Пёс по имени Ватсон

NAO Annette

Меня зовут Ватсон. Я собака. Как проходит мой день? С утра овсянка, потом ободранная спинка дивана, шкафчик, полный ниток, моя подушка, миска лапши и сон. Иногда я вижу одну сцену: он листает газету, встаёт, выпивает рюмку и уходит. Мне надоело!Воскресенье. Лёгкая атмосфера царила в доме. Солнечный свет ложился на прохладный пол. Дом был наполнен запахом сухих дров и старых вещей. Я подошёл к двери и надавил на неё: та открылась. Сделав несколько шагов, я посмотрел на дом и ушёл прочь.

Глава 1 проясняет: Немного о себе

Меня зовут Ватсон. Я дворняга. Ну, не совсем, конечно. Я, наверное, какая-нибудь особенная собака, чистокровная, просто люди этого ещё не поняли и не удосужились как-нибудь назвать эту породу, поэтому я сам взял себе название: «Пульмильер». Вот так-то! Почему «Пульмильер»? На это у меня, как у цивилизованной собаки, есть ответ. Некоторые знакомые моего хозяина, да и просто люди помнили, что, будучи полицейским, мой владелец расследовал дело о каком-то рецидивисте, которое не могли раскрыть в течение трёх лет. Однажды он взял меня на работу, и я совершенно случайно взял след преступника… Я хоть и не ищейка, но я всё-таки собака, и нюх у меня собачий, да такой, что я могу горячий хот-дог за километр учуять. Я не вру, я вообще никогда не вру — я очень честный пёс.

Так вот, спустя месяц моей работы с хозяином, я наткнулся на след преступника, ведущий в соседний квартал. Я был ошеломлён от такой близости с таким, как мне показалось тогда, устрашающим запахом. Какой странный, резкий и почему-то знакомый запах заставил меня окаменеть на месте от страха: мои лапы были… ватные. Я узнал бы этот запах из тысячи подобных запахов: запах крови и запах того человека, перчатку которого мне до этого дали понюхать, чтобы взять след. Такой же примерно запах крови я почуял у своей матери, когда её сбил грузовик. Я резко вспомнил её холодные глаза. Они мелькали передо мной. Моё сердце билось в ритме сумасшедших часов. Оно билось очень быстро и размеренно. Хозяин (кстати, его звали Николай Владимирович) завернул за угол и в нескольких метрах от себя увидел старый револьвер прошлого века, направленный на него.

Убийца, известный в криминальном мире под кличкой «Пальба» целился прямо в сердце. Человек, убивший до этого момента двенадцать граждан и даже ребёнка пяти лет, явно умел хорошо целиться. Я уже ничего не соображал. Я словно почувствовал резкую странную тошноту внутри себя. Комок подскочил к моему горлу, глаза затуманились. «Спасти, спасти» — вертелось в моей голове. Прыжок… Выстрел… резкая боль, пронзившая моё плечо… Темнота… и тишина…

Я полностью очнулся через неделю, и, как потом оказалось, мой подвиг не затерялся на полке какого-нибудь старого антикварного шкафа, и уже через две недели в газетах появились статьи о собаке, «поймавшей своим телом пулю». Странно. Только так я узнал, что тогда произошло.

С тех пор мой хозяин звал меня «Пульмильером» — собакой, поймавшей пулю. Однако с тех пор он меня не брал на задания и даже не обмолвился со мной ни одним словом по этому поводу, как это делают все одинокие люди, разговаривая со своими домашними животными о своих проблемах и даже не рассчитывая при этом на то, что питомцы их понимают. Николай вообще стал редко обращать на меня внимание, а когда его пытливый взгляд падал на меня, он отворачивался и о чём-то долго раздумывал, теребя в ладонях уже потёртый от его рук носовой платок. Это меня не на шутку раздражало. В такие моменты я плёлся к диванному столику и начинал обдирать его обивку своими когтями и зубами от скуки, поглощающей изнутри мою душу.

В сентябре он принёс домой водку, три лимона и какую-то рыбу, посмотрел на меня, ничего не сказав, и начал пить. С тех пор он прямо не просыхал. Он до этого никогда не пил, поэтому пьянел быстро.

Я не хотел видеть эту картину и с горящей душой отправлялся портить диван. Когда я возвращался на кухню спустя какое-то время, Николай уже спал, растянувшись на полу и уронив своим телом табуретку. От него шёл резкий и оттого невыносимый запах алкоголя… Печальная картина. С тех пор я редко видел его трезвым.

Прошло три недели. Тогда я считал, что это самый ужасный месяц моей жизни. Три недели полного одиночества. С утра плохо проваренная овсянка, потом ободранная спинка дивана, потом шкафчик, полный всяких ниток и старых сувениров, подушка, светло коричневая, постеленная в углу большой комнаты так, что были видны почти все вещи, находящиеся в этом помещении, два утомительных часа наблюдения за хозяином, миска лапши на ужин и крепкий сон. В это время (вместо сна) я иногда просто лежал на своей подушке и на протяжении трёх часов видел одну и ту же сцену: он сидит на диване, перелистывая газету, потом смотрит на меня и отворачивается, долго думает обо мне, потом встаёт, направляется через всю комнату к столику, выпивает рюмку водки, куда-то уходит, не сказав ни слова.

«Мне надоел этот сумасшедший дом! Он сводит меня с ума! Выпивает из меня весь разум! Он меня достал! Изо дня в день такая скука!..», — это и была моя жизнь.