Рыбинск. Мозаика былого

А. Б. Козлов, 2013

Эта книга – наиболее полное издание очерков историка и краеведа Александра Борисовича Козлова, подготовленных им в разные годы для периодической печати. Основываясь на архивных данных, сюжетах дореволюционной и советской прессы, автор создал увлекательные рассказы о жизни небольшого волжского города. Трагедии здесь чередуются с курьёзами, лирика соседствует с пафосом. Лица и события из далёкого прошлого оживают благодаря остроумной и детальной манере повествования. Погружаясь в эпоху, читатель становится свидетелем событий минувших веков. Некоторые тексты публиковались отдельной книгой – «Рыбинск: невыдуманные истории» – в 2013 году, издание пользовалось большой популярностью. Настоящий сборник дополнен 39 новыми рассказами. Кроме того, в книге собрано более двухсот иллюстраций: архивные документы, фотографии и графика дореволюционного и советского периодов.

«Тамойки», «букатник» и «чебурки»

В каждую навигацию XIX века через Рыбинск проходили десятки тысяч бурлаков. Известный российский экономист, издатель «Экономического журнала» А. П. Субботин писал: «По Шексне туристы почти не ездят, это по преимуществу река торгашей и бурлаков, которые разговаривают между собой на особом упрощенном наречии вроде эсперанто. Это наречие не употребительно в благородных салонах, и дамам слушать его не полагается…»

Слово «бурлак» — это искаженное татарское «буйдак», то есть бездомный. В словаре В. И. Даля даны еще два определения: «человек, идущий на заработки на суда» и «буйный, своевольный». Бурлаки собирались в Рыбинске со всех регионов Европейской России. Они имели иронические прозвища. Костромичей называли «тамойко», так как вместо слова «там» они произносили «тамойко». Тамбовцев и рязанцев прозвали «ягутками», так как вместо «его» говорили «яго». Казанцы — «князья», самарцы — «горчичники», саратовцы — «чехонщики», пензенцы — «толстопятые», вятичи — «слепороды», ярославцы — «чистоплюи».

Тверичей прозвали «козлятниками». Происхождение этого прозвища объясняется так: тверич-бурлак полюбил девушку, но видеться им не разрешали. Встречались они только у забора, в котором была щель. Мать девушки заметила их встречи, девушку закрыла в доме, а во двор выпустила козу. Парень просовывал в щель забора угощения для своей милой — пряники — и приговаривал: «Маш, а Маш, что ж ты пряники примаш, а мне ничего не баш (то есть ничего не говоришь. — А. К.)». А коза в это время поедала пряники.

Бурлаки в лямке

Волга. Бурлак

В Астрахани и во всех портах Каспийского моря грузчиками работали персы. Российский инженер Н. Н. Изнар (1857–1932) писал: «…эту тяжелую работу производят так называемые амбалы, персьяне. Удивительный народ персы: по первому впечатлению не люди, а вьючные животные. Мне случалось видеть, как такой амбал на спине переносил пианино, уложенное в ящик».

Перед началом путины бурлаки собирались на бурлацкой бирже, которой служила главная площадь приволжского города. Чтобы отличаться от обычных граждан, бурлак закалывал за ленту своей шляпы «бутырку» — крупную, грубо сработанную ложку. Название происходит от слова «бутырить», что означает «перемешивать, переворачивать».

На бирже бурлаки собирались в артель и выбирали старшего, который звался «дружка». «Дружка» должен был быть самым выносливым и уметь хорошо драться. На биржу приходили купцы, чтобы нанять на работу бурлацкие артели. Торговалась за подряд с купцом не вся артель, а только дружка. На торгах купец не считал зазорным потешиться. Претенденты на подряд дрались при всей честной публике. Победитель брал подряд. После этого бурлаки удаляли ложки со шляп, что означало, что они уже наняты на работу. Процедура оформления договора проста: хозяин вынимал строганые палочки, каждая переламывалась — одна половина у бурлака, вторая — у хозяина. Это был основной документ при расчете: состыковывались половинки палочки — получай денежку. Не состыковывались — Бог простит.

Во время пути передового бурлака звали «шишка». Он получал указания от лоцмана («дяди», или «букатника». — А. К.) и задавал темп всей артели. На картине И. Е. Репина «Бурлаки на Волге» впереди идет «шишка», которого знаменитый художник написал с натуры — с попа-расстриги Канина.

Орудием труда бурлаков служила лямка, сшитая из кожи или парусины, шириной около четырех вершков (18 см). Концы лямки соединялись кольцом, от которого тянулась тонкая веревка — «тонёк» — длиной три аршина (2 м 13 см). На тоньке находилась «чебурка» — деревянный шарик с грецкий орех. «Тонёк» с помощью «чебурки» захлестывался петлей вокруг бечевы, тянувшейся к судну. Это позволяло проверить тягу бурлака: если он добросовестно тянул, шарик не отцеплялся от бечевы. Если бурлак только делал вид, что тянул, «чебурка» спадала с бечевы и выдавала лентяя.

В пути бурлаки спали мало, часа по четыре. На рассвете хозяин будил их молитвой: «Господи Иисусе, сыне Божий, помилуй нас». Проснувшись, бурлаки должны ответить: «Аминь». Но так как уставшие рабочие продолжали спать, хозяин произносил другую «молитву»: изощренно и смачно матерился.

Прибрежная полоса земли шириной десять саженей (21 м 30 см), по которой шли бурлаки, называлась бечевником или сакмой. Бечевник был государственной землей, которая не подлежала приватизации. Государство занималось улучшением бечевника, но тем не менее он изобиловал камнями, болотистыми местами. Иногда бурлакам приходилось карабкаться с бечевой на крутой песчаный обрыв, который осыпался и хоронил под собой бурлаков.

Временами обрыв был настолько крут, что бурлаки, не в силах взобраться, шли под крутояром по воде. Тогда они привязывали кисеты с табаком к шее и шли по дну реки. На глубоких местах бурлаки кричали лоцману на судне: «Под табак!» Если взглянуть с обрыва вниз, открывался вид на несколько десятков голов, движущихся над водой. Так возникла поговорка: «Дело — табак».

При найме бурлаки договаривались о питании — от хозяина или артельное. Тяжелая физическая работа требовала обильной пищи. По подсчетам видного историка и экономиста академика С. Г. Струмилина (1877–1974), в месячный рацион бурлака входили: 48 кг хлеба, 8 кг мяса, 8 кг рыбы, 100 куриных яиц, 4 литра молока, крупа, овощи. Но иногда довольствовались лишь тюрей — окрошкой из хлеба, лука, постного масла и воды. На берегах реки Шексны на каждой пятой версте (верста равна 1,06 км) в харчевне можно было пообедать и выпить спиртного.

Бурлаки обедают

Когда ветер дул со стороны кормы судна, бурлаки развертывали паруса и отдыхали на палубе. А. П. Субботин в книге «Волга и волгари» написал: «Так, например, на нашей памяти у бурлаков и судовых рабочих были в обычае героические игры, неупотребительные в петербургских и губернских салонах. Их не найдешь также в сборниках общественных и семейных игр. Вот, например, одна из таких игр: дует попутный ветер, работа бурлаков и судорабочих становится излишней. Им можно отдохнуть, и вот для развлечения они берут бочонок, ставят его на палубе и подпирают для устойчивости поленьями. Один из играющих ложится на этот бочонок, крепко обхватывает его руками и произносит следующее простое воззвание, несколько грубая форма которого заслуживает снисхождения: “А ну, ребята, подходи по очереди, дуй меня в рыло, кто сшибет, тот с меня берет копейку, а не сшибет — с того копейка”. После этих слов начинается азартная игра: подходит бурлак и, так как каждая копейка ему дается с трудом, бьет со всего размаха, “на совесть”, по скуле лежащего на бочонке, который для большей упругости щеки несколько ее надувает. В одном случае, который мы знаем, он был сшиблен одиннадцать раз, но в результате остался в выигрыше 18 копеек. Спрашивается, сколько раз его ударили?»

Согласно договору, перед путиной бурлаки обязывались защищать хозяйское имущество от разбойников. Но между бурлаками и хозяевами всегда было взаимное недовольство. И если на судно нападали разбойники, артель, несмотря на договор, не только оставалась безучастной к хозяйскому добру, но и могла перейти на сторону бандитов.

Нападения проходили чаще всего в районе Жигулей. Ночью раздавался разбойничий крик: «Сарынь, на кичку!» («сарынь» — народ, «кичка» — нос судна). Бурлаки послушно ложились лицами вниз. А хозяин выносил дань.

После этого разбойники спрашивали, нет ли у бурлаков обиды на хозяина. Если бурлаки жаловались, то хозяина раздевали и пороли на палубе горящими вениками. Предположительно, именно отсюда произошло название гор — Жигули.

Если провинности были большие, вступал в силу закон волжских разбойников: бурлаков — на волю, хозяина — на дно.

Зимой бурлаков — ту их часть, что не имела жилищ, — называли зимогорами. На юге таких людей прозвали «раклами». Зимогоры — потому что зимой им было горе. Впервые слово «зимогоры» записал в своем дневнике в 1857 году драматург Александр Николаевич Островский. Но есть и другая версия происхождения слова: зимогоры — это те, кто зимой собирались «на горке». Горкой в Рыбинске называли небольшой рынок.

Грамотных среди бурлаков почти не было. Они сами говорили про себя: «Таких не бывает, потому что грамотный всегда найдет работу получше бурлацкой лямки». Впрочем…

В 1898 году рыбинский священник Иоанн Введенский начал читать проповеди в местном ночлежном доме, в котором обитало около 250 зимогоров. В результате полторы сотни обездоленных исповедались и удостоились святого причастия в церкви. Вскоре из новомолящихся составился весьма недурной хор. Отец Иоанн с удивлением узнал, что большинство хористов-зимогоров — это бывшие певчие хора Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге. Но, выйдя из храма и побывав в трактире, исаакиевцы грянули другую песню — до невозможности непристойную. Подобное произведение в одном из ярославских трактиров вместе с бурлаками слушал Шаляпин. Взяв в руки карандаш, великий певец сказал своему спутнику, художнику Коровину: «Надо, брат, записать, больно здорово!»