Убийство в прямом эфире

А.А., 2019

По утрам Саша, алкоголик в завязке, стрижет кусты в городском парке. Сегодня она получит странное сообщение от дочери, которую бросила десять лет назад. Роза – ее дочь. В попытке выбраться из запертого гаража, она выйдет прямо оттуда в прямой эфир Инстаграм. Zara – инстадива, лицо с обложки MAXIM. Сегодня она тоже находится в гараже. Одну из этих женщин убьют, вторая – выложит убийство в прямой эфир, ну а третья – будет наблюдать. И даже лайк не поставит. Быть популярным или быть собой? А, будучи собой, возможно ли стать популярным?

Мать

Сентябрь, 1989 г

Детство, детство ты куда ушло? Где уютный уголок нашло?

Детства милого мне не догнать,

Остаётся с грустью вспоминать. (с) «Ласковый май»

…Расскажу. Не расскажу. Расскажу. И не расскажу. Я оборачиваюсь, позади девять ступеней, мы на первом этаже, вверх осталось еще четыре. Сколько всего здесь пролетов? Получается, последний этаж окончится нечётно? На «расскажу»? Мысль выскользнула, как кусок мыла, защекотав самый низ живота. Чтобы не описаться, я резко сжимаю Тамарину руку. Сестра не обращает на это никакого внимания, она тоже занята своими мыслями. Разве что не напевает вслух. Она всё ещё там, на стадионе…

Это был наверно последний теплый вечер осени, уже вряд ли получится выйти без пальто. Мы на концерте группы «Ласковый Май», в первом ряду, при желании можно даже дотянуться до сцены! Позади такая огромная толпа, что в ее конце уже не разобрать лиц, но место перед сценой, где стоим мы, ограждено от других людей. Здесь свободно, всего человек тридцать, и четверо из них — мы! Маме повезло работать в администрации — она всегда может достать проходки на любой концерт, на самое лучшее место.

Я подергала Тамару за туфлю: «Эй, муха залетит!», но она не то, что не заметила, а даже рот не закрыла — так и сидит, разиня, у папы на плечах. Еще одна песня, и мы поменяемся. Такое правило: папа один, а нас двое, поэтому седлаем его по очереди, по две песни на каждую. Я старше, поэтому уже сидела, у меня осталось еще восемь подходов — по количеству лет. А у Тамары всегда на один раз меньше. Она обижается, якобы правила несправедливые, ну а меня все устраивает. Папа всегда подыгрывает, еще больше раззадоривая Тому, а та каждый раз плачет и жалуется маме, после чего мы с папой получаем люлей, а Тома — свой дополнительный «подход». Я прощаю ей нечестную игру, на правах старшей.

Но сейчас она забыла о своем ущербе, все смотрит на Юру, солиста группы, как загипнотизированная. Вот уже год у них «отношения». Если хорошенько закатать Тамарин свитер, то можно обнаружить секрет: на правой руке, почти у подмышки, выведено «Юра», синей шариковой ручкой. Раз в неделю после ванны я аккуратно обновляю ее «татуировку», потому что одной левой у нее не получается. Правда видит Тома его впервые, но ничего, потом скажет «я так себе Юру и представляла». У Томы есть кассета с их песнями, мамина подружка, тетя Оксана притащила. Поэтому тексты песен «Ласковый Май» в нашем доме знает вся семья…

Хотя нет, мама, пожалуй, до сих пор путается. У нее есть невероятная способность забывать музыку. Причем любую. Она ходит на концерты, и в театр, но никогда не может напеть папе мотив. Он говорит, это потому, что мама выросла в деревне, а там не было магнитофона, только коровы. Мама ненавидит эту шутку, но это отчасти правда. Вот и сейчас она улыбается, раскачиваясь в такт песни, и пытается подпевать невпопад. Рядом с ней, и дальше, сзади, девушки плачут. А вон у той под глазом размазалась тушь. Юра со сцены тянет: «…забудь его, забудь…», а девушка будто отвечает ему — «забуууудь…». И рыдает. А мама смотрит на нас и улыбается. Нет, с ней точно что-то не так.

Я улыбаюсь тоже. Но песня тут не при чем. Просто все складывается как нельзя лучше, и я чувствую какую-то легкость. Даже проснулась сегодня в полшестого, просто так, без будильника. И до сих пор не хочу спать, я не устала, совсем ни капли. Музыка накрывает меня как будто капюшоном, и каждая клеточка тела подпевает ее ритмам. Как же хорошо! Неужели так будет всегда? Вот бы остановить сейчас время… В голове снова и снова прокручиваю вчерашний день. Я стараюсь останавливать эти мысли, чтобы от частых повторений они не затерлись, как Томина любимая кассета с «Ласковым Маем». Но у меня не всегда получается их остановить. Впрочем, у нее видимо та же проблема — кассета постоянно жует припевы.

Вчера в наш танцевальный класс пришел новенький. Олег Зараев. Пытался сделать вид, будто совсем не стесняется. Но что в этом зазорного? У станка пятнадцать девочек и всего два мальчика! Хотя «два» — это даже сильно сказано. Старший парень, Алекс… Да-да, Алекс Смоляков. Довольно странное имя для советского мальчика, но родители называли его исключительно Алексом, и никак не Лешей. Давать «западные имена» было модно в элитных советских кругах, а лучшим занятием для элитного ребенка были бальные танцы. Именно поэтому у бальников и бальниц при русских фамилиях могли быть неподходящие западные имена. Мы с Томой шутили, что возможно это дань великому танцору Бруно Белоусову. Бруно Борисовичу, кстати. Алексу почти пятнадцать, он танцует в паре с Анжелой, в юниорах. Нам до них, как до луны… Еще есть Костя, но его как бы и нет практически. Костя постоянно прогуливает: то болеет, то уезжает — какой смысл заниматься с ним? Поэтому если Олег останется, то может выбрать любую из нас, четырнадцати девчонок.

Вчера его поставили со мной. Вообще-то к нам уже приходил мальчик в прошлом году, и его тоже ставили со мной, но он не стал ходить. Мальчики в бальных танцах не задерживаются. Так глупо! Ведь у них в десять раз больше шансов на успех, чем у любой, даже самой «сильной» девчонки! Я стараюсь улыбаться, но так, чтобы не смутить его. Я не смотрю ему в глаза, веду, чтобы он не сбился, но не слишком напористо — я не зазнайка. Кажется, ему нравится. Лариса Ивановна, наш тренер, наблюдает за ним. Или за мной? Она смотрит, что-то отсчитывает, прицеливается.

Хорошо хоть не было этой стонотины, Розки Мардановой! Розалия… Снова бы тут ныла: «…а почему пару поставили к Саше, так нечестно! Почему я все время на задней линии…». Смешно сказать, Роза тогда обвиняла нас, будто прошлого мальчика моя мама купила! Заплатила, чтобы он достался мне. Хотя еще смешнее то, что если б это реально было возможно, мама так бы и сделала! Но мальчик и правда был бесплатный. Просто Розе не повезло. А потом пришла ее истеричная мать: «посмотри — ты довела Розалию до слез! Иди и извиняйся, живо!». Помню, как эта сумасшедшая повисла надо мной в раздевалке, отчитывала, и у неё неприятно пахло изо рта. Как же мне хотелось зарядить дверкой шкафчика прямо по ее крашеной башке! Я же просто сказала, что танцую лучше ее дочки! Это правда — так почему я должна извиняться? Если бы ее Розалия перестала кривляться, и чаще слушала тренера, если бы репетировала дома, или хотя бы не прогуливала — танцевала бы не хуже. Я молча наблюдала, как на Розином зареванном лице то и дело пробегает улыбка. Татарма. Кошачья морда. Мать ее не дождалась извинений, толкнула меня и ушла со своим сокровищем домой. А потом уже моя мама поставила ее на место! Даже и не говорила ничего, просто сожрала глазами. Ух! Мама может продавить своим авторитетом любого. Но, несмотря на наши ожесточенные разборки, мальчик слился, так и не выучив ни одного танца. Больше ссорились. И хотя я совсем не боюсь Розы, все же хорошо, что вчера ее в зале не было.

Когда за Олегом пришла его мама, высокая, очень красивая блондинка, он сказал ей, что придет еще. Точно не слышала, они стояли у выхода в другом углу зала, поэтому читала по губам. Я помахала — в понедельник он придет снова.

За этими мыслями я и не заметила, как мы с Томой поднялись домой. Мама причитает «пять этажей всего! И плелись целую вечность! За это время можно суп двести раз сварить! Витаете в облаках, две кулемы…», а папа только улыбается. И все-таки, на какую ступеньку закончился последний пролет? «Расскажу»? Завтра как раз можно будет обсудить, пока обновляю Томину татуировку. В животе нетерпеливо засвербело, и я опять хочу писать. Тамара смотрит сквозь меня и задумчиво качает ногой, сидя на обувнице в прихожей. Так ведь и уснет. Смеху-то будет! Да, я расскажу ей про Олега, но не сейчас, и не завтра. Вдруг он ходить не будет? Неделей раньше, неделей позже — ничего страшного! Томин приговор от этого не изменится. Скажет свое коронное: «Влюбилась!» — с этим Юрой у нее все к одному… Да, Олег был бы замечательным партнером. Вместе мы смогли бы участвовать в турнире! Как Анжела с Алексом! Да что там, может даже как Поповы! В прошлом году мы с мамой ездили смотреть на показательные выступления Станислава и Людмилы Поповых в Челябинске, где они показывали «танцевальную угадайку». Людмила не знала, что будет танцевать Станислав, а он не знал, какая музыка будет звучать. Пара готовилась к «Чемпионату всех звезд» в Токио, где призовой фонд составлял около 300 тысяч долларов, а победители получали еще и новые «Мазды»! Если мы тоже будем много-много стараться…

Я расправляю плечи, как учила нас тренер Лариса Ивановна: максимально выпрямив спину, так чтобы между позвоночником и входной дверью невозможно было просунуть даже мизинец. Медленно вдыхаю теплый, домашний воздух, а сама в мечтах уже на паркете: летящее бальное платье, все в ровненьких рядах страз и маленьких бусин, колышется в такт венскому вальсу. Я выразительно отклоняю корпус: вот мы кружимся, но зрителю всегда видно мое лицо, так принято в танцах — невежливо поворачиваться к залу затылком. Я вытягиваю каждый пальчик в белоснежной длинной перчатке, улыбаюсь, а Олег… Мысль мою обрывает резкая волна боли, от ягодицы она разливается к самой ступне, а оттуда бежит обратно. Рухнуть задницей прямо на подъездный бетон! Размечталась, кулема: «Попов… Токио». Теперь сколько не растирай, а синяк все равно неделю-две не сойдет. Ну, сама дура, не реви — закрывать нужно дверь, когда входишь.