Линия жизни. Книга первая

Sergiu Postolachi

Когда забывается история, начинается Смута. Мы наблюдаем, как на наших глазах пытаются переписать историю. Особенно сильное наступление идёт фронтом на историю Российской империи и СССР. Белое сереет, затем чернеет, и наступает помрачнение. Выход один – призвать на помощь воспоминания очевидцев тех событий. В книге первой трилогии, вы сможете окунуться в жизнь начала прошлого века и проследить за событиями глазами главных героев.

Глава четвёртая: Война

Первая мировая, плинианским вулканом, высвободила взрывную энергию, копившуюся за десятилетия предвоенного периода. Война, подчинила людей своей прихоти и поменяла не только их жизни, но и их самих.

Старые империи, обладающие многочисленными колониями, в какой-то момент из ревности, цинично объединились в стремлении сдержать аппетиты окрепшей Германии и поддерживающих её государств. Они так поступали в надежде сохранить навязанный миру порядок. Будь Германия и её союзники на месте старых империй, они поступили бы также. Будущие противники не сильно друг от друга отличались, скорее наоборот.

Экономическое давление: санкции, эмбарго, запреты. Все инструменты для развязывания войны к 19146-му году были опробованы. Делалось буквально всё то, что противоречило здравому смыслу и доброй воле. Именно по этой причине, к 1914-му году ситуация накаляется до предела и нужен был только толчок, искра, чтобы мир рухнул в тартарары. Ситуация усугубляется тем, что старые империи, обуреваемые внутренними страстями и центральные правительства, умышленно ищут возможность выпустить пар. Старые, опробованные репрессивные методы сдерживания народа уже не помогают, нужны новые варианты. Дело идёт к войне.

Первая мировая, видимо была, как её позже окрестили Советы, в первую очередь войной империалистической: за мировое политическое и экономическое господство. Старый мир лихорадило. По крайней мере, две империи, Австро-Венгерская и Российская, страдали хроническими болячками.

Их проблемы были разного характера: Австро-Венгерскую империю сотрясали конфликты, связанные с освободительным движением народов, которые хоть и входили в её состав, не принадлежали к титульным нациям и откровенно угнетались. К этим народам в первую очередь нужно отнести сербов, искренне враждующих с ненавистными, чуждым им по духу австрийцами и венграми.

Российская же империя, хоть и многонациональная, столкнулась с проблемами совсем другого характера. Классовое общество, на крови насажденная в России, до такой степени несправедливо, а пропасть между богатыми и бедными такое большое, что даже при помощи самых жёстких методов, Правительство не может полностью подавить в общественном сознании революционные идеи.

В Империи живут две России: одна, богатая, сытая, «элита» общества и другая, бедная, угнетённая и необученная. Вторая, то есть большая часть: бунтует, требует справедливости и реформ.

Первым серьёзным испытанием на прочность для государственного устройства становятся события 1905-го года. Отсутствие справедливого распределения богатств и действенных социальных реформ, приводят к всероссийской стачке 1905-го года, во время которой начинается прямое вооружённое противостояние. Хотя это выступление подавленно и Правительство постаралось изолировать наиболее опасные элементы, одними репрессивными методами народ не удалось успокоить.

В Правительстве наконец-то понимают, что нужны другие, новаторские методы. Начинается трудный процесс поиска компромиссного решения по реформированию России.

К началу XX-го века Российская империя опаздывала с социальными реформами. Не стоит впадать в крайности и считать, что отставали по всем показателям. Капитализм, который породил новую буржуазию, стремительно истреблял пережитки старого мироустройства. В то же время, новый тип хозяйствования сохранял систему привилегий, деля общество на два лагеря: эксплуататоров и те, кого эксплуатируют. Такая ситуация была во всем мире. Но Россия, умудрилась сохранить всё худшее даже при наступлении капитала, который добавлял плохого к худшему.

На растущий запрос общества о переменах, Правительство, при одобрении монарха, возглавляет тот самый Столыпин, который предлагает глубоко реформировать дряхлую и подгнившую систему государственной машины.

Одной из первостепенных задач, становится решение проблемы крестьян. Российские крестьяне бедствуют и эта проблема не случайность, а скорее — закономерность, результат исторической несправедливости. Освобождение от крепостничества на Руси, было проведено таким образом, что крестьяне вроде бы стали свободными, но только формально, на бумаге чиновника.

На самом же деле, при отмене крепостничества, земля так и осталась под барином, которые сдают землю в аренду на драконовских условиях, не считаясь с особенностями земледелия в климатических условиях России. Отсутствуют рыночные отношения при формировании цены на аренду и куплю-продажу земли. Аппетиты собственников по большей части объясняются желанием жить на уровне европейских господ и даже лучше. В моде заграничные поездки, кутёж в Париже, отдых в Швейцарии. Едут потому, что модно, реже — лечить хандру. Из-за устаревших методов хозяйствования и низкой производительности труда доходы не покрывают расходы. Хозяева жизни начинают жить в долг. Земли заложены и перезаложены, а страдают в первую очередь крестьяне, которые возмещают проценты по закладным. К слову, хозяева заводов, яхт, пароходов, выручали лучше, выжимая все соки из рабочих и русских земель.

К 1906-му году, Правительство, лавируя между сторонниками и противниками, наконец-то даёт старт Земельной реформе. С самого начала продвигается она с трудом, так как с одной стороны — власть имущих, ставленники которой заседают в Правительстве, а с другой стороны — недовольный своим бедственным положением народ.

Может быть именно поэтому, как ни стараются реформаторы модернизировать страну, они не могут быстро дать достойный ответ на все возрастающий запрос общества на социальную справедливость. Косметический подход, только усугубляет ситуацию, скрыв от глаз Императорского двора те глубинные процессы, которому подвержено русское общество. Множатся количество революционных движений разного толка, от либерального до откровенно террористического. Все эти движения, со временем объединяются, поставив себе целью свержение государя и захват власти силой. Интересно то, что некоторые из этих организаций, получают субсидии от крупного капитала, который ищет свою эгоистичную выгоду в этом разрушительном процессе. Приверженцы старого мира настаивают, шепчут Императору, что внутреннюю проблему, можно решить за счёт действий на международной арене. По мнению консерваторов, нужно срочно отвлечь массы от внутренних проблем.

Силовые структуры, попавшие в омут политических страстей, становятся заложниками ситуации, противятся, пытаются по долгу службы сделать всё то, что в их силах. Отделения охранки по всей стране борются с инакомыслием, сигнализируют по своей линии о растущей вероятности всенародного бунта. Уже не редкость вооружённые столкновения между радикально настроенными членами ячеек и агентами охранки. В воздухе пахнет гарью, пусть и огонь ещё не вспыхнул… Боевики активизируются.

Развязанный оппозицией террор, приводит к многочисленным жертвам. Гибнут не только рядовые боевики и солдаты охранки, но и их руководители. Так 15 июля 1904-го года, от рук террориста гибнет министр внутренних дел Плеве. В 1911-ом году террористом смертельно ранен сам глава Правительства Столыпин. Что дальше?

Что касается рядовых служащих, то с 1902-го по 1911-й годы, ранены и убиты тысячи. От рук террористов, революционеров и просто уголовников, погибают и случайные люди: военные, государственные служащие, купцы. Такая ситуация требует введение чрезвычайного положения. Война становится всё более удобной причиной для принятия крайних мер по ограничению и до того скудных прав и свобод. Нужна причина, форс-мажорное обстоятельство. Словно по щучьему велению и по чьему-то хотению — оно возникает.

Когда молодой сербский офицер Гаврило Принцип, роковым выстрелом, прозвучавшем 28 июня 1914-го года в Сараеве, убивает наследника австро-венгерского престола, несчастного и не такого уж важного в политике эрцгерцога Франца Фердинанда и его жену, никто не хочет объективного разбирательства по делу. Наоборот, все монархии континента словно сговорившись, выставляют ультиматумы и способствуют развязыванию войны. Наконец-то появилась сакральная жертва и удобный предлог!

Первый ход на шахматной доске истории делает Австро-венгерская империя, которая, не дожидаясь ответа на свой ультиматум, 28 июля 1914-го года, ровно через месяц со дня рокового выстрела, объявляет войну Сербии и видимо боясь — предложений мира, немедля начинает боевые действия. В отличие от простых шахмат, в большой войне чёрные делают первый ход.

Союзник Австро-Венгрии, Германия, предварительно поинтересовавшись позицией Российского престола по данному вопросу, предупреждают: «В случая выступления России на стороне сербов, Германия вступит в войну на стороне Австро-Венгрии».

Россия всеми силами старается успокоить Германию, но безрезультатно: 1 августа 1914-го года, Германия объявляет войну России. В нарушение всех установленных правил, чёрные делают второй ход подряд. Мир скатывается в пропасть…

Временно, в шаге от пропасти, Бессарабская губерния живёт в сравнительном спокойствии. Боевые действия, ей пока ещё не угрожают. Немаловажным фактором по сохранению сравнительной стабильности в регионе, является пока ещё нейтральная позиция Румынии. Зажатая между Австро-венгерской империей и Болгарским царством, соседями, которые выступают союзниками по Союзу центральных государств, Румыния не спешит, пока она в рядах зрителей. Она наблюдает за большими игроками. Причины у неё для этого более чем серьёзные. Румыния слаба. Но у неё тоже есть имперские амбиции: претензии на принадлежащую Австро-Венгрии богатую полезными ископаемыми Трансильванию.

Румынские власти обеспокоены «бесправным положением румынского населения, которое хоть и составляет большинство, но всегда на вторых ролях». В регионе, накопился огромный конфликтный потенциал и Румыния ждёт своего часа, чтобы оторвать кусок.

С другой стороны, у Румынии есть претензии к Российской империи, которая по результатам войны 1812-го года, включила в свой состав Бессарабию. Также, у Румынии есть претензии по поводу Буковины, которая, также вошла в Российской империи. Поэтому румыны медлят с выбором стороны в конфликте, хотя из опыта русско-турецких войн, Румыния склоняется к союзу с Россией. Слабая, а с такими аппетитами, что тут уж говорить о сильных странах? Забегая вперёд уточним, что до 1916-го года, Румыния в войну так и не вступит. Возможно, она морально неправа, но лучше поздно, чем никогда. Пока русским не нужен ещё один фронт, у них и так дел невпроворот…

****

Где-то на просторах России, недалеко от западной границы в Ставке обсуждался план будущей кампании на Северо-Западном фронте. На заседании присутствовали: начальник Генштаба, генерал-лейтенант от инфантерии Николай Николаевич Янушкевич, главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта, генерал-губернатор Варшавы, генерал от кавалерии Яков Григорьевич Жилинский, командующий 1-ой армией генерал Павел Карлович фон Ренненкампф и командующий 2-ой армией генерал от кавалерии Александр Васильевич Самсонов.

— Николай Николаевич, даже если 1-я армия использует эффект неожиданности и удачно вклинится в оборону германских войск, в чём я лично сомневаюсь, то моя 2-я армия всё равно не сможет её достаточно эффективно поддержать. У нас на данный момент 50% личного составу и к началу боевых действий будет не более 75%, — настаивал на своём генерал Самсонов, — силёнок не хватит.

— Александр Васильевич, голубчик, поймите же наконец, решение наступать не случайно, политическая обстановка требует, — парировал начальник штаба — решение наверху принято.

— И всё равно Николай Николаевич, я настаиваю, как командующий 2-ой армией я не могу согласиться с таким подходом, — стоял на своём генерал. Только народ зря положим и всё равно не сможем помочь ударившей группировке, а это может быть чревато, германцы показали не раз, на что они способны. Я умалчиваю о политических последствиях таких действий.

— Извольте, но, — вступил в разговор генерал Ренненкампф, — если задержать вторжение, тогда Притвиц сможет подготовиться и сорвать наше наступление?! Фактор внезапности будет бесповоротно утерян. Германцы, у которых шпионы повсюду, наверняка прознают про приказ на вторжение и доложат в штаб 8-й армии, — закончил генерал.

В штабе установилось неловкое молчание. Невольно, без злого умысла, генерал затронул больной вопрос предательства. До вступления в войну у двух держав были неплохие отношения: некоторые генералы знали друг друга в лицо и даже были связанны родственными узами. Раньше никто не предполагал, что Россия будет воевать с Германией и-за не принадлежащей ей Сербии.

Фон Ренненкампф не назвал фамилий, но они и так были у всех на устах: Императрица, вторая по значимости после Императора лицо в государстве, была слабым звеном Отечества. Все без исключения знали, какую она слабость питала к исторической родине. Но более всего, настораживала военных то влияние, которая она имела на Николая 2. Тот часто безропотно подчинялся её прихотям и менял свои решения. Взять того же Распутина…

— Господа офицеры, прошу вас в этот важный для страны момент, проявить верность долгу и не впадать в ненужные домыслы! — громовым голосом, обращаясь в первую очередь к генералу Жилинскому, потребовал начальник Генштаба. — Яков Григорьевич, впредь прошу Вас не допускать таких высказываний со стороны ваших подчинённых.

Командующий фронтом, которому была адресована последняя фраза, вытянулся, покраснел и, сверля глазами провинившегося подчинённого, не терпящим возражений тоном выстрелил:

— Господа командующие, довольно пустых разговоров! Мы с честью достойной русского офицера выполним приказ и добудем победу! Как командующий вверенным фронтом, как ваш начальник и офицер, я приказываю прекратить полемику и впредь следовать полученным приказам! Наступление будет начато в срок!

Далее всё пошло как по маслу и никто уже более не решился возражать. Оговорили планы наступления и стратегические цели. Желательным успехом рассматривалась возможность окружения и полного уничтожения в Пруссии германской группировки под командованием генерала Притвица. Таким образом, вся Восточная Пруссия освобождалась от германских войск.

Открывала боевые действия 1-армия. Спустя неделю, в дело вступала 2-я, под командованием Самсонова. Единственным шагом навстречу Самсонову на той встрече со стороны Генштаба, можно считать принятое решение о пополнении 2-й армии личным составом.

Закончив работу с картами и планами боевых операций, генералы любезно пожелали друг другу воинской удачи и стали спускаться по длинным и извилистым коридорам Генерального штаба.

В здании царило оживление свойственное организациям, которые бездействуют во время мирной жизни и просыпаются из спячки только в случае войны. В многочисленных кабинетах теперь работали круглосуточно: в оперативном отделе прорабатывали детали операций, стучали машинки, строча многочисленные приказы и донесения. Целая когорта курьеров получала под роспись ценные пакеты и стремительным шагом сбегали с лестниц, чтобы доставить приказы в штабы фронтов. Коридоры и кулуары кишели военными.

В управлении было много офицеров старших званий, которые заканчивали последние приготовления к войне: проверялись свежие данные по поставкам оружия и провианта, готовность частей, состояние тыловых служб. Огромная военная машина не ограничивалась фронтами. От фронтов тянулись длинные цепочки в тыл, там, где: набирались новобранцы, работало снабжение и заполнялись военные эшелоны. Такая сумятица, не могла не вызвать некоторую тревогу у контрразведывательных служб, которые как могли, старались не допустить утечки информации. Как-никак, но штаб, канцелярии, отделы и управления были составляющие большой машиной, в которой работали не менее двух тысяч человек. Как уследить за каждым? А ведь есть ещё и штабы армий…

В правом крыле здания размещался штаб Северо-Западного фронта. Там же находилось отделение разведки и контрразведки. Начальником отделения был полковник Николай Степанович Батюшин, закалённый боевой офицер. Как только из Ставки в штаб фронта был доставлен приказ с планом операций, опытный офицер, приступил к разработке обширного плана контр шпионской борьбы. Николай Степанович, задумал обмануть германцев, а заодно и их союзника. Он предложил подсунуть противнику дезинформацию. Для реализации этой идеи, были привлечены самые проверенные сотрудники, которых не раз перепроверили перед тем, как отправить на задание.

— Господа, вас сегодня пригласили на встречу, так как дело государственной важности, — начал полковник беседу со своими сотрудниками. — Итак, Вы отлично знаете, что в Вене, Кошице и других известных вам местах, идёт подготовка к заброске в наш тыл австрийских шпионов. На днях, нам удалось отследить нескольких, которые пока мы не задержали. Пусть пока находятся под наблюдением наших людей. Ваша задача, подбросить им важную для них информацию. Только действовать надо наверняка, только так мы поможем действующим войскам.

Далее, разъяснив задание, полковник раздал кураторам управлений по конверту и те начали действовать. Идея была проста: когда невозможно уследить за каждым, кто имеет доступ к информации, то нужно процесс её распространения брать в свои руки. Дезинформация, одно из эффективных, действенных средств борьбы с разведкой противника, когда в потоке лжи, теряется и остаётся незамеченной врагом истинные намерения противника. Русская контрразведка спешила: война должна была начаться 4 августа 1914-го года, нужно было сыграть на опережение.

Несколькими днями позже началась операция. У одного контрразведчика в Барановичах был на примете подходящий кандидат на роль предателя. Уже несколько лет военный был на крючке и сейчас пришла пора его использовать. Через него агенту противника, который под видом купца давно работал в столице, должны были сообщить о дате и плане наступления русских войск. Тот, должен был в свою очередь эту информацию передать в штаб австрийских войск в Вене, а уже оттуда, через немецкие каналы тот должен был поступить в Кенигсберг. Немцы старались знать о планах врагов и союзников заранее.

Единственное, что контрразведчикам было неизвестно, так это то, что купец давно работал и на германскую разведку, но это в принципе, даже упрощало дело. Таким образом, путь дезинформации до адресата сокращался. Организатор операции как раз работал над проектом, когда в его дверь вежливо постучали.

— Войдите, — сухо ответил на стук полковник Батюшин.

Дверь мягко открылась, зашёл крепко сбитый военный, видом своим более похожий на строевого офицера, чем на контрразведчика.

— Ваше Высокоблагородие, господин полковник, вам срочная депеша из столицы.

Было странно, что депеша, при штабе работал телеграф, можно было им воспользоваться. Взяв пакет и отпустив посыльного, полковник не стал сразу его вскрывать. Николай Степанович, сначала внимательно изучил серый, из грубой бумаги конверт. Сургуч со знакомым оттиском был на месте. Казённая бумага согласно требованиям секретности была плотная, не просвечивалась; не наблюдалось никаких следов прорезов или лишнего клея.

— Пакет не вскрывали, — полковник осторожно вскрыл конверт и вытащил маленький белый лист простой бумаги. На листке можно было прочесть следующий текст:

«Любезный друг, на юге отличная погода. Тётя приняла нас душевно и просила: не беспокоится за Вашего племянника. Мы останемся здесь на пару недель и возможно поедем далее смотреть море. Обещаю, если будет буря, то мы сразу приедем. Твоя Лиза».

Николай Степанович, прочитав ещё раз текст письма, разорвал его на мелкие кусочки и бросил в железную пепельницу. Достав спичку, он поджёг бумажки и смотрел на огонь, пока тот полностью не погас. Затем он тщательно уничтожил труху, сел за стол и достал карту.

— Всё прошло по плану. Теперь информация уйдёт в немецкий Генштаб и если ей поверят, тогда первый раунд будет за нами. Дай Бог, дай Бог…

Как никто другой, полковник Батюшин, знал о настоящем положении армии. Верхами возлагались большие надежды на энтузиазм и патриотизм солдата. Опыт полковника подсказывал — энтузиазма хватит ненадолго. Что касается патриотизма, с этим у русских людей всегда было всё в порядке, да только на одном патриотизме — войну выйграть трудно. Патриотизм требует подпитки оружием и провиантом.

У полковника были и другие причины волноваться: служба контрразведки, особенно в последний период, стала страдать тяжёлым недугом — национализмом и антисемитизмом.

Предрассудки мешали работе — постоянно приходили доносы на германофилов и лиц иудейской национальности. Проверки доносов отнимали много времени и сил, что позволяло настоящим шпионам спокойно работать в тылу и на фронтах. Особенно в этом преуспели австрийцы, которые спокойно перебрасывали туда-сюда людей при помощи жителей прифронтовых территорий.

Полковник, стоя у карты, горестно качал головой: «С ними надо бороться, а не с германофилами и иудеями».

Офицеру не дали додумать; затрезвонил настырный телефон.

— Слушаю. Так точно господин генерал, сейчас буду с докладом.

Офицер быстро осмотрелся, нет ли лишних бумаг на столе; проверил — закрыт ли сейф и только после этого пошёл на доклад.

— Информация передана господин генерал. Смею предположить, что противник ей поверит, но на всякий случай, прошу не переносить дату наступления. Если это будет сделано, то мой источник станет бесполезен.

Полковник докладывал и сам себя ненавидел за это; подумать только: «Ну, кто придумал такие правила, что на каждую операцию он должен просить санкцию у генерал — квартирмейстера? Какая к чёрту может быть оперативность, когда вся эта бюрократическая волокита вокруг?» — злился про себя Николай Степанович.

Командующий, человек далеко не глупый, разглядел нервозность офицера. Он сам прошёл через эти переживания и отлично понимал раздражение подчинённого. Но армия есть армия: «Раз в подчинении, докладывай и согласовывай свои действия, особенно если у тебя в разработке офицер».

Офицер, о котором шла речь в докладе полковника генералу, знать не знал и ведать не ведывал, какие на самом верху по нему кипят страсти. У него были свои проблемы: болела голова после вчерашнего вечера.

«Наверное, я немного перебрал», — вспомнил офицер Дмитрий Сергеевич Микалик, вчерашнее. Как раз вчера, он не собирался кутить — денег хронически не хватало, но неожиданно — без предупреждения, заскочил давнейший приятель Олег Золотарёв, с которым они не виделись уже лет сто. Тот в столице был проездом, был при деньгах и позвал в ресторан. Было неудобно отказывать и он пошёл. Вечер получился отменный: было много шампанского, музыки и женщин. Золотарёва так развезло, что он под конец лыка не вязал. Но до этого, он успел многое разболтать про какое-то секретное задание и секретный конверт.

Друг Микалик посмеивался и не придавал сказанному значение: «Пусть Золотарёв важничает перед красотками, он-то знает, что его друг: плут и болтун». Но когда под утро, он проводил домой пьяного в стельку Золотарёва, из кармана серой шинели сорвиголовы выпал казённый конверт. Подняв конверт, Дмитрий Сергеевич заметил по сургучу, что этот пакет из Ставки и в нём проснулся известный интерес. Он не стал вскрывать конверт на улице, тем более что Золотарёв, хоть и пьяный, но конверт заметил. Микалик оставил это на потом, когда он дотащит Золотарёва до дому, что и сделал.

Будучи уже на квартире друга и убедившись, что Золотарёв мирно посапывает, Дмитрий Сергеевич умело, не сломав, а отклеив сургуч, вскрыл пакет. К сожалению, текст письма был зашифрован, но это сулило удачу. Подумал: «Раз текст зашифрован, значит, он содержит информацию секретного значения, которая может быть очень полезна для „купца“». Дмитрий Сергеевич, быстро списал стройные колонки цифр и осторожно положив письмо обратно в конверт, приклеил сургуч.

Дмитрий Сергеевич Микалик, офицер русской контрразведки, давно вёл двойную игру и надеялся, что ему это сойдёт с рук. Теперь он хотел большего, чтобы в обмен на информацию, ему простили огромный карточный долг и оставили в покое. Да что простят, он надеялся, что ему больших денег дадут; такая информация, по его мнению, стоила того. Мечтая о своём прибытке, офицер хоть и с болью в голове, тотчас, словно на крыльях, добрался до явки. Проверившись впопыхах — нет ли слежки, офицер постучал условным сигналом в дверь скромной квартирки на задворках Мойки.

Немедленно, словно его всё это время поджидали, дверь открылась. Как только офицер зашёл, дверь также захлопнулась. Заскрипели крепкие засовы.

— Принесли?

— Принёс. Надеюсь, мы квиты?

— Мы держим своё слово, вот ваше вознаграждение.

— Так теперь мы квиты или нет?

Легкий смешок, сверкнуло холодное лезвие финки. Дмитрий Сергеевич грузно осел, даже не успев понять, что он умер. Только глаза его, такие русские и ясные, остекленели и покрылись паутинкой небытия. Его не стало. Наступил его персональный конец света. Но последнюю работу он выполнил, может ему она и сочтётся на небесах, а может — нет. Русский Бог строго спрашивает за предательство…

Из того же серого обветшалого домика на берегах Мойки, куда зашёл убиенный, вышел хорошо одетый, плотного сложения человек и скрывая своё лицо котелком, быстро сел в подоспевшую чёрную машину. Как только он сел, машина резко рванула с места и поехала в порт. Тем же вечером господин сел на нужный пароход. Когда пароход очутился в нейтральных водах Балтики, в сторону чужого берега ушло следующее зашифрованное сообщение:

«Гостинцы от родственников ждите в начале сентября. Ранее, не можем выслать по причине болезни. Доктор отвёл на лечение месяц. После этого можно хоть на танцы. Курт»

Сообщение, как того желали в управлении русской контрразведки, дошло до адресата. В штабе 8-й армии, получив шифровку от Курта, зашевелились и… успокоились. Немцы ждали нападения со дня на день и теперь, зная, что у них есть целый месяц в распоряжении, немного расслабились. Нет, русских они конечно не так страшились как французов. Просто германский план предполагал, что русских нужно было, во что бы не стало вывести из войны в течении 1914-го года, ну на крайний случай в 1915-му году. Для этого, германцам, стоящим в Восточной Пруссии отдельными очагами защиты согласно местности, было необходимо начать первыми. Двести тысяч германских солдат, поставленных под ружьё в Восточной Пруссии, были отлично подготовлены и ждали своего часа для захвата русской столицы. Тогда столица стояла у границ и являлась не чем иным, как Ахиллесовой пятой России. Отсекая голову империи, немцы надеялись, что перестанет биться и сердце России: город Москва. А когда сердце и голова мертвы, то и всё огромное тело сдаётся на растерзание врагу. Таков был германский план действий против русских.

****

В своём роскошном кабинете генерал Притвиц предавался раздумьям. Ознакомившись с текстом шифровки, генерал переправил её в Генштаб, после чего решил ещё раз просмотреть карты. В последний период, это стало его любимым занятием. Делал он это по нескольку раз в день, что указывало на царившую в штабных кабинетах немецкой 8 — й армии, нервозность.

Восточная Пруссия, по всем расчётам, должна была стать первой целью русских. Одним своим расположением, она угрожала Санкт-Петербургу. Ударив, русские могли охватом отсечь 8-ю армию от Кенигсберга, затем окружить, раздробить на несколько разрозненных групп и добить. Потеря Пруссии могла привести к катастрофе для всей Германии.

Именно поэтому, изучая карту, опытный генерал старался угадать ход мыслей противника: «Одной группой русские могут наступать по берегу Балтийского моря, а другой, южнее, отсечь 8-ю армию от союзников. Такой замысел можно парировать, только обладая достоверной информацией из стана врага и обеспечив мобильность 8-й армии. Не располагая достаточными резервами, генерал делал ставку на оперативность. Для этого нужно было полученную по линии разведки информацию о сроках нападения, перепроверить».

Старого, хитрого вояку, с момента получения информации беспокоила сильная внутренняя тревога. Каким-то сверхъестественным шестым чувством он чувствовал подвох. Нужна была подстраховка. Был у генерала один козырь, про которого никто кроме него и несколько доверенных генералу лиц, не знал. Таким козырем считался агент Маркиз.

Генерал устало постучал пальцами по дубовому стулу. Когда им овладевало чувство беспокойства, он вспоминал уроки пианино, наигрывал пальцами Баха; это помогало думать.

Командующий 8-й армией, Максимилиан фон Притвиц, был дворянином и потомственным военным. Он принадлежал к той самой, прусской военной школе, которая продвинула военное учение в ранг науки и на которую равнялись все военные школы того времени.

Плотно сбитый, рано поседевший, с благородными чертами генерал, производил впечатление умного и открытого человека. Высокий лоб, в золотой оправе роговые очки, придавали ему вид мудреца и только жёсткий взгляд, да ястребиные черты, вносили разлад в общее приятное впечатление. Глаза генерала видели человека насквозь, проникая в самые сокровенные уголки человеческой сущность. Под таким взглядом трудно было что-то утаить.

Генерал остановил пьесу на дебюте. Поправляя по привычке свои пышные, гусарские усы, генерал нажал на встроенную в столе кнопку вызова. В кабинет тотчас вошёл адъютант.

— Ганс, — обратился генерал к вошедшему, — разыщи-ка мне срочно полковника Юргена, передай: Притвиц приказал явиться немедленно!

— Есть господин генерал, — ответил адъютант, вытянувшийся стрункой оловянный солдатик, отдал честь и вышел. Не прошло десяти минут, как генералу доложили: «Полковник Юрген прибыл и ждёт в приёмной». Генерал тотчас приказал впустить полковника.

Приёмная генерала была полна посетителей. Те, что ждали с утра и хоть немного разбирались в штабном мирке, нервно заёрзали на стульях. Полковник Юрген всегда подолгу задерживался у генерала. Но делать было нечего, генерала и полковника побаивались и оставалось только одно — ждать.

Просителей ждал сюрприз: полковник Юрген в этот раз оставался в кабинете генерала не более получаса. Выйдя из кабинета, он коротко кивнул облегчённо вздохнувшим посетителям и пошёл выполнять приказ.

Тем же вечером, в Россию радировали приказ на имя агента Маркиз, которому предписывалось: «… срочно, вместо Барановичей, выдвинутся в район скопления русских войск на северо-западном направлении». Агенту ставилась задача вести сбор информации на предмет боеготовности русской группы и вероятного места и времени удара по немецкому фронту. В целях конспирации, агента не стали информировать о полученной по другим каналам информации. Тот же сигнал, был отправлен на имя агента Юзеф, он же Отшельник, он же Клаус фон Бертен. Агент Отшельник не принял приказ. Он не смог ответить по независящим от него обстоятельствам — он умер. Что самое обидное для германцев и особенно для него самого, так это то, что агент стал жертвой несчастного случая. Сбежав из-под стражи и похитив секретный пакет, он так ликовал, что не заметил, как его засосало в трясину.

В Бессарабии, хоть и нет таких болот, как например — в Белоруссии, достаточно мест, где под вроде твёрдой поверхностью образуется полость. Часто в такие пустоты, засасывает скот или неосторожного путника. Такой страшной смертью погиб шпион, навсегда унося с собою пакет с планом развёртывания 2-й армии в первые недели войны. Если бы его не засосала земля бессарабская, то германцы, скорее всего, получили бы эти планы и ими непременно бы воспользовались. Так, их надежды легли на плечи одного человека, агента Маркиз.

Получив приказ, агент Маркиз, у которого на момент получения сообщения были немного другие планы, занервничал. Ему очень не хотелось упустить ту возможность, которая ему сейчас открывалась — организовать крестьянское восстание. Он так много над этим работал. Эта была его мечтой, подорвать устои царского режима. Так он стал анархистом. Но подписав соглашение о сотрудничестве с немцами, он оказался связанным с германской разведкой хоть и невидимыми, но очень крепкими цепями «дружбы».

Теперь, по долгу службы, приходилось, бросив все дела, покинуть Барановичи и ехать к границе, там, где бурлила активность разведок и контрразведок. Агент предпочёл бы покинуть страну и под видом делового человека: ехать в Берн или Женеву, там он тоже мог быть полезным. Многочисленные семейные связи и знакомства, могли сильно этому поспособствовать. Но начальство решило иначе и Маркиз, подчинился.

Когда он купил билет на Варшаву, Маркиз ещё колебался. Когда же сел на поезд, отбросил все сомнения и собрался мило отдохнуть, аж до Варшавы. Как ни странно, в поезде пассажиров (особенно пассажирок) было достаточно много. Большинство в дороге отсиживались в своих купе, но одна часть, та, что при деньгах и любит покутить, веселилась в вагоне ресторане.

Маркиз предпочитал следовать примеру первой части, но долг службы заставлял делать обратное. С другой стороны, кутить — так кутить! Старательно сложив все свои вещи, Маркиз сунул в специально сшитый карман дорогого, английского костюма маленький, надёжный пистолет. Заперев на два отворота дверь купе, он отправился в ресторан. Пока шёл, автоматически запоминал детали. Это у него было профессиональное — запоминать детали. Обладая фотографической памятью, Марких легко запоминал сотни лиц и тысячи мелких деталей. Глаза, уши, родинки, походка, отличительные особенности — ничего от него не ускользало.

Может быть, поэтому он стал таким ценным агентом. Часто, по памяти, он мог так охарактеризовать человека, что художникам его ведомства не составляло никакого труда набросать портрет нужного человека. Так у германской разведки появилось солидное досье с фотографиями и портретами интересующих их русских.

Маркизу его феноменальная память давала преимущество. Как только он замечал подозрительную личность, он сразу брал того на заметку и если хотя бы ещё один раз тот попадал в поле зрения агента, будь он переодет или загримирован, Маркиз его узнавал. Он всегда уходил от слежки.

В вагоне-ресторане было ослепительно шумно и весело, подавались неплохие блюда, играла музыка. Компании строевых офицеров, состязались в практичном использовании таящего на глазах отпускного времени; крепкие напитки пользовались успехом, а тосты были так изящны, что бокалы опустошались мгновенно.

Местами, в компании изящных дам, ужинали состоятельные люди: купцы, банкиры, чиновники. Как обычно то бывает, более всего на гражданке веселились военные, которые много шутили, дурачились и попеременно заводили серьёзные разговоры.

— Господа, предлагаю выпить за прекрасных дам, которые будут нас ждать, а может быть и оплакивать! — пылко произнёс тост один молоденький офицер.

Вся компания встала и хором ответила на тост:

— За прекрасных, верных дам господа!

Выпили по-гусарски, стоя и с пафосом. Локти, мизинцы; до конца. Благодарные зрительницы были вне себя от восхищения, аплодировали, кричали: Браво господа, браво! Есть ещё на Руси благородные рыцари, не перевелись!

Военные куражились, покупали и дарили цветы, норовили целовать ручку; чтобы потом резко, ни с того ни с сего, вернуться на место и завести между собою серьёзные разговоры:

— Мне недавно повстречался один сослуживец — из тыла, жалуется, что служба в тылу стала у него ужасно неспокойной! Всё из-за коней распроклятых! — выпив, произнёс другой весельчак.

Раздался дружный гортанный смех.

— Она-то, служба в тылу да-а-а, сложна-с, — протягивая слова, отозвался с усмехом крепкий капитан, — особенно по части коней.

Офицеры загоготали, заставив гражданских господ недовольно оглянуться. Дамы наоборот, порозовели от количества тестостерона в воздухе; продолжили строить глазки.

Конец ознакомительного фрагмента.