Хранитель

Nik Matveev, 2020

Много ли мы знаем о тьме, что так укромно прячется в лесах, полях, на старых погостах? Ответ очевиден, практически ничего… Но почему? Неужели нечисть стала боятся живых? Или, может быть, кто-то нас защищает? Таинственный хранитель, старый, многими давно позабытый бог… Содержит нецензурную брань.

Глава 1 “Три вампира в одну ночь”

Луна освещала давно покосившийся старый домик, в котором тусклым огнём горела лампочка Ильича. Павел Семеныч, старый сторож, выйдя из избушки, закрыл дверь на замок. Закинув ружье за спину, он поднял сверток, который вынес, и двинулся вглубь кладбища — путь его лежал в самый центр погоста. По пути он бормотал себе что-то под нос — не то молитву, не то какие-то свои старческие мысли. Его голос был тихим, звучащим буквально на грани полушепота, ведь погост — место упокоения мёртвых и не следует их тревожить.

Погост располагался близ Суртаево, деревни, что под Тулой. Тихое и загадочное место. Вокруг деревушки раскинулись древние леса, словно скрывая за собой от всего мира старинные дома и не менее старое кладбище с его покосившимися надгробиями. За лесами же на многие версты простиралась степь, по которой гулял вольный ветер.

Деревня была давно забыта, её можно найти только на старых картах, а среди людей, знающих о ней, большая часть приходятся родственниками живущим здесь людям. Живут тут по большей части старики, да те, кто в свое время, не смог покинуть её. Немногочисленные приезжие, которые посещают эту деревню, являются теми самыми родственниками или людом из соседних деревень, что приехали полюбоваться местными красотами.

Места здесь действительно живописные и было в них что-то… особое. Словно среди деревьев была разлита некая древняя сила, пропитывала каждую травинку, каждый листочек. Поговаривали даже, что тут раньше обитали язычники, но потом их православные побили, деревню сожгли, а святилище языческое огонь не тронул. После ухода язычников долгое время здесь ничего не было. Но вот в 20 веке деревня тут появилась и люди живут до сих пор. Ночью только никто особо не выходит.

Семеныч шел по кладбищу все дальше вглубь. Сквозь деревья было видно место, куда он шагал. Подсвеченный свечами пятачок вокруг могилы, а посередине стояло что-то похожее на избу. Это было старое святилище, которое поставили здесь язычники еще до прихода православных на эту землю. Семеныч зашёл внутрь, закрыл дверь на засов и, встав на колени перед идолом, зашептал:

— Батюшка Хранитель, не за себя прошу, а за людей вокруг живущих.

На улице послышались шаги. Сторож почувствовал на себе злобные взгляды. Он точно знал, что на него смотрят сквозь щели в рассохшихся досках, слышал шипение с угрозами и приказами выйти.

— Разбушевалась нечисть местная. Покоя живым не дают. — продолжил говорить старик.

Кто-то начал настойчиво стучать в дверь. Шипение переросло в рычание.

— Наведи порядок, всем сердцем прошу, в долгу не останемся.

Дед развернул сверток — в нем был нож. Он хотел все сделать размеренно и спокойно, стараясь не обращать внимание на происходящее вне святилища. Взяв нож в руку, он услышал как за спасительным барьером, состоящим из хлипких стен да дубовой двери, раздался душераздирающий вой. Семеныч знал как воют волки, медведи, знал как воют волколаки, но такого воя он не никогда не слышал.

"Нельзя медлить." — подумал он.

— Прости меня, Машенька, помни старого.

Кладбищенский сторож быстрым движением вогнал нож по рукоятку себе в сердце и таким же движением вытащил его, обагрив идол старого бога кровью.

Луна, которая освещала кладбище, стала красной, и те, кто стоял за стенами святилища, несмотря на их количество и устрашающую силу, ринулись бежать.

***

В Суртаево въехал черный Лексус. За рулем сидел мужчина лет сорока. Чёрные густые волосы спадали до плеч. Такая же темная борода, немного посеребренная сединой, украшала его суровое лицо. Мужчина был огромен: под два метра ростом и крепкого сложения. Голубые глаза смотрели прямо на дорогу. Мальчишки, игравшие у заборов, с огромным интересом провожали его машину взглядами, пока она не скрылась за поворотом.

Он проехал несколько домов и остановился около магазина. Вышел из машины и тяжелым шагом зашёл в него. У прилавка стояла молодая, лет двадцати, продавщица. Русая длинная коса была перекинута на грудь. Халатик обтягивает сочную фигурку. В магазине было пусто. Девушка о чем-то увлеченно болтала по телефону.

— Ой, Зин, и не говори, я-то думала у них с Людкой любовь, а оказалось… — она увидела в дверном проеме мужчину. — Зин, я перезвоню тебе. Мужчина, на дверях табличка висит, и там русским по белому написано"обед", не по глазам?!

— Извините, не заметил, — громогласным басом ответил мужчина, чем немного испугал девушку. — Я не займу у вас много времени…

— Обед! Приходите через 23 минуты. — упорно гнула свою линию девица.

Нахмурив брови, он посмотрел на девушку, но тут же изменил свой взгляд и на лице его возникла лёгкая, добрая улыбка.

— Так дождь ведь. — сказал он, все так же приветливо улыбаясь.

— На небе ни тучки, какой до… — раздался гром, и сухую землю начал поливать дождь. — И правда… Ладно, посидите тут у меня.

Мужчина сел и начал осматривать витрины. Мука, хлеб, крупы, макароны, конфеты и многое другое в скудном количестве украшали полки магазина. Тем временем, девушка изучала незнакомца. Белая рубашка, закатанная до локтей, не скрывала его мускулистые руки, жилетка и облегающие брюки серого цвета, на левом запястье солидные золотые часы."Клоун какой-то", — подумала девушка, но тут же отогнала эти мысли, поняв, что он привлекает её.

— А вас как зовут? — застенчиво спросила она.

— Пётр Богданович Громов. А вас? — невозмутимо ответил мужчина.

— Нас то, Рита Павловна Синицина. — с серьёзным видом, затем улыбнувшись, сказала она. — А вы к нам откуда и по какому делу?

— Из Москвы, Рита Павловна, по делу, секретному. — сказал он, улыбнувшись. — Ну, а если серьёзно, следователь я. Люди у вас пропадать часто стали, да настолько часто, что меня вызвали.

Рита изменилась в лице. Страх, горе и надежда в этот момент переполняли её. На глазах появились слезы, и она отвернулась, чтобы их вытереть.

— Пётр Богданович, вы только себя погубите. Не надо вам этого, уезжайте. Тут людскими силами не справиться. — не оборачиваясь сказала она.

— Это почему же? — Громов удивился такому заявлению.

— Пробовали. Савельев на той неделе мужиков собрал: взяли они кто вилы, кто топоры, у кого ружье было. Человек двадцать их было — с деревень соседских даже приезжали. Весь день они готовились, а под вечер в лес ушли. На утро вернулось только шестнадцать: кто седой, кто раненый. Один — Сашка из Зубровки — совсем молодой, через дня три помер. Сердце остановилось. А мужики запили. Ко мне за водкой как-то, жены их, Мальцева с Беркутовой, заходили. Так говорят, что чудом в старой церкви спаслись мужики, ни то от волков, ни то от кого ещё страшней. Не надо вам этого, Пётр Богданович, уезжайте. — в ее глазах плескалась паника.

— Ну, Рит, я это сам уже решу. Вы мне скажите только, где комнату у вас можно снять? — Пётр поднялся со стула и посмотрел в окно. Дождь закончился.

— Это к деду Акиму вам надо. Он в конце деревни, у леса, живёт, лесник наш.

— Спасибо вам, Рита. Можно мне ещё шоколадку ту, молочную? Это вам. — слегка улыбнулся следователь.

— Спасибо Пётр Богданович. Ой, а что мы с вами все на вы, да на вы, давай на ты? — девушка слегка зарделась.

— А давай! — он улыбнулся, отдал шоколадку, подмигнул на прощание девушке, и вышел из магазина. Сев в машину, он поехал к деду Акиму.

Дед Аким жил около леса, в двухквартирном доме. Пётр остановил машину и, заглушив двигатель, осмотрелся. В ограде аккуратно расположены клумбы с цветами, ровные ряды деревьев: яблони, груши, черемуха, берёзы — можно было сказать, что от Акима лес и начинался. Из ограды был проход в огород: недавно прополотые грядки с луком, морковкой, чесноком, кусты малины, черники, картошка, в общем, чего только не было. Сам дом деда Акима был бревенчатым, видно было, что за ним ухаживали, резные наличники были свежевыкрашены. Подойдя к калитке, Пётр увидел сидящего на крыльце Акима.

— А я-то уж думаю, чьих енто рук дело, дощ посредь бела дня вызывать? — на крыльце сидел дед Аким и курил папиросу, которую сам скрутил из газеты и самосада. — Ну, заходи, мил человек, коль с намерениями добрыми — хлебом да солью пожалую, а ежели зло мыслишь тады оглоблей по спиняке получишь.

— Ты дед капкан-то свой убери, или не признаешь? — дед впился глазами из-под густых бровей в гостя, и через мгновение запричитал.

— Ох, батюшки родные, извини старого, что не признал сразу-то, я уж и запамятовал как вы того этого… сложены. Заходите, пожалуйте Пе…

— Пётр Богданович. — глаза Громова слегка сузились.

— Да, Пётр Богданович, в дом жалуйте, сейчас я вам и откушать организую и выпить чего. — засуетился старик.

Пётр зашёл в дом. Внутри было так же ухожено: ни пылинки, ни соринки. Чистота одним словом. Вся утварь была сделана вручную, и видно,что мастером. Пётр сел на табурет около стола. Немного погодя в дом зашёл дед Аким с полной корзиной овощей.

— Пётр Богданович, вы к нам как? — решил полюбопытствовать старик.

— Прислали меня вам на помощь. Аким…? — Громов вопросительно посмотрел на Акима.

— Ярославович я. — ответил дед.

— Аким Ярославович, мне б комнату у вас снять на время, да поди вы расскажете чего твориться у вас тут?

Дед Аким быстро настругал салаты, вытащил печеную с мясом картошку из печи, нарезал сало и достал бутыль самогона с двумя стаканами. Налив себе и гостю, сел за стол.

— Да вы угощайтесь, батюшка, вот, чем богаты. Комнату я вам дам, да и все, что ведаю, расскажу. Только можно без людского этого всего?

— Да, можно, на доме чары от посторонних, я видел. — взгляд"Петра"стал слегка насмешливым.

— Батюшка Перун, Павел Семеныч вызвал тебя, собой пожертвовал, главное шоб ты явился.

— Кто он, этот Павел Семеныч?

— Людь он. Ой, энтот человек, хранитель кладбищенский был. Стал первым замечать, шо происходит. Нечисть с начала того месяца стала людёв жрать. — грустно вздохнул старик. — В дома не ломилась, только тех, кто по неосторожности попадётся, того и сожрет. Поначалу оборотни прибежали, альфы, стаей.

Аким поднял стакан, словно предлагая почтить память погибших от рук чудищ. Перун проделал аналогичное действие и жидкий огонь обжег пищевод.

— Апосля кровососов несколько штук принесло, а за ними и мёртвые из могил вылазить стали. Как вурдалаки налетели, так и из домов выманивать начали кто деток, кто взрослых, тож как попадётся. — продолжил лесник. — Люди и сами хотели их прогнать, да только не получилось. В церкви старой спаслись, да не все.

Старик с силой ударил по столешнице, да так, что утварь подскочила. По глазам было видно, что ему больно вспоминать произошедшее.

— Одного они обернули, суки такие, пацан-то молоденький был. Ну и Павлуша ждать не стал пока людев пержрут, вас призвал.

— А ты у нас, стало быть — леший местный? — Перун задумался.

— Так и есть. — кивнул старик.

— А чего к людям жить перешёл?

— Да так оно сподручней. Лесником я у них тружусь, а они мне ешо и плотют за то. — лицо Акима стало ехидным. — Пугать никого не надо, шоб не лазили в места заповедные, я им так сказал куда не соваться, и перестали. Людям у них больше веры нежели лешему. Да и за то время привязался я к ним…

До вечера дед Аким рассказывал, как все началось, кого съели, к кому сходить нужно чтоб узнать чего. После разговора дед Аким провел Перуна в комнату. Сев на кровать, старый бог пододвинул к себе столик, что стоял у окна, достал ежедневник и, сделав необходимые записи, лёг спать.

***

Звуки хлопков за окном разбудили Перуна. Он открыл глаза и прислушался. На самой грани слышимости он снова различил приближающиеся хлопки, кажется, крыльев. Неведомое существо пролетело прямо над домом. Перуну звуки показались знакомыми, но он хотел убедиться окончательно. Так как окно его комнаты выходило на лес, то он отправился к лешему. Дед Аким сидел в противоположной комнате и тоже смотрел в окно, из которого открывался вид на деревню. Потревоженный звуком открывшийся двери, леший не оборачиваясь произнес:

— Прилетели, батюшка. К Степановым прилетели, а у них же дите дома одно, они в район уехали вчера. Выручать надо.

Перун подошёл к окну и вгляделся. Луна не давала много света, но то, что нужно было увидеть, он увидел. Темная фигура стояла у входной двери и, судя по всему, стучала в неё. Выглядела она как обычный человек. Темной ночью невозможно было увидеть, но бог был готов поклясться, что у фигуры не было тени, а глаза пылали красным. Это был вампир.

Перун заметил на крыше движение. Там сидели ещё два вампира. Первый уже частично обратился: человеческое тело, вместо рук — огромные расправленные крылья, слюна капала из его огромной пасти полной клыков, расползающейся в голодном оскале, а глаза рыскали вокруг дома. Второй вампир выглядел как обычный человек и сидел вполне спокойно, но по его резким и рваным движениям было видно, что его мучает жажда…

— Аким, следи за обстановкой. Мне же нужно спровадить незваных гостей…

***

Стук в дверь разбудил Димку. Он открыл глаза, но не спешил вставать."Может быть собака опять с цепи сорвалась в дом просится?" — подумал он и, стащив одеяло, спустил ноги на пол. Стук повторился и Димка вздрогнул, мурашки пробежали по телу. Страх начал потихоньку подниматься по ногам, но мальчик отогнал его и спокойно из дальней комнаты пошёл к двери. В дверь ещё раз постучали и мальчик остановился. До двери было метра три, но он не спешил открывать её, ведь родители вернуться только днем и строго настрого приказали никому дверь не открывать.

— Кто там? — неожиданно пискляво произнёс Дима

— Мальчик, я заблудился, а мне надо передать весточку одному смелому молодому человеку, но не могу найти дом, можешь помочь? — вампир старался сохранить спокойствие, но голод преобладал над ним и голос его иногда срывался на рык.

— А кого вы ищите, дяденька?

— Дмитрия Степанова, мой маленький друг. Его родители просили передать, что они приедут только следующей ночью и сказали мне посидеть с ним.

— А как вас зовут?

— Мне что, с дверью разговаривать?! — от нетерпения вампир взбесился, но тут же пришёл в себя. — Прости, просто я устал и голоден, открой хотя бы дверь. Невежливо так с людьми разговаривать.

— Ну хорошо. — Дима подошёл было к двери и даже протянул руку к ручке, но потом резко убрал её. — Дяденька, а вы мне ничего плохого не сделаете? А то как-то страшно мне.

— Не бойся. Открой дверь и ты увидишь, что я не могу навредить тебе.

Улыбка растянула пасть вампира в тот самый момент когда Дима открыл дверь. Последнее, что мальчик увидел — это клыки, полная пасть клыков…

Луна скрылась за тучами и начался дождь. За спиной у того, что гипнотизировал мальчика промелькнула молния и раздался гром. Тварь, стоящая на крыше, увидела мужчину, что появился на дороге и грозным взглядом сверлил спину гипнотизирующего. Кровосос вскинул крылья и стрелой метнулся к мужику, но порывы ветра завернули его и он упал в грязь перед ногами Перуна. Небесно-голубые глаза высекали молнии, и тяжелая рука схватила вампира за шею. Силы кровососа не хватало чтобы высвободиться из крепкого захвата. На помощь ринулся новообращенный, прыгнув с крыши, но не долетел до старого бога. Удар молнии откинул его в сторону. Перун сдавливал шею вампира пока тот не перестал бороться, а тело не обмякло. Второй рукой он схватил голову и вырвал её вместе с позвоночником из туловища вампира. Взгляд бога упал на “гипнотизера”.

— Негоже деток пугать, ёндин сын. — голос отголосками грома пронесся по всей деревне.

Фигура вампира напряглась, готовясь к бою. Пасть ощерилась в оскале — видно было, что кровосос нервничал.

— Кто ты?! Это наша добыча! Проваливай или я убью тебя, фокусник. — страх и непонимание, злость и ненависть в голосе вампира вызвали улыбку у Перуна.

Вокруг бога заплясали искры зарождающихся молний. Глаза его засияли потусторонним светом, а голос лязгнул металлом.

— Ты что, с первого раза не слышишь?

В мгновение ока Перун оказался около вампира, который пятился к дому, но дверь не пускала его дальше. На лице упыря стало проявляться понимание — с кем его свела судьба.

— Вот и правосудие настало. — сказало божество, зажигая на своей ладони слабые разряды.

Перун вогнал руку вампиру в грудь. Нащупав мёртвое сердце, его пальцы покрылись уже настоящими молниями. Боль. Жгучая боль, впервые за много лет проникла в тело вампира. Его тело сотрясалось, энергия, проходящая через него, разрывала органы и плоть, крошила кости. Он сгорал изнутри, в его глазах были видны лишь боль и ненависть. Спустя несколько секунд всё было кончено. Всё, что напоминало о вампире — прах, быстро уносимый ветром.

Со смертью упыря развеялся и морок, наведенный им. Димка, вышедший за время боя на улицу и незамеченный кровососами, очнулся и озадаченно осматривался по сторонам. Перун решил помочь мальчику.

— Ты чего это, Димка, ночью по улице шастаешь? — взгляд Громова стал немного строгим.

— Я? По улице? Дядь, а я и не знаю, я ж спал… а вы кто? — недоумение на лице мальчика проступило еще явственнее

— Сосед твой новый. Пётр Богданович меня зовут.

— Дядя Петя, а вы можете до утра со мной тут побыть, а то страшно. — лицо мальчика выражало просьбу.

— Могу сынок, могу. — теплая улыбка тронула губы Перуна.

Утром Пётр Богданович ушёл от Степановых. Всю ночь он просидел у кровати Димки и вслушивался в ночь. Придя к Акиму, он обнаружил старика испачканного в крови, спящего сидя на табурете, стоящем на крышке от подпола. Стараясь не шуметь, Перун закрыл дверь, но дед в момент проснулся.

— Ловко вы энтих кровопийц, батюшка. — сказал Аким со странной интонацией. Перун не разобрался какие чувства дед вложил в эти слова.

— Ты труп кровососа подобрал? — он посмотрел на окровавленную одежду.

— Я, чего он на дороге валяться будет? Я его в погреб кинул, ночью сожгем собаку. — Аким притопнул ногой по крышке погреба. Оттуда послышались сдавленные ругательства в адрес хозяина дома.

— Дай-ка, я осмотрю его.

Дед встал со стула, открыл погреб и зажёг свет. Перун спустился в подвал и увидел, как между мешками с картошкой, рядами банок с соленьями да компотов, лежал здоровый труп вампира. Громов подошел к нему и, толкнув ногой, развернул лицом вверх. Была лишь одна проблема — лица не было, да и головы в принципе тоже. Вдруг опять послышались ругательства, уже слышанные Громовым ранее. Взгляд его упал на мешок, лежащий чуть поодаль и активно шевелящийся. Старый бог вытряхнул содержимое мешка, коим оказалась та самая недостающая голова, на землю. Послышались маты:

— Больно, зараза такая! Чтоб тебя леший задрал, козел вислоухий!

— Хех, не думал, что упыри нынче такие косноязычные пошли. Вот раньше да! Могли простыми словами так обложить, что даже Чернобог с Кощеем краснели! — глаза Перуна стали ехидными. Опять послышался мат.

— Ты думаешь, раз искорки призывать можешь, так победишь нас, колдун? — рявкнула оторванная голова. — На наше место придут новые, более сильные.

— Хах, сначала фокусник, теперь колдун. Как потом-то величать будете? — усмехнулся Перун.

— Смейся-смейся, человечек. Посмотрим, как ты будешь смеяться когда Он соберёт свою армию. — улыбка головы стала змеиной.

— Кто соберёт? — бог нахмурился.

— Жди, мужик, скоро в крови захлебываться будешь. Хах-ах-а-кхх. — смех прервался от звонкой оплеухи Перуна.

— Повторяю вопрос — кто соберёт? — голос вновь, как ночью, стал похож на отзвуки грома.

— Пошёл к черту! Хотя… он ведь тоже скоро явится. — прошипела голова, под конец улыбнувшись.

— Ну, как знаешь.

Перун подошёл к внешнему выходу из подвала и открыл дверцы. Солнце заставило вампира вспыхнуть. От боли тот не мог уже кричать — лишь открывать рот в безмолвном крике. Когда в руках Перуна, покрытых прахом, остались лишь позвоночник и насаженный на него череп, он закрыл дверцы и, разворачиваясь, споткнулся о что-то, не то мешок, не то ещё одно тело.

— Так, а это что такое?