Народная агиография. Устные и книжные основы фольклорного культа святых

А. Б. Мороз, 2016

Исследование посвящено почитанию святых в традиционной крестьянской культуре XIX – начала XXI в. и конкретно – легендам о святых, их взаимодействию с книжными житиями и фольклорной традицией. В основе многих житий святых лежат фольклорные легенды, однако влияние идет и в обратную сторону: жития святых, пересказываясь, изменяются и приобретают особенности фольклорных легенд. В работе рассмотрены механизмы формирования, функционирование, социокультурная роль и функции народных рассказов о святых, их взаимодействие и взаимовлияние с книжными житиями святых, а также дается подробный анализ в этнографическом и историческом контексте корпуса фольклорных текстов, посвященных святым Александру Ошевенскому, Кириллу Челмогорскому, Нилу Столобенскому, Никите Столпнику и Иринарху Затворнику.

Часть 1. Народная агиография как часть традиционной культуры

Народная агиография: к постановке вопроса

Обычно определение народный, употребленное с каким-нибудь термином, указывает на «альтернативный» по отношению к научному, книжно-литературному, официальному, общепринятому характеру рассматриваемого явления (ср. народная этимология, народная литература, народная медицина и проч.). В нашем употреблении атрибутив народный используется исключительно в значении ‘фольклорный’ — вне каких-либо оценок. Соответственно, этим термином мы определяем исключительно среду возникновения и сферу бытования фольклорных текстов агиографического характера. Разумеется, этим в значительной степени определяется специфика текстов, которой и посвящена настоящая работа. Термин агиография тоже нуждается в пояснении. Исследование не посвящено народным житиям святых в собственном смысле слова, хотя таковые тоже встречаются: записи воспоминаний о почитаемых старцах, описание их подвигов и чудес попадают иногда в поле зрения исследователей [Прохоров; Черепанова-2005, 269–293], но они принадлежат скорее к сфере «наивной литературы», нежели собственно к фольклору. Мы же будем говорить о собственно фольклорной агиографии, и в этом смысле также необходимо обозначить круг текстов, которые мы понимаем как агиографические.

К области народной агиографии мы не относим те устно бытующие агиографические нарративы, которые распространены в среде «церковных людей», то есть, по определению А. Тарабукиной, людей, бóльшую часть времени проводящих в церкви и молитве [Тарабукина-1999, 186]. Эта среда, сформированная преимущественно городским населением, но в которую вполне могут входить и жители деревень, представляет собой замкнутое сообщество, со своей собственной культурой, опирающейся преимущественно на письменные источники, однако не закрытой и для фольклорных заимствований, когда они содержат дополнительную информацию на интересующие темы. В отношении агиографических нарративов, бытующих в этой среде, можно сказать, что они базируются главным образом на житиях святых, но фольклорные легенды, связанные с конкретными святынями и бытующие в местах их почитания, также занимают важное место в корпусе пересказываемых текстов. Агиографические нарративы в среде «церковных людей», их характер и сюжетный состав, законы существования, тем не менее, заметно отличаются от текстов фольклорных в узком смысле этого слова и составляют предмет особого исследования.

Фольклорные тексты, содержащие сведения о святых и отражающие их культ, принадлежат к разным жанровым группам и обычно изучаются порознь, в составе других текстов того или иного жанра [например, Шеваренкова-2004]. Действительно, что, казалось бы, общего между христианскими легендами, даже в самом широком понимании этого жанра как сюжетного повествования религиозного содержания, рассказом о посещении святого источника и календарными приметами? В жанровом отношении ничего, однако если во всех трех видах текстов упоминается имя святого, они оказываются включены в единую систему, обслуживающую народные представления о святых и их почитание. В этом смысле календарная паремия о том, что Илья пророк два [часа] уволок, запрет работать в Ильин день, чтобы молния не зажгла стога сена, почитание Ильинских источников и деревьев, поверье о том, что молнии — это стрелы, которые пророк, ездящий по небу на колеснице, мечет в дьявола, и легенда о суровом Илье, желающем наказать мужика за недостаточный пиетет, и добром Николе, спасающем крестьянина от гнева страшного святого, образуют единый комплекс сведений о святом и мотивируют различные формы его культа. Именно связь этих текстов с почитанием святых выделяет их в особую группу.

Таким образом, круг народных агиографических текстов не ограничивается границами одного жанра — напротив, можно говорить о целом наборе разных жанров, которые в большей или меньшей степени отражают агиографические сведения. К числу таких относятся легенды, со всеми смежными жанрами (легенды-предания, легенды-былички)^[2], паремийные тексты (пословицы, поговорки), в особен ности тексты паремийного характера, приуроченные к календарным датам — праздникам в память святых (пословицы, поговорки, приметы), духовные стихи, календарные песни с упоминанием святых или календарных праздников в их память, заговоры и молитвы.

Еще один важный для народной агиографии жанр — это поверье, которое мы понимаем расширительно. Этим термином в современной фольклористике и этнолингвистике принято обозначать «вербально оформленные демонологические представления» [Виноградова-2004, 10]. Основное отличие поверий от быличек в отсутствии сюжета [Там же, 13], соответственно, поверье передает информацию общего характера, не применяя ее к конкретным ситуациям, персонажам, времени и месту, объясняя, кто такие демонологические персонажи, как следует и как не следует поступать, дабы не навлечь на себя их гнев, какие в этой связи существуют запреты и предписания. «Сфера бытования текстов демонологических поверий «ограничена специфической коммуникативной ситуацией»: их пересказывают чаше всего при контактах с “чужими” (в ответ на опросы собирателей) либо с целью обучения членов своего коллектива, прежде всего — детей, правилам соблюдения запретов и взаимоотношения с персонажами нечистой силы» [Там же]. В сущности, это определение не должно ограничиваться демонологическими персонажами и вполне может быть расширено на всю сферу «иномирного», потустороннего, поскольку вне зависимости от оценки и отношения все сверхчеловеческие персонажи одинаково требуют особого отношения и соблюдения этикетных норм. В этом смысле различия между демонологическими и сакральными персонажами минимальны и ограничиваются в основном книжным происхождением сведений о последних. Итак, бессюжетные повествования о том, кто такие конкретные святые (в частности, ответы на прямо поставленные вопросы, кто такой святой Х, как и почему ему следует поклоняться и т. п.), чем они сильны и как следует их почитать, мы будем называть по аналогии с такими же текстами о персонажах народной демонологии поверьями.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Дабы не вдаваться в дальнейшую дискуссию на тему сущности и жанровых границ легенды, которая лишь уведет нас от предмета исследования, ограничимся тем, что примем рассмотренное выше понимание Ю. М. Шеваренковой [Шеваренкова, 20-80].