Уезд бездомных демонов

Reigon Nort, 2023

Как бы нам часто не говорили, что перемены к лучшему, мы всё равно их боимся. Вот и Арсений, окончив первый курс, собирался провести каникулы в столице, однако родители приволокли его на всё лето в тихий уезд, где, казалось, ничего никогда не происходит. Что не могло не вызвать в нём негодования, но крохотная деревушка скрывает не мало секретов. И ему предстоит столкнуться с мистическим культом, практикующим бесчеловечные ритуалы. Заняться расследованием убийств и сразиться с порождениями тьмы.

Глава третья: Отчаяние.

Практически всё в нашей жизни мы познаём с возрастом — рождаясь, мы даже не обладаем всеми базовыми навыками, и совершенно лишены хоть каких-то знаний. Всё что мы знаем и умеем, приходит к нам исключительно с возрастом и некоторых вещей нам не познать, пока мы полностью не расстанемся с детством: детям совершенно не ведомо отсутствие свободного времени, они не признают спринтерского темпа жизни. Им абсолютно не понятно как можно запланировать на завтра дюжину дел и не успеть сделать ни одного. Но главное дети не знают отчаяния — сложно разочароваться в жизни, когда она только начинается. Невозможно почувствовать себя неудачником и опустить руки в тщетных попытках достичь успеха, когда ты ещё ничего по-настоящему в жизни не начинал. Ребёнок не раскиснет, оглянувшись на своё прошлое и поняв, что к своим годам он так ничего существенного и не добился. Но главное, они не могут совершить непоправимых ошибок: им ещё только предстоит делать важные выборы, оплошав в которых можно сломать себе всю дальнейшую жизнь.

Трое таких вот светловолосых, ещё не познавших отчаянных бед, девочек стояли рядом с постоялым домом и рисовали на песке животных, пользуясь магией ветра. Они были ещё малы, чтобы посещать школу, оттого их речь звучала неграмотно и неуверенно.

— Сьто ты рисуешь? — Девочка, стоявшая посередине, привстала на цыпочки, стремясь лучше разглядеть художества подруги.

— Это флоник, я его в ширке видела. — С податливостью карандашного грифеля тонкая струя воздуха дорисовывала большие уши ровному овалу.

— Никогда там не была. Папа обещал нас с мамой туда сводить в прошлом году, но так и забыл про своё обещание. Говоря, что был занят работой. — Финальное слово она высказала с хрипотцой, пародируя голос отца.

Мимо них быстро прошагал Арсений; глядя под ноги и стараясь не замечать окружающих, он направлялся к дому.

— Вон смотри, идёт новенький. — Молчавшая до этого девочка, как хорошо воспитанный человек, не стала тыкать в прохожего пальцем, а лишь указала на него быстрым кивком задранного вверх носика.

— Не шмотри на него. — Девочка, находившаяся в центре, резко повернулась, к расположенной по левый бок от неё, подруге.

— Пучиму? — Девочка, рисовавшая слоника, решила тоже присоединиться к беседе.

— Я слышала, как мама сказала папе, что такой красивый парень в нашем селе всех девок перепортит. Так что не смотри на него, а то испортишься.

— Испорчусь? Как молоко фто ли? — Она дорисовала слона и готова была выслушать все аргументы подружки.

Но их не последовало:

— Нежнаю. Мама папе, об этом ничего не говорила. — Она опустила голову и начала смотреть на свои маленькие пальчики рук, судорожно перебирая ноготками.

Арсений, невольно услышав разговор, едва не расхохотался прямо на крыльце, но привитые с детства манеры и сдержанность позволили ему обойтись лишь лёгкой улыбкой.

Дома его дожидалась мать, занятая утренней уборкой. Он не ожидал застать её, думая, что она уже давно закончила и пошла на рынок. И поэтому был несколько озадачен, когда открыл дверь и услышал:

— К тебе клиент. Уже второй час тебя дожидается. Я отправила её в твою комнату. — Мокрые тряпки бодрым вальсом кружились вокруг Марии, оттирая до блеска и без того уже изрядно чистый пол.

— Мам, ну сколько раз тебе говорить, что не надо пускать людей в мою лабораторию: там реагентов столько, что можно роту солдат отравить или целую улицу взорвать. — Встревоженный фактом незваного гостя в своей спальне, он суматошно зашагал к двери собственной комнаты, оставляя грязные следы на ещё мокрых досках.

— Ой, да ладно. Женщина выглядела очень приличной, вряд ли она станет там у тебя копаться и уж тем более что-то воровать. — Когда Арсений проходил мимо, она шлёпнула его по заду мокрой тряпкой, сжимаемой в правой руке, оставив на его штанах влажное пятно.

Мать оказалась права: когда он зашёл в спальню, то увидел мирно сидящую на кровати даму лет тридцати, одетую в дорогое платье. Бледность её кожи и в особенности лица только слегка покрытого пудрой, отчётливо говорили о её принадлежности к высшему сословию. Красть что-то ей действительно не было нужды — возникни у неё необходимость, она смогла бы купить все зелья и ингредиенты в столе Арсения. Тонкие длинные пальцы девичьих ухоженных худощавых рук явно демонстрировали, что никогда не знали физического труда, зато регулярно отрабатывали партии на пианино.

Увидев вошедшего Арсения, она приободрилась, но и заметно занервничала. Сначала гостья захотела встать с кровати, но едва приподнявшись, решила остаться на месте, опустившись обратно на покрывало.

— Здравствуйте! — Она суматошно заёрзала, тревожно следя за идущим к столу Арсением.

— Здравствуйте, госпожа! Чем я могу быть вам полезен? — Он начал с важным видом переставлять пустые склянки и доставать из ящиков травы и лишайники.

Отец учил его, что когда приходит клиент непременно нужно делать вид, будто ты очень занят, даже если это не так — тогда и клиент охотнее рассказывает, что ему нужно и о цене договориться проще.

И Арсений, следуя этому совету, демонстративно не обращал на женщину внимания: опираясь левой рукой на стол, правой он тряс колбу с раствором, проглядывая её на свету, нагнувшись едва не на девяносто градусов.

Пятно на брюках, оставленное от шлепка тряпкой, не осталось незамеченным для клиентки. Она смущённо отвела взгляд, кокетливо прикрыв тихий смешок хлипкой ладонью. Затем, немного помяв губами, гостья выставила спину ровнее и придала лицу серьёзный вид.

— Мне нужен крысиный яд. — Дворянка побледнела ещё сильнее, пряча стыдливый взгляд под изысканными чёрными бровями, идеально вычерченными в тонкий силуэт пера.

Арсению тоже не понравилась просьба заказчицы, только вместо стыда он ощутил отвращение. Он мигом отложил все свои склянки и перестал разыгрывать перед ней спектакль. С такими заказами следовало быть очень внимательным — зачем высокородной даме лично приходить за такой мерзкой вещью как крысиный яд. Почему она не послала слугу.

— Не уж-то вас так сильно крысы замучили? — Он скрестил руки на груди, непроизвольно стремясь отгородиться от неё.

— Не то слово. Ужас, просто какой! Того и гляди меня и саму загрызут! — Кончиками пальцев она коснулась своей груди, по-детски хлопая длинными ресницами карих глаз, выражая грусть от сложившихся обстоятельств сведёнными в треугольник бровями и сжатыми узенькими губками.

— Крысы-то большие, свирепые? — Алхимик, опираясь на край стола, старался изобразить профессиональный интерес.

— Ну, обычные такие крысы, как и все прочие. Не больше и не меньше всех других крыс. — Её тон тут же потерял уверенность, зрачки сузились и бесцельно забегали, паузы между словами стали длинными, а речь стала слегка тугой.

— Какого цвета ваши крысы?

— А что, для изготовления яда это имеет значение?

— Ну-у, все детали важны.

Их разговор становился всё тише и туманнее, их голоса начал заглушать даже уличный шум. А скрип обуви или шелест одежды так и вовсе улавливался слухом, словно колокольный звон.

— Да не рассматривала я их цвет, ничем не примечательные крысы: серые, коричневые. Бегали там повсюду. — Гостья всё больше терялась в своих речах. Ей всё дольше приходилось морщить лоб перед ответом, она всё чаще забывала о манерах, всё истеричнее размахивала руками, описывая крыс.

— А там, это где? Где конкретно вы видели крыс? — Прищурившись, он наклонил голову, придавая себе вид детектива расследующего запутанное дело.

— В спальне видела нескольких. В бальном зале. — Над этим ответом заказчица не раздумывала. Он прозвучал почти также уверенно, как и её фразы в начале их разговора.

Ну, разумеется. Сказала первое, что пришло в голову. Спальня и бальный зал — именно в этих местах ты и бываешь чаще всего в своём поместье. А ведь больше всего крыс должно быть на кухне, кладовой и в амбарах. Хотя, конечно, благородные дамы не суют свои ухоженные носики в амбары.

— К сожалению, моя госпожа, я ни при каких обстоятельствах не могу дать вам подобные миазмы. И я не в праве вам советовать, но я очень надеюсь, что вы всё-таки одумаетесь и прекратите попытки достать крысиный яд. — Он поклонился, выражая одновременно: и сожаление; и намёк на окончание их разговора.

— Что?! — Она раздражённо и презрительно фыркнула, усмехаясь. — Сын величайшего в мире алхимика не может сделать простецкую отраву для крыс!

Её резкий разворот головы к двери и задранный в потолок нос, картинно и надменно демонстрировали разочарование и обиду.

— Этого я не говорил. Я в состоянии изготовить любой яд. Я могу даже сварить столь необходимое вам зелье для прерывания беременности, но я не могу дать вам его из этических соображений. И не вздумайте обращаться к моему отцу с подобной просьбой: вы получите от него такой же ответ, только в более резкой форме. Я понимаю, вы совершили ошибку, однако на этом и стоит остановиться. Не надо делать ещё одну. — Арсений действительно сочувствовал женщине, хотя и презирал её в то же время. Он искренне полагал, что помогает ей и в будущем она будет только рада его отказу.

— Ошибка! Да что ты знаешь о жизни, мальчишка! Ты представляешь, как ко мне будут относиться люди, когда узнают, что я переспала с мужчиной до свадьбы! Какие грязные сплетни будут про меня распускать! Да меня даже не на один бал больше не позовут, не в одно приличное общество не пустят! А что будет с ребёнком, когда он родиться? Они ведь и его тоже будут презирать, будто он виноват в чём-то! Ему никто не даст спокойно жить, все будут на него коситься и перешёптываться за его спиной! Как мне дальше жить со всем этим?! — Голос женщины оставался твёрд, пусть и был слишком громок, но слёзы лились по её щекам обильными потоками, смывая пудру и тушь.

Посмотрев прямо в глаза Арсения, дама не нашла там понимания. Прикрыв лицо руками, она опустила голову, и принялась громко и отчаянно всхлипывать, высоко подёргивая плечами.

— А мне как дальше жить? Как мне жить, зная, что я помог вам убить ребёнка?! Прожить жизнь в презирающем тебя обществе можно, это трудно, несомненно, но возможно. А вот жить с кровью детей на руках — невозможно! Я уж точно не смогу идти по жизни с таким грузом. Для меня это слишком. Да уверен, что и для вас тоже. Просто вы сейчас слишком напуганы своим тяжёлым будущим, чтобы осознавать это. — Он сел рядом с ней и обнял её, стараясь отринуть своё презрение к ней и найти в себе сострадание, которое, безусловно, было. Несомненно, где-то внутри своей ещё юной души, он испытывал жалость к ней, однако он не знал, как ещё он мог помочь ей.

Быстро качнув плечами, она сбросила его руки со своих плеч, вскочила с кровати, отпружинив от матраса, и вылетела прочь из его спальни.

Не торопясь, Арсений отправился за ней; но в прихожей он застал только растерянную мать, ошарашенно глядящую на настежь распахнутую входную дверь.

Озадаченная таким поворотом Мария нелепо пятилась к комнате своего ненаглядного сынишки, опасаясь, что случилось что-то ужасное; он положил руку на её спину, чтобы она почувствовала, что с ним всё в порядке.

— Что, неужто, ещё одна девица приходила за эликсиром для прерывания беременности? — Её, всё ещё мокрая после мытья полов, рука нежно скользнула к его затылку, а затем мягко угнездилась на его шее.

— Не совсем. Эта дама оказалась поизобретательнее: она просила яд для крыс. — Крепче прижав мать, Арсений поцеловал её в щеку. После столь трудного разговора с клиенткой, его совсем не раздражали материнские нежности, ему и самому хотелось кого-нибудь обнять, дабы успокоить нервы.

— Ну, это для нас тоже не ново. И откуда только взялся этот глупый миф, что крысиный яд в малых количествах приводит к выкидышам.

— Не знаю. Но мне всё равно её жаль, доверилась не тому мужчине и теперь страдает. Бывают же такие гады.

— Ну, знаешь, на мужчин всю вину сваливать не стоит, женщина тоже должна головой думать, кого в свою койку тащит. — Решив, что больше у неё нет времени на обнимание, Мария отошла от сына и вернулась к уборке.

Она поманила указательным пальцем пустоту перед собой и все тряпки натирающие полы, стены и мебель полетели в ведро с водой. Смывая с себя набранную грязь, они подлетали над ведром и выжимали себя сами, готовые вновь приниматься за работу. Но уборку прервала протиснувшаяся через дверь домовладелица.

— Чего это от вас госпожа Латинова выскочила, вся заплаканная. Неужели не смогли приготовить ей зелье для повышения мужской выносливости в любовных делах. Она, знаете ли, очень охотлива до этих дел. Говорят, она ТАКОЕ с мужиками вытворяет, про неё у нас ТАКИЕ сплетни ходят, что от не пристойности волосы дыбом встают даже от одного упоминания подобного. Ну да эти слухи мы с тобой, Мария, наедине обсудим, подобные разговоры не для мужских ушей. — Она посмотрела на Арсения озорным слегка возбуждённым взглядом и подмигнула ему.

— Обязательно обсудим за чашкой чая с чем-нибудь очень сладким вприкуску. Так, а сейчас-то ты чего хотела узнать? — Все чистящие принадлежности мигом улетели в угол. Мария подошла к столу, любезно отодвигая Прокофье стул.

— Не узнать, а рассказать. Новость у меня для вас, печальная. Ох, представляете, сегодня ещё одним покойником в нашем селе стало больше. Не успели мы Артёма схоронить, как Василий предстал перед ликом богини. Да одарит его она своим светом.

— Ох, какой кошмар! — Мария тут же прислонила ко лбу скрещённые пальцы.

— Не жизнь, а сволочной кошмар. Что-то совсем не ладное в нашем уезде твориться. — Прокофья повторила жест собеседницы.

— А кто его тело нашёл-то? Надеюсь не дети? А то это ж, какой ужас для маленького разума, такое увидать.

— Да не было у него никого: ни жены, ни детей. Он, конечно, не пил, в отличие от Артёма, но тоже был одинок. Поговаривали, разумеется, про него разное. Одиноких женщин у нас много, так что сватали его то к той, то к этой. Говорили, будто он то с Настей встречался, то с Ольгой, то с какой-нибудь одинокой вдовой. Их у нас тоже имеется. Кто-то даже утверждает, что он некоторым мужьям рога наставил, но это всё бредни. Василий хороший мужик был, не стал бы он таким заниматься. А нашла его молочница, она ему каждое утро свежее молоко приносила. И слухи ходят, что не только молоко ему давала, но и кое-что повкуснее и интересней. Ибо никто не видел, чтобы она хоть бы раз от него денег за молоко получала. — Последняя фраза ушла с её губ в многозначительном тоне, сопровождённым подыгрыванием бровей и ехидной улыбкой.

— Да уж, деревня у вас маленькая, а событий не меньше, чем в столице.

— Мам, я вообще-то за купальником заходил. — Арсений не желал слушать сплетни, но информация о смерти ещё одного одинокого жителя возбудила его любопытство. Он, разумеется, был абсолютно уверен, что это всё не совпадение. Ему не терпелось начать своё расследование, но его ждали и другие дела. — Я возьму его и отправлюсь на озеро. Вернусь только вечером. Слышишь? Не волнуйся за меня понапрасну.

— Опять уходишь на целый день! Я не узнаю тебя, сына! Раньше тебя из дома было не выгнать, всё сидел за своими книгами и пробирками. А теперь целыми днями дома не появляешься. Неужто нашёл себе кого? Прокофья, у вас тут в селе много молодых красивых девушек? — Хихикая, она смерила сына сверкающим взглядом, и малозаметно облизнула губы кончиком языка.

— Хватает. А на такого красавца в нашем уезде уж немало голодных хищниц найдётся. — Домовладелица продолжила свой игривый тон, и покачала головой, дополняя двусмысленными жестами грязный подтекст слов.

— Мам, ну что ты, прекрати. — Покрасневший Арсений поспешил скрыться в своей комнате. А ещё сильнее ему хотелось найти купальник и как можно быстрее оказаться на озере.

— Не хочешь, не рассказывай. Я всё равно всё узнаю. Не ты, так бабы на базаре мне всё про тебя расскажут. Здесь деревня маленькая, тут секретов никто не утаит. Прокофья, не желаешь ли чаю? — Мария элегантно указала ладонью на чайник.

— С удовольствием, голубушка. С удовольствием.

***

Летом в любой деревне озеро или река являются эпицентром народной активности. Практически все жители, к полудню собираются на берегу, борясь со зноем. Не знающие покоя дети, громогласно визжа, носятся от одного конца озера до другого. Раскрасневшиеся дамы вальяжно разлёживаются на берегу, лениво подставляя солнцу то спину, то живот. И совсем не заботящиеся о своём загаре мужчины бодро плавают в изрядно тёплой воде, оставляя за собой плеяду брызг.

Некоторые, особо загруженные семьёй мужья, учат собственных детей плавать, пока те ещё настолько малы, что могут умещаться на ладонях. Матери, как всегда, одержимые заботой, громко кричат на мужей, боясь, что их чадо захлебнётся из-за мужской безалаберности. На что мужчины отвечали только смехом.

Арсений вышел из озера как раз рядом с одной такой парочкой, ему хватило мимолётного взгляда на них, чтобы понять, что ребёнок был в полной безопасности и все чаяния женщины были совершенно напрасны. Пройдя мимо них чуть дальше, он улёгся на крупнозернистый коричневато-жёлтый песок. Рядом лежала, слегка прикрыв глаза, Лиза.

За два часа их пребывания здесь, она так ни разу и не окунулась в озеро. Загорать ей нравилось больше, чем мокнуть в тёплой воде, которая лишь ненадолго давала чувство прохлады.

Арсений же, наоборот, бегал к озеру через каждые три минуты, не будь рядом Лизы, с которой ему так хотелось общаться, он бы и вовсе не вылезал оттуда. Хотя, если бы не она, то он бы никогда и не отважился бы прийти в столь людное место.

— Эх, хорошо тут. Жаль, людей много. — Вода, медленно стекавшая с его тела, испарялась, едва коснувшись прогретого песка.

— А люди тебе, чем мешают? По-моему чем больше людей, тем веселее. Неужели тебе нравиться киснуть в одиночестве, в заточении глухих каменных стен и пожирающей лёгкие пыли? — Она отвлеклась от своего важного занятия и приподняла голову, убеждаясь, что говорит именно с другом, а не с кем-то другим.

— Ты будешь удивлена моим ответом. Я всегда ценил общество книг выше общества людей. Но это всё только потому, что я тогда не встретил тебя. — Он робко взял её за руку, борясь с крепким желанием поцеловать её ладонь.

— Со мной тут тоже особо никто не общается. По неведомой мне причине, я здесь изгой. Поэтому большую часть своего времени я вышивала и читала сказки. Так что, я очень рада, что встретила тебя. — Она изящно перебирала своими пальчиками, закрытыми в его ладони.

— Значит, любишь красивые истории. А расскажи свою любимую. — Подтягиваясь локтем о землю, Арсений подполз к Елизавете поближе.

— Моя любимая история, это рассказ про Грамора и Ялуру. — Лиза села, подтянув колени к подбородку. — Там рассказывалось о девушке по имени Ялур. Она была скромна и трудолюбива, жила мирной размеренной жизнью в деревне. Но главное, она была невероятно красива. В мире не было никого, и ничего прекрасней Ялур.

— Мне кажется, я начинаю понимать, почему тебе нравится эта книга.

— Нет, совершенно не поэтому. Дослушай до конца. — Она щёлкнула его пальцем по носу. — А на вершине самой высокой горы жил дракон Грамор. Он был миролюбив, но очень ужасен внешне. Все опасались его, и обходили гору стороной. Никто не осмеливался взбираться на неё.

— Сказка о драконе и красавице. Настоящая классика народного фольклора. — Арсений мягко улыбнулся. Сказки он никогда не любил, как и в целом, художественную литературу. Ему казалось, что если у человека есть время на чтение, то непременно нужно читать научные труды. Повышая тем самым кругозор и образованность, для чего, в сущности, люди и придумали книги.

— Возможно, но ты слушай, может она тебя, чем удивит. Грамор каждую ночь летал над селениями: так его не видели жители, а он не чувствовал себя одиноким. И в один из своих полётов он увидел Ярул, и не мог не очароваться её красотой. С того самого дня он каждую ночь следил только за ней, то кружа в небесах, то прячась за деревьями. Ему очень хотелось подойти к ней, но он не верил, что такая красивая и добрая девушка, будет рада разговаривать с таким чудовищем как он. — Тут её голос стал грустным, а глаза немного заблестели от влажности слёз.

— Но ведь он должен был решиться со временем. И всё же поговорить с ней. — Вся вода на его теле высохла, и солнце стало припекать его выставленный бок. Но Арсению хотелось дослушать сказку, даже ценой обгорания собственной кожи, поскольку эта история имела большое значение для Лизы.

— Ты совершенно прав. Однажды, он всё-таки решился и предстал перед ней. На его удивление, она не убежала и даже не закричала. Ярул поздоровалась с ним, как и положено любой вежливой даме. Тогда Грамор заговорил с ней, и они общались до самого утра. С того дня он больше не прятался от неё: он прилетал и беседовал с ней каждую ночь. И так продолжалось несколько месяцев, пока она не изъявила желания стать его женой. — Лиза мило сложила губки и надула щёчки, удерживая свои детские слезы, вызванные этой сказкой в далёком (для неё) прошлом.

— Кажется, я начинаю понимать, что в этой истории необычного. Это ведь не из тех сказок, где все живут долго и счастливо, верно? — Он потёр лоб, ставший уже горячим от палящего зноя. На его правом плече, так и вовсе можно было пожарить тонкий слой теста. Арсений был удивлён, как его подруге не стало плохо от такого долгого лежания, под столь нещадными солнечными лучами.

— Да всё так. Он унёс её к себе в горы, где они и жили целый год счастливой влюблённой жизнью. Но никто в деревне не верил, что такая красивая девушка может добровольно жить со столь уродливым монстром. И жители всем селом собрали денег для найма рыцаря. Тот, получив золото, отправился в горы, дабы убить дракона и спасти прекрасную деву. — Лиза взяла паузу, убирая с колена, налипшие колючие песчинки.

— Сразу видно, сказка. В настоящем мире рыцарь бы взял деньги и скрылся. Нельзя платить наёмнику, пока заказ не выполнен. — Арсений поёжился, ему начинало казаться, что он уже коптиться. И это чувство ему не нравилось всё сильнее и сильнее, однако историю дослушать он всё-таки желал.

— Возможно. Но этот сказочный рыцарь был честным: он добрался до вершины горы и вступил в битву с драконом. Не обращая внимания на возгласы Ярул о том, чтобы он убирался отсюда.

— Решил, что она околдована его магией?

Мимо пробежала группа визгливых детишек, играющих в догонялки, поднимая за собой россыпь песка жадно липнущего к их голым пяткам. Несколько гроздей земли упало на некоторых загорающих; те хмуро, но с улыбкой, посмотрели на детвору, умиляясь их энергичной непринуждённости.

— Да, так он и подумал. И дракон с рыцарем начали бой, который продолжался день, ночь и ещё один день. В итоге доблестный и благородный рыцарь сразил Грамора, распоров тому брюхо и шею. Великий дракон рухнул на землю бездыханным, а Ярул опустилась на колени едва способная шевелиться от ужаса. Она своими глазами видела как пал её любимый, а теперь вынуждена была смотреть, как его тело иссыхает: из ран Грамора потекла вода, но не простая, а солёная. Древний дракон был настолько огромен, что вода из его тела спустилась с гор и затопила селение, и потекла дальше, затопляя луга, города и даже острова. Так и появились на земле моря и океаны. — Лиза расправила затёкшие от такого сидения плечи, однако спустя миг снова сгорбилась над своими коленями.

— Ну а что сделала Ярул? — Арсений хоть и находил историю глупой и наивной, но всё-таки где-то глубоко внутри он пожалел, что никогда прежде не читал сказок или былин.

— Понимая, что её любимого больше нет, она решила прервать и свою жизнь: Ярул вырвала своё сердце и забросила его на небо. За годы сердце покрылось пылью, за столетия — камнями. Так появилась луна. Именно поэтому море и луна связанны, и чем больше на небе луна, тем сильнее море поднимается на землю. — Она едва сдерживала грусть, не давая той выходить наружу слезами.

— Ну а что же стало с рыцарем, там говориться? — Он подсознательно чувствовал её грусть, хоть это и не читалось на её лице. Арсений поднялся и прижал Лизу к себе.

— В горечи от содеянного он ослепил себя и больше никогда не брался за оружие. — Она положила голову ему на плечо и стала водить пальцем по его ноге.

— Какая прекрасная история.

— Поверить не могу, что ты её не читал. — Лиза посмотрела на него, не убирая свою мягкую пышную щёку с его твёрдой груди.

— Отец выколол бы мне глаза, если бы увидел, как я читаю эльфийскую сказку.

— Неужто он так сильно не любит эльфов. Я вот обожаю их культуру и их язык. Эту сказку я, между прочим, читала на их языке. В оригинале, так сказать.

— Да. — Арсений глубоко вздохнул. — Эльфов он ненавидит. Его отец погиб на войне с ними, и он стал единственным мужчиной в семье в возрасте двенадцати лет. Ему многое пришлось преодолеть, чтобы достичь величия. Поэтому он такой строгий. Поверь мне, про «выколол глаза» я не утрирую. Он бы действительно мне их выколол, если бы увидел меня за эльфийской сказкой. Ему кажется, что я росту в слишком тепличных условиях для мужчины, оттого старается быть со мной как можно боле суровым. Иногда от этого, прям, на душе становиться больно.

— Ох, бедненький мой Арсений. — Она начала гладить его по щеке.

Арсению от этого стало очень тепло и мягко, он забыл о неприятностях, забыл о людях вокруг. Всё что он чувствовал — это её руку. Он перестал себя сдерживать и поцеловал нежную подушечку её ладони чуть ниже большого пальца. От удовольствия Лиза прикрыла глаза и задышала чаще, даже исчезни сейчас солнце и начнись вьюга, ей всё равно было бы жарко.

Вновь открыв глаза, она увидела перед собой лицо Арсения, приблизившееся так сильно, что всё, что выше его бровей было для неё скрыто. И тут, уже она потеряла над собой контроль и, крепко, но вместе с тем и нежно прильнула своими губами к его губам, наплевал на то, что этот поцелуй увидят все окружающие и начнут завтра же (а может и сегодня) про неё судачить, распуская грязные непотребные слухи. Ей было на их мнение уже всё равно: её (как и её мать) давно уже никто не уважал в этой деревне, так что пара грязных слухов её жизнь хуже уже не сделают. А этот поцелуй сделает её жизнь лучше, пусть и ненадолго.

***

— Сеня, вставай. — Мать возвышалась над кроватью, как гора над равниной

— Ну, мам, не называй меня так. — Арсений натянул одеяло на голову, укрывая уши от мешающего спать шума, и глаза от идущего из окна света.

— Там пришёл мужчина в полицейской форме и сказал, что им срочно нужен алхимик. А ты и без меня знаешь, что люди в погонах ждать не любят. Так что одевайся и выходи, пока он сам сюда не вломился. — Мария стащила с него одеяло, сворачивая ткань в клубок.

— Да что ж им надо с утра пораньше! — Со стоном и громким пыхтением, он присел на край кровати, пытаясь силой разлепить веки.

— Какое утро, уже почти полдень на дворе. Ты гулял допоздна, а теперь проснуться не можешь. Отец, и тот, вчера раньше тебя домой вернулся. — Она подобрала с тумбы аккуратно сложенную одежду и протянула её сыну.

— Что-то я вчера совсем забыл о времени. — Всё ещё не в состоянии открыть глаза, Арсений надевал рубашку, с трудом попадая в рукава.

— Дела любовные они такие, по себе помню, ночи тёмные любят, а спешки не терпят. Натягивай, давай, портки поскорее, да выходи на кухню. А то этот жандарм себе все усы сгрызёт от нетерпения. Взволнованный он какой-то очень: на одном месте устоять не может. Всё расхаживает по кухне, чего-то высматривает. Пойду, присмотрю за ним. — Бросив свёрнутое одеяло к подушкам, Мария вышла, оставив дверь открытой, чтобы уж точно лишить своё чадо соблазна вновь завалиться в койку.

Одевшись и окатив лицо водой, от прохлады которой глаза сами открылись, а тело почувствовало лёгкую бодрость (пусть и недолгую), Арсений, перешатываясь, как медведь на задних лапах, выбрел из своей берлоги. Его вниманию тут же предстал стоявший возле выхода лысый, высокий и стройный мужчина с коричневатыми усами в бледно-синем полицейском кафтане, надетом поверх горчично-жёлтого камзола. Серебряные галуны его мундира говорили о непричастности своего носителя к офицерским чинам, а значит пришёл гость сюда не сам, а по приказу.

— Чем могу служить? — При виде формы Арсений сразу же вспомнил десять месяцев проведённых в императорской военно-магической академии, и его рука непроизвольно потянулась к виску, чтобы отдать честь, но он пресёк этот вымуштрованный порыв.

— Прощу прощения, но меня послали за Николаем Кирсаровым. Не за вами. — Вытянутый в струну полицейский поклонился показывая сожаление что из-за его неточности разбудили не того алхимика.

— Уверяю вас, я хоть и не такой известный мастер как отец, но я в состоянии выполнить абсолютно любой заказ. А отец… он сейчас слишком занят, чтобы принимать других. — Очередная необходимая ложь, высказанная клиенту. Последние четыре года Арсений выполнял девяносто девять процентов поступавших к ним заказов. Николай самостоятельно готовил только самые сложные зелья.

— Ну, раз так… — Он немного помялся на месте, потирая длинный выпирающий подбородок. — Вернуться один я тоже не могу, иначе Виктор Степанович мне голову открутит. Что ж господин а…

Гость задумчиво заглянул в его глаза.

— Арсений. — Он не сразу сообразил, почему возникла пауза в речи посетителя. Сон все ещё не до конца отпустил разум.

— Арсений. — Полицейский вновь выпрямился как доска. — Господин Арсений, возьмите целебные зелья и проследуйте за мной.

Их совместный путь не занял много времени: комната ограждённая полудюжиной полицейских находилась в этом же здании. Небольшая группа жильцов, взволнованно перешёптываясь, толпилась у двери, пытаясь через плечи служителей закона заглянуть в комнату. Откуда чинно выходил пузатый низкорослый мужчина с лёгкой сединой в волосах. Его мундир отличался от прочих не только более ярким тоном, но и золотыми галунами, прямо давая понять, что у его носителя, в полиции более высокое положение.

— Ты кого мне привёл, бестолочь! Что это за мальчишка?! — Мужчина с золотыми галунами тряс бумагами, сжатыми в правой руке, перед носом рядового полицейского.

— Ну, дак это… сын Николая Кирсарова. Уверил меня, что он тоже хороший алхимик. — Рядовой побледнел и немного отошёл назад, зная, что его начальник, в целях повышения работоспособности подчинённых, нередко прибегает к рукоприкладству.

— Да что мне до его талантов! Ты сам видел, что там произошло! Да мальчонку наизнанку вывернет от увиденного! — Он стукнул подчинённого бумагами по фуражке, та соскользнула на бок, однако удержалась.

— Могу вас заверить, господин исправник, что мне в жизни доводилось лечить людей с самыми серьёзными увечьями, так что я привык к виду внутренностей и отрубленных конечностей. — Алхимик загородил собой рядового полицейского, встав между ним и его начальником.

— Ну, раз ваша светлость считает, что уже достаточно взрослые для осмотра места преступлений, то не буду вам мешать. Пожалуйста, прошу вас, проходите. Но если вас там вырвет, то это будет считаться уликой, и ваша самодовольная персона станет главным подозреваемым. — Виктор Степанович издевательски поклонился и указал помятыми бумагами на вход в комнату.

Арсений решил поддержать театральность бесцеремонного исправника Ташинского уезда, и нагло отодвигая людей в погонах, с самовлюблённым видом вошёл внутрь, демонстративно задирая нос.

Жилище здесь было гораздо меньше, чем у его семьи и состояло всего из одной комнаты, которая едва ли была больше спальни самого Арсения. Мебель у постояльца была такая же старая, но более ухоженная — не было многолетней облезлой краски в несколько слоёв и уродливых трещин. Помимо угловой кухонной мебели, здесь, разумеется, стояла и кровать, а также несколько добротных новых стульев сделанных явно своими руками, но очень качественных, несмотря на всю кустарность производства.

Напротив совершенно белой кровати, на чахлом зелёном табурете сидел жилец квартиры в окружении пятен крови, разлитых вокруг него архипелагом коричнево-красных островов. На его кистях напрочь отсутствовали пальцы, вместо них на ладонях были лишь короткие обрубки, из которых всё ещё сочилась кровь.

— Вижу, ты держишься молодцом. Удивлён! Ну что, вылечишь бедолагу? — Исправник пихнул Арсения в плечо.

Алхимик молча поставил на тумбу у окна свою сумку и извлёк на свет банку с эликсиром. Немного поболтал содержимое, на случай если там что-нибудь застоялось, и повернулся к пострадавшему.

Конец ознакомительного фрагмента.