Волчий Бог и танцевальная чума. Опера

Velikaya Lives Lui Braun

Чума говорит вслух!Правое ухо коснётся губ,И откровения чумыСквозь призму сонных искаженийВедут свою игру теней,В них вижу я движения картины чудной сей.В горсть мою она щедро насыпала букв, трясти…Наиграться словами хочу, написать о ней повести.

Акт 1 Реквием

Самый страшный недуг —

Без друзей, без подруг — хворь души,

Не обессудь,

Раскрыли руки в рёбрах — грудь,

Булатные в сердце вонзились ножи…

Доставать ценный груз, подожди, не спеши,

Лезвий стальных лязг — куражи,

На четыре камеры мотор разложив,

Растиражировал врач сердце мое в тиражи самиздата,

Охраняемая палата, особый вес,

Штамповал чёрный пресс,

Газетной рубрики стресс-полоса

Некрологом узким зависла коса,

Срезал серп волоса у пшеницы,

На соломинах сникшие злака крупицы,

Под флагом пиратским — штамп,

Синим чернилом начернил штам,

Пресс-папье прокатал — промокал,

Палач обвинил, глашатай — объявил нам;

— Чума!

Да здравствует Великая Чума Иерсиния Пестис!

Нестерпимая боль, мысли в ноль,

Так, что хочется наложить… руки,

Разом скрестить на груди муки.

Зажав крест распятия в кулаке,

Скулы свести на венечном замке, сцепить,

На две стороны дуги скрепить… все,

Слышать плач и не завопить в ужасе.

Виртуозно играет смычок на длинной руке — трости,

На скрутке конских волос — пучок запутался в музыке,

Перебирают пальцы грифа стройного позвонки,

Струны трогают щупами,

Приучить к рукам скрипку думают,

Тёмными думами,

Тайно увести пленницу свою, трюмами.

Бесконечной прокруткой льёт плач,

Зацепила иголка спираль Фибоначчи,

Не иначе заело винила пластинку,

И по спирали растянутой слинки,

Медяки собирая в клатч,

Заказную требу играет палач,

С барской руки кидает нищим на глазницы — пятаки…

Закрывает яблоки.

Пошетта, слёз завязав в носовой узелок,

В потаённом кармане припрятав платок,

Присев на градус сорок пять, широты не сумела объять,

Параллельны до поры ей параллельные миры.

От горьких потоков платочек горяч,

Приберёг в свою горсть монеты для сдач…

Под «Маруськиным ободком» губач,

Плаха да чёрный кумач,

Паха и жжёный тёртый калач…

На костяшках передних обугленных лап

Марганец объедает кость,

Почернела у суки трость,

Да, цвет брюшка блошки,

Выжигая, жжёт,

Промеж ручья двух слёз,

Стекает капли ЙОД,

И горит помидор,

Превысивший код коды — чумовой оды.

Доедать им объедки чужого стола,

Прописала рецептом — Чума.

Таков бал Чумы, выжигает дотла,

Я Чуме вас всех отдала.

Кто не со мной,

Кто не поверил,

Кто не уверен…

Перед вами отныне захлопнуты двери!

Как монеты щедрой рукой — отлетайте с ладони,

Я для вас… сплю.

Успокаивая душу мою…

Вы!

Со святыми велели уснуть в раю…

Путали путами инакомыслия,

Легкомыслия, завистью,

Мысли пустые, слова бессмысленные,

Стираются девичьей памятью,

Замятью всё, огненной шалостью,

Разлетаются стаи огарками жалости.

Думай думу теперь сама, мёртвая голова,

Собери себя мыслями,

В «горе от ума» слёзы чистые!

Ты тяжёлой легла отдохнуть, крайность не вынести,

Тесновата твоя кровать, но не вылезти,

Голова венцом стянута, не поднять чела,

На диванной подушечке сон вековать улеглась пчела.

Белоснежна атласа постель, снег в морозную степь,

Чёрной думой по ней шагов тянется цепь, звеня,

Кто-то всё же пришёл укачать колыбель, проводить меня…

Свой нанёс визит,

Ветром плачет свирель — по ушам свистит.

Вечный сон к савану в капюшон лёг,

Пыль, стряхнув с дорог, с головою скрыл,

Балахон от ног до чела накрыл,

Запах воска пролила свеча,

Формодент сгоряча

Плачет чёрной слезой, заливает рот,

Воск потоками в грот, унисон панихид,

Дым кадильниц шкварчит,

Пригорели кусочки смолы,

На зубах смоль горчит, вяжет рот,

Чёрным ладаном жжёт опять,

Может, сможет Ливан разогнать

От меня эту тёмную рать, выжигать

На древесных углях, гори,

Огнём полыхай, «проклятый рай».

Сгорел элитный бордель, головешками став,

Всё же, есть у Чумы — УСТАВ.

Конец ознакомительного фрагмента.