, однако, обойти молчанием кое-чего, что по правде можно сказать об этих областях. Знай, что в тех областях весьма часты покушения злых духов…

…В странах, расположенных у Северного океана, слышатся крики, пугающие проходящих путешественников, особенно к заходу солнца и на закате, а больше около рощ, лесов и озер, среди холмов и в лесах. В христианских странах, Норвегии, Швеции и Финляндии, люди защищаются, делая перед собой крестное знамение, и тут голоса демонов удаляются; при втором крестном знамении крики становятся ещё отдаленнее и тише, а при третьем и четвертом — голоса и крики слышатся уже совсем вдали и, постепенно слабея, прекращаются.

Затем в вышеназванных странах, когда должны прибыть посетители в гостиницу или какую-нибудь таверну, то в течение всей предшествующей ночи в доме слышатся сотрясения, шум, приготовления, передвижение сосудов в кладовых и в комнатах. Люди в таких домах, вследствие привычки, мало обращают внимания на эти шумы и перестановки. Сверх того, духи и демонские призраки сбрасывают спящих со скамей, иных вытаскивают и выносят из дома, особенно пьяных и предающихся плоти».^[14]

То, что нечистая сила сбрасывала со скамей спящих пьяных или «предающихся плоти», а иногда даже выносила их из дома, конечно, нехорошо, но, как водится, у любого горя есть и оборотная сторона. Местные жители, по сообщению краковского профессора, бессовестно пользовались услугами потустороннего мира: «Далее, у воды, при отправлении в плавание, местные жители, по внушению духов, особенно корчмари и мельники, продают за плату [попутный] ветер и спокойное плавание на три, четыре или шесть дней, чтобы в это время, пока не кончатся купленные дни, плавание было спокойным. Хотя это и правда, но заметь, (на основании опыта), что жители севера, приходя в наши страны, не желают рассказывать о постоянно там бывающем. Они считают позором и бесчестием происходить оттуда. Трудно, однако, отрицать то, что создано природой и нельзя противиться мировому порядку».^[15] Дополнял известия Матвея Меховского и Павла Иовия о северных странах венецианский посол Марко Фоскарино в своём «Донесении о Московии». Он обстоятельно описывал неких людей-рыб и даже утверждал, что видел их сам: «У океана, как рассказывают, живет какой-то народ, который большую часть [времени] проводит в воде и питается исключительно сырою рыбой. Эти люди, подобно рыбам, покрыты чешуею и вместо [членораздельной] речи издают какой-то свист. Одного из них я сам видел в Нормандии, как, [впрочем], видели и многие другие; поэтому я и могу утверждать, что он похож на чудовище; таким я вам и описываю его».^[16]

Но особенно интересным мне кажется рассказ этого венецианского посла о неких Сетрипонах, людях покрытых шерстью и больше похожих на зверей:

«Есть там также Сетрипоны (Setriponi), народ зверский и свирепый. Они совсем лишены способности членораздельной речи и цивилизации и едят в сыром виде пойманных ими людей. Они живут среди неприступных гор и дремучих лесов, куда они скрываются, когда на них нападают. Одеваются они в шкуры медведей и других зверей. У них свирепое лицо, распущенные волосы, пронзительный и невнятный голос. Увидев что-нибудь необыкновенное, они страшно мычат. Я видел одного из них, [пойманного] живым и привезенного в Норвегию; он всех удивил и поразил. Кажется, он был молод: лет двадцати, ростом 20 футов, весь в волосах, большие и красные глаза. Он наводил страх и ужас на тех, кто на него пристально смотрел. В конце концов, в нём было больше звериного, чем человеческого».^[17]

Искатели неведомого, обратите внимание на записки Фоскарино. Оказывается, ещё в XVI веке в наших северных лесах встречались дикие лесные люди с красными глазами. Кстати, сообщения о людях, покрытых шерстью и живущих, как дикие звери, в старинной литературе не единичны. О таких обитателях земли Ибисибур (Сибирь) упоминал некий баварец по фамилии Шилдбергер, попавший в Орду в 1395 году и проживший там 32 года. В своих записках «О золотой Орде» он сообщал: «В земле Ибисибур есть кряж гор длиною в 32 дни пути. Тамошние жители уверяют, что за сими горами начинается пустыня, в которой жить нельзя по причине множества змей и диких зверей, и сия пустыня будто простирается до конца земли. Здесь водятся дикие люди, кои не живут с другими людьми, и все тело у них мохнатое, кроме лица и рук; они, подобно другим диким зверям, бегают по горам, едят древесный лист, траву и все, что попадется. Царь етойземли прислал Едигию дикаго мужчину и дикую женщину, пойманных в горах, дикую лошадь, которая была не более осла, и много других диких зверей».^[18]

Однако вернемся к Павлу Иовию:

«Лучшие собольи меха с проседью доставляются из Перми и Печеры и употребляются для Царской одежды и для украшения нежных плеч знатных боярынь, которыя умеют придать сему наряду вид живых соболей. Впрочем эти народы не сами добывают их, а получают от других отдаленнейших племен, живущих близ Океана. Еще в минувшем веке Пермь и Печера были язычниками и приносили жертвы идолам; ныне же исповедуют Христианскую веру.

В страну Югров и Вуголичей лежит путь чрез непроходимыя горы, вероятно, те самыя, которыя в древности именовались Гиперборейскими. На вершинах их ловят превосходных соколов, между коими особенно замечателен род белых соколов с пестрыми перьями, известный под названием Herodium. Там же водятся иерофалки, неприятели цаплей и разныя породы священных перелетных соколов, неизвестныя даже самым роскошнейшим Государям древности, занимавшимся птицеловством».^[19]

Чтобы продолжить наше исследование, откроем ещё одну широко известную книгу «Записки о Московских делах» барона Сигизмунда Герберштейна, посланника императора Фердинанда к великому князю московскому Василию III Иоанновичу в 1517 году. Интерес к загадочной северной стране у читающей Европы был настолько велик, что этот труд издавался большими тиражами в 1550, 1551, 1556, 1557, 1563 годах на немецком, латинском, итальянском языках. Даже сейчас исследователи называют эти записки «историко-географическим бестселлером второй половины XVI века».

Герберштейн сообщал, что к северо-востоку от Московии лежит «Пояс Мира». За этими горами, которые античные авторы называли также «рифейскими» или «гиперборейскими», у устья реки Оби стоит Золотая Баба: «Разсказывают или, выражаясь вернее, баснословят, что этот идол “Золотая старуха” есть статуя в виде некоей старухи, которая держит в утробе сына, и будтотам уже опять виден ещё ребенок, про котораго говорят, что он ея внук. Кроме того, будто бы она там поставила некие инструменты, которые издают постоянный звук наподобие труб».^[20]

В горах, за рекою Обь, выше устья Иртыша, писал Герберштейн, лежит страна «Лукоморье»: «С людьми же Лукоморья, как говорят, случается нечто удивительное, невероятное и весьма похожее на басню; именно, говорят, будто каждый год, и при том в определенный день — XXVII Ноября, который у Русских посвящен Св. Георгию, они умирают, а на следующую весну, чаще всего к XXIIII Апреля, наподобие лягушек, оживают снова».^[21] Через страну «Лукоморию» протекает река Кассима и впадает в большую реку Тахнин, «за которой, как говорят, живут люди чудовищной формы; у одних из них, наподобие зверей, все тело обросло шерстью, другие имеют собачьи головы, третьи совершенно лишены шеи и вместо головы имеют грудь.

В реке Тахнин водится также некая рыба с головой, глазами, носом, ртом, руками, ногами и другими частями совершенно человеческаго вида, но без всякаго голоса; она, как и другия рыбы, представляет собою приятную пищу».

Сигизмунд Герберштейн, получивший образование в Венском университете, одном из лучших университетов Европы того времени, не скрывал своего скептического отношения к этим фантастическим сведениям и указал, что они взяты из некоего «Русского дорожника», доставленного ему для перевода.

Южные степи Сарматии, Причерноморье были знакомы европейцам лучше, чем северные края. В низовьях Танаиса — Дона, ещё в XV столетии шумел ярмарками город венецианских купцов — Тана (будущий Азов). От Каспия, от низовий Волги к Дону неторопливо двигались торговые караваны с восточными товарами для европейских стран. В портовых городах крымского побережья грузились и разгружались суда южно-итальянских торговых республик. Именно записки венецианцев и генуэзцев донесли до нас любопытные сведения о южнорусских степях. Одним из авторов таких записок был венецианский дворянин Иосафат Барбаро, оставивший потомкам своё сочинение «Путешествие в Тану»: «В 1436 году предпринял я путешествие свое в Тану, на которое посвятил шестнадцать лет моей жизни, обозревая в течение этого времени все земли, к ней прилежащия.

Татарская степь граничит с Востока рекою Эрдилем, иначе называемым Волгою, с Запада Польшею, с Севера Россиею, а с Южной стороны, обращенной к большему морю, Аланиею, Куманиею и Хазариею».^[22]

О хазарах и куманах (половцах) в исторической литературе упоминается достаточно часто. Каменные половецкие изваяния, известные нам под именем «скифских баб», ещё в конце XIX столетия возвышались над многими степными курганами днепровского левобережья, вдоль рек Орель и Самара — исконных половецких мест. История Хазарии, тюркского государства с иудейской верхушкой, где господствующей религией был иудаизм, тесно переплетена с историей древней Руси. Эти непростые отношения даже вошли в русский фольклор.

А вот при имени Аланы-Асы вспоминаются жители кавказских гор, хотя страна Алания, занимавшая в древности большие территории, имела достаточно богатую и яркую историю. Именно с именем аланов средневековые европейские путешественники и историки чаще всего связывали земли южной Сарматии. Известный нам польский профессор Матвей Меховский писал в своём трактате:

«Аланы — это народ, живший в Алании, области Сарматии Европейской, у реки Танаиса и по соседству с ней. Страна их — равнина, без гор с небольшими возвышенностями и холмами. В ней нет поселенцев и жителей, так как они были выгнаны и рассеяны по чужим областям при нашествии врагов, а там погибли или были истреблены».^[23] Наш венецианец Иосафат Барбаро, путешествуя в Тану, ехал как раз по аланским степям:

«…Начну путешествие свое с описания Чернаго моря и твердой земли, к нему прилежащей, до реки, именуемой Элис, отстоящей от Кафы на сорок миль. Переправившись чрез сию реку, достиг я Монкастро, где течет знаменитая река Дунай, а оттуда уже пустился в дальнейший путь свой, котораго не считаю нужным описывать, ибо эти места довольно всем известны.

Алания заимствовала имя свое от народа Аланскаго, называвшаго себя на своем языке Ас. Народ сей, исповедовавший Христианскую веру, был истреблен и выгнан из жилищ своих Татарами. Страна их покрыта горами, реками и долинами и в ней встречается весьма много искусственных земляных насыпей, — без сомнения надгробных памятников.

На вершине каждой из таковых насыпей положен огромный, насквозь просверленный камень, в отверстие коего вставлен крест, также сделанный из камня. Этого рода курганов, как я уже сказал, — здесь безчисленное множество».^[24]

Английский астроном Ньютон снискал мировую славу как выдающийся ученый, но он занимался ещё и историей, в частности, изучал процессы распада великого государства древности — Римской империи. Ньютон уделил немало внимания нашествию орд варваров на провинции римского государства и так описывал один из набегов:

«…Зимою, между 395 и 396 годами, огромное войско из Гуннов, Аланов, Остроготов, Гепидов и других северных народов по приглашению Руфина перешло Дунай по льду… По Иерониму, в этой несметной толпе были волжские Гунны, Аланы, Вандалы, Готы, донские Сарматы, Чехи Полесяне или Квады, Моравы или Маркоманны. Они наводнили все пространство между Константинополем и Юлиевыми Альпами, опустошали Скифию, Фракию, Македонию, Дарданию, Дакию, Фессалию, Ахаию, Эпир, Далмацию и всю Паннонию… Следствием описанных нами войн было взятие Готами Рима и распадение западной римской империи на десять следующих царств:

1. Царство Вандалов, в Испании и Африке.

2. Царство Свевов, в Испании.

3. Царство Визиготов.

4. Царство Аланов, в Галлии.

5. Царство Бургундионов.

6. Царство Франков.

7. Царство Бритов.

8. Царство Гуннов.

9. Царство Лонгобардов.

10. Царство Равеннское».^[25]

О причерноморском царстве Аланов, о волнах переселения этого народа писали и другие европейские исследователи. Часть сарматско-аланских племен, называемых Роксоланы, некоторые русские историки XVIII–XIX столетий отождествляли с Русью, объявляя их славянами. Но серьёзные исследователи считали по-другому.

Так, крупнейший специалист по славяноведению XIX столетия, выдающийся деятель чешского и словацкого национального возрождения Павел Йозеф Шафарик писал в труде всей своей жизни, фундаментальном сочинении «Славянские древности» (1837 г.):

«…Вероятно, язык Сарматский был Мидо-Персидский, точно, как нынешних Алан. В этом уверяют нас те немногия Сарматския имена, которыя находим мы в Греческих и в Латинских сочинениях, на камнях и Азиятских летописях…».^[26]

Кроме Алан, Хазар, Половцев, Гуннов в южных черноморско-азовских степях оставили свой след и германские племена — Готы. Это о них написал Матвей Меховский:

«Готты, изгнанные из Скифии, частью остановились на Таврическом острове, близ него и близ моря Понтийского, частью же с царем своим Рагазом, числом более чем в двести тысяч, вторглись в Италию, и в то время как Рим дрожал в страхе перед этой силой, масса их погибла от голода на суровом хребте Фезуланских гор…

Готты же, осевшие у Таврики и Понта, разделились на две части, и те из них, что под предводительством Алариха ушли на запад в Италию и Галлию, стали называться виссиготты, то есть западные готты; те же, что с князем Фригидерном остались на месте у Понтийского моря, получили наименование остраготты, то есть восточные готты».^[27] К тому времени, когда Иосафат Барбаро ехал по аланским степям в город Тану, в Крыму всё ещё жили представители этого германского племени. Готтские князья правили в горном княжестве Манкуп, расположенном недалеко от нынешнего Бахчисарая.

Примечания

1

Латышев. Стр. 59.

2

Латышев. Стр. 265–266.

3

Меховский. Стр. 47.

4

Иовий. Стр. 27.

5

Меховский. Стр. 98.

6

Меховский. Стр. 98–99.

7

Меховский. Стр. 100–101.

8

Меховский. Стр. 103.

9

Иовий. Стр. 28.

10

Иовий. Стр. 27–29.

11

Северо-северо запад, норд-норд вест.

12

Иовий. Стр. 29.

13

Иовий. Примечания. Стр. 84.

14

Меховский. Стр. 121–122.

15

Меховский. Стр. 122.

16

Фоскарино. Стр. 20.

17

Фоскарино. Стр. 20.

18

Записки и труды общества истории и древностей Российских. Ч. 2. 1824. Стр. 211–212.

19

Иовий. Стр. 29–31.

20

Герберштейн. Стр. 131.

21

Герберштейн. Стр. 130.

22

Барбаро. Стр. 6.

23

Меховский. Стр. 72.

24

Барбаро. Стр. 6

25

Знаменитый астроном Ньютон, как историк разрушения Римской Империи. Сын Отечества. Кн. 2. Февраль. С.-Петербург. 1849. Стр. 12.

26

П. И. Шафарик. Славянские древности. Москва. 1837. Т. 1. Кн. 1. Стр. 319.

27

Меховский. Стр. 70.