Стальная волчица

Nasty Rey, 2021

Друзья называют меня Волком, враги – Стальной волчицей. Вот уже второй год, я живу с матерью, отчимом и двумя братьями в самом престижном районе Англии, словно сыр в масле. Но все меняется в одночасье. Один подарок, один нелепый поступок и вот я вынуждена отработать долг и узнать тайну похлеще моего прошлого.

Глава 3. Незадачливые именины.

–Стоп, дальше не…

–…все в порядке. Чарли пропустите их.

–Но сер? — слегка порозовев от негодования, воскликнул охранник семьи Бейн. Его желтые усы до ушей топорщатся во все стороны, вызывая ассоциацию с небезызвестным персонажем из «Лоракс».

–Чарли, это мои однокурсницы. Все в порядке. Пропусти — с каждым словом, настойчивость юноши все очевиднее. Его глаза отражающие лучи солнца, искрятся нежностью по отношению к нам — Привет, девчонки!

–Привет!

–Хай — выдавливая вымученную улыбку, здороваюсь я. Парень замечает, как я осунулась. Я, девушка, что должна играть его спутницу.

Он явно напряжен. Расстроен. Немного разочарован. В тоже время его впечатляет мой вид. Я вижу это по знакомым отблескам в небесно-лиловых глазах. Но Эдвард не собирается выяснять, в чем дело. Я благодарна. Он еще утром обратил внимание на то, как странно я себя веду.

В место расспросов он приглашает меня и Бри в особняк, следом идут ребята из команды. Они только что прибыли. За ними виляя одним местом, маршируют девушки из группы поддержки. Самой младшей из них шестнадцать, старшей — восемнадцать. Я старше их всех вместе взятых. Мне девятнадцать. Не ребенок конечно, но кто догадается об этом, если сама не скажу. Мне порой братья не верят. Да и мама частенько переспрашивает. Что уж говорить об этих наштукатуренных. Представляю реакцию Виолетты, узнай она, сколько ее надуманному врагу лет на самом деле. Толи за счёт внешности, толи роста, но это всегда под большим сомнением. Из всего сборища только у Бри не возникает вопросов. Ей самой почти девятнадцать, а выглядит на двадцать пять. Это от природы. У меня же обратный эффект, больше пятнадцати не дают.

Не знаю, что произошло между моим отцом и Парксами, но с этого момента отношение «второй леди» резко изменилось по отношению ко мне. Я не считаю верным, когда дети отвечают за поступки предков, но видно на Виолетту это не действует, а на ее сестер, распространяется. Парадокс настоящий. Надо бы при случае узнать, на что она так обижена.

В гостевом зале полно народу. Больше чем на парах. Больше чем на собрание знаменитостей. Больше чем на рок-концерте. Больше чем на приеме у самого президента. У всех без исключения в руках цветные коробки с ленточками. На юношах костюмы с бабочками, на девушках платья невообразимых цветов. Все они блестят. Все они пахнут. Все они замирают в ожидание чего-то. Чего? Я не понимаю.

Я стою за ширмой, которая отделяет комнату от прихожей. Эдвард не дал мне пройти в зал, едва коснувшись пальцами тыльной стороны ладони. Почему я повиновалась, самой удивительно. Но вот теперь я стою здесь подле вешалки и смотрю в переполненный зал. Колени начинают подгибаться. Тело пронзает дрожь. Сердце учащает пульс.

Аполлон видит это. Он, правда, волнуется. Меня захлестывают предчувствия драйва. Последний раз так волновалась, выходя на сцену с коллективом «Вдохновение». То были прекрасные солнечные дни. Свет софитов, медленно раздвигаемые кулисы и ведущая, объявляющая следующий номер. То чувство покоя легкости забвения, когда вокруг нет ничего и никого, только музыка и твой танец ни с чем несравнимо. Это невозможно описать. Это нереально представить. Это можно только испытать.

–Эй, ты в порядке? — спрашивает меня юноша.

–Да. Все просто потрясающе. Просто давненько не выступала — говорю, разжимая кулаки. Перед глазами мимолётом мелькает сцена «Роки в кабаре».

Он облегченно вздыхает. Мы поднимаемся на импровизированный пьедестал, держась за руки.

–Э, мам, пап, и вся собравшейся публика, позвольте представить — начинает наследник семьи Бейнов. Его плечи быстро вздымаются. На лбу выступает испарина. Рука поверх моей ладони становится липкой. Я понимаю, он волнуется, почти также как я сама.

Легонько толкаю его в локоть. Он все понимает правильно. Собираясь с мыслями, обладатель лилово-голубых глаз продолжает:

–Я знаю, вы все здесь из-за меня! — толпа смеется. Я слежу за реакцией Бри. Она флиртует с очередным парнем — Я рад каждому, но права, не стоило подарков — толпа снова смеется.

Мне не смешно. Я понимаю, что происходит. Теперь отчетливо осознавая промах. Коробочки в руках собравшихся это презенты юному Бейну на его двадцать первый день рождения. У всех свои дары. У всех кроме меня. Вот и первый повод для обсуждения.

–И тем не мене я счастлив, представить вам свою очаровательную спутницу Сару Ви! — провозглашает он так, будто в зале глухие.

Аплодисменты.

Что за фигня? Сара, не ругайся, это всего лишь кучка недалеких богатеев с парой тройкой простых граждан случайно удостоившихся чести попасть на мероприятие. Игра своего рода. А коль игра, значит, есть правила. Вот только какие правила?! Кто мне их объяснял? Никто! И когда? В холле?

–Сара, скажи что-нибудь — просит юноша, протягивая микрофон. Я принимаю его, лихорадочно соображая, как действовать.

–Привет всем!

Тишина. Гробовая тишина.

Толпа явно ожидает шоу. Вот только какое именно шоу? Я же не ведьма в самом то деле. Они что, решили, будто перед ними настоящие зомби? Или волк в овечьей шкуре? Бред полный. А вообще это идея. Они хотят повеселиться, я устрою им веселье. Такое веселье, что внукам рассказывать будут. Недаром же я столько лет училась крупным шалостям.

Не взирая, на протесты парня, спускаюсь с импровизированного пьедестала. Микрофон брошен на землю. По комнате летает свист рассерженного инструмента. Многие из народа прикрывают уши.

Я иду вглубь зала, толпа сама освобождает мне дорогу. Все взгляды прикованы ко мне. В одних ужас, в других восторг, в третьих все вместе. Мне нравится это. Нравится ощущение власти над сборищем. Это похоже на встречу человека с мустангом на арене цирка. В воздухи витает знакомое напряжение. Настолько мощное, что можно почувствовать разряды молний.

Я подхожу к завороженно смотрящему на мои колени официанту и жестом прошу отойти. Он подчиняется. Подхожу ближе к столу, но не вижу нужного инструмента.

Что ж фокус с вилкой не удастся продемонстрировать, зато есть вариант гораздо круче.

Я вновь подхожу к официанту. Он также смотрит на мои ноги, сглатывая слюну. Естественно, я ведь единственная девушка в коротком платье с оголенным плечом, да еще без каблуков. «На кого ему смотреть, еже ли не на меня?!» — от этой мыли, меня передергивает, но я не собираюсь отступать.

Эдвард в полном замешательстве присоединяется к толпе. Он знает, что они здесь ради развлечений, но явно не рассчитывает на повышение градусов. Что ж тем забавнее будет.

Я подхожу ближе к мальчику в цветочном фартуке. Он, наконец, переключает внимание, и в этот момент я нападаю. Едва заметный удар, официант дергается. И вот его тело лежит на полу бездыханным, а я скалюсь.

Толпа готова бежать.

Напрасно.

Мальчик в чепчике, секунду назад лежащий бледный холодный, встает. Он улыбается мне. Дарует заинтересованный недоуменный взгляд. Я подмигиваю. Толпа приходит в чувства. На сей раз восторженный аплодисменты по настоящему ликующей толпы гремят на всю округу.

Высокий, стройный, атлетически сложенный мужчина с бородой и его прямая противоположность женщина, с ярко выраженным животом, кривыми ногами и небольшим пушком над верхней губой внимательно изучают меня. Я узнаю их. Это родители Эдварда. Я краснею, Эдвард встает сзади, по спине бегут мурашки.

–Весьма необычное зрелище — произносят одновременно хозяева дома. По их улыбкам я понимаю, что все отлично. Расслабляюсь, впервые за день.

–Согласен. Это было нечто!

Эдвард ликует похлеще предков. Его ямочки проступают сильнее. Почему то глядя на них меня обуревает желание, дотронутся до его щеки. Словно я хочу убедиться, что лицо парня это не очередная маска напыщенного индюка с золотым запасом под боком.

Толпа рассеивается. Начинает играть музыка. Парни приглашают девушек. Эдвард не торопится. Мы еще немного болтаем с его родителями об учебе, внеклассных занятиях. Нелепое название, особенно учитывая факт, что мы студенты. Но видно другого определения пока не придумали.

Я смотрю на зачарованную Бритни Стеф увлеченно хихикающую. Рядом с ней стоит высокий парень. Он ровесник Эдварда. Я пару раз видела его на матче и совмещенных лекциях, не говоря о боксерском клубе. Кажется он из команды «быков», но я не уверена в этом. У него каштановые взъерошенные слегка кучерявые волосы. Полные щеки. Маленькие почти не заметные губы. И такие же мелкие бегающие глазки. Он очарован подругой. Его пальцы напряжены. Он явно хочет пригласить ее на танец, но почему то тормозит.

Мне надоедает смотреть на эту романтическую сцену, мои глаза переключаются на Виолетту в радужном платье. Она похожа на единорога. Розовые волосы только усиливают впечатление. Она стоит у шоколадного фонтана, жадно поглощая содержимое. Ее неизменные спутницы будто-то механические роботы повторяют за ней. Я ворочу нос.

–Отстой, верно? — становясь рядом, уточняет атлет.

Я не отрываясь, смотрю за продолжением. Что-то в этой сцене не дает покоя. И тут я понимаю, платье Гадюки в отличие от нарядов подруг без пятен.

–Как она умудряется давиться шоколадом и оставаться чистой? — спрашиваю скорее себя, нежели парня.

–Все просто: у нее несколько одинаковых платьев — пожимая плечами, сообщает спортсмен. Я не могу поверить — Серьезно — видя мое замешательство, говорит брюнет — Я сам видел, как несколько часов назад, она переодевалась. Наверно думала, что никто не увидит — он замечает, как девушка на него смотрит и смеется.

Виолетта заливается краской. Она понимает, что поймана. Я тоже смеюсь. Только мой смех в отличие от змеиного прерывистого пронизан сладостными нотками.

–Я вижу, ты не снимала его — заливаясь румянцем, показывает на браслет юноша.

–Честно, сказать, совсем про него забыла.

Я не лукавлю. Музыка бубенцов настолько привычна, что просто не обращаю внимания.

Эдвард тускнеет, как лампа в последние минуты жизни. Я улыбаюсь. Кажется это единственное, чем я могу подбодрить его.

–Слушай, может на террасу?

Я вопросительно смотрю на него. Подарки вот-вот начнут дарить, а он хочет слинять? Оставить собственную вечеринку, ради любования звездами.

Я не понимаю его, но сама хочу уйти. Мне противно быть в центре внимания. Противно отказывать парням, липнущим ко мне словно мухи. Противно болтать о круизах и мечтах с девушками. Противно вообще быть здесь. Да еще офицер Чарли не дает покоя, следит за каждым шагом. И хотя я знаю, что это всего лишь меры предосторожности, но все равно напрягает.

Интересно, он уже вычислил меня? Или чисто догадывается?

–Давай — говорю я, первой вываливаясь на улицу.

Снег давно кончился. Ударил плюс. Под ногами появились лужи. В воздухе тянет сыростью. С крыш капают первые сосульки. Ночью опять минус, но как то я сомневаюсь. Судя по каше под ногами, минус наступит только в декабре. А пока ноябрь. Не устойчивость погоды в это время нормальное явление. Однако все равно хочется понимания, что именно на улице. Хотя бы просто для осознания, в чем ходить. Утром в зимней куртке, вечером в кожаной. Просто жуть!

Эдвард идет впереди. Он не останавливается на террасе. Я следую за ним. Мне все равно, куда мы идем, главное подальше от этой суматохи.

Нет, всё-таки шумные тусовки не мое. Я люблю одиночество. Может потому, что сама одиночка? А может, потому что одиночеством от папы заразилась. В конечном итоге он столько времени был один, что даже жаль. Сколько свиданий могло быть в его жизни, сколько любви! А теперь все пустое…

От грустных мыслей меня отрывает могучий бас Эдварда. Он напевает песню. Мою любимую песню!

Я не могу удержаться, начинаю подпевать. Он оборачивается. Мы встречаемся взглядами и улыбаемся.

–Значит ты фанатка Nightwish?

–Типа того.

–А, точно! Бри говорила, что ты безумный фанат рока — слегка подтрунивая, говорит он.

Его рубашка промокла (на улице дождь). Белая ткань прилипла к коже, так сильно, что видно торс.

Я завороженно смотрю на его грудь. Его широкую мускулистую грудь, равномерно поднимающуюся и опускающуюся.

Юноша замечает это. Он начинает азартно играть кубиками, дразня меня.

На что он надеется? Что я кинусь ему на шею, как те девицы, которых он сам на словах ненавидит. Или что я растаю настолько сильно, что упаду на колени и буду просить милостыню… Фу! Кого-то мне это сильно напоминает. Правда этот кто-то подобным образом дразнит мою мать, причем на моих глазах. И ведь это работает!

–Почему я? — говорю так резко, что парень едва не спотыкается на ровном месте — Других полно ведь.

–Ну, я подумал…

–Бри подговорила или сам додумался?

–Слушай, я знаю, что у тебя проблемы с жильем — на секунду он отворачивается, добавляя — Предки не раз говорили, что дочь прокурора живет на задворках города в квартире самого Станислава Борисовича Плюшки. Я еще удивился, чего ты комнату не снимешь? У него же не жена, а золото. Не дети, а гении. Не работа, а песня. Не хоромы, а дворец. Вот и спрашивается, зачем ему падчерица с облезлым котом? Потом узнал, что дом твой спалили, нашли и приютили. Боб с Тедом, да ребята о тебе легенды складывают. Говорят, что ты как-то с криминалом связана. Я не верю. Хотя, ты так себя ведешь, будто и вправду знаешь куда бить, как красть, да с ружьем обращаться.

–Не может быть! Я действительно так себя веду? — разыгрывая тупицу, спрашиваю. Он смеется.

–Д-да!

Его ответ искренен, я чувствую это. Но не хочу заканчивать беседу. Пусть промокну, зато не сгорю от стыда под осуждающими взглядами изысканного общества. Как я объясню им отсутствие подарка? Как смогу разыгрывать девушку Эдварда, толком ничего не понимая в этикете. Разумеется, манерам поведения за столом я обучена. Речь толкнуть тоже сумею. А вот остальное, извините, не в моей компетенции. Точнее в моей, но по иному жанру. К тому же, я ведь совсем его не знаю. Спроси меня, чем он увлекается в свободное от учебы, тренировок и матчей время, едва ли отвечу.

–Если честно, я думал, что ты не согласишься…

–…а я и не соглашалась, если помнишь.

–Да, нет, я не об этом. Я про то, как могла бы пойти твоя жизнь, не живи ты с этим дядькой и его семейством — последнее слова пропитано неприязнью.

Я тупо смотрю на него. Его лицо непроницаемо. Его черные с проблеском меди волосы слиплись от капель дождевых струй. Джинсы намокли хуже рубашки. А он стоит, смотрит на ночное небо, и бровью не ведёт. Такое впечатление, словно дождя нет и в помине.

Как то даже нелепо получается. Я тоже промокла. Мои туфли доверху залиты водой. С волос градом текут струи. А я, как и он, просто не обращаю внимания на переменчивость погоды. Но я хоть привыкшая, а он простуду схватить может.

–Что ты делала после пожара? — внезапно спрашивает он.

–Болталась по подъездам ближайших домов, прося пропитания как вшивая собака — отвечаю слишком уверенно, гадко, нарочито спокойно.

Бейн настораживается. Он несколько минут изучает меня взглядом, затем подходит. Берет мою исписанную едва заметными белыми пятнами руку и нежно поглаживает. Я продолжаю смотреть не видящим взглядом. Мои мысли далеко, в прошлом.

–Сколько дней это было?

–Пять лет — холодно резко отвечаю. Он напрягается еще сильнее. Теперь я могу видеть его бицепсы.

–Почему ты не пошла к маме? — спрашивает так просто, словно решение вопроса было очевидно всегда.

Я вздыхаю. Как ему объяснить, что идти к ней для меня было подобно смерти. Даже если бы меня сдали в детдом, и то было б проще. Но мать, с которой ты не виделся больше восьми лет, с которой, не говорил столько времени. Где ее искать? Что сказать если найду? Как оправдать папу? Как объяснить поджог? Да и вообще, на что жить все это время? А потом, как убедить оставить меня, родную дочь? Скорее всего, при других обстоятельствах возвращение блудной дочери, могло быть праздником. Но не в моем случае. Случае, двенадцатилетней девчонки оставшейся без отца, без крыши над головой и без возможности прокормить себя, не говоря о любимце. Конечно, я могла устроиться на работу, разносить листовки, расклеивать объявления. Да только не задача, почему то все как один начинали думать, что паспорт не мой. Между девушкой на фото и той кто стоял перед ними, была теперь колоссальная разница. Там улыбчивая маленькая девчушка с веселыми огоньками. В жизни девушка потрепанная суровой реальностью, с дьявольским блеском в огромных меняющих цвет глазах. Плюс теория с практикой не вяжется, по закону вроде можно 6-8 часов, а на практике — жди тринадцати.

–Вряд ли ты поймёшь — наконец говорю я.

Эдвард ждет продолжения. Дождь усиливается до неприличия.

–Я попытаюсь — говорит так нежно, будто я малышка.

–Мои родители развелись, когда мне было девять. Папа всегда говорил, что уважает маму, но я никогда не слышала других слов. Однако он как то умудрялся доказывать ей неизменность своих чувств. Я была ребенком, и не особо лезла в их отношения. Но когда на пороге дома появился не знакомый мужчина, я нутром почувствовала беду. Родители всю ночь орали. Я подозревала, что соседи вызовут друзей папы. Как ты знаешь, до того как окончательно увлечься ювелирным делом, он был прокурором Паркс. Конечно уважаемый человек, на хорошем счету, дважды награжденный королевой за доблесть и отвагу для мамы был чем-то вроде половой тряпки — я осеклась.

Эдвард смягчился. На его лице промелькнула буря эмоций.

Неужели он испытывает подобное? Его родителя кажутся такими славными. Я бы сказала пушистыми, словно валенки.

–После того вечера они не разговорили с неделю, а затем мама попыталась все мне объяснить. Я не верила своим ушам. Тот человек мамин муж! Они расписались, толком не получив развода! Для меня это было настоящим ударом под дых. Папа просто сказал «решай». Тогда мне стало действительно мерзко. Я поняла, что мать предала нас. Предала его! Она стояла в комнате, светясь изнутри. Вся ее поза говорила, она уже знает, что я скажу. Но ошиблась! Я выбрала отца. Выбрала того, кого казалось невозможно предпочесть. Кто он? Всего лишь мент с небольшим количеством сбережений и золотыми руками. Да по сравнению со Станиславом Борисовичем вторым замом мэра, другом графа Марье и членом секретарского совета королевской семьи просто муравей, дождевой червь. И я выбрала этого бедняка. Уму непостижимо! Верно?

–Неожиданно. Согласен, с твоей мамой — теребя брелок в виде паука, отвечает Эдвард. Его взгляд становится более заинтересованным.

–Если хочешь знать правду, то вот она. Я не пошла к ней по двум причинам. Первая: часть меня, просто ненавидела ее, женщину, подарившую мне жизнь. Вторая, я просто не знала где она и как до нее добраться. Если бы не случайные прохожие, в последствие ставшие соратниками по несчастью, вероятно, я так бы и жила на улице.

–И кто были твои благодетели? — вопрошает заинтриговано.

–Воры — отвечаю язвительно, надеясь, что прокатит, он не заметит, как напряглась.

–Чем ты занималась все это время?

–Какая разница? Главное, что кончилось — брякаю, лукавя. Часть меня хочет вернуться к той забытой по утверждению матери кошмарной жизни.

–Ты мелькала в полицейских хрониках. Что ты натворила?

–Не твоего ума дело — цежу тоном, не терпящим возражений.

–Ты отличный снайпер. Где научилась? — спрашивает с интересом, ловя мой заинтересованный взгляд — У нас ОБЖ совмещенное. Помнишь? — поясняет добродушно. Я киваю, хотя с трудом верю, что он за мной наблюдал.

–Некоторые вещи лучше не знать живее будешь — ядовито замечаю, не горя желанием объяснять.

–Говорят, ты устроила потасовку, из-за которой бывший капитан команды «паркские быки» был вынужден уехать в другой город. Это правда?

–Возможно — отвечаю холодно, смотря в небо.

–Давно гонками увлекаешься? — задает следующий вопрос, я растерянно смотрю на него. Он поясняет — Гребень, шипованные браслеты, кольца, митенка, плюс странная привычка теребить хвост пояса, словно тебе в платье неудобно. Ты будто руки не знаешь куда деть.

–А-а-а, ясно — говорю слегка дрожащим голосом.

Бейн смотрит на меня непонимающе-заинтригованным взглядом. Я жму плечами, мол: все в порядке. Но он не верит.

–А что было, потом? После того, как тебя нашла мать? — спрашивает невинно.

–Отчитала — ядовито коротко отвечаю. Мне начинает действовать на нервы его манера знать, как можно больше о моем прошлом.

Он хмурится. Брелок падает. Ливень ускоряется.

–Ты промокла — говорит сиплым голосом. Я киваю, показывая на его рубаху — Пошли в дом.

–Эдвард, я…мне…прости.

Он просто кивает, поднимая меня на руки. Я даже не успеваю осознать произошедшего, как «бык» заносит меня в теплую прихожую. Он бережно опускает меня на лавочку и снимает туфельку. В сознание возникает сцена из Золушки, где принц примеряет хрустальный башмачок не вписывающейся в убранство замка девушке в лохмотьях. Меня разбирает смех. В тоже время кумир девичьего населения города снимает второй башмак.

Чего и следовало ожидать, туфли насквозь промокли. Повезет, если подошва не отклеится. Они ведь на прокат у Бритни взяты. Правда, я сразу предупредила, что возвращать назад не буду. Но все-таки, неудобно как-то.

–Ты совсем окоченела — восклицает спокойно, словно это нормальное положение вещей. Но он явно сбит с толку.

Однако он прав, отчасти, я и впрямь имею свойство мерзнуть. Не так, чтобы шубу одеть. Нет. Скорее внутреннее умение. Я как тот же волк, умею охлаждаться в теплых помещениях. Но только на улице это странновато выглядит. Впрочем, еще один повод, называть меня так.

–Что вы делали?! — раздается над нами голос взъерошенной Бритни. Подруга явно не теряла времени даром. Ее локоны выбились из тугой «короны», но все равно остались гладкими. Они здорово подчеркивают ее скулы и небольшую кривизну носа. Ее платье также свежо элегантно, словно только с вешалки сняли. Ее румянец стал больше, а улыбка шире. Я рада за нее.

Все-таки не такая уж и плохая идея была посетить именины. Именины!

Я пытаюсь подобрать слова, чтобы поздравить парня и в то же время не задеть его чувства, но как назло в голове пустота. Может он прав, представляя меня дурочкой с переулочка?

–Купались — язвительно отвечает Бейн.

Подруга одаривает нас каким-то неизвестным мне взглядом, смеется и порхает. Я смотрю вслед голубому платью из атласных лент. С немым вопросом «что это было?».

–Похоже, Блондинка рада, что ты в надежных руках — говорит неожиданно Эдвард, пока мы идем наверх.

–А зачем мы поднимаемся?

Нет, может я реально с небес на землю свалилась? Почему он так на меня смотрит? Я что, похожа на инопланетянина. Хотя…да, наверное, похожа. Но это не повод так на меня лыбиться. Чего смешного та?

–Чтоб переодеться.

Что значит переодеться?! То есть во что? Я же пришла в платье купленном Бритни. Я и сама могла заплатить, да подруга настояла. Я не стала спорить. Спорить с семьей Стеф дело не благодарное по одной причине, они все адвокаты по натуре.

Заходим в комнату. Небольшую просторную с кроватью посередине. Рядом тумбочка. Подле нее стол. По другой стене стоит шкаф с книгами и купе-приставкой. Возле него тумбочка с плазменным телевизором и караоке установкой. Там же лежат два джойстика. Я видела такие установки, стерео систему можно использовать как игровую приставку. Очень удобная вещь. Захотел, послушал музыку, захотел, рубишься до ночи в «викингов».

–Примерь. Думаю, подойдет.

Я смотрю на черное платье с ярко выраженной талией и не двигаюсь.

–Не волнуйся, это не мое. У мамы взял — говорит бодро, тут же добавляя — Временно.

Я продолжаю осматривать комнату, создавая лужу-болото на ковре. Мне не важно, когда он успел сбегать в родительскую спальню. Надо сказать, стены комнат глухие на столько, что слышно любой шорох. Как в общежитие, только еще громче. А может, мне только кажется. Слух натренирован до предела, все же.

Эдвард открывает шкаф, поворачиваясь ко мне спиной. Увиденное меня не радует, а ужасает. Я искренне надеюсь, что это игра воображения, или света на худой конец. Сквозь ткань мелькают ярко розовые пятна. Он снимает рубашку. Просто, не растягивая пуговиц, стягивает ее с себя, кидая на сухую кровать. Что-то не довольно скулит. Отвожу взгляд от исписанной пятнами спины юноши на здорового пса.

И как только я его не заметила?!

Пес внимательно смотрит на меня. Он явно не доверяет гостям.

Подхожу ближе, подмигиваю, пытаясь сказать «свои, не волнуйся», но понимаю абсурдность ситуации. Какая я своя? Пару дней назад мы с Эдвардом могли пройти мимо друг друга, даже не обменявшись приветствиями, что уж говорить про те дни, когда в силу обстоятельств вынуждены были сидеть за одной партой. Да из нас слова вытянуть невозможно было! Товарищами то вряд ли назовешь, не то, что друзьями.

Видно чувствуя мое состояние, ротвейлер легонько лижет мой нос. Я шарахаюсь от неожиданности настолько сильно, что врезаюсь в столешницу спиной, опрокидывая красиво расписанную фарфоровую вазу.

Тонкая оборка рукава слетает с плеча, открывая часть татуировки. Рисунок не замысловатый, простой, значит для меня гораздо больше, чем просто узор выведенный иглой.

Парень оборачивается. Пес вскакивает.

Я стою не живая не мертвая. Мне хочется убежать, отмотать время. Я не способна представить, как родители юноши или он сам отчитают меня за утрату реликвии. Я понимаю это, глядя на осколки. Ваза эпохи шумеров, 3 век нашей эры. Конечно это подделка, очень искусная подделка, но явно ценная. Вон и автограф чей-то виднеется.

Вместо причитаний, Эдвард просто собирает осколки. Я продолжаю тупо смотреть на разбитую вазу, не в силах шевелится. Пес помогает хозяину.

Ничего себе собачка, да он мне по живот, оказывается!

–Молодец Барон. Вот, отнеси это — говорит парень, закладывая меж зубов верного друга ручки полиэтиленового пакета. Пес гавкает.

Как только золотистый кабель исчезает, парень закрывает дверь. Он приближается ко мне так быстро, что я не успеваю среагировать, как его лицо нависает над моим.

–Ну, что будем делать?

Меня настораживает его перемена настроения. Мозг кричит «сматывайся!». Тело напрягается. Последнее, что я успеваю заметить, как его глаза темнеют.

Волейболист валит меня на стол молниеносным движением, но сам остается стоять. Какая-то часть меня облегченно вздыхает. Что-то с глухим звоном выскакивает из руки.

–Какого лешего? Это не смешно Эд… — он не дает договорить, зажимая рот. На сей раз, я успеваю дать отпор. От удара он валится на спину, на близ стоящую кровать — Я требую объяснений! Понял?! — Волк вырывается наружу.

–Погоди еще минуту. Не хочу, чтоб сюда ввалилась толпа народа, что внизу. И уж точно не хочу, чтоб сюда зашли родители. Они не должны видеть нас в таком состояние — прикрыв, глаза от усталости бормочет, указывая на мои дрожащие колени.

А ведь я совсем не чувствую озноба. Наверное, адреналин дает о себе знать. В любом случае он прав. От этого мне становится не по себе. Я молчу, считая про себя секунды. Меня все еще потряхивает, но я не могу объяснить от чего больше, толи от поведения парня, толи от осознания произошедшего. Я чуть не всадила осколок, ему между ребер. Теперь ясно, зачем он это сделал. Я выронила керамику, от неожиданности.

–С-с-спасибо — сипло бурчу себе под нос.

Эдвард, приподнимается на локтях, его губы плотно сжаты. Он медленно пожирает меня взглядом.

Он в смятение. Я тоже.

Тишина давит. Мы можем слышать звуки басов, доносящиеся с первого этажа коттеджа. Слышать, как где-то возле камина лает расстроенный пес. Слышать, как Бейны оправдываются, за отсутствие сына на вечеринке. Слышать, как стучит по крыше дождь. При желание мы можем услышать, как Виолетта в очередной раз нашла жертву и теперь отчитывает ее за безобразное поведение.

–Что ты хочешь взамен этого — нарушая затянувшееся молчание, говорю я, показывая на заросший пылью угол, где всего десять минут назад стояла фарфоровая ваза в стиле хохломы.

Эдвард садится, выпрямляя спину. Только сей час, я замечаю, как красивого его тело.

–Все просто, ты будешь играть мою девушку до рождественского бала. Я же дам тебе ключи от одной из моих квартир. И все довольны — моментально отвечает парень.

–Проще говоря, предлагаешь сделку?

–Н-да, типа того — почесывая затылок, цедит он.

Вдруг, горячая рука юноши касается запястья. Я выпрямляюсь, настолько быстро, что тело пронзает тупая боль.

Эдвард ловит меня. Я сажусь к нему на колени, рукав платья соскальзывает сильнее.

Инстинктивно начинаю прикрывать плечо расплетавшимися волосами, Эдвард останавливает меня. Было бы смешно, если б не было так противно.

Что он подумает, когда увидит тату? Тату один в один, как у знаменитой английской ищейки. Тату генеральши авторитета. Тату прославленного информатора.

Поясница тихо ноет. Наверняка пятно проступило. Надо ж было так налететь. А вообще, пес виноват, чего он полез ко мне. Уверена, на все сто котом пропахла, псу же не должно это нравится, верно?

–Ты очень красивая — с легкой обезоруживающей улыбкой говорит атлет.

–С-с-спасибо — только и умудряюсь озадаченно произнести, как в комнату врывается юноша, с которым флиртовала Бри. Он толком не успевает войти, как тут же разворачивается. А меня настигает волна интереса, успел ли лидер быков увидеть рисунок.

–Лукас, все нормально. Это не то о чем ты подумал. Я просто… — он осекается. Ему явно не хочется объясняться.

Интересно, о чем он думает? У него такой вид, словно выиграл очередной кубок. Ну, по край не мере мальчик не заметил осечки, а может просто сделал вид.

Сей час при свете ламп, я вижу, что он похож на Эдварда. Вижу, что у него те же черты лица. Тоже телосложение. Те же глаза. Та же белоснежная слегка игривая улыбка. И те же ямочки, только все уменьшено в пропорциях.

–Привет, эм…

–…Сара.

–Сара? А, точно! Ты подруга Бритни. Мы вместе на дзюдо ходим. И еще биологию, историю искусств типографику с литературой и в боксерский клуб. А еще ты меня периодически лупишь мячом на физкультуре — мальчишка задорно смеется. Я наигранно виновато улыбаюсь в ответ.

Эдвард явно разочарован, появлением брата. Но с него хватит сделки. Сделки, которая стоила хорошего настроения. Сделки, которая стоила туфель. Сделки, которая не сулит ничего хорошего для меня.

Что в конечном итоге скажет мама, узнай суть дела? Обрадуется? Сомневаюсь. Скорее всего, посадит под домашний арест, приставит охрану. А может случиться так, что отправит в один из домов мужа, приставив пару сотен слуг. Или того хуже устроит скандал часов на восемь, вот счастье будет…про реакцию Сергей Борисовича я вовсе думать не хочу. Минимальное, что меня ждет это лекция напоминание о грехах прошлых. Может в мире юноши это нормальное дело, а в моем нестандартное. Интересно, что скажет Бритни на мое заявление «съезжаю» сразу заподозрит неладное или же замучает расспросами.

–По секрету, мальчишки тебя Стальным волком называют, но глядя на тебя, я прихожу к обратному выводу, внезапно заявляет юноша.

Эдвард смотрит на Лукаса так, будто тот совершил грандиозную глупость. А я едва сдерживаю душераздирающий смех.

Ох, парень, если б ты только знал, как ошибаешься…

–Наверное, у них есть на то причины — говорю, ловя на себе заинтересованный взгляд младшего брата, при этом, не отрывая глаз от ярко бурого пятна на руке старшего. Кровь давно остановилась. Запеклась. Порезы не глубокие, но все же рядом с косточками. Наверно поранился, когда собирал осколки — А ты у нас белка. Верно? — мальчишка кивает — Эдвард, а тебя как называют? Свирепый бык, тореадор или…

–Охотник — с издевкой отвечает Лукас.

Оба юноша сверлят друг друга взглядом. Я понимаю, что странно обсуждать прозвище, учитывая неловкость ситуации, но не я же начала это. Почему младшего прозвали Белкой, вопрос без ответа, а вот старшему подходит полностью. Он действительно охотник. Только не гоняется за животными или птицами, в попытке подстрелить. У него иная цель-победа. Да, он охотник за славой. Охотник за кубками. Охотник за богатствами. Тогда почему у меня такое чувство, будто ему это не нравится совершенно. Но ведь он родился миллиардером, неужели ему противна мысль, что у него есть деньги. Глядя на него так не скажешь. Но что тогда было во дворе? Галлюцинации? Не похоже. Я четко видела, как его мутит. Может он мастер комедии? Тоже не складывается. Посмотрим, что жизнь преподнесет. Чует мое сердечко, в семье Бейнов есть тайна. Тайна похлеще моего прошлого. Может оно и не так плохо складывается…впрочем, сомневаюсь.

–Ты чего заходил-то? — спрашивает сухо брюнет. В отличие от меня, мокрой курочки, он при параде. На нем домашний спортивный костюм темно синего цвета.

–Уже не важно — отвечает Лукас, кидая в мою сторону оценивающий взгляд.

–О чем ты думаешь? — пытаясь понять выражение моего лица, спрашивает юноша с внешностью древнегреческого бога, пока мы идем в гостевую комнату, назад к сборищу.

–О доме — честно отвечаю я.

–Сар, можно задать вопрос? — я киваю, он нерешительно продолжает — Почему ты выжила? — в голосе интерес, с примесью…злобы? Ненависти? Яда?

–Не знаю. Улица для меня была и остается меньшей проблемой. Поверь, бывает гораздо хуже. Например, когда в детском доме озлобленные никому не нужные дети запирают друг друга в темных кладовках, без шансов на спасение. Или когда пьяные не могут поделить водку, а может и кого похлеще. Или же криминальные авторитеты развязывающие бойню из-за пустяков.

–Звучит мерзко — через-чур уверенно и гневно соглашается спортсмен.

–Знаешь, с тех пор, как папы не стало, мир изменился — добавляю неожиданно для себя самой.

–Твой отец был хорошим человеком. Я знаю.

–Эдвард, откуда ты можешь знать это? Еще вчера мы с тобой не здоровались, а сегодня ты говоришь мне такие вещи. В честь чего это? Кто тебя ужалил?

–Ты, вообще то — напоминает он, я краснею — Когда-то, очень давно твой отец помог мне, брату и родителям. Я был мальчишкой, но до сих пор помню, как он отказывался принять подарок за все благодеяния. Тогда я посчитал его сумасшедшим. Он так лихо все организовал, что не принять дар родителей, было верхом неприличия. Но он вернул коробочку со словами «право, не стоило». Я смотрю на озадаченную маму. Отец скулит, хуже Барона, упрашивая человека в простом полосатом свитере принять скромный дар в знак признательности. Мне интересно наблюдать за прокурором. Твой отец такой маленький, толстенький, с вороньим гнездом на голове. Он держит чемоданчик с инструментами, так словно там сидит джин. Его фуражка опасно накренилась, а он не замечает. Его сероватые усы легонько подрагивают, когда он оправдывается. Он неловко переминается с ноги на ногу, вручая маме ожерелье, отцу часы ручной работы. Уже тогда, он промышлял ювелиркой — замечает юноша с отстранённой улыбкой — Я смотрю на него с едва скрываемой обидой. Вдруг, он подходит ко мне, я смотрю на него с надеждой. Твой отец достаёт из своего непримечательно портфеля машинку. Машинку, о которой я мечтал! Моя благодарность не знает границ. Я кидаюсь ему на шею, и он, в отличие от моей те…, то есть моего отца, не отталкивает меня. В его объятьях столько тепла, любви, заботы. Мне становится любопытно, кто вызывает в нем столько эмоций. Я вижу, что он устал, только не понимаю от чего больше, от жизни или работы. Мне становится грустно. Не знаю как, но твой отец почувствовал это, он просто прижал меня к себе еще крепче, даря покой. Но все равно я не мог понять, почему он так отчаянно не принимал подарок. Тогда не мог, теперь могу — он замолкает.

Я слышу, как он сглатывает комок. У меня у самой те же чувства. Та же боль от мысли, что я больше никогда не смогу обнять папу. Вот также утонуть в его объятиях, чувствуя себя в безопасности. Забытое ощущение. Несбыточная мечта. Остались лишь воспоминания, и нескончаемые кошмары.

–Определенно, я знаю почему, он отказался.

–Почему же?

–Мне думается, он просто боялся за тебя.

–Боялся за меня? — переспрашиваю не веря.

–Да. Этот подарок был ключами от «ягуара», на котором ты ездишь. Тогда он, конечно, не мог признаться, кому отдаст железного коня, если примет коробочку. Теперь не сказал бы, по иной причине — он отводит взгляд.

Я вижу, как темнеют его глаза. Как напрягаются пальцы. Я понимаю, что Эдвард хочет сказать. В памяти всплывает раздавленная грузовиком машина. Внутри нее мой отец.

–Спасибо, что рассказал. Ой, чуть не забыла, с днем рождения! — кричу, вылетая на улицу.

Он не успевает понять, как я уже оказываюсь за воротами, игрива раскручивая ключи с пауком от обещанной квартиры. Я не сомневаюсь в этом по одной причине, к брелоку приклеена записка из двух слов: для Ви.

Последнее, что я вижу, ликующая толпа, обступающая его.

Пусть я и не поздравила тебя как следует, но, похоже, подарила гораздо больше, чем все это сборище. До завтра Эдвард. Завтра все встанет на свои места. Снова учеба. Снова немые приветствия. Снова Виолетта. Вот только этот день останется для нас особенным. Ведь сегодня мы впервые заговорили.