Исповедь сумеречного беглеца

Yako Darrell, 2022

"Исповедь сумеречного беглеца" – это загадочный и захватывающий роман, рассказывающий романтическую историю таинственного беглеца, который убегает от своей прошлой жизни. Повествование позволяет читателю присоединиться к поиску любви и духовного покоя, и отыскать его на далекой границе, где судьбы людей пересекаются. Вы погрузитесь в его душевный мир и научитесь принимать свои собственные темные стороны.Роман пронизан глубокими философскими темами, которые захватывают читателя в трогательную историю о поиске смысла жизни и преодолении трудностей. Он охватывает оттенки верности, трагедии, мистики и приключений."Исповедь сумеречного беглеца" привлекает читателей, которые ищут духовное совершенствование, готовы проявить смелость и изменить свою жизнь. Роман может вдохновить на борьбу с внутренними демонами, на поиск своего места в мире и на осознание важности каждого момента жизни.

Глава 5. Надежда.

— Просыпайся, соня! — она смотрела на меня через щелку своих зеленых, смеющихся глаз. Косые солнечные лучи позднего декабрьского утра с трудом пробивались через тяжелую драпировку окон моей спальни, отражались в ее золотисто-соломенных волосах, пахнущих ромашкой, и звездами врывались в моих блуждающих в полудреме глазах.

Ее прохладная рука захватывала все мое мужское желание, овладевала им все больше и больше, а легкие поглаживания где-то там в паху, снова затмевали мое умиротворенное восприятие мира.

Ощущение томной прохлады на моем горячем чувственном от возбуждения достоинстве уже срывало мне крышу. Я мечтательно прикрыл зеницы и потянулся.

— О, да мы готовы. — мечтательно проворковала она.

И теперь ее смех раздавался там, в глубине пухового одеяла, прикрывающего мои разбуженные чресла и ее огненно-солнечную голову. Она резко откинула одеяло выставив как панораму свое обнаженное с легким налетом загара тело и запустила медленную и ускоряющуюся синусоиду своего обворожительного танца.

Это вранье, что ритм успокаивает, он срывает крышу с твоего восприятия, оголяет воспаленный мозг, выставляя его дымящееся от желания основание на всеобщее обозрение. Она всегда это знала.

О да, и сегодня это была кошка, большая, огромная и хищная кошка. Хотя нет, почему кошка! Нет! Это была молодая роскошная тигрица с черными подпалами полосок от купальника по всему мускулистому телу и горящими огнями ярости желаниями в огромных, чуть раскосых, со снежными пушистыми ресницами глазах.

Он блестел шелковой серебристой шерстью, которая была в легких черных пятнах. Ее кошачья породистая морда светилась, ровными и как сахар белыми клыками, которые было видно каждый раз, когда она хищно улыбалась.

Ее роскошный черно-белый хвост грациозно касался земли. Казалось, что он двигался сам по себе, вне зависимости от ее желания и умения. А сама она, мягкими прыжками когтистых лап, выходила на тропу охоты, великой тигриной охоты, где никто и никогда не знал от нее пощады.

Ее настрой сегодня утром был свирепым, беспощадным. Он ворвался в кровать, горя ярким желанием, получить власть и ощущение новой крови, на мягких, чувствительных губах.

Интересно. Она облизывает губы для придания невинного образа или это ее магнетизм, и какое-то безумство, одновременно. Может это постижение желания. Или стремление положить свою страсть на жертвенник моего воспаленного восприятия и ощущения.

Великое чувство наслаждений играло симфоническим оркестром на моих воспаленных ощущениях. Нагие нервы скручивали мускулистое мое тело в блаженстве взрыва плотской энергии, начиненной тротилом чуть припухлых губ. Детонатор, это ласковый и щекочущий язык, ее тигриного величества.

Я сейчас валялся опустошенный с помутненным восприятием, почти не ощущая своего тела. Наслаждался чередою своих ощущений. Она радостно с упоением поцеловала меня в губы, отдававшие запахом моего собственного тела. Сейчас в воздухе витал фимиам из тертой смородины, свежескошенной травы, цветущей георгины и сломанных веток дорогих духов «Jar Parfums Bolt of Lightning».

— Я в душ, ты со мной?

Белокурая бестия, наслаждаясь своей наготой и бесшабашностью уже летела, сверкая деликатесным задом в направлении ванной комнаты. Я лежал с аппетитом визуализируя ее. Вдыхал с наслаждением аромат и вновь переживал осязание ее губ, прикосновения ее восхитительного тела.

Она перезвонила мне на работу в обед и предложила перекусить в небольшом ресторанчике в старом городе. Наш любимый «Эстьен авеню», который славился хорошей французской кухней и более ста лет принадлежал одной и той же семье.

На каменной мостовой скользил первый снег, обматывая сапоги и туфли прохожих в мелкую сырую вату и заставляя красться тенями. Они ползли по гладкому льду периодически держась за стены узкой улочки. Иногда прохожие резво махали руками для сохранения такого неустойчивого зимнего равновесия.

За небольшим круглым столиком завернутого в светло-бежевую скатерть было сухо, тепло и уютно. Свежезаваренный кофе в большой фаянсовой кружке согревал ладони и душу. Он мелкими глотками проползая по языку щекоча и обволакивая его ванилью, горечью и терпким шоколадом.

Она влетела как ураган, вся покрытия крупными снежинками, сопровождаемая грохотом и визгом старой двери, на почерневших от времени латунных петлях. Пролетая к вешалке, на ходу, чмокнула меня в небритую, недельную щетину, морозными и чуть влажными губами. Покружившись вьюгою минуты три, мягко опустилась в уютное шерстяное кресло положив забавную мордочку на сложенные сердечком ладони,

— Ну ты дорогой мой готов?

Она смотрела на меня прямо не моргая, заставляя меня захлебываться в бушующей почине ее глаз. Я с вожделением вспоминал утреннее незабываемое приключение, с умилением рассматривал ее мальчишескую взъерошенность.

— К чему готов?

В этот момент я был готов ко всему, что рисовало мне мое вспыхнувшее желанием воображение.

— Мы с тобою едем на море!

Горячий ветер взаимной симпатии и безмятежности сносил меня с места и погружал в бурю. Вздыбленные волны океана уносили мой бриг за линию волшебного горизонта. И лишь изредка маячила надежда увидеть свет маяка в его мятежных водах.

— Какое море. Когда?

— Послезавтра. Я уже и путевки нам заказала. Карибы!

— Я не могу сейчас поехать!

— Как это не можешь?! Ты ведь утром обещал.

О боже, чем, и главное, о чем, я утром сегодня думал. Мозг напряженно перебирал все цепочки событий и не находил ничего, кроме возобновленного ощущения утреннего блаженства. Кроме всего этого больше ничего не лезло в голову.

На ее лице уже собиралась снежная буря. Мелкие слезинки еще соединялись в ослепительные бриллианты и в ожидании огранки скапливались в уголках ее глаз. Они были готовы в любой момент накрыть меня соленым ливнем. Какой я дурак. Я должен лучше заявить, что все помню и выполнить обещание, чем вообще лишиться спокойствия и волшебного секса, особенно по утрам.

— Диамант, ты мой ненаглядный, конечно, едем!

— Закажи путевку минимум на три недели или месяц, я все оплачу.

— Но послезавтра, ты полетишь одна. Мне надо кое-что утрясти на работе.

Сухой ветер прагматизма мгновенно утихомирил надвигающийся дождь и перевел беседу в предметное русло делового обсуждения.

— А с кем я поеду? — это был контрудар, на который необходимо было отвечать быстро и без подготовки.

— Почему бы тебе не взять Юльку? А мы с Вадимом подтянемся к вам через неделю.

— Тут все закроем и прилетим. Тем более, ты там ее немного утихомиришь. Чем мы с тобою внесем свой вклад в восстановление мира в их семье.

— Ну хорошо. Я согласна. Но ты прилетишь через неделю. Юльке я позвоню сама.

Оседлав «ветер перемен» она как волшебница страны «Оз», встряхнув роскошными локонами и чмокнув меня в губы. «Роскошница» мгновенно испарилась из ресторана оставив воспоминание и запах божественных, неземных духов.

А пожрать? Плюнув на улетевшее недоразумение и деликатесную кухню ресторана, я заказал большой стейк и бокал холодного и крепкого ирландского эля. Я достоверно знал, что хозяин этого заведения мой выбор не одобрит, но мне было уже все равно.

Я в этот момент даже не догадывался, что начался новый и не забываемый этап моей жизни. И любовь, которую я так долго искал, находится рядом. Она была готова постучаться в мою закрытую, на тысячи замков, дверь.

Прошел почти месяц, с момента моего триумфального возвращения из сущего ада Мексиканских джунглей.

Однако для Вадика, наступили черные дни, после пирушки в отеле «Koncorde de Ritte». Спина у него зажила практически за неделю. А вот семейный контроль усилился. Но также он столкнулся дома с безоговорочным отсутствием секса. Полное отсутствие понимания в семье злило теперь его непомерно.

Власть, после незабываемого происшествия, была захвачена твердыми руками его благоверной супруги и всесильной тещи. А ветреная супруга, получила еще и буллу всепрощения, на свое более развязное поведение в обществе.

Возможность отправить на отдых Сабину и Юльку предоставляло удобный случай снизить градус отношений в семье. Попутно освободить, загнанное без вести и поверженное наземь, Вадюхино самомнение. Позволяло восстановить его мужскую гордость и тщеславие, изувеченные за последнее время его женой и ненавистной тещей.

В телефоне звучал усталый голос моего верного друга. Сообщение о возможной отмене крепостного рабства, освобождении его разума и тела, привело его в такой неописуемы восторг, что он готов был собраться и ехать ко мне через весь заснеженный и застывший в пробках город.

— Вадя, не торопись. Я купил две путевки.

— Нет. Это тебе подарок.

— Позвони своей и скажи, что мы с тобою скинулись и оплатили ей и Сабине отдых в самом дорогом отеле «Malibu» на Карибах на месяц.

— Да, кстати. Объявишь ей, что ты очень хочешь помириться, а это извинение и подарок одновременно.

— Вылет послезавтра, пусть собирается. Моя ей позвонит тоже.

— Ко мне с благодарностью и поцелуями сейчас ехать не надо. Давай, поезжай домой, собирай супругу. Требуй, черт возьми исполнения ею супружеского долга, хотя бы перед отъездом.

Настроение сейчас было волшебным. Магический эль уже вовсю разбирался с моим рассудком, мотивируя его на хороший виски. Но работа есть работа. Стряхнув с себя оседлавшую мой разум негу, я отправился в контору, где меня с нетерпением ждали уже два часа. В далекой Мексике в очередной раз реинкарнировалось продолжение вечной нарко истории.

Аэропорт гудел как встревоженный улей. Здесь постоянно менялись местами трутни и рабочие пчелы. Мне всегда было интересно угадывать, кто из них, какую роль, сейчас выполняет.

Как раз в данное время, большой и ленивый трутень в образе грузчика, у портала регистрации еле-еле грузил три огромных чемодана, Сабины. Эти огромные баулы были обмотаны полиэтиленом, поставлены на исчезающую вниз погрузочную дорожку. Конвейерная лента медленно прокрадывалась в широкую пасть алчущего здания аэропорта.

В пяти метрах от нас, Вадим молча слушал наставления Юльки. Он лениво мотал головой, рассеянно слушал ее указания, в присутствии толстой тещи и ревущего пятилетнего сына. Малолетний сорванец совершенно не был похож на Вадика.

Рональд, сын Вади родился в аккурат через девять месяцев после свадьбы, что было особенно подозрительно в моем то положении. Именно сейчас глядя на этот спектакль, и обнимая веселящуюся Сабину, я начинал задумываться о моей роли и месте в этом семейном представлении.

Последние слова о любви и верности мы прокричали вслед двум затянутым в лайку и джинсы округлым попам, через стекло терминала. Они уже нас не слышали, их мысли и тела были обнажены.

Они уже жарились под горячим карибским солнцем и с удовольствием отдыхали от нас. Раскрепощено флиртовали с местными случайными бойфрендами или Альфонсами, которых было в избытке на теплых и лазурных пляжах Атлантики.

Кое-как избавившись от тещи и сопроводив ее с ребенком в квартиру Вадима, мы рванули ко мне домой обсудить неожиданно свалившееся на нас счастье. Появилась реальная возможность устроить незатейливый и блудливый мальчишник.

— Нет, брат, послушай. Давай сегодня отдохнем без надрыва. Не надо искать приключений и проблем на нашу пятую точку.

— И что это за предложения? — возбудился Вадим. Он набросился на мое предложение как мартовский кот, который увидел смесь молока и валерианы.

— Просто идем в хороший ночной клуб, например «Caracas de noches».

— А где возьмем девчонок, Юлька обнулила весь мой список, — он уныло смотрел в зеркало своего мобильного телефона, тщетно пытаясь что-нибудь там найти.

— Не надо ничего искать. Полный клуб девчонок. Подойдешь и познакомишься. А я просто хочу выпить и отдохнуть. Лады?

— Вызывай такси!

На улице, возле ночного ресторана, случайные прохожие, молча шарахались в сторону и жались к заиндевелым клумбам, которые были сплошь заставлены дорогими машинами и мотоциклами. Бензиновые твари застыли на проезжей части широкого шоссе. Они бесстыдно заняли все близлежащие тротуары и подворотни.

В ночном клубе разрывая перепонки гремела незатейливая, но яркая музыка. Мелодичный мужской голос уверенно выводил певучие испанские ритмы.

— «Sí, sabes que ya llevo un rato mirándote» (Да, ты знаешь, что я с некоторых пор наблюдаю за тобой).

— «Tengo que bailar contigo hoy» (Сегодня я должен потанцевать с тобой.) неслось из динамиков, расположенных перед ярко освещенной сценой.

«Despacito» — известнейшая песня пуэрториканского музыканта Луиса Фонси, терзала ритмичными аккордами зал, освещенный беснующимися в неистовстве прожекторами. Танцпол мерцал оголенными телами танцоров, сплетенных в сальсе, как ветки деревьев и лиан в диких и вечно душных, мексиканских джунглях.

Спертый запах вспотевших тел, дорогого алкоголя, панамских сигар и французских духов смешивался и проникал в твой мозг. Он возбуждая непреодолимые желания совокупления, радости и бесшабашности. Наш столик был недалеко от танцпола и отдаленно напоминал ложу из кинофильма про сицилийскую мафию.

К нашему приходу на столе стоял мой любимый виски «Macallan». Лед отливался серебром в хрустальной запотевшей вазе. Корзина с фруктами, дощечка с сырами и небольшая коробка сигар «Bolivar» дополняли это великолепие.

Я плюхнулся с размаху на мягкий диван плеснул себе и Вадиму одну треть бокала виски, обильно сдобрил его подтаявшим льдом. Молча и со вкусом выпил, закрыл глаза и предался мечтательным ощущениям музыки. Мерцающий свет выпрыгивал из тьмы и врывался в мои полузакрытые глаза каждый раз, как я тянулся за стаканом виски, кусочком сыра или виноградиной.

— Танцевать идёшь? — Вадим уже гарцевал в стойле ложи, причмокивая губами и раздувая ноздри. Он мне сейчас напоминал не стреноженного, но давно объезженного рысака перед спариванием.

— Нет, иди сам. Я тут посижу. Отдохну. Помечтаю

И породистый жеребец, сбросив седло и стремена, рысью рванул сломя голову в центр зала, где затерялся среди полураздетых и разгоряченных женских и мужских тел. Зал наполнила всепрощающая и лиричная мелодия.

Я всегда любил испаноязычную музыку, перемешанную с модальностью Африки, индианскими напевами. Эта гремучая смесь создавала шедевры, которые сразу захватывали твою психику любовью, нежностью и жгучим, острым, как кайенский перец, сексом.

Ко мне не иссякал интерес женщин, особенно молодых, а не только разгоряченных алкоголем и саундтреками.

Высокий, стройный в меру накачанный, пропорционально сложенный, с великолепным чувством юмора. Короткая стрижка. Постоянная двухнедельная щетина на отдохнувшем лице. Зелено-карие глаза, которые пристально разглядывали очередную жертву. Я был завидным женихом и потенциальным сексуальным партнером. Охомутать и стреножить меня хотело все женское сообщество.

Финансовая независимость и обеспеченность, всегда были дополнительным бонусом, или главным козырем при знакомстве, или соперничестве. Но все эти достоинства постоянно нивелировал один факт. Женщинам я не приклонялся и к ним не привязывался. Я их желал, уважал, им сочувствовал. Но любил и испытывал всю гамму чувств только к своим родителям.

Моя вторая, отличная от гражданской линия жизни вывела жёсткую аксиому моей судьбы. Я не был готов рисковать чужими судьбами.

Наслаждаться каждой минутой моей жизни вот чего я хотел сейчас. Лишившийся рассудка зал в одночасье замер и мгновенно исчез с танцпола. Посетители, рассосавшись во вновь вырытые норы, у столиков и лож, выставили у танцевального подиума «молодых сурикатов», которые жадно наблюдали за окружающим их миром. Некоторые из них, оккупировали невысокую стойку бара, с вечно улыбающимся молодым темнокожим барменом.

Ворчливую тишину клуба заполнила необыкновенная музыка, которая пробиралась в душу и искала там закоулки твоей любви и похоти. В ней из невесомого эфира возникла она. Та, что охватывает тебя желаниями, покоряет мир обертонами своего очаровательного голоса. Новая и светлая муза испанского небосклона.

— «No te importa si te llamo mío… Sólo por hoy…» (Ничего, если я назову тебя своим, только сегодня?) — медленно заполняло тишину выжатого, как старый лимон, зала,

— «Si yo sé que vos sabes que puedo necesitar tu amor» (Если я знаю, что ты знаешь, что мне нужна твоя любовь) — неслось из уставших и надорванных динамиков.

Это пела свой медленный и душевный хит «Natalia Oreiro», молодая уругвайская исполнительница.

Песня была ласковым морем, которое омывает тебя набежавшей мелкой волной. Она медленно наползает на морской песок восприятия. Искрится в брызгах, под слепящим и кудрявым южным солнцем. Твое бренное и усталое тело погружается в глубину. Ритм наполняется морской, соленой прохладой и оставляет на тебе рваные светло-зеленые водоросли слов, пахнущих йодом и свежим кофейным зефиром.

На дымящейся платформе танцевального зала, оформленного застывшими пятнами цветных фонарей, одинокие пары уныло или со страстью, молча прижимались друг к другу.

Они пытались, с упорством самоубийц, попасть в ритм танца, но чаще всего лишний алкоголь брал верх над разгоряченными останками былой свежести. Эти странные, незнакомые между собой любовники, временно соединили мохито и крепкий, дешевый виски. Они несуразно разлетались в разные стороны под аккомпанемент заполняющего пространство ударника и саксофона.

Это было совершенно неожиданно, даже для меня, и, возникло ощущение реинкарнации наплывающего на тебя голоса в клубах несуразной, дымовой пушки.

На центр выбежала девчонка лет девятнадцати с изумительным чувством ритма и великолепной пластикой танца. Она обхватила и прижала к себе несуществующего партнёра и закружила его в медленном круговороте своего желания и волшебства.

Легкий полупрозрачный топик оголял небольшую грудь с дерзко выпирающими сосками. Они периодически прятались от света софитов. А когда появлялись, вызывали бурлящий, нарастающий, тихий шепот вожделения большей части мужского зала. Упругая попа, затянутая в джинсовую ткань, своими восхитительными округлостями и красотою, вызывала аллергическую реакцию у большинства женского общества этого клуба. Сейчас это было инь и янь данного события.

Густые светло-каштановые волосы опускались, непослушными локонами на ее оголенные плечи. Они нежно и испуганно оттеняли хрупкий овал лица с тонким, чуть вздёрнутым курносым носиком, который отбрасывал крадущуюся тень на чувственные губы. Но эти роскошные глаза!

Казалось, что их бездне нет конца, края и глубины. В них таилось зеленое великолепие весенней травы, смешанной лазурными небесными просторами. Казалось, что это, веселый холодный, молодой и бесшабашный ручей вырвался на свободу из-под материнской опеки. В них было все таинство и безумие черных волн океана. Непостижимое совершенство, случайно созданное природою, в одиночном и мне казалось, в единственном экземпляре.

— Ты чего задумался? Кэп.

Со мною рядом на мягкий диван с разбега, как ипподромный загнанный скакун, после очередного удачного заезда, плюхнулся Вадим. Он обдал меня одновременно терпким запахом пота и ржаного виски. В воздухе парил еле уловимый миазм состоящий из волшебства и безумия. Взбитые сливки, глазированные фрукты, необычные пряные конфеты и воздушные пирожные. «Escada Candy Love Limited Edition» — так знакомые мне духи, которые чаще всего, увозили меня в увлекательное путешествие, в страну плотских утех и запретных сладостей.

— А теперь, Слава, мы вместе с тобою поприветствуем наших новых подруг Инна и Ира, и где-то тут потерялась Анна.

Да что же это такое? Складывалось пока еще не вполне осязаемое ощущение наступающего дежавю. Мелькали перед моими прикрытыми глазами лица и образы. Они и складывались в мозаику нашего с ним не очень приятного приключения в отеле. Неужели это те же самые девчонки? Да вроде нет!

— Ты чего застыл? Не обращайте на него внимание. Он не всегда такой, — улыбался тяжело дышащий ловелас, обращаясь к новым знакомым и приглашая их к нам за столик.

Они были удивительно похожи, как однояйцовые близнецы. Роскошные холмы вздыбленных и неукрощенных грудей, прикрытых чуть модным темным топиком. Да так, что при каждом движении их владелиц, они стремились самостоятельно, без спроса, выпрыгнуть наружу.

В наших темных шатенках с непокорными и шальными волосами, чуть выше плеч, сразу привлекали удивительные, тонкой работы выгнутые крупы. Бесподобно смотрелись и небольшие, но мощные, накачанные попы, чуть прикрытыми тонкими плиссированными мини-юбками. Черные в мелкую сеточку чулки, заботливо убегали в мягкие утепленные полусапожки. И, конечно же, все это великолепие было без нижнего белья, то есть все как любит Вадя.

— Так девчонки, шампанское или что?

— Нет, мы лучше немного виски, — их поведение, на удивление, мало соответствовало их вызывающему образу. Они скромно присели рядом с Вадимом, напротив меня выставив на показ все, исключительно все прелести, которые как по волшебству превращают мужчину в неуправляемое и похотливое животное.

И теперь даже в полутьме клуба, я явно различал бритую магию, широко выставленную на показ. К горлу медленно начинал подбираться комок неистовой похоти, приторможенный осмысливанием возможных последствий. Но главное вдруг захотелось сегодня напиться.

Налив себе приличную порцию виски и закурив любимую сигару, я неохотно и терпеливо поддерживал ничего незначащий разговор. Вспоминал девчонку на танцполе и судорожно пытался вспомнить, кого она мне напоминала.

Тихий шум взорвался петардами звуков пуэрто-риканской музыки. Закружились в неописуемом ритме пары, софиты и прожектора. Огромные черные колонки сдавливали, итак, спертый воздух. С каждым ударом барабанов разлетался по клубу зной полуобнаженных тел. Новое бешенство спекшихся желаний, снова объединяло зал.

Она появилась у нашего столика так внезапно, что я чуть не захлебнулся глотком ржаного виски. Нет, я не тонул в ее огромных зеленых глазах, которые с удивлением разглядывали меня. Я просто поперхнулся от неожиданности ее появления. И сейчас эта злополучная спиртовая смесь просто застряла комом у меня в горле.

— Вы кто? — только и сумел прошептать. Я жалко выглядел, пытаясь проглотить этот проклятый терпкий «Macallan». Снова и снова, бесстыдно пялился на ее выпирающие из-под веселого топика напряженные соски.

— Меня зовут Аня. А как вас зовут, Слава, я знаю! Вас уже мне и девчонкам представили, — ее голос журчал свежей родниковой водой. Он вливался в мой мозг нарушая зрительное восприятие, и, как наркотик, насиловал его чувственность.

Мой взгляд застыл теперь на ее лице. Я молча следовал за улыбающимися губами и ниспадающей, непокорной челкой, то и дело прикрывающей бледно-розовый, чуть влажный от глицеринового тумана лоб.

— Я просто стояла чуть в стороне, и вы меня не заметили, — ее глаза смотрели почему-то с небольшим укором. Как орудия главного калибра линкора, они произвели залп, и я почувствовал, что моя крепость пала. Редуты, которые я так долго и скрупулёзно стоил эти годы, начали разрушаться под ударами ядер ее слов, движений, взглядов.

Она молча присела около меня и вдруг спросила

— А можно я потрогаю вашу руку? — и взяв мою правую руку положила ее на свое округлое и голое колено обратной стороной. Неуверенно, прижав запястье, погладила мою шершавую, привыкшую к ручке боевого ножа, ладонь.

Она терпеливо и напряжённо вглядывалась в линии, нарисованные действительностью, прошлым и будущим. Водила по ним тонкими пальцами, шептала словно знахарка, заветные слова. Забавно и чуточку смешно шевеля губами.

Мне сейчас казалось, что она пытается излечить уже давно потерянного, для большинства людей этого мира, неизлечимого больного. Моя рука в осторожном сопровождении вернулась на место.

— А знаете, что? Пойдемте со мною танцевать! Я вас приглашаю! — бесцеремонно с какой-то непреклонной настойчивостью, она погрузила меня в глубину ритмов и пустила в свою бездну ощущений и фривольности. Я терялся, искал берега континентов, но находил только островки ее нежности, любви и воображения.

Я мягко, на ощупь, трогал ее восхитительное тело. Пытался, как-то дистанцироваться, и держаться на небольшом, хотя бы, но расстоянии. Стремился не разрушить окончательно свои фортификационные укрепления.

Она все сильнее прижималась ко мне, обвиваясь в танце, как франжипани, цветок похожий на детский рисунок. Ведь дети понимают законы гармонии очень буквально — цветок должен быть правильный и симметричный, с волшебным, возвышенным запахом.

Благоухание ее тела, которое заполонило меня до основания, описать было невозможно. Оно изменялось все время в зависимости от окружающей нас гармонии и ярко напоминало аромат цитрусовых, жасмина, специй, гардений и ландыша.

Все! Для меня окончена битва за независимость, проиграна не начатая война, моя крепость выбрасывает белый флаг. Командир сдает боевые знамена. Победитель крепко и незабываемо целует мои заветренные губы и крепко обнимая, прижимает к себе.

— Кто ты? — шептал я про себя

— Откуда ты взялась?!

Раннее утро. Мы сидели с ней рядом на одинокой, облезлой скамейке на берегу, подмерзшей иссиня-черной реки. Бесшумно неслись вдаль прозрачные, покрытые островками улыбающегося льда, воды. Где-то там за дымкой горизонта их ждал теплый и глубокий океан.

Изредка небольшая волна, невесть откуда взявшаяся, словно вынырнувшая из-под снежной махровой простыни, с разбегу ударялась о гранит набережной. Тихий всплеск, испугавшись, убегал куда-то вглубь водной, идеальной глади, оставляя на ней мелкую рябь и куцые небольшие круги водоворотов.

Небольшая стая серых, раздувшихся, как шары воробьев, назойливо атаковала теплый дымящиеся паром рассвета воздух. Первые лучи восходящего солнца настойчиво, с упорством пробивались через оранжевые перистые облака. Отраженные солнечные лучи, веселясь, гонялись за уставшим взглядом ранних прохожих, а догнав слепили глаза.

Шальная вечеринка в клубе, длившаяся всю ночь до утра, закончилась. Мы с нею любовались неспелым рассветом, мягко укутывавшим наши тела. Вдруг, она, повернувшись ко мне и резко выпрямивши свое восхитительное тело спросила:

— Хочешь я расскажу тебе увлекательную историю, даже может быть про тебя.

— Про меня?!

Я про себя ухмыльнулся. Мой влюбленный взгляд осторожно, словно пальцами ощупывал ее милое лицо. Мне нравился этот бесподобный, слегка вздернутый подбородок. Мои чувства тонули в ее томных, зеленых, еще искрящиеся ночным весельем, глазах. Завораживал небольшой носик, который умилительно двигался во время нашего разговора.

— Ну, не совсем про вас сударь, но, вы на удивление, очень похожи на героя моей волшебной истории.

Она усмехнулась. Посмотрела мне в глаза. Ловким движением тонкой руки, украшенной серебряной чеканной змейкой, поправила локоны своих непокорных волос, и продолжила:

— Вообще-то, моя задница очень любит необычные приключения.

— Я сейчас, государь, в ином, в переносном смысле. Хотя, чем черт не шутит!

— Если, вам, интересно? Я займу, у вас, десять ваших драгоценных минут

— Конечно хочу!

Я с удивлением рассматривал ее, созерцая чуточку припухлые губы, профессионально окаймленные бледным телесным тату, и удивительно белые и ровные зубы. Было ощущение, что небольшой айсберг оставил здесь свои осколки при столкновении с Титаником.

— Итак.

— Я очень молодая и красивая, семнадцатилетняя девчонка еду в вагоне купе, на нижней полке. Ехать мне около двенадцати часов. Время есть и выспаться, и пофилософствовать, и книжку почитать, и чаю попить. Не знаю, как ты, но очень люблю чай в поезде.

— Так вот! Я разу подумала, что с попутчиками мне не очень-то повезло. Напротив меня на верхней полке кто-то спал. Мужчина, похоже средних лет. Не разобрать, кто он такой. Но, похоже, сильно выпивший. Он синхронно похрапывал точно под стук колес поезда, да так, что невозможно было слушать этот ритм без усмешки.

— Когда он проспался, или его прибила нужда. Он слез с верхней полки. И тут я увидела приятного парня лет тридцати. Загорелого, ну очень загорелого. Что мне показалось неестественным, в это время года, поскольку на улице, как сейчас стояла или поздняя осень, или зима.

— Он был темноволосый, короткостриженый, с аккуратной двухнедельной щетиной на загорелом лице. Он был весь какой-то смуглый, от неестественного загара, и смотрел на меня зелено-карими уставшими глазами. Не опухшими от пьянки, нет, нет, а именно очень уставшими. На нем была темно-зеленая майка, вот такая, как на тебе в клубе сегодня.

— Но больше всего меня привлекли внимание его руки. Ты видел когда-нибудь статую Давида Микеланджело, — она мечтательно закатила глаза, и, не открывая их, продолжила. Она словно читала свои воспоминания по записям в школьной тетради, именно той, в которой школьницы, описывали свои подростковые ощущения и желания.

— На них лежал экзотический коричневый загар. Они даже им лоснились. Складывалось впечатление, что они его источали, как церковный елей. Этим загаром, знаешь, мне показалось, блестела и вся его кожа, которая выглядывала из-под его майки цвета хаки.

Он дразнил меня хорошо развитыми мышцами. Да он был действительно хорошо сложен и его плечи были ровные, и упруго накачанные.

— Он не был бодибилдером. Они были обычные. Более мужественные, что ли. Да, все-таки какие-то они были необыкновенные.

— Я, смотрела на эти руки и плечи.

— И я реально не могла оторвать от них глаз.

— Когда он вернулся с чаем, мы познакомились. За пустой болтовней, ничего незначащими разговорами, он рассказал, что военный и возвращается домой после длительной командировки из-за границы. Какие-то теплые, далекие страны, где джунгли и теплое море. Сейчас не точно помню.

Конец ознакомительного фрагмента.