Исповедь грешника. Том 1. Гордыня

Zak Dummy, 2022

Божественное наказание.В наше время этого уже никто не боится. Бог умер, мы его убили, а на его место посадили индивидуализм. В итоге получили то, что получили. Ну а что если бог и в самом деле есть, как и божественное наказание, но совсем не такое каким мы привыкли его видеть? Это не ад Данте, не забвение и даже не перерождение в таракана. Нет. Эта борьба, борьба с самим собой и со своими демонами.Содержит нецензурную брань.

Длань господня

Язык дёргается от кислого привкуса. Точно свинец облизнул.

— Грешная ***** душа виновна.

Голос старика, пробился через пелену. Я подумал о чём-то древнем, скрученном и твёрдом.

Дерево, прожившее века у каменистого обрыва. Она успела зачерстветь, озлобиться, но не сломаться.

— Протестую! Душа…..

Ударил голос с другой стороны. Такой громкий и энергичный. Он прогремел, словно только для контраста, пышущий жаром жизни.

Петушок только успевший пройти половое созревание. Он готов покорять, разрушать, убивать, брать силой для того, чтобы получить желаемое.

Он чувствует себя избранным, кичась красным гребешком.

«Где я?»

Глаза не могут открыться. Руки желают подняться к векам, но их что-то сдерживает.

— Самоубийство велико…

Голоса повышаются до звона в ушах, чтобы мгновенно затихнуть до неслышного шёпота.

— Но…

Оппоненты продолжают перекидываться словесными подачами.

Я слушал приглушённые отрывки ещё долго. Прогремел стук молотка похожий на судейский.

— Неидеально, конечно, но для первого дела неплохо.

Впервые за долгое время, я воспринял всю фразу. Видимо его обладатель подошёл вплотную.

— Радуйся душа ******

Слишком тихо. Нет, я услышал и даже разобрал, но такое ощущение будто мозг отказался воспринимать.

— Ну что дружок. По крайне мере лучше, чем ад. Паршивое местечко скажу тебе. Постоянно жарко. Уверен, деревом ты бы не захотел там расти.

Тело рухнуло на пол от толчка в грудь.

— Мммггмм.

Детский стон, облизнул уши. Слипшиеся глаза смогли открыться, но всё размыто. Не разобрать.

— Хрван!

Резко, словно пилой по перепонкам резанули. Что-то болезненно сжало меня.

— Больно, чёрт подери!

Я взорвавшись от злости, оттолкнул, того кто набросился на меня. Ноги подпрыгнули. Сердце забилось, мышцы напряглись, руки рефлекторно поднялись, защищая голову.

Веки быстро заморгали, пытаясь стереть пелену.

— Хрван.

Глаза начали видеть, но ещё не так хорошо, как нужно. Первым, что я разглядел оказались глаза. Глаза от цвета, которых заскрипели зубы.

— Хрван, ыт отдвру.

Ещё пару морганий и испуганное лицо оказалось передо мной.

«Девочка?»

Сердце испуганно сжалось, глаза быстро забегали.

«Где её родители? Блядь мне ещё не хватало педофилом прослыть»

Только я собрался осмотреться, как в голову рубящим ударом прилетела боль. Ноги подкосились, и я упал.

Глаза пульсируют, мир кружиться, не позволяя подняться. К горлу подступила жидкость горького привкуса. Мгновение и она вырвалась наружу.

— Гха-бха-гагга.

Только я перестал рвать, как глаза захлопнулись.

— Ижика ааа.

Веки вновь открылись. Вновь детское лицо.

— Т-т-ы.

Губы едва двигаются, а тело не могу прочувствовать до конца. Особенно конечности. Да и голова. На ней словно целая команда барабанщиков сыграла.

— Ижика ааа.

Маленький ротик открылся и закрылся. Моих губ коснулось что-то мягкое и мокрое. Попало в рот. Противное на вкус, но я сглотнул. Нет сил выплёвывать.

— Деце-деце.

Девочка довольно улыбнулась и так мило, что стало не по себе, будто бы что-то холодное и твёрдое сдавило лёгкие.

«Что за девчонка?»

Снова что-то мокрое попало в рот. Сглотнул.

Глаза, налитые свинцом, закрылись вновь, как только она закончила, но перед этим показалось, что я услышал чьи-то стоны.

––

— Мама, мама!

Крик ребёнка вот-вот готового расплакаться. Открыв хрупкой рукой размытую от слёз дверь, он переступил порог.

Завидев женщину, пьющую чай за столом, он замер, почувствовав вину от одного лишь её взгляда. Взгляда замученной женщины.

Она лишь на мгновение присела в тщетной надежде побыть со своими мыслями.

— Влад!

Завидев в руке красный комок, она в бешенстве ударила по столу кружкой. Белоснежную скатерть залил зелёный чай. То, что она, помешанная на чистоте, ненавидит.

— Ты опять!

Потекли слёзы, сдерживаемые ребёнком во время бега. Он лишь всхлипывал, когда взгляд падал на руку и продолжая двигать ножками, подбадривал себя, тем, что мама поможет.

— Но.

Дрожа губами, он прикрыл тяжело дышащее существо в руке, другой. Взгляд же не отрывается от разъярённой матери, угрожающе нависшей над ним. Он уже понял, что будет, когда придёт отец. А до этого ребёнок просидит несколько часов в углу.

Он понял это ещё с того самого момента, как увидел кошку. Черную, с оторванным ухом и одним глазом. Жёлтым и полным голода.

Острые клыки впившиеся в кожу мышки, не обращая внимание на густую серую шёрстку, окропляя её в красный, не дали пройти мимо.

— Я же тебе говорила!

Схватив сильно за локоть, вместо, где больней всего, очевидно, что специально, она дёрнула крохотное тельце к себе, желая забрать мышку. Но мальчик не отдал. Несмотря на крики и замахнувшуюся для удара руку.

— Ей больно. Больно. Мама! Помоги ей.

Тут обняв мышку, повернувшись к матери спиной, мальчик почувствовал дыхание. Хриплое. Оно затихает.

«Умирает»

— Помоги ей.

Мальчик упал на колени и разрыдался. Прося лишь об одном.

— Помоги ей, пожалуйста, мама!

––

Когда я очнулся мне стало заметно лучше. Зрение прояснилось. Хотя трудно сказать, хорошо ли это.

Ведь первое, что увидели глаза это проржавевшие решётки.

«А?»

Нащупав холодный пол и растерев пыль на подушечках пальцев, попытался подняться, но в голову иглой вонзилась боль.

«Что так больно та?»

Голову сдавило, словно в тесках. Нащупав нечто напоминающее шершавую ткань, краем пальца зацепил шапку.

— Хрван.

И вновь девочка перед глазами. Теперь вижу не только лицо, но и крохотное тело, упакованное в мешок. Её рыжие волосы напоминают гнездо. Кажется, что если долго на них смотреть вылетит парочка воробьёв.

«Что это у неё на голове?»

Прищурившись, подметил два отростка.

— Хрван, ыт омар?

Беспокойные глаза цвета серой бляди приблизились ко мне. К горлу подступил комок. Не сглотнуть.

«Что она несёт? Что за язык?»

Приподнял голову в попытках уйти от этих больших глаз. Не по себе от них. Они словно видят нечто белое и непорочное.

«Тюрьма?»

Первое, что пришло на ум, стоило взгляду скользнуть по помещению.

— Хр арь дер.

Я почему-то подумал, что в этом грязном помещении только я и она. Всё сжалось внутри, когда прохрипел другой голос. Голос мужчины, явно усталого.

«Мент? Опять ловушка?»

Я уже начал закипать от злости, когда взгляд пригвоздился… К мужчине?

«Волк?»

Лицо всё в пепельных волосах. Нет, это не мужчина, отказавшийся от бритвы, не моряк после плаванья и даже не женщина, желающая показать растительностью на лице, независимость. Нет. Его лицо всё в волосах. Только лишь жёлтые глаза отогнали их от себя.

«Какого?»

Я люблю животных. Даже больше. Не будет преувеличением сказать, что животные именно из-за отсутствия сознания превосходят людей. Своей прозрачностью и отсутствием лицемерия.

Даже с таким мнением, оказаться контуженным в неизвестной тюрьме и с волком, смотрящем на меня, как на еду, заставил мой обруч чести сжаться до предела. Зуб даю на отсечение, что сейчас обруч способен перекусить и прут стали.

Руки забегали по полу, ища чем бы отбиться, пока глаза следят за псом. Он следит, не отрываясь. Я же опустил взгляд.

«Лучше были бы менты. С ними та можно договориться, а вот с этим как? Полаять? Нет, шрам на филейных частях до сих пор напоминает о прошлой неудаче»

Перед глазами всплыл образ девочки.

«Блядь»

Я обнял девочку и закрыл собой, отдав на растерзание спину.

«Если это всё постанова то, буду этаким спасителем, если ловушка — педофилом, у которого отожмут деньги шантажом, если это обычная собака то, с тридцатью уколами от бешенства в живот. Ну что сказать я побывал во всех перечисленных ситуациях и нормально»

Прошло десять секунд, двадцать, но ничего не произошло. Ни лая, ни звука, быстро сокращающих расстояние, лап. Ничего.

«Хмм»

Закрыл плечом горло. Обернулся. Волк, или существо похожее на него улеглось спать. Я только сейчас смог оценить не только его морду, но и тело.

На нём такой же тканевый мешок грязно-зелёного цвета, а на спине проглядывается какой-то символ, похожий на репродукцию китайского символа.

— Гх-гха-ха.

Примагнитил взгляд чей-то кашель.

«Сколько же их тут?»

Ещё физиономии, словно из цирка уродцев.

Их десяток. Лежат на полу, уподобившись животным. Кто спит, а кто с безжизненным взглядом взирает в потолок.

«Это какой-то цирк?»

— Хрван?

Девчонка издала испуганный писк. Только сейчас вспомнив о ней, разжал руки, но прежде подметил, что у неё из волос что-то торчит и глаза до странности серые, словно прошли через фотошоп.

— Тсссс.

В голову опять ударила боль, а слабость тараканьими ножками взобралась по ступням.

«Что за блядство происходит? Это постанова? Меня разыгрывают?»

От слабости и пульсирующей боли уже совсем не осталось сил, даже двинуться. Удивительно как вообще я могу дышать.

«Это же постанова, так почему он так смотрит?»

Я раньше не замечал, но оказывается всё это время сидел оперевшись о стену, напротив мужчины.

Обычного, если не брать в расчёт странные линзы, делающих его глаза кошачьими и массивные клыки.

«И до этого повидал фриков. Что только стоит полностью забитый чел. И руки, и туловище, и ноги, и лицо. И всё это в стилистике пони. Блядь, сорок лет мужику.

Или баба, накачавшая сиськи десятого размера в какой-то палёной клиники. Потом ходила сгорбленной, но недолго.

У неё оказалась инфекция, после которой ей вообще отрезали грудь»

Поэтому внешний вид не удивляет.

— Мгххх.

Стон боли вместе со вздохом покинул чьи-то губы.

Нет, проблема не в глазах, цвета которых не разглядеть отсюда. Я не понимаю, что в них не так, но почему они заставляют сердце сжаться.

Словно стальными перчатками сжали так, что острые концы впились в мягкий пульсирующий орган, с каждым биением проникая всё глубже.

«Блядство»

Прикусив нижнюю губу, я уже хотел подняться, но перед глазами засветился красный свет.

–«Испытание души *****. Начало

Грех. Гордыня.»

Символы русские выцарапались в воздухе, пылая и уподобляясь огню, чтобы через секунду потухнуть»

«Голограмма?»

Я хотел поднять руку, дотронуться до символов пока они не исчезли, но рука не слушается.

–“ Гордыня людская будет унижена, гордость всякого грешника смирена”

Невидимая рука начертила предложение в воздухе.

«Это что из библии? Давай ещё сказани, что-то про добропорядочность и любовь к господу как моя грёбанная мамаша!»

Сглотнув подступивший комок, рука напрягла бицепс в тщетных попытках опереться.

–“Вкуси хлеба, плод труда человека”

Только слова исчезли, как желудок издал рёв голодного животного. Глаза заметались в поиске того самого хлеба, прежде чем разум до конца переработал информацию.

«Что происходит? Где я вообще? Что за блядство? Как я вообще сюда попал? Неужели опять решил проветрить голову и по ней кто-то приложился?»

Не успел я обдумать одно, как правая рука засветилась.

Сердце в беспокойстве начало выбивать ритм. Опять красный. Болезненно передвинув голову, я увидел, что светится контур татуировки на самой ладони. Песочные часы.

«Я что перебил татуировку?»

Моя первая татуировка. Песочные часы, выглядит иначе. Та потёртая тату, сделанная на коленке одним новичком за тысячу, теперь выглядит словно её бил профессионал минимум за двадцатку.

Видна и хорошая текстура деревянной оправы, в которую обрамлены два полукруглых сосуда, а внутри белый песок.

«Так стоп, какого она вообще светится? Я что-то принял? Не помню. Я рисовал картину, а после…»

И вновь сознание тщетно пытающееся собраться отвлёк песок. Он начал сыпаться в нижнюю колбу, меняя цвет на чёрный. Последняя ниточка терпения оборвалась.

Я ещё могу принять незнакомое место похожее на обезьянник, я достаточно много фриков повидал, чтобы не пугаться ещё парочки, я даже могу объяснить символы и новую татушку, но не это.

— Да какого дьявола!

Поднялся, точно тело запустили из катапульты и треснул открытой ладонью по стене.

— Фууух.

Злость испарилась, оставив после себя стук беспокойного сердца.

— Точ инс?

— Туженйы.

Два голоса, слабых и приглушённых. Обернувшись, заметил ещё два незнакомых лица, переговаривающихся о чём-то, смотря на меня.

«Что за язык?»

— Что вылупились?

Слабо процедив сквозь зубы, сказал, но они лишь недоумевая скорчили странные лица. Я уже не стал даже обращать внимание на залитые красным белки у одного и синим у другого.

— Уууу епох харин.

Ещё один голос совсем в другом углу. Оборачиваясь, понял, что в помещении размером три на три метра развалилось чуть больше десяти человек в одинаковых мешковатых прикидах.

И все как на подбор. Кто с ушами, кто с клыками, даже с клювами парочку подметил, пока не добрался к источнику, к парню в углу. Примерно лет восемнадцать. Лисьи уши, маленький клык, робко выглядывающий из-за ухмылки.

Его рука пальцем выбивает ритм о решётку. Когда я на него посмотрел, он на мгновение перестал дрыгать пальцем. Выдержал взгляд и продолжил.

— Охоло?

Спросил он, недовольно дёрнув острым подбородком.

— По-русски говори падла?!

Ударив ногой о пол, я повернулся. Кулаки сжались. По костяшкам, что-то потекло.

— Очт печелит?

Выпячив губу и круговым движением поджав плечи, он поднялся, приблизившись ко мне.

— Ты что мать твою такой здоровый? А!

Я аж сглотнул, голос дрогнул, стоило понять, что этот парень на полтора, а то и две головы выше меня. Пришлось приподнять голову. И всё для того, чтобы увидеть его высокомерное лицо.

«Чёртов молокосос. Сколько в нём? Я ведь метр восемьдесят, что за дылда?»

— Ошрак.

Мы с десяток секунд смотрели друг на друга, пока он не обернулся к решётке.

— Ижив.

Сказал он с улыбкой, после чего толкнул меня. Слабо, но меня аж сбило с ног. Лишь упав, я услышал довольно отчётливо звон металла.

— Ижив, трыйбы!

Громко проговорил женский голос ударив рукояткой… Меча?

«Замени меч на розовое дилдо, я бы не удивился. Плотность абсурда на квадратный метр и так уже превысил все возможные значения»

Девушка вся в металлических доспехах отворила решётку стопкой ключей, вошла походкой, в которой прямо-таки пованивает уверенность. Оглядела всех высокомерным взглядом. Её глаза остановились на мне, и она цокнула.

“Ты что блядина?”

— Ижив.

Она вывалила из потёртого тканевого мешка какие-то камни. Только они оказались слишком уж лёгкими. Почти не издали звуков падения.

Опустошив мешок, в котором только мусор хранить, она положила руки на талию, да так обыденно. Там видимо уже специальные вмятины появились.

— Жельдере.

Её губы даже не успели сомкнуться, как вся толпа выстроилась в ряд к этой куче.

Даже девочка. Хотя она и встала первой, но те, кто постарше и побольше её просто вытолкали в конец очереди без особых церемоний. Первым же оказался тот самый двухметровый переросток.

Не было предела удивлению, когда я со стороны сравнил его рост с другими. Он оказался не самым высоким. Даже больше. Его рост средний.

Самым же дылдлявым, оказался тот недоделанный в костюме побитой дворняги, которого я по ошибки принял за побитую дворнягу.

Под пристальным взглядом самопровозглашённой королевы со сплошной бровью, каждый поднимал по камню, да и при этом смотрел на него так, будто это какое-то золото и выходил из очереди.

«И что вы собираетесь с ними делать? Огонь высекать?»

Девочка же в конце очереди с улыбкой и пылающими глазами, чуть ли не прыгает, смотря на кучу.

Взгляд вновь метнулся в угол. К тому парню, получившему первый камень. Он же, смотря на меня с победоносной улыбкой и наполеоновской уверенностью, укусил его. У меня аж зубы заныли.

«Чего блять?»

Откусил, пару раз проживал и сглотнул. Я аж заморгал.

Я посмотрел на других. Все уплетают за обе щёки камни. Пока я удивлялся крепости их зубов уже столпотворение рассосалось и очередь достигла девочки, а из кучки осталось лишь два камня.

— Хрвану.

Сказав это, она показала на меня. Миссис сплошная бровь поджала губы, будто готовясь сплюнуть и ударила камень в мою сторону.

Ударившись об мою ногу, он остановился. Приглядевшись к нему получше, я понял, что эта чёрная хрень, не камень, а заплесневелый хлеб.

Лишь от вида его зажурчало в животе, а кишки схватило судорогой.

«Это что?»

Я посмотрел на миссис сплошная бровь, чтобы убедиться в умозаключениях, но она уже вышла из камеры, закрыв решётку.

Взгляд вновь упал на испечённый камень.

«Ты что блядина предлагаешь мне это жрать?»

Живот вновь завыл, а слюна заполнила рот.

— Аммм, хрван. Онос.

Улыбающаяся девочка в припрыжку достигла меня, села, копируя, мою позу и начала рекламировать геноцид кишечника радостной улыбкой и миленькими поглаживаниями собственного животика.

От вида измождённой грязной девчонки в лохмотьях, что так радуется углю в худеньких руках, мне стало неприятно.

— Издеваешься?

Сказал я больше в шутливой форме, но это ввергли её в ступор.

«Она реально не понимает меня? Или просто хорошая актриса?»

Встал. Неуверенно и покачиваясь, я протянул ей мерзкий даже на ощупь хлеб.

— Угандошь кого-нибудь этим.

Она с не понимаем приняла его, я же потянулся.

«Надо привести мысли в порядок. Последнее, что я помню, как рисовал картину. Сейчас же я тут»

Ощупал голову, дотронулся до знакомых бинтов и… каким-то наростам.

«Идут прямо в череп, что за…»

Недавнее спокойствие вновь улетучилось.

«Что они сделали? Что это за похеротина? Фуу они шевелятся»

Схватив один из наростов, я попытался вырвать его, но острая боль, только уложила меня на колени.

— Блядство.

Сердце бешено стучится, словно нервный сосед в дверь, когда включили музыку чуть громче обычного.

«Что за херня? Что это за херня? Что они сделали со мной?»

Скрип зубов подстегнул глаза забегать по виновникам.

— Хрван.

Ощупывая непонятные наросты, я учуял запах плесени. Перед глазами возникла сама квинтэссенция диареи. Булка в форме камня. Крохотная и такая бледная ручонка девочки протянула её.

— Амм-амм.

— Не хочу.

Процедив сквозь зубы, отодвинул её руку, но она вновь приблизила её.

— Хрван, Ам-амм.

Показав костлявым пальчиком в крохотный ротик, она довольно улыбнулась, поглаживая живот, спрятанный за пыльным мешком.

— Сказал же, не буду!

Комок подступил к горлу, крик оказался гораздо громче, чем я рассчитывал, девочка аж вздрогнула и встала в ступор, но и этого видимо показалось моей блядской натуре мало.

Рука, она прост ударила по искренне протянутому подаянию. И судя по чистым большим глазам, что заполнились слезами, вправду искренне.

Лишь когда девочка, не проронив и слова убежала, я понял какую глупость, совершил.

«Твою мать»

Руки, которые только сейчас показались меньше, чем были, прикрыли усталое лицо. Сердце начало стучать по ушам, а грудь гнить от чувства вины.

«Накричать на ребёнка. До такого ты ещё не опускался»

Поджав губы, посмотрел куда, отлетел хлеб, но его уже и след простыл. Я заметил взгляды на себе. Они не источают презрения, что я так поступил с бедной девочкой. Нет. Это скорей взгляды, направленные на странного и даже может сумасшедшего. Чьи действия они не понимают.

Периферийным зрением подметил, что один вылупился на меня сл злорадной улыбкой, быстро поедая хлеб. Его улыбка такая мерзкая, а глаза прямо светятся радостью. Про жёлтые зубы же промолчу.

«Вот он где. Ну счастливой диареи. Надеюсь, ты меня вспомнишь, когда… Кстати, а куда они все побегут, как только их прихватит?»

Только я начал обдумывать круговорот пищи в темнице, как.

— «Грех — разрушитель судьбы, грех — природа дьявола. Единственное лекарство от греха — перерождение»

Вновь красный цвет осветил лицо.

— «Грех глубок, да падёт грешник перед дланью господня»

«Я уже устал разбираться. Хочу просто поспать»

Рука поднялась потереть один из заспанных глаз, а когда я хотел опустить её, она не послушалась.

— А?

Не двигается, рука онемела, я её не чувствую. Попытался второй рукой опустить. Не поддаётся. Словно каменная статуя.

Кисть онемевшей руки вдруг приблизилась к правому глазу.

«Эй, это не смешно. Что за чертовщина?»

Голова откинулась назад вместе с телом, но руке плевать, она продолжает сокращать расстояние.

— Прекрати.

Проговорили губы шёпотом, но рука эгоистично продолжила марш.

— Я сказал прекрати!

Шёпот перескочил на крик, свободная рука начала избивать её, но пальцы уже коснулись глаза.

— Помо-ги! А-аааааа!

Пальцы острой болью вошли в глазницу. Последнее, что я увидел это круговые отпечатки на указательном пальце. Все в пыли. Затем тьма, сопровождаемая криком агонии и теплом, обдавшем холодное лицо.