О Л Ч

Well Milk

Шифровизм – мною сформулированное направление в искусстве, характеризующееся намеренным сокрытием автором в деталях своего произведения определённых смысловых нагрузок, рассекречивание которых раскрывает конкретную идеологию.Сюжетные линии произведения основаны на нереальных событиях и содержат в себе сцены, которые могут ранить психику несовершеннолетних читателей, а все сходства персонажей с реальными личностями являются случайными.

© Well Milk, 2019

ISBN 978-5-4496-3594-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Берлогинский музыкант»

— Смотрите! Смотрите! Опять они!

— Ура-а! Потешники едут!

— Шуты в телеге!? Да уж, занимательные ребята. Надо глянуть на них! Обязательно посмотрю и это их представление!

— Ха-ха-ха, шуты в телеге, ха-ха-ха, как вспомню… Ха-ха-ха!

— Тррр, стой, пернатый, тррр! Остановись, дружок, тррр! — гаркнул кучер, облачённый в белую мантию, из-под капюшона которой не было видно его лица. — Стой же, тррр, не гони! — повторил он орущему «Куда-куда!?» великокрылу, прежде чем тот замолк и остановился вместе с привязанной к нему повозкой, утопив левое колесо её в луже, до мутной воды которой ещё не дотянулся утренний свет.

Таинственный гость, от приезда которого местные жители ликовали настолько, что даже не замечали его самого, закинул вожжи в повозку и спрыгнул с неё через правое крыло своего перьятана, встав в позу со вскинутыми к небу руками. Все замолкли.

— Друг мой, — обратился таинственный гость к одному из ожидавших его представление зрителей, положив свою правую руку на тёмно-зелёный хребет клокочущего великокрыла. — Ни это ли земли Священного училища? — спросил незнакомец, наполовину спрятавшись за перьятаном.

— Именно так, шут! — ехидно ответил ему зритель, несколько раз хрюкнув от смеха.

— Но… Я не шут! Я актёр! — заявил таинственный гость. — А это моя Театральная карета, на которой я приехал к вам, чтобы дать представление! — воскликнул актёр, вновь вознеся руки к небу.

Все зааплодировали, после чего он ловко запрыгнул в свою повозку через правое колесо и представился:

— Мой псевдоним Тэлмаг, друзья! Я хозяин этой Театральной кареты! — сказал актёр, топнув ногой, отчего каркнул его великокрылый перьятан. — А это мои подручные: шерстяная кукла Анитовиж, деревянная кукла Кеволеч и железная кукла Онхет!

Зрители восхищённо ахали и охали под поклоны кукол, но колокольный звон заставил всех замолчать. К левому колесу повозки посыпались четвертаки, и значительные массы зрителей, отвернувшись от представления, стали расходиться. Остались лишь Оленбосэлы — старики, на плечи каждого из которых в той или иной степени было возложено управление Бадайком, а также белая, как и у актёра, мантия, но с ярко выраженным желтоватым оттенком.

— Все мы рабы Божьи! — произнёс один из Оленбосэлов, рога которого украшались самым большим количеством самых больших среди прочих рогов драгонкамней. — И все мы обязаны должным образом служить им! Услышьте же, ученики Бадайка, зов своего пристанища, от коего все вы должны в скором времени будете отойти, дабы размножить в головах всех зверомов мысль о том, что поклонение джинам есть спасение в этом мире! Услышьте же звон колоколов Священного храма и спешите постигать мудрости, что приготовили для вас слуги джиновы — учителя Бараниши! — сказал старец оставшимся зрителям.

— Не хочу возвращаться в храм! — воскликнул тот самый хрюкающий зритель, поглядывая на окруживших его Гиппопонунов. — Хочу веселья!

— Нет, Нозираунт, нам нужно идти, тут слишком много Оленбосэлов, могут исключить тебя за прогул без уважительной причины, — ответил ему один из этих Тяжакэлов.

— И если Оленбосэлы будут вынуждены отправить тебя из Бадайка прочь, то прощайся с подтверждением своего титула! — добавил другой Гиппопонун.

— В таком случае, не быть тебе князем Каштанграда и не владеть шахтами с драгонкамнями! — подхватил третий Тяжакэл.

— Поэтому потерпи ещё немного. Ты отучился уже почти два года, остался лишь один. Наступают холода, а это значит, что скоро начнутся каникулярии — отдохнёшь, как следует, а потом и последний год отучишься, получишь подтверждение своего княжеского титула, вернёшься в Каштанград, сделаешь нас своими поверенными, тогда, обещаю тебе, у веселья нашего не будет границ, — подытожил первый.

— Ладно, убедили, — согласился Нозираунт Свинхрюнионэл. — Я знаю, как развлечь себя по-другому!

— Никто и не сомневается, что у тебя что-то есть! — смеясь, произнёс второй Тяжакэл, уводя Нозираунта от представления в сторону Священного училища.

— Эй! Тихо! — возмутился Свинхрюнионэл. — Сами же распинались только что про титул и всё остальное.

— Ах-ха-ха, не будь наивным, друг мой! — засмеялся тот ещё больше и, приобняв Свинхрюнионэла, прошептал, — все и так всё про всех знают. Главное, успевай вовремя вытирать свой пятачок от виноградного сока, чтобы никого не дразнить.

— И не бойся ты уж так этих Оленбосэлов, — добавил третий Гиппопонун. — Пускай они боятся тебя, ведь это ты будущий князь Каштанграда и всех его драгонкаменных шахт!

— И ты никогда не скрываешь своих истинных намерений, ты говоришь то, что и думаешь, в отличие от Оленбосэлов, которые утверждают, что все перед небесами равны, однако, остаются смотреть представление, — сказал первый Тяжакэл.

— Вы абсолютно правы! — радостно прохрюкал Нозираунт. — Что бы я без вас делал, ребята!? Не представляю, как мне быть одному в следующем году!?

— Ещё рано об этом думать, — успокаивал Свинхрюнионэла всё тот же первый Гиппопонун. — Но я обещаю, мы что-нибудь придумаем за каникулярии, а покамест тебе стоит задуматься об успешном окончании этого учебного года и о том, что ты скажешь про нас своему отцу, когда вернёшься домой, чтобы расслабиться и набраться сил для последнего хода к подтверждению своего титула.

— Точно, учебный год ещё не прошёл, а я уже вялый, забыл свою сумку возле телеги того шута, там ведь все ценности остались, — визгнул Нозираунт и поспешил обратно к представлению.

Актёр со своими куклами показывал фокусы окружившим его повозку Оленбосэлам, позади которых сидел на корточках Ирбисоирэр и, держа в правой руке кожаную сумку, рассматривал инкрустированный драгонкаменной крошкой ключик от дверного замка, с недоумением поглядывая в сторону представления.

— Это моё, отдай! — накинулся на Ирбисоирэра Свинхрюнионэл.

— Извини, я и не думал ничего брать себе из твоей сумки, хотел лишь понять, чья она, и вернуть, — отряхиваясь, произнёс Ирбисоирэр.

— Может, ты и в грязь не хотел её ставить!? — хрюкнул Нозираунт, закинув в сумку резким движением левой руки ключик, упавший на траву.

— Твоя сумка уже стояла на песке, когда я её нашёл, честно.

— Я знаю тебя, Котис, — резко перевёл тему недовольный Свинхрюнионэл. — Ты Виктор из Ирбисфорта! Тот самый Виктор, что болел всю неделю, то и дело приходилось слышать на каждом занятии: «Где Виктор? Он болеет! Где Виктор? Он болеет!» и так каждый день! А сейчас мы встретились на этом чудном представлении. Какая прелесть!

— Ты чего?! Я же извинился за сумку, — мяукнул себе в ус Ирбисоирэр. — Да, из-за болезни мне пришлось долгое время сидеть в своей палате и зубрить там пропущенные занятия, ведь наш проповедник обещал спросить с меня. Но, вот, я выздоровел, и теперь мне нужен свежий воздух, я попросил у его Святейшества Акидумфида разрешения остаться посмотреть представление, он не был против, видимо, увлёкся фокусами. Если не веришь, можешь сам спросить, но я думаю, что отвлекать Оленбосэлов по пустякам — это плохая идея. И ещё, я не Виктор, а Викториус, у нас в Котгороде такие правила, что парня, обучившегося навыкам война родного форда, князь награждает именным званием «ус», а девушку — именным званием «мура», — пояснил Котис, улыбнувшись Свинхрюнионэлу.

— Мне плевать, какое там у тебя звание. Я Свинхрюнионэл, и мне хорошо! — дерзко ответил Нозираунт и, ещё раз заглянув в свою сумку, развернулся, а затем ушёл.

— Ну, что, готовы теперь увидеть спектакль? — интригующе спросил актёр.

— Было бы неплохо, — ответил ему Акидумфид.

Все Оленбосэлы зааплодировали, и актёр, положив правую руку на сердце, поклонился.

— Называется спектакль «Застрявшие», — пояснил актёр.

С левого края повозки вздёрнутый левой рукой своего творца за ниточки выскочил марионеточный персонаж Кеволеч.

«На охоту собираясь,

Острый меч с собой возьму,

Чтоб себе в краю далёком

Пропитание добыть», — сказал актёр, дёргая за ниточки Кеволеча, держащего в своей деревянной руке острый кинжал.

С середины повозочной сцены вынырнула перчаточная кукла Анитовиж.

«Что я вижу, боже мой,

На пороге дома своего!?

Прям в заборе у меня

Застряла сочная еда!» — удивился охотник.

«Ты не ешь меня, Кеволеч,

Я тебе ещё сгожусь:

Если надо, поле всё твоё вспахаю,

Да паразитов разгоню», — простонала Анитовиж.

«Я тебя не понимаю,

Говоришь не на моём.

Я тебя сейчас зарежу…

И в конце запью вином», — заявил Кеволеч.

Освободив свою десницу от перчаточной куклы, в правом углу сцены актёр поставил железную героиню Онхет и правой же рукой завёл её механизм, заставив ту шагать на месте.

«Анитовиж тебя просит

Не губить её сейчас,

Ведь полезною по дому

Сможет быть тебе она», — пояснила Онхет.

«От неё одна лишь польза:

Мясо вкусное под кожей,

И вообще, ты что такое?!

Как попало в этот мир?!» — возмутился Кеволеч.

«Я тебе раскрою тайну,

Это ты меня создал,

Механическую деву

Под названием «Онхет»!»

«Я такого не припомню,

Ты мне голову морочишь!

Я тебя сейчас сломаю,

А потом… Не знаю что!» — рассвирепел Кеволеч.

«Ты создашь меня нескоро,

А под старость своих лет,

И спасти кеволечей назначишь,

Мне построив хронопорт! ” — ответила Онхет.

«Что такое ты глаголешь!?

Этого не может быть!

Разве мир не вечен этот?!

И что такое хронопорт?!» — спросил у неё Кеволеч.

«Поясняю, мир сей смертен,

И всё то, что в нём живёт,

А если хочешь сохраниться,

За грань мира заступи.

Понял ты всё это сразу,

Как твой судный час настал,

И меня, собрав скорее,

К хронопорту пригласил,

Чтобы домик твой нашла я,

В коем в юности ты жил,

И подробно описала

Тебе смысл жизни весь», — произнесла Онхет.

«Смысл жизни я то знаю:

Сытым быть и спать в тепле,

Чтобы женщины ласкали,

Чтобы полон был бокал!» — усмехнулся Кеволеч.

«Нет, не в этом смысл,

Хоть всё это хорошо,

У кеволечей задача

Делать хорошо друзьям! ” — воскликнула Онхет.

«Но друзей с рождения

Не имел уж я,

Все кеволечи коварны,

Все чего-то от меня хотят!

Лучше мне ты расскажи,

Как бессмертным стать,

Чтоб меня боялись все,

Чтоб я всех к ногтю прижал!

И вообще, чтоб я поверил,

Скажи число моё любимое,

Да про хронопорт ответь,

Не уходя от темы впредь!» — приказал Кеволеч.

«Хронопорт — ворота это,

Чтоб во времени гулять,

Они стоят в твоём подвале,

Ты их к старости построишь.

А число твоё любимое —

Дата твоего рождения,

Но послушай ты меня,

От тебя пришла я зрелого,

Тебе нужно измениться,

Стать таким, как в мудрости,

Чтоб успеть отдать любовь

Невраждебным к тебе сущностям,

Ведь подарками владеет

Мир великий этот,

И он готов их тем вручить,

Кто выполнит свои предназначения!

И представь ты только,

Мир сей — малая повозка,

Куклы в нём всего лишь мы

Друг от друга порождённые,

И для каждого из вида

Есть особая задача,

Будешь выполнять свою,

То наполнишь душу «высшим светом»,

А не выполняя в мире этом

Заданные им же цели,

Души заливаем свои «тьмой»

Становясь в ином миру доской.

Чем представлена душа,

Ты поймёшь чуть позже,

Главное — невинным помогай всегда,

Знай, добродетель вечная — дороже!

Ведь только так ты сможешь

Заполнить душу свою «светом»

И чем больше в ней его добудешь,

Тем больше жизни выйдет в ином мире!» — промолвила Онхет.

«А я-то думал каждый день,

Что мы создания все Божии,

И если нагрешил хоть раз,

То к небу нужно обратиться.

Теперь глаза мои открыты,

Не буду тратить время на мольбу,

Желаю жить я в предстоящем мире,

И поэтому-то ближним помогу!

Ну, а чтоб мне лучше было

Помогать всем бедным,

Онхет, как ты я стать хочу:

Умным и железным!» — сказал Кеволеч.

Не успел актёр закончить представление, как в его перьятана со стороны Оленбосэлов полетели камни. Могучий зверь завопил: «Куда катится этот мир!? Куда катится этот мир!?» и стал взмахивать своими огромными крыльями, но повозка не позволила ему взлететь. В итоге великокрыл, брыкаясь, перевернул повозку с актёром и всеми куклами. Оленбосэлы толпой накинулись на споткнувшегося перьятана: стали дербанить его, создав тем самым зелёный перьяпад, затем принялись ломать повозку, рвать кукол, и только актёр сумел спастись. Под крики Оленбосэлов и своего перьятана он, придерживая руками капюшон теперь уже коричневой от грязи мантии, убегал в сторону Берлогинска, отражаясь в глазах Акидумфида, который, потеряв в толкучке у Театральной колесницы свои рога с драгонкамнями, а также испачкав свою мантию в грязи, подбежал к Викториусу, единственному ученику Бадайка, что видел спектакль, и развернул того к себе лицом.

— А!? Что!? — вздрогнул Ирбисоирэр, спрятав руки за спину.

— Почему ты здесь, а не на занятиях?! — спросил его Акидумфид.

— Я болел… Вы мне разрешили остаться, — ответил Котис.

— Надеюсь, теперь-то ты здоров!? Иди в училище! — воскликнул Оленбосэл. — Тут небезопасно, слишком много шарлатанов!

Ирбисоирэр резко развернулся к Бадайку и побежал в Священное училище, спрятав под пояс кинжал, что вылетел из Театральной кареты вместе с деревянной рукой Кеволеча.