Раскаяние. По биографическим и архивным материалам

А. Б'Ондэр

В книге особое внимание уделено дискуссиям о реформе Российской Православной Церкви, последствиях Гражданской войны и Русского Исхода. Великий голод 1921—1922 годов считается самым тяжелым среди тех, которые случились в Европе за последние сто лет, и является политизированным предметом. Суровые засухи, неурожай, непрерывная война с 1914 года, принудительная коллективизация крестьянских хозяйств, а также экономическая блокада Советского Союза – все это способствовало тяжести голода.

Часть вторая

Сцена 1

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Ольга.

Монитор компьютера на большом экране.

Патриарх Тихон.

Ленин.

Компьютер нагрелся, и Ольга, устроившись поудобнее, принялась гуглить старца по фамилии Ледовский. Ничего конкретного поисковик не выводил. Тут Ольга ввела имя деда её бабушки, первая же ссылка вела на сайт www.lists.memo.ru «Жертвы политического террора в СССР». Фамилия по алфавитному списку была единственной в своём роде, описание же совпадало с большинством записей:

Родился в 1884 г., Саратовская обл., Балашовский р-н, с. Завьялово; священник. Проживал: г. Саратов. Арестован 29 июня 1937 г.

Приговорён: Тройка при УНКВД по Саратовской обл. 23 августа 1937 г., обв.: за а/с агитацию.

Приговор: ВМН Расстрелян 28 августа 1937 г. Место захоронения — г. Саратов. Реабилитирован 27 июня 1989 г. Саратовской областной прокуратурой.

Источник: Книга памяти Саратовской обл. — подготовительные материалы.

Тут Ольга решила продолжить поиск по фамилии Ледовский, и ввела «Ольга Ледовская, Саратов», где-то между строк встречается знакомое имя, написано мало, лишь о том, что окончила семинарию, больше ничего. «Ледовский Сергий, Саратов» — вновь вводит в поисковике Ольга. Тут несколько ссылок: одна с сайта «Белого духовенства», другая ссылка на монографию Соловьёва, есть ссылка на «Википедию» с самой короткой выдержкой.

Ольга читает и не верит своим глазам.

Ольга. Сергей Ледовский родился около 1862 года. В 1910-е годы упоминается священником Саратовского Крестовоздвиженского женского монастыря. Был епархиальным миссионером, талантливым проповедником и оратором. При этом его сослужитель священник А. П. Мраморнов называет его «любимым народом пастырем и проповедником». (Мраморнов А. П., свящ. Сочинения 1896—1919 гг.: записки, епархиальные хроники, публицистика. Саратов, 2005. С. 80—88, 96—98.)

Ольга. Он или не он? Что за такая нераспространённая фамилия?

За окном раздался звук приближающегося товарного поезда, пронзительный гудок отвлёк Ольгу.

Поезд промчался через железнодорожный переезд, приводя в колебания все постройки в радиусе 800 метров, колебания хоть и незаметные, но чувствующиеся, особенно когда не можешь спать посреди ночи на мансардном этаже дома на панцирной кровати. Встречный товарняк с гулом пронесётся через минуту-другую, и город вновь стихнет, до следующего, уже пассажирского, состава.

Было около двух ночи, Ольга чувствовала себя особенно вовлечённой в своё расследование и даже принялась читать вслух, чтобы никакие посторонние звуки не отвлекали её.

Черно-белые хроники, «немой фильм».

Ольга (читает). Первые «живоцерковники» объявились в Саратове в феврале 1922 года в связи с проводимой в то время кампанией по изъятию церковных ценностей в пользу голодающего населения Поволжья.

Это были: настоятель кафедрального собора о. Николай Русанов и епархиальный миссионер, настоятель кладбищенской церкви о. Ледовский. Все знавшие их были очень удивлены, так как почтенные протоиереи в прошлом ни в какой мере не проявляли никаких «либеральных» тенденций, а наоборот, казались принадлежащими к самой консервативной части саратовского духовенства. «Живоцерковники» повсеместно выступали в качестве убеждённых сторонников немедленной передачи государству всех оставшихся в храмах ценностей. Некоторые из них советовали сдать все ценности без исключения, заменив серебряные кресты деревянными, а чаши — стеклянными.

Русанов и Ледовский, получив в своё распоряжение от горсовета автомашину, разъезжали на ней по церквам и усердно агитировали в пользу добровольной передачи церковных ценностей. Этот вопрос горячо обсуждался во всех церквах на приходских собраниях, а также в кафедральном соборе. Весной 1922 года отличившиеся саратовские священники оказываются в Москве, где печатают в «Известиях ВЦИК» воззвание «Церковные ценности голодающим».

Продолжение мультимедиа-хроник 20-х, голос за сценой.

Голос. Именем Бога живого, умоляем вас: откликнитесь, откройте сердце ваше страждущему брату, подайте ему руку помощи! Мир — тлен и суета. Всё прейдёт, только дела не прейдут и будут свидетельствовать о вас. (…) Жертвуйте, христиане, всё, что можете! Жертвуйте серебро, золото, деньги! Что всё это для жизни вечной! (…) Наши храмы будут озаряться не блеском земных, ласкающих лишь чувственный взор наш украшений, а блеском вечно сияющих добродетелей христианских: любви, милосердия и сострадания к погибающим нашим о Господе братьям и сестрам. Да будет так!

Ольга. 15 марта 1922 года в «Известиях» появилась беседа с Патриархом под заголовком «Церковные ценности для помощи голодающим», в которой Патриарх объяснял позицию Церкви в этом вопросе.

Выходит старец в рясе, чуть слышен бой колоколов, старец (Патриарх) читает.

Патриарх Тихон. В церквах нет такого количества драгоценных камней и золота, чтобы при ликвидации их можно было бы получить какие-то чудовищные суммы денег. Боюсь, что около вопроса о церковных ценностях поднято слишком много шума, а на практике намеченная мера не даст ожидаемого результата при всём благожелательном отношении к делу помощи голодающим со стороны церковных общин… Если наши храмы имеют в своих ризницах не так много драгоценных предметов, то во всяком случае в них хранится немало предметов, имеющих художественное и историческое значение. Заграничный рынок охотно будет скупать нашу церковную старину. Я по своей жизни в Америке знаю, каким спросом пользуются там предметы старины, особенно русской. Даже простой тульский самовар помещается там в богатых семьях, как антикварная редкость, на особом столе, а церковные сосуды, лампады прошлых веков, конечно, найдут немало охотников… Я полагаю, что комиссии надлежит очень внимательно отнестись к ликвидации поступающих в её распоряжение вещей и приложить всё старание, чтобы то, что ценно для нас по своим художественным и историческим данным, осталось в наших общественных собраниях.

Тишина, только голос Ольги.

Ольга. Между тем кампания по ограблению храмов началась по всей стране. В Смоленске красноармейцы взломали двери собора, арестовали находившихся там священнослужителей и мирян, защищавших его от поругания, и приступили к ограблению храма. В Шуе, когда началось изъятие святынь из собора, к паперти сбежались люди, милиция пыталась разогнать их, тогда в толпе появились колья, которыми люди собирались защитить себя. Но тут на помощь милиционерам подоспели красноармейцы с пулемётами, и раздался залп. Толпа в ужасе разбежалась, на площади остались десятки раненых и пять человек убитых. Комиссия как ни в чём ни бывало приступила к разорению храма.

19 марта 1922 года председатель Совнаркома В. И. Ленин составил секретное письмо по поводу событий в Шуе, которые он назвал лишь одним из проявлений общего плана сопротивления декрету Советской власти со стороны «влиятельнейшей группы черносотенного духовенства».

Выходит к трибуне мужчина (Ленин), под чуть слышный звук набата читает.

Ленин. «Я думаю, что наш противник делает громадную ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадёжна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет из себя исключительно благоприятный и вообще единственный момент, когда мы можем с 99 из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции, в Генуе в особенности, совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый короткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут. Это соображение в особенности ещё подкрепляется тем, что по международному положению России для нас, по всей вероятности, после Генуи окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональны, может быть, даже чересчур опасны. Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. Посланная же от имени Политбюро телеграмма о временной приостановке изъятия не должна быть отменяема. Она нам выгодна, ибо посеет у противника представление, будто мы колеблемся, будто ему удалось нас запугать (об этой секретной телеграмме именно потому, что она секретна, противник, конечно, скоро узнает). Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше, чем несколько десятков представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Самого Патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он, несомненно, стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент. Чем больше число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.

Тишина, Ольга продолжает чтение.

Ольга. 30 марта заседало Политбюро, на котором по рекомендациям Ленина был принят план разгрома церковной организации, начиная с «ареста Синода и Патриарха. Печать должна взять бешеный тон… Приступить к изъятию по всей стране, совершенно не занимаясь церквами, не имеющими сколько-нибудь значительных ценностей». При изъятии церковного достояния в 1414 случаях власть прибегала к оружию, в итоге награбленное составило: 33 пуда золота, 24 тысячи пудов серебра и несколько тысяч драгоценных камней.

В тоже время начались допросы Патриарха Тихона, его вызвали в ГПУ на Лубянку и дали под расписку прочесть официальное уведомление о том, что правительство «требует от гражданина Белавина как от ответственного руководителя всей иерархии определённого и публичного определения своего отношения к контрреволюционному заговору, во главе коего стоит подчинённая ему иерархия».

26 апреля в Москве в здании Политехнического музея открылся процесс, на котором судили 20 московских священников и 34 мирянина по обвинению в подстрекательстве к беспорядкам при изъятии церковных ценностей. Послушные воле Святейшего Патриарха, московские благочинные, настоятели храмов, председатели приходских советов отказывались участвовать в расхищении храмов, всячески удерживая прихожан от сопротивления насилию.

Подсудимые держались на процессе с достоинством и совершенным бесстрашием. В качестве свидетелей к процессу привлекали Патриарха Тихона и архиепископа Никандра. 5 мая Патриарха допрашивали на суде.

Сцена 2

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Ольга.

Председатель трибунала Бек.

Обвинитель Крыленко.

Патриарх Тихон.

Голос за сценой.

Троцкий.

Сцена суда.

Председатель трибунала Бек задаёт вопрос:

— Вы считаете, что советская власть поступила неправильно, и вы были вынуждены выпустить воззвание?

— Да, — ответил Патриарх.

— Вы признаёте, — спросил обвинитель Крыленко, — что церковное имущество не принадлежит по советским законам Церкви?

— По советским законам, — сказал Патриарх, — а не по церковным.

— Ваше послание касается церковного имущества. Значит, с точки зрения закона, оно незаконно.

— Вам лучше знать. Вы советская власть.

— А слово «тать», — спросил Крыленко, — что значит по-русски?

— Тать — это вор, — объяснил Патриарх.

— Значит «святотать» — это вор по святым местам?

— Да.

— Такими вы нас и считаете? — спросил Крыленко.

— Нет, простите, — ответил Святейший.

Ольга. Трибунал приговорил 11 обвиняемых к расстрелу. После вынесения приговора Патриарх Тихон обратился с письмом к председателю ВЦИК Калинину «о помиловании осуждённых, тем более, что инкриминируемого послания они не составляли, сопротивления при изъятии не проявляли и вообще контрреволюцией не занимались». ВЦИК помиловал шестерых лиц, а пятеро были казнены в камерах Лубянки, где прежде стояли сейфы страховой компании.

Трибунал вынес постановление о привлечении Патриарха Тихона и архиепископа Никандра к суду в качестве обвиняемых. К расправе над первосвятителем русского народа власти готовились давно. Еще 25 марта «Известия» опубликовали список «врагов народа», где на первом месте стояло имя Патриарха. На процессах, затеянных по всей стране, обвиняемые священнослужители, естественно, ссылались на воззвание Патриарха, которому они и следовали, когда отказывались благословить беззаконное изъятие святынь из храмов, поэтому повсюду трибуналы выносили постановления с требованиями привлечь к суду Святейшего Патриарха. Масло в огонь подливали и неуместные эмигрантские публикации, предсказывавшие скорое падение советской власти в связи с охватившим страну голодом; тогда Святейший Патриарх «возьмёт власть» и «передаст её законному носителю», которого сам и укажет.

Последний раз перед арестом Патриарх служил в приходском храме Москвы. Вернувшись с допроса из ЧК, он сказал своим келейникам:

— Уж очень строго допрашивали.

— Что же Вам будет? — спросили его с тревогой.

— Обещали голову срубить, — ответил Святейший Патриарх.

Ольга остановилась, горло её пересохло, допив остывший чай она натыкается на фотоснимки в сети (дети, людоеды, голод в Поволжье и т. д.), листает каждую фотографию в галерее поисковика, жуткие чувства переполняют Ольгу. Она вновь берёт в руки фотографии, найденные ранее. Наткнувшись на фотографию Ольги, дочери отца Сергия, она подошла к зеркалу с ней в руках. Попыталась собрать волосы так же, как на фотографии у Ольги. Лицо её было такое же круглое, как яблоко, глаза были большие, и нос курносил, вот только губы были куда пухлее.

Ольга. Хм, а мы похожи, конечно, не так, как бабуля была похожа на тебя, свою бабку, но всё же есть сходство. Что же стало с тобой, Ольга? Какая страшная судьба выпала тебе, умерла ли ты до войны? Как пережила позор или была другом и соратником отца? Как пережила арест мужа? Почему бабуля никогда не рассказывала о тебе, она же могла тебя помнить, как помнила своего деда?

Конец ознакомительного фрагмента.